Глава четвертая

Палмер последовал за стариком по коридору мимо секретарши, удивляясь про себя, почему ему не был представлен ни один из ответственных сотрудников банка. Разумеется, он официально еще не приступил к работе. Он должен был начать после Дня труда, однако это все же был его первый визит в ЮБТК, и этикет требовал, чтобы какие-то необходимые условности были соблюдены.

Когда они проходили мимо секретарши, лифт уже ждал их. Секретарша вручила Бэркхардту старомодный, растягивающийся, словно аккордеон, портфель и придвинула к себе телефон. Входя в кабину лифта, Палмер слышал, как она вызывает городскую машину Бэркхардта. Девушка на мгновение подняла глаза, их взгляды встретились, но были тут же разъединены сомкнувшимися створками лифта.

— Ты уж извини, что я не представил тебе кой-кого из наших ребят, — сказал Бэркхардт, когда лифт стал спускаться.

— Эта история со сберегательными банками, как видно, дело очень срочное?

— Дурацкая, неуместная выходка, черт подери! — внезапно разразился старик. — Ни с чем не сообразная, какой меньше всего ожидаешь от солидного банкира. И все же ты прав: дело это очень срочное.

— Я еще недостаточно осведомлен, — сказал Палмер, выходя из лифта на нижнем этаже.

В действительности он был неплохо обо всем информирован. Хотя ему никогда не приходилось иметь дело со сберегательными банками в Иллинойсе, ему было известно, какие убытки они приносили коммерческим банкам в семнадцати штатах, где производились их операции. Однако в Нью-Йорке, где была сосредоточена основная масса денежных средств, конфликт принимал особо острый характер.

— Что тебе все же известно об этом? — спросил Бэркхардт, когда они шагали по золотистому мерцанию мраморного пола к выходу. Их ждал седовласый охранник, рука которого покоилась на двери, готовая в любую минуту придать ей вращательное движение.

— Только то, что они…

— Об этом в машине, — оборвал его Бэркхардт и кивнул одному из служащих банка, который ответил ему ослепительной улыбкой. Такой улыбкой может засиять лицо человека, когда он узнаёт, что попадет в рай, а не в ад, подумал Палмер.

Серый «роллс-ройс» ожидал их у края тротуара. Кто б мог подумать, что он прибыл сюда лишь сию минуту: казалось, улица была вымощена здесь только для того, чтобы по ней могла проехать именно эта машина. Вслед за Бэркхардтом Палмер уселся с ним рядом на заднем сиденье, обтянутом темносерой кожей.

Машина плавно тронулась с места и беззвучно устремилась в общем потоке по Броуд-стрит.

Бэркхардт опустил стекло, отделяющее их от шофера, и отрывисто бросил ему: — В оффис на Пятой авеню, Гарри.

Палмер заметил, что стекло снова поднялось, и увидел телефон на специальной полке около стеклянной перегородки.

— Теперь все в порядке, выкладывай, — приказал Бэркхардт. Палмер нахмурился, будто размышляя над чем-то, хотя ему не стоило никакого труда обобщить кое-какие подробности.

— Тут все дело в новых деньгах, — помедлив, сказал он. — Сберегательные банки выплачивают большие дивиденды и потому привлекают все новые вклады. Задача заключается в том, чтобы направить эти деньги опять к нам.

— Ты попал в точку. Мне, пожалуй, больше нечего добавить.

— Я польщен, — ответил Палмер. — Но мне не известно, что вы уже предпринимали в этом направлении. А я должен об этом знать.

Приходится кривить душой, подумал Палмер, но это ложь из добрых побуждений. Старику ведь до смерти хочется высказаться, и он уцепится за первую же возможность.

— Что предпринимали? — огрызнулся Бэркхардт. — Мы слонялись тут без толку и ворон считали, вот что мы делали. Все эти пятнадцать лет мы просиживали штаны, глядя, как сберегательные банки тащат доллар за долларом у нас из-под носа только потому, что мы в свое время не пожелали возиться с такой мелочью. А теперь, когда нам эти доллары понадобились, мы даже не знаем, как к ним подступиться.

— Вот этого-то я и не пойму, — снова солгал Палмер. — Я хочу сказать, что не вижу ничего таинственного в деятельности этих сберегательных банков. Сколько их вообще-то? Пожалуй, и ста тридцати не будет по всему штату?

— Да, примерно столько, а вместе с филиалами около двухсот пятидесяти наберется.

— Да, но ведь один лишь ЮБТК имеет почти столько же филиалов, сколько вся их система, вместе взятая?

Бэркхардт на это не ответил, и Палмер продолжал расспрашивать, чтобы дать старику возможность излить душу.

— Труднее всего мне понять именно это, — снова заговорил Палмер. — Возьмем человека с постоянным заработком. Как правило, две трети заработка уходят у него на уплату долгов. Но он все же старается откладывать по 10, допустим даже, по 5 долларов в неделю, неважно сколько. Встает вопрос, куда ему поместить эти сбережения. Повсюду, почти на каждом углу расположены отделения банков: ЮБТК, «Мэнюфэкчерерз» или «Чейз Манхэттен», «Ферст нешнл», наконец, Химического. Иными словами, вкладчику надо тратить время, чтобы отыскать отделение сберегательного банка, которое было бы для него так же удобно, как и коммерческий банк. Не правда ли?

Бэркхардт пожал плечами. — Это не объясняет того, что произошло, — ответил он скорей самому себе, чем Палмеру. — Это отнюдь не объясняет, почему две трети денег вкладчиков оказались именно в этих сберегательных банках. Тех денег, которые нужны нам как воздух.

— Это же какая-то чертовщина.

— Нет, это самая обыкновенная американская глупость, — возразил Бэркхардт. — Сберегательные банки объявили, что их дивиденды на полпроцента выше наших. На каких-то жалких полпроцента! Неужели это надо по слогам объяснять каждому, кто собирается откладывать деньги? В конечном-то счете все это сводится к тому, что в год он будет иметь на своем банковском счете всего-навсего пятью долларами больше. Если объяснить это вкладчику таким образом, он не может не понять, что делает глупость. Но бедато в том, что никто ему не объясняет этого и не собирается объяснять. — Бэркхардт замолк, но затем, повернувшись лицом к Палмеру, спросил: — Как ты думаешь, в чем здесь дело?

Палмер снова сдвинул брови, сделав вид, что задумался над ответом. — Полагаю, причина в том, — начал он, всем своим видом давая понять, что его ответ — плод серьезного размышления, — что каждый боится сознаться, как мало прибыли дают хранящиеся в банке сбережения независимо от вида банка.

— Вот именно. Если объяснить это людям таким образом, то они заберут свои деньги из этих банков и поместят их либо в фонды страховых компаний, либо сами начнут играть на бирже. Есть еще и другой вид идиотизма в этой области — объединение в различного рода синдикатах недвижимого имущества.

«Роллс-ройс» наконец выбрался на шоссе Ист Сайда и мягко заскользил со скоростью сорок пять миль в час по направлению к деловой части города. Некоторое время Палмер следил взглядом за плывущими по реке справа от него танкерами и грузовыми катерами. Река в легкой пелене тумана маслянисто поблескивала и казалась почти неподвижной. Лучи августовского солнца играли к переливались темным золотистым мерцанием на чуть приметной речной зыби. Машина уже подъезжала к Тридцать четвертой улице, и только теперь Палмер заметил, что за все это время оба они не проронили ни слова. Обернувшись к Бэркхардту, Палмер с удивлением заметил, что лицо старика сведено болезненной гримасой. Его блекло-голубые глаза прячутся под сдвинутыми бровями, а от углов рта пролегли горькие морщины, выдавая мучительную внутреннюю боль. Палмер хотел было спросить старика, не болит ли у него что-нибудь, но передумал и смолчал. Потребность говорить, просто чтобы заполнить словами пустоту, была той юношеской привычкой Палмера, которую ему было трудней всего побороть.

Житейская истина, что лучше смолчать, чем нажить неприятности, — а эту истину отец внушал Палмеру чуть ли не с двенадцатилетнего возраста, — дошла до него нескоро, когда ему было уже далеко за тридцать.

Теперь же, когда ему уже за сорок, он стал частенько подвергать сомнению непреложность этой истины. А вот сейчас, откинувшись на сиденье «роллс-ройса», бесшумно мчавшегося в северном направлении, Палмер подумал о том, что, пожалуй, молчание действительно помогает избежать неприятностей. Это трудно оспаривать. Однако с годами Палмер все чаще задавался вопросом, что же такое, собственно, «неприятности» и действительно ли, независимо от их сущности, надо любой ценой избегать их.

Сидя в машине рядом с Бэркхардтом, Палмер понимал, что «неприятностью» в данном случае могло обернуться укрепление связи между ним и человеком, который еще долгие годы будет его шефом. Характер этого осложнения был ему еще не ясен, но разве следовало его избегать?

Он провел языком по губам и собрался было нарушить внушенные ему в юности отцовские заветы. Поддаваясь этому порыву, он ощутил какую-то неловкость, но все же заставил себя повернуться к старику и…

— Черт бы подрал старого дурня! — внезапно воскликнул Бэркхардт.

Палмер чуть прищурился, торопливо прикидывая в уме, что могло привести Бэркхардта в такое возбуждение.

— Это вы о Лумисе? — спросил он.

— Проклятый старикан! Выживший из ума самодур! Черт дернул его позвонить мне утром!

— Чего он хотел?

— Всю нашу планету на серебряном блюде, только и всего.

— Тут замешаны, как видно, сберегательные банки?

— Вот это меня, кажется, больше всего и бесит, — проговорил Бэркхардт. — Он, как ты знаешь, овдовел. Приезжает к нам за город раз в год на уик-энд. Изредка вместе обедаем. Иногда встретимся в клубе, пропустим по рюмке. Он может вовсе не являться на заседания правления ЮБТК.

Встречаемся мы с ним главным образом в обществе, как это говорится. Я никогда не просил у него ничего такого, что не совпадало бы с его собственными интересами, и он в свою очередь поступал точно так же в отношении меня. Но сегодня, черт побери, он вдруг позвонил мне прямо с собрания попечителей «Меррей Хилл» и стал меня просить, чтобы ЮБТК не выступал с возражениями против законопроекта, который они готовятся представить в этом году на рассмотрение законодательного собрания штата.

— Не очень деликатная просьба.

— Но даже не это меня возмущает, — огрызнулся Бэркхардт.-

Разумеется, я не нахожу никакого удовольствия в том, что он ко мне обращается с подобной просьбой в присутствии всех собравшихся там попечителей. Конечно, нет. Больше всего меня возмущает и противоречит моей… моей…— И он запнулся, мучительно подбирая нужные слова и сердито глядя на Палмера, как бы ожидая от него помощи.

Этике? Совести? Морали? Образу жизни? — молча перебрал в памяти Палмер, однако не произнес ни слова, предпочитая выжидать, и устоял перед гневным взглядом старика.

— Больше всего меня злит нелепая наглость человека, пытающегося загнать меня в тупик, ставя перед выбором между тем, что составляет интересы ЮБТК, и нашей старой дружбой. Вот это уже непростительно! — без особого пыла закончил свою тираду Бэркхардт.

— Что вы ему ответили? — спросил Палмер.

— Ответил? А что я мог ему сказать? Я уклонился от ответа.

— Но ведь придется же в конце концов дать ответ.

Бэркхардт резко кивнул головой, и на его лице промелькнуло решительное, почти жестокое выражение. Глаза его были широко раскрыты, а взгляд прикован к спине шофера, как будто там, на аккуратно подстриженном затылке и темно-зеленой шоферской фуражке, он мог прочитать исход грядущих событий.

— Только не думай, — добавил он, — что я единственный друг, которого Джо будет просить об этом одолжении. Да и у других попечителей сберегательных банков найдутся друзья среди членов правлений коммерческих банков. Сейчас они начнут просить об этом по всему городу. Но это совершенно неприемлемо для нас, и я не допущу, чтобы на меня оказывали давление в этом вопросе.

— А о каком законопроекте у вас с ним шла речь?

— Да я даже толком и не помню, — ответил старик. Анализируя происшедшее, он понемногу освобождался от оцепенения, охватившего его при мысли, что этим поступком его старый друг нанес смертельный удар по самой основе их дружбы.

— Наверно, это опять один из бесчисленных законопроектов о филиалах?

Бэркхардт фыркнул, затем медленно повернулся к Палмеру.

— Интересно, насколько же подробно ты осведомлен, Вуди? — спросил он с раздражением. — Похоже, что тебе известно об этом не меньше моего.

— Ну, что вы! Я располагаю лишь незначительной информацией.

— Решил подмаслить старика, да? — холодно проговорил Бэркхардт. — Вуди, давай-ка договоримся. Ты можешь чего-то не знать и тогда, конечно, нуждаешься в какой-то информации. Только смотри, не дурачь меня, прикидываясь простаком, чтобы доставить мне удовольствие. Понял?

— Я не…

— И смотри, чтобы я снова не обнаружил, что ты мне втираешь очки, — прервал его Бэркхардт. — Если у меня не будет ясного представления о твоих познаниях и способности быть в курсе дел в любое время дня и ночи, это создаст серьезные препятствия в нашей работе. Ясно?

— Ясно. Виноват, — ответил Палмер.

Уголки губ Бэркхардта чуть-чуть приподнялись. — Ну вот и все, — сказал он, несколько смягчившись. — Я уже позабыл об этом.

— А я запомнил.

— Ну и отлично.

У Шестьдесят первой улицы «роллс-ройс» незаметно перешел в левый ряд и свернул с автострады, устремляясь в сторону западной части города, где влился в общий поток машин, который становился все оживленней по мере приближения к Пятой авеню.

После продолжительного молчания старик снова заговорил:

— А законопроект действительно имеет отношение к отделениям сберегательных банков. Только не помню, в чем там суть.

— Хотят увеличить их количество, конечно.

Бэркхардт пожал плечами. — Да, в пригородах. Пока что пригород для них недоступен, и это бесит их.

— А их вкладчики, видимо, переселяются в пригороды?

— В основном так, — согласился Бэркхардт. — Однако сберегательным банкам некого винить, кроме самих себя. С начала войны они инвестировали большие капиталы в закладные. Это у них единственный вид займов, и тут они, разумеется, здорово оплошали. Они помогли вкладчикам выехать из города, а сами не могут последовать за ними.

— Тогда к чему все эти волнения? — спросил Палмер. — Если они попали в собственную ловушку, пусть сами в ней и барахтаются. Чего об этом беспокоиться?

— Они не намерены барахтаться в своей ловушке. Они требуют большей свободы действий и готовы на все, чтобы добиться своего. Палмер понимающе кивнул головой: — Порочный круг. — Он выглянул в окно на скопление машин, образовавших затор в движении.

Далеко впереди на Третьей авеню сносили здание, и перед ним выстроилась большая очередь грузовиков, в которые при помощи огромного экскаватора погружали кирпич и мусор строительной площадки. Вдоль улицы оставался лишь узкий проезд, по которому, дождавшись своей очереди, должна была проехать машина Бэркхардта. Весь угол улицы был закрыт фанерными щитами, на которых пестрели яркие плакаты: сияющие улыбками люди спешили к кассовому окошку. «Теперь уже недолго ждать», — гласила надпись на плакатах. Скоро здесь будет еще одно удобное для вас отделение банка «Меррей Хилл», готовое выплачивать бережливым жителям Нью-Йорка четыре с половиной процента.

Палмер усмехнулся и, обернувшись к старику, сказал: — Когда мы будем проезжать мимо этого угла, постарайтесь держать под контролем давление крови. Здесь открывается еще одно отделение «Меррей Хилл».

— Знаю, — буркнул Бэркхардт. — Каждое утро проезжаю мимо этого угла.

— Я думал, что у их банка имеются определенные ограничения в отношении филиалов.

— Нынешней весной они слились с другим сберегательным банком, который имеет еще три филиала. Это один из них.

Палмер легонько свистнул: — А чем можно остановить этот процесс?

— Ничем, — огрызнулся Бэркхардт. — Они могут сливаться сколько угодно, до тех пор пока наши власти, регулирующие банковскую деятельность, санкционируют это.

Теперь оба они смотрели на улицу через широкие боковые стекла. На углу Третьей авеню на специальном щитке был изображен большой проект строящегося здания отделения банка «Меррей Хилл», и, когда автомобиль, замедляя скорость, приблизился к углу, Палмер рассмотрел на рисунке очертания будущего тридцатиэтажного здания.

— Довольно странное расположение для служебного корпуса, — пробормотал он, но в это время его взгляд привлекла женщина, собиравшаяся перейти через улицу. Она была рослая, с пышным бюстом, а ее стройные ноги, казалось…

— Ты все еще думаешь о старой Третьей авеню, — сказал Бэркхардт. Палмер повернулся к нему и увидел, что старик тоже заметил эту женщину, вернее, то, как Палмер разглядывал ее.

— Как только старые дома Эла были снесены, — продолжал Бэркхардт, — здесь вырос универмаг «Блумингдэйл», а там уже одно за другим стали строиться административные здания.

— Хотя с деньгами теперь так туго.

— А вот у сберегательных банков деньги есть, черт бы их побрал, это же как соль на рану! Деньги к ним сами в руки лезут. Их активы — это же наличные денежки или почти равные им государственные ценные бумаги, да еще и закладные. Это же… это как…— И Бэркхардт злобно сплюнул.

— Как чистоган в банке, — подсказал Палмер с едва заметной усмешкой.

Бэркхардт окинул его ледяным взглядом. — Слушай, Вуди, я ценю чувство юмора. В нашей жизни иногда оно просто необходимо, иначе не выдержишь. Но бывают ситуации, в которых не до смеха. И это как раз одна из них.

Наступило продолжительное молчание. Машина пересекла Третью авеню и, замедлив ход, остановилась перед светофором на Парк-авеню. За это время Палмер трижды порывался что-то сказать и трижды передумывал. Откинувшись поудобнее на мягком кожаном сиденье «роллсройса», он спрашивал себя, что, собственно, подчас побуждает его так безрассудно ставить под сомнение принцип, правильность которого доказывала вся его жизнь. Тут не могло быть двух мнений: конечно, всегда больше неприятностей, когда высказываешься, вместо того чтобы промолчать. Даже сейчас, зная, что старик хочет, более того, ждет, что он заговорит и рассеет возникшую между ними отчужденность несколькими примирительными словами, даже сейчас, решил Палмер, молчание таит в себе все же меньше неприятностей, чем любые слова.

— Черт бы его побрал, — пробормотал Бэркхардт, когда автомобиль повернул на Парк-авеню в южном направлении. — Ты же видишь, как все это расстроило меня, Вуди. Этим телефонным звонком он меня как обухом по голове…

Палмер медленно, словно нехотя, повернулся к старику.

— Что, собственно, беспокоит вас больше, — спросил он, — эта заваруха со сберегательными банками или Джо Лумис, который пытался оказать на вас давление?

— Одно неотделимо от другого. Уже столько лет мне приходится жить в этой неразберихе. Положение становится все более критическим. У меня только два пути — первый из них вызовет значительное сокращение операций нашего банка, а второй будет означать потерю старого друга. Так примитивно и грубо.

Палмер ждал, чтобы Бэркхардт, выложив суть стоящей перед ним проблемы, сам увидел, что тут может быть лишь одно решение, которое ему надо принять, а затем спросил: — Поэтому-то вы передоверили все это дело мне, не так ли?

— Лишь отчасти, — фыркнул в ответ старик.

— Есть еще и другие причины?

Бэркхардт пожал плечами: — Разумеется. Если уж придется расправляться с Джо Лумисом, то я бы хотел, чтобы это сделал кто-нибудь другой. Однако это лишь первая часть проблемы. — Он тяжело вздохнул. — Скоро ты познакомишься и со второй частью — с Бернсом. Палмер наблюдал за тем, как их автомобиль плавно повернул на запад, проехал по Пятьдесят пятой улице, пересек Мэдисон-авеню и покатил к Пятой авеню.

— Он довольно предприимчивый парень, — в раздумье проговорил Палмер. — Я слышал как-то его выступление в Чикаго. Хороший оратор.

— Один из лучших. Карьеру свою он начал на Западном побережье в качестве одного из пресс-агентов в кинопромышленности.

— Сейчас он консультант по вопросам рекламы и информации или что-то в этом роде? Мне кажется, у него есть клиенты и в Чикаго.

Бэркхардт вздохнул. — Значит, слава Мака Бернса докатилась уже до Чикаго?

— А разве вы имеете что-то против него?

— Ровным счетом ничего. Он именно то, что нам нужно, к сожалению.

— Однако все это дело вы свалили на меня отчасти из-за него?

— Совершенно верно, — ответил Бэркхардт. Их «роллс-ройс» плавно остановился, и шофер открыл дверцу машины.

— Я ничего не имею против греков или сирийцев или кто он там, этот Бернс, — сказал Бэркхардт, выходя из машины. — Просто я не могу ладить именно с ним. Посему предоставляю тебе сомнительное удовольствие сотрудничать с этим Маком Бернсом, так он сам себя именует, а как его раньше звали — кто его знает. — Старик уже вышел на тротуар и ожидал, пока Палмер выйдет из машины.

— И еще одна деталь, — тихо сказал Бэркхардт, остановив Палмера около огромной входной двери из цельного стекла, ведущей в ультрасовременное здание банка.

— Да? — сказал Палмер, оборачиваясь к старику.

— Бернс знает, как я к нему отношусь. Я не могу скрыть это. Вот почему тебе придется подружиться с ним, для равновесия. Удастся ли тебе это сделать?

— А почему бы и нет?

— Многое б я дал, чтобы быть более уверенным в этом, — буркнул Бэркхардт. Затем вполголоса добавил: — Тебе предстоит работать бок о бок с этим человеком довольно долго. Сможешь ли ты?

— Смогу.

— Без Бернса нам каюк.

Оба они молча взглянули друг на друга. Палмер поймал себя на мысли, не свихнулся ли старик на почве всей этой истории со сберегательными банками. Он отвернулся он него и стал рассматривать огромные пролеты цветного стекла с узкими алюминиевыми простенками, образующими фасад здания банка. Прямо над его головой устремилась ввысь стеклянная башня, опоясанная тончайшими, хрупкими серебристыми обручами, которые, казалось, не в силах сдержать этот гигантский взлет стекла. У Палмера возникло чувство, что все это строение может в любой момент переломиться, как раненный в живот человек, беспомощно сникнуть и рухнуть на землю, рассыпавшись в черепки.

Глава пятая

Лифт не обслуживался лифтером, но был до такой степени механизирован, что называть процесс подъема в нем «самообслуживанием» было бы вопиющей несправедливостью, решил про себя Палмер. Когда рука Бэркхардта приблизилась к кнопке с надписью: «Вверх», на распределительной доске загорелся зеленый кружок и створки лифта из нержавеющей стали легко разомкнулись. Палмер вошел в кабину вслед за своим старшим спутником, и, как только его нога переступила через глазок фотоэлемента, створки сомкнулись, но несколько замедленно, как бы учтиво. Стены кабины лифта были словно вытканы из металла. Вертикальные стальные и медные полоски переплетались с поперечными прутьями из латуни, алюминия и нержавеющей стали. Когда створки лифта сомкнулись, Палмер невольно ощутил неприятное чувство: если бы кабина лифта, вместо того чтобы подниматься вверх, опустилась в подземное ответвление морских протоков с соленой водой, подумал он, то вода немедленно вызвала бы химическую реакцию металлических частей кабины с противоположными зарядами и мощный электрический удар разнес бы все живое в их кабине.

Он видел, как Бэркхардт небрежно нажал своим длинным толстым указательным пальцем на другую кнопку из белой пластмассы с надписью: «Верхний этаж» — «ВЭ». Эта кнопка также вспыхнула зеленым огоньком, и изза пластмассовой решетки под распределительным щитком раздался механический голос, напоминающий человеческий, который спокойно возвестил: «Лифт остановится… (пауза)… на верхнем этаже». Бэркхардт посмотрел на Палмера, усмехнулся с оттенком злорадства и сказал: — Мы называем это «ловушкой для деревенщины».

Палмер ничего не ответил, потянулся рукой к распределительному щитку и нажал кнопку с цифрой 12. В сетке динамика что-то дважды щелкнуло и снова раздался механический голос: «Лифт остановится… (пауза)… на 12 этаже». Палмер нажал на кнопку с указателем «отменить», и голос сообщил ему: «Лифт остановится… (пауза)… на верхнем этаже».