Любовники

Николь мгновенно забыла про Джулию и бросилась к Полу, чтобы хоть как-то смягчить этот жестокий удар судьбы, способный раз и навсегда разрушить всю его музыкальную карьеру.

Глава 11

Бернард Лэсситер сидел за своим рабочим столом, переводя взгляд с одной оркестровки на другую. Да, похоже, этот высокомерный Лурье вляпался по самые уши. Теперь ему не поможет не только его сердобольная и наглая мамаша, но даже знаменитая бабушка. Вложив в пишущую машинку лист чистой бумаги, он начал привычно строчить разгромную статью по поводу сенсационного плагиата.

Его напряженная работа была прервана телефонным звонком. На другом конце линии прозвучал приглушенный голос коллеги из парижского офиса:

– Бернард, тебе крупно повезло. Я уже потерял всякую надежду отыскать здесь этого Айвора Льюиса, но он неожиданно объявился на устроенной нашими соотечественниками вечеринке. Льюис уже был под кайфом, и мне удалось без особого труда выудить из него все интересующие нас сведения.

Когда Лэсситер повесил трубку, у него уже не было абсолютно никаких сомнений в правдивости всей этой истории. Теперь Пол Лурье получит хороший урок и надолго запомнит правила хорошего тона. Он наконец-то поймет, что происходит с молодыми музыкантами, которые все свое насквозь фальшивое высокомерие строят на обманчивых и оттого еще более губительных оценках со стороны любвеобильных родителей! Он еще пожалеет о том, что не остался в раннем детстве сиротой!

***

Айвор Льюис проснулся с жуткой головной болью, как будто в течение всей ночи кто-то нещадно терзал его. Во рту же, казалось, застрял кляп из сырой ваты, а желудок наполнился сотнями иголок.

Посмотрев на рыжеватую голову рядом с ним, он вдруг ощутил невыразимое чувство стыда и вины за содеянное. Вчера вечером к нему в баре подвалил какой-то человек, когда он был уже до небес накачан наркотой, и наплел такое, что он почти поверил.

Тряхнув головой, Айвор аккуратно сполз с кровати и стал рыться в карманах своего поношенного пиджака. Подняв голову, Джулия застонала от боли. Перед глазами поплыли темные круги, а к горлу подступила тошнота. Увидев, что Айвор с шумом вдыхает в себя белый порошок, она интуитивно поморщилась и отвернулась.

– Неужели надо с самого утра вдыхать в себя эту гадость?

– Перестань ворчать! – огрызнулся тот. – Я тебя не приглашал. Можешь валить в любую минуту, если не нравится. – Ему уже порядком осточертела эта малышка. Она как камень висела на его шее, хотя он и жил в последнее время исключительно за ее счет.

Джулия понуро опустила голову и захлопала ресницами. Поначалу все было прекрасно, а потом он стал отдаляться от нее, что она объясняла себе прежде всего негативным влиянием наркотиков. Они встретились в вестибюле гостиницы и быстро уехали в Париж, хотя он и возражал поначалу против такой спешки. Примерно пару недель они жили душа в душу, а потом этот дурацкий кокаин все испортил. Чем больше он нюхал его, тем меньше интересовался сексом, а потом его стали интересовать исключительно ее деньги, что было ей особенно неприятно.

Джулия всегда думала, что умеет транжирить деньги, но до Айвора ей было далеко. Он тратил их с такой быстротой, что она стала тревожиться по поводу своего ближайшего будущего. Конечно, большая их часть уходила на кокаин, но не только. Он сорил деньгами направо и налево, совершенно ни о чем не заботясь.

Джулия протянула руку к столику, где стояла початая бутылка ликера.

– А вообще-то говорить с тобой забавно, – просипел Айвор, обретая блаженное состояние наркотического опьянения. – В особенности когда ты прилично поддашь.

– Благодаря тебе! – недовольно огрызнулась она, наливая полный стакан спасительной жидкости.

– Чушь собачья! Ты уже была алкоголичкой, когда мы впервые встретились.

Джулия молча осушила стакан, а потом внезапно вскочила с постели и бросилась в ванную, где ее моментально вырвало. Никогда еще ей не было так плохо, как в это ужасное утро. Впрочем, ей было плохо все последние дни, независимо от того, пила она или нет. Днем было более или менее нормально, а вот по утрам постоянно тошнило и выворачивало наизнанку.

Увидев страдания подруги, Айвор сочувственно произнес:

– Послушай, малышка, давай-ка сходим в кафе и проглотим по круассану. Да и чашка крепкого кофе нам тоже не помешает.

– Нет, я ничего не могу есть.

– В таком случае составь мне компанию, – с лихой беззаботностью предложил он, потихоньку одеваясь. – Пойдем.

В кафе Айвор снова с тревогой обнаружил странные перемены, происходившие в последнее время с Джулией. Она практически ничего не ела, много пила и превратилась в скелет, обтянутый кожей. Даже некогда выпиравшая грудь куда-то бесследно исчезла. Странно, а ведь совсем недавно она казалась ему весьма соблазнительной девочкой. Сейчас же он не испытывал к ней абсолютно никаких чувств, кроме жалости. Впрочем, еще большую жалость он испытывал к самому себе.

– Кстати, – как будто невзначай произнес он, – сколько у нас осталось денег?

– Где-то около тысячи. Эта гостиница оказалась не такой уж и дешевой. Думаю, было бы лучше снять недорогую квартиру.

– А я предлагаю тебе сообщить папаше, чтобы он выслал немного денег. Он наверняка будет безумно рад узнать, что ты жива и здорова.

Джулия устало опустила голову на стол. Айвор потрепал ее по светлым кудрям.

– Ну ладно, не переживай, все будет нормально.

– Это ты сейчас так говоришь, – пробормотала Джулия. – А что ты скажешь, когда окончательно выветрится твой кокаин и ты на стенку полезешь от ломки?

И тут Айвор заметил сидящего за соседним столиком прилично одетого и чисто выбритого человека с чашкой кофе и газетой в руках. Это был его старый приятель, поставлявший ему наркотики.

– Эй, Дюк, рад тебя видеть. Мне нужно подкрепиться. Дюк покачал головой:

– Нет, малыш, все продано.

По телу Айвора пробежала мелкая дрожь.

– Ты серьезно? Как же мне быть?

– Извини, малыш, но ничем помочь не могу. Может, немного героина?

– Нет! – почти закричал Айвор и мгновенно покрылся испариной. Он знал, что героин окончательно погубит его.

Дюк равнодушно пожал плечами и поставил чашку на стол.

– Дело хозяйское, малыш.

– Подожди! – воскликнул Айвор и попытался встать Из-за стола, что стоило ему немалых усилий. Но приятеля уже и след простыл. Тупо посмотрев на соседний столик, он увидел оставленную там газету «Геральд трибюн», подобрал ее и рассеянно уставился на первую полосу. В глаза бросился крупный заголовок: «Пьеса молодого композитора оказалась плагиатом».

«Пол Лурье, 22-летний композитор, премьера музыкальной пьесы которого с успехом прошла в Нью-Йорке На прошлой неделе, обвиняется музыкальными издателя-Ми в плагиате. Они убедительно доказали, что изданная Ими более месяца назад музыкальная пьеса Айвора Льюиса под романтическим названием «Фантазия в голубой Дымке» в точности совпадает с так называемым произведением Пола Лурье. Прибыв в Париж, Льюис, гобоист и студент музыкального колледжа в Рочестере, штат Нью-Йорк, выразил неподдельное негодование тем возмутительным фактом, что Пол Лурье, которого он считал талантливым композитором и флейтистом, содрал у него музыкальное произведение практически без каких бы то ни было изменений. Льюис также заявил, что Пол Лурье еще в прошлом году попросил у него партитуру, чтобы опробовать ее в своем оркестре, музыканты которого являются выпускниками музыкального колледжа Йельского университета. Вскоре, однако, Лурье вернул Льюису оркестровку, выразив сожаление о невозможности использовать ее для своей работы. В настоящее время Льюис ведет переговоры в Париже об исполнении своего произведения, но теперь его планы могут претерпеть серьезные изменения. Он также высказал предположение, что Пол Лурье, возможно, неосознанно воспроизвел его произведение…

Бернард Лэсситер, музыкальный критик «Тайме», высказывает не лишенное оснований предположение, что «молодой и в высшей степени нетерпеливый человек», музыкальная карьера которого во многом обеспечивалась неустанными усилиями чересчур амбициозных родителей, видимо, решил выйти из затруднения с помощью примитивного воровства не принадлежащего ему произведения. Это тем более возмутительно, что Лурье не удосужился даже сколько-нибудь серьезно переделать партитуру, надеясь, видимо, что это сойдет ему с рук.

Пол Лурье и Фред Феликс уже опубликовали соответствующие опровержения, начисто отрицая сам факт плагиата…»

***

Невыносимо острая боль в животе согнула Айвора пополам. Он с трудом поднялся со стула и медленно поковылял прочь из кафе.

Когда Джулия наконец подняла голову, ее друга уже и след простыл. Опасаясь, что любое неосторожное движение вызовет у нее приступ тошноты, она выпрямилась и принялась дышать глубоко, надеясь, что все скоро пройдет. Затем выпила немного кофе и заказала двойную порцию ликера. Изнывая от ожидания, она бросила взгляд на оставленную ее приятелем газету и скользнула глазами по крупному заголовку со знакомой фамилией. Схватив газету, Джулия пробежала статью, после чего вскочила с места и, не прикоснувшись к ликеру, бросилась в гостиницу.

Айвор неподвижно лежал на кровати с закрытыми глазами. Она кинулась к нему и сильно тряхнула за плечо.

– Ах ты ублюдок! Все это время ты вешал мне лапшу на уши, кормил байками и даже словом не обмолвился, что занимаешься музыкой! Почему ты так поступил с Полом?

Тот утробно застонал, но не двинулся с места.

– Я ничего плохого не сделал, – вяло пробормотал он, не в силах открыть глаза.

Ты не мог написать ни единой ноты, если вся твоя жизнь уже давно держится на наркотиках! – продолжала Неистовствовать Джулия. – Теперь мне ясно, откуда у тебя появились деньги на поездку в Париж. Тебе кто-то хорошо заплатил за эту мерзость!

Не дождавшись от него никакой реакции, она направилась в ванную, чтобы немного освежиться. Там на полке она вдруг увидела пустой конверт. Опустив в него палец и лизнув его, она мгновенно сообразила – героин.

Джулия вернулась к приятелю и плеснула в него водой из стакана.

– Ах ты сволочь! Наплел мне, что ты странствующий актер! Мразь вонючая! А я поверила тебе, дура!

– Я действительно актер, – вяло промямлил тот, не поднимая головы. – Актер, потому что всю жизнь притворяюсь. Послушай, это не очень интересная история…

– Нет, это будет очень интересно, и ты непременно мне все расскажешь. – Она уселась на край кровати и стала трясти его за плечо.

Айвор сначала заохал, но потом повернулся к ней и с трудом стал рассказывать ей о своих приключениях, пока наконец не отключился от изнеможения.

Джулия вскочила на ноги и дернула его за плечо.

– Мерзавец, убирайся вон! Забирай свои шмотки и проваливай, или я оторву тебе башку! – Не получив ответа, она набросилась на него с кулаками и стала лупить по лицу что есть мочи, вымещая на нем всю накопившуюся за последнее время злость и обиду. Стащив Айвора с постели, она пнула его ногой и начала лихорадочно собирать разбросанные по всей комнате вещи. Наспех втиснув их в потрепанный чемодан, она выставила его за дверь, а потом вытолкала вслед за ним и хозяина.

Разобравшись со своим другом, Джулия устало опустилась на кровать и посмотрела на дрожавшие от нервного перенапряжения руки. Дело дрянь. Но сейчас ей плевать на все на свете. Потянувшись к бутылке, она налила полстакана ликера, добавила немного воды и залпом осушила его. Через некоторое время бутылка была уже пуста. А боль постепенно исчезла, уступив место тяжелому похмелью. Комната поплыла перед ее мутным взором, а потом все провалилось в пустоту.

***

– Пол, как хорошо, что ты вернулся! – обрадовалась Николь и поцеловала его в щеку. – Телефон не умолкает весь вечер. Твои поклонники спешат сообщить тебе, что не верят этой чепухе.

Пол молча снял пиджак и уселся в кресло. С момента появления гнусной статьи Лэсситера, он принял мудрое решение не говорить на эту тему и не расстраиваться почем зря. Но Николь знала, что он тяжело переживает случившееся, глубоко оскорблен и нуждается в поддержке. Невыносимо смотреть, как он страдает.

Сначала он реагировал на происшедшее с неописуемым возмущением и никак не мог понять, почему какой-то неизвестный парень решил напакостить ему.

– Все очень просто, – пыталась успокоить его Николь. – Вокруг тебя немало завистников, которые готовы на любую мерзость, лишь бы сбросить тебя с пьедестала. Обычная зависть, не более того. Ты учился у знаменитого педагога, неоднократно получал призы на фестивалях, успешно дебютировал, что удается далеко не каждому, привлек внимание целого ряда выдающихся музыкантов…

– Которые тоже, видимо, считают, что я украл чужую музыку, – не без ехидства закончил Пол. – Вообще говоря, я никак не могу понять, каким образом посторонний человек получил доступ к моей оркестровке. О ней знали только Феликс и музыканты моего оркестра.

Впрочем, тайна постепенно стала раскрываться. Кто-то из его коллег припомнил, что задолго до премьеры какой-то парень по имени Джон заменил на репетиции внезапно заболевшего Джо Ярроу. Сам же Джо, когда его спросили об этом, удивленно вытаращил глаза и клятвенно заявил, что никого и никогда не просил заменить его на репетиции. Правда, при этом вспомнил, что в тот день ему действительно стало плохо в кафе, но тогда он не придал этому никакого значения. Пол тут же позвонил в редакцию газеты «Сохо тайме», и там подтвердили его догадку: никакого репортера Рейли у них никогда не было.

Теперь прояснилось главное – некто специально вывел Джо из строя, подослал своего человека на репетицию, чтобы тот записал исполнявшуюся пьесу, и таким образом испортил премьеру. Значит, за всем этим кто-то стоит. Но кто? Пол долго ломал голову и в конце концов пришел к выводу, что только один человек располагал достаточными для этого средствами и имел все причины выместить на нем свою злобу – Эдвард Харрингтон.

И вот сейчас Пол остро почувствовал, что может потерпеть поражение в борьбе за свои права. Конечно, первые отклики на его премьеру были вполне благоприятными, но последовавшая за ними статья Лэсситера нанесла ему серьезный урон. Этот негодяй, видимо, так и не смог простить им с матерью столь пренебрежительного отношения к своей персоне и решил отыграться посредством такого вот скандала. К сожалению, многие склонны думать, что дыма без огня не бывает.

– Дорогой, никто из тех, кто хорошо знает тебя или хоть когда-нибудь слушал твою музыку, так не думает, – попыталась заверить его Николь. – Кто такой этот Айвор Льюис? Чего он добился своим лживым утверждением, что именно он написал эту пьесу?

– Не важно, – грустно заметил Пол. – Главное, что он первым опубликовал ее, и тут ничего не поделаешь. Даже если он откажется от своих прав, в чем я сильно сомневаюсь, для меня это будет слабое утешение. – Он посмотрел на нее и опустил глаза. Остается только отыскать этого негодяя Харрингтона и набить ему морду. Только он мог сделать это, так как имел к тому достаточные основания, уйму денег и весьма обширный круг знакомых, которые могли осуществить его коварный план. А затем отправил Льюиса в Париж, где тот и зачитал написанное кем-то из друзей Харрингтона заявление о плагиате.

Что же до Николь, то она переживала из-за этой гнусной истории даже больше, чем по поводу дочери, судьба которой до сих пор оставалась неизвестной. Но самое главное заключалось в другом. Теперь Пол с каждым днем все сильнее убеждался, хотя и не говорил об этом Николь, что их любовь отныне обречена на муки. Он рассчитывал на успех, надеялся получить приличные деньги и больше всего на свете хотел купить Николь вполне пригодную для работы студию. И вот сейчас все его планы рухнули. Сколько еще она будет жить на жалкие гроши и считать каждое пенни? Она будет права, если прямо сейчас выскочит на улицу, поймает такси и… через минуту она уже будет купаться в роскоши. Да еще с человеком, репутация которого никогда не подвергалась сомнению и который вызывает симпатию средств массовой информации.

Пол был так расстроен, что даже Элу не удалось поднять ему настроение.

– Послушай, мы можем поместить опровержение на целую страницу «Тайме». Если и это не поможет, Джо Ярроу готов подать в суд и разоблачить всю подоплеку этого грязного дела.

– Нет, оставь его в покое. И вообще не вмешивайся. Мне просто придется написать еще одну пьесу и тем самым доказать свое авторство. – Пол посмотрел на отца и на Николь с каким-то доселе неизвестным им выражением. – Говорят, страдания формируют характер, так позвольте же мне по крайней мере укрепить его своей работой.

Николь с тревогой посматривала на Пола и постоянно прикладывалась к стакану с вином, не зная, чем помочь любимому. Да и он очень нервно реагировал на все ее попытки хоть как-то успокоить его. На каждое ее слово отвечал гневной тирадой и вообще считал, что все друзья предали его, кроме, может быть, Фреда Феликса.

– Дорогой, пойдем поужинаем где-нибудь?

– Поужинай без меня. Мне нужно немного поработать. – Он встал с бутылкой вина в руке и направился в свой угол, к любимой флейте.

Николь была в отчаянии. Она съела бутерброд и затаилась в дальнем конце студии, стараясь не мешать Полу. Ее грустные размышления были прерваны телефонным звонком. Сняв трубку, она после некоторой паузы услышала хриплый голос Энн:

– Мне нужно поговорить с Полом.

– Он сейчас работает, Энн. Впервые за последнее время. Не могла бы ты перезвонить позже, когда…

– Перестань мне морочить голову! – грубо прервала ее Энн. – Позови его к телефону. Это очень важно.

Подчиняясь какому-то инстинкту, Николь повесила трубку, а потом сняла ее с рычага, чтобы никто больше не беспокоил Пола. Плевать она хотела на Энн. Сейчас только увлекательная работа, которой он не занимался уже много дней, способна хоть немного отвлечь его от дурных мыслей. Вдохновение – штука странная и в высшей степени необъяснимая. Если его спугнуть, то потом неизвестно, когда дождешься.

Николь и сама принялась за. работу, воодушевленная примером любимого. Доносившиеся с другого конца студии звуки ласкали слух и вселяли надежду на благополучный исход всей этой истории.

Ближе к одиннадцати Пол отложил флейту и многозначительно посмотрел на Николь.

– Тебе лучше, дорогой? – заботливо поинтересовалась она и радостно улыбнулась.

– Да, намного. Прости, я нагнал на тебя тоску за последнее время…

Николь подошла к нему и прервала его страстным поцелуем.

– Ты была прекрасна в этот трудный час, – нежно пробормотал Пол. – Без твоей моральной поддержки я просто не выдержал бы. Знаешь, последнее время я очень боюсь, что ты потеряешь терпение и бросишь меня…

– Я по-прежнему люблю тебя и не боюсь никаких трудностей. Любимый мой, я всегда верила в тебя, а сейчас моя вера только окрепла. Ты талантливый композитор и со временем непременно получишь все то, чего заслужил, а эта несправедливость будет забыта, как дурной сон.

– Еще сегодня я не думал, что способен написать хотя бы одну ноту, а сейчас вновь обрел уверенность в себе и готов работать до изнеможения. Музыка всегда поддерживала меня; когда что-то не получается, вдохновение не исчезает, а просто меняет форму своего воздействия. Всю свою жизнь я мыслю только музыкой и именно таким образом пытаюсь выразить все свои чувства, даже самые отвратительные. У тебя, наверное, тоже так бывает?

– Точно! – обрадовалась Николь, еще сильнее прижимаясь к нему. Как это замечательно, когда люди понимают друг друга и испытывают сходные чувства!

– Слушай, у нас есть что-нибудь съедобное? Я так проголодался, что могу съесть быка.

Оба весело рассмеялись, вспомнив свою встречу в Лондоне, когда Пол использовал именно эту метафору, чтобы заманить ее в ресторан.

– Хорошо, что наконец-то перестал трезвонить этот дурацкий телефон!

– Боже мой! – спохватилась Николь. – Я же сняла трубку, чтобы тебя не отвлекали. Звонила твоя мать, хотела тебе что-то сказать.

Пол тотчас же позвонил матери, которая так обрадовалась, услышав его голос, что даже позабыла выплеснуть на Николь ушат грязи.

– Пол, я страшно переживаю из-за всего этого скандала с Айвором Льюисом и уже написала в редакцию «Тайме», высказав им свое мнение насчет этого мерзкого Лэсситера. Ну нельзя же действительно поливать грязью человека только за то, что он отменил обед?! Тем более что он никогда не слышал твою музыку и вообще не имеет никакого морального права судить о ней.

Пол был несказанно рад, что мать не стала терзать его своими упреками в адрес Николь.

– Разумеется, в этом есть и твоя вина, – продолжала меж тем Энн. – Я бы на твоем месте позаботилась об авторских правах еще до начала репетиций. Как, черт возьми, удалось этому негодяю получить копию твоей оркестровки?

Когда Пол рассказал ей о той памятной репетиции, на которой присутствовал Льюис, она пообещала провести свое расследование и докопаться до истины.

Поздно вечером Пол с Николь с наслаждением предались любви.

Николь наконец-то перестала заговаривать о необходимости поездки в Париж, а Пол решил как можно быстрее закончить пьесу для квинтета с флейтой, чтобы раз и навсегда рассеять сомнения относительно авторства предыдущего произведения.

***

С этих пор Пол и Николь взяли за правило работать в студии с выключенным телефоном и даже стали ближе друг другу за это время. Тем временем Фред Феликс напряженно работал с издателями, пытаясь доказать им несправедливость обвинений в адрес своего подопечного. Так, например, он организовал интервью с Сэмом Райтом, который в принципе неплохо относился к Полу и его музыке. Фред показал ему ранние оркестровки Пола и попросил высказаться всех музыкантов оркестра относительно того, что Лурье часто менял мелодию и что никто другой не мог сочинить эту пьесу. История же неожиданной болезни Джо Ярроу и его замена на репетиции вообще показалась Райту детективной. В конце концов он согласился отстаивать интересы Пола в средствах массовой информации, что само по себе было немалым достижением.

Однажды вечером в студии появилась Энн.

– Твой телефон все время занят – вот я и решила навестить тебя. – Проигнорировав Николь, она направилась к сыну. – Пол, мне нужно с тобой поговорить.

Николь вернулась к своей работе, а точнее, сделала вид, что увлечена скульптурой.

– Я навела кое-какие справки насчет этого Айвора Льюиса, – продолжала меж тем Энн чуть взволнованно. – Я поехала в Рочестер и поговорила с его преподавателями. Они в один голос утверждают, что парень был неплохим гобоистом, но абсолютный бездарь по части музыкальной композиции. А один сокурсник даже намекнул, что Льюис был наркоманом, представляешь? Из этого следует, что парень не в ладах с родителями, которые давно уже в разводе. Его мать вышла замуж за какого-то второстепенного актера Голливуда и строит из себя красавицу. Конечно, ей сейчас не до сына, он только портит ее имидж. Что же касается его отца, то он достаточно богат, но считает, что сын должен сам зарабатывать на жизнь.

– Какое это имеет значение? – устало отмахнулся от нее Пол. – Что случилось, то случилось, и прошлого уже не вернуть. Я по-прежнему буду сочинять музыку, а об этом Льюисе скоро никто не вспомнит.

– Да, ты прав, он уже бросил колледж и подрабатывает на улице в составе какого-то трио. – Энн сделала паузу и с триумфом посмотрела на Николь. – Из него такой же композитор, как из меня дизайнер по мебели. А Бернард Лэсситер, этот мерзкий борзописец, еще пожалеет, что выплеснул на тебя ушат грязи. Я уже написала письмо в редакцию «Тайме»…

И напрасно, мама! – вяло возмутился Пол. – Я бы хотел поскорее забыть обо всем этом. И вообще мне не хочется опускаться до уровня Лэсситера и ввязываться в скандал, который все равно мне уже не поможет. Моя новая пьеса станет лучшим доказательством моей правоты, нежели вся эта возня с Льюисом и его защитниками. Энн мгновенно расплылась в улыбке.

– Ты уже начал писать новую пьесу? Как это замечательно, Пол! – Только сейчас она сообразила, что до ее прихода, судя по всему, он был всецело занят работой. – Прости, что я так бесцеремонно вторглась к тебе и отвлекла от музыки, но твой телефон был отключен, а мне так хотелось поделиться с тобой своей новостью.

– Благодарю, мама, – сдержанно ответил тот и насупился. – Я очень признателен тебе за заботу, но только не надо никуда писать и вообще не суетись.

Энн неохотно согласилась:

– Хорошо, и все же позволь мне закончить начатое дело. Этот Льюис, живя без цента в кармане, вдруг заплатил издателю приличную сумму, чтобы тот опубликовал якобы им написанное произведение. Разве это случайно? Ни за что не поверю! Никто не захочет публиковать произведение никому не известного музыканта без соответствующего вознаграждения. Значит, кто-то заплатил за подобную услугу. Но кто? Вот в чем вопрос. Кроме того, этот таинственный незнакомец оплатил не очень-то дешевое путешествие Льюиса в Париж…

– Все и так ясно, – прервал ее Пол. – Давай прекратим этот бессмысленный разговор. Плевать я хотел на Льюиса и всех его сторонников!

Да, конечно, – удрученно пробормотала Энн, стараясь сохранять видимость спокойствия. На самом деле ей было больно и обидно, что сын не захотел по достоинству оценить ее усилия по реабилитации его запятнанной репутации. А это куда хуже, чем его порочная связь с этой беспутной коровой, которая сейчас делает вид, что увлеченно работает над своими так называемыми шедеврами.

Энн старалась не смотреть в ее сторону и вообще делала вид, что в студии никого нет, кроме ее сына. Лишь перед уходом она скосила глаза на стол Николь, и ее опытный глаз сразу же уловил то эмоциональное напряжение, которое бывшей ее подруге удалось придать бездушному металлу. Что это, страдание из-за проблем с дочерью или все же искреннее сопереживание человеку, с которым она живет? Как бы то ни было, скульптура гениально передавала ощущение тревоги и являла собой воплощенную в металле скорбь.

Николь продолжала работать, не поднимая головы, а Пол уже стоял с флейтой в руках, видимо, дожидаясь, когда мать покинет студию. Энн возмутило столь неприкрытое нетерпение, и она недовольно поджала губы.

– Полагаю, в этом доме мне даже стакана воды не предложат.

– Твой сарказм совершенно неуместен, – спокойно отозвался Пол. – Ты находишься в доме Николь и вряд ли имеешь право ожидать от нее приличествующего гостеприимства.

Энн с трудом подавила в себе желание нагрубить сыну.

– Если быть точным, то эта студия принадлежит Эдварду, а не Николь. Ну да Бог с ней. Я вижу, ты уже тяготишься моим присутствием…

– Черт возьми, – не выдержал Пол, – ты прекрасно знаешь, что могла бы всегда быть желанной гостьей, если бы признала за нами право на любовь!

– Не волнуйся, ноги моей здесь больше не будет. Да и сегодня я пришла сюда только потому, что никак не могла дозвониться по телефону. Хотя бы автоответчик поставил, что ли. Осточертело постоянно набирать твой номер и слышать в ответ короткие гудки.

Провожая мать до двери, Пол попутно с раздражением швырнул трубку на рычаг. В тот же момент раздался звонок.

– Вот видишь, он уже трезвонит. Как тут можно работать?! – Сняв трубку, он ответил на звонок и тут же повернулся к Николь. – Это тебя. Говорят, что-то важное из Парижа.

Николь опрометью бросилась к телефону, в спешке опрокинув какую-то банку на своем рабочем столе.

– Да-да, привет, Эдвард.

– Какая ужасная связь! – послышалось в трубке. – Я часами не мог дозвониться до тебя. Джулия нашлась.

Николь облегченно вздохнула и закрыла глаза.

– С ней все в порядке?

– Ну, в общем, да. По крайней мере теперь все будет нормально. В настоящее время она находится в больнице.

– В больнице? Боже мой, какой кошмар!

– Да, у нее было сильное алкогольное отравление, но сейчас уже все в порядке, слава Богу. Кроме того, нам с тобой предстоит подумать насчет аборта.

У Николь подкосились ноги, и она тяжело облокотилась на крышку стола.

– Я вылетаю следующим рейсом.

В это время Энн, злорадно ухмыляясь, подошла к двери. Николь положила трубку и повернулась к Полу, который вдруг побледнел, так же как и она.

– Джулия больна, – тихо прошептала она со слезами на глазах.

– Мне очень жаль, Ника! – сдавленно пробормотал он. – Я поеду с тобой.

Она решительно покачала головой:

– Нет, милый, у тебя много работы. Кроме того, там ты можешь столкнуться с Эдвардом, что крайне нежелательно. Джулия в очень плохом состоянии: даже отца не узнает.

– Пол, пошли домой! – неожиданно вмешалась застрявшая на пороге Энн. – Ты же видишь, что теперь здесь не до тебя.

Сын резко повернулся к матери.

– Не лезь не в свои дела, мать!

Энн гневно сверкнула глазами и сделала шаг назад.

– Да, я не буду вмешиваться в ваши дела, тем более что это не имеет ко мне ни малейшего отношения. Это вы вдвоем своим эгоистичным поведением подтолкнули бедную девочку на край пропасти.

– Черт бы тебя побрал, мать! – не сдержался Пол. – Еще одно слово – и…

– Пожалуйста, не надо никаких скандалов! – взмолилась Николь, хватая его за руку.

– Нам не о чем больше спорить, – тихо процедила Энн, впервые обратившись непосредственно к ней. – Ты поедешь к своей дочери, как велит тебе материнский долг. Может быть, она и простит тебя за то, что ты бросила ее на произвол судьбы, но вряд ли простит за то, что соблазнила человека, в которого она сама была по уши влюблена.

Николь и Пол недоуменно уставились на Энн.

– Да-да, – продолжала злорадствовать та, – это было заметно еще в тот памятный вечер, когда Пол играл в нашем доме. Об этом знали все, даже Эл. Вы оба тоже могли бы обратить внимание, если бы не таращили глаза друг на друга.

***

Николь, застыв на месте, закрыла лицо руками.