ГЛАВА XXII

Окно идола

Подлодка не захотела прервать свою послекоитальную негу и отбуксировать плот к Минерве. Стоя на корме, Сирокко пыталась добиться ее внимания на языке, сочетавшем в себе звуки астматического и коклюшного кашля, — но тщетно. Свет громадной батисферы все слабел, пока она медленно тянулась в пучину. У дирижабля, который уже немного помог мореходам, оказались срочные дела на западе. Вообще-то пузыри никогда не прочь прокатить — но только если человеку нужно туда же, куда и пузырю.

Впрочем, это оказалось не столь важным. Через несколько часов с запада подул свежий ветерок. И вскоре они уже подплывали к основанию вертикального троса Центральной Реи.

Робин внимательно разглядывала трос, пока они к нему приближались. Да, Минерва действительно оказалась не островом, а, скорее, полкой. Целые зоны она образовывалась псевдоуточками, квазиблюдечками, приблизительными кораллами и другими гейскими эквивалентами бесчерешковых моллюсков и ракообразных. Проблема состояла в том, что уровень воды был низок — к тому же он, по сути, постепенно понижался, ибо за миллионы лет своего существования тросы растягивались, и Гея, соответственно, расширялась. Это оказывалось добавкой к сезонным понижениям, которые включали в себя семнадцатидневный короткий цикл и тридцатигодовой длинный. Плот прибыл совсем рядом к желобу длинного колебания, результатом которого было то, что от главного тела «острова» — то есть от троса — отделялась полка в 50 метрах над водой. Ширина полки в разных местах была различной. Кое-где она выдавалась вперед более, чем на сотню метров; а кое-где масса ракушек и песка успела обрушиться под напором волн или под собственной тяжестью — и там кабель просто шел вверх безо всякой полки. Впрочем, Робин подметила, что он всюду покрыт коркой. На два километра вверх его облепляли трупы организмов, живших здесь еще в эпоху плиоцена Земли.

Робин не на шутку задумалась, как же они собираются причалить «Констанцию», раз ближайшее место стоянки находится в пятидесяти метрах над головой. Ответ стал очевиден, когда плот направили к южной оконечности троса. Там одна из сотен жил оборвалась как раз на уровне ватерлинии. Верхний конец загибался в сторону от троса высоко над головой. А нижний конец строители рифа преобразовали в бухточку, которую окружала гладкая полоска земли всего в пяти метрах над уровнем моря.

Вскоре «Констанцию» пришвартовали, и Робин, вслед за Габи и Псалтерионом, прошла в зубчатое ущелье, наступая на раковины в метр шириной, где все еще таились живые твари. Затем они вышли на плоский конец оборванного троса 200 метров в диаметре.

Странное это было побережье, примыкающее к бесконечной вертикальной стене троса. Из песчаных наносов торчали похожие на скелеты деревья, а в середине располагался прозрачный, безмятежный бассейн. Все вокруг было завалено белыми как кости обломками принесенных сюда Полночным морем деревьев.

— Мы пробудем здесь несколько дней, — сказала Фанфара, проходя мимо Робин с солидным грузом палаточного брезента. — Ну как? Тебе получше?

— Спасибо, все в порядке. — Робин улыбнулась титаниде, хотя, по правде, ее все еще потряхивало от последнего приступа паралича. Фанфара славно о ней позаботилась. Не держи она Робин, та наверняка бы поранилась.

Затем Робин ухватила за руку проходившую мимо Габи и пошла с ней шаг в шаг.

— А зачем мы тут останавливаемся?

— Это, можно сказать, оазис Реи, — ответила Габи, широким жестом обводя окрестности. Но жест казался вымученным. — Ну а на самом деле у Рокки здесь небольшое дельце. Дня на два. Может, на три. Что, устала от нас?

— Нет. Просто любопытно. А что?

— Да ничего. Лучше бы ты поменьше любопытствовала. Ей нужно кое-что сделать, а что именно, я тебе сказать не могу. Хочешь верь, хочешь не верь, но это для твоего же блага. — И Габи поспешила обратно на плот.

Усевшись на бревно, Робин стала смотреть, как титаниды и Крис разбивают лагерь. Месяц назад она заставила бы себя встать и помочь. Долг чести велел бы ей это сделать, ибо сидеть здесь значило заявлять о собственной слабости. Черт возьми, но она же сейчас и правда слаба!

Робин следовало благодарить Фанфару за то, что она может сказать такое себе самой. Титанида пела для нее все то время, пока продолжался ее недавний приступ — и по-английски, и по-титанидски. Она не позволила Робин быть беспомощной, вынудила ее искать другие способы справляться с недугом, помимо чистой выдержки. Когда Робин стала приходить в себя, то почувствовала, что не возмущается словами титаниды. Она поняла, что Фанфара — целительница. Она была сразу и доктором, и психиатром, и советчиком — а быть может, и кем-то еще. Робин даже показалось, что Фанфара запросто стала бы заниматься с ней любовью в интимной, фронтальной форме, если бы это могло хоть чем-то помочь. Помощь Фанфары дала Робин столько душевного спокойствия, сколько она не чувствовала с тех пор, как… она не помнила, с каких пор. Робин вдруг показалось, что она вырвалась из матки своей матери, уже готовая сражаться со всем миром.

Наца сейчас тоже рвалась наружу. Открыв сумку, Робин пустила анаконду поползать по песку, потом порылась в кармане и достала кусок карамельки, завернутый в лист. Развернула и принялась сосать. Песок для Нацы оказался слишком холоден, так что она обвилась вокруг лодыжки Робин.

Сирокко неподвижно стояла у стены, не сводя глаз с высокой трещины. Робин поняла, что это — промежуток меж двумя жилами троса. Сходная трещина была между центральной жилой и той, что слева. Ниже уровня моря они расходились все дальше друг от друга и промежутки между ними составляли не больше десяти метров.

Робин увидела Габи возвращающуюся с плота с масляной лампадой в руках, которую вручила Сирокко. Они о чем-то оживленно беседовали, но ровный шум прибоя не позволял Робин уловить хотя бы слово. Сирокко говорила мало; в основном беседу, причем в возбужденных тонах, вела Габи. Вид у нее был явно недовольный. Сирокко же главным образом отрицательно мотала головой.

Наконец Габи сдалась. Какое-то время женщины просто стояли лицом друг к другу. Затем обнялись, и Габи пришлось привстать на цыпочки, чтобы поцеловать старую подругу. Но вот Сирокко последний раз прижала ее к себе — а потом вошла в щель между тросами.

Габи же прошла к краю круглой бухточки, стараясь оказаться как можно дальше от всех остальных. Там она села и закрыла лицо ладонями. Так она просидела по меньшей мере часа два.

Ожидание Сирокко в основном проходило в играх и отдыхе. Крису все было как с гуся вода, и титанидам тоже. Габи без конца нервничала. А Робин все это стало порядком надоедать.

Пройдя курс обучения у титанид, Робин взялась было вырезать по дереву, но ей явно не хватало терпения. Ей хотелось снова попросить Криса поучить ее плавать — но вот раздеваться перед ним было совсем нежелательно. Габи решила проблему, предложив, чтобы Робин облачилась в купальный костюм. Сама мысль носить купальный костюм оказалась для Робин столь же неожиданной, как, к примеру, носить войлочные тапочки под дождем. Но делу это, несомненно, помогло. Робин взяла три урока в центральном водоеме, который она ошибочно назвала приливным бассейном. (Понятно, никаких приливов на Гее не было и быть не могло.) В ответ она поучила Криса драться, чего он никогда толком делать не умел. Впрочем, уроки эти пришлось на время отложить, когда сама Робин кое-что для себя выяснила. Оказалось, яйца мужчины удивительно уязвимы, и их владельцу можно доставить страшную боль. Робин истощила весь свой запас извинений и вправду чувствовала себя ужасно виноватой — но откуда ей было знать?

Только два инцидента оживили в целом бесцветную пару суток. Первый случился вскоре после ухода Сирокко, когда Габи захотелось обойти окрестности. Она повела отряд по узкой тропке, что вела от места их стоянки к высокой полке, окольцовывавшей трос. Следующий час все семеро провели, осторожно ступая по неровной земле, которая медленно шла вверх до пятидесятиметрового обрыва в море. Экскурсионная группа прошла почти половину диаметра троса, пока не оказалась у того места, где полка резко обрывалась. Неподалеку оттуда виднелась щель, а в ней невысокая каменная пилястра с золотой статуей незнакомого землянам существа.

Робин чудище напомнило Царевну-Лягушку из детской сказки. Тварь определенно относилась к земноводным; хотя у нее было шесть лап, все они заканчивались широкими ластами. Горбатая и приземистая, она сидела на корточках и таращилась в море. Ничего на твари не росло, хотя вся она была затянута морскими водорослями. Единственное ее око зияло пустым провалом.

— Эта статуя здесь уже по меньшей мере десять тысяч лет, — пояснила Габи. — В глазной впадине раньше, разумеется, был глаз. Бриллиант примерно с мою голову. Я только раз его видела — он словно лучился. — Тут Габи пнула ногой песок — и, к великому своему изумлению, Робин увидела, как оттуда вылезает существо размером с крупного пса и, перебирая шестью перепончатыми лапами, шустро удирает прочь. Отвратительное существо было сплошь желтого цвета. Плоти на его костях невесть почему осталось совсем мало. Существо не слишком напоминало статую — и все же между ними ясно прослеживалось родовое сходство. Лишь раз обернувшись, уродина разинула пасть с несколькими тысячами длинных острых клыков, мерзко зашипела — и потрюхала дальше.

— Эти сволочи обычно бывали такими подлыми, что у росомахи при встрече с ними непременно случился бы сердечный приступ. А еще — раньше они были такие быстрые, что до того, как вы бы их заметили, ваши кишки уже валялись бы на земле. Их тут навалом, и все прячутся в песке — точно так же, как эта. К тому же раньше, стоило одной выскочить, они сбегались отовсюду. Однажды я видела, как одна получила семь винтовочных пуль и тем не менее успела прикончить стрелявшего.

— Что же с ними случилось? — спросил Крис.

Вместо ответа Габи подобрала крупную раковину и швырнула ее в идола. Из песка мигом высунулась дюжина голов с разинутыми пастями. Робин потянулась было за пистолетом, но это оказалось излишним. Твари недоуменно огляделись, затем снова убрались в свои укрытия.

— Сюда их поместили охранять око идола, — пояснила Габи. — Расы, которая его сработала, давным-давно нет на свете. Одна Гея что-то о нем знает. Можете, кстати, не сомневаться, что никакой это на самом деле не идол, ибо здесь никому, кроме Геи, не поклоняются. Полагаю, это скорее какой-то памятник. Как бы то ни было, прошла, наверное, уже тысяча лет с тех пор, как кто-то им интересовался или навещал.

Однако его одиночество закончилось пятьдесят лет назад. Именно тогда сюда стали забредать пилигримы, и Гея сотворила этих тварей как пародию на их оригинал. Она вложила в их головы одно-единственное стремление — любой ценой защищать око идола. Они прекрасно справлялись с заданием. Око выкрали только лет пятнадцать тому назад. Я лично знала пять человек, которые погибли на том самом месте, где мы сейчас стоим. Сколько же всего их погибло — наверное, одной Гее ведомо.

Но после того как око исчезло, стражам уже нечего было делать. Гея не программировала их смерть, так что они мало едят и медленно стареют. Но в итоге сейчас они занимаются только одним — ждут смерти.

— Так все это было ради вызова? — спросила Робин. — Раньше тварей здесь не было? Только после того, как она принялась подталкивать людей к тому, чтобы… пойти и доказать… — Она не смогла закончить свою мысль. Гнев вспыхнул в ней с прежней силой.

— Вот именно. Впрочем, она вам, наверное, не сказала, что во всей Гее таких мест почти что и не осталось. Уверена, она доверху нагрузила вас россказнями про тысячу и одного дракона и про самоцветы размером с помет дирижаблей. Правда, однако, состоит в том, что по этому проклятому колесу битых пятьдесят лет шлялись несчастные пилигримы — и каждый высматривал, как бы ему выкинуть какую-нибудь дурость. Множество этих самых пилигримов погибло, пытаясь это сделать. Но вот ведь какая штука! Самая суть рода человеческого состоит в том, что если сюда будут таскаться людишки, то они, в конце концов, сотворят даже невозможное. Хуже всего пришлось драконам. Их уже почти не осталось. Зато людей — по-прежнему до хрена и больше. Гея, конечно, может соорудить еще драконника, когда ей вздумается, но она тоже уже не та. Богиня стареет, и ей все труднее выдерживать такой напор. Все к чертям собачьим ломается и долго не чинится — если вообще чинится. Сомневаюсь, что на всем колесе осталась хоть дюжина драконов или хоть пара дюжин таких вот памятников, только неоскверненных.

— Просто плохо ищут, — возразила Валья и не могла понять, почему Робин так громко расхохоталась.

Весь обратный путь Крису было явно не по себе. И Робин чувствовала, что парень воображает себе какие-то баснословные подвиги — пусть даже сам того не сознавая. Что ж, в конце концов он мужчина. Его давно уличили в алчных играх со всевозможными игрушечными солдатиками. Самой же Робин было безразлично, есть еще эти драконы или их всех уже перебили.

Второй инцидент, впрочем, оказался куда поинтересней первого. Случился он как раз после второй их «ночи». Габи, которая в первую «ночь» не сомкнула глаз, на сей раз спала, а пробудившись, вышла из палатки и сразу наткнулась на громадные следы по песку. Она тут же заверещала титанидам, которые галопом примчались с плота. К тому времени как они примчались, Крис и Робин тоже проснулись.

— Где вас черти носили? — желала знать Габи, тыча пальцем в отпечаток ступни в метр длиной.

— Мы работали на «Констанции», — ответил Менестрель. — Фанфара заметила, что волны повредили один конец, и мы…

— А как насчет вот этого? Ведь вы должны были…

— Минутку-минутку, — горячо возразил Менестрель. — Ты же сама сказала, что здесь не о чем беспокоиться. Ни с земли, ни с…

— Ладно-ладно, извини. Давай не спорить. — Робин не удивилась, что Габи так быстро пошла на попятный. Титаниды так редко гневались, что, когда выпадал случай, это быстро отрезвляло. — Надо бы получше их рассмотреть.

К этому они и приступили, изучая один след в деталях, а затем прослеживая весь ряд, чтобы выяснить, откуда загадочное существо появилось и куда ушло. Результаты оказались пугающими. Следы появлялись у одного края бухточки, описывали петлю вокруг палатки Габи — и снова исчезали у водной кромки.

— Как ты думаешь, кто бы это мог быть? — спросила Валья у Габи, которая, опустившись на одно колено, рассматривала след при свете лампады.

— Хотела бы я, черт меня побери, это знать. Похоже на птичью лапку. Птицы такого размера есть в Фебе, но они не умеют ни плавать, ни летать. Так какого дьявола им тут делать? Может, Гея что-нибудь новенькое сварганила? Будь я проклята, если эта тварь не смахивает на гигантского цыпленка.

— Не хотелось бы мне с ним повстречаться, — заметила Робин.

— Мне тоже. — По-прежнему хмурясь, Габи выпрямилась. — Вот этот след пусть никто не трогает. Рокки посмотрит его, когда вернется. Может, она знает, что это за чудище.

Сирокко вернулась через восемь часов. Выглядела она усталой и голодной, но в то же время держалась более уверенно, чем перед тем, как ушла. Робин отметила, что Фея более непринужденно улыбается. Что бы там ни случилось, все явно прошло лучше, чем она ожидала.

Робин хотелось что-нибудь сказать, но в голову лезли только вопросы типа «Как там прошло?» или «Что ты там делала?» А насчет таких вопросов ее уже предупреждала Габи. И она решила воздержаться.

— Знаешь, Габи, похоже, ты была права, — сказала Сирокко, когда они направились к лагерю. — Я чертовски уверена, что не захотела бы…

— Потом, Рокки. У нас тут одна штуковина появилась. Неплохо бы тебе на нее взглянуть.

И Сирокко подвели к месту чудовищного следа. Он был уже не так четок, как раньше, но вполне различим.

Освещая след лампадой, Сирокко присела на корточки — и, одна за другой, лоб ее прорезали глубокие морщины. Казалось, ее возмущает сама мысль о подобной твари.

— Тут вы меня врасплох застали, — наконец призналась она. — Ничего подобного мне никогда не попадалось. А уж я-то по этому чертову колесу на славу покрутилась. — Она пропела что-то по-титанидски. Робин взглянула на Фанфару. Та помрачнела.

— В вольном переводе, — сказала она, — «Гее, как и всякому божеству, нравятся шуточки». Это поговорка. И все ее, конечно же, знают.

— Значит, гигантский цыпленок? — недоверчиво спросила Сирокко.

Робин было уже не сдержаться.

— Извините, мне что-то нехорошо, — выдавила она и поспешила в темноту. Добравшись до водной кромки, она взобралась в расщелину, подобную той, что начиналась там, где был причален плот. Только там, вне поля зрения остальных, маленькая ведьма начала ржать. Стараясь производить поменьше шума, она бешено хохотала — пока в боку не заболело, а по щекам не потекли слезы. Робин была уверена, что сильнее смеяться она уже не сможет. Тут она услышала вопль Габи.

— Эй, Рокки, сюда! Мы нашли перо! Робин еще пуще заржала.

Когда она, в конце концов, взяла себя в руки, то, пошарив в трещине меж округлыми побегами кораллов, вытащила оттуда хитрые штуковины, сделанные из палок, плавников и раковин. У обеих штуковин имелись веревки, чтобы привязывать их к ногам.

— Габи и Сирокко, — усмехнулась Робин. — Великие знатоки дикой природы Геи. — Поцеловав одну из штуковин, она забросила ее подальше в воду.

— Лучше бы тебе поспешить. Габи скоро явится посмотреть, как ты тут. — Робин подняла глаза и увидела Фанфару. Помахав титаниде оставшейся ходулей, она отправила ее вслед за первой.

— Спасибо за помощь.

— Пожалуйста, — отозвалась Фанфара. — По-моему, Валья заподозрила неладное, но она ничего не скажет. — Титанида от души ухмыльнулась. — Кажется, это путешествие начинает мне нравиться. Только с солью больше не шути, ладно?

ГЛАВА XXIII

Буря и затишье

Ветер с запада погнал качающуюся на волнах «Констанцию» прочь от острова Минерва. Для Габи это стало хорошей новостью. Подняв глаза, она увидела, что нижний клапан уже закрыт. По собственному горькому опыту она знала, что в спице теперь наступила очередная зима. Деревья и все прочее покроется толстым слоем льда. Когда же начнется оттепель, вся растаявшая вода и солидный тоннаж сломанных веток соберутся на клапане. И когда клапан откроется, от Реи лучше будет убраться подальше. За пятьдесят оборотов Нокс поднимется на два метра — а то и выше.

Никто не стал спрашивать, куда ходила Сирокко. Габи сильно подозревала, что все, включая и титанид, были бы весьма удивлены ответом.

А ходила Сирокко на аудиенцию с Реей, подчиненным мозгом, что управлял территорией, простиравшейся от острова Минерва на сто километров во всех направлениях. Рея не была подвластна никому, кроме самой Геи. А еще — полубогиня была совершенно безумна.

Единственный путь к региональным мозгам вел через центральные вертикальные тросы. Все двенадцать располагались именно там — в конце пятикилометровых спиральных лестниц. Этого не знали даже титаниды. Их познания о двенадцати полубогах было ограниченным, Гея, когда создавала титанид — с уже готовой культурой и расовым знанием, — не видела причины, чего ради засорять им мозги насчет регионалов. Полубоги эти были всего-навсего придатками Геи, квазиразумными обслуживающими механизмами, которые поддерживали нормальное функционирование их собственных ограниченных владений. Для титанид думать о них даже как о подчиненных божествах значило не воздавать должное Гее. В результате титаниды знали об этих больших сгустках нейтральной материи не больше любого невежественного туриста. Гиперион был для них местностью, но не персоной.

На самом же деле все обстояло совсем по-иному, и так было задолго до рождения титанид. Во времена юности Геи, быть может, региональные мозги были всецело ей подчинены. По крайней мере она так заявляла. Но сегодня каждый из них все больше и больше проявлял самостоятельность. Теперь, побуждая выполнить свою волю, Гее приходилось умасливать их или устрашать.

Применительно к такому регионалу, как Гиперион, все дело ограничивалось простым запросом. Гиперион был ближайшим союзником Геи на всем кольце. И все же сам факт, что ей приходилось запрашивать, показывал, насколько далеко все зашло. У Геи почти не осталось возможности прямого управления делами на ободе.

Габи виделась с некоторыми из регионалов; к примеру, десятки раз спускалась она на встречи с Гиперионом. И всегда он представлялся ей тупым автоматом. Габи вообще казалось, что злодеи куда интересней положительных персонажей. А Гиперион умудрялся дважды в одном предложении употребить слово «Гея». Габи и Сирокко виделись с ним перед самым Карнавалом. Центральный трос Гипериона всегда вызывал у Габи странное чувство. В первые свои недели на Гее она с другими членами экипажа «Укротителя» там побывала. Сами того не зная, они прошли в какой-то сотне метров от входа. Найди они его тогда — и не понадобилось бы совершать то жуткое путешествие.

С Реей все было по-другому. Габи ни разу не навещала ни одного из врагов Геи. Сирокко же навещала их всех — кроме Океана. Ей позволялось это делать, ибо она была Феей и находилась под прямой защитой Геи. Габи же такая защита не светила. Убийство Сирокко вызвало бы бешеный гнев Геи, который немедленно обрушился бы на территорию убийцы. А убийство Габи, возможно, вызвало бы лишь ее недовольство.

Неточно, впрочем, было бы называть Рею врагом Геи. Пусть она и содействовала Океану в Океаническом бунте, Рея была слишком непредсказуема, чтобы на нее могла положиться какая-то из сторон. До этого Сирокко спускалась к ней лишь раз — и едва спасла свою жизнь. Да, Габи понимала — начинать с визита к Рее было крайне рискованно. Но не проглядывало, однако, выгоды и в том, чтобы ее пропускать, а потом возвращаться. Ибо их, Габи и Сирокко, целью было нанести визиты одиннадцати региональным мозгам. А безрассудную их надежду составляло то, что Гея об этом еще не знает.

Риск представлялся чудовищным, но Габи все же казалось, что это можно провернуть, не возбуждая подозрений. Она не ожидала полной секретности — это было бы глупо. Хотя глаза и уши Геи представляли из себя вовсе не то, чем их воображали некоторые, у богини было достаточно контактов на ободе, чтобы она, в конце концов, узнавала почти обо всем, там происходящем.

Так что они просто надеялись взять наглостью. Часть предприятия обещала стать очень простой. К примеру, дурным тоном было бы для Феи пройти через Крий, не снисходя до визита. Если же Гея захотела бы узнать, зачем Фея навещала врага вроде Япета, Сирокко могла бы отговориться, что она, мол, просто наводит порядок в делах на ободе. Ведь это составляло часть ее работы. А на вопрос, почему она не рассказала Гее об этих переговорах, Фея могла бы вполне искренне возмутиться — ведь Гея никогда не требовала докладывать ей о всякой ерунде.

Однако визит к Рее объяснить было бы затруднительно. Несчастная, помешанная, вконец запутавшаяся, Рея могла стать самым опасным регионалом в Гее при встрече лицом к лицу. Путешествовать по ее землям можно было без всякой опаски. Она так углубилась в самокопание, что редко замечала тех, кто над ней проходил. По этой же причине, между прочим, земли Реи мало-помалу приходили в запустение. Впрочем, невозможно было предсказать поведение Реи, если кто-то осмелится с ней заговорить. Габи пыталась убедить Сирокко вообще пропустить Рею, и причиной тому была не только опасность. Сложно было бы объяснить, зачем Фея рискнула к ней спуститься.

А тут еще это загадочное существо, что их навестило. Оно доставило Габи немало неприятных переживаний. Сперва она подумала, что это могло быть одно из орудий Геи — вроде той пакостной старушенции, которая встречала пилигримов в ступице. Теперь же Габи засомневалась. Скорее, это была просто шуточка Геи. В последнее время богиня все чаще и чаще выдумывала всяких монстров, чтобы спустить их с цепи на ободе. Вроде бомбадулей. Бомбадули пока что были самой пакостной ее шуткой.