Виктория УГРЮМОВА
      ОБРАТНАЯ СТОРОНА ВЕЧНОСТИ
      Анонс
      Этот чарующий мир населен героями и небожителями. Новые и Древние боги оставили былую вражду, чтобы сойтись в борьбе против могущественного воплотителя Зла, коварного Мелькарта. Увлекательное и полное опасностей путешествие ждет героиню романа Каэтану. Но в мире бессмертных, где время летит словно драконоподобный конь Траэтаоны, тебе всегда придут на помощь друзья. Вечный Воин, Небесный Кузнец.
      Предисловие
      Основные события начинаются обычно в том самом месте, где историки и летописцы ставят жирную точку, вытирают вспотевший лоб и говорят облегченное "Уф!".
      Самое главное случается между двумя кульминациями, которые торопятся запечатлеть гении и графоманы, очевидцы, провидцы и любители древности.
      Вечность изображается как бесконечная цепь ярких событий, как нескончаемые звенья одной цепи, крепко спаянные, неразрывные; как пестрая череда невероятно занимательных историй. Но на самом-то деле все обстоит иначе. У вечности, как и у всякого иного грандиозного полотна, есть своя изнанка, своя обратная сторона, к которой никто и никогда не обращается, потому-де она обыденна, не представляет никакого интереса и ничего не значит в истории развития общества. Но главное-то происходит как раз здесь.
      Серые, скучные, непритязательные будни решают все.
      Именно здесь разыгрываются настоящие трагедии и драмы; именно здесь принимаются великие решения и рождаются творцы мира. А то, что закономерно вытекает из этих серых будней и ярким фейерверком вспыхивает на небосклоне истории, об этом уже можно и не писать. Можно, конечно, и писать, но только не стоит забывать о том, с чего все начиналось.
      Обратная сторона вечности - заплаты, лоскутки, обрывки, узелки, дырочки... Стоит ли тратить на это время? Наверное, все-таки стоит, хотя бы для того, чтобы узнать, сколько по-настоящему стоит парадная - лицевая сторона.
      Часть 1
      - О, Кахатанна, Великая и Сокровенная, о Суть Сути и Мать Истины, Интагейя Сангасойя... - тянул хор жрецов.
      - Одну минуту! Сейчас иду! - крикнула Каэ в приоткрытую дверь.
      Жрецы поперхнулись и замолкли.
      Впервые за последние две с лишним сотни лет Воплощенная Истина собиралась явиться ищущим ее. Храм снова был готов принимать паломников, знающих свое истинное имя. И огромное количество людей хлынуло в Сонандан в поисках утешения. Особенно же много их стало прибывать после того, как распространились слухи о битве на Шангайской равнине. Позорное поражение Новых богов подорвало веру в них, и люди находились на распутье, перестав вначале понимать, к кому им теперь вообще обращаться со своими бедами и горестями. Однако паломничество в Безымянный храм, находившийся в Запретных Землях - за Онодонгой, - которое предпринял молодой фаррский завоеватель - основатель громадной империи, с чьим мнением было бы абсурдно не считаться, - восстановило угаснувшую было веру в Великую Кахатанну.
      Богиня готовилась предстать перед своим народом, и это была одна из самых трогательных минут в ее жизни. Она никогда не осознавала, да и не могла осознать, как сильно, как верно, как отчаянно ждали ее в родной стране, которая и в ее отсутствие жила по заповеданным в глубокой древности законам. И хотя Каэ не подозревала, сколь много значила она для сангасоев, считавших себя ее детьми, но вполне отдавала себе отчет в том, как трудно им приходилось в последнее время. Даже боги потерпели несколько поражений подряд от неведомого противника, который постепенно стал вмешиваться во все, что происходило на Арнемвенде. Он все еще оставался в тени - невидимый, неслышимый но уже незримо присутствующий, и от этого было только страшнее.
      Она не пустила служанок в свою комнату, готовясь к торжественной церемонии: ей хотелось побыть наедине со своим храмом, поговорить со своими друзьями - с теми, кто привел ее сюда, преодолев огромное пространство. Она слышала их голоса, ощущала прикосновения. На самом деле она никогда не расставалась с ними; и что за беда, что больше ее друзей никто не встречал? Статуи Бордонкая и Джангарая, Ловалонги и Воршуда, Эйи и Габии были установлены недалеко друг от друга, вне храма, - в том месте, которое должно было бы им понравиться больше всего, - в священной роще Салмакиды.
      Каэтана не знала, сколько времени сидела, погруженная в свои мысли. Однако вспомнила все-таки о своих обязанностях и принялась готовиться к торжественному выходу.
      Спустя некоторое время на пороге небольшой уютной комнаты в правом притворе храма Истины появился верховный жрец Нингишзида, облаченный в золотистые праздничные одеяния.
      - Каэ, дорогая, - взволнованно произнес он, - там вас ждут...
      - Я же сказала: сейчас иду. Посуди сам - не могу же я явиться людям растрепанной или с плохим настроением.
      - Я не об ищущих, Суть Сути, - сказал Нингишзида, причем невооруженным глазом было видно, что Суть Сути он произносит скорее по привычке, никак не связывая это торжественное обращение с хрупкой темноволосой девушкой, которая сидела сейчас вполоборота к нему, перед огромным зеркалом в бронзовой раме в виде извивающихся драконов.
      - А о ком же? - удивилась она, пытаясь пришпилить непокорную прядь.
      Заколки были зажаты у нее во рту, поэтому голос стал звучать приглушеннее.
      Каэтана второй час возилась с собственной прической: за время странствий ее и без того непокорные волосы совершенно отвыкли от парикмахерских ухищрений и теперь на всякую попытку уложить их реагировали бурно и неоднозначно.
      - Если бы я знал... - обреченно вздохнул Нингишзида.
      За те полгода, что Суть Сути и Мать Истины жила в собственном храме, жрец привык не только к чудесам и божественным явлениям, но и к любым неожиданностям. Его теперь трудно было удивить сообщением о том, что к вечернему чаю ожидается кто-нибудь из Древних богов - скажем, Вечный Воин Траэтаона - со своим монстрообразным конем. А поэтому последнему необходимо приготовить что-нибудь вкусненькое. Благо, что драконоподобное верховое животное обожало обыкновенную рыбу, которой в Сонандане было более чем достаточно.
      Все происходящее Нингишзида воспринимал теперь со стоическим, философским спокойствием. Но сегодняшний посетитель даже на него, привыкшего ко всему, произвел неизгладимое впечатление.
      Утром к храму Кахатанны подошел смешной толстый человечек - глаза у него были разного цвета (правый - карий, левый - синий); солидное брюшко мешало ему как следует поклониться верховному жрецу, а может, он не очень и старался? Но Нингишзида не любил, чтобы ему кланялись: в храме Истины быстро отвыкаешь гнуть спину перед кем бы то ни было.
      Присмотревшись, жрец понял, что разными у толстячка были не только глаза, но и все остальное. Уши у него были разноразмерные, зато солидные; одна рука явно короче другой; брови болтались на лице на разной высоте, производя впечатление плохо закрепленных кисточек - они ездили и подскакивали по переносице и лбу так, словно жили отдельной, весьма деятельной жизнью.
      Наряд паломника тоже был весьма необычным: пестрый, яркий, без каких-либо признаков симметрии - дикая смесь заплат, кисточек, помпонов и карманов, которую нормальному человеку не пришло бы в голову называть одеждой. К тому же толстячок постоянно находился в активном движении - настолько активном, что Нингишзиде стало казаться, будто очертания его фигуры тоже меняются: вот он стал выше, стройнее, вот опять переместился в прежнюю кругленькую плотную форму.
      - Приветствую тебя, почтенный странник! - молвил жрец, стараясь не обращать внимания на очевидные странности, творившиеся с человеком.
      - И я тебя приветствую, - ответил тот.
      Звук его голоса потряс Нингишзиду еще более, чем внешность. Словно прозвучало одновременно множество голосов - высоких и низких, мужских и женских, детских и старческих.
      "Наваждение какое-то", - подумал жрец и сделал незаметный знак рукой, подзывая к себе воинов и молодых служителей: кто его знает, зачем пожаловал нежданный посетитель.
      - Я не так опасен, как ты думаешь, - немедленно отреагировал тот, хотя вроде жеста жреца увидеть не мог. - Во всяком случае, я не опасен здесь. Поэтому слуг можешь не звать, но... если тебе так будет спокойнее, то я не возражаю - зови. Это ничего не меняет. Слушай меня внимательно: мне нужно срочно увидеться с Каэтаной.
      - Она об этом знает? - спросил жрец, усмотрев в паломнике личность неординарную.
      - Нет.
      - А, значит, ты пришел искать Истину? - сказал Нингишзида как можно более официально, стараясь совладать с паникой и проигнорировать слова странного человека.
      Все-таки не слишком многие были осведомлены о том, что пришедшая на Шангайскую равнину в день великой битвы с Новыми богами женщина и Интагейя Сангасойя, Суть Сути и Мать Истины, - это одно и то же лицо.
      - Я ищу не Истину и не ее богиню. Великая Кахатанна пусть помогает другим - честь ей за это и хвала, но мне она помочь не сможет. Я ищу именно Каэтану. Тебе понятно, сморчок?
      А вот сморчком Нингишзиду называть не следовало никому: ни неизвестным посетителям, ни верховным богам, ни духам, ни демонам. Он никогда и никого не боялся, только вот сейчас не знал, как поступить.
      Жрец не мог ни повернуться и уйти, оставив грубияна разбираться, как захочет, в его собственных проблемах, ни идти к Каэ - ему ужасно не хотелось выполнять просьбу странного существа. А причины для отказа нашлись быстро и в большом количестве: нельзя было исключить возможность того, что этот человек мог оказаться очень и очень опасным. И хотя враги проникали в Сонандан довольно редко, в последнее время мир изменился не в лучшую сторону.
      - Что тебе нужно от богини? - спросил Нингишзида. - я ее верховный жрец и готов помочь тебе, скажи только в чем. Мы все здесь служим Интагейя Сангасойе, и если ты не хочешь говорить со мной, побеседуй с любым из жрецов Кахатанны, а уж они решат, сможешь ли ты увидеться с Великой Богиней. Ты заходил в храм? Называл имя?
      - Мне не нужен храм, мне не нужны ответы на незаданные вопросы...
      Ищущего, если он уже пришел в Сонандан, не изгоняют из храма Истины, даже когда его внешность или манера поведения не нравятся кому-нибудь из служителей.
      "А жаль", - свирепо подумал про себя Нингишзида, решая, как быть.
      И тут произошло первое чудо сегодняшнего дня (удивительный паломник при всей своей необычности на чудо все-таки не тянул).
      Жрец поднял голову и увидел прямо перед собой расплывчатые фигуры трех полупрозрачных монахов, активно кивавших головами, советуя ему соглашаться. Монахи эти заставили Нингишзиду глухо застонать.
      Сонандан никогда не был обычным государством, в котором жизнь текла серо и буднично. А с появлением Каэтаны здесь и вовсе началось светопреставление.
      Так, однажды Нингишзида заметил в парке три бесплотных, бестелесных сущности, более всего похожих на монахов неведомо какой церкви, которые, оживленно переговариваясь, прошли прямо сквозь него. Затем опомнились, остановились и вежливо раскланялись, прижимая руки к груди в одинаковом жесте. Верховный жрец не знал, как расценить это событие - как еще одно явление гостей Сути Сути или как обычную галлюцинацию, на которую вполне имел право после всего, что ему довелось услышать от своей богини. К тому же постоянное ее пребывание в мире людей несколько выбило уравновешенного прежде жреца из колеи. В самом деле, когда ты идешь по парку, а в десяти шагах от тебя сама Воплощенная Истина кормит черепах в бассейне прозаическими червями, поневоле станет не по себе. А отсюда и до галлюцинаций не очень далеко. Он все же решился поделиться с Каэ своими сомнениями и задал ей вопрос напрямик:
      - Они существуют или нет?
      - Как тебе сказать? - растерялась Каэ. - Вообще-то - нет. Но могу с уверенностью сказать, что ты их видел, а это редко кому удается.
      Такого диагноза Нингишзида вынести уже не смог и монахов с того памятного дня постановил считать плодом своего воображения.
      И вот твоя собственная галлюцинация всячески подбивает тебя на принятие решения, которое ты принимать не хочешь. Жрец потряс головой.
      - Я скажу богине о твоей просьбе, - сухо обратился он к паломнику.
      Толстячок не то криво улыбнулся, не то гримасу скорчил, не то передразнил жреца - но разве с таким лицом поймешь?
      Нингишзида пожал плечами и стремительно двинулся к храму. Решение у него созрело такое: Истина на то и истина, чтобы разобраться, что к чему. А вот охрану он приставит самую серьезную...
      - Так что тебя смущает в этом посетителе? - спросила Каэ, перестав смотреть в зеркало и всем корпусом разворачиваясь к собеседнику.
      Раздался негромкий звук - это гребень дождался наконец момента, чтобы выскользнуть из прически. Волосы словно вздохнули, распрямляясь. Секунда - и вот буйная и непокорная грива приняла свой обычный вид. Каэ только рукой махнула.
      - Такого гостя у нас еще не было, - вполне искренне ответил Нингишзида.
      - Ну, у нас многих гостей еще не было, - моментально откликнулась Интагейя Сангасойя.
      "Просто боги миловали", - подумал жрец, но не решился высказать это мнение вслух.
      - Сейчас я выйду. - Она лучезарно улыбнулась.
      Когда великая Кахатанна, Суть Сути и Воплощенная Истина, появилась на ступенях своего храма, паломник терпеливо дожидался ее. Богиня появилась, правда, с тыльной стороны здания, чтобы не смущать невниманием толпы ищущих. Уже спускаясь по лестнице, она услыхала отдаленный рокот - это объявили о том, что церемония переносится на некоторое время.
      При виде тонкой девичьей фигурки, закутанной в легкие и прозрачные одежды праздничных, ярких цветов, толстяк поспешил ей навстречу, и неподдельная радость отразилась на его неправильном полном лице. Брови у паломника еще активнее заездили по лбу, а глаза моргали и вращались, как у хамелеона, - в разные стороны, независимо друг от друга. Впечатление он производил, однако, не жуткое, а довольно-таки располагающее.
      Каэтана спустилась с террасы и подошла к разноцветному толстяку.
      - Здравствуй, - сказала она и ненадолго задумалась. - Кажется, я тебя знаю.
      - Здравствуй, - ответил он и замолчал.
      Молчал довольно долго, рассматривая подошедшую богиню, как отец рассматривал бы внезапно повзрослевшую в его отсутствие дочь. Этот взгляд был Каэтане знаком, и ей сделалось не слишком уверенно от того, что она не могла угадать, с кем ее свела судьба на этот раз.
      - Ты не можешь меня не знать, - заговорил наконец паломник, и уши его заколебались, как паруса под порывами ураганного ветра. - Но растерянность читаю я на лице твоем. Тебе неуютно оттого, что ты все еще не можешь меня узнать, верно?
      - Правда. И не надо быть богом, чтобы догадаться об этом. Ты не хочешь назвать себя?
      - Пока что - нет. Мне нужно, просто необходимо поговорить с тобой еще до того, как ты поймешь, кто я.
      Каэтана нахмурилась. Слишком много тайн и загадок. Они не нравились ей с тех пор, как она появилась на Арнемвенде после долгого отсутствия. Прежде, помнится, она радовалась всякому происшествию, как ребенок. Она упивалась и наслаждалась самой атмосферой таинственности, ей так нравилось все загадочное и ее можно было простить: Сонандан тогда был самым спокойным местом в мире, а юной богине безумно хотелось приключений и острых ощущений.
      Однако после всего того, что ей случилось пережить, после того, как сама ее суть была с огромным трудом найдена и оплачена жизнями многих бесконечно дорогих для нее людей, великая Кахатанна сильно повзрослела. И то, что все пространство, лежащее за хребтом Онодонги, ныне являло собою вместилище тайн, загадок и необъяснимых явлений, ее не радовало, а печалило. Она знала причину, исток - и ничего не могла с этим поделать. Пока не могла.
      Странный паломник явился не в самое удачное время.
      - Припомни, о Истина. Мы уже встречались. И если ты задумаешься, то поймешь, что обязана мне кое-чем. А теперь вот я пришел к тебе за помощью.
      - Ну, если ты так считаешь... Я всегда плачу свои долги с охотой. И хотя, скажу тебе честно, не очень хорошо понимаю, чем обязана, - говори, что тебе нужно.
      - Очень многое, - наморщил лоб паломник.
      Каэтана весело улыбнулась:
      - Как раз это меня и не удивляет. Тысячи и тысячи добрых и милых людей приходят в храм Истины, потому что им нужна помощь. Но чаще всего они заблуждаются относительно моих скромных возможностей и, как правило, хотят гораздо больше, чем я могу им дать. Давай послушаем твою просьбу и решим, что я действительно смогу для тебя сделать. Представляться все-таки не будешь?
      - Повременил бы. По крайней мере, до тех пор, пока мы не обсудим моего дела. Я хочу, чтобы мое имя не мешало нам спокойно беседовать.
      - Вот как? - Она высоко подняла брови.
      - Понимаешь ли, мне необходима конкретная помощь. Ни Воплощенная Истина, ни великая Кахатанна, чей храм служит утешением для всех ищущих - за что ей честь и хвала, - не смогут ничего для меня сделать. Если кто и может, то только растерянная, беспомощная девочка, которая попала в этот мир не по своей воле и прошла через весь Вард с шестью спутниками и двумя мечами за спиной, наплевав на смерть, на волю Новых богов и на то, что это не под силу никому. Мне нужен совет той девочки, которая создала из себя богиню вопреки всем трудностям и запретам властителей этого мира.
      - А ты многое знаешь, - задумчиво сказала Каэ, усаживаясь поуютнее на нагретой солнцем мраморной плите и подбирая под себя ноги.
      Кивком головы она пригласила странного посетителя садиться рядом, и он последовал ее примеру. Правда, даже с этим несложным действием у него возникли определенные проблемы: ноги вдруг спутались и отказывались принимать нормальный вид. Немного помучившись, он грузно плюхнулся около Кахатанны.
      - Я знаю многое, дорогая Каэ. Практически - все. Кстати, ты позволишь мне называть тебя так?
      - Конечно, - согласилась она. - Мне так больше нравится. Или, - она прищурилась, так как смотрела на своего собеседника против солнца, - или ты и сам это знаешь?
      - Конечно сам. Точнее было бы выразиться - само, но об этих нюансах я расскажу позднее. Я действительно знаю практически все практически обо всем, и мое знание в корне отличается от твоего.
      - Чем же? - заинтересовалась она против воли.
      - Ты прозреваешь суть вещей, событий и явлений, но не всегда знаешь об их существовании до того, как они эту скрытую суть проявили. Я же, напротив, знаю обо всем, что когда-либо где-либо существовало, но мое знание практически ничего не меняет для меня в окружающем мире. Я до последнего не ведаю, в чем сокрыта истина. Например, мне наверняка известно, что в скором времени ты собираешься уйти во внешний мир, чтобы разыскать источник той третьей силы, которая медленно, но уверенно захватывает Арнемвенд. И ты уйдешь. Я знаю, что ты вспомнила, а что из твоего прошлого по-прежнему остается загадкой для тебя самой. Я даже знаю, чем помочь, но моя помощь, как и твоя, имеет вполне определенную цену.
      - Ты говоришь загадками, и мне это не нравится, - сказала Каэ после недолгого раздумья. - К тому же помощь, которая имеет вполне определенную цену, очень часто вообще обесценивается.
      - Я говорю загадками, ты говоришь афоризмами - мы друг друга стоим, поклонился ей паломник.
      - Хорошо, я согласна выслушать тебя, только излагай яснее.
      - Ты же сама Истина...
      - Нет-нет, если я правильно поняла тебя в самом начале нашего разговора, ты просил помощи не у великой Кахатанны и хотел не встречи ищущего с богиней.
      - Твоя правда, - ответил толстяк.
      Правый глаз его стремительно зеленел на глазах ошеломленной собеседницы. Паломник смущенно кашлянул.
      - Сейчас ты медленно обводишь взглядом лужайку вон за тем очаровательным мостиком, - продолжил он. - Я знаю, кого ты ищешь.
      - Вот это было бы более чем просто удивительно, - сказала она, попытавшись поглядеть толстяку прямо в глаза, но это оказалось практически невозможным. Зеленый глаз его под немыслимым углом уставился куда-то назад, а левый - пока что голубой - бешено вращался в глазнице. И это была не самая большая странность разноцветного посетителя.
      Каэтана не могла заставить себя заглянуть в него, чтобы определить истинную природу этого явления. То, что он неопасен, она почувствовала сразу, а вот на большее ее не хватило. Даже легкое прикосновение к сути таинственного посетителя открыло ей такую непостижимую бездну, что она отшатнулась от него. Краем сознания Каэ понимала, с кем свела ее судьба, но не рисковала признаваться в этом даже самой себе, ожидая, пока паломник сам не захочет ей представиться. А причин своего поведения она сама не понимала. Возможно, догадки были настолько невероятны, что их не хотелось осмысливать до конца.
      - Ты ищешь троих, - бормотал между тем толстяк, - а они ищут тебя. Вон они появились в конце аллеи, торопятся и при этом отчаянно размахивают руками, пытаясь привлечь твое внимание. Вовремя они появились, - я рад.
      Великая Кахатанна, возможно, и сумела бы царственно отреагировать на это сообщение, но внимание Каэтаны теперь можно было пытаться привлечь сколь угодно долго. Она во все глаза смотрела на собеседника.
      А он продолжал как ни в чем не бывало:
      - Да-Гуа, Ши-Гуа и Ма-Гуа хотят с тобой поговорить. Я не против, да и как я могу быть против? Хозяйка здесь, конечно, ты, и это к тебе пришел я со своей просьбой. Но признаюсь, мне очень на руку этот ваш грядущий разговор. Он успокоит тебя, ты перестанешь волноваться, а меня это избавит от необходимости в дальнейшем отвечать на множество ненужных вопросов. Единственная просьба - не становись, пожалуйста, Кахатанной. Так мы быстрее договоримся.
      - До чего?
      - До истины, только до истины, дорогая Каэ. Ну ладно, иди к монахам. А пока идешь, подумай над такой мыслью: я утверждаю, что Интагейя Сангасойя во всем своем блеске и величии не вынесла бы всех испытаний и не дошла бы до Сонандана, окажись она в том месте и в то время. А вот Каэтана дошла. Иди, я подожду тебя здесь, на солнышке.
      - Пожалуйста, - попросила она.
      Переходя через мостик и идя по лужайке навстречу трем монахам, она несколько раз оглянулась на странного посетителя, словно боялась, что он растворится в жарком золотистом воздухе.
      Диковинное это существо, словно склеенное из обрывков разных людей, кого-то ей страшно напоминало. Настигла мысль, что в чем-то оно гораздо более могущественно и величественно, чем все Древние и Новые боги, вместе взятые.
      Каэтана оглянулась в последний раз: толстяк, похожий на обиженного сенбернара, грелся на солнце.
      Да-Гуа, Ши-Гуа и Ма-Гуа бегут навстречу со взволнованными лицами. И чем ближе они подходят, тем плотнее и осязаемее становятся их фигуры.
      Каэтана приветливо наклоняет голову:
      - Как живется в стороне от мира?
      Они, кажется, не слышат ее, поглощенные какой-то безумно важной мыслью. И Каэтана думает, что впервые видит трех монахов такими озабоченными и удивленными.
      - Нам нужно вмешаться, - произносит Да-Гуа, едва приблизившись к ней.
      - Мы должны дать тебе совет, - говорит Ма-Гуа.
      - Мы готовы заплатить любую цену, - добавляет Ши-Гуа.
      - Это так важно? - удивляется Каэ.
      - Более, чем просто важно, - подтверждает Да-Гуа.
      - Это очень важно, - тихо говорит Ма-Гуа.
      Ши-Гуа молчит.
      Каэтана хоть и является Воплощенной Истиной, тем не менее зависит от этого мира так же, как и он зависит от нее, в отличие от трех монахов, живущих вне событий. То, что они видят со стороны, она может увидеть только изнутри, и поэтому сейчас им трудно объяснить ей, что происходит. Но они надеются, что Каэ им поверит. Все равно больше ни им, ни ей ничего не остается. Ничего больше не остается странному толстяку, сидящему на террасе перед храмом Истины.
      - Мы впервые не смогли просчитать все события, которые произошли в мире за последнее время, - пускается в пояснения Ши-Гуа.
      - Мы не смогли учесть непредвиденный фактор, - вставляет Ма-Гуа.
      Да-Гуа молчит.
      - У нас никогда не было вот этой фигурки. - Ши-Гуа доверчиво-детским движением протягивает ей шкатулку, поверхность которой представляет из себя живую карту Варда. Она то показывает все пространство в целом, то превращается в подробное изображение крохотного клочка этого мира. Теперь она застыла на картинке, представляющей храм Истины.
      Ши-Гуа раскрывает шкатулку и высыпает прямо на траву великое множество фигурок - все они изображают конкретных лиц. Каэтана мельком замечает миниатюрную копию Джоу Лахатала и га-Мавета, Арескои и Траэтаоны, Нингишзиды и Татхагатхи, пытается найти себя...
      - Вот его не было, - улыбается Да-Гуа.
      В его руке крепко зажата фигурка разноцветного толстяка.
      - И что это значит? - растерянно спрашивает Каэ.
      - Значит, что он сам себя создал... Нет, оно само себя создало. Впрочем, неважно. Главное, что он смог это сделать. А теперь - самое главное. Он сможет помочь тебе так, как никто в этом мире или в каком-нибудь другом помочь не в состоянии. Он и появился потому, что стал нуждаться в своем существовании столь же сильно, сколь мы стали нуждаться в нем. Он практически всесилен, но не умеет с этой силой обращаться. Он всезнающ, но у него нет памяти. Его единственная надежда - это ты. А твоя надежда - в нем. Не теряй свою надежду, - торжественно произносит Ши-Гуа.
      Ма-Гуа молчит.
      - Он помог тебе однажды, - говорит Да-Гуа.
      - Потому что ты сделала то, что он никогда не отваживался сделать, улыбается Ма-Гуа.
      - Только он сможет помочь по-настоящему: помогая тебе, он будет создавать себя, помогая тебе, он будет охранять тот мир, в котором сможет быть самим собой, помогая тебе, он откроет истину внутри себя, - как заклинание твердит Ши-Гуа.
      - Что же вы мне посоветуете? - спрашивает Каэ, хотя понимает, что совет она только что выслушала и ничего более конкретного ей не скажут.
      Можно, конечно, спросить, кто этот толстяк, но не хочется.
      - Соглашайся! - хором говорят все трое.
      - На что?
      - На что угодно! - без тени сомнения заявляют монахи.
      - Ну, знаете ли, - возмущается Каэтана голосом альва. Ничего более подходящего, чем его любимое выражение, ей в голову сейчас не приходит.
      - Мы не должны вмешиваться, - умоляюще произносит Да-Гуа, видя ее мучительные колебания.
      - Мы еще не умеем правильно влиять на ход событий, - жалобно шепчет Ши-Гуа.
      - Мы ощутили необходимость появиться, чтобы успокоить тебя, хотя ты и сама чувствуешь все то, что мы тебе сказали. Просто иногда крайне важно, чтобы кто-то подтвердил твою правоту, - говорит Ма-Гуа.
      - Мы знаем, что тебе намного сложнее, чем другим, потому что ты согласилась платить положенную цену. Но ведь уже ничего не вернешь, - говорит Да-Гуа.
      - А если вернешь, то это будет предательством, - вторит ему Ши-Гуа.
      - Грядут великие и страшные времена. Тебе понадобится много сил, вздыхает Ма-Гуа.
      Каэтана молчит.
      Когда она возвращается к своему гостю, тот оказывается шатеном с разноцветными глазами - синим и черным, а над верхней губой у него за это время успела появиться родинка. Он с переменным успехом сражается с собственной фигурой, вовсе не пытаясь придать ей изящности, а только добиться стабильности - хотя бы ненадолго. Каэ с огромным интересом следит за ним.
      - Я поговорила с монахами, - утверждает она очевидную истину.
      Я видел.
      - Если ты все знаешь, то знаешь, что они меня и вправду немного успокоили, но не сказали ничего такого, что я бы сама не чувствовала. Я так и не услышала от них, кто ты. И не поняла, чем я смогу тебе помочь.
      - Меня еще нет, - пожаловался толстяк. - Поэтому я расползаюсь буквально на твоих глазах. Чтобы быть, дорогая Каэ, мне нужна твоя помощь. Она стоит дорого, я знаю. Но я готов платить любую цену.
      Заинтригованная, но уже слегка сердитая от обилия иносказаний, она довольно неприветливо произнесла:
      - Сначала ты предлагал мне купить твои услуги, теперь же предлагаешь небывалую плату за мои. Я не понимаю тебя, незнакомец.
      - Я не незнакомец, - обиделся паломник. - Ты меня очень хорошо знаешь.
      - Конкретнее, пожалуйста.
      - Могу и конкретнее, - обрадовался толстяк, пытаясь вытащить короткопалую руку из-под неожиданно удлинившейся правой ноги.
      Каэтана со все возрастающим восторгом следила за его метаморфозами. Начинала ли она узнавать? Да, конечно...
      - Я долгое время следил за твоими приключениями. Ну в самом начале, признаться, ты меня интересовала не больше, чем все остальные. Но с определенного момента ты стала совершенно непредсказуема и сделала то, чего, по всем прогнозам, сделать не могла. Сейчас ты мне, конечно, скажешь, что в одиночку никогда бы не справилась, - и это тоже будет правдой. Но вторую часть правды ты вслух не произнесешь. А заключается она в том, что те люди, которым было под силу изменить ход событий, собрались именно около тебя. А больше их никто бы в это путешествие сдвинуть не смог. Более того, ты сама, дорогая Каэ, страшно изменилась за время этого короткого странствия. Многое постигла, многое узнала, многое поняла заново.
      - Верно,- согласилась Каэтана.
      Она чувствовала, что близка к разгадке и ей не хватает штришка, крохотной детали, чтобы восстановить целое.
      - Благодаря тебе бессмертные поняли или вот-вот поймут, что это самое зло, о котором столько было говорено, все-таки существует. И они вынуждены будут принять решение, потому что жить с таким знанием и никак его не использовать невозможно, хотя такое искушение то и дело у кого-нибудь возникает.
      Каэ с любопытством уставилась на толстяка. Тот как раз пытался установить, какое количество пальцев оптимальнее всего иметь на левой руке. Он склонялся к семи, а сама рука - к полной свободе выбора и отсутствию ограничений, отчего пальцы на ней росли с дикой скоростью, как грибы после дождя. Толстяк досадливо поморщился и принялся запихивать лишние отростки обратно в конечность получалось не ахти.
      - Знаешь, когда ты меня заинтересовала? Когда я понял, что ты единственная из всех ныне существующих бессмертных сочетаешь в себе качества личности и вечности. Ведь только об истине и любви можно так сказать: вечные истины и вечная любовь... К сожалению, Любви на Арнемвенде с некоторых пор нет.