Глава 39

Эйлле наблюдал за голодисплеями. Небо над Землей стремительно заполнялось кораблями. По крайней мере, половину из них составляли могучие «Гончие» Своры Эбезона. Эйлле ожидал их увидеть. Равно как округлые корабли Нарво и удлиненные, принадлежащие Плутраку. Чуть в меньшем количестве — суда Дэно и Ниммат. А вот Кэну, Хидж, Джак… Каждый из коченов послал хотя бы по одному кораблю. Даже несколько тэйфов не остались в стороне.

Разнообразие кораблей поражало. Военные, гражданские, всех видов и размеров — от дредноутов, слишком крупных, чтобы сесть на поверхность планеты, до крохотных скоростных «курьеров» наподобие его собственного. Были здесь и военные транспорты — большинство принадлежало Дэно, — и даже один колоссальный мобильный ремонтный док, прибывший ни больше ни меньше, как из их ближайшего мира.

Шестнадцать планетных циклов назад Свора Эбезона лишила Нарво право удх на Земле. После этого Гончие ни во что не вмешивались. Очевидно, они ждали, пока представители коченов прибудут на Землю, на совет Наукры.

Некоторых — прежде всего это касалось старейшин малых коченов — занимало лишь одно: каким образом удалось разбить эскадру Экхат. Однако большинство прибыло для того, чтобы увидеть, чем завершится очередная фаза противостояния Нарво и Плутрака — если это вообще произойдет. Напряжение в отношениях этих великих коченов возрастало уже давно, и все указывало на приближение решающего момента.

Соперничество коченов — естественная часть жизни джао. Оно считается здоровым явлением, поскольку побуждает кочены проявлять себя лучшим образом, приносить жертвы во имя общего блага и участвовать в борьбе против Экхат. Оно как бы уравновешивает другой вектор приложения силы, направленный не вовне, а внутрь: каждый кочен заботится о собственных интересах, о благополучии своих отпрысков и процветании принадлежащих ему планет. Однако противостояние Нарво и Плутрака уже перестало быть соперничеством. Теперь это скорее можно было назвать борьбой или даже враждой. Правда, пока она скрывалась за внешним лоском учтивости, остальные кочены могли делать вид, что ничего особенного не происходит. Но Земной Кризис, как его стали называть, сорвал тонкий нарядный покров, и ситуация предстала во всей своей неприглядности.

Либо новый союз, либо…

Альтернатива представлялась пугающей. Поэтому необходимо было сделать все возможное, чтобы положить конец распре и поддержать любые попытки сохранить единство.

В ожидании сбора Наукры Эйлле продолжал работать в своем командном центре, на заводе по модернизации в Паскагуле. Президент Стокуэлл, равно как и прочие главы туземных правительств, получили весьма широкие полномочия, а Эйлле ушел в работу, которую не мог поручить никому — ремонт и совершенствование бывших субмарин. Соперничество коченов тоже ушло на второй план. Главной заботой Эйлле оставались Экхат. Как они могут отреагировать на исчезновение одной из своих эскадр? Поскольку дело касалось Экхат, предполагать что-либо было трудно. Но помимо прочих существовала вероятность, что они просто пришлют новый отряд. Причем в самом ближайшем будущем.

И встретить их нужно достойно — так, чтобы не потерять половину сил в первой же схватке. Решающее значение приобретала подготовка пилотов, и Эйлле добивался скорейшего восстановления подлодок, которые уже побывали в бою.

Правда бывает горькой, но это лучше, чем самообман. Об этом напомнил себе Эйлле, когда на совещании, которое состоялось сразу по возвращении на Землю, Хэми изложила свою оценку боя. Расчеты, целиком состоящие из людей, проявили себя несравненно лучше, чем пилоты-джао. Исключение составляли лишь двое пилотов, в том числе сам Эйлле. Именно по этой причине большинство субмарин действовали малоэффективно. Четыре из шести подлодок погибли не в ходе непосредственных действий против неприятеля: их пилотам просто не хватило мастерства или опыта. Их корабли либо столкнулись друг с другом, либо потерялись в скоплениях супергранул и не смогли выбраться.

Эйлле поправил ее. Мастерство пилота, чья подлодка протаранила один из кораблей Экхат, тоже было безупречно. И во время будущих сражений будут очень нужны такие, как он… Вернее, такие, как она. Это была женская особь.

Имя пилота Эйлле узнал чуть позже. Лло кринну Гэва… вау Нарво.

Людей эта новость повергла в настоящий шок, но Эйлле не слишком удивился. Да, омерзительные поступки Губернатора Оппака уходили корнями в давно устоявшиеся обычаи Нарво. Но корни — это не ветви и не листья. Его безумие росло на протяжении многих солнечных циклов. Образец превратился в карикатуру.

Что касается джао, и не в последнюю очередь Эйлле, они были удивлены не меньше. Но не известием о происхождении Лло, а тем, как люди восприняли этот факт.

Бен Стокуэлл развернул бурную деятельность по всему земному шару. Результатом стало возрождение организации, которая существовала до Завоевания и служила для координации действий правительств. Она представляла собой нечто вроде совета и носила название «Организация Объединенных Наций». В неофициальной обстановке Стокуэлл пообещал Эйлле позаботиться о том, чтобы новый совет оказался более «зубастым», чем его предшественник. В частности, он предложил подчинить войска джинау именно возрожденной ООН, а не местным административным единицам.

Эйлле нашел выражение забавным. Похоже, оно могло появиться только у расы, которая уступает джао по количеству зубов и при этом куда ближе к истинным хищникам. Сами джао в таких случаях использовали более логичное выражение — «больше веса». Но Эйлле уже успел привыкнуть к тому, что люди предпочитают сначала делить, а потом складывать.

Суть вопроса от этого не менялась, хотя превосходство целостности над дробностью проявлялось и здесь. Контролировать деятельность одной организации куда проще, чем пестрого множества мелких, рассеянных по всей планете. Но у Эйлле был более серьезный повод радоваться. Нити, связывающие людей, крепнут и переплетаются с теми, что связывают джао. Несомненно, ситуация таит в себе угрозу: в случае восстания единство управления даст людям дополнительные шансы. Но из двух зол надо выбирать меньшее. Если джао не смогут образовать по-настоящему прочный союз с людьми, планету придется завоевывать заново. И это будет еще тяжелее, чем в первый раз.

Была еще одна причина поддержать идею Стокуэлла. Возможность держать Землю под контролем для джао почти полностью зависит от популярности, которой Эйлле пользуется у людей. Если она по какой-то причине будет утрачена, войска джинау под командованием Кларика превратятся в неуправляемую силу. В этом Эйлле не сомневался. Равно как и в том, что в ходе неофициальных переговоров с Уайли и другими вождями Сопротивления, которые сейчас проходили в Сент-Луисе, Кларик уравновешивал каждое требование предложением. Люди в подобных вопросах проявляют большую осторожность — достаточно большую, чтобы Эйлле предпочел закрыть на это глаза. Но съемки, сделанные орбитальными мониторами джао, проясняли картину. Кларика чрезвычайно беспокоила судьба тайных складов оружия, которые находились в Скалистых горах. Впрочем, дело не ограничивалось ни Скалистыми горами, ни Американским континентом. Параллельно Кларик вел мирные переговоры с предводителями Сопротивления в Китае, где это движение проявляло себя не менее активно, чем в Северной Америке. Морские перевозки на Земле не прекращались и после Завоевания, и их объем был слишком велик, чтобы джао оставили всякие попытки его контролировать. Можно было не сомневаться: североамериканские повстанцы тайно переправляют оружие в Китай и другие государственные образования, которые считают потенциальными союзниками в случае новой войны.

Положение складывалось взрывоопасное.

В качестве одной из мер Эйлле одобрил первое официальное решение ООН — учреждение награды, которую люди назвали «высочайшей медалью за доблесть». Первой «медалью» в ее индивидуальном варианте предстояло наградить— — — посмертно — Лло кринну Гэва вау Нарво, а групповой вариант — также посмертно — присвоили экипажу субмарины-тарана. Эйлле нашел такой обычай странным, но возражать не стал.

Люди — удивительные существа. Чем менее значительный вопрос решается, тем больше времени уходит на его обсуждение. В течение двух планетных циклов люди не могли решить, как назвать награду. В конце концов, индивидуальный вариант награды получил название «Звезда Земли», а групповой — «Знак Солнечного Отряда».

Вручение «Звезды Земли» и «Знака Солнечного Отряда» вызвало большой шум в общественной информационной системе людей, которую почему-то принято называть «средствами массовой информации». Церемония состоялась в Оклахома-Сити, в Зале единения бывшей губернаторской резиденции. При виде крошечного металлического предмета — несомненно, имеющего символическое значение — представители Нарво насколько растерялись. Но куда более странным был сам факт «посмертного награждения», который у людей считался великой честью и знаком признания заслуг. Даровать нечто, соответствующее нарезке на бау, индивиду, которого больше не существует?! Кстати, сама Лло бау не обладала: она была простым пилотом, а не командиром. Впрочем, награда была принята с самым невозмутимым видом. Кажется, даже Нарво способны усваивать некоторые уроки. Врот не преминул поделиться с Эйлле очередным человеческим изречением, которое весьма точно описывало ситуацию: ничто так не помогает собраться с мыслями, как петля на шее.

Эйлле оценил это высказывание. Оно было связано с популярным у людей способом казни, который называется «повешение». Правда, применительно к джао оно утрачивало всякий смысл. Позвоночник у джао несравненно крепче, чем у людей, шея короче. Добавьте к этому мощные шейные мышцы, и станет ясно, что для джао этот способ казни превратился бы скорее в пытку. Провисев полдня, особенно при гравитации, раза в два превосходящей земную, джао в конце концов задохнется, а при резком рывке может повредить гортань, но сломать ему шею таким образом вряд ли удастся. Что же касается пыток, то джао считали их недостойным занятием. Пытка связана с проявлением слабости — не столько со стороны жертвы, сколько со стороны палача. Пытать вместо того, чтобы убить — это род лести. А завоеватели приказывают, но не льстят.

Впрочем, даже растерявшиеся Нарво очень скоро поняли, что Стокуэлл безупречно сыграл на особенностях мышления своих соплеменников. В тот же день о церемонии награждения узнала вся Земля. Люди называют это «широким освещением событий». Едва имя и происхождение пилота-героини стало достоянием общественности, демонстрации против Нарво почти прекратились, а через несколько дней уже никому не приходило в голову устраивать что-то подобное.

В этом отношении весьма полезен, оказался, как ни удивительно, доктор Кинси. Вопреки грозным предостережениям Яута и собственным предчувствиям, Эйлле позволил профессору участвовать в так называемых «ток-шоу». Это был один из странных человеческих ритуалов. Он заключался в том, что в строго определенное время население собиралось перед множеством отдельных ком-приборов и наблюдало, как небольшая группа предполагаемых знатоков обсуждает предложенный вопрос. Примерно так же проходил другой ритуал, еще более странный — «обсуждение за круглым столом». При этом стол мог быть абсолютно любой формы. Эйлле попытался представить себе старейшин коченов, которые делают свои совещания достоянием общественности, но это выглядело уж слишком нелепо.

Однако люди есть люди, и Кинси буквально засыпали приглашениями.

Эйлле был не против. Эти выступления позволяли исправить одну из грубых ошибок Оппака. Бывший Губернатор был настолько неблагоразумен, что старался скрывать от людей все, что касалось джао. Теперь Кинси наверстывал упущенное. Он считался ведущим специалистом в этой области, к тому же находился в личном подчинении у самого Эйлле, поэтому его словам верили безоговорочно — «принимали за чистую монету», как сказал Врот.

Ему удалось объяснить Эйлле, что такое монеты и вообще деньги. Но когда речь зашла о фальшивых деньгах, разговор зашел в тупик.

Откровенно говоря, Кинси порой бывал не слишком точен. Зато, то ли в силу особого уровня восприимчивости, то ли просто из энтузиазма, он никогда не упускал случая украсить свой экскурс в историю джао рассказом о Нарво и об их участии в борьбе против Экхат. По большому счету, это нельзя было считать искажением фактов, к тому же вызывало у людей самый живой отклик. Старые обиды еще не были забыты. Но кадры, снятые в южном Китае после падения плазменного шара, наводили на размышления. Стокуэлл позаботился, чтобы средства массовой информации время от времени напоминали об этом событии, и люди не сомневались, что из двух зол выбрали меньшее.

Никто не объявлял Оппака крудхом, но в сознании людей он уже не связывался ни со своим коченом, ни с джао вообще. Он был просто «Диктатор-губернатор» и «Сатрап-эгоманьяк», который становился объектом копившейся двадцать лет ненависти. Стокуэлл действовал мастерски.

И все же положение оставалось напряженным. Эйлле все чаще отрывался от работы, ловя себя на тревожных мыслях. Неужели в самое ближайшее время такие же кадры будут транслировать не из Китая, а из других точек Земли? И причиной станут не плазменные шары Экхат, а болиды, направленные джао. Пока люди ведут себя пристойно и благоразумно. Но мятеж у них в крови. И джао, как любые завоеватели, не могут позволить себе мягкости в отношении мятежников.

Нэсс вошла в командный центр, где сидел Эйлле. Несмотря на превосходное владение собственным телом, она не могла скрыть тревоги, и Эйлле это мгновенно заметил.

— Субкомендант Эйлле, — доложила она, — один из отпрысков Плутрака хочет с вами поговорить.

Первые из представителей Плутрака уже прибыли на Землю и нанесли Эйлле короткие визиты. Чаще всего это были рядовые отпрыски, некоторые — даже не из самого Плутрака, а из второстепенных коченов. Обычно они ограничивались выражением признательности и с этим уходили. Однако скоро Плутрак должен был дать о себе знать. Эйлле чувствовал направление потока, особенно в течение последних планетных циклов. Но сейчас перед ним стояли более неотложные задачи, связанные с реконструкцией подводных лодок. Поэтому мысли о родственниках сами собой отошли на задний план.

Эйлле встал и покосился на Яута. Последнее время фрагта был особенно необщителен — как правило, таким образом он скрывал беспокойство и сомнения.

— Пусть передадут послание прямо сюда.

Уши Нэсс нервно зашевелились, вибрисы обвисли. Странно: с ней никогда такого не происходило.

— Я неточно выразилась. Коченау ждет снаружи. На миг Субкомендант потерял дар речи.

— Коченау? — растерянно переспросил он. — Снаружи? Здесь?

— Да, — Нэсс наконец-то приняла нейтральную позу и застыла в ней. — Когда он представился, я хотела впустить его немедленно, но он настоял, чтобы я передала его просьбу.

— Тогда… пусть войдет, — с запинкой произнес Эйлле. Он не мог поверить своим ушам. Меку, коченау Плутрака, спрашивает у него разрешения…

Агилера оглянулся на группу техников, которые стояли рядом, и деликатно прокашлялся.

— С вашего разрешения, Субкомендант, мы удалимся.

— Я… — выдавил Эйлле. — Да… Было бы лучше всего, но…

Он поглядел на диаграммы, которые только что рассматривал. С тех пор, как остатки маленькой флотилии вернулись на Землю после боя с Экхат, Эйлле ломал голову над проблемой соединения человеческой техники с устройствами джао. И сегодня он пригласил людей, чтобы обсудить чертежи боевых судов нового типа, рассчитанных на сражения в фотосфере звезд.

— Я хочу увидеть изменения, о которых мы говорили, — произнес Эйлле, заставив свой голос звучать твердо. — И как можно скорее. Сообщите мне, когда будет готово.

Агилера кивнул. Если присмотреться внимательно, позы людей гораздо более разнообразны, чем кажется на первый взгляд. Сейчас положение плеч Агилеры можно прочитать как «почтение-и-забота».

— Все будет в порядке, сэр? — техник прищурился. — Я не хочу сказать, что все понимаю, но… мы с радостью скажем о вас пару добрых слов, если это поможет делу.

Дверное поле дезактивировалось. Меку? Эйлле ожидал увидеть именно его, но в проеме стоял Дэу кринну ава Плутрак, старый джао, который был избран коченау два поколения назад и до сих пор пользовался огромным уважением. За свою недолгую жизнь Эйлле видел его лишь раз. Тогда бывший коченау в ожидании нового назначения посетил Мэрит Эн. Память о мудрости, которую излучал этот джао, живое сокровище Плутрака, Эйлле хранил до сих пор. Дэу был стар, хотя все еще полон жизни. С возрастом джао становятся сухопарыми, словно их мышцы теряют объем, но это далеко не всегда признак слабости.

— Вэйст, — проговорил он, поднимаясь и исполняя классическую трехчастную позу «приветствие-почтение-и-благо-дарность». — Я не ожидал встретить в этом мире столь прославленного отпрыска.

— Я принял на себя обязанности Меку. Он чувствует, что не в состоянии справиться с этой… — нос Дэу шевельнулся, словно уловил какой-то необычный запах… с этой запутанной ситуацией. Возможно, для тебя все только начинается, но что касается противостояния Плутрака и Нарво, его корни следует искать в делах прошлых поколений.

Дэу покосился в сторону людей, но его глаза оставались непроницаемо черными, как вулканическое стекло.

— Значит, это правда. Ты окружил себя туземцами.

— Да.

Поза Дэу менялась неуловимо. «Вижу-ошибку»… На миг Эйлле вновь стал порывистым неопытным «гладкомордиком» с Мэрит Эн.

Дэу смотрит, как старшие обучают Эйлле Языку тела с помощью урем-фа, древнейшего из способов, когда ничего не объясняется, а сознание вообще остается в стороне. Впрочем, Эйлле и так ничего не соображает. Наставники отказываются объяснять, что от него требуется, и просто награждают его шлепками… пока на каком-то полубессознательном уровне он, наконец, не выдает нужный ответ. Урок усвоен…

Он тряхнул головой, отгоняя воспоминание. Урем-фа — это приобретение жизненного опыта и не ограничивается обучением детенышей. Познание людей — тоже урем-фа. И в этом Эйлле продвинулся дальше любого джао — конечно, за исключением Врота и таких, как он. И… и дальше самого Дэу, хотя это не умаляет мудрости бывшего коченау и не означает, что он недостоин почтения.

Агилера коротко кивнул и вывел людей из помещения.

Когда последний скрылся в дверном проеме, Дэу пристально посмотрел на Эйлле. Разворот его ушей выражал «ожидание».

Он хочет, чтобы я что-то сделал или сказал, подумал Эйлле. Но не указывает, что именно. Снова урем-фа. Несмотря на уважение к коченау, молодой Субкомендант почувствовал раздражение.