— Что за?..
— Не важно, — прервал Палмер. — Весьма сильные козыри. У меня было бы много неприятностей, если бы я просто отклонил их требования. А если бы я поддержал их, они бы провели в правление своих директоров, выбросили бы вас на пост какого-нибудь почетного председателя и получили бы свой фантастический заем или же какой-нибудь еще более невероятный. Сейчас же у Лумиса настолько заняты руки своими собственными проблемами, что он не в состоянии сделать ни одного хода на заседании наших акционеров. Какое-то время Бэркхардт молчал, делая короткие затяжки, но не глотая, а просто заполняя воздух вокруг себя тучей дыма.
— А сберегательные банки? — рявкнул наконец он.
Не имея возможности определить, как много знает Бэркхардт, Палмер ответил уклончиво:
— Вы, конечно, понимаете, что у ДжетТех не осталось сил для битвы в Олбани.
— Ливанец. Легко понять, почему вы с ним так и не сработались. Вы ненавидите всех инородцев или только Бернса?
— У меня полно таких знакомых, — сухо ответил Бэркхардт. — Имел деловые отношения с целой дюжиной из них. Но в ту же секунду, как я взглянул на Бернса, я понял, с чем столкнулся. Послушай. — Он наклонился ближе к столу. — Разве белый человек смог бы сделать такое?
Рот Палмера растянулся в какой-то болезненной гримасе.
— Меня поражает, — произнес он секунду спустя, — как вы умудряетесь уживаться в этом городе с такими настроениями.
— Не твое дело. У всяких там ирландцев и жидов свой город, а у меня — свой.
— Это один и тот же город.
— Нет! — Бэркхардт почти кричал. — Я разрешаю им вести их глупые политические игры с уопсами и спиксами [Американские прозвища для иммигрантов из Европы, особенно часто употребляемые по отношению к итальянцам] и негритосами. Это меня не касается. Когда же им нужны деньги, тем не менее…— Он жестко ухмыльнулся. — Когда им нужны деньги, они идут туда, где эти деньги имеются.
— «Могущественная крепость есть наш бог», — процитировал Палмер. — «Никогда не сдающийся бастион».
— Когда вы последний раз были в церкви? — спросил Палмер. — Так же давно, как и я?
— Вспомнил! — радостно воскликнул Палмер. Он мгновение мурлыкал про себя, потом снова процитировал: — «И хотя этот наполненный дьяволами мир будет угрожать уничтожить нас, мы не будем бояться, потому что бог желал, чтобы его правда восторжествовала через нас».
Бэркхардт потушил сигарету резкими движениями своих сильных пальцев.
— Ну вот что, — сказал он с омерзением. — Ты не можешь стоять на задних ногах, не можешь высказывать свои взгляды, как человек. Ты трусливо подкрадываешься из-за угла и цитируешь Библию и делаешь жалкие выпады. Черт побери, Вуди, что за бабу сделал твой отец?
Палмер почувствовал, что поднимается. Он вроде бы не хотел вставать. Но как только он оказался на ногах, то услышал свой собственный голос, такой же громкий, как и у Бэркхардта.
— Хоть раз в твоей жизни.
Палмер наклонился к столу. Приблизил лицо на 30 сантиметров к лицу Бэркхардта.
— Когда вы вообще слышали правду? — спросил он. — Вы слишком заняты тем, чтобы производить впечатление, вы, старый мошенник. Какой из вас банкир? Что, черт побери, вы понимаете в этом деле? Вы один из этих болтливых безмозглых шарлатанов, которыми набита наша страна. Вы только и умеете, что сильно толкаться. И когда вы сталкиваетесь с более или менее умным человеком, вам крышка. Джо Лумис разрезал вас на вонючие кусочки и оставил для приманки, вы, несчастный старый жулик. Я склеил вас, придав вам снова человеческий вид. И все, на что вы способны, — это орать, как сопливый младенец. Если вы посидите спокойно и дадите мне закончить ремонт, хорошо. Но если вы еще хоть один раз позволите себе распустить язык, я оставлю вас на съедение мухам.
Палмер почувствовал, что пол как-то тревожно заходил у него под ногами. Он сел и постарался успокоиться. Тихо загудел интерком. Он не обратил на него внимания.
Через некоторое время, когда оба отдышались, Бэркхардт взял еще одну сигарету из пачки Палмера, медленно подошел к огромному окну из цельного стекла и долго смотрел вниз на Пятую авеню. Потом он обернулся, и Палмер против света не смог разглядеть выражение его лица.
Палмер пожал плечами.
— Дело движется, — нетерпеливо ответил он. — Нет нужды вдаваться в подробности. Мы так напугаем Банковский комитет, что они отложат решение до следующего года.
Палмер, прищурившись, поглядел на старика. С контурами человека без всякого выражения или хотя бы жестов говорить было очень трудно. Палмер встал и подошел к окну в надежде, что это заставит Бэркхардта повернуться и свет упадет на его лицо.
— Это сработает. Правда, стоит довольно дорого.
— Сколько? — Слово вырвалось без всякого веса и силы.
— Уже сейчас около семи тысяч. Может быть, будет стоить десять тысяч, прежде чем мы закончим. Не считая карманных расходов Бернса.
Бэркхардт немного повернулся, и Палмер разглядел абсолютно пустое выражение его лица.
— Не знаю, — ответил старик.
Бэркхардт слабо махнул рукой.
— Ничего.
Теперь Палмер более внимательно рассмотрел его: движения замедленные, губы едва двигаются, глаза тупо смотрят прямо перед. собой.
— Это не похоже на вас, — заметил Палмер.
Нижняя губа Бэркхардта медленно опустилась, как бы выражая: «Вот такие дела».
— О'кей.
— Что о'кей? — настаивал Палмер.
— Ничего. — Бэркхардт отвернулся и сделал шаг по направлению к двери. Потом остановился и медленно, непривычно тяжело повернулся к Палмеру. — Ты делаешь больно, — произнес он, — думаю, что я сам виноват, но, сынок, ты делаешь больно. Какое-то странное чувство зашевелилось внутри Палмера. Он с испугом подумал, что это угрызения совести. Но потом понял: это жалость. Он попытался придать своему лицу более дружелюбное выражение и почувствовал, что мышцы лица слушаются с трудом. — Это еще что! Я свалил Бернса. Стукнул его довольно-таки сильно вчера вечером. Теперь он мой друг до тех пор, пока я этого захочу. А как насчет вас?
Бэркхардт стоял не двигаясь, как бы ожидая какого-то чувства, которое должно было прийти к нему. Наконец он сказал:
— Я хирург, делающий вам пластическую операцию, а не могильщик.
Старик тихо рассмеялся каким-то бесплотным смехом, вроде легкого шуршания.
— Классная операция, Вуди.
Зазвонил личный телефон Палмера. Он подошел к столу и снял трубку.
— Спасибо, Пит. — И повесил трубку. Он посмотрел на Бэркхардта. — Курс акций Джет-Тех упал до 29. Самый низкий за последние двенадцать лет.
Губы Бэркхардта вяло задвигались. Казалось, он не мог решить, как ему реагировать. Наконец он сказал:
— Поздравляю.
— Нет.
— Нет.
— Это хорошо. Мы не можем допустить, чтобы они поймали представителя ЮБТК за покупкой акций Джет-Тех.
Бэркхардт кивнул и пошел к двери, как-то тяжело и вяло ступая, как будто за последние тридцать минут он прибавил килограммов пятнадцать. У двери он остановился. — Будут какиенибудь еще инструкции?
— Попытайтесь изменить настроение.
— Послушайте, — сказал Палмер, — я вас знаю. Вы никогда никому не передавали полномочий, потому что, кроме себя, никому не доверяете. Только так вы были счастливы. Учитесь же быть счастливым по-другому. Это очень просто.
— Слишком стар переучиваться.
— Не хитрите, Лэйн.
Какой-то момент губы Бэркхардта двигались беззвучно.
— Смешно, насколько я мог ошибиться. Я думал, что знаю тебя вдоль и поперек. Я видел в тебе всего лишь сына своего отца. — Бэркхардт недоуменно сощурил глаза. — Чей ты сын, в конце концов?
— Свой собственный, — ответил Палмер так тихо, что казалось, он обращается к самому себе.
Палмер кашлянул.
— Свой собственный, — более отчетливо произнес он.
Бэркхардт некоторое время стоял у двери, как бы переваривая ответ Палмера. Потом открыл дверь.
— Надеюсь, тебе нравится быть самим собой, — сказал он. — Мне обычно нравилось.
Глава шестьдесят седьмая
Палмер проснулся в 6.30, выключил будильник и побрел в кабинет. Опустившись в кресло около письменного стола, он начал изучать листок бумаги, на котором записывал события прошедшего дня.
Собрание акционеров должно было начаться сегодня в десять и закончиться к полудню. Если все пойдет хорошо, его изберут директором, проводя в жизнь решение, принятое несколько месяцев назад. Но у него не было никакой уверенности, что все пойдет хорошо.
В течение последних нескольких дней он не слышал ни единого звука от сподвижников Лумиса, зажатых между своими собственными раскольническими акционерами и расследованием, проводимым сенатской комиссией. Есть шансы, сонно размышлял он, еще раз просматривая записи, что сегодняшнее собрание пройдет гладко. Но он был настолько близок к победе, что его не удовлетворяла случайность. Несомненно, можно было найти путь превращения случайности в определенность. Очень долго он сидел и думал, пока его семья понемногу просыпалась и начинала день. В восемь часов телефонный звонок оторвал его от завтрака.
— Я только что потратил еще пять тысяч, — сообщил ему Мак Бернс. Палмер прожевал и проглотил кусок тоста. — На Фогела?
— Послал его в Европу на два месяца. Достаточный срок?
— Я думал, что в Олбани все прошло гладко.
— Как шелк. Но разве ты не чувствуешь себя гораздо счастливее, зная, что в данный момент Фогел сидит в самолете «Пан. Ам.» [Американская авиакомпания].
— М-м. — Палмер вытер с губ крошки. — Есть какие-нибудь известия от Банковского комитета?
— К полудню я буду знать.
— Как это выглядит?
— Похоже, они боятся этого билля об отделениях и хотят выбросить его на свалку.
— Чудесно. Поговорим позже, Мак.
Палмер вернулся к столу и услышал, как Эдис говорит Джерри:
— …совершенно не твое дело.
— Почему не мое? — поинтересовалась девочка.
Палмер посмотрел в серые глаза дочери, когда она на мгновение подняла их, чтобы взглянуть на него. Но потом она снова уставилась в тарелку с омлетом.
— Что не ее дело? — спросил он.
Эдис предостерегающе взглянула на него:
— Твое дело.
— Гм?
— Я просто поинтересовалась вслух, — объяснила Джерри, — почему мистер Бернс звонит тебе в такое странное время, и мама сказала…
— Мама права, — прервал ее Палмер. — Мое дело — это не твое дело. — Он намазал еще один кусочек тоста. — И с другой стороны, твое дело — это мое дело. Разве не справедливо?
— Еще как, — сердито буркнул Вуди. Видно, в нем еще жило воспоминание о каком-то прошлом вмешательстве в его личные дела.
Снова зазвонил телефон. Они спокойно сидели и ждали, когда миссис Кейдж ответит. После четвертого звонка она подошла к телефону.
— Опять вас, мистер Палмер.
— Вуди. — Обычно жесткий, сильный голос Бэркхардта на этот раз звучал до странности осторожно. Но Палмер не мог определить, спросонок ли это или было тут что-то еще. — Я должен увидеть тебя до собрания.
— Почему бы не встретиться в вашем кабинете в 9.30? — предложил Палмер.
— Не годится. Туда могут прийти кое-какие директора поболтать со мной. Как насчет девяти в твоем кабинете? После я отвезу тебя в деловой квартал на собрание. По дороге мы поговорим.
Палмер подумал над этим предложением и решил, что не хочет, чтобы кто-нибудь из директоров увидел его все еще в таких близких отношениях с Бэркхардтом.
— Не получится, — наконец ответил он. — Я не буду там. Мне надо кое-что закончить, — соврал он, — а потом я поеду прямо на собрание.
— Тогда, черт возьми, давай поговорим сейчас, — предложил Бэркхардт.
— Сейчас я завтракаю. Могу я позвонить вам попозже?
— Через 15 минут я уезжаю.
Бэркхардт молчал очень долго, должно быть сообразив, что сам себя посадил в мышеловку.
— Ну ладно, — сказал он наконец и повесил трубку.
Палмер возвратился к столу и услышал, как жалуется Вуди.
— …считают, что ты обязан ходить на каждый танцевальный вечер, но почему? Достаточно и того, что каждую неделю урок танцев. Почему я должен тратить деньги на какую-нибудь паршивую девчонку только ради того, чтобы меня не считали зубрилой?
Палмер попытался подвести жалобу Вуди под какую-нибудь известную ему категорию. С Вуди это было не очень трудно.
— С мая ты будешь получать больше карманных денег, — сказал он. — Думаю, твоя репутация в школе не слишком пострадает, если ты немного подождешь.
— Это ты так думаешь. — Вуди угрюмо тыкал вилкой в омлет. — Я не возражал бы получить аванс в счет будущей прибавки. Понимаешь…
— Если ты сейчас получишь аванс, — прервал его Палмер, — что будет потом? Как ты сможешь его вернуть?
Вуди заметно просветлел.
— Я все продумал, — ответил он. — После июня кончается этот идиотский светский сезон. Не будет больше оскудения казны. У меня появятся лишние деньги, из которых я выплачу аванс.
Лицо Палмера ничего не выражало. Он зацепил на вилку кусок омлета и тщательно пережевал его. Потом повернулся к Эдис:
— Думаешь, он будет помнить об этой своей идее до лета?
— Мы ему напомним.
Палмер кивнул:
— Тогда давай попробуем. Но…— Он вытянул руку, заранее предотвращая просьбы Джерри и Тома. — Это относится только к Палмерам старше четырнадцати лет.
— Чудесно, — сказал Вуди. — Спасибо.
Я думаю, — продолжал Палмер, встретив взгляд Эдис, — мы обязаны выяснить, чем будет заниматься Вуди этим летом, откуда он возьмет эти огромные денежные излишки. Работать?
Эдис задумчиво посмотрела на апельсиновый сок.
— Я надеялась, что, может быть, мы проведем лето в нашем доме на Мичигане.
— Вы четверо. Мне будет довольно-таки сложно ездить туда и обратно.
— Я думала, — сказала она, — что, может быть, ты захочешь взять месячный отпуск.
— Не знаю, как я…— Палмер замолчал, посмотрел себе в тарелку и немного подумал. — Думаю, нам лучше поговорить об этом сегодня вечером. После совещания.
— Чудесно, — быстро и с облегчением согласилась Эдис.
Палмер взглянул на часы: 8.20. Он встал.
— Я ненадолго. — Он прошел в кабинет, сверился со своими записками, нашел номер телефона и набрал его.
— Да? — ответил тихий, усталый старческий голос.
— Мистер Лумис? Это Вудс Палмер.
— Одну минуту. Я посмотрю, дома ли мистер Лумис.
Палмер сел в кресло за письменным столом и потянулся к полупустой пачке сигарет. Первая мысль об этом звонке пришла к нему среди ночи, когда он проснулся от неприятного сновидения. Его настолько захватила эта идея, что он встал, сделал заметку на листе бумаги и, поднявшись утром, снова начал над ней думать. Теперь он уже не гордился ей, как это было с ним ночью, но в данный момент стоило попробовать любое, любой способ подхода к Лумису. Самое главное было в том, чтобы предложить что-нибудь, а не просить. И что самое важное: выдать это в последний момент, когда остается считанное время до собрания, у Лумиса уже не будет времени раздумывать над предложением.
— Доброе утро, мистер Палмер, — ответил еще один старческий, но энергичный голос.
— Благодарю вас, что подошли к телефону, мистер Лумис, — начал Палмер. — У меня для вас есть идея, по-моему полезная.
— Это что-то новенькое. — Голос Лумиса стал тонким из-за прозвучавшего в нем сарказма. — Но сначала скажите, увижу ли я вас сегодня утром на собрании акционеров?
— Увидите.
— И еще, прежде чем я услышу вашу идею, сколько она будет мне стоить?
Палмер засмеялся, надеясь, что его смех звучит естественно.
— Почему бы сначала не выслушать идею? Тогда, может быть, у вас появится своя собственная, которая мне тоже понравится.
— Говорите.
Палмер чиркнул спичкой и закурил сигарету.
— Ваши люди еще не придумали какого-либо реального способа прекратить расследование сенатской комиссии?
— Нет. А вы придумали?
— Может быть.
— И я получу эту идею без всяких условий?
Палмер выдохнул дым в люминесцентную лампу.
— Конечно.
— Просто подарок одного джентльмена другому? — настаивал Лумис.
— Во многом именно так.
— Но я, сэр, не джентльмен. А вы, сэр, банкир.
На этот раз Палмер рассмеялся более естественно.
— Идея весьма проста. Почему бы не поговорить с генералом Хейгеном?
— О чем?
— О слиянии.
На другом конце провода наступила тишина. Потом:
— Вы обсуждали это с Эдди Хейгеном?
— Нет.
— Просто вы, так сказать, по доброте душевной пришли ко мне со своей идеей? — спросил Лумис.
— Не совсем так, — признался Палмер. — Вот уже несколько дней я размышляю, как бы я сам выпутался из этого положения, будь я на вашем месте. Этот путь кажется мне вполне реальным.
— Хейген ваш друг. Какова, по-вашему, будет его реакция?
— Не имею понятия. Мы с вами можем обсудить это за ленчем, после собрания.
— Д-да. — Потом больше для себя, чем для Палмера, Лумис сказал: — Очень интересно. Если мы сольемся, Гаусс будет работать на Джет-Тех, и подкомитету, ведущему расследование, нечего будет расследовать. — Лумис долго молчал. — Не могу сказать, чтобы я всегда одобрял ход вашей мысли, мистер Палмер, но иногда я восхищаюсь результатами.
— Почти то же я чувствую в отношении вас, мистер Лумис, — ответил Палмер. — Скажите, сэр, как вы считаете, есть ли у вас возможность выбора линии поведения на сегодняшнем собрании акционеров?
— Д-да. Я могу начать колебаться и поднять общий шум. У меня есть поддержка.
— Моя идея успешного поднимания шума, — сказал Палмер, — заключается в следующем: необходимо иметь очень прочную базу дома для того, чтобы позволить себе поднять шум вне его. Вы тоже так считаете, мистер Лумис?
— Давайте не морочить друг другу голову, — ответил тот. — Я обещаю вам мирное собрание, если вы обещаете серьезное отношение Хейгена к слиянию.
— Что ж, услуга за услугу. Давайте на этом и порешим.
— С одной поправкой, — добавил Лумис. — ЮБТК должна возвратиться к просьбе Джет-Тех о займе.
— Та же сумма и те же условия?
— Я оставляю это на ваше усмотрение.
— Тогда сумма и условия будут другими.
— Мистер Палмер, все в ваших руках.
— Спасибо, мистер Лумис.
— Пожалуйста, мистер Палмер.
— Мы поговорим об этом попозже сегодня, мистер Лумис.
— С нетерпением жду этого, мистер Палмер.
— До свидания, сэр.
— До свидания.
Палмер потушил сигарету и вскочил с кресла. Ухмыляясь, он направился в столовую.
— …Дурацкие лекции по половой гигиене и все такое, — жаловался Вуди.
— Если кому-нибудь это и нужно, — возразила Джерри, — так это тебе, нахал.
— Посмотрите, кто заговорил, — загудел ее брат.
— Что такое половая гигиена? — спросил Том.
— Прекратите, — сказал Палмер. Он повернулся к старшему сыну. — Вуди, это еще один тонкий подход к вопросу о деньгах? Потому что, если ты и какая-нибудь девочка…
— Вудс! — прервала его Эдис.
Лицо Вуди стало ярко-красным. Он постарался скрыть это, опустив голову и внимательно изучая содержимое своей тарелки. — Перестань, пап, — пробормотал он. — Я просто рассказывал, как глупо ведут себя девчонки в классе. В городе есть еще какая-нибудь школа, куда можно перейти на следующий год?
— Какое-нибудь высшее ремесленное училище, — доброжелательно предложила Джерри.
— Кто-нибудь может заставить ее заткнуться? — спросил Вуди.
— Я считаю, что лекции о половой гигиене — сплошная потеря времени, — заявила Джерри. — У нас они только что начались. После занятий одна из девочек закончила оставшийся курс за какие-нибудь пять минут. Даже включая детали, вроде оберточной пленки и прочей чепухи.
Палмер нахмурился:
— Каких деталей?
— Прозрачная пленка, в которую заворачиваются завтраки, — объяснила Джерри. — Повальное увлечение всех подростков. Правда, Вуди?
Лицо ее брата приняло темно-красный оттенок.
— Замолчи! — прорычал он.
— Повальное увлечение? Чем? — спросил Палмер.
Эдис встала и начала собирать тарелки.
— Кончил, Том? — быстро спросила она.
Младший сын покачал головой.
— Повальное увлечение чем? — как эхо повторил он.
— Противозачаточное средство для бедняков, — объяснила ему Джерри, — ничего не стоит, легко входит и…
— Стоп! — Палмер переводил взгляд с одного ребенка на другого и наконец посмотрел на жену. — Интересно, в других семьях тоже говорят об этом за завтраком? — спросил он. — Она твоя дочь. Эдис широко и как-то плутовски улыбнулась ему: — Как же иначе, по-твоему, быть на уровне последних достижений современной техники?
Глаза Палмера расширились от удивления.
— Химические компании тратят много миллионов на развитие…— Он замолчал и беспомощно уставился на свою вилку. — А эти интеллектуальные дети просто…— Он снова замолчал. Потом повернулся к Джерри: — Где ты раздобыла эту прелестную информацию?
Девочка беззаботно махнула рукой:
— После урока о половой гигиене.
— Ладно. Держи это при себе… Нет. Ничего. — Палмер крепко потер щеку.-Думаю, что нам лучше иметь представление о твоих знаниях. — Он еще раз посмотрел на часы и тут же встал.
— Если леди и джентльмены, присутствующие здесь в акушерской, разрешат мне, я имею срочный вызов в операционную. — Кивнув каждому, он покинул комнату.
Выглянув в окно, он увидел через ажурно-бетонный фасад, что банковский «кадиллак» уже стоит перед их домом. Шофер приехал на пять минут раньше обычного, отметил Палмер. Между прочим, вспомнил он, это происходило теперь каждое утро начиная со вторника, когда у них с Бэркхардтом произошел открытый обмен мнениями. Банки всегда были довольно тихими изолированными заведениями, но система тайной коммуникации работала в них со скоростью света.
Палмер отдыхал на заднем сиденье «кадиллака», пока тот, повернув на восток, к деловым кварталам, мчался по узким рядам Ист-Ривер-драйв. Развернув «Таймс», Палмер с удовольствием отметил, что сообщение о расследовании дела Джет-Тех перенесено в деловой раздел газеты, где ему отвели небольшое место почти в самом низу страницы. Он перешел к биржевой таблице и увидел, что курс акций Джет-Тех выровнялся на 31, а акции ЮБТК упали на полпункта. Поскольку никто теперь лихорадочно не скупал их, цена, по всей вероятности, в течение нескольких последующих недель будет постепенно падать, пока не дойдет до уровня, на котором была шесть месяцев назад.
В финансовом районе деловых кварталов города Палмер остановил машину, не доезжая двух блоков до ЮБТК, и отпустил шофера. Он зашел в табачную лавку, купил пачку сигарет и получил два доллара сдачи. Из единственной телефонной будки магазина он позвонил Эдди Хейгену в его контору в Ныо-Ингленд.
— Я звоню из автомата, — объяснил он Хейгену. — Меня только что пытались зондировать из Джет-Тех.
— Что такое, дружище? — спросил Хейген. — У тебя больной желудок?
— Слушай внимательно, — сказал Палмер. — Они хотят поговорить с вами о слиянии.
— Ха!
— Точно. В этом случае они освобождаются от сенатского подкомитета. Ты тоже.
— Джет-Тех не смогла проглотить нас, — сказал Хейген. — Вот у них-то уже болит живот от обжорства. А ваша компания не будет платить.
— Мы можем возобновить обсуждение займа.
— Какое слияние они предложили? Передача акций?
— Никаких деталей. Просто заинтересованная готовность.
Хейген некоторое время молчал.
— Мы могли бы использовать их вычислительные машины. В других отношениях мы не подходим друг другу. Смешивать нашу и их продукцию — порочная идея. По ряду пунктов мы конкурируем с ними.
— Не говори со мной о производстве, Эдди. Я просто передаю вам их просьбу. Почему бы не поговорить с ними? Вреда не принесет.
— Как сказала страждущая дева, — добавил Хейген. — Ты помнишь, что с ней случилось? Ее изнасиловали.
— Да или нет, Эдди?
— Как, черт возьми, я могу сказать? — фыркнул Хейген. — У меня есть правление, с которым надо советоваться.
— Могу я передать Джет-Тех, что ты обсудишь их предложение со своим правлением?
— Почему же нет, черт побери. Скажи им это. Но, Вуди?
— Да?
— Из-за твоей последней услуги, мой старый армейский дружок, я попал как кур во щи по самый пупок. На этот раз я прошу защиты.
— Какой?
— Если мы объединимся с Джет-Тех, они должны понимать, что судьба их займа в ЮБТК зависит от их хорошего отношения ко мне.
— Господи, Эдди! Это уж слишком.
— Да или нет? — спросил Хейген.
— С моей стороны да. Но кроме меня, есть правление директоров.
— О'кей. Скажи Джет-Тех, чтобы позвонили мне. Кто там, Лумис?
— По всей вероятности, он.
— Напомни мне надеть для этой встречи железный панцирь. До свидания, старый армейский друг.
— До свидания, старый жмот.
Палмер медленно шел по Броуд-стрит.
Небо над головой было холодное и чистое. Между устремленными вверх серыми домами оно казалось маленькими осколками льда. Палмер постоял на углу, слушая хлопанье каких-то гигантских крыльев. Прищурившись, он посмотрел на ясное небо и увидел вибрирующую массу подымающегося вертолета. Он задержался немного, повисел на своих медленно вращающихся винтах, похожий на ястреба, высмотревшего добычу. Потом плавным толчком он рванулся вверх и исчез. Спустя момент гул огромных лопастей заглушили нетерпеливые автомобильные гудки. Палмер посмотрел на окружающие его здания — старые, дряхлые в своих мантиях из манхэттенской сажи, новые уже местами покрылись струпьями под действием едкого нью-йоркского воздуха. Палмер вздохнул и почувствовал типичные запахи этого города и этого района: слегка солоноватый, чуть-чуть гнилостный запах реки и сладковатое зловоние выхлопных газов. Обыкновенный человек не мог бы дышать таким воздухом, эта атмосфера враждебна большинству земных существ.
Он медленно шел к главному управлению ЮБТК, размышляя, сможет ли он или кто-то другой долго прожить в этой чуждой им атмосфере. Неожиданно, путем каких-то сложных ассоциаций возникла мысль о Вирджинии.
Он вошел в телефонную будку и набрал номер своей конторы, но тут же медленно опустил трубку на рычаг. Он позвонит ей после собрания, решил он, или же, еще лучше, позвонит на обратном пути из банка и пригласит ее куда-нибудь выпить. Он точно не знал, о чем они будут говорить. Казалось, все уже решено. Но он почувствовал бы себя лучше, если бы пригласил ее. Даже если она откажется, он будет чувствовать себя лучше.
На секунду он прислонился к стене будки. Еще одна машина подъехала к входу в ЮБТК и высадила трех пожилых директоров. Интересно, подумал Палмер, многие ли из этих престарелых джентльменов имеют представление о подоплеке нынешнего собрания, которое, как обычно, пройдет гладко, усыпляюще скучно. Есть ли у кого-нибудь подозрения — кроме горстки посвященных, чуют ли они предательство, ложь, шантаж, подкуп и хитрую паутину давления, контрдавления, маневрирования и контрманеврирования, которую Палмера вынудили сплести? Видели ли они за вежливым молодым лицом своего вицепрезидента — исполнителя что-либо большее, чем благоразумного, хорошо образованного белого протестанта, человека их собственного толка? Видели ли они интригана, лжеца и изменника? Проник ли кто-нибудь из них сквозь гладкий актерский фасад, чтобы увидеть его другие роли?
Стоя в телефонной будке, Палмер понял, что ни один из них при взгляде на него ничего подобного не замечал. Даже Бэркхардт или Лумис не могли осознать каждую мелочь, каждую ложь, каждую ниточку интриги. Они видели того, кого должны были видеть, — человека, созданного по их образу и подобию. Неожиданно Палмер понял, что они правы. Он стал одним из них. Наконец-то.
Он вышел из будки и очень медленно пошел к банку. На перекрестке он неожиданно устремился через улицу. Бешеный автомобильный гудок резко отозвался у него в ушах. Палмер продолжал шагать, ничего не видя, квартал за кварталом. Зловоние реки забило ему ноздри.
На следующем перекрестке лишь какой-то слабый инстинкт самосохранения заставил его поднять глаза. Прямо перед ним лежал Бэттери-парк. Палмер вынырнул из последнего грязного ущелья и быстро пошел к воде.
В парке без деревьев были только очень старые и совсем юные граждане. Старики, сидя на скамейках, следили за двумя пароходами, медленно отходящими от пристани. Дети толпились вокруг продавца воздушной кукурузы и конфет. Палмер стоял возле замшелого парапета и пристально смотрел на юг в самое сердце гавани.
Он следил за двумя пароходами, которые осторожно разворачивались, ведомые буксирами. Слева Палмер с трудом разглядел светло-зеленый цоколь статуи Свободы. Он напряг зрение, и на мгновение перед ним появилась ее остроконечная корона, а потом ее снова заволокло дымом.
Палмер повернулся спиной к гавани и посмотрел на неровную, рваную линию горизонта, похожую на температурную кривую лихорадящего больного. Палмер проследил взглядом энергичные рывки вверх и темные провалы этой беспокойной души. Все там было, решил он. И ни одной спокойной, ровной линии.
Он спросил себя, как долго он сможет это выносить. Он спросил себя, смогут ли они с Эдис преуспеть в этом ужасном городе. Он вспомнил тихие озера и плавные лесистые холмы Мичигана. А что будет летом? Ни на один вопрос ответа он не получил.
Над вершинами вздыбленных, как утесы, зданий финансового района плоской белой плитой возвышался новый утес, на котором мерцало электрическое табло, сообщающее температуру воздуха и время суток. Мгновение Палмер смотрел на него: 41° 9:45; 41° 9:45; 41° 9:46.