В кругу друзей

      От вчерашнего разговора остались самые смутные воспоминания: шикарный ворс ковра, какой-то пес и почему-то Геродот. Летягин подумал, что ему известно о Геродоте. Клятва Геродота? Нет, вроде не то. Отец географии точно. Отец, это хорошо, но писал о каких-то людях с песьими головами или даже безголовых. Или не он? Вдруг дошла напряженка момента. До всякой чуши ли ему сейчас? Аттестация на носу, техпроект заваливается. И еще народный суд, чья-то короткопалая рука уже достает из ящика массивного стола папку с надписью "Летягин".
      Летягин поежился. Вдобавок стало очень тоскливо в желудке. Молодой человек поднялся тяжело, как пень, поддетый зубом экскаватора, и вступил грозным шагом на кухню, где хранились товары первой необходимости, не нуждавшиеся ни в какой кулинарной обработке. Обычно он заглатывал их механически, до чувства легкой дурноты.
      Летягин оторвал кусок от постылой колбасы и попытался съесть его. Раз - и ничего. Раз-два-три. И не получилось. Все потуги были напрасными. Кусок не лез в горло. А голод становился при этом не меньше, а больше. Хотелось чего-то такого, чего не было вокруг. Летягин в изнеможении привалился к стене. Он решил, что случился шизовый заскок. Не мог он, еще вчера в общем-то нормальный человек, уписывающий колбасу за обе щеки, превратиться за одну ночь в проклятого патриотической печатью кришнаита-вегетарианца или подозрительного йога-сыроядца. Нет, он доложен быть в порядке. Организм сам себя обманывает, ведь обманывают же себя глаза, нос и уши. Сейчас надо выйти на улицу, где кислород, озон, где все пройдет.
      На улице действительно немного полегчало. Летягин шел и ровно ничем не отличался от остальных людей. Вначале. Потом, правда, остановился и на собственное удивление прилип к витрине мясного отдела магазина, на которой, естественно, вместо мяса висели соответствующие картинки. Очертания и названия кусков мало соответствовали направлению критического реализма, и уж тем более цвет, фальшиво бодренький, красный-красный. Но именно он и привлек внимание Летягина, вернее, какой-то его части. Та самая часть пришла в восторг и разговелась грезами, отнюдь не свойственными Летягину в целом. Мыслеобразы стали обволакивать его, образуя панорамный кинозал на одну персону.
      Георгий увидел заколотого тельца, похожего на серую кляксу, сияющую на этом фоне рану, из которой сочился дымный алый ручеек. Из глубины булькающей, как наваристый борщ, мглы вылетали и лопались пузыри, открывая грубые ноздри, ощеренные пасти, низкие морщинистые лбы и срезанные дегенеративные подбородки. Рожи изо всех своих подлых сил лезли к тельцу. Бодая друг друга, скуля от нетерпения, припадали к ране и ручейку, жадно хлебали - и утончались, светлели. Вырисовывались изящно очерченные носы и подбородки, гладкие лица, узкие злые губы. Летягин почувствовал, что некой частью и он находился там, в видении, и ему тоже надо. Это было подобно включению штепселя в розетку. Он на одно мгновение поддался порыву, всего на одно мгновение, и...
      Раздался звон, плеснуло мыслями по сотрясенной голове. Летягин прянул назад и ощутил спиной обращенные на него взгляды прохожих.
      - Откуда только такие приезжают. И все им мяса, мяса. Утробы ненасытные...
      - Эн нет. Этот местного разлива. Физиономия на обезьянью задницу похожа. Из табуретки, наверное, гонит, Самоделкин хренов...
      - Гражданин, вам плохо? Ему плохо!
      - Ему очень хорошо... Только спать пора...
      - Товарищ, ваши документы.
      На этот раз пришлось обернуться. Сержант, скептически оглядев наружность Летягина, смешком встретил протянутый в открытом виде служебный пропуск.
      - Фокусничаешь, - сказал правоохранитель краем рта и положил пропуск себе в карман, - пойдем-ка в отделение, - и положил гирю ладони на плечо Летягина.
      "Почему именно я?" - спрашивал себя Летягин, маясь на жесткой скамье в ожидании "обслуживания". Как и большинство хороших вопросов, этот не имел грамотного ответа.
      Размышления были прерваны сержантом, который ввел Летягина в закуток, где сидел участковый - лейтенант Батищев, и представил как бездокументного, пьяного гражданина, желающего разбить витрину.
      - Фамилия, - лейтенант бросил взгляд птицы, питающейся падалью.
      - Летягин Георгий Тимофеевич, 29 полных лет, русский, - бойко затараторил задержанный, пытаясь произвести благоприятное впечатление, образование среднее специальное, родился в поселке Горловка Лебяжинского...
      - Помолчи, - почти грустно сказал лейтенант и стал заполнять бумаги, - видишь, тут люди работают.
      Наверное, участковый знал о Летягине больше, чем сам Летягин, поэтому задал первый вопрос после того, как исписал полстраницы.
      - Давно пьешь?
      - Товарищ лейтенант, какое-то недоразумение, я - Летягин Георгий Тимофеевич, никогда у вас, так сказать, на учете не стоял.
      - Вот это и плохо, вот это упущение с нашей стороны, - оживился лейтенант. - Взяли бы мы тебя на контроль раньше, сегодня бы ты не пытался у нас витрину разбить и, может быть, вообще находился в другом месте... Постой! Летягин, говоришь, тебя зовут...
      Медленно, но верно закрутились колеса, и телега лейтенантской памяти проследовала до остановок под названием "Потыкин" и "Дубилова". Так, Летягин, потыкинский дружок, плохой квартиросъемщик, вредящий соседке миленькой пампушке Дубиловой.
      Лейтенант внезапно встал и скрылся за дверью. Появился он только через психологически тяжелых для Летягина полчаса.
      - Есть у меня сомнения, гражданин хороший, на законных ли основаниях были вы прописаны на занимаемой вами жилплощади. Где вы находились 25 апреля 19... года?
      Летягин опешил, но загадка далась ему сравнительно легко.
      - Скорее всего, в рейсе.
      - А прописаны вы были именно 25-го апреля.
      Что мог сказать Летягин - ордер не мог ждать, и все операции за него проделал Потыкин.
      - Сколько вы ему заплатили?
      - За что? Мог он, конечно, пятерку стрельнуть. А потом, в основном, я у него.
      - А не был ли вызван ваш визит к Потыкину 10 сентября, накануне его смерти, неурегулированными денежными спорами? Поссорились ли вы в тот вечер? - не обращая внимания на возражения соцвреда продолжал лейтенант. Он так вошел в роль, что речь его стала напоминать звуковую дорожку какого-то кинофильма.
      Летягин пугался, пугался и вдруг понял, что пугаться дальше некуда. Вдруг страшно захотелось, чтобы жирный боров лейтенант лежал полуживой тушей, как привидевшийся у витрины телец. "И пусть все уроды хлебают - не жалко. Потом перевязать и на поправку".
      - Вы очень тонко ведете следствие, - вдруг заявил Летягин - это у вас, конечно, прирожденное. Как жаль, что ничего уголовного я не содеял и не могу дать проявиться вашему таланту в полной мере. Даже совершенные мною административные нарушения не могут быть покараны, в чем виноваты бюрократическая гниль в порочном союзе с так называемым бардаком. Я ведь вам принесу любую справку, что был здесь или, допустим, на Луне. Все схвачено. Честному милиционеру связаны руки и ноги...
      Летягин говорил и удивлялся, откуда в нем способности к лести и вранью. Порой он не находил новых фраз и повторял старые, но лейтенант только кивал, а потом и кивать перестал, а клюнул носом и замер. Летягин уже растерялся, гипнотический дар и поэзия заклинаний никогда не числились за ним, скорее, наоборот.
      - Учтите, товарищ угомонился ненадолго, но если сотворить то, что велит ваша совесть, сделается он тихий и послушный, - сказал издалека, а может, изнутри очень резонный голос, - вокруг ведь никого. Отличный момент.
      - Цапай мента, цапай, пока не поздно, - возник еще один невидимый собеседник, весьма истеричный и злой.
      - Кто вы? - простодушно спросил Летягин.
      - Мы - твоя совесть, - слаженным дуэтом ответили голоса.
      Летягин всполошился - псих-заболевание стремительно прогрессировало. Но хлопот и так хватало, поэтому он решил не придавать голосам никакого особого значения. "Попробовал бы кто-нибудь Жанну Д'Арк придурочной назвать - крестьяне сразу бы за нее пасть порвали. А ведь у девки и не такие нашептывания случались. Может, у нас с Жанной просто совесть говорливая".
      - Ты вооружен, ты отлично вооружен, - не отвязывался резонный голос.
      А Летягину ненадолго показалось, как будто его подхватила ВОЛНА и покачала на себе, заодно что-то полезло из челюстей, а язык стал пухнуть. Георгий ткнул пальцем в рот и чуть не поцарапался - клыки уже оснастили его кусательно-жевательный аппарат. Опущенные глаза увидели, что язык свисает теперь ниже подбородка и вдобавок заострился.
      Страшное ночное видение, годившееся только на роль вакхического сна-кошмара, переходило в разряд реальностей и требовало себе места.
      "Чудовищем быть нельзя - лучше в тюрьму", - лихорадочно прикинул вспотевший Летягин.
      "Может, лучше чудовищем - не накладно ведь. А там и до чудотворца один шаг. В тюрягу пусть другие топают", - сказал злой голос.
      "Но это не по-человечески", - гаркнул вовнутрь Летягин.
      "Человек многогранен. Пора изживать стереотипы... Впрочем поздно, в следующий раз изживешь. Проходит оцепенение у товарища", - резонный собеседник заволновался.
      И, действительно, лейтенант уже расправлял, как крылья, плечи с погонами и пялился на Летягина яснеющими глазами.
      - Что это у вас там? - запинаясь и теряя пивной румянец со щек прошептал он; задержанный только пожал плечами. - Нет... подождите в коридоре...
      Летягин тут же испарился, а участковый стал думать о нем, потирая виски впервые в жизни заболевшей головы.
      "Если соединить вместе так называемые укусы клопа на шее Потыкина, визит к нему Летягина, мотивы, которые всегда удается найти, возможно имеющиеся у Летягина специальные приспособления для убийства и гипнотические способности, то получится совершенно неплохая версия. И можно подавать рапорт начальству о переводе на следственную работу, уже с начатым делом, очень неплохим делом. Пожалуй, разговор с Летягиным еще не окончен".
      Пока лейтенант Батищев предавался таким приятным мыслям, Летягин беседовал со своей новой "совестью". Ведь сражаться с тем, что сидело в нем так прочно, было под силу разве что нейрохирургу. По договоренности один из голосов стал отзываться на кличку Резон, а второй удовольствовался прозвищем Красноглаз.
      - Раз вы возникли, так не мешайте мне хотя бы, - говорил Летягин, все же вы не заморские генералы, а своя родная шизия.
      - Кто мешает? - захлебывался Красноглаз. - Мы же твои маленькие друзья. Одни тебя и любим. Во-первых, с нами не пропадешь. Во-вторых, убить, полюбить, а особенно выпить кровь - всегда поможем. Будем обслуживать регулярно, по расписанию - чтобы ни дня без этого дела.
      - Как это кровь? - обомлел Летягин.
      - Сядь да покак, - нагрубил в первый раз Красноглаз.
      - Домой вам возвращаться нельзя, - талдычил свое Резон, - лейтенанта вспугнули, он сейчас звонит в РУВД. А там запросто вытребуют ордер на арест. Попадете в следственный изолятор, и уж признаетесь во всем...
      - ...В чем был и не был виноват, - закончил Красноглаз.
      - Чего же делать? - растерянно спрашивал Летягин.
      - Для начала сходить в прокуратуру. Поинтересуйтесь там насчет клыков, и вообще, - в словах Резона сквозил ощутимый намек на что-то понятное им всем.
      4
      Помощник прокурора оказался симпатичной молодой женщиной Екатериной Марковной. Чем-то она даже была похожа на одноклассницу Любу, наверное, поэтому забывшийся Летягин вывалил ворох своих жилищных переживаний, глядя ей прямо в глаза - как учил Потыкин - а не на ноги. Екатерина Марковна приняла их с милой улыбкой, правда, уточнила, учтен ли посетитель в психоневрологическом диспансере. Потом, скорее по-докторски, чем по-прокурорски, стала успокаивать Летягина, просвещая насчет количества гражданских исков, связанных с ветшанием и разрушением жилищ. Мол, в ближайшее время этот бурный поток дел будет упорядочен, в том смысле, что суды, в основном, перестанут рассматривать их. Еще она раскрыла по большому секрету - наука пока бессильна понять, что же происходит, и поэтому просто отмалчивается. Да, да, подхватил Летягин, однажды я ученого на лекции спросил насчет своей квартиры, а он на меня так посмотрел, будто я сморкнулся без помощи платка. И, наконец, проникнувшись окончательным доверием, Летягин рассказал, как у него отрастают клыки и язык, а иногда происходит зияние в нижней части лица и даже уподобление мерзкой рептилии, из-за чего он становится беззащитным перед законом, участковый лейтенант Батищев теперь мокруху клеит, обвиняя в покушении на Васю Потыкина, и вообще, какие конституционные гарантии может получить гражданин, если у него действительно лицо и туловище не всегда такие, как у всех.
      - Я, конечно, не медик, - начала спешно закругляться прокурорша, провожая Летягина к дверям, - но мне кажется, вам надо просто лучше питаться. Больше заниматься спортом. Записаться в художественную самодеятельность, танцы, пение очень помогают. Или устроить свою личную жизнь, - последнее было сказано не без оттенка печали.
      Она протянула узкую ладошку.
      "Питаться, питаться". Упал замок, и из темноты клетки вышел Красноглаз. Он втягивал многоструйный воздух, поводя мордой по сторонам. Его вел на поводке внимательный и спокойный Резон, который сразу оценил ситуацию - только что сдуло обеденным ветром секретаршу, и в кабинете не осталось никого, кроме "объекта".
      - Разуй глаза, смотри, какая у нее аппетитная шейка. Это тебе не боров лейтенант. Согласись, с женским материалом работать и проще и приятнее, - подначивал Красноглаз.
      Летягин как раз взял нежную прокуроршину ручку в свою ладонь и вместо того, чтобы пожать, застыл, боясь шевельнуться - будто посадили его на кол. И изо всех сил старался не поддаться дурному влиянию Красноглаза и Резона. Вид у Летягина был достаточно огорошенный, поэтому Екатерина Марковна приблизила к нему свое умное неравнодушное лицо и максимально убедительно произнесла:
      - Я понимаю, вам сейчас тяжело. Образовался какой-то комплекс загнанности, который породил странные ощущения. Но только вы сами можете его разрушить. Повторяйте про себя: "Я нормальный, я симпатичный". Вот вы улыбались, и я видела - никаких клыков нет. Поверьте, нет.
      "Еще как есть", - хохотнул Красноглаз.
      Она была совсем рядом, прокуроршина почти девчоночья шея, оттененная кружевным воротничком, с такой видной, такой призывной голубоватой жилкой. Ощущения Красноглаза начали передаваться Летягину, и он почувствовал биение ее крови. "Как птичка в клетке", - подсказал зверь. "Сосредоточьтесь, Летягин, пора вживаться в образ", - поторопил Резон. Молодой человек почувствовал: подкатывает волна и начинает преображать его. Предупреждая прокуроршу, он поднял вверх указующий перст свободной руки.
      - Что, скорую? - не поняла Екатерина Марковна. - Я сейчас.
      Пытаясь что-то сказать, Летягин открыл рот. По расширившимся зрачкам ее глаз он понял, что она УВИДЕЛА.
      "Бегите, зовите на помощь". Но эти слова остались внутри, а из глотки вырвалось шипение, довольно смахивающее на змеиное.
      "Объект готов к донорству и развертке", - телеграфировал Резон. "Артерии не трогать. Передаю расположение участков проникающего или слизывающего воздействия. Предпочтительные. Внутренняя яремная вена. Шея. Срединная вена локтя. Локтевой сгиб. Допустимые. Подколенная вена. Бедренная..."
      Комната распалась, как карточный домик, и Летягин закачался на поверхности залитой серым светом воронки. Екатерина Марковна вдруг вывернулась наизнанку и стала кустом, состоящим из текущих прямо по воздуху струек красной жидкости.
      Красноглаз пронесся, как серфингист на прибойной волне, по позвоночнику и вломился прямо в мозг Летягина, но тот ударом непонятной ему силы задержал зверя и прыгнул "с места" в горло воронки. Сумерки, отражения - все смешалось. Где-то позади остался звенящий женский крик: "Не трогайте его, он очень болен", крепкие мужские слова, ехидная фраза: "Придурок за чужой счет", милицейский посвист.
      Летягин нашел себя на улице посреди спринтерской дистанции. Храбрая старушка выдергивала из-под его ног мопса с лицом задумавшегося председателя Мао. Летягину пришлось совершить с первой попытки рекордное для него взятие высоты. Раздались хлопки.
      - Металлист-сатанист! - объявила номер старушка.
      - НКВД на них нет, - рявкнул невпопад какой-то пожилой гражданин и, не достав Летягина палкой, добавил, - ничего, пуля догонит.
      Лжеспортсмен был уже далеко, на проезжей части, демонстрируя отличную технику бега, но по свистку гаишника замер и дал себя оштрафовать на все последние рубли за нарушение правил перехода. Летягин понял, что если даже к нему и вернется нормальный аппетит, то удовлетворить его вряд ли представится возможным. Какая-то резкая дамочка вдруг потащила его за рукав и настоятельно предложила посторожить ее чадо, пока она достоит очередь то ли в сберкассе, то ли на почте. "Забери своего спиногрыза, огрызнулся Летягин. - Дура ты". Однако голос еще не прорезался.
      На счастье дамочки проходившая мимо дворняга распознала в Летягине врага-Красноглаза и, гордая своим справедливым насилием, погнала по улице. В поисках убежища Летягин растолкал толпу, пытающуюся попасть в троллейбус, и, наконец, укрылся за сомкнувшимися створками дверей. Краем уха он слушал, как почтенный папа объяснял своему сыну: "Этот дядя - псих, он ничего с собой поделать не может". "Па, а я тоже стану психом?". "Если не будешь слушаться папу, то станешь..."
      Все равно, здесь было безопасно, и Летягин решил кататься по городу, пока не придумает что-нибудь стоящее. Однако, когда троллейбус остановился на Малой Албанской, неподалеку от родного дома, беглец понял, что безопасность есть призрак. Дворняжка ехала вместе с ним, также не уплатив за билет, только на другой площадке, хотя и притворялась, что не замечает его. От проявления столь изощренного коварства со стороны такой незамысловатой твари екнуло сердце, и Летягин выскочил, проломив закрывающуюся дверь. Не успел порадоваться своей ловкости, как раздалось предупредительное урчание. Дворняга была по-прежнему рядом и нацеливалась на его ляжку. Толстый противный пережравший отбросов пес. Летягин отпрыгнул вбок, а потом побежал, высоко забрасывая ноги, будто это могло быть полезным. Пес не торопился атаковать, наслаждаясь ситуацией. Летягин заметил, что есть только один путь - в свою парадную. И вот он почти спасен от рваных ран, но, оказалось, на крыльце стоят знакомые люди. Лейтенант Батищев, сержант и семья Дубиловых. Сделав свое дело, подлая собака отошла в сторону и стала невозмутимо обнюхивать подоспевшего четвероногого товарища по помойкам.
      - Летягин, я, кажется, просил вас подождать в коридоре, а не скрываться. Или вы предпочитаете, когда вам по-иностранному говорят? испортил воздух вредными словами Батищев.
      - Ничего, посидит в кутузке, так научится понимать по-русски, заржал один из сынов.
      Летягин на секунду прикрыл глаза, потому что представил себе продолжение разговора. Сейчас его сложат буквой "Г", он начнет вырываться, ему вломят по шее, потом затащат в парадную и там дадут еще не раз. После этого лейтенант объявит, что понес ранение носа или уха при задержании мелкого, но злого хулигана, и все присутствующие скажут: "Ага". Наконец, преступника протащат мимо возмущенных бабушек в отделение, и там уже потерпевший и свидетели напишут "все, как было".
      Летягин попятился:
      - Извините, я не отсюда. Мне не сюда, - а потом уж откровенно стал удирать.
      - Летягин, остановись, Летягин, пожалеешь, Летягин, со мной шутки плохи.
      В этом Летягин не сомневался, поэтому и не остановился. Но устремившийся за ним топот оглушал испуганное сердце, и беглец вскоре стал изнемогать душой и ногами. Неожиданно грозные звуки оборвались двумя глухими ударами. Так падают мешки с картошкой. Все это происходило в обрамлении мата и собачьего лая. Летягин, пересилив ужас, оглянулся, и, хоть чуть сам не свалился, успел удивиться поразительной в своей простоте сцене. Дворняга дергала за штаны повалившихся милиционеров. Преследователи, наверное, бежали колонной по одному. Передний споткнулся о пса, а задний о переднего. Вторая собачонка терроризировала Дубиловых, но они мужественно встали стеной, пытаясь скрыть плотными телами срамную сцену.
      Летягин, бросив наблюдения, вскочил в кстати подоспевший троллейбус и скрылся за поворотом. Однако, не доверяя теперь транспорту, сошел наугад, ввалился в первую попавшуюся парадную. Надо было покумекать в тишине. Он остался без дома, это - раз. Но и без работы тоже, потому что пропуск лежит там, где больше не дом. В свою очередь, шатание по улицам приведет лишь к полному истощению сил. Беличий бег в колесе неразрешимых проблем так утомил Летягина, что он охотно пал в объятия Карлссона-Морфея на ящике, где когда-то, во времена очень большого порядка хранился дворницкий инвентарь.
      5
      - Эй, вставай, дело есть, - кто-то долбил его в бок острым локтем.
      В парадной было темно, Летягин сел и долго протирал глаза, прежде чем стал различать похожую на кляксу фигуру.
      - Проснись, обворовали, - гнусаво вступала в беседу темная личность.
      - Нет у меня никаких дел, - огрызнулся Летягин, - меня так просто будить нельзя, когда сплю - все же легче.
      - Здесь только ментов дождешься. Хватит ковырять в носу, пошли во двор, - предложил гнусавый.
      Во дворе накрапывало, гнусавый не внушал ни доверия, ни желания стоять с ним рядом, однако, товарищей в летягинском положении выбирать не приходилось.
      - Выпить хо? - стал наводить межчеловеческие мосты гнусавый, показывая из подмышечной области рослую "ноль семь".
      - Юшки красной хочу! - неожиданно выкрикнул Красноглаз устами Летягина, а Резон шепнул. - Не теряйтесь, Георгий, перед вами не джентльмен.
      - Я на тебя задумал как на фраера слюнявого, а ты во какой, оказывается. Настоящий человек! - уважительно произнес гнусавый. - Даже как-то неудобно, уж больно дельцо мелкое, не шухерное. Но ничего, сойдет для разминки. А насчет того, чтобы юшку пустить, так это на твое усмотрение, я в чужой обычай не лезу.
      - Поскорее только надо, - опять встрял Красноглаз.
      - Сейчас из дома во двор два штымпа выйдут, - заобъяснял гнусавый. Ты их здесь, возле бачка покараулишь. Как с тобой вровень будут, подвалишь к ним фраерской походочкой, попросишь закурить. Они тебя пошлют. Тогда дашь по рогам тому, кто с усами. Второй тут же смоется обратно в парадняк. Там уже я поговорю с ним без понта.
      - А что они сделали? - спросил Летягин.
      - Они нечестные, чужое взяли, - объяснил гнусавый, и Летягин почувствовал в своей ладони хрустящие бумажки. - Остальные башли потом: через полчаса на углу, у бани, - и гнусавый начал растворяться во мгле.
      - Эй, гражданин, а если они меня не пошлют? - надсадным шепотом стал уточнять Летягин.
      - Ты что крысятник? - завизжал гнусавый. - Задерешься как-нибудь. Дашь между рог мотылю с усами и шуруй на угол!
      Летягин хотел еще справиться о значении слова "мотыль", но гнусавый исчез окончательно или, по крайней мере, затаился. Пришлось срочно вписываться в натюрморт помойки. Наверное, хорошо получилось, потому что выскочить в нужный момент наперерез "штымпам" оказалось непросто. Пиджак зацепился за какой-то заусенец, и под звук рвущейся материи Летягин свалился рядом с бачком. Но чья-то железная рука помогла ему - взяла за шиворот и поставила в вертикальное положение. То была рука одной из будущих жертв.
      - Подслушивал, гнида? - спросил тот, что был поменьше ростом и без усов.
      - Я не гнида, я... курить, - смело выдавил Летягин и позвал про себя: "Эй, Красноглаз, где ты? Выходи".
      Никто не отозвался. Лишь усатый ткнул в зубы пачкой. Дымок с Беломорканала вскоре вошел в легкие и вызвал спазмы у истощенного организма.
      - Курить хотел, а не умеешь, - железная рука сжала в щепоть Летягинскую физиономию.
      - Это сявка. Выброси. Некогда с ним возиться, - отдал свое тихое распоряжение безусый. И тот, кто хотел быть Робин Гудом, за доли секунды оказался в мусорном баке. Причем, вниз головой, с сиротливо торчащими наружу ногами. Стало обидно. Ведь кровь можно было взять на почти законных основаниях - люди-то попались явно нехорошие, только бандиты так себя ведут.
      Откуда-то из глубины раздался смущенный голос Красноглаза:
      "Ну, испугался. С кем не бывает, а?"
      "Целы мы? Целы. Ну а все остальное - гордыня", - добавил Резон.
      Не успел Летягин выбраться из-под мусора, как появился накрученный и раздосадованный гнусавец.
      - Деньги отдавай, падла, - слово "падла" звучало очень сочно.
      Конечно, Летягин хотел все вернуть - но оказалось, что карман пиджака в суматохе был безнадежно оторван.
      - Ищи, козел, иначе пришью, - нервно посоветовал грубый антиобщественный элемент.
      - Шансов найти нет, - вскоре объявил Летягин, - спишите по статье "несчастливая случайность, форс мажор". Не удивляйтесь, вы же в группе риска.
      - Я сейчас тебе покажу, как форс тырить, - гнусавый понял по блатному слова Летягина и резко ударил объясняющего по губам. Молодой человек облизнулся, и солоноватый привкус крови показался ему восхитительным. "Еще, еще", - сказал Красноглаз, выходя из клетки. Волна подошла моментально. Летягин-Красноглаз в три прыжка догнал бросившегося наутек гнусавого негодяя и швырнул на землю. Тот лопнул, пустив вонючий дымок, и стал дряблым овоидом. "Ну, выжимай его, урку беспардонную, - исходил азартом Красноглаз. - И все самое светлое, что в нем есть, - у нас в пузе". Но Летягин почувствовал неладное. Отделившись от Красноглаза, он увидел подростка, прилипшего к оконному стеклу, завороженно следящего за происходящим.
      "Да пэтэушник ничего не поймет, - заверил Резон, перехватывая Летягинский взгляд, - он в предыдущем измерении остался".
      "Тут в любом измерении нечего понимать. Детишки по части гадостей очень переимчивые. Все эти выхлебывания и выжимания прямо отштампуются в подкорке - где хранится список того, что можно с другим человеком делать, а что нельзя", - пытался объяснить свою особую позицию Летягин.
      "О нас, то есть о себе, ты подумал?! - взвился Красноглаз. - С таким дешевым пижонством тебя уже завтра в воронку затянет. А с гибелью твоих гнилых мозгов и мы с Резоном, так сказать, безвременно опочием. Сейчас бы на свою харю посмотрел - плюнуть и то противно, а еще рассуждает..."
      "Какое ханжество! Упражнение в псевдоморали на краю пропасти. Не завтра, но через неделю наступит полное истощение. Действительно, Летягин, на людях вам уже сейчас появляться нельзя, никакой эстетики не осталось", - горя благородным негодованием, заявил Резон.
      "Дети плакать будут, а взрослые рвать фонтаном", - уточнил Красноглаз.
      "Молчать!" - Летягин пнул гнусавого, который уже начал принимать обычный свой вид, и двинулся наугад. Все шансы упали и это было ясно. Пиджак выглядел подобно плавникам большой гордой рыбы, брюки напоминали несобравшуюся по причине скрытых дефектов скатерть-самобранку, а в желудке по-прежнему царила холодная пустота. Хотелось плакать. Но Летягин заставил себя разозлиться и почувствовал, как мужские желваки заиграли на его лице. Он произнес первую решительную побудную речь Летягина.
      - Могу я пить и выжимать кровь не хуже вашего. Особенно в нынешней тревожной ситуации. Только надо знать у кого. Не хочу быть страдальцем за человечество, не хочу оборонять пустыню. Быть неизвестным плохим - куда ни шло, но неизвестным хорошим - глупо. Почему я должен мучиться? Я, проникающий в другое измерение, где от человека остается лишь дымящаяся в воздухе кровь...
      - Господин товарищ хозяин, - уважительно сказал Резон, - вернемся в родное жилище.
      - Темнота - друг, - добавил Красноглаз. - Отомстим Дубиловой, она как раз должна возвращаться с рынка.
      - И пойду, - тряхнул нечесаной головой Летягин, - у меня ведь теперь гипноз есть, что мне стоит Дубилову завертеть.
      - Берите глубже, Георгий, не гипноз, а ЗОВ. Вы моментально пробуждаете в объекте воздействия симпатию, жалость или доверие. Если уж объект совсем деревянный, то хотя бы насылаете дремоту, - вежливо объяснил Резон.
      - А как твоя рожа неумытая пришлась по вкусу милашке из прокуратуры, - подбодрил Красноглаз. - Я ж заметил, она за тобой три этажа скакала, пока каблучок не сломался. Все помочь хотела. Я едва не прослезился люблю красивые сценки. Хотя, конечно, давно знаю им цену.
      Летягин тонко рассчитал место своей засады. Так, чтобы из дома не было заметно, но и чтобы Дубилова не просвистела мимо, как "фанера над Парижем".
      Едва Летягин закончил свои расчеты, появилась она - крепко ступая по земле и еще более крепко сжимая две авоськи с законной добычей.
      - Позвольте я вам сумочку поднесу, - со склоненной набок головенкой и услужливой улыбочкой возник перед ней Летягин. Он слегка облизывался и сглатывал слюну.
      Дубилова недоверчиво засопела и отодвинула молодого человека в сторону.
      - Еще чего. Не твое и не трожь. Больно охочий до чужого.
      - За столом никто у нас не лишний, - напомнил Летягин и проявил вежливую настойчивость, подхватывая одну из авосек. В этот же момент он получил страшный нокаутирующий удар второй авоськой и стал оседать в дорожную грязь.
      - Будешь еще липнуть - и не так ударю. А потом Батищеву скажу - он тебя посадит за приставания, - сурово сказала женщина-мать. Но тут через всю улицу с радостным лаем к ним бросилась давно известная дворняга. Пес стал озорно приплясывать перед мгновенно растаявшей Дубиловой.
      - Твой песик? - сквозь смех спросила ответно приплясывающая Дубилова.
      - Мой, мой, - соскребая рыбью чешую со щеки, пробормотал Летягин.
      - А можно ему мясца дать?
      - Нужно, - еще не приходя в сознание машинально сказал Летягин.
      Дворняга принялась оживленно слизывать кровь с огузка, и Летягин нечаянно приметил в этом странном способе еды, да и в выражении собачьих глаз что-то несобачье. Пес словно намекал, подначивал, как бы говорил: делай с Дубиловой то, что я делаю с огузком.