Проходящая мимо этой звезды комета вырвала из неё огромный пылающий кусок, и раскалённые газы конденсировались, образовав Луну, которая нам сегодня и известна, постепенно уничтожая её обитателей. Но, поскольку у них не было "тел" в земном смысле, они не могли умереть обычным способом. Они пытались приспособиться к остывающей материи своего нового мира, становясь частью молекулярной структуры твёрдого тела, как раньше входили в состав раскалённого газа. Так Луна стала "активизированной" странной чуждой жизнью.
      Если бы Луна не была захвачена притяжением Земли, эта чуждая жизнь умерла бы уже давно, так как жизнь может существовать только там, где действует второй закон термодинамики — то есть там, где энергия переходит с верхнего уровня на нижний. Но Луна осталась "в живых" благодаря близости Земли, планеты, кишащей жизнью и энергией. Её присутствие для обитателей Луны было подобно постоянному аромату горячего обеда для голодающего человека. И когда человеческая раса медленно обосновалась на Земле, люди смутно и инстинктивно начали осознавать живое присутствие Луны.
      И вот здесь, я думаю, и кроется ответ на вопрос о происхождении Паразитов — этого "стимула", вызвавшего рак. Низшие формы жизни — рыбы и млекопитающие — не подвергаются влиянию "наблюдателей", потому что они живут на инстинктивном уровне, и чуждое присутствие им представляется совершенно естественным. Но человек, благодаря своему развивающемуся интеллекту, своему сознательному разуму, медленно становится всё большим хозяином планеты, и всё более отдаляется от своего инстинктивного уровня — он "раздваивается". Постепенно накапливаются различные расстройства, которые оборачиваются в небольшие воспалённые участки нереализованной энергии. На этой фазе стимул Луны, это постоянное физическое давление полузамороженной жизни, начинает производить свой довольно-таки предсказуемый эффект. Так начинает развиваться рак разума.
      Конечно, может показаться, что вся эта теория построена на довольно шатких предположениях. Но это не так. Теория очень логична, начиная с этого озадачивающего вопроса: почему Паразиты боятся открытого космоса?
      Ответ немедленно напрашивается сам. Когда человек теряет связь со своим "внутренним бытиём", со своими инстинктивными глубинами, он оказывается во власти мира сознания, или, иначе говоря, во власти мира других людей. Это известно любому поэту: когда люди вызывают у него отвращение, он обращается к скрытым силам внутри себя и тогда понимает, что все люди гроша ломаного не стоят. Он понимает, что "тайная жизнь" внутри него есть реальность, по сравнению с которой остальные люди просто тени. Но эти "тени" цепляются одна за другую. "Человек — общественное животное," — сказал Аристотель , провозгласив, вероятно, самую чудовищную ложь в истории человечества, так как человек имеет гораздо больше общего с горами или звёздами, чем с другим человеком.
      Сущность поэта более-менее целостна, ведь он не потерял связей со своими внутренними силами. Но все остальные, "тени", склонны к раку разума. Для них реальность — человеческое общество, на чьих ничтожных личностных ценностях, мелочности, злобе и своекорыстии они полностью замкнуты. А поскольку Паразиты являются проекцией этих созданий, удивительно ли, что они присасываются к человеческому обществу? И на нашем корабле им не было места, так как нам всем был известен секрет: человек ни при каких обстоятельствах не остаётся "одиноким", он на прямую связан со вселенским источником мощи.
      Другими словами, даже если бы мы и не вышли в открытый космос, наш разум всё равно был бы непригоден для Паразитов. Рак в нас медленно умирал от голода. Наше путешествие лишь ускорило этот процесс. Отделившись от остального человечества, в первую очередь мы испытали жуткий страх и одиночество, словно ребёнок, впервые разлучённый со своей матерью. В такой миг встаёшь перед важнейшим вопросом: действительно ли человек общественное создание, которое не может существовать без других людей? Если это так, тогда все наши человеческие ценности — доброта, честность, любовь, вера и всё остальное — являются ложью, поскольку эти ценности по определению абсолютны и более важны, чем остальные люди.
      Этот страх обратил нас внутрь, к "источнику силы, целеустремлённости и воли", и фальшивые провода, связывавшие нас с остальным человечеством, оказались обрезаны. Но это не значит, что люди перестали иметь для нас значение, нет — в этот момент они становятся ещё гораздо важнее, так как вы понимаете, что они, в некотором смысле, бессмертны. Но вы также понимаете, что все эти наши так называемые "человеческие" ценности лживы, ведь они основаны на обесценивании человеком самого себя.
      Поэтому-то Паразитам и пришлось выйти из нас. Чем дальше уходили мы в космос, тем полнее перед нами раскрывалась истина: остальные люди не определяют наши ценности. Они больше не имеют для нас значения в том смысле, в каком мы всегда это понимали. Человек не одинок. Вы можете быть последним человеком во всей вселенной, и при этом не быть одиноким.
      Мы с Райхом проговорили весь остаток ночи. И когда начался рассвет — то есть время, когда он начался бы на Земле — с нами обоими что-то произошло: за последние несколько часов мы совершенно изменились. Куколка превратилась в бабочку.
      Мы больше не принадлежали Земле. Этот пустынный космос вокруг нас был таким же нашим домом, как и абсурдный зелёный шарик в двух миллионах миль позади.
      Это даже немного пугало. Чувствуешь себя словно нищий, внезапно получивший невероятное наследство. Смотришь на ряды слуг, ожидающих твоих приказов, перебираешь в уме всё, что мог бы сделать с такой кучей денег, разглядываешь огромные поместья, теперь принадлежащие тебе... Голова идёт кругом, просто сходишь с ума — и испытываешь настоящий ужас свободы.
      Сколько ещё предстоит исследовать, сколького мы ещё не знаем...
      Но сперва перед нами стояла другая задача: принести эти знания на Землю, остальным. И хотя Земля больше не была нашим домом, в нашем следующем шаге у нас не было никаких сомнений. Теперь мы были полицейскими Вселенной.
      Я подошёл к панели управления. Неделей раньше мне приходилось выслушивать детальные инструкции полковника Месси, теперь же компьютер казался не сложнее детской игрушки. Я быстро сделал необходимые изменения в программе и запустил её. Корабль немедленно втянул фотонные паруса и выпустил поворотную ракету. Мы медленно и мягко стали описывать дугу. Остальные проснулись и пришли узнать, что происходит. Я объяснил:
      — Мы возвращаемся на Землю. Помогите мне ускорить корабль.
      Мы соединили параллельно свои разумы и начали индуцировать высокочувствительный периодический ток воли, а затем, очень медленно, высвободили его на корме корабля. Корабль, словно рыбина, был как будто сжат гигантской рукой. Мы почувствовали скачок ускорения, и повторили операцию. Корабль снова отозвался. Мы увеличили нагрузку, корабль весь задрожал, но ускорился. Операция была очень тонкой и опасной. Мы могли приложить силу, равную десятку водородных бомб, но это надо было сделать так, чтобы она трансформировалась в линейную скорость. Малейшая оплошность вызвала бы крушение корабля — он просто распался бы в атомную пыль. Я и Райх смогли бы это пережить, но не остальные.
      Было даже забавно находиться в двух миллионах миль от Земли в этой нелепой, грубой железной ракете, будто сконструированной слабоумными. Мы с Райхом решили, что по возвращении одной из наших первых задач будет показать людям, как создавать настоящие космические корабли.
      Легче и быстрее всего объяснять остальным было с помощью телепатической связи. Поэтому мы собрались в круг и взялись за руки, как на спиритическом сеансе. Уже через пять секунд связь была установлена, так как, в некотором смысле, этот процесс был им уже знаком. Мы прокладывали путь во тьме, они шли по нему при дневном свете.
      Эксперимент был интересен сам по себе. Ночью я не смотрел на Райха — ведь мы были в разных комнатах, — а также не удосуживался взглянуть на себя в зеркало. Но стоило нам передать свои знания другим, как с ними произошла разительная перемена. Конечно, я ожидал этого, но увидеть это сразу же на стольких лицах было всё-таки удивительно. Обычные слова не могут передать этой картины, могу лишь сказать, что они стали как-то "величественнее", да и то это далеко от правды. Пожалуй, более точно было бы сказать, что они стали как дети. Если вы вглядитесь в лицо очень маленького ребёнка — скажем, шести месяцев — а затем в лицо старого человека, то сразу же различите это трудноуловимое качество на детском лице — мы называем его жизнью, радостью, магией. Неважно, насколько мудр и добр старый человек — у него этого уже нет. И если ребёнок счастлив и умён, он излучает это своё качество, и это почти больно видеть — ведь он явно принадлежит более светлому миру. Он всё ещё полуангел. Взрослые — даже великие — обесценивают жизнь, ребёнок же доверяется ей и утверждает её всем своим существом.
      Именно это качество чистой жизни внезапно и снизошло в зал космической ракеты, и не будет преувеличением сказать, что происходившее ощущалось как начало Творения. Видя эти изменения друг в друге, мы обретали ещё большую силу и уверенность.
      И это перенесло нас на новый уровень знаний. Когда я говорил своим друзьям, что человек не одинок, я понимал значение этих слов, но полный смысл этого мне ещё не был ясен. Тогда я говорил об источнике силы, целеустремлённости и воли, теперь же увидел, что мы не одиноки и в гораздо более простом смысле. Мы стали полицией Вселенной, но кроме нас были и другие. И наш разум немедленно вошёл с ними в контакт, ведь всё случившееся было равносильно тому, что мы послали сигнал, который тут же был принят сотней приёмников, и они не замедлили ответить нам. Самый ближний из них находился примерно в четырёх миллиардах миль от нас, это был корабль, принадлежавший планете системы Проксимы Центавра .
      Больше я ничего не скажу об этом, поскольку в дальнейшей истории это не играет роли.
      Мы неслись со скоростью около ста тысяч миль в час, то есть отделявшие нас от Земли два миллиона миль мы должны были пройти примерно за двадцать часов. Луна вращается вокруг Земли на расстоянии четверти миллиона миль, и, поскольку она была между нами и Землёй, мы должны были пройти мимо неё через семнадцать с половиной часов. А наше дело и было с ней связано.
      На этой стадии идея о перемещении Луны у нас ещё не возникла. Её вес составляет приблизительно 5 x 10 15тонн, или пять квадриллионов тонн. Тогда мы понятия не имели, какую массу смогут переместить наши объединённые силы ПК, но для такой задачи они всё-таки казались нам недостаточными. Кроме того, чего мы добьёмся, действительновытолкнув её в открытый космос? Постоянный раздражитель человеческой души исчезнет, но свою работу он уже сделал. Паразиты разума спасутся в любом случае.
      Однако, несмотря на это, было ясно, что Луна была ключом ко всему и требовала немедленного исследования.
      Мы были на расстоянии пятидесяти тысяч миль от Луны, когда снова почувствовали её тягу. Я и Райх переглянулись. Смысл этого был очевиден: каким-то непонятным образом Луна "знала" о нас. Она знала о нас ещё с самого момента нашего старта с Земли, и её "внимание" было сфокусировано на нас ещё долгое время после того, как мы ушли далеко за неё. Теперь мы снова приближались к ней, только с другой стороны, и она не "замечала" нас, пока мы не оказались на расстоянии пятидесяти тысяч миль от неё.
      Помутнение способностей, которое мы испытывали, двигаясь от Земли, теперь было выражено меньше. Мы знали, что это было: захваченные жизненные силы, каким-то образом взиравшие на нас с надеждой. "Помутнение" в действительности было эмоциональным срывом, но, если вам известна его природа, его уже не трудно преодолеть.
      На этот раз мы направили корабль прямо на Луну. Через некоторое время мы начали тормозить, и уже через полчаса мягко прилунились, подняв огромное облако серебряной пыли.
      Я бывал на Луне прежде, и тогда она казалась мне просто скопищем мёртвых скал. Теперь же она больше не была мёртвой, это был измученный живой пейзаж, и ощущение трагедии было очень острым — словно смотришь на обгорелый каркас здания и при этом знаешь, что здесь погибла тысяча людей.
      Мы не стали попусту тратить время и сразу же принялись за эксперимент, приведший нас сюда. Не выходя из корабля (у нас не было скафандров, так как не ожидалось, что мы будем где-нибудь высаживаться), мы направили луч воли на громаду пористой скалы, выглядевшей словно огромный муравейник. Двенадцать из нас связались параллельно, и сила, выделяемая нами, смогла бы выжечь кратер диаметром в десять миль. Весь "муравейник" — глыба высотой около мили — рассыпался, как и раньше Блок Абхота, обратившись в тончайшую пыль, которая густым облаком окутала наш корабль.
      Сильно поднялась температура, и в течение десяти минут мы чувствовали себя крайне неуютно. В момент же, когда скала перестала существовать, мы все почувствовали дрожь чистой радости, как очень слабый электрический ток. Сомнений быть не могло: мы высвободили пленённые жизненные силы. Но, так как теперь у них не было "тела", они исчезли, рассеявшись в космосе.
      На Луне было нечто ужасающе гнетущее. Шелли проявил блестящую интуицию, когда задал свой вопрос: "Не от усталости ль ты так бледна?" А Йейтс показал просто пугающее понимание, когда сравнил Луну с идиотом, шатающимся по небу. Вот что было не так. Мы словно навестили измученную душу в сумасшедшем доме.
      Уже через полчаса Луна была далеко за нами, а весь передний иллюминатор занимал окутанный дымкой голубой шар Земли. Это всегда волнующий момент — видеть Луну позади, а Землю впереди себя, когда они одинакового размера. Но на этом пункте путешествия у нас был ещё один эксперимент с Луной.
      Мы хотели выяснить, с какого расстояния на неё можно воздействовать психокинетической силой. Нетрудно понять, что это надо было сделать именно на полпути между Землёй и её спутником, так как нам надо было привязать себя к Земле. Безусловно, что со своего корабля приложить силу к Луне мы не смогли бы, к тому же её масса, несравнимо больше нашей, обернулась бы своей силой против нас и уничтожила нас. Наш корабль был просто вершиной равнобедренного треугольника.
      Эксперимент был довольно трудным. Прежде всего, впервые потребовались усилия всех нас — пятьдесят разумов, соединённых параллельно, — и это была самая трудная часть задачи. Большинство новичков едва ли имели представление о своих психокинетических возможностях, а их просили подключить свои ещё незрелые силы к совместной работе. Флейшману, Райху и мне пришлось взять этот чрезвычайно опасный эксперимент под тщательный контроль — то, что мы делали, было чрезвычайно опасным. Никогда ещё корабль не казался таким грубым и непрочным; ослабь хоть один человек на миг своё внимание — и мы все могли погибнуть. Поэтому мы трое сосредоточились на предотвращении подобных инцидентов, а Холкрофт и Эбнер занялись генерацией колебательных волн энергии ПК. Затем необходимо было "нащупать" путь к Земле, что само по себе вызвало шок — словно внезапно оказываешься в Вашингтоне. Земля излучала "жизненную" энергию также обильно, как и Луна, но не скованную и истощённую, а полную страха и неврозов. Точность догадки Райха о Паразитах разума немедленно стала очевидной. Обитатели Земли вырабатывали волны паники, как мы — психическую энергию, и эта паника ещё более удаляла их от подлинных "я", создавая раковую тень, своего рода "второе я", которое тут же обретало чуждую независимую реальность — как иногда вы смотрите на своё отражение в зеркале и представляете, что оно живое.
      Установив контакт с Землёй, мы могли приложить к Луне двойной рычаг: прямой луч энергии ПК с корабля и отражённый от Земли.
      Целью эксперимента было не воздействовать каким-то образом на Луну, а оценить нашу реакцию на неё, как, может, игрок в крикет прикидывает в руке вес мячика. Как я уже говорил, ощущение от применения энергии ПК не очень отличается от физического прикосновения к чему-либо, но порядок психокинеза намного выше. Поэтому, настроив отражённый от Земли луч, мы могли оценить сопротивление Луны: для этого надо было увеличивать прикладываемую силу и наблюдать за производимым эффектом. Я, конечно, не принимал в этом участия, так как с Райхом и Флейшманом "успокаивал" эту силу, не давая её колебаниям разрушить корабль — увеличение силы давало о себе знать усилением вибраций корабля. Наконец я резко велел им остановиться: становилось слишком опасно.
      Я спросил Холкрофта, чего они добились. Он ответил:
      — Не совсем уверен, но, кажется, мы получили ответ. Луну охватить несложно, но сейчас трудно сказать, какое давление окажет на неё воздействие. Нам придётся снова попробовать с Земли. Он имел в виду, что луч ПК мог отследить поверхность Луны, но может ли она быть перемещена силами ПК — это пока ещё не было ясно. Эксперимент измотал нас всех, и остававшийся час до Земли большинство спало.
      В девять часов мы включили тормозные двигатели и снизили скорость до тысячи миль в час, в 9.17 вошли в земную атмосферу и выключили всю мощность. Теперь нас подхватил управляющий луч полковника Месси, и остальное мы предоставили ему. Мы приземлились за несколько минут до десяти.
      Мы словно вернулись после тысячелетней отлучки. Всё в насизменилось до такой степени, что переменившейся казалась сама Земля. Наша первая реакция, пожалуй, была предсказуема: всё казалось бесконечно более прекрасным, чем нам запомнилось. Это буквально шокировало. На Луне мы этого, естественно, не заметили — нам мешало её вредоносное воздействие.
      С другой стороны, встречавшие нас люди казались чужими и отталкивающими, немногим лучше обезьян. Было просто невероятно, что эти слабоумные могут населять этот бесконечно прекрасный мир, оставаясь при этом такими глупыми и слепыми. Нам пришлось напомнить самим себе, что эта слепота — один из эволюционных механизмов.
      Инстинктивно мы все "прикрылись" от взглядов других людей, стараясь изо всех сил показаться прежними. Мы даже испытывали стыд — как испытывал бы счастливый человек среди безнадёжного отчаяния.
      Месси, выглядевший очень усталым и больным, спросил:
      — Ну, как, господа, удачно?
      — Думаю, что да, — ответил я.
      Выражение его лица сразу же изменилось, усталость как-то спала. Внезапно я почувствовал расположение к нему. Может, эти создания и отличаются от идиотов лишь немного, но они всё-таки братья. Я взял Месси за предплечье и передал ему жизненной энергии. Истинным удовольствием было видеть, как быстро он изменился, наблюдать, как энергия и оптимизм расправляют ему плечи и сглаживают морщины на лице. Я продолжил:
      — Расскажите мне, что происходило после нашего отлёта.
      Положение было серьёзным. С невероятной скоростью и безграничной жестокостью Гвамбе захватил Иордан, Сирию, Турцию и Болгарию. Там, где ему оказывалось сопротивление, население уничтожалось тысячами. Аккумулятор космических лучей, созданный совместными усилиями африканских и европейских учёных для использования в субатомной физике, добавлением отражателя из геронизированного вольфрама был превращён в оружие, и с тех пор Гвамбе нигде не встречал сопротивления. За час до нашего приземления сдалась Италия, и Гвамбе был предоставлен свободный проход через её территорию. Немецкая армия была сосредоточена на границе со Штирией и Югославией, но до крупных столкновений дело ещё не доходило. Немцы грозили использовать водородные бомбы, если Гвамбе снова применит свой аккумулятор космических лучей, так что казалось вполне вероятным, что последует затяжная неядерная война. Четырнадцать ракет с обычными зарядами проникли сквозь американскую ПВО, и одна из них вызвала пожар в Лос-Анджелесе, который бушевал всю прошлую неделю. Нанести ракетный контрудар для американцев было крайне затруднительно, поскольку армия Гвамбе была рассеяна по огромной территории, но за день до нашего прибытия президент США заявил, что в будущем при прохождении каждой ракеты сквозь американскую систему обороны будет уничтожаться целый африканский город.
      Но всем было ясно, что это была не та война, где кто-то мог надеяться на победу. Каждая ответная мера была ещё одним шагом на пути к взаимному уничтожению. Общее мнение о Гвамбе склонялось к тому, что он был одержим манией убийства и представлял чрезвычайную опасность как для своих людей, так и для остального мира.
      Довольно странно, что никто до сих пор так и не понял, что Хазард был также безумен и опасен для человечества. В течение двух недель, пока Гвамбе осуществлял захват средиземноморских стран, Германия и Австрия проводили мобилизацию. Кейптаун, Булавайо и Ливингстон уже серьёзно пострадали от германских ракет, но согласованныебоевые действия против Африки пока не велись. Когда появились сведения, что Хазард направляет пусковые мобильные установки для ракет с водородными боеголовками в Австрию, русский премьер-министр и американский президент призвали его не применять ядерное оружие. Ответ Хазарда был довольно уклончив, но все полагали, что он поведёт себя благоразумно. Но мы-то знали лучше. Также как, впрочем, и президент Мелвилл, но он предпочитал не распространяться об этом.
      На ракетоплане мы долетели до Вашингтона и незадолго до полуночи уже ужинали с президентом. Он также выглядел изнеможённым и больным, но полчаса общения с нами подняли его дух. Обслуживающий персонал Белого Дома замечательно справился с организацией этого ужина на скорую руку для пятидесяти человек. Почти первым замечанием Мелвилла было:
      — Не знаю, как вам удаётся выглядеть такими беспечными.
      — Потому что, думаю, мы можем остановить эту войну.
      Я знал, что он хотел услышать именно это. Конечно, я не добавил, что мне внезапно показалось неважным, уничтожит человеческая раса сама себя или нет. У меня вызывало раздражение снова находиться среди этих убогих, вздорных и недалёких людишек. Президент спросил, как мы собираемся остановить войну.
      — Прежде всего, господин президент, мы хотим, чтобы вы связались с Центральным Телевизионным Агентством и предупредили их, что через шесть часов вы выступите с заявлением, касающимся судьбы всего мира.
      — И о чём оно будет?
      — Пока не уверен, но, думаю, оно будет связано с Луной.
      В четверть первого ночи мы все вышли на лужайку перед Белым Домом. Небо было затянуто облаками, моросил холодный дождик. Конечно, нам это совсем не мешало: каждый из нас знал совершенно точно, где находится Луна. Мы чувствовали её тяготение и сквозь облака.
      Мы уже не чувствовали усталости. Возвращение на Землю значительно приободрило всех нас. Также инстинктивно мы знали, что у нас не возникнет трудностей с остановкой войны. Вопрос был в том, можно ли уничтожить Паразитов или нет.
      Наш эксперимент в космосе сослужил нам хорошую службу. На этот раз нашей опорой была сама Земля, и не было ничего проще, чем параллельно соединить наши разумы. Также Райху, Флейшману и мне уже не надо было следить за безопасностью эксперимента — худшее, что могло произойти, это разрушение Белого Дома.
      Соединив разумы, мы словно опьянели от возбуждения: никогда прежде я не испытывал такого чувства силы. Я понял, что означает фраза "мы члены друг другу", но уже в более глубоком и настоящем смысле, чем прежде. Предо мной предстало видение всей человеческой расы в постоянном телепатическом контакте, способной таким образом объединять свои физические силы. Человек как таковой перестанет существовать, перспективы мощи будут бесконечными.
      Мы направили свою волю подобно лучу огромного прожектора на Луну и нанесли по ней удар. На этой стадии мы не увеличивали мощность с помощью колебаний. Сам контакт с Луной был необычен: мы словно внезапно оказались в гуще толпы, самой шумной, которую когда-либо знал мир. Возмущающие колебания от Луны хлынули прямо по туго натянутому силовому каналу, протягивавшемуся между нами и спутником. Никаких шумов слышно не было, но наши разумы на несколько секунд потеряли контакт, когда нас ударила волна физического возмущения. Мы вновь соединились и напрягли свои силы против него. Луч воли обхватил Луну и почувствовал её форму, как, скажем, рука может чувствовать апельсин. Какое-то мгновение мы мягко держали её, выжидая. Затем, под руководством Райха и меня, начали вырабатывать чистую движущую силу. Казалось, что расстояние до Луны не играет никакой роли, и я сделал вывод, что наша сила столь велика, что для неё дистанция в четверть миллиона миль была всё равно что дальность броска камня. Следующие двадцать минут мы испытывали свою силу. Важно было делать это медленно, не растрачивая её попусту. Этот гигант, шар весом в пять квадриллионов тонн, спокойно висел на конце нити гравитации Земли, не в силах вырваться. Поэтому, в некотором смысле, Луна не имела веса: вся её масса поддерживалась Землёй.
      Затем медленно, очень медленно, мы стали оказывать слабое давление на её поверхность — с тем, чтобы заставить её вращаться. Поначалу ничего не происходило. Мы увеличили давление, прочно упёршись в Землю (большинство из нас сочло, что сидеть будет удобнее, несмотря на мокрую траву). Также безрезультатно. Мы держали Луну мягко, совершенно свободно, давая силовым волнам возрастать самим по себе. Через четверть часа мы увидели, что добились своего: Луна вращалась, но очень, очень медленно. Мы были словно дети, разгоняющие гигантскую карусель. Как только начальная инерция была преодолена, уже ничто не могло ограничить скорость вращения, которую мы придавали Луне, не спеша повышая давление.
      Но ось вращения "карусели" не была параллельна оси Земли. Наоборот, мы заставили её вращаться перпендикулярно её орбите движения вокруг Земли, или, другими словами, в северо-южном направлении.
      Длина окружности Луны в этом направлении составляет около шести тысяч миль. Мы продолжали прикладывать силу, пока точка её приложения не стала двигаться со скоростью три тысячи миль в час, на это ушло чуть более пяти минут после преодоления инерционности массы. Таким образом, Луна стала совершать оборот за два часа, что во всех отношениях отвечало нашим намерениям.
      Мы вернулись внутрь и выпили горячего кофе. К этому времени к нам присоединились пятнадцать ведущих сенаторов, так что зал оказался переполненным. Мы попросили их успокоиться и расселись по местам. Наши разумы были сфокусированы на Луне, с тем чтобы проверить, вызвала ли наша операция требовавшийся результат.
      Вызвала. Через двадцать минут половина её участка, обычно обращённого к Земле, отвернулась от нас по направлению к открытому космосу, половина же никогда прежде невидимой поверхности повернулась к нам. И, как мы и предполагали, её вредоносное влияние уменьшилось на половину. На протяжении тысячелетий эти лучи психической энергии были направлены на Землю, теперь же они уходили в открытый космос. Замороженные в Луне жизненные силы больше не обладали активным интеллектом, и они не могли оценить ситуацию и понять, что их дом вращается. Кроме того, вращение в таком направлении усложняло их положение. Веками их внимание было направлено на Землю, вращающуюся слева направо со скоростью поверхности не многим более тысячи миль в час, теперь же обиталище пленённых сил вращалось под прямым углом к Земле. Всё это неизбежно вызывало среди них полнейший беспорядок.
      К концу часа прежняя обратная сторона Луны полностью повернулась к Земле. Её возмущающие колебания почти исчезли. Мы спросили сенаторов, заметили ли они какие-нибудь изменения. Некоторые не заметили, другие выглядели слегка озадаченными и сказали, что чувствуют себя более "спокойно", чем час назад.
      Тогда мы наконец-то смогли сказать президенту, о чём ему надо будет заявить по телевидению. Наш план был прост и достаточно очевиден. Ему надо будет только объявить, что американская исследовательская станция на Луне была уничтожена, перед этим она успела сообщить о гигантских инопланетянах, прибывших на Луну в большом количестве.
      Он явно сомневался, сработает ли это. Мы убедили его в обратном и отправили его немного поспать.
      Я не присутствовал, когда президент делал своё историческое заявление. Я спал самым глубоким и долгим сном с тех пор, как мы покинули Землю две недели назад, и распорядился, чтобы меня никто не будил. Проснувшись в десять часов, я узнал, что первого результата мы добились. Президентскому телеобращению внимал весь мир. В больших городах весть об осевом вращении Луны уже вызвала истерическое волнение. (Также я чувствую некоторую вину в том, что у моего старого друга сэра Джорджа Гиббса, Королевского астронома , случился сердечный приступ, когда он увидел вращение Луны в телескоп Гринвичской обсерватории, через несколько часов после этого он умер.) Сообщение президента об инопланетянах на Луне подтвердило общие худшие опасения. Никто не задавался вопросом, зачем инопланетянам понадобилось придавать Луне вращение. Но то, что она вращалась, в течение следующих суток было видно каждому. Было почти полнолуние, и над обширными просторами Азии и Европы видимость была великолепной. Правда, вращение не было заметно сразу — не быстрее, чем движение минутной стрелки, — но любой, кто смотрел бы на неё не отрываясь минут десять, ясно увидел бы, как её главные тёмные пятна поверхности медленно перемещаются с севера на юг.
      Мы надеялись, что эта новость отвлечёт мысли людей от войны, но мы не учли Паразитов. В полдень поступило сообщение, что по северу Югославии и Италии было выпущено шесть ракет с водородными зарядами, более тысячи квадратных миль было полностью уничтожено. Паразиты заставили Хазарда без выстрелов войну не заканчивать. Пожалуй, было бы хорошо, если бы он наконец убил Гвамбе, но, несомненно, ему это не удалось — позже тем же днём Гвамбе сделал заявление по телевидению, поклявшись, что, с инопланетянами или без них, он никогда не простит Хазарду гибель его людей. (В действительности же в основном погибло итальянское и югославское мирное население, основная масса армии Гвамбе располагалась южнее.) С этого момента, провозгласил Гвамбе, начинается полное уничтожение белой расы.