- Ну, чего таращишься, чучело? Сгребай. Да бери ты свою долю. Пришёл и на нашу улицу праздник - клиенточку я распотрошил на стольник. Сорок тебе, сорок мне, двадцать Петру Алексеевичу.
      Корнеич, всё ещё не веря, пугливо взял бумажки и сунул их в карман ватных штанов.
      - Хотя стоило б тебя тринадцатой лишить, - сурово покачал головой Серёжка, - раз шуток не понимаешь.
      Корнеич угодливо хихикнул.
      - Ладно, старик, бери лопату - и за работу. К вечеру могила должна быть готова.
      Я своё дело сделал, делай же и ты своё.
      Корнеич с готовностью схватил лопату и глянул на Серёжку глазами собачьей благодарности.
      - Серёженька... Сергей, то есть, Васильевич...
      - Иди, Корнеич, иди работай.
      - Тьфу, - сказал он, когда дверь за Корнеичем вежливо прикрылась.
      У директора кладбища Петра Алексеевича Тимошенко не было ни дяди с парализованными ногами, ни седой бороды, ни густых бровей, но чёрная машина "Волга" несомненно была. Были и очередные посетители - молоденький лейтенант милиции и молодая же заплаканная женщина - судя по внешности, скорее сестра, чем жена лейтенанта.
      - Ну чем же я могу вам помочь, дорогие мои! - всплёскивал руками Пётр Алексеевич. - Нет места на кладбище, нет! Сам недавно любимую тётю в Энгельсе похоронил. И даже там очередь на год вперёд. Это что-то ужасное, как возросла смертность.
      - Но поймите, - робко сказал лейтенант, - это же был наш папа...
      - Всё понимаю, всё понимаю и сочувствую, но поделать, увы, ничего не могу.
      Женщина заплакала. Лейтенант погладил её по голове и сделал шаг вперёд.
      - Мы могли бы договориться, - сказал он, покраснев.
      - Что вы имеете в виду? - Тимошенко поднял на него недоумевающие глаза.
      - Ну-у... - Лейтенант явно не знал, как начать. - У нас, в общем, есть с собой... ну, определённая сумма...
      Тимошенко грозно поднялся из-за стола.
      - Лейтенант, - укоризненно сказал он, - вы ведь ещё так молоды.
      - А что? - неожиданно резко вскинулся лейтенант. - Что делать-то?
      - Не начинать свой жизненный путь с преступления. Я уж не говорю о чести мундира. Вот если б вы остановили меня за превышение скорости, а я начал предлагать вам взятку, как бы вы поступили?
      - Повесил бы, - неожиданно зло ответил лейтенант. - На первом же столбе.
      - Что-о? - у Тимошенко округлились глаза.
      - Пойдём, Ваня... - Заплаканная женщина потянула лейтенанта за рукав.
      - Без всякой жалости, - вырываясь, добавил лейтенант. - Высоко и коротко.
      - Вон!!! - завопил Тимошенко. - Вон из моего кабинета!
      Лейтенант только рукой махнул, и они с сестрой направились к дверям. Те вдруг сами раскрылись перед ними.
      - Можно к вам, Пётр Алексеевич? - спросил Серёжка. - Здравствуйте, кивнул он посетителям.
      - До свидания, - свирепо буркнул лейтенант, хлопая дверью.
      Серёжка повернул к директору удивлённое лицо.
      - Проходи, Серёжа, проходи, - ласково сказал Тимошенко. - Вот видишь, чего только не приходится... Лейтенант милиции взятки предлагает... Я ещё с ума не сошёл - от представителя властей взятки брать. Вот будь он генерал или, хотя бы, полковник... - Тимошенко расхохотался. - А с этими лейтенантами-капитанами...
      Бережёного Бог бережёт. Кстати, о полковниках - была ж у тебя сегодня эта...
      полковничья вдова?
      - Была, Пётр Алексеевич, - улыбнулся Серёжка. - Просила вам кое-что передать.
      Вот. - Продолжая улыбаться, он протянул Тимошенко Петру Алексеевичу две красненькие бумажки.
      Тот ответил на улыбку и спрятал червонцы в нагрудный карман.
      - Молодец, Серёжа, хорошо работаешь.
      - Пришлось постараться.
      - Вот и старайся. Господь любит старательных. Ну, и я тоже. Работа у нас хоть и грязная, с землёй дело имеем, но - рука руку моет.
      - Кстати, Пётр Алексеевич, у меня к вам просьба.
      - Чем смогу - помогу.
      - Можно мне сегодня с работы пораньше... в смысле, прямо сейчас уйти?
      - Другому б отказал, а тебе говорю - иди.
      - Спасибо, Пётр Алексеевич. Понимаете, там с другом...
      Тимошенко приподнялся, опершись о стол руками.
      - А вот тут ты, Серёжа, не прав. Я ведь, заметь, не спрашивал, зачем, я просто сказал: иди. Никогда ничего не объясняй, пока тебя не спрашивают. Вот спросят - отвечай, и по возможности правду. По возможности. А начнёшь объяснять без нужды - сразу в неправде заподозрят. Иди, в общем.
      От кладбища Серёжка поймал такси и поехал в центр - к Кольке.
      Колькин коммерческий ларёк располагался на главной саратовской артерии - Кировском проспекте, он же Немецкая улица, он же просто Проспект. Ларёк стоял в длинном ряду ему подобных, словно проклонированных с одного прототипа.
      Неторопливая толпа перетекала от ларька к ларьку, подолгу задерживаясь, но редко покупая, мечтая, видимо, о наморднике для кусачих цен.
      В Колькином ларьке сидело двое. Оно выпивало и закусывало. Выпивало шведскую водку "Абсолют" и закусывало голландскою тушёнкой из банки. Этими двумя были:
      сам Колька и его напарник Паша Нагрудный - двухметровый амбал приблизительно тех же габаритов вширь, с лицом с интеллектом карманного удава.
      - Бонжур, - приветствовал обоих Серёжка. - Николай Васильевич, Павел Иванович - как трогательно наблюдать встречу автора со своим персонажем!
      - О, Серёга, привет! - обрадовался Колька, а словоохотливый Паша молча протянул руку.
      - Ну, мальчики, как дела? Почём нынче мёртвые души?
      - Да пошёл ты, - пробасил в ответ Паша.
      - Сказал он, - подхватил Серёжка, - сняв воображаемую шляпу с воображаемой головы. Нальёте гостю?
      - Из стакана будешь? - спросил Колька.
      Серёжка посмотрел на Кольку, прикрыл из жалости глаза и кивнул головой.
      - Буду.
      - Держи.
      Серёжка выпил, втянул ноздрёй воздух, а от закуски отказался, заявив, что голландская тушёнка по сравнению с русской - дерьмо, а "Абсолют" вообще не нуждается в закуске. Паша угрюмо погрузился ложкой в банку с голландским дерьмом, набил рот и так же угрюмо зачавкал.
      - Да, мужики, весело тут у вас, - заметил Серёжка, подставляя стакан по-новой. - Ревизора ждёте, Николай Васильевич?
      - Братву, - ответил за Кольку Паша.
      - А, жур дё пэ, - понимающе кивнул Серёжка.
      - Чио-о? - громыхнул Паша.
      - День расплаты, говорю. Скачет к вам всадник бледный на бледном коне. А ты, Павлик, если хочешь, чтоб тебя лучше слышали, уменьшь громкость своего телевизора.
      - Чио-о? Какого телевизора? - прохрипел Паша шёпотом.
      - Ну, я вижу, ты меня уже понял.
      Паша скучно отмахнулся от него и вновь занялся тушёнкой.
      - Ну, и сколько с вас сегодня скассируют? - равнодушно поинтересовался Серёжка.
      - Как обычно - три куска, - вздохнул Колька.
      Серёжка присвистнул.
      - Три куска... Тридцать вырытых могил... Считай, два моих месячных левака.
      Драться будете? Или, всё же, отдадите?
      - Ты чё, Серёга, драться? Чё мы - самоубийцы?
      - Там - звери, - мрачно сказал Паша.
      - Да тебя, Павлик, любая мафия должна испугаться.
      - Не, - покачал головою Паша, - они меня не боятся.
      - Да ладно, Серёга, деньги, понимаешь, всё равно не наши, а босса, объяснил Колька. - А для него три тыщи - тьфу. У него с этими... ну, ты понял, джентльменское соглашение - раз в месяц приехали, получили - всё как в банке, только без этой волокиты. Проехали, короче. Ты-то сам чего сегодня с работы пораньше?
      - Выпить с тобой хотел. Так что давай, Николаша, оставляй сегодня лавочку на Пашины могучие плечи, прихвати бутылочку "Абсолюта" и дуем ко мне.
      - Ничё се, - возмутился Паша. - А мне одному оставаться, когда эти приедут? Не, несогласный.
      - Павлик, с нас бутылка.
      - Да на хрена мне ваша бутылка - своих полный ларёк. Не, несогласный.
      - Павлик, Павлик, - укоризненно покачал головой Серёжка. - Такой большой, а такой трусливый.
      - Ага - трусливый, - пробурчал Паша. - Они знаешь какие. Звери.
      Тут в окошке появилась маленькая голова на тонкой шее. Юношеское личико с мелкими чертами уродовали гигантские очки с непомерно толстыми линзами.
      - Мы из джаза, - сказала голова.
      - В джазе только девушки, - весело огрызнулся Серёжка. - Музыкальный киоск рядом, молодой человек.
      Колька неожиданно дёрнул Серёжку за рукав и прошипел: "Молчи".
      - Здравствуй, Юрочка, - обратился он к молодому человеку. - Зайдёшь, или через окошко?
      - Через окошко, - ответил Юрочка. - Времени мало - нам ещё столько ларьков обработать нужно. У нас ведь всё по-джентльменски, так? Тем более, что накалывать - не в ваших интересах, ха-ха.
      Колька кивнул и протянул ему непрозрачный полиэтиленовый пакет с надписью "Мальборо" и баночку пива "Туборг".
      - Спасибо за покупку, - сказал он. - Заходите ещё.
      - Обязательно зайдём, - заверил Юрочка. - Не сомневайтесь. За пиво спасибо.
      Пока.
      - Вы что, ребята, рехнулись? - ошарашенно спросил Серёжка после Юрочкиного ухода. - Вот это и есть ваш наводящий ужас рэкет? Да я б его за башку в ларёк затащил и у самого все наличные деньги отобрал.
      - Ага, - сказал Паша, - а через минуту из тебя б самого ларёк сделали. Ты видал, кто там за ним на улице стоял?
      - Юрочка - инкассатор, - пояснил Колька. - Пока он получает деньги, рядом бродят пять-шесть мальчиков размером с Пашу. Бригада поддержки, понял?
      - Да, крутенько, - согласился Серёжка. - Ну, всё, страшная мафия ушла, Паша ничего не боится, и мы с Колей тоже уходим. Да, Павлик?
      - Да идите вы, - огрызнулся слегка всё же обиженный Паша, открывая новую банку с тушёнкой.
      Колька взял две литровые бутылки "Абсолюта" и они с Серёжкой вышли из ларька.
      - А чего это мы так? - спросил Колька уже на улице. - Пить могли бы и в ларьке.
      - В ларьке было бы неплохо, - кивнул Серёжка. - На своей территории ты явно лучше соображаешь. Но попав в объятия этого холодного злого мира, ты тупеешь, как все великие люди. От Советского, Николаша, Информбюро: Сегодня. У меня на квартире. Руслан. Прочтёт нам вслух. Послание. От Высшего Разума. Игорю Матушинскому. Запамятовали, Николай Васильевич?
      - Да с этим рэкетом никакой памяти не хватит, - оправдался Колька.
      - Я понимаю, что страшный Юрочка напугал тебя. - Серёжка обнял Кольку за плечи.
      - Но водка быстро приведёт тебя в чувство. Только чур - Руслана не спаивать. Он нам сегодня трезвый нужен. Прибавим шагу - выпить хочется.
      - И пожрать, - добавил Колька.
      * * *
      - Вы, конечно, ценный работник, Руслан Васильевич, но, согласитесь, это наглость, - распекал Русланчика его непопсредственный начальник Виктор Павлович Рукин. На столе перед ним стоял монитор, на котором самообличительно высвечивалось то, чем Руслан занимался всю вторую половину дня - текст послания к Игорю Матушинскому. С тех пор, как все компьютеры на фирме соединили в одну сеть, шеф имел возможность проконтролировать, чем занимается каждый компьютер в отдельности. Конец пришёл всем компьютерным играм в рабочее время, частным забавам на компьютере тоже пришёл конец.
      - Но, Виктор Павлович... - начал было Русланчик.
      - Не хочу ничего слушать! - взорвался шеф. - Вы полагаете, компьютерная фирма - это частная лавочка, где каждый может вытворять, что вздумается? Так вот, молодой человек Руслан Васильевич, здесь вы ошибаетесь, у нас заказ, у нас сроки, мы должны уложиться, иначе не видать нам денег, как своих ушей. Вы знаете, что такое деньги? Это вам кушать, мне кушать, семье моей кушать.
      Извините за еврейскую интонацию. А вы, опять же извините, занимаете компьютер хер знает чем. За мат - снова извините. Ну что это такое, что вы делаете? Нам поручили сделать красиво и быстро - понимаете, быстро! То, что вы сделаете красиво, я не сомневаюсь. Иначе б вас тут не было. Но от вас требуется и быстро!
      А вы, простите меня, занимаетесь какой-то х-х... ерундой... простите меня.
      - Виктор Павлович, - нервно сказал Руслан, - я давал вам повод быть мною недовольным?
      - Никогда, - вздохнул Виктор Павлович, - иначе б я вас давно уволил. И знаете почему? Вы не очень уважительны. Для вас что шеф, что не шеф. Работу свою вы выполняете прекрасно, но, по-моему, вам наплевать и на неё, простите за еврейскую интонацию. Вы думаете, я дурак? Вы думаете, я не вижу, что у вас есть что-то большее? Но что большее, когда мы получили заказ? Ведь это, извините - мои деньги, деньги моей семьи, ваши деньги, деньги вашего чего-то большего...
      - Виктор Павлович, - попытался оборвать его Руслан.
      - Я вас не спрашиваю про ваше большее, пусть оно остаётся при вас, но меня волнует этот заказ...
      - Заказ готов. - Русланчик чуть повысил голос.
      - И поэтому ваше... Что?!
      - Заказ готов, - повторил Русланчик. - И вы можете его обозреть прямо сейчас.
      - Хм, - пробурчал Виктор Павлович, - почему-то в ваших устах "обозреть" звучит почти, как "оборзеть". Покажите.
      Русланчик потянулся к клавиатуре на столе, набрал код и вызвал на экран свою программу.
      - Дальше, - сказал шеф, пожирая глазами экран, - дальше, дальше, дальше...
      Руслан Васильевич, вы - гений!
      - А можно гению одну поблажку?
      - Хоть две!
      - Можно мне с работы сейчас уйти?
      - Возмутительно, - сказал Виктор Павлович. - Нет, конечно, я вас отпускаю, но это возмутительно. Это превосходит все границы. Трудовой дисциплины у нас никакой. По-вашему, перестройка - это повод не работать? По-моему, да. Назовите меня ретроградом. Да, я ретроград. Я привык к некоторым определённым вещам - например, чтоб сотрудники приходили на работу в определённое время и уходили ровно через восемь часов, а в продолжении этих восьми часов работали. А не занимались на компьютере чёрт знает чем. Нет, вы-таки работаете. И, конечно, я вас отпускаю. Но мнения своего не выразить не могу.
      - Спасибо, Виктор Павлович, - открыл было рот Руслан.
      - Не перебивайте меня. Да, раньше были плохие времена, но люди работали. В людях была совесть. При покойном Юрии Владимировиче...
      - Вы о Никулине? - снова встрял Руслан. - Он ещё не покойный.
      - Я об Андропове. При нём людей, шатающихся в рабочее время по улицам, хватали и забирали в милицию. Дисциплина поддерживалась в соответствии с трудовым законодательством.
      - А при покойном Иосифе Виссарионовиче опоздавших на работу сажали, напомнил Руслан.
      Шеф помрачнел.
      - Я вас, кажется, отпустил? Почему вы ещё здесь?
      - Меня уже здесь нет, - быстро подхватил Руслан. - Я уже в пути.
      - Вы думаете, я защитник старых времён? - остановил его Виктор Павлович. - Не времён я защитник. А добросовестности. Вы когда-нибудь вдумывались в это слово - добросовестность? Добрая совесть. Это когда ты живёшь так, что совести тебя не за что грызть и мучить. Сейчас же не то, что о доброй - вообще ни о какой совести нет и речи. Сотрудники то и дело норовят ускользнуть с работы...
      - Виктор Павлович...
      - Идите, идите, идите.
      Подуставший Руслан развернулся к шефу спиной и зашагал к выходу со словами:
      "иду, иду, иду". Дискетку с посланием и само распечатаное послание он сунул в карман пиджака. От фирмы до Серёжкиного дома было две остановки на трамвае, но Руслан предпочёл прошагать этот путь пешком. Он шёл, вдыхая свежий морозный воздух, и выдыхая лекции шефа, и когда дошёл до Серёжки, Виктор Павлович в его мозгу благополучно забылся.
      На звонок открыла ему неожиданно Серёжкина мама. Серая женщина в цветастом халате, с безмысленным выражением глаз - мимо таких проходишь на улице, даже не замечая их существования. А они существуют, они замечают всё. Они даже знают, как тебя зовут.
      - А, Русланчик, проходи, проходи.
      Они ходят по городу с неизменными авоськами, а, приходя домой, закуривают "беломорину", запахиваясь в старые цветастые халатики и уткнувшись серым лицом в серый экран телевизора, так проводят вечера, так проводят жизнь.
      - Ребята уже ждут тебя.
      Руслан снял пальто, переобулся в тапочки и прошёл в Серёжкину комнату.
      В Серёжкиной комнате сидели Колька и Серёжка, пили водку "Абсолют" и закусывали огурцами из банки, засоленными Серёжкиной мамкой.
      - А-аа, Руслан Васильевич, - нетрезво оскалбился Серёжка, - садитесь, садитесь.
      - Пить не буду, - сразу предупредил Руслан.
      - Да что пить. - Серёжка шутейно отмахнулся рукой. - Вы прочтите нам послание Вселенского Разума.
      Руслан сел на стул, достал из кармана сложеный листок, развернул его и прочёл вслух.
      - Ха-ра-шо, - по слогам произнёс Серёжка. - Ха-ра-шо. А теперь, Руслан Васильевич, выпейте с нами "Абсолюта".
      - Я ж сказал, что не буду пить.
      - А вы попробуйте. "Абсолют" - королева водок. Вы не почувствуете ни вкуса, ни запаха, ни крепости, ни похмелья.
      - Я не хочу пить, - повторил Руслан.
      - И зря, зря, зря! - Серёжка, кажется, уже был пьяным. - Ну, за успех-то нашего мероприятия выпить надо?
      - Не хочется мне пить и за успех вашего мероприятия.
      - Нашего.
      - Нашего, да, отныне уже нашего,Серёжка... И, Господи, как же это... наливай.
      - Во, другой разговор, - обрадовался Колька, - а то всё ломался, как целка.
      - Заткнись, Коля... Извини, Коля... Тебе этого не понять.
      - А чего это вы все меня за дурака держите?! - взвинтился вдруг Колька.
      - Никто тебя за дурака не держит, - пьяно ответил Серёжка. - Твой дурак болтается свободно между ног.
      Колька налил себе, выпил и заплакал.
      - Колян, ты чего?! - испугался Серёжка.
      - Да пошли вы все...
      - И я пошёл?
      - А ты в первую очередь. Ты меня в мышь превратил. Так хоть сыром корми.
      - Ничего себе, - присвистнул Серёжка. - Мальчик умнеет на глазах... То есть...
      Колька, в общем, прости.
      Колька всхлипнул в последний раз, неуклюже облапил Серёжку за плечи, прижал к себе.
      - Н-да, ребята. - Руслан встал. - У вас тут прямо какой-то филиал Малого Драмматического Театра. Я, пожалуй, пойду.
      - Ты, пожалуй, останешься, - бросил Серёжка. - И насчёт театра помолчал бы. Я уж не говорю, что у вас там, поди, с Матушинским за театр.
      - Ты это о чём? - вскинулся Руслан.
      - Русик, останься, - попросил Колька.
      Руслан пристально посмотрел на Кольку и сказал:
      - Останусь.
      - И выпьешь, - добавил Серёжка. - Теперь-то что, теперь можно. Я так сперва думал, мы твоё послание обсуждать будем, а теперь вижу - его обсуждать не надо.
      Оно и так хорошо. Молодец, Русланчик, талант. Видимо, общение с Игорьком придало тебе литературные навыки.
      - Серёжка, - сказал Руслан, - если ты когда-нибудь захочешь сделать мне одолжение - сходи на хер.
      Колька хихикнул.
      Серёжка подлил всем водки.
      Серёжкина мама вышла на кухню, достала из холодильника новую банку огурцов, поставила на стол и снова удалилась.
      Руслан засиделся до десяти. Домой он ехал пьяненький, только чудом не перепутав места пересадок и сев в нужный автобус, в котором икал.
      Я не находил себе места. Я думал, Русланчик попал под троллейбус, автобус, что угодно, пытался читать, чтобы не думать об этом, взял "Мастера и Маргариту", и что же? - "хрусть - и пополам"! Книга полетела в угол. Ну что ж такое, в самом деле?! Никогда он так поздно с работы не возвращался. Если с ним что-то случилось, что же я буду делать?.. Как я буду жить дальше?.. Без него?
      Чтоб не мучить себя этими вопросами, я пошёл на кухню, откупорил бутылку водки и в одиночку надрался. Как всегда, когда на душе тяжело, водка вогнала меня ещё в сильнейшую депрессию. Кажется, это Честертон писал, что пить надо с радости, а не с горя. Вы правы, Гильберт Кийт, ваше здоровье! И правильно вы ругали Хайяма - шляется, сука, чёрт знает где, а я тут чуть не плачу...
      В тот момент, когда я уже действительно был готов расплакться, в дверном замке послышалось шевеление ключа. Русланчик вошёл, нетрезво загребая ногами. Я сурово встретил его, сидя в кресле, сконцентрировав всю свою злость.
      - Ну-с, господин хороший, где вы изволили шляться?
      - Ты чего, Ига? Что-то мне тон твой не нравится.
      - Ах ему тон не нравится! А сидеть в этом кресле и ждать тебя четыре часа...
      Думать, Бог его знает что... Тебе б понравилось?
      - Да что тут особо думать? - искренне и пьяно удивился Руслан. - Ну, зашёл к пацанам, проведать... Ну, напоили меня водкой... А ты меня тут, как нервная супруга...
      - Я думал, что я для тебя что-то большее, - тихо сказал я.
      - Игорёк! - покачиваясь, закричал Руслан. - Ты для меня в тыщу раз большее, чем что угодно.
      - Оно и видно.
      Руслан почувствовал себя последней сукой.
      - Ну что, что мне сделать, чтобы...
      - Чтобы что?
      - Чтобы сам знаешь, что. Ну, да, я виноват перед тобою. Ну, извини.
      - Без "ну".
      - Игорёк, извини.
      Мы разделись, легли в постель, повернулись друг к другу спинами и честно попытались заснуть.
      - Прости меня, - сказал Русланчик после трёхминутного сопения.
      - Ну конечно, прощаю, - сказал я. Повернулся к нему лицом. Прижал его голову к своей груди.
      * * *
      В это уторо я, к собственному удивлению, проснулся первым. Русланчик дрых, свернувшись калачиком и по-детски посапывая носом. Я ласково наклонился к его уху и заревел в него:
      - Па-аадьём!!! Спать в крематории будешь.
      - Дай хоть в субботу выспаться, сволочь, - нежно откликнулся Руслан.
      - А вот не дам. Имею я право хоть раз в жизни первым проснуться?
      - И на хрена тебе это право?
      - Ну, хотя бы, чтоб позлить тебя. Ты меня каждое утро будишь. Надо ж когда-то и мне.
      - Ты же сам хочешь ещё поспать, - умоляюще зевнул Руслан.
      - А вот и нет. На меня напала жажда деятельности.
      - И что ж ты хочешь делать?
      - Поднять тебя, осла, с постели.
      - Зачем?
      - А затем, что мне ненавистен вид спящих людей, когда я бодрствую.
      - А ты не бодрствуй. Мне, может, ненавистен человек, который ни свет, ни заря будит меня в мой законный выходной.
      - Это я, что ли?
      - Ага, - сладко улыбнулся Руслан, не раскрывая глаз.
      - Ах ты гадина! - Я схватил свою подушку и стукнул ею Руслана по голове.
      - А это уже объявление войны. - Руслан, неожиданно оказавшись надо мной, попытался своею подушкой впечатать меня в кровать.
      - Не надейся одолеть меня, татарчонок, - сурово прохрипел я, вывернулся из смертельного зажима, сбросил Руслана на пол и снова огрел его подушкой по голове.
      - Сильный, да? - проныл Руслан, делая вид, что размазывает слёзы по щекам. - Мог бы разок и поддаться.
      - На хрена мне это надо?
      - Чтоб доставить мне удовольствие, баран. Вдруг я хочу мечтать себя сильным и могучим, чтоб я мог за тебя заступиться... Вот представь, идём мы по улице, а к нам пристают хулиганы с просьбой про закурить и про дать нам по морде. А тут я разворачиваю хилые с виду плечи, и хулиганы начинают порхать, как бабочки. "Вот вам, чтоб не смели Игорька трогать", - назидаю я им, и они, получив урок, с плачем разбегаются, про себя клянясь, никогда больше не заигрывать с прохожими.
      - Благое дело, сказал я. - Герой. - Я перекатился с кровати на пол, накрыв своим телом тело Русланчика.
      - Ууууу! - замычал тот. - Тяжёлый ты, червь!
      - А мне, может, приятно героя-победителя хулиганов прижать к полу. А счас я тебя буду любить прямо в этом положении.
      - Ну что ж, давай, - вздохнул Русланчик. - Раз ты такой сильный...
      Я крепко-крепко, нежно-нежно прижался к нему, и тут в дверь позвонили.
      Я испуганно вскочил на ноги.
      - Ты кого-то ждёшь?
      - Нет. А ты?
      - Да вот и я нет.
      В дверь снова позвонили. Мы заметались, в поисках трусов. Те, как всегда, нашлись не сразу. В дверь настойчиво продолжали звонить. Наконец, я нашёл трусы, нацепил их, убедился, что Русланчик тоже не полностью гол, и отправился открывать.
      На пороге стояла мама.
      - Здравствуй, сын, - произнесла она. - Вы чего так долго не открывали?
      - Да вот, только проснулись, - объяснил я, показывая на трусы.
      - Господи Боже, да ведь уже двенадцать часов дня! - изумилась мама. Надо пить поменьше, мальчики...
      - А мы не так уж много и пьём, - попытался оправдаться я.
      - Ну как же не много, если спите до полудня. - Мама отмела мои оправдания решительным жестом. - Значит много! Вы вот пейте поменьше, и сами увидите, насколько легче будет утром просыпаться. Здравствуй, Руслан.
      - Здрасьте, Анна Борисовна. Извините, что я перед вами в одних трусах.
      - Да-да, - рассеянно ответила мама, глядя на нашу постель. - Вы что же, в одной кровати спите?
      - Раскладушка сломалась, - быстро соврал я.
      - Под одним одеялом? - продолжала мама, не сводя взгляда с постели.
      - Второй пододеяльник в стирке, - ещё быстрей соврал Руслан.
      - Ну-ну. - Мама села на стул. - Вы правда не пили накануне?
      Я по-собачьи преданно глянул ей в глаза и дыхнул в нос.
      - Ну, верю, верю. Не инфантильничай, Игорь.
      - Ты сама меня провоцируешь.
      - Нет, это ты сам себя провоцируешь. Не знаю только, зачем.
      - Я себя не провоцирую, я даже тебя не провоцирую - мне это не нужно.
      Единственное, что мне нужно - это взаимопонимание между нами.
      - Это что-то новое, - сказала мама. - До сих пор я думала, что я для тебя просто раздражитель.
      - Анна Борисовна, извините, но вы не правы, - попытался вмешаться Руслан. - Игорь любит вас на самом деле.
      - Спасибо, Руслан. Если Игорь уж действительно меня так сильно любит, он мог бы почаще демонстрировать эту любовь... Руслан, скажи мне ты, скажи мне честно:
      почему вы спите под одним одеялом на одной кровати?
      - Да говорю ж, мам, - раскладушка сломалась, - вмешался я.
      - Я спрашивала у Руслана.
      - Так Игорь правду сказал! Сломалась и, как есть поломанная, стоит на балконе. - Руслан подмигнул мне и кивнул в сторону балконной двери.
      - Принести? - Я услужливо вскочил на ноги.
      - Да сиди уж. - Руслан якобы лениво махнул рукой.
      - Ладно, ребята, не юродствуйте, да я и по другому поводу. - Мама села на стул и поправила свою и без того безукоризненную причёску. - Сын, у тебя завтра День Рождения. А к такому дню нужно приготовиться. Ты же пригласишь своих друзей. Ты уже думал о том, чем ты их будешь почивать?
      - Конечно. Водку все пьют.
      - Сын!.. Я имела в виду совсем другое.
      - Это понятно. Мы приготовим жаркое.
      - Мы - это кто?
      - Мы - это я и ребята. Мама, не юродствуй, ты прекрасно всё поняла!
      - Да уж, вы наготовите... В общем, так. Я сама всё приготовлю и убирусь в комнате. Как вы вообще можете жить в таком свинарнике?
      - До сих пор удавалось, - пожал плечами я. - Тебе-то что? Это не твоя квартира, а Руслана.
      - Любому нормальному человеку должно быть неприятно входить в такой дом.
      - Вот и не входи.
      - Спасибо, сын. А теперь одевайтесь и освободите помещение часа на два, пока я не приведу всё тут в Божеский вид.
      - Руслан! - Я повернулся в его сторону. - Ты-то чего молчишь? Твоя ж квартира.
      - Правда, Анна Борисовна, - смущённо начал Руслан. - Не волнуйтесь, мы тут сами всё сделаем.
      - Одевайтесь, одевайтесь, мальчики. У меня ещё сегодня много дел.
      - Вот и занимайся своими делами! - взорвался я. - Я ж не распоряжаюсь у тебя дома, когда прихожу.
      - Не хватало ещё! У меня, слава Богу, всегда прибрано, одежда на полу не валяется, пух по воздуху не летает и на кухне всегда есть еда.
      - Всё, мам! Живи, как хочешь, но и давай жить другим. Уберём мы сами, праздничный стол приготовим сами. В общем, ждём тебя завтра к шести. Вечера.
      - Значит, помощь моя вам не нужна? - спросила мама после паузы.
      - Спасибо. Нет. Ждём тебя завтра.
      - Можете не ждать. Я и так-то не собиралась приходить. Разве что приготовить что-нибудь, помочь прибраться. А теперь уж и подавно не приду. Живите, как хотите. В грязи, в пуху, валяйтесь до двенадцати в одной постели под одним одеялом.
      Мама ушла.
      - Как ты думаешь, - спросил я Русланчика, - она что-нибудь заподозрила?
      - Нет, - весело ответил он. - Она просто всё поняла.
      - И чего ж ты лыбишься?
      - Так не моя ж мама - твоя.
      - Ах ты... - Я надвинулся на него.
      - Драку продолжать не будем, - быстро сказал Руслан.
      - А я вот твоей маме всё расскажу!
      - Ну и расскажи. Знаешь, Ига, я даже отчасти рад, что всё так вышло.
      - Чему ты рад? - схватился за голову я.
      - Да, понимаешь, устаёшь всё время скрываться. Как будто мы деньги фальшивые печатаем. А мы ничем преступным не занимаемся.
      - Как это ничем? От двух до пяти, между прочим. Статья.
      - Не статья, - поправил Русланчик, - а книжка. Корнея Чуковского. Давай лучше порядок наведём. А о маме не беспокойся - она тебя не посадит. А статья эта в наши дни - уже чистая формальность. Ладно, одевайся и хватай веник.
      - Тогда и ты одевайся и хватай совок.
      - Может, покурим сначала? - сразу заныл Руслан. - А то мы сегодня ещё и не курили.
      - Ну, давай, только быстро.
      - Так кофейку ж сначала сварить надо.
      - О татарские боги! - взмолился я. - Ну, вперёд, - вари. Я пока оденусь.
      Руслан показал мне язык до самых гланд и исчез на кухне. Я неторопливо оделся, дождался ароматного запаха из кухни, плюхнулся в кресло и, щёлкнув пальцами, скомандовал:
      - Неси!
      Появился Руслан, держа в руках поднос, на котором дымилась одна чашка кофе.
      - Счас кофейку попьём, - сообщил он, ставя поднос на стол и отхлёбывая из чашки.
      - Чё за хуйня? - удивился я. - Не понял.
      - Чё ты не понял?
      - Где моя чашка?
      - Ступай и приготовь. А я пока оденусь.
      - Ах, татарский ты гиббон! - вспылил я. - Ну, одевайся, одевайся. Я тебе это ещё припомню.
      Всё ещё негодуя, я вышел на кухню. На кухонном столе стояла чашка со свежесваренным кофе. Моя чашка.