Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Пылающий мост (Кахатана - 4)

ModernLib.Net / Угрюмова Виктория / Пылающий мост (Кахатана - 4) - Чтение (стр. 28)
Автор: Угрюмова Виктория
Жанр:

 

 


      Исполинский ящер летел быстро, но как-то неровно, стараясь не налегать на правое крыло.
      Той же ночью, когда восставшая из праха принцесса Жемина посетила Зу-Л-Карнайна в Курме, когда Каэ возвращалась с победой с Шеолы, а урмай-гохон Самаэль говорил в храме с Мелькартом, произошло еще несколько немаловажных событий, последствия которых позднее вошли в историю.
      На земли Джералана вступила длинная колонна всадников, имевших вид не менее причудливый и своеобразный, чем их верховые животные. На воинах были доспехи, сработанные из панцирей животных, на наплечниках торчали вверх отполированные блестящие рога, которые самим воинам мешали не меньше, чем их предполагаемым противникам. Они были сплошь плечистые, высокие, а их рыжие волосы были заплетены в две косы, спускавшиеся на грудь. На этих доблестных мужах висела вся бижутерия, которую только можно было отыскать в ювелирных лавках запада: кольца, броши, бусы, серьги, браслеты, подвески - все это было пришито к их меховым плащам, сапогам и высоким шапкам, увенчанным такими же рогами, как и на плечах. Вооружено это войско было в основном топорами и луками, но иногда мелькали и палицы, и тяжелые шипастые булавы, явно позаимствованные у погибших хозяев. Редкие умельцы тащили по два-три копья, притороченные к седлам.
      Скакуны являлись жуткой помесью лошадей и ящеров, причем от ящеров унаследовали внешность, а от лошадей - терпимость к тому, что на их спинах постоянно находится дополнительный, и немалый, вес.
      Короче, это была армия трикстеров, которая двигалась в ущелье Онодонги под предводительством величайшего в их истории вождя Маннагарта - мужа и избранника Богини Истины. В тот скорбный час, когда весь мир находился в опасности и нашествие Зла грозило ему, мужчины трикстеров двинулись на помощь Интагейя Сангасойе, не без радости оставив дома своих толстых и сварливых жен. Они проделали долгий и трудный путь по всему Варду и нашли, что это очень интересно и заманчиво. Похоже, что здесь и сейчас зарождалось новое поколение - поколение трикстеров-путешественников. Воины оживленно переговаривались между собой, обсуждая пережитое и увиденное, и клялись, что еще постранствуют вместе по всему Арнемвенду, если останутся живы после решающего сражения.
      По меркам больших государств их было не так уж и много: три с лишним тысячи. Но это была грозная сила, если суметь ею правильно воспользоваться.
      Неизвестно, почему судьба распорядилась именно так. Может, как всегда, решила предоставить всем равные шансы, независимо от того, что считало по этому поводу мироздание, на весах которого все уже давно было взвешено и решено, - но именно трикстеры столкнулись лоб в лоб с отрядом мятежного Альбин-хана.
      Северные провинции Джералана были давно охвачены огнем восстания. Регулярные части под командованием Теле-хана и Боло-хана - самых верных и преданных военачальников Хентея - с трудом сдерживали натиск бунтовщиков. Тагары не желали мириться с властью императора Зу-Л-Карнайна и не могли простить нынешнему правителю Джералана, равно как и его отцу - Хайя Лобелголдою - дружбы с фаррским аитой. Пока ханские отряды усмиряли восставших на севере, Альбин-хан двинулся на юг, чтобы и там поднять мятеж. Если бы ему это удалось, то огромная империя Зу-Л-Карнайна была бы ввергнута в кровавую бойню накануне столкновения с бесчисленными полчищами танну-ула. Но на свою беду семитысячный отряд тагаров столкнулся с северными варварами, пришедшими сюда из чащоб Аллефельда.
      Необходимо упомянуть и о том, что трикстеры в буквальном смысле слова волокли за собой и своего бога.
      Когда ящер Муруган был убит в поединке с исполином Бордонкаем, варвары затосковали и долгое время не могли прийти в себя, пока их мудрому вождю Маннагарту не пришла в голову спасительная идея. Ведь трикстеры поклонялись двум божествам - Муругану и Дарамулуну. Просто Муруган являлся своим детям, а Дарамулун по каким-то своим причинам - нет. Теперь же, оставшись единственным божеством, он сделался объектом еще более горячего поклонения. Маннагарт даже в Аллефельд забрался, разыскал там Гайамарта и вытребовал у него еще одного бога, поклявшись этого беречь как зеницу ока. Дарамулун оказался еще более огромным, а следовательно, прекрасным, на взгляд своих подданных. Кроме того, человеческих жертв он не требовал, прекрасно обходясь дичью или козами. Уходя в поход всем мужским населением, трикстеры здраво рассудили, что женщинам и детям бог-ящер вообще ни к чему, да и не защитят они его случись что. Посему детей и женщин препоручили совсем нерадостному от такой перспективы Гайамарту, а Дарамулуна потащили за собой и волокли его через весь Вард. Благо еще, что Маннагарту не пришло в голову вести свой отряд через центральные города, но довольствовался он заброшенными дорогами.
      Единственное недоразумение случилось, конечно же, в Аллаэлле, где о трикстерах хорошо не думали никогда. Но и оно было улажено, когда Маннагарт торжественно заявил, что трикстеры воевать с аллаэллами не желают, а желают сразиться со Злом во имя Добра и с этой целью требуют, чтобы их пропустили с миром - они-де идут в Сонандан, в Храм Истины. Великий исход трех с лишним тысяч варваров из Аллефельда за Истиной, да еще с упитанным Дарамулуном в клетке, погруженной на три воза, поставленные друг за другом, привел коменданта пограничной крепости в состояние близкое к тихому умопомешательству. Однако варваров он встретил и проводил со всеми полагающимися церемониями. И только потом подал в отставку по состоянию здоровья.
      Приблизительно тот же текст Маннагарт огласил и перед ошарашенным посланником Альбин-хана. Предводитель тагаров о трикстерах знал понаслышке, однако упоминание Богини Истины привело его в неописуемую ярость. Тут все сошлось: и недавняя гибель Тайжи-хана на берегу Охи от руки сангасоя, и то, что Интагейя Сангасойя благоволила ненавистному императору, и то, что Хентей-хан был искренне привязан к ней, и еще многое-многое другое. В общем, один только звук имени Великой Кахатанны привел к столкновению. Тагары не задумываясь атаковали пришельцев, тем более что и численный перевес был на их стороне, и перевес существенный.
      Сражение оказалось до смешного коротким. Трикстеры торопились и потому лупили врага нещадно и без передышки. Мерно взлетали в небо огромные топоры, с глухим стуком дробили шлемы и головы шипастые палицы, тагары корчились, нанизанные на длинные копья. Выяснилось и явное преимущество трикстерских луков перед татарскими. Последние были чересчур маленькими, а стрелы - короткими. Варвары же, напротив, луки имели в свой рост и били из них прицельно шагов на пятьсот-шестьсот. А поскольку ударная сила была рассчитана на их панцири, то кольчуги тагар пробивались навылет. Не меньшую роль сыграли и диковинные скакуны трикстеров: они пугали коней, кусали всадников, и лупили и тех и других мощными толстыми хвостами, и наносили глубокие раны когтями задних лап.
      После двух часов яростной стычки шесть тысяч человек остались лежать в пропитанной кровью и изрытой копытами степи. Альбин-хан пал от руки Маннагарта, успев обрадоваться, что умирает. Оставшаяся тысяча отступила, сохранив боевой порядок, но шансов на победу у нее не было ни малейших, и потому тагары не сочли зазорным повернуть коней на север. Трикстеры их преследовать не стали - у них была иная цель.
      Они посчитали естественным и то, что недалеко от предгорий Онодонги их встретил всадник на седом коне. Всадник этот был облачен в черные как ночь доспехи, вооружен секирой и увенчан известным всему Арнемвенду шлемом из черепа дракона.
      В Аллаэлле той ночью пал от руки неизвестного убийцы король Сун Третий Хеймгольт, чье короткое правление считается и по сей день одним из самых благотворных для этой великой страны.
      В момент своего убийства король еще работал над каким-то из своих проектов, и его кабинет охраняли двадцать солдат личной гвардии. Все они были проверены неоднократно и рекомендованы его величеству генералом Матунгуланом, потому правдивость их показаний не вызывает сомнения. Они в один голос утверждали, что к королю никто не входил, кроме ее величества королевы, которая намеревалась пожелать супругу доброй ночи. Именно несчастная женщина и обнаружила остывающее тело Суна Хеймгольта.
      Король плавал в луже собственной крови, широким потоком струившейся из перерезанного горла. Удар был нанесен чисто и умело. Но ни одного следа - ни капли крови, ни клочка материи, ни пылинки не оставил после себя загадочный убийца. Даже бумаги короля остались нетронутыми.
      Власть в Аллаэлле перешла к младшему сыну короля Фалера, Оттону Хеймгольту, последнему из этого рода. Однако Оттон не обладал ни способностями, ни талантами и умом своего предшественника. Страна, еще не пришедшая в себя после правления Фалера и графини Бендигейды Бран-Тайгир, разоренная междоусобицами и напуганная неоднократными проявлениями Злых сил, нуждалась в более опытном и мудром правителе. Правда, гражданской войны в Аллаэлле не было, зато грянул голод и эпидемии неизвестных болезней. В стране царила смута, с молниеносной быстротой распространились слухи о том, что король Сун чем-то прогневал грядущего повелителя мира, а прежние боги не хотят защищать своих подданных.
      Как ни странно, но уход трикстеров и исчезновение такой страшной угрозы, которая вечно нависала над северными областями, привело к ухудшению, а не к улучшению положения. Ингевоны вдруг решили отделиться и образовать собственное княжество, вспомнив о своем славном прошлом многовековой давности. Аллоброги столкнулись с воинами Мерроэ. Это случилось без ведома обоих государей, так как ни король Оттон, ни потрясенный Колумелла, которого Тиермес лично доставил в Кайембу прямо с поля неудавшегося сражения, не желали войны. И все же она разгорелась, а поводом к ней стал какой-то старый, выживший из ума баран, который по причине явного склероза забрел в окрестности Арана. Несколько аллоброгов пересекли границу, чтобы отыскать его, но нашли только разъяренных солдат, повесивших нарушителей на ближайшем дереве. Дальше события развивались с неотвратимостью лавины, ползущей вниз по склону горы, подминая под себя всех и вся.
      В Табале разразилось землетрясение. Такого не помнили ни старики, ни ученые, ни маги. Колебания почвы продолжались в течение суток и разрушили почти все населенные пункты. Большинство людей остались без крова - что уж говорить о замках и крепостях? Земля разверзалась под ногами ошалевших от смертельного ужаса людей, и в зияющие раны в ее плоти проваливались сотни человек. Реки вышли из берегов и потекли по равнинам, началось сильнейшее наводнение. Последние несколько толчков разбудили и море Фамагата, и пять или шесть гигантских волн обрушились на прибрежные районы, смыв все, что еще там оставалось.
      За одни сутки богатый и процветающий Табал перестал существовать, превратившись в груду развалин. Выжила всего лишь десятая часть его жителей, и потому это государство просто списали со счетов в предстоящем противостоянии. Оно было обескровлено.
      Той же ночью в Эш-Шелиф из далекого Игуэя прибыл рыцарь. Он явился во дворец Да Зоджи ближе к утру и сказал, что хочет видеть Великого понтифика Дженнина Эльвагана. Изумленные слуги доложили о незнакомце, повинуясь необъяснимому чувству, которое охватывало их в присутствии прибывшего. Вопреки их опасениям Эльваган никого не стал наказывать за несвоевременное вторжение, а, напротив, с радостью встретил ночного гостя. Нужно ли говорить, что именно этот рыцарь, но отнюдь не человек стал носителем второго из двух принадлежащих понтифику Хадрамаута талисманов Джаганнатхи?
      Прав был кто-то из древних, мудрых и великих, когда говорил, что нет ничего страшнее, чем две разъяренные женщины.
      Каэ ворвалась в кабинет Зу-Л-Карнайна прямо через раскрытое окно, едва успев принять свой нормальный облик. Она даже не задумывалась над тем, с какой легкостью стала превращаться из человека в дракона и из дракона в человека. Ей было не до того.
      Вцепившись одной рукой в занавеску, она буквально влетела в помещение, чуть было не сшибла с ног стоявшего у стола Агатияра и остановилась возле царственной красавицы. Жемина оказалась выше ее чуть ли не на целую голову и презрительно глянула сверху вниз на израненную, уставшую, смертельно бледную и разлохмаченную девчонку, Каэтана выглядела и моложе, и озорнее и, уж верно, не была такой красивой.
      - Ты примчалась, крохотная богиня? - спросила Жемина зло. - Ты испугалась, что я отниму у тебя твоего любовника? А если ты уже опоздала?
      Каэ молчала. И молчание ее было угрожающим. Левой рукой она извлекла из-за спины Такахай и крепко сжала его рукоять.
      - О! Впервые вижу, чтобы женщина защищала своего мужчину с оружием в руках... Тебе не стыдно? Впрочем, что я говорю, - внезапно сменила тон воскресшая ведьма. - Легко мне рассуждать при моей внешности, легко судить тебя, бедняжка. А как быть тебе - дурнушке? Представляю, какова ты на самом деле, если всей твоей божественной сущности хватило лишь на то, чтобы изобразить вот это. - И Жемина сморщила нос. - Скажи, страшно быть такой серой и невзрачной?
      Кахатанна стояла покачиваясь от слабости. Размышляла она судорожно: сил, чтобы уничтожить ведьму, защищенную талисманом, сейчас у нее не хватит. Только подвергнет ненужному риску и Зу, и Агатияра. Кто знает, как сумеет пережить этот бой старик? А еще она почти поверила Жемине, во всяком случае засомневалась, а ведь там, где возникают сомнения, находится место любому злу. Страх губит разум, сомнения - душу, а зависть - сердце. Кто поверит, что всеми обожаемая, юная и прекрасная Богиня Истины, легендарная владычица Сонандана, в самой глубине души немного завидует статной и ослепительной принцессе. Если бы она обратилась к кому-нибудь со своим вопросом, то ей бы сказали, что Жемина холодна и безжизненна, что ее красота искусственна и ненатуральна и что есть огромная разница между двумя словами: "красивая" и "прекрасная". Что быть прекрасной важнее, чем самой красивой в мире. Каэ и сама это знала, просто не время было обсуждать такие вещи. Она всего лишь чувствовала себя слабой и беспомощной рядом с хранительницей талисмана, но ведь тому были очевидные причины. И Интагейя Сангасойя ничего не ответила своей сопернице.
      - Я вижу, ты боишься меня, - моментально заметила ведьма. - Тогда отойди в сторону, мне нужно поговорить с императором.
      - Пошла вон, - спокойно бросила ей Каэ и угрожающе приподняла меч на уровень ее прекрасной груди.
      - Если ты меня убьешь, Зу тебе этого не простит.
      - Переживу как-нибудь, пошла вон! - рявкнула Каэ так, что аита тоже побледнел.
      Принцесса попятилась, а Кахатанна сделала резкий выпад и ударила ее концом Такахая прямо в талисман. Но полученная накануне рана все же подвела: движение оказалось неточным, и Жемина, хоть и задетая клинком, все же успела раствориться прямо в воздухе, на глазах у всех.
      Повязки богини тут же окрасились алым, и она тяжело опустилась в первое попавшееся кресло.
      - Любимая моя! - бросился к ней Зу, и она подняла на него недоверчивые, тоскливые глаза. - И ты могла ее слушать? - возмутился император. - Какой же ты еще ребенок!
      В этот миг он чувствовал себя сильнее, старше и мудрее. А может, это так и было на самом деле.
      - Тебе нельзя здесь больше оставаться, - проборомотала она, когда Зу-Л-Карнайн наконец оторвался от ее губ.
      - И пора перестать целоваться, - вставил повеселевший Агатияр. - Я болен, у Каэ голова кругом? Или наоборот: Каэ больна, у меня голова кругом, но это не важно? Важно, что тебе, мальчик, на самом деле нужно принимать какие-то меры,
      - Какие-какие? Выступаем с войском в поход.
      - А?..
      - Придумаем! - оборвал старого советника счастливый и сияющий аита.
      - Понятно. Тебе бы сотню демонов сюда притащить, лишь бы привлечь внимание нашей драгоценной госпожи. Ох, молодость, молодость...
      Агатияр еще порывался что-то сказать, но тут в окно заглянула огромная морда золотого грифона, и старик сразу потерял дар речи. Император оглянулся, проследив за его изумленным взглядом: мерно взмахивая крыльями, на уровне окна парил прекрасный зверь, за ним - другой, а уже дальше была видна колесница, полыхающая ослепительным золотым светом, на которой стоял задумчиво скрестив на груди руки величественный юноша в солнечной короне.
      - Куда дальше едем? - спросил Кэбоалан, когда понял, что его наконец-то заметили.
      - Что с вами, Каэ, дорогая?
      Маленький альв сидит напротив своей госпожи, уперев подбородок в мохнатые кулачки. Его бархатная шапочка с кокетливым пером лежит рядом; Номмо взволнован и оттого невероятно взъерошен, - кажется, что он не причесывал свою шерстку вот уже несколько дней, она потускнела и местами свалялась. Каэ замечает это и предлагает:
      - Может, я расчешу тебя? Что это с тобой?
      - Волнуюсь, - отвечает Номмо. - Вот вы вернулись; все должно быть хорошо, а радости на вашем лице не видно, и все сразу впали в уныние. Га-Мавет с Арескои тихие-тихие сидят и шепотом переговариваются, даже смотреть страшно. Траэтаона пытается командовать сангасоями вполголоса, и они его почти не слышат - переспрашивают по нескольку раз. Татхагатха рисует кружочки-квадратики, а потом закрашивает их черным цветом. Нингишзида... Нингишзида вообще всех потряс: сдружился с двумя самыми экзотическими особами - черным быком Малана Тенгри и Аннораттхой, теперь им изливает душу.
      - А князь? - спросила Каэ, расхохотавшись.
      - Князь как бы лишний, но быка не оставляет, и потому его теперь водой не разольешь с вашим верховным жрецом. Лицо у него, надо сказать, удивленное, я имею в виду князя. Но вас-то что гложет?
      - Сама не знаю. У меня же любимого быка не увели. Знаешь, Номмо, я тебе расскажу все по порядку, а ты меня выслушай и посоветуй: может, ты поймешь, где я допускаю ошибку. Всем известно, что двенадцать хранителей могут открыть проход в пространство Мелькарта, а без одного они уже не та сила. Я каждый час пересчитываю количество уничтоженных талисманов, и у меня все время выходит, что у них в руках осталось максимум одиннадцать, а значит, никакого вторжения нет и быть не может.
      - Так и я о том же! - обрадованно заключил Номмо. - Все ждут, когда можно будет объявить праздник по случаю предотвращения Второй войны с Мелькартом или, на худой конец, когда вы объявите поход против Самаэля и оставшихся хранителей. А вы сидите сиднем, скучная, печальная, расстроенная... И все растерялись, не знают, что и думать. Нет, конечно, я не делаю вид, что на Арнемвенде все благополучно, но ведь самое страшное уже позади, правда? Ведь можно чуточку передохнуть и расслабиться? Да?!
      - Я сама не знаю, что думать, Номмо. Приятнее всего было бы решить, что у меня просто плохое настроение, что раздражена, потому что сильно устала и у меня болят раны. Хорошо было бы также предположить, что просто я замоталась по всему свету и у меня кругом идет голова. Взять да действительно объявить торжество, и еще какое! А потом двинуть армии на север и избавиться раз и навсегда от этой головной боли, - кажется, чего проще? Только я совершенно уверена в том, что упустила нечто важное. А что - не знаю.
      - Это плохо, - помрачнел Номмо. - С вашими предчувствиями шутить опасно: все равно сбудутся. Только локти себе кусай потом, что не послушал, когда предупреждали. Так вы поэтому такая мрачная?
      - Именно.
      - Послушайте, Каэ. Можно я позову Магнуса? Мне лично представляется, что хоть он и моложе многих здесь, особенно бессмертных, но мудрее их. Давайте посоветуемся с ним!
      - Согласна, - коротко ответила Каэ.
      Магнус пришел через несколько минут, словно дежурил неподалеку, ожидая, что его позовут.
      - Не полегчало? - спросил еще за несколько шагов.
      - Да нет. Поверишь ли, точно знаю, что меня кто-то в чем-то обманул. А вот в чем?
      - Придраться не к чему, - согласился маг. - Но у меня есть для вас одно сообщение: на севере буквально кишит всякая нечисть, причем такая, о которой я прежде и не слыхал. Я перелистал кучу книг: бестиарии, словари, энциклопедии нет их, и все тут. Так что напрашивается один разумный вывод: они идут из других пространств.
      - Час от часу не легче.
      - Не легче, - согласился Магнус, - но лучше знать все наверняка, чем получить потом неприятный сюрприз от врага. У меня складывается впечатление, что война не отменяется, а, напротив, близится с каждым днем. И вы это уже знаете, вот и огорчены, что ваши усилия не дали должного результата. Я прав?
      - Полностью. - Каэ решила встать, однако это было не так легко сделать, как представлялось. Магнус обнял ее, поддерживая за талию.
      - Разрешите вас куда-нибудь сопроводить?
      - С удовольствием. Ты разговаривал с татхагатхой или Астерионом, хоть с кем-нибудь?
      - Еще нет. Армия танну-ула слишком далеко, чтобы угрожать нам непосредственно в ближайшие дни. Если эта война все-таки начнется, мы о ней услышим сразу. А я хотел прежде переговорить с вами, вот и переговорил. Кстати, эльфы из отряда Рогмо тоже собрались сюда, в Сонандан. Сдается мне, их благородные носы тоже чуют приближающуюся катастрофу.
      - Да. Но в чем, скажи, я ошиблась?
      - Ни в чем. Просто мир действительно пришел к своему концу. И не мытьем, так катаньем собирается завершить успешно начатое дело.
      - Я пыталась рассказать о своих предчувствиях Кэбоалану, так он начал меня успокаивать, как будто этим поможешь делу!
      - Никто не хочет верить в неизбежность всеобщей гибели, - сказал молодой чародей. - Но их можно заставить шевелиться другим способом: Самаэль - это вполне реальная угроза, и никаких предчувствий не нужно, чтобы смело утверждать, что он попытается помериться силами с Зу-Л-Карнайном. Жаль только разрушать иллюзии - все так настроились на праздник, на радость, на благоденствие и процветание.
      - У меня мерзкое ощущение, Магнус, - пожаловалась Богиня Истины. - Будто я всех подвела и не сделала чего-то крайне важного.
      - Так часто бывает, - успокоил ее маг. - Чем значительнее результат, тем сильнее и недовольство собой. Спросите любого художника, ученого или поэта.
      - Спрошу... Аннораттху, например, - улыбнулась она лукаво.
      - Не стоит. Этот всем доволен, даже зло берет, - пробурчал Магнус.
      Трое монахов неспешно шествуют храмовым парком. Они вполне реальны и идут хрустя каблуками по гравию. Они подходят к каждому фонтану и погружают руки в прохладную, свежую воду.
      Им навстречу попадается Нингишзида. Увидев наяву тех, кого он упорно считал плодом своего расстроенного воображения, верховный жрец Кахатанны невольно пятится.
      - Здравствуй, мудрый Нингишзида, - радостно говорит Ма-Гуа. - Мы давно не видели тебя и долго не увидим, но рады лицезреть старого друга таким прекрасным утром.
      - Доброе утро, - машинально раскланивается Нингишзида. После этого он резко сворачивает в сторону и меняет маршрут - отправляется к лекарю, чтобы получить успокоительные капли и разумный, дружеский совет.
      А трое монахов продолжают свой путь. Они находят Каэтану возле ее любимого бассейна с морской водой, в котором плавают голубые ластоногие черепахи. Богиня Истины стоит на узорчатом мостике, облокотясь о перила и свесившись вниз. На ее лице блуждает блаженная улыбка.
      - Нравится? - спрашивает Да-Гуа.
      - Безумно.
      - Даже после Шеолы? - уточняет Ши-Гуа.
      - Тем более после Шеолы. Там темно, холодно и страшно. Все чужое и враждебное - это совсем другой мир. А здесь светло, солнечно, ясно, черепахи такие милые, и мордашки у них потешные. Ой, а вы во плоти явились?
      - Заметила все-таки, - говорит Ма-Гуа. И его тон тоже необычен.
      - Что-то случилось? - тревожно спрашивает Каэ.
      Она отрывается от созерцания бассейна и приглашает монахов на лужайку, где ее паломники поставили плетеные кресла в тени цветущих кустов жасмина, чтобы их богине хорошо отдыхалось в редкие минуты покоя.
      Все четверо чинно рассаживаются в них, и кресла скрипят под тяжестью тел монахов. Каэ не верит своим глазам.
      - Мы пришли проститься, - говорит Ши-Гуа.
      - Мы будем тосковать по тебе, - добавляет Да-Гуа.
      Ма-Гуа молчит.
      - То есть как это - проститься? - Интагейя Сангасойя поражена и огорчена. Она уже не мыслит себе этот мир без троих монахов, а главное - она не понимает, как и почему они решили уйти.
      - Это не мы решили, - спешит ответить на ее мысли Ши-Гуа.
      - Это случилось закономерно, само собой, - поясняет Ма-Гуа.
      Да-Гуа молчит и ласково гладит Каэтану по руке: успокойся, не огорчайся, все еще будет прекрасно.
      - Видишь ли, мир отторгает нас, - говорит Ма-Гуа. - Сейчас ничего нельзя предсказать, логика событий отсутствует напрочь, и все решают случай и упорство, безумство и удача, любовь и верность. А эти категории невозможно просчитать.
      - Мы были призваны миром как сторонние наблюдатели. В этом качестве мы были необходимы - делали выводы, рассматривали ситуации, предсказывали возможные ходы. И ошиблись, как тебе известно, всего один раз за всю историю Арнемвенда, - продолжает Да-Гуа. - Но теперь все переменилось: формально мир уже пришел к своему концу, и ничего поделать нельзя. Так или иначе, но существующий порядок вещей закончится в самом скором времени - это реальность, которую, казалось бы, нельзя изменить.
      Ши-Гуа молчит.
      - Не верю, - упрямо говорит Каэ. - Мы уже обсуждали с вами этот вопрос, и совсем не так давно. Вы сами сказали, что надежда еще остается. И я не собираюсь сидеть сложа руки!
      - Вот-вот, - улыбается Ма-Гуа. - Именно поэтому мы уже не нужны. Мир в растерянности, мир в разброде. Сказать ей правду? - обращается он к Ши-Гуа.
      Тот кивает головой:
      - Обязательно скажи. У нас ведь не будет другой такой возможности.
      - Теперь будущее зависит только от тебя и твоих друзей. Как в легендах, которые никто не придумывал, - их только бережно передавали из поколения в поколения так долго, что они стали похожи на вымысел. Видишь ли, всегда неизвестно, найдется ли тот, кто готов заплатить непомерную цену...
      - Непомерную? - спрашивает Интагейя Сангасойя.
      - Да, - говорит Ши-Гуа. - Видишь ли, при обычном ходе событий жизнь любой планеты напоминает сложную игру, в которой существуют свои правила и свои закономерности. Но в такие времена, как теперь... какая уж тут игра, какие правила? В ход идет все... Смотри. - И он вынимает из складок своего одеяния давно знакомую Каэтане шкатулку, вытряхивает из нее фигурки. Затем раскладывает шкатулку в виде шахматной доски. - Вот сюда.
      Богиня пристально вглядывается в сверкающую поверхность. Такого она не видела никогда - нагромождение красных, багровых, алых и пурпурных пятен перемежается черными и темно-коричневыми грязноватыми полосами. Похоже, что там бушует страшный пожар или извержение вулкана.
      - Конец, - поясняет Да-Гуа. - Дело в том, что ты уже давно погибла: сперва там, на Джемаре, потом на Шеоле - никто не может уйти живым от разъяренного Кетуса. Да ты и сама знаешь, давление невозможное, холод, темнота, армия шеолов - свирепых, беспощадных, хотя бы потому, что им неведомы такие понятия, как доброта или милосердие. Хрупкая плоть любого существа неминуемо дробится в клешнях морского божества, мозг не выдерживает и минуты пребывания на такой глубине. Тебе ведомо, что Йабарданай пробыл на Шеоле всего несколько минут и спасся лишь потому, что Кетус не успел подняться из своей норы?
      - Нет, - растерянно качает головой Каэ.
      - И император не смог устоять против чар принцессы Жемины, потому что вообще ни один мужчина в мире не может устоять против ее чар, да еще и подкрепленных силой талисмана - это суть ее магии, иначе бы она не выжила. Ты помнишь легенду о Жемине?
      - Не помнит, - отвечает за богиню Ма-Гуа. - Мне кажется...
      - Ее одолел герой, которому возлюбленная додумалась заклеить уши воском и отправить его на подвиг ночью, когда было темно. Он схватил ведьму и заколол ее кинжалом. Поскольку руки его были надежно защищены латными рукавицами, он не ощутил нежность и гладкость ее кожи, не увидал лица и не услыхал просьб - все благодаря предусмотрительности его невесты.
      Теперь ты понимаешь, что Зу-Л-Карнайн был обречен? И Агатияр тоже.
      - Но ведь она ему не понравилась! -возмущается Каэ.
      - То-то и оно, - торжествует Ши-Гуа. - Но мы этого предвидеть не могли. По нашим расчетам, император уже сутки как мертв, а армия Самаэля не встретит организованного сопротивления ни в одной стране по эту сторону хребта Онодонги. Более того, поскольку ты тоже не пережила встречи с Жеминой - ты ослабла после схватки с Кетусом, и объединенная сила талисманов одолела тебя, - то и Сонандан оказался полностью беззащитен. Вот так!
      - Нет, - мотает головой богиня. - Скоро вы и меня убедите в том, что меня нет.
      - И не подумаем. - Да-Гуа берет ее за плечи, разворачивает лицом к себе и нежно целует в лоб. - Мы должны уйти.
      - А я? - спрашивает она жалобно. - Я так привязалась к вам, привыкла. Что же я буду делать без вас?
      - Жить, сражаться, надеяться, любить. И когда все образуется, Арнемвенд снова станет нуждаться в нас. И мы явимся однажды, соткавшись из нехитрых мелодий свирели, запаха цветов и шепота влюбленных...
      - Из снов ученого, задремавшего прямо над своими записями, и слез матери, похоронившей ребенка... - продолжает Ши-Гуа.
      - Из твоего ожидания и твоей веры в то, что мы вернемся, потому что иначе просто не может быть, - шепчет Ма-Гуа, и на глазах у него блестят слезы.
      Трое монахов поднимаются с кресел и медленно идут прочь.
      - Стойте! Подождите! - кричит Каэ.
      Но они, не оглядываясь, уходят под сень вековых деревьев. Еще шаг, и их не станет. Интагейя Сангасойя срывается с места, догоняет их, останавливает:
      - Подождите, пока вы не ушли, я хочу сказать: я люблю вас, вы нужны мне и я обязательно буду ждать. Пока сама буду...
      Ма-Гуа переглядывается с остальными, и монахи прикрывают веки, с чем-то им одним ведомым соглашаясь.
      - Поскольку нас здесь нет, то... Мы должны предупредить тебя, дорогая Каэ, что проход в пространство Мелькарта может быть открыт в любую минуту - Самаэлю не нужен талисман, чтобы стать двенадцатым...'
      Каэ протягивает руки в умоляющем жесте, но поздно. Монахов уже нет нигде, и только три черные запыленные старенькие рясы лежат на зеленой траве у ее ног.

  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31, 32, 33