– Пока не знаю. Еще не определился со своими планами, – сказал он Джексону. – Я дам вам знать.

– Хорошо, милорд. Добро пожаловать в любое удобное для вас время.

Джексон отошел, направившись к группе других джентльменов, обучающихся боксерскому мастерству. Кит же подошел к своему партнеру в этой схватке, который уже достаточно оправился, чтобы стоять на ногах Кит пожал руку здоровику, поблагодарив его за матч, после чего покинул ринг.

Память тут же услужливо подсунула ему воспоминание о глупости, которую он вчера совершил, и он мысленно застонал. Ну как, скажите на милость, его угораздило согласиться сыграть роль свахи для Элизы Хэммонд? Ибо, как бы Вайолет это ни называла, по сути, так оно и есть. К счастью, ему не придется подбирать для Элизы мужчин, но ему вменяется в обязанность подвергать их проверке, чтобы, попросту говоря, отделить зерна от плевел.

Хуже того, он согласился преобразить ее внешне, сделать из невзрачной старой девы очаровательную светскую красавицу. Превращение, которое потребует чуда, никак не меньше.

«Матерь Божья, о чем я думал?»

Он уже намеревался мягко, но решительно отказать Вайолет в нелепой просьбе и дать тягу, и вот тебе раз! И глазом не успел моргнуть, как уже сидел и болтал с ними обеими строя планы по улучшению гардероба и прически Элизы.

Верно, на него нашло какое-то умопомрачение, не иначе. Да, он умеет расположить к себе людей, но он не какой то там жеманный щеголь. Он боксирует. Он фехтует. Он занимается греблей. Он ездит верхом и правит лошадьми. Он даже до сих пор время от времени принимает участие в состязаниях по ходьбе.

Но он же не умеет делать женские прически и выбирать одежду.

А теперь, похоже, именно этим он и собирается заниматься, начиная с сегодняшнего дня. Дьявол побери, если кто-то из его приятелей прослышит об этом, его же поднимут на смех. Он станет посмешищем всего Лондона.

Но что делать, он уже влип в эту историю. По крайней мере, это будет для него освежающей пробой сил. Быть может, это занятие поможет ему спастись от сильнейшей скуки, которая охватила его со времени возвращения из-за границы. Ему нравилось жить на континенте, встречаться с новыми людьми, знакомиться с новыми местами. Будь его воля, он бы еще попутешествовал, поехал бы в Индию, на Восток, может, даже в Америку. Но Адриан написал, что мама скучает по нему и хочет, чтобы он вернулся домой. Спрашивал, когда он намерен остепениться; заняться каким-нибудь серьезным делом, жениться и обзавестись семьей.

Он не хотел обзаводиться семьей, по крайней мере пока.

Ему только двадцать пять, и он еще слишком молод, в конце концов, чтобы принять на себя брачные обязательства. Даже Адриан, единственный в семье, кто никогда не уклонялся от своего долга, позволил себя заарканить, только в тридцать два. Но Адриану повезло. Он нашел чудесную женщину, которую полюбил. Женщину, которая любит его так же, горячо. Жену, которая превращает каждый его день в праздник, и подарила ему прелестных детей, за которых он будет благодарен ей по гроб жизни.

Но Кит не был готов к браку. И хотя, он не имел ничего против того, чтобы заполнить свое время чем-нибудь содержательным, обычные виды деятельности, уготованные для младшего герцогского сына, его не интересовали. Военная служба с ее строгой дисциплиной не для него. Что же касается карьеры священника… то, скажем, он слишком высоко ценит некоторые плотские удовольствия, чтобы отказаться от них ради церковных обетов. Так что ему не остается ничего другого, кроме как ждать получения своего наследства через шесть месяцев и надеяться, что за это время произойдет, что-нибудь интересное.

Чья-то крепкая ладонь внезапно хлопнула его по плечу.

– Уинтер. Блестящая победа. Жаль, мы застали только самый конец, когда ты уложил того малого. Отличная работа.

Кит обернулся и обнаружил рядом с собой двух приятелей.

– Ллойд, Селуэй, что привело вас сюда? Не знал, что вы увлекаетесь боксом.

– Ну, я-то уж точно нет, – высказался Ллойд, – У меня слишком развито чувство самосохранения, чтобы рисковать испортить себе лицо. Но я никогда не прочь понаблюдать, как вы, парни, лупите друг друга до потери сознания. Потому-то мы с Селуэем и заглянули. Мы направляемся в Хэмпстед, на боксерские состязания. Не хочешь присоединиться к нам?

Предложение было соблазнительным, даже очень, и он чуть не поддался порыву отправить Вайолет записку и отказаться от сегодняшней встречи с ней и Элизой. Но обещание есть обещание, а он человек слова.

– Извините, но как-нибудь в другой раз, – сказал Кит. – У меня уже назначена встреча.

– Какая встреча может быть важнее боксерских состязаний? – Селуэй с отвращением поцокал языком. – А, разве что тебя опять потребовал к себе брат?

Кит ничего не сказал. Пусть думают, как им нравится. Если им хочется считать, что причиной его отказа присоединиться к ним является просьба Адриана, на здоровье. Так даже лучше: не нужно ничего объяснять.

– Ну, по крайней мере скажи, что не откажешься позавтракать с нами, – сказал Ллойд.

При упоминании о еде в животе у Кита что-то шевельнулось.

– Как вам известно, я никогда не откажусь как следует подкрепиться. Дайте мне несколько минут, чтобы помыться и переодеться, и я буду в вашем распоряжении.

Он зашагал к раздевалкам, не переставая думать о чуде, которого будут ждать от него сегодня днем.

– …три, четыре, пять, я иду искать. Кто не спрятался, я не виноват.

С наигранной серьезностью Элиза отняла ладони от глаз и повернулась, с преувеличенным вниманием оглядывая большую солнечную игровую комнату, выкрашенную в ярко-голубые тона.

– Так-так, где же эти мальчики могут прятаться? – проговорила она громко и отчетливо, словно была крайне озадачена. – Я их нигде не вижу, – подбоченившись, она медленно повернулась кругом. – Эта комната такая большая, как же я их найду?

Послышалось радостно-возбужденное детское хихиканье, которое явно доносилось из дальнего угла комнаты, где стояла большая деревянная лошадка-качалка с настоящим кожаным седлом и игрушечным кнутом. Рядом с ней располагался огромный комод, до самого верха заполненный игрушками.

Сделав вид, что она не слышала ни звука, Элиза намеренно повернулась в противоположную сторону и медленно пошла вперед.

– Может, они здесь, под этим большим стулом? – она наклонилась и заглянула вниз. – Нет, там их нет.

Она повернулась и пошла к окнам, которые выходили на конюшенный двор позади дома, и ее шаги мягко шелестели на полированном дубовом паркете.

– А может, они здесь, за шторами? – она остановилась перед ближайшей портьерой и резким, нарочито широким жестом отдернула ее в сторону. – Но тут тоже пусто!

Неспешной походкой Элиза прошла к тому месту, где прятались мальчики, но не дошла, а остановилась неподалеку. Она заметила пару маленьких темных башмачков, выглядывающих из-за края деревянной лошадки, и улыбнулась. Улыбка стала чуть шире, когда тишину нарушил тихий вздох взволнованного ожидания, за которым последовало заговорщическое хихиканье.

Когда Элиза была уже достаточно близко, чтобы наклониться и схватить их, она остановилась и повернулась спиной.

– Ничего не поделаешь. Я сдаюсь. Ной, Себастьян, где вы?

– Я здесь! – выпрыгнул один из них, словно кролик из своей потайной норки.

Элиза развернулась в притворном удивлении, прижав руку к груди и широко раскрыв глаза.

– Ох, как ты меня напугал! – воскликнула она. – А где твой брат, Ной?

– Он не Ной. Это я Ной! – выпрыгнул второй, который был зеркальным отражением первого с короткими темными волосиками, живыми карими глазками и розовыми ангельскими щечками, очертаниями напоминающими Вайолет.

Внешне они были похожи как две капли воды, но характеры обычно выдавали их. Старший близнец, Себастьян, был более ласковым и покладистым и из них двоих всегда первым выдавал свое местонахождение – вот как сейчас.

С возбужденными криками и возгласами они бросились к ней. Опустившись на колени, Элиза порывисто обнимала их и смеялась вместе с ними, наслаждаясь ощущением их маленьких ручек, обвивающих ее шею, их крепеньких теплых тел, уютно прижимающихся к ней. Она на короткое мгновение закрыла глаза и дала волю материнскому порыву, позволив себе хоть на миг представить, что это ее дети.

В этом-то и заключалась причина, по которой она согласилась на безумный план Вайолет, отодвинув в сторону все свои страхи, сомнения и даже гордость и согласившись позволить Киту Уинтеру выступить в роли ее наставника, когда сама она предпочла бы отказаться и остаться тихой и застенчивой, какой была всегда.

Но правда состояла в том, что она хотела от жизни большего, чем провести ее в печальном одиночестве.

После четырех неудачных сезонов она отказалась от мысли о замужестве, оставила надежду найти мужа и создать семью. Она примирилась с мыслью, что ей придется находить утешение в друзьях, удовлетворять свою потребность в доме и семье, играя роль незамужней «тетушки» для детей других людей. Вечно наблюдать со стороны за тем, чего она так хочет, но никогда не будет иметь.

Затем внезапно все изменилось. Неожиданно она унаследовала огромное состояние, а вместе с ним и новые возможности. Ее надежда, словно феникс, расправила свои яркие широкие крылья и возродилась из пепла. Имея такое состояние, она могла жить независимой жизнью, о которой большинство женщин не смели и мечтать.

Однако незамужняя женщина, даже будучи богатой, обречена на жизнь в одиночестве. Конечно, у нее будут друзья, которых она могла бы навещать, но нельзя же злоупотреблять их добротой. Как бы ей ни нравилось жить с Вайолет и Адрианом, как бы ни обожала она их милых детей, не может же она оставаться с ними вечно. Рано или поздно она должна будет покинуть их и провести остаток жизни в обществе оплачиваемой компаньонки и кучки равнодушных слуг.

Но если она выйдет замуж, то сможет иметь собственных детей, иметь кого-то, кого снова будет любить и кто заменит ей семью, которую она потеряла много лет назад, когда ей было всего одиннадцать.

Элиза помнила с отчетливой ясностью тот день, когда проснулась после страшной лихорадки. Ее волосы были насквозь пропитаны потом и облепляли голову, а тело было слабым и безвольным. Жена местного священника, которую она едва знала, держала ее за руку и со слезами, застилающими глаза сказала, что обоих ее родителей забрали к себе ангелы, что они умерли от той же лихорадки, которую перенесла и Элиза, только она выжила, а они нет.

В те мгновения ей тоже хотелось умереть. От слез болело горло, а легкие едва не разрывались от безудержных рыданий. Она погружалась в тревожные кошмары, желая, чтобы болезнь одолела и ее. Но что-то внутри ее цепко держалось за жизнь, она выздоровела.

Когда она поправилась, тетя забрала её к себе. «Мой христианский долг», – объявила Дорис Петтигру, плотно сжав неулыбчивые тонкие губы.

В последующие годы Элиза не нашла любви в тетином доме. Постепенно она начала понимать, какое глубокое презрение питала Дорис к своей младшей сестре, Аннабелле, матери Элизы. Когда-то Аннабелла отвернулась от своей аристократической семьи и сбежала с бедным учителем, в которого безумно влюбилась. Дорис так никогда и не простила Аннабеллу за то, что она опозорила семью и уменьшила шансы Дорис сделать блестящую партию. Ее тетя вынуждена была выйти замуж за человека, занимавшего невысокое положение на социальной лестнице, о чем она постоянно вспоминала и в чем не переставала обвинять дочь Аннабеллы, Элизу. Горечью Дорис была пронизана вся ее взрослая жизнь.

И все же, как ни удивительно, тетя оставила свое состояние Элизе, дав ей средства и возможность получить то, чего она больше всего желала, – собственную семью. Она не искала великой любви. Она не питала глупых, наивных иллюзий, что такая девушка, как она, пробудит у мужчины ту пылкую страсть, о которой пишут поэты и мечтают романтики. Но если ей удастся найти добросердечного, приятного человека, который даст ей уютный дом и детей, мужчину, который не будет оскорблять и обижать ее, она будет вполне удовлетворена. А если спустя какое-то время они станут еще и добрыми друзьями, ей не на что будет жаловаться и останется только радоваться.

Посему, если это означает позволить лорду Кристоферу обучать ее, она позволит. Она отбросит в сторону все свои давнишние чувства, которые еще может питать к нему, и научится всему, что нужно, чтобы найти мужа. В любом случае, проводя время с Китом, она получит шанс доказать себе, что действительно покончила с ним раз и навсегда. Ей придаст уверенности сознание того, что чувство, какое она к нему испытывала, было не более чем безрассудной влюбленностью.

Заметив, что держит мальчиков слишком долго, она порывисто прижала обоих и отпустила, затем поднялась на ноги.

– Играть! – захлопал в ладоши Себастьян. – Давайте еще поиграем.

По полу раздались твердые шаги ног, обутых в практичные туфли.

– Не сегодня, милорды, – строго сказала няня. – Уверена, что вы и так уже утомили мисс Хэммонд. Вы должны отпустить ее, чтобы она могла заняться своими делами. А вам пора умываться и кушать.

Близнецы дружно завыли.

– Мы хотим, чтобы тетя Элиза осталась, – захныкал Ной.

– Тетя Элиза, тетя Элиза, – подхватил Себастьян.

– Тетя Элиза не может остаться. У нее много других дел, – проговорила няня, мягкостью тона смягчая строгость слов. – А теперь будьте умниками, как и подобает хорошо воспитанным юным лордам, и вежливо попрощайтесь с мисс Хэммонд.

Одинаковые губки надулись, глаза Себастьяна налились слезами.

– Так, а что это тут такое? Неужели я вижу слезы? – спросила Вайолет, входя в игровую комнату.

– Мама, мама! – оба мальчика бросились к ней, спрятав личики в ее юбках и сжимая в кулачки абрикосовую в крапинку ткань.

– Они хотят, чтобы я осталась, – объяснила Элиза, встретившись с вопросительным взглядом подруги.

– Ну разумеется, хотят. Мальчики обожают тебя, и это неудивительно. Ты их любимая тетя, и они любят тебя даже больше, чем родных теток. Но, – заявила Вайолет, успокаивающе погладив по головкам обоих сынишек и наклоняясь к ним, – как бы вам ни хотелось, тетя Элиза не может остаться и играть с вами весь день. У нее есть взрослые дела. А вам, как я уже сказала, пора кушать и ложиться спать.

– Именно это я говорила им перед вашим приходом, ваша светлость, – сказала няня, сложив руки на своей довольно объемистой талии.

– Я не хочу спать, – непокорно заявил Ной.

– Я тоже, – подхватил Себастьян.

– Гм-м… – Вайолет медленно покачала головой. – Что ж, заставить вас спать я, конечно, не могу, но если вы не отдохнете, папа не возьмет вас сегодня покататься на пони. Он говорит, что из уставших мальчиков получаются плохие наездники, и он ни за что не позволит вам прокатиться на Снежке и Черныше, если вы не вздремнете.

– Я хочу кататься на пони. – Ной поднял на маму умоляющий взгляд.

– Я тоже. – Себастьян посильнее прижался к ее ноге.

– В таком случае вам следует пойти с няней и сделать как велено. Обещаете быть хорошими мальчиками, все съесть и хорошенько поспать?

– Да, мама, – ответили они в один голос.

– Лапочки вы мои! – Вайолет обняла малышей и целовала в щечки до тех пор, пока они не захихикали. – А теперь марш, разбойники.

Мальчики засеменили к няне. Себастьян остановился и подбежал к Элизе. Он поманил ее наклониться ближе.

– А ты придешь рассказать нам сказку? – громким шепотом спросил он.

Она улыбнулась, растаяв под чарами его невинного детского обаяния.

– Если я услышу, что вы были очень послушными, я поднимусь вместе с мамой к вам в комнату, когда она придет пожелать вам спокойной ночи.

Ной, стоящий рядом с няней, улыбнулся.

– Мы будем хорошими, – пообещал он.

Себастьян согласно кивнул, потом обнял Элизу и послушно направился к няне. Взяв их за ручки, служанка увела детей.

– Благодарение небесам за пони, – сказала Вайолет, когда мальчишки уже не могли ее слышать. – Бог знает, чем я буду подкупать их на следующий год. Хорошо, хоть Джорджиана еще слишком мала, чтобы пускаться на уловки.

– Она прелестное дитя.

Выражение счастливой гордости появилось на лице Вайолет при упоминании о дочери.

– Да, это верно. Я просто диву даюсь, до чего же у нее спокойный нрав. Она не беспокоится, почти никогда не плачет, даже когда пеленка мокрая. Я только что была в детской, кормила ее, и как только она наелась, сразу же уснула. – Глаза Вайолет сверкнули за стеклами очков. – Видела бы ты, Адриана, как он воркует с ней и строит смешные рожицы. Можно подумать, что он единственный на свете мужчина, у кого есть дочь. Он просто очарован ею. Я говорила тебе, что он называет ее своим маленьким ангелочком?

А малышка и впрямь похожа на ангела, подумала Элиза, со своими пухлыми розовыми щечками, зелеными глазками, опушенными длинными ресницами, и идеальной формы головкой с начинающими отрастать темными волосиками.

– Крещение состоится в воскресенье, как и было условлено?

– Да, Джанет послала записку. Они с Даррагом, моей новой племянницей и большинством братьев и сестер Даррага уже в пути. Вся эта орава прибудет через день-два если все пойдет, как запланировано. Слуги как сумасшедшие драят городской дом, готовя все к их приезду.

У Элизы были смешанные чувства в связи с очередным приездом графини Малхолленд. Джанет Брэнтфорд О'Брайен пугала ее до потери пульса – почему-то рядом с ней она всегда чувствовала себя мелкой букашкой. Но Вайолет сказала, будто заметила явное смягчение характера своей напористой сестры-близнеца после рождения ее дочери.

«Но разве можно понять это из писем?» – недоумевала Элиза. Только ее появление во плоти покажет, так ли это.

– Я так рада, что мы решили подождать и устроить совместные крестины в Лондоне, – сказала Вайолет. – Традиционно семейное крещение проходит в Уинтерли, но поскольку в этот раз будут сразу обе наши дочери, не вижу вреда в небольшом отступлении от традиции. В любом случае Джанет сказала, что путешествие с маленьким ребенком из графства Клэр и без того достаточно утомительно, чтобы ехать еще в Уинтерли, а потом снова возвращаться в Лондон. И она хочет остановиться в городе, ибо отказывается возвращаться в Ирландию без полностью обновленного гардероба.

О да, подумала Элиза, это еще вопрос, насколько Джанет смягчилась, ибо в некоторых вещах она, видимо, ничуть не изменилась.

Раздался вежливый стук в дверь. Вошел лакей, поклонился и стал ждать, когда на него обратят внимание.

– Да, Роберт, что такое? – спросила герцогиня.

– Ваша милость, вы просили сообщить, когда прибудет лорд Кристофер. Он сейчас в желтой гостиной, ожидает вашу милость.

Желудок Элизы тут же камнем ухнул куда-то вниз. Она не знала, готова ли, но, похоже, ее уроки должны были вот-вот начаться.