Зу-Л-Карнайн вполголоса говорит Агатияру:
      - Конечно, я бы не простил им, если бы они умолчали о ее походе. Но теперь зато волнуйся. И зачем она опять ушла из Сонандана?
      - Потому что ее проблемы сейчас лежат за пределами страны, - спокойно поясняет визирь. Он поворачивается к гонцу и говорит: - Какие приказания отдали тебе твои повелители?
      - Они просили меня не медлить, если есть серьезные новости, и позволили отдохнуть, если великий аита не захочет сообщить ничего спешного.
      - Увы тебе, - улыбается император. - Очень захочет.
      - Я рад быть полезным тебе, аита.
      - Как вознаградить тебя? - спрашивает Агатияр.
      - Я сын Интагейя Сангасойи, и ничто в мире не будет мне большей наградой, чем ее благополучие и счастье.
      - Хороший ответ, - говорит император. - Если бы мне таких солдат...
      - Зу! - одергивает его Агатияр. - Ты несправедлив. Твои тхаухуды не хуже этого прекрасного воина.
      - Да, ты прав. Просто...
      - Просто все, что связано с ней, само по себе гораздо лучше всего остального. Понимаю.
      Агатияр знает, что имя Кахатанны и название ее страны магически действуют на Зу-Л-Карнайна и следует быть осторожным, употребляя эти слова. Визирь спрашивает у гонца:
      - Тебе нужно дать с собой письмо или ты повезешь устное послание?
      - Тхагаледжа просил тебя не доверять мысли бумаге, если мысли эти дороги тебе.
      - Будь по-твоему, - говорит Агатияр. - Тогда запоминай...
      Спустя два часа после отъезда гонца обратно в Сонандан император и его верный визирь наконец оставили свои дела и решили наскоро пообедать. Слуги попытались было предложить накрыть стол в малом пиршественном зале, но Зу-Л-Карнайн одним движением бровей разрешил все их сомнения и побудил двигаться ровно вдвое быстрее. Агатияр, заметив, какую прыть они развили, весело улыбнулся:
      - Кажется, мальчик мой, твоя мечта начинает сбываться, но по-моему.
      - Что это за загадка такая?
      - Твои слуги уразумели, что спорить не стоит, а тираном ты так и не стал.
      - Признаюсь, Агатияр, я об этом все еще мечтаю.
      - Давай поговорим о талисмане. Что с ним делать?
      - Я вижу единственный способ его изолировать - отвезти Каэтане. Конечно, будь здесь наши ийя, они посоветовали бы еще что-нибудь. А так... Что нам еще можно придумать?
      - Сам не знаю. Во-первых, я предвижу, что ты сам собираешься ехать в Сонандан, а это совершенно противоречит всем остальным планам. Отправить его с кем-нибудь нельзя - думаю, что Мелькарт предпримет все, что можно, чтобы прибрать его к своим рукам. Оставить здесь - значит постоянно находиться под угрозой того, что его кто-то выкрадет. Насколько я понял, в случае с талисманом Джаганнатхи на верность и преданность сподвижников рассчитывать не приходится.
      - Мне тоже так кажется, - сказал император.
      - Единственный способ отвезти эту гадость нашей девочке, - продолжал рассуждать Агатияр, - это выступить во главе всего нашего войска... Уже невозможно. Вызвать помощь из Сонандана? А знаешь, это не такая уж и глупая мысль. Зу! Если они пришлют хотя бы полк Траэтаоны, я не знаю, какая сила помешает талисману добраться до Салмакиды в целости и сохранности. Но посмотрим, что решат по этому поводу Тхагаледжа и Нингишзида. Думаю, они рассудят так же.
      - А пока нужно спрятать его как можно более тщательно.
      - Твоя правда. Но твой старый визирь не очень глуп - талисман давно находится в тайнике, о существовании которого знаем только я и ты.
      - В том самом? - восхищенно вскричал Зу-Л-Карнайн. - Агатияр!
      - Что тут удивительного? Я его боялся в руки взять...
      - Это как раз нормально. - Император поближе наклонился к старому другу. Я должен признаться тебе, что когда рассматривал его у тебя в кабинете в последний раз, то слышал тихий голос. Вкрадчивый и ужасно неприятный. Слов не было слышно, но ритм речи буквально заворожил меня. Я поймал себя на том, что пытаюсь разобрать, что же он намеревается сказать. Я испугался и хотел было отложить его, но едва заставил себя разжать пальцы.
      Агатияр нахмурился:
      - Думаешь, он уже начал действовать?
      - Наверное, он никогда не прекращает действовать. Просто сейчас у него много целей одновременно.
      - Ты напугал меня, Зу, - расстроенно проговорил визирь.
      - Неужели ты думал, что я продамся Врагу, подчинюсь ему?!
      - Не зарекайся, ты не бог, чтобы противостоять Злу, а ведь и многие боги пали под Его натиском. Но дело не в этом. Ты чист, мальчик мой, как горный хрусталь. И ты любишь, а любовь, если она истинная, конечно вернее всех заклинаний хранит от Зла. Наша девочка сильна, как никто, и за нее я тем более не боюсь. Я стар, я люблю тебя, и больше мне ничего не нужно. Не будь у нас с тобой империи, как славно было бы рыбачить на утренней зорьке. В Фарре такие прекрасные реки и озера. А морская рыбалка...
      Визирь мечтательно возвел глаза к потолку. Посидел, поулыбался блаженно, но постепенно улыбка сползла с его лица, и оно опять приняло строгое и серьезное выражение.
      - Слишком многим людям он сможет что-то предложить. Что, если они услышат его?
      - Из тайника?
      - Надеюсь, что я преувеличиваю.
      Обед прошел слишком быстро. И Агатияр, и Зу-Л-Карнайн нервничали, хотя, не желая волновать друг друга, притворялись беспечными и веселыми. Первым не выдержал аита:
      - Агатияр! Ты меня знаешь с пеленок. Ты же видишь, что у меня на душе, лучше, чем любой профессиональный маг.
      - Есть такое дело, - смущенно буркнул в усы визирь.
      - Тогда пойдем, посмотрим на это мерзкое украшение. Мне все время кажется, что у него выросли ноги и оно убрело от нас в поисках другого господина.
      - Зу! - ужаснулся вдруг Агатияр. - Какой же я безумец и слепец!
      - Что еще? - испугался император.
      - Ведь талисман не зря попал именно к тебе: Зу-Кахам мог оставить его у себя, мог отдать магам, мог спрятать в сокровищницу. Эта штука запросто могла соблазнить гонца, чтобы он украл ее и отправился в бега, - и кто бы его стал ловить?! Но талисман Джаганнатхи проделал этот путь, чтобы попасть именно к тебе - лучшему полководцу на весь Вард, а возможно, и на весь Арнемвенд!
      - Но я же не поддаюсь искушению, Агатияр, честно! Посмотри мне в глаза, ты же умеешь отличать, когда я лгу даже самому себе.
      - Мальчик мой, я не о тебе! Талисман отчаянно будет пытаться найти себе другого господина. Давай-ка позовем Гар Шаргу и попросим его снестись с Тхагаледжей.
      - Это опасно. Послание может перехватить любой другой сильный маг.
      - Думаю, мало-мальски сильный маг уже знает, что талисман у нас. Риск невелик. А вот времени у нас в обрез. Может, они смогут поторопиться и предпринять что-то в самом скором времени. Если же нет, то отрядим армию. Поедешь в Сонандан.
      Агатияр яростно хлебнул вина из огромного золотого кубка, а затем в сердцах грохнул им об стол:
      - Не было хлопот! Избавляйся теперь от этой гремучей змеи!
      Камень выскользнул из-под ноги и, весело подпрыгивая, покатился вниз, прихватив с собой семейку камешков поменьше. Каэтана долго смотрела, как они скользят по отвесному склону горы, как с тихим шуршанием скрываются в бездне. Затем уняла дрожь в руках и какое-то время стояла, распластавшись по каменной поверхности, прижавшись к ней щекой. Отдышалась. И медленно двинулась вверх.
      - Тяжело? - спросил Барнаба.
      Он на удивление цепко ухватывал многочисленными своими пальцами малейшие неровности в поверхности и передвигался значительно быстрее.
      - Все время боюсь упасть, - призналась Каэ.
      - Ты же бессмертная. - Барнаба умудряется еще и плечами пожать.
      - Никак не могу уяснить себе пределы своего бессмертия: что меня убивает, что - нет. Но представь себе, и не хочу выяснять на практике, особенно в горах.
      Она сопит, задыхается, но ползет, преодолевая метр за метром.
      - А ты дыши, как при сражении на мечах, - советует толстяк.
      Он удобно устроился на корявом стволе какого-то беспородного деревца, которое намертво прилепилось к скале в пяти-шести шагах выше того места, где находится Каэ. Она оборачивается:
      - Интересно, как ты собираешься отсюда выбираться?
      Барнаба с интересом смотрит наверх. Прямо над его головой громоздится козырьком каменный выступ. Преодолеть его, не будучи горным орлом, нет никакой возможности.
      - Что? Ах ты!..
      Толстяк сползает со своего насеста и медленно передвигается вбок.
      - А мы не могли как-нибудь иначе сюда добраться? - спрашивает он недовольно.
      - Я ничего не могу сделать - в это пространство моими силами не попасть. Надежно защищено.
      - А я не помню, умею проходить или нет.
      - Кто в степь недавно ходил?
      - Неужели я? - искренне удивляется Барнаба. - О! Уже вершина близко.
      Они ползут, карабкаются, цепляются за пучки жухлой травы, выворачивая их с корнем в неистовой попытке ускорить восхождение, а иногда и просто удержаться на месте. Ноги то и дело соскальзывают. Дыхание затруднено: И наконец, когда кажется, что они, обессиленные, свалятся вниз, Каэтана переваливается через огромный валун и замирает.
      Перед ней простирается прекрасная горная долина, в самом центре которой блестит в лучах солнца прозрачное озеро. Издали вода в нем кажется неестественно синей. На самом краю этого безбрежного пространства высится огромный холм на редкость правильной, округлой формы, который резко контрастирует с острыми вершинами гор. Он похож на курган, под которым похоронили в незапамятные времена какого-то исполина. На самом верху возвышается груда каменных глыб, каждая величиной с небольшой дом. В узких расщелинах и просветах между красно-коричневыми глыбами растут чахлые деревца, чьи стволы были изогнуты и скручены всеми ветрами. В высокой густой траве у подножия деревьев виднеются прекрасные цветы: розовые, фиолетовые, желтые; а местами огромные эти камни покрывает толстым слоем разросшийся вьюнок, и с его длинных стеблей свисают колокольчики нежно-розового цвета. Вставшие на дыбы, вздыбленные эти скалы, невероятные цветы и причудливо изогнутые деревья являют собой диковинное зрелище на фоне невозможно чистого неба. Каэ думает, что такого неба не бывает в мире людей.
      Кругом, сколько хватает глаз, - горный луг. Цветы и трава колышутся на легком ветру, и краски их сверкают и меняются, и кажется, что это волны моря накатывают, шурша и шелестя, на берег. Слева уходит вдаль пространство леса. И далеко впереди - цепь тонко очерченных гор, их подножия почти скрывают огромные валуны вперемежку с малорослыми деревьями. Ветер хлопотливо мечется во все стороны, забирается в трещины, расселины, летает между ветвями деревьев; и отовсюду доносятся звуки, похожие на голоса, на внезапные раскаты хохота и уханье сов.
      Но Интагейя Сангасойя подозревает, что в этом нет ничего страшного, потому что они с Барнабой уже пришли. Именно в этой долине живет гордое племя йаш чан.
      Они второй час идут по лугу, а лес не приближается.
      - Интересный здесь воздух! - восхищается Барнаба. - Кажется, что рукой подать вон до той рощицы, ан нет. Сколько мы передвигаемся?
      - Не знаю. - Каэ усталым жестом стирает со лба пот, и по лицу от правого виска до угла рта пролегает черная широкая полоса.
      - Ой! - смеется толстяк. - Вытри...
      - А что, я еще чистая?
      От внимания Барнабы не ускользает, что Каэ поправляет перевязь своих мечей, разминает руки, уставшие после восхождения, прямо на ходу массирует мускулы ног. Обычно так готовятся к сражению.
      - Ты не веришь в хороший прием? - спрашивает он, волнуясь.
      - Я хочу быть готова ко всему.
      Она оглядывается по сторонам:
      - Странное чувство - будто я уже бывала здесь когда-то, может, очень давно, до начала времен.
      - Неправильная постановка вопроса, - бурчит Барнаба. Он обижен на жизнь, расстроен сверх всякой меры и разочарован - мешок с хурмой он упустил в пропасть и теперь лишен и лакомства, и возможности обвинить в своих несчастьях кого-то другого.
      - Почему?
      - Начала времен не было никогда. Сколько я себя помню, я всегда был.
      - Интересная мысль. А сколько ты себя не помнишь?
      - Не пытайся ловить меня на слове - все равно я старше тебя.
      -А я и не претендую на право первородства, - весело смеется Каэ. - Я даже свой действительный возраст боюсь называть вслух - ведь все поклонники разбегутся.
      - А то они не знают, что ты богиня?
      - Одно дело знать, а другое - услышать число прожитых мною лет. Спятить можно. Мне самой и то слабо верится, что речь идет не о какой-то там Интагейя Сангасойе, а обо мне...
      - Зато ты хоть себя представляешь, - вздыхает Барнаба. - А я все сомневаюсь, как будет лучше - с румянцем или без?
      Каэтана начинает понимать, что чего-то она не понимает...
      Первые воины вырастают на их пути как из-под земли. Барнаба смотрит на них, и глаза его начинают округляться от восхищения и немого восторга. Впрочем, немым он остается недолго.
      - Красота какая! - толкает он Каэ локтем в бок.
      В принципе, он прав. Рослые, стройные мужчины, встретившие их на границе луга и леса, были облачены в кожу и меха. Но главным в их наряде были, конечно, перья. Украшения из разноцветных перьев представляли собой настоящие произведения искусства, и Каэ невольно залюбовалась. Предки сангасоев были вооружены тяжелыми луками, изогнутыми, с тройной тетивой и в рост взрослого человека. Стрелы в разукрашенных перьями колчанах висели за спиной, метательные ножи находились за поясом. Многие воины опирались на копья, и только у нескольких из них в руках Каэ заметила клювастые булавы на длинных рукоятях. Мечей не было ни у кого. Воины с нескрываемым восхищением разглядывали женщину, владевшую таким оружием.
      Йаш чан, как на подбор, были смуглыми, загоревшими на жарком горном солнце. Изогнутые ястребиные носы, длинные, до плеч, светлые прямые волосы, серые глаза. Они были очень похожи друг на друга, что и было понятно - они берегли свою кровь и не допускали смешанных браков. Во время своих странствий Каэ уже встречала подобные племена - в них все и всем приходились какими-нибудь родственниками.
      Воины не проявляли никаких признаков недовольства или агрессии, но Барнаба все время вертелся, пытаясь разглядеть какой-нибудь подвох.
      - Мы ждали тебя очень долго! - наконец обратился к Каэтане самый высокий воин, на головном уборе которого красовались орлиные перья. - Восхождение оказалось более тяжелым, нежели ты рассчитывала?
      После этого вступления она уже ничему не удивлялась. Оказывается, ее здесь ждали.
      - А как вы могли знать, что мы придем? - встрял Барнаба.
      - А о тебе ничего и не было в нашем пророчестве, - скупо улыбнулся воин. И опять обратился к Каэ: - Ты - наследница наших богов и повелительница бывшей страны Йаш Чан?
      - Выяснилось, что да, - серьезно ответила Каэ.
      - Назови себя.
      - Я Интагейя Сангасойя, Богиня Истины и Сути, зовущаяся Кахатанной. Но друзья зовут меня просто Каэ.
      - Красивое имя, - открыто улыбнулся воин. Его белые зубы ослепительно сверкнули. - Я вождь племени йаш чан. Меня зовут Хехедей-мерген. А это мой сын Хедерге. Позволь ему приблизиться к тебе - он грезит легендой о Кахатанне.
      Каэ растерянно кивнула, и из рядов воинов вышел молодой человек, как две капли воды похожий лицом на Хехедея. Ее изумило, что отец и сын выглядели сверстниками.
      - Приветствую Кахатанну на земле моих предков, - прошептал молодой человек. - Мы давно ждали твоего прихода, еще несколько столетий тому назад наши дозорные отряды выходили встречать тебя. Где же ты была, Кахатанна? И кто это, если не разгневает тебя неудачный вопрос?
      Каэ краем глаза заметила, что вождь с ясной улыбкой наблюдает за сыном - и гордится им, красивым и сильным, как и всякий любящий отец. А вот где ее отец, не пожелавший отвечать за судьбу Арнемвенда? В каких пространствах он нынче обретается? И что ей сказать людям, которые давно ждут ее?
      Истина на то и Истина, что уже догадывается, зачем ее ждут.
      - Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон хотят немедленно видеть тебя, - говорит Хехедей.
      - Указывай дорогу, - отвечает Каэ.
      Ей хочется хоть ненадолго погрузиться в размышления. Она понимает, что в ее памяти обнаружился еще один огромный пробел. Не могла она не знать, что ее ждут; не могла не знать зачем. Знала ли она о пророчестве йаш чан? Знают ли йаш чан о пророчестве Олоруна? Слишком много вопросов...
      Барнаба цветет и плавится от всеобщего внимания. Он уже собрал огромный букет душистых цветов, а теперь то и дело наклоняется за какими-то оранжевыми ягодами.
      - Попробуй, это невыразимо! - Он закатывает разноцветные глаза.
      Их спутники косо поглядывают на толстенькое, ковыляющее рядом нечто, которое поглощает ягоды в неимоверном количестве. Страха йаш чан не выказывают, но и за человека Барнабу не принимают. И только спустя недолгое время Каэ понимает почему.
      Конечно, она забыла и то, как должны выглядеть боги йаш чан. Видела ли она их когда-то раньше, она не помнила. Должна была...
      Воины привели их в деревню, выстроенную в центре леса. Чем-то она даже напомнила Каэтане трикстерские поселения. Но у трикстеров все было сработано топорно и грубо, единственные хорошие вещи были обязательно ворованными, а йаш чан оказались удивительными, преискуснейшими мастерами. Они любили свои вековые деревья, и деревья отвечали им такой же любовью.
      Из дерева здесь было сделано практически все: дома, мебель, кухонная утварь, украшения. Причем любое изделие было отделано такой затейливой резьбой, что Каэ подолгу задерживалась у домов, которые они проходили, чтобы вдоволь налюбоваться этой красотой. Сцены сражений, охоты, скульптурные изображения зверей: оленей, волков, медведей, горных львов - встречались буквально на каждом шагу. Они были сделаны с такой, тщательностью и точностью, что этой работе позавидовали бы придворные ювелиры внешнего мира. Но здешние мастера казались Каэтане более искусными.
      - Я заметил, тебе нравятся фигурки из дерева? - робко спросил Хедерге, приближаясь к ней.
      - Бесконечно! У вас самые лучшие мастера на всем Варде.
      - Я не знаю, как велик Вард, - печально улыбнулся Хедерге. - Нам с детства внушают мысль, что нельзя хотеть повидать внешний мир. Нам нельзя уходить отсюда никогда.
      - Но почему?
      - На нас лежит ответственность за наших богов. Если мы уйдем отсюда, они останутся совершенно одни. А они уже старики. Кто же будет о них заботиться? Если честно, - продолжал он, - то, конечно, всем молодым людям хочется уйти хоть ненадолго. И девушки, и юноши мечтают хоть краем глаза посмотреть на другие страны, другие деревни. В наших летописях говорится о том, что где-то в мире есть деревни, называемые городами. Они сложены из камней, как наши горы. А деревья в них не рубят, а сажают. И есть в них будто такие водоемы, в которых вода струится не вниз, а вверх. Это правда?
      - Вы прекрасно осведомлены о делах внешнего мира, - удивилась Каэтана. - И у вас мудрые наставники. Тебе хочется повидать города?
      - Конечно! - пылко воскликнул Хедерге.
      - Я понимаю тебя, но учти, что в городах молодые люди вроде тебя в большинстве своем не обладают ни такой мудростью, ни такой чистотой души. А это стоит гораздо больше, нежели дома из камня и водоемы с водой, которая течет вверх. Кстати, они называются фонтанами.
      - У нас тоже есть долина фонтанов, хотя мы зовем их иначе, - с гордостью поделился сын вождя.
      - Как?
      - Старики говорят, что они называются гейзерами. Но я не представляю себе, как можно жить рядом с ними.
      - Уверяю тебя, что городские фонтаны выглядят как нищие рядом с красотой ваших гейзеров...
      - А что такое "нищие"? - спросил Хедерге.
      Это была настоящая страна правды, чистоты и доброты. Суровые и гордые люди сумели сохранить и приумножить душевные богатства так, как и не снилось жителям внешнего мира. Племя йаш чан было немногочисленным, но число людей не сокращалось, хоть и не увеличивалось. У них были свои обычаи, свои боги, свои предания, свои пророчества. А времени они не признавали.
      - Это неприлично! - бушевал Барнаба, разлегшись на мягком ложе из шкур, которые им постелили, чтобы путники отдохнули после долгой дороги перед встречей с двумя богами йаш чан. - Как это так - не признавать времени?
      - Вот так, - сонно пробормотала Каэ. - Если во внешнем мире не признают доброты, то почему здесь должно быть время? Ты сюда когда-нибудь раньше заглядывал?
      - Мне было неинтересно, - смутился Барнаба.
      - Чем же ты недоволен? Ты сам отказался от этой страны.
      - Твоя правда.
      Когда они отдохнули, поели и привели себя в порядок, Хехедей-мерген и Хедерге пришли за ними, чтобы отвести к Старшим богам. Путь был недолог - боги жили недалеко от самой деревни, в огромной пещере на склоне горы. Изумляла простота процедуры: если тебе необходимо повидать своего бога, то не нужно прикладывать никаких титанических усилий - приходи и говори с ним, если дело у тебя действительно важное. При таком порядке отпадала необходимость в жрецах и магах, предсказателях и прочих обманщиках, которые обычно составляют основу власти любого правителя во внешнем мире.
      Даже храм Истины, где все было продумано с наибольшей благожелательностью к паломникам, казался теперь Интагейя Сангасойе холодным и недоступным. Ее радовало, что Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон не принимают ее как богиню - с пышными церемониями встречи и ненужными речами, что народ йаш чан радуется, а не ликует, что ее встречают тепло, но вовсе не как избавительницу целого мира.
      Можно было посчитать и так, что прежние боги не захотели оказать ей должного почтения, но все вокруг было напоено такой атмосферой доброжелательности, света и тепла, что немыслимо было представить себе обиженных на нее, закрывшихся в своей злобе богов.
      Нет, Тойонам было не до давних обид и нынешних свар. Они жили собственной жизнью: как могли, хранили свое племя и действительно ждали ее - наследницу и преемницу, чтобы передать часть своей мудрости и знаний.
      Пока она так размышляла, они успели прийти к обители двух богов.
      Каэтану поразило то, что вокруг обители богов толпились люди - в основном матери с детьми.
      - А это совсем как у тебя в храме, - подытожил Барнаба.
      - А что это грохочет? - спросила Каэ у Хедерге. - Водопад?
      - В нашей стране прекрасные водопады, - ответил юноша с какой-то неизъяснимо доброй улыбкой.
      - У вас вообще прекрасная страна.
      - Неужели лучше, чем у тебя?
      - Во многом - да.
      Они прошли еще несколько шагов и увидели их...
      Прекрасный водопад обрушивает массу кипящей воды с крутого выступа невдалеке от пещеры. Вода с грохотом пролетает огромное расстояние и падает в глубокое озеро, скрытое в скалах. Ниже струится пенная река, однако чем дальше она от водопада, тем спокойнее становится ее течение.
      Небо поражает своей прозрачностью и глубиной. Ослепительное солнце сверкает в нем, но оно вовсе не похоже на смертельное, злобное солнце пустыни. Здесь его сияние милосердно и к природе, и к людям. Облаков нет, и по голубой эмали небесного свода проносятся громадные птицы.
      - Орлы, - указывает рукой Хехедей.
      Каэ стоит потрясенная. Даже Барнаба молчит.
      - Я сейчас узнаю, можно ли нам, - говорит Хедерге - Там очень много больных, у Тойонов не хватает сил и времени - эта весна выдалась тяжелая, и дети часто болели.
      Время высоко поднимает свои брови-кисточки. С богами и о богах, всегда казалось ему, так не говорят. Здесь все иначе, и это ему, как ни странно, даже нравится. Нравится ему и то, что его никто не спрашивает, зачем он сюда пришел. Раз пришел, значит, нужно.
      Каэтане в этом мире все мило и дорого, все напоминает те прекрасные времена, когда никто не считал ее богиней и ей уже не хочется уходить отсюда никогда...
      - Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон готовы говорить с тобой, - сообщил подошедший Хедерге.
      - Что я могу сказать? Я рада.
      - А со мной? - спросил Барнаба, надувшись.
      - Наши боги принимают всех, кто нуждается в их совете и помощи.
      Барнаба открыл рот, потом закрыл его. И в его изумленных глазах Каэ явственно прочитала решимость испить чашу сию до дна - он действительно хотел стать самим собой.
      Когда Каэ, толстяк и двое воинов йаш чан подошли ко входу в пещеру, оттуда появилась женщина с крохотной девчушкой на руках. Глаза девчушки были закрыты, а на губах блуждала улыбка. Каэ перевела взгляд ниже и охнула - на бедре малышки зияла громадная рваная рана. Хехедей заметил, куда она смотрит, и пояснил:
      - Ей не повезло, она встретила в лесу голодного волка.
      - Ничего, - прошептала женщина, - Ан Дархан Тойон сказал, что все обойдется и даже шрама не будет.
      - Бедняжка намучилась, - посочувствовал Хедерге.
      - Мне жаль ее, - ответила женщина, - но так она заплатила за непослушание. А если бы она пошла не одна, а с младшим братишкой?
      - Какая жестокость! - возмутился Барнаба, едва женщина отошла.
      - Мудрость жестока, - откликнулась Каэ. - Девочка сполна расплатилась за глупость, а в будущем это никак на ней не отразится - нога не будет изуродована.
      - Все равно страшная постановка вопроса.
      - Иначе они не выживут. - Каэ встрепенулась: - Хороши мы с тобой - стоим и болтаем, а нас уже ждут. Все-таки мы с тобой ненормальные.
      - А я и не утверждал обратного, - сказал Барнаба и сделал первый широкий шаг внутрь.
      Пещера изнутри была освещена зеленоватым светом. Он успокаивал глаза и давал возможность разглядеть все в мельчайших подробностях. Каменные стены были украшены резными рельефами; в нишах на каменных столбиках стояли резные фигурки - единственные подношения, которые принимали боги племени йаш чан. Пол был на удивление ровным, гладким и отполированным. Многие тысячи лет по нему ходили тысячи и тысячи людей, нуждающихся в Ан Дархан Тойоне и Джесегей Тойоне. Хедерге был прав: до тех пор, пока в них нуждались, боги существовали.
      В незапамятные времена Ан Дархан Тойон и Джесегей Тойон были богами войны и охоты, а племя йаш чан - очень воинственным. Но бессмертные любили свой народ, охраняли и защищали его. Людям требовались целители - и они лечили детей и стариков; людям нужно было постигать науки и ремесла - и они учили всему, что могло понадобиться человеку в любой жизни. Часть племени ушла некогда в горы, не пожелав оставаться в новом, непривычном мире после жестокой войны. Они стали добровольными отшельниками, и боги хранили культуру, не давая своему племени забыть о том, что происходит во внешнем мире. И конечно, они воспитывали воинов. А все йаш чан берегли и охраняли своих богов, понимая, что, лишенные своих земель и власти, они стали очень слабы и, как никогда, нуждаются в любви и преданности.
      В полном молчании спутники дошли до конца пещеры. Там, у стены, стояли два огромных трона, вырубленных из громадных камней. Они были довольно грубо сработаны и разительно отличались этим от прочих изделий мастеров йаш чан. Но при первом же взгляде на богов становилось понятно, отчего работа была настолько основательной, но простой и безыскусной.
      Перед Каэтаной высились две глыбы. Более всего они напомнили ей огромные кряжистые дубы, обвитые плющом, обросшие мхом, но с маленькими пронзительными сверкающими глазами. Их косматые головы росли прямо из туловища - шеи не было. Плечи занимали пространство, достаточное для того, чтобы на нем уместились четверо рыцарей в полном боевом вооружении, не ощущая при этом тесноты. Руки казались стволами обычных деревьев - здесь даже о мускулах говорить ке приходилось, равно как и о коже. Ее заменяла коричневая жесткая кора. Могучие ноги твердо упирались в каменные ступеньки трона, кроша их своей тяжестью. Черты лица было довольно трудно определить. До самых локтей опускались спутанные густые гривы.
      - Подойди, - поманил Каэтану один из великанов.!
      - Слева Ан Дархан Тойон, а справа - Джесегей... - быстро шепнул ей на ухо Хедерге.
      - Мы долго ждали тебя, - проговорил второй бог.
      Голоса ан Дархан Тойона и Джесегей Тойона были похожи на грохот водопада или горного обвала. Слова носились под каменными сводами, отражаясь от стен и колонн, и тяжело падали вниз, к ногам посетителей.
      - Ты пришла, когда смогла, мы не виним тебя, - грохочет Ан Дархан.
      - Но у тебя осталось мало времени. Эту часть игры твой Враг выигрывает, добавляет Джесегей.
      - Наш Враг, - роняет Ан Дархан вскользь.
      - Я приветствую вас, могучие боги йаш чан. Я рада вас видеть и прошу простить возможную неловкость, - говорит Каэ.- Я многого не помню. Ваша мудрость мне очевидна, может, вы знаете и мою судьбу - тогда вы поймете меня, если я ошибусь.
      - Мы поможем тебе, - успокаивает ее Джесегей.
      - Мы и ждем тебя для этого, - говорит Ан Дархан.
      - С тобой пришло само Время, - рокочет первый великан.
      - Мы приветствуем и его, хотя для нас оно очень долго не существовало, вставляет второй.
      - Я помню, - вздыхает Барнаба шумно.
      Каэтана видит, что Хехедей и Хедерге смотрят на него как на диковинку.
      - Ты родилась после страшной войны, - начинает рассказ Ан Дархан Тойон, но эта война была не первой и отнюдь не самой главной. После главной войны, в которой был уничтожен почти весь известный мир, твой отец захватил власть над Арнемвендом, пользуясь тем, что большинство прежних богов были либо убиты, либо обессилены настолько, что не могли оказать достойного сопротивления. Мы с братом остались целы в той давней битве, но что мы могли сделать вдвоем?
      - Однако,- продолжает Джесегей, - у Барахоя не то руки не дошли до нашей страны, не то ему у нас не понравилось, не то он посчитал нас второстепенными игроками, короче - нас не тронули. И мы продолжали жить за хребтом Онодонги, на берегу благословенной Охи. А потом появилась ты.
      - Мы уступили тебе эту землю по очевидной и простой причине, но никто о ней тогда не догадывался, - мы стали слишком слабы, - говорит Ан Дархан, и в голосе его слышится скорбь.
      - Это не простая земля, Кахатанна! - падают с небес на землю грозные слова Джесегея. - На Шангайской равнине существует выход в иные пространства и измерения. Всякий, кто умеет пользоваться нужной магией или сам по себе является достаточной силой, чтобы покорить пространство, может проникать на Арнемвенд. И поэтому вечный долг властителя этой земли - стеречь проход, чтобы не допустить врага в этот прекрасный мир. Он обязан, пусть ценой своей жизни, отстоять это место.