Владычица снов (№2) - Владычица снов. Книга вторая

Клюни с Ансельмой проработали чуть ли не всю ночь, а потом немного поспали на освобожденной от всякого хлама постели. Через пару часов они поднялись с первыми рассветными лучами и проследили за тем, как солдаты уносят их драгоценную продукцию.

— Смотрите не уроните, — любезно предупредил солдат Клюни.

Ящики со взрывчаткой унесли. Их было, конечно, маловато для того, чтобы уничтожить или обратить в бегство целое войско, но, по крайней мере, хороший сюрприз можно было устроить.

Клюни наконец посмотрел на раритеты, оставленные ему Галеном накануне вечером, и взял в руки окаменевшую книгу.

— Интересно, — повертев ее в руках, пробормотал он.

— На это у нас сейчас нет времени, — прикрикнула на него Ансельма. — Наша смесь может скоро испортиться!

Алхимик без возражений вернулся к работе, однако через час, завершив еще один опыт, сделал перерыв и вернулся к заинтересовавшей его книге.

— А если попробовать той зеленой жидкостью, которая проела дыру в половицах, — начал он.

— Только осторожней, Клюни, — предупредила мужа Ансельма, но теперь она и сама была заинтригована.

Они нашли окисляющую жидкость и осторожно капнули той на обложку. Капли, попав в щели переплета, зашипели, а затем из этих щелей брызнули язычки пламени. Алхимик поместил книгу в камеру с туго притертой крышкой, которую он называл своей «печью», и оставил ее там на время, пока они с женой перекусывали. Затем, надев на руки толстые перчатки, достал книгу. Но и теперь попытки раскрыть книгу не привели к успеху, и Клюни вполголоса выругался. Ансельма внимательно наблюдала за его действиями. Она заметила, что одна из щелей вроде бы стала малость пошире. Ансельма подошла к верстаку, взяла большой молоток и металлический мастерок.

— Попробуй-ка этим, — предложила она. — Как если бы клин вгонял.

— Любовь моя, ты гениальна! — воскликнул ее муж.

— А если и это не поможет, — добавила Ансельма, — то шарахни по ней чем-нибудь тяжелым.

Они улыбнулись друг другу, и Клюни загнал металлический клин в щель под обложкой.

— Пошел.

Он резко стукнул молотком — и обложка, затрещав, отделилась, обнажив титульный лист из окаменевшего пергамента.

— Удалось, — выдохнул Клюни.

Они уставились на страницу, на которой вполне отчетливо можно было увидеть семь кругов, в каждый из которых был вписан знакомый и с виду бессмысленный набор букв.

Глава 72

— Ам-можно м-мне посмотреть к-картину Кавана, на к-которой изображен монах? — попросил Кедар.

— Разумеется!

Ребекка начисто забыла о своей находке из далекого детства. «Со своим особым даром и профессиональными познаниями Кедар, возможно, увидит на картине нечто большее, чем удалось рассмотреть мне». Подумав так, она тут же вместе с художником направилась в Восточную башню.

Они прошли всего несколько шагов (а Эмер, Гален и Эннис тоже присоединились к ним), когда Ребекка вспомнила, что картина теперь находится не в потайной комнате, а в шкафу у нее в спальне. Она сама перенесла ее туда перед внезапной и роковой стычкой с Крэнном. А в ее покоях сейчас квартировались приближенные короля. Девушке предложили освободить для нее эти покои, но она отказалась — воспоминания о собственной комнате с недавних пор были окрашены в слишком мрачные тона.

Ребекка объяснила друзьям внезапную смену маршрута, добавив, что она надеется на то, что с картиной за это время ничего не случилось. Ее апартаменты были пусты, и она действительно почувствовала себя здесь неуютно. Комнаты были прекрасно знакомы ей — и все же она больше не ощущала себя здесь дома. «Неужели такие перемены произошли всего за несколько дней?» — подумала она, обратив внимание и на вновь появившуюся мебель, и на карты с остальным штабным инвентарем, разбросанным по всей комнате.

Она достала картину из шкафа.

— Ох!

В первое мгновение девушке показалось, будто злую шутку с ней сыграли ее собственные глаза, но потом она сообразила, что тут произошло. И показала картину друзьям, которые столпились вокруг, предоставив, однако, Кедару самое почетное место.

— Он исчез! — воскликнула Эмер.

— А выглядит так, словно на минуту сошел с холста? — косо усмехнувшись, добавил Гален.

На картине Кавана был теперь изображен голый стол, монах и шахматная доска исчезли. Каменные стены на заднем плане проступили несколько четче, чем запомнилось Ребекке, и теперь было видно, что они заставлены книгами. А в середине стены появилась дверь, которую Ребекка никогда не видела. Дверь была распахнута, а из дверного проема лился яркий свет.

Все смотрели на одну и ту же картину, но каждый из них увидел что-то свое.

«Выходит, партия закончилась, — подумала Ребекка. — Интересно, выиграла я или проиграла?» Правила усложненных шахмат по-прежнему оставались ей неизвестны. А свет, льющийся из-за двери, разбередил ее воображение. Он был белым, чистым, но каким-то неестественным. «Для тебя, дитя мое…»

Эмер задрожала, зрелище показалось ей жутковатым.

— Почему он ушел? — тихо спросила она, но никто не удосужился ответить.

Галену комната показалась смутно знакомой, и он поймал себя на мысли: а куда подевалась лестница?

— Возможно, все это что-то вроде сказки, — подумала вслух Эннис. — Игра, смена чувств на лице у монаха, появление чудовища. А теперь он ушел. Хотелось бы мне знать куда?

— И вернется ли он? — подхватила Ребекка.

Кедар молчал, его обуревали на редкость сильные чувства. Он не столько увидел, сколько почувствовал ауру двух сознаний: одного из древности, а другого — еще не родившегося. Сейчас в одной комнате с ним находился Каван, и здесь же был Эдель, и здесь же бесконечной цепочкой выстроились другие. И, конечно молодой художник не мог не восхититься мастерством Кавана. Даже сейчас картина со столь простой композицией и изображающая столь приземленный предмет жила своей жизнью. Кедар, вглядывающийся в картину, ничуть не удивился бы, если бы сейчас в лучах света из дальней комнаты возвратился монах. «Куда же он подевался?» — подумал он, но картина не давала ответа на этот вопрос. «Она такая древняя, а краски не потрескались и совсем не выцвели». Кедар попал под очарование картины, ему казалось: еще мгновение — и он сам шагнет на полотно.

— Что же пытался объяснить нам Каван? — спросила Ребекка. — Во всем этом должно заключаться какое-нибудь послание.

Кедар очнулся от забытья.

— Не знаю, — тихо проговорил он.

Картина бесконечно притягивала его, но вместе с тем и невероятно напугала. Это было самое настоящее колдовство. Он не смел и надеяться на то, что когда-нибудь сам проникнется подобной силой.

— Может, она еще раз изменится, — предположила Ребекка. — Я теперь буду за ней приглядывать.

Она взяла картину под мышку, решив отнести ее в покои к Рэдду.

А в соседней комнате, ничего не подозревая о том, что за события разыгрываются вокруг старинной картины, Монфор с Таррантом разрабатывали оборонительную стратегию.

— Этого оружия нам нужно как можно больше, — нахмурившись, заявил король.

— Мы делаем все, что в наших силах, — доложил сановник. — Клюни не позволяет никому, кроме Ансельмы, помогать себе. Он говорит, что это слишком опасно, и я думаю, что он не ошибается.

— Странный он человек! Жизнью собственной жены рискует, солдат бережет, — заметил Монфор.

— Честно говоря, — ответил Таррант, — у меня создается впечатление, будто Ансельма подвергается куда меньшей опасности, чем сам алхимик. В любом случае, нам надо как можно лучше распорядиться теми запасами, которые уже созданы.

— Выходит, их даже перевозить опасно?

— Да, но с этим-то мы как раз справимся. Я готовлю для этой цели особые команды, а для лошадей уже шьют специальные седла. Но если мы рассредоточим чудо-оружие по всей оборонительной линии, то везде по чуть-чуть его будет слишком мало, чтобы произвести необходимый эффект. Основной запас нам нужно приберечь там, где ожидается прорыв основных сил Ярласа.

— А что с катапультами?

— Они не обладают достаточной маневренностью. Конечно, мы разместим их на господствующих высотах, но как только противник сообразит, где они установлены, он сможет просто обходить их — и этого хватит.

— Хотя бы первая атака захлебнется, не так ли?

Таррант, ухмыльнувшись, кивнул:

— Так-то так, но лучше нам все-таки наделать побольше ручных снарядов. Они могут быть пущены в ход везде, где угодно.

— Согласен, — сказал Монфор. — Что ж, пока все?

Начальник разведки поднялся с места, но затем раздумал уходить.

— А вы не думали над тем, что говорила Ребекка? — спросил он.

Король несколько осуждающе усмехнулся:

— Если бы я не знал наверняка, что это не так, то решил бы, что эта барышня вскружила вам голову.

— В ней есть нечто особенное, — подтвердил Таррант.

— А я этого и не отрицаю, — улыбнулся король. — Но я не собираюсь охотиться за привидениями. У нас и в реальности более чем достаточно проблем. — Он предостерегающе поднял руку, заранее отвергая все возможные возражения. — Хватит об этом.

Таррант кивнул, смирившись с королевской волей.

Вскоре после полудня Клюни и Ансельма разыскали Ребекку. Она в одиночестве сидела в библиотеке Рэдда и с потерянным видом что-то читала.

— А у нас кое-что есть, — объявил алхимик.

Ребекка готова была ухватиться за любую соломинку, поэтому охотно отвела глаза от книги. Клюни положил перед ней на стол книгу, которую принес с собой, и Ребекка ахнула. Взгляд ее сразу же упал на третий набор букв.

Я

В

Е

К

О

Н

И

В

Т

Д

Р

З

И

О

А

О

Р

Р

А

Д

— К сожалению, ничего особенного, — с ложной скромностью добавил алхимик, пока Ребекка в уме «переводила» текст на нормальный язык.

«Да нет уж, — в душе поникнув, подумала она. — Значит, все это все-таки относится ко мне».

— С тобой все в порядке? — спросила Ансельма, заметив, как побледнела Ребекка. — Это тебе что-нибудь говорит?

— «Родня веков, за дар роди; сон сохрани, Дерис гоня», — соединила пропущенную строку со следующей Ребекка. — В письме Санчии говорилось: «Слишком поздно я узнала, что мы с тобой в вековом родстве». А позже она наказала мне «хранить сон». Значит, эти строки адресованы мне.

Она всегда страшилась, что ее роль в грядущей битве окажется чрезвычайно важной. Теперь же она получила этим страхам несомненное подтверждение.

— Похоже на наставление, — заметила Ансельма.

— Это и есть наставление, — вздохнула Ребекка.

«И я по-прежнему не имею понятия, чего от меня ждут!»

— Сыграй-ка нам песенку, Скиталец, — прорычал пьяный.

Невилл даже не посмотрел на него. Он сидел в самом углу общего зала в трактире «Слепой муженек». Его новая скрипка лежала рядом с ним на скамье, но сейчас ему не было до нее никакого дела. Он глядел в стакан — уже далеко не первый из тех, на которые он заработал своей музыкой.

— Послушай, парень, — обратился к нему кабатчик, разбиравшийся во многих делах, помимо собственного. — Сыграй нам, да сыграй так славно, как бывалочи, и поужинаешь сегодня за счет заведения!

Но музыкант даже не пошевелился. Его терзала печаль, он не сомневался в том, что новая скрипка не идет ни в какое сравнение со старой. Не мешало бы перетянуть ей струны, да и настроить ее по-настоящему. И все же дареному коню, как говорится, в зубы не смотрят. Скрипичных дел мастер подарил этот инструмент Невиллу после того, как он поиграл на нем несколько минут. При этом мастер пояснил, что никто не в силах был извлечь из этого инструмента больше двух-трех внятных нот, так что скрипка ему все равно без надобности. И добавил, что скрипка эта очень старая и корпус, по-видимому, совсем трухлявый. Невилл и сам понимал, что игра на этой скрипке требует терпения, выдержки и предельной сосредоточенности. Правда, ненадолго приходя в хорошее настроение, он признавался себе, что и эта скрипка — хоть куда.

— Старинную песню давай, — распорядился пьяный.

Невилл медленно поднял голову и уставился на заказчика почти незрячим взором.

— Да что ты понимаешь в старинных песнях, — презрительно выдохнул он. — Если ты услышишь по-настоящему старинную музыку, то даже не поймешь, что это такое. Старинная музыка запрещена. Еретиков всегда казнили — и казнят по сей день! — Будучи под хмельком, Невилл произнес название тайного общества, сам того не заметив. — Старинная музыка исчезла. И я бессилен вернуть ее. Я пытаюсь — боги знают, что я только не пробовал, — но слышу разве что шепот. Шепот, подумать только! А теперь я слышу его даже во сне! — Музыкант перешел на крик. Он вскочил с места, оперся обеими руками о стол, подался вперед. — Мольба и шепот.

— Но я просил всего лишь песню, — растерявшись из-за неожиданной вспышки музыканта, пробормотал пьяный.

— Послушай, парень. Нечего тут истерики закатывать, — поморщился кабатчик. — Лучше сыграй!

Остальные посетители кабака тут же подхватили эту песню. Забарабанив по столам, они заорали:

— Ну-ка, сыграй! Ну-ка, сыграй!

«Ну хорошо же, я вам сейчас сыграю!» Невилл взял скрипку со смычком и заиграл высокую переливчатую мелодию, звучащую поначалу с обманчивой приятностью. Но вот одобрительный шепоток постепенно затих, а затем сменился сердитым бормотанием, когда музыка зазвучала все более сильно и страстно и в то же время грубо. А Невилл продолжал играть, продолжал исторгать из струн вопли безумия и боли и наполнять зал стонами слепой ярости, словно не слыша обращенных к нему проклятий. Мир перестал существовать, волшебство музыки превратило его в единый вихрь горького льда и шипящего огня.

И все эти невероятные звуки разом оборвались, когда кто-то схватил Невилла за руку. Растерявшийся и встревоженный, Невилл уставился на бесцеремонного нахала безумным взором лунатика.

— Вон отсюда! — заорал кабатчик.

Невилла потащили к дверям, его ноги отказывались идти, но все же ему удалось уберечь скрипку от любых посягательств.

— Ты не имеешь права эдак вот злоупотреблять моим гостеприимством! — вопил разъяренный кабатчик. — Убирайся отсюда и никогда больше не возвращайся!

Завсегдатаи поддержали эти слова радостным гулом.

Невилл, шатаясь, вышел на свежий воздух, вышел в ночь — и за него сразу же взялся первый морозец. Юноша поднял голову и тоскливо посмотрел на усыпанное звездами и залитое холодным светом полной луны небо.

И тут в голове у него вновь зазвучал таинственный шепот.

Глава 73

Поднявшись на соль, сидеть на ее корке без всякого движения на протяжении долгих часов было бы весьма необычно для археологов, и Пейтон предпочел обходить северную кромку дозором, что, кстати, повышало шансы на раннее обнаружение приближающегося противника. Они углубились на три лиги в южном направлении, свернули на северо-восток и шли вдоль кромки в сторону Блекатора, вершина которого была едва заметна на горизонте. По этой линии они намеревались ходить до тех пор, пока со всей неизбежностью не столкнутся с войском, выдвинувшимся из Риано. У них были с собой припасы на несколько дней, хотя они и предполагали, что срок ожидания окажется куда меньшим.

В первую ночь они, как и предполагали заранее, встали на привал в аккурат на незримой линии между Крайним Полем и Риано. На ночь, само собой разумеется, выставили сменный дозор, однако не заметили ничего подозрительного. На второй день они по-прежнему пристально следили за возможным появлением противника с юга. Ближе к полудню они подошли к Блекатору, черная громада которого высилась на востоке. День выдался прохладный, но безоблачный, и все заранее предвкушали недолгий привал перед тем, как отправиться в обратном направлении.

— А с какого расстояния мы сможем их увидеть? — поинтересовался Фланк.

— А что? — Холмс окинул взглядом квадратную фигуру своего спутника. — Уж не думаешь ли ты, что мы можем с ними разминуться?

— Войско такого размера непременно должно поднять тучу соляной пыли, а кроме того, мы бы наверняка увидели их костры на рассвете, — настроившись на более серьезный лад, пояснил Пейтон. — Не беспокойтесь, друзья, мы увидим их куда раньше, чем они — нас.

Фланк улыбнулся. Он явно повеселел.

— А может, они и вообще не появятся, — с надеждой в голосе предположил он.

— А может, и солнце завтра не поднимется, — ухмыльнулся Милнер. — Не затем они сюда прибыли, чтобы несолоно хлебавши повернуть назад.

— Но в Риано-то они проторчали подозрительно долго, — возразил Фланк. — Как знать, может, они все-таки передумали и решили вернуться на острова.

— Что ж, в таком случае мне искренне жаль Ярласа — вставил Холмс. — Люди вроде него не любят оставаться с пустыми руками.

— Оно бы и неплохо, но… — начал было Пейтон.

И тут же замолчал и жестом призвал к молчанию остальных.

— Чувствуете? — едва слышно прошептал он. Речь шла не столько о шуме, сколько о дрожи, о ритмичных колебаниях соляной корки у всех под ногами.

— Они идут, — тоже почти беззвучно выдохнул Арледж, окидывая взглядом горизонт. — Но почему мы их не видим?

— Потому что они еще слишком далеко отсюда, — ответил Пейтон. — Мы бы их и не услышали, если бы они не так чеканили шаг.

— Они маршируют по соли в ногу, — изумился Милнер. — Они, должно быть, спятили.

— Ага, — согласился Пейтон. — Это чистое безумие.

— А вы можете определить, где они сейчас? — спросил Арледж.

— Нет еще, — смутился вожак археологов. — Но погоди немного. Ладно, пошли дальше.

Без каких бы то ни было вопросов все выполнили этот приказ. Черная гора нависала над ними, находясь на расстоянии всего в четверть лиги, ее гладкие вулканические откосы были черны, как ночь. И тут соль начала потрескивать — в глубине и вдали сначала, но этот треск становился все громче. Казалось, только что появившийся гул тут же слился с многократным собственным эхом, черпая силы в себе самом, пока все вокруг не заходило ходуном. Люди обменялись тревожными взглядами, бики нервно заплясали на задних лапках.

— Боги… это же не могло случиться так скоро!

Пейтон захрипел от ужаса, его глаза округлились в приступе внезапного страха. Его товарищам никогда не доводилось видеть такой реакции своего вожака на опасность. Пейтон помотал головой, словно отказываясь верить тому, что подсказывал ему инстинкт. И тут же разразился чудовищной бранью и огляделся по сторонам полубезумными глазами.

— Бежим! — заорал он.

— Куда? — с криком на крик ответил Холмс.

— К Блекатору, — велел Пейтон. — Это наш единственный шанс.

— Но нам же на него не забраться, — изумился Милнер.

— Хочешь жить, заберешься, — фыркнул Пейтон.

И ничего не добавив, он отшвырнул поклажу и налегке помчался к черной горе. Остальные последовали его примеру, вслед за людьми туда же устремились и бики.

А дрожь в глубинах соли нарастала и нарастала, теперь, наряду с гулом, можно было расслышать и иной звук, слабый, но его нельзя было спутать ни с чем другим, — это была мерная поступь войска.

Археологи уже бежали в тени, отбрасываемой горой. Пейтон не сбавлял скорости, Арледж с Милнером чуть не наступали ему на пятки. А вот Фланк начал задыхаться и приотстал. Холмс рванулся к нему на выручку и остановился только потому, что под ногами у обоих самым страшным образом затряслась соль. Обернувшись, они увидели невероятное зрелище: огромный столб соли вращался в воздухе с силой и яростью вулканического извержения. Он поднялся в целых двух лигах от них, но все равно производил жуткое впечатление.

— Давайте же! — крикнул Пейтон. — Он будет здесь с минуты на минуту.

И вожак, и двое его спутников уже добежали до подножия горы и теперь отчаянно обшаривали взглядами голый и отвесный склон в надежде высмотреть хоть какую-нибудь трещину. Начали взбираться, стараясь делать каждый шаг с предельной осторожностью, то и дело внимая подсказкам Пейтона. А Фланк как зачарованный продолжал глазеть на соль. Но вот Холмс добрался до него, ухватил за плечо и потащил за собой.

Отставшие примчались к горе и вслед за тремя первыми полезли наверх. Отчаянным рывком поднявшись на небольшую площадку, они решили, будто уже находятся в безопасности. Теперь соль грохотала несколько потише — но и это походило на раскаты ближнего грома.

— Я… не… могу… — судорожно выдохнул Фланк.

Холмс, забравшийся на пару шагов выше, остановился и бросил взгляд на расстилавшуюся внизу соляную равнину. Увиденное наполнило его душу невыразимым ужасом, но вместе с тем вдохнуло в него восторг перед несомненным явлением чуда. Приливная волна соли, пятикратно превышающая человеческий рост, накатывала на гору с невероятной скоростью. Она кипела и бушевала, взметая вихри и выплески кристаллически-белой соли. В каком-то смысле это было еще удивительней и прекрасней, чем сама волна, это еще более захватывало и вместе с тем представляло собой огромную опасность.

— Быстрее вверх, — скомандовал Пейтон.

— Давай! — заорал Холмс.

— Не могу… — простонал Фланк. — Ноги подкашиваются.

Холмс, перегнувшись вниз, подхватил своего молодого товарища, втащил его на уступ и полез дальше. Вот он забрался на следующий уступ и обернулся, собираясь повторить рывок…

…и весь мир стал ослепительно белым. Волна обрушилась на Блекатор совокупной мощью дюжины горных лавин, раздался треск, похожий на грохот мощного взрыва. Тучи соляного праха взметнулись в небо на сотни шагов, сама гора содрогнулась под этим напором. Холмс приник к обломку утеса, цепляясь за жизнь, его сотрясло до глубины души, он оглох и все же ему как-то удалось удержаться. Но когда белая буря схлынула и он открыл глаза, Фланка внизу уже не было. Его просто-напросто смыло.

Откуда-то сверху до Холмса донесся голос Пейтона:

— Холмс, Фланк, вы живы?

— Я-то жив, — дрогнувшим голосом отозвался Холмс. — А вот Фланка смыло.

Он вскарабкался повыше, присоединился к троим товарищам. Руки и ноги у него были как свинцовые. Вчетвером они окинули взглядом расстилавшуюся у ног соляную ширь.

Равнина шла мелкой рябью, затихая после прохода гигантской волны. По сравнению с нынешним состоянием соли та зыбь, которая убила Киббля, казалась невинной забавой. Медленные волны прокатывались по поверхности, то сливаясь, то сталкиваясь друг с другом; в море зыбучей соли то возникали, то исчезали островки спокойствия, а вдали, в солнечных лучах, ослепительно сверкали поднявшиеся в воздух соляные смерчи.

— А что войско? — прошептал Холмс.

— Наверняка попало в самую гущу, — пожал плечами Пейтон. — Оттуда никому не выйти живому.

Пристально вглядываясь в даль, Холмс различил кое-где на поверхности белого моря темные пятнышки — это соляные волны гоняли какой-то мусор. Но нигде не было и признака чего-нибудь живого.

— Все войско? — прохрипел он.

— Похоже на то, — кивнул Арледж.

Воин понимал, что ему следует ликовать, — в конце концов, смертельная угроза всей стране оказалась уничтожена одним ударом, — но он был слишком потрясен, чтобы испытывать хоть какие-нибудь чувства.

— Их просто смело, — повторил он слова Холмса.

— Смело всех до единого, — добавил Пейтон, и тут в его голосе послышались нотки удовлетворения.

— Но это когда-нибудь прекратится? — спросил Милнер, вглядываясь в колышущуюся внизу массу.

Припасы они бросили там, где их застигла буря, а домой по такой соли вернуться невозможно!

— До сих пор все рано или поздно прекращалось, — буркнул Пейтон.

Но даже ему никогда не доводилось видеть ничего подобного.

Первые два дня поход проходил без сучка без задоринки. Преодолев исходную суматоху, Ярлас и его воины пребывали в превосходном настроении. Войско шло стройными колоннами, полк за полком, наемники маршировали двумя отрядами — один в авангарде, а другой — в центре арьергарда. Воины самого барона шли по флангам и высылали дозоры, обеспечивая разведку по всем направлениям. Монахи скакали широким кругом, в который они заключили главные силы всего войска. Это, объяснил Хакон, было предпринято для того, чтобы они — в случае, если возникнет такая необходимость, — проявив свои особые способности, укротили бы соль. Ярласу показали, как монахи управляются с подвижками соли, и он чувствовал себя, находясь в магическом кругу, в полной безопасности. Даже наемники, поначалу поглядывавшие на монахов не без суеверного страха, начали через какое-то время относиться к ним как к благодетелям, а многие из солдат поражались, как эти немощные люди, в том числе и более чем преклонного возраста, не отстают от войска. В свою очередь братья испытывали истинный восторг, и хотя они почти не разговаривали друг с другом, глаза у них сверкали ничуть не менее ярко, чем кристаллическая соль под копытами их жеребцов.

На третий день после выступления из Риано, ближе к полудню, настоятель расслышал первый шорох из глубин соли. Он сразу же отдал распоряжение, которое облетело всех рассредоточившихся по кругу монахов. Несколько мгновений спустя они остановились, воздели руки в небо и воззвали к нему. Тут же остановилось и войско, объятое внезапным страхом, а странные завывания монахов разносились меж тем вширь и вдаль.

Соль заходила ходуном. Люди в ужасе оцепенели. Наконец кругом разнесся дикий вопль, соль поднялась концентрической формы волной и эта волна взяла войско в круг. Петля соли неумолимо затягивалась, волна становилась все выше и выше. Целые отряды провалились в зыбучую соль, лишь некоторые отчаянно боролись, цепляясь за несколько лишних мгновений жизни. Волна накатывала все ближе и становилась все выше, пока ее «воды» наверху не сомкнулись, издав оглушительный грохот, похожий на взрыв. Огромный вихрь соли взметнулся в небо, питаясь собственной яростью, а потом вновь обрушился наземь и новой волной разбежался во все стороны. От грохота разрывались не только барабанные перепонки, но и легкие. Ярлас умер, всего за мгновение перед этим успев подумать, что его предали. В последний миг он закричал, но сам уже не расслышал собственного крика.

Но бедствие, вызванное к жизни монахами, еще не закончилось. Вновь поднялась волна, еще более сокрушительная, чем первая. Подобно граду камней, обрушившемуся в воды тихого озера, она превратила спокойную соляную гладь в кипящее море смерти. У тех, кто сумел спастись из-под удара первой волны, теперь не осталось никаких шансов: их засосало в разверзшиеся воронки на совершенно немыслимую глубину, пока ослепительно сверкающая башня соли росла и доставала в своем росте до небес. Генералы Олин и Нур, будучи самыми сильными, и погибли последними. Они умерли, сражаясь со своей судьбой, столь же бессильные противостоять ей, как и все остальные.

Волна накрыла и круг, образованный монахами. И они тоже провалились в бездну, захлестнутые этим потопом, исчезли из того мира, в котором светит солнце…

…и появились в мире, спрятанном под белым соляным морем.

Каждый из братьев, ликуя, подчинился собственной участи. Их легкие забила соль, они вдохнули ее кристаллическую чистоту и поняли, что произошло чудо. Их час настал.

Воссоединившись с солью, монахи пошли вперед. Им предстояло совершить свое страшное дело.

Глава 74

Когда Ребекка очнулась — а спала она нынче беспокойно, но без сновидений, — она первым делом бросила взгляд на картину Кавана. То, что она увидела, заставило ее вздрогнуть, заморгать и тут же всмотреться попристальней. «Что же случилось?» — нахмурившись, подумала она.

Холст был совершенно чист и безупречно бел — это был просто холст, вставленный в раму и словно дожидающийся того, чтобы художник взялся за дело заново.

«Вычисти, — вспомнила она слова детской песенки. — Или наполни солью».

Арледж и его товарищи пришли в замок Крайнее Поле ранним вечером. Разведчики, остававшиеся на самой кромке соли, уже доложили о волнениях на ее поверхности, но вплоть до возвращения археологов никто не знал о той драме, что разыгралась на соли в действительности. Их сразу же вызвали к королю, чтобы они поведали ему обо всем, — и вскоре они уже от всей души веселились вместе с Монфором, непринужденные манеры которого заставили их забыть естественную робость. Они говорили со своим королем так, словно он был им ровней, причем закадычным другом и человеком столь же бесшабашным, как они сами. Монфор, в свою очередь, отнесся к посетителям со всей сердечностью, тем более что их рассказ пришелся ему как нельзя более кстати.

— На такие прекрасные новости я не смел и надеяться! — воскликнул он, распорядившись подать бокалы и наполнив их темно-красным вином.

— Да мы чуть и сами там не остались, — ответил Арледж и рассказал королю о чудовищной волне соли и об отчаянном бегстве на уступы Блекатора.

— Там и погиб ваш товарищ? — спросил король.

— Да, — коротко ответил Холмс, вспоминая эти страшные мгновения. — Соль просто смела его.

— Тогда выпьем за упокой его души, за ваше здравие и за новости, которые вы доставили! — провозгласил Монфор.

Пять бокалов были подняты в воздух, мужчины выпили.

— Как нам представляется, соль колебалась всю вторую половину дня и большую часть ночи, — сообщил Пейтон. Покачав головой, он уставился в глубь собственного бокала, казалось, он по-прежнему не верит тому, что видел своими глазами.

— Спустившись с горы наутро, мы были все на взводе, — вставил Милнер. — В особенности из-за того, что лишь один из наших биков уцелел. Но что нам еще оставалось? Ни пищи, ни воды у нас не было, так что мы там долго все равно бы не просидели.

— Кроме того, надо было поразмяться, — ухмыльнувшись, добавил Холмс. — Не самую приятную ночку мне там довелось провести.