Соколов говорил неторопливо, сухо, с профессиональным умением упоминая лишь о том, о чем и следовало упомянуть. Эта будничная, деловая манера делала рассказ странным и надуманным. Лорка знал, что не он был назначен первым командиром экспедиции на Кику, но о том, что у него была столь длинная цепочка предшественников, услышал впервые.

Первым командиром кикианской экспедиции был назначен Бекпо Галиев. Но уже через день он свалился в постель с высокой температурой. Начался бред, судороги. Не без труда удалось выяснить, что Галиев заболел энцефалитом – редчайшей болезнью, которая почти полностью исчезла на Земле. Естественно, что кандидатура Галиева отпала сама собой: энцефалит поражает центральную нервную систему, и даже полное выздоровление не гарантирует от возникновения психомоторных нарушений через несколько месяцев или даже лет.

Второй командир, Игнат Сомов, как и Лорка, отдыхал на Земле после очередного патрульного рейса. Только больше всего на свете он любил не море, как Тим и Федор, а горы. Ответив согласием, Игнат на радостях, как мальчишка, решил выкинуть нечто необыкновенное – в одиночку, без подстраховки, отправился брать голец Подлунный. Сомов был отличным скалолазом, ему просто не повезло: разрушился выступ, служивший ему единственной опорой, он сорвался, сломал два ребра, бедро и от участия в экспедиции был отстранён.

Третий кандидат, Игорь Дюк, один из воспитанников Ревского, с откровенной радостью ухватился за предложение стать во главе кикианской экспедиции. Он был бродягой по натуре и, пожалуй, после достижения совершеннолетия не провёл на Земле больше трех месяцев кряду. Но медицинская комиссия, которую в обязательном порядке проходили все участники экспедиции, неожиданно обнаружила у него существенные отклонения от оптимального психостереотипа. Выяснилось, что Игорь всего месяц как расстался с женой. Их семейная жизнь, будучи довольно счастливой, никогда не была безоблачной, тем не менее полный разрыв оказался для Игоря совершенно неожиданным. Человек незаурядной воли, Игорь Дюк стойко перенёс личную драму. Однако ж оказалось, что подсознательная рана в сфере интуитивных чувств и непрошеных мыслей глубока, а это не могло не сказаться на его психическом облике в целом. Игорю осторожно дали понять, что произошло, и он скрепя сердце снял свою кандидатуру.

Четвёртым выдвинули Владимира Кима – космонавта со стажем, неоднократного участника дальних космических экспедиций. После суточного раздумья Ким ответил согласием, оговорив, что его помощником по руководству должен быть постоянный напарник Барма. Кандидатура Бармы не вызывала ни у кого ни малейших сомнений, но Барма неожиданно и наотрез отказался от участия в экспедиции, заявив, что собирается заканчивать свои работы в области биохимии. Между Кимом и Бармой состоялся долгий разговор, о чем они говорили, оставалось неизвестным, но после этого Ким тоже отказался участвовать в экспедиции. И тогда возглавить экспедицию предложили Лорке, который к этому времени вернулся на Землю в очередной отпуск.

– Слишком длинная цепочка случайностей и несчастий для простого совпадения, – хмуро закончил Соколов. – На это обстоятельство и обратил моё внимание совет экспертов.

– Если это не случайность, – задумчиво проговорил Лорка, – то это тщательно продуманная цепочка преступлений, завершившаяся убийством. А я не верю, что на Земле есть хоть один человек, способный на убийство. Мы слишком горды и самолюбивы для этого.

– А может быть, убийства и не хотели? Может быть, оно получилось нечаянно? Ведь гибель Тима – первая смерть в этой цепочке несчастий.

– Но для преступления должна быть побудительная причина. А я её не вижу! В чем она?

Соколов достал платок, вытер розовые щеки и блестящий выпуклый лоб.

– Вот этого я не знаю. – Он иронично сощурил свои маленькие глазки. – Хотя есть у меня одна сумасшедшая идейка.

На круглом румяном лице Соколова отобразилось сложное чувство, похожее сразу и на гордость, и на смущение.

– Мне удалось получить время для консультации с ГКЗ – главным компьютером Земли. Экспертам неохотно дают эту исполинскую машину. Ответ ГКЗ был тривиальным, но довольно любопытным: случайность цепочки несчастий с командирами экспедиций маловероятна, но не исключена, если же это не случайность, то вполне определённо действует не единичный человек, а некая тайная организация, противопоставляющая свои интересы интересам всего человечества.

– Тайная оппозиционная организация? – Зеленые кошачьи глаза Лорки смотрели насмешливо. – В наше время? Откуда бы ей взяться?. Пожалуйста, говорите любую правду.

Соколов засмеялся.

– Правду, всю правду и только правду, – вполголоса проговорил он.

– Что? – не понял Лорка.

– Была такая юридическая формула. А ведь неплохо? Никаких лазеек для двусмысленности! У наших предков неплохо варили мозги.

– Только не всегда в нужном направлении.

– Это верно. – Соколов вздохнул. – В наше время тайных организаций быть не может. Но это не вся правда. Таких организаций не существует среди взрослых людей.

– Понятно, – сказал Лорка, осмысливая услышанное. – Я знаю, дети любят играть в тайны и загадки. Но как понять оппозицию и преступления?

Соколов сидел очень довольный, хитро поглядывая на собеседника.

– Понимаю, понимаю. Дети – цветы жизни, дети – наша радость, дети – наше счастье, дети – наше будущее. Наше умиление естественно и понятно. Но, – Соколов многозначительно поднял палец, – розовые очки отцовства и материнства мешают нам видеть всю правду. Да, дети добрее, наивнее, милее нас, взрослых. Но в то же самое время они более злы, жестоки, нетерпимы и прямолинейны.

– Вы не увлекаетесь?

– Я слишком сдержан. Дети – более животные и менее люди, чем мы с вами. Они ещё не прошли сурового социального тренинга. Что поделаешь, человек родится животным, беспомощным примитивным зверьком, из которого мы с превеликим трудом выращиваем хомо сапиенса нашего времени.

Лорка смотрел теперь на эксперта с любопытством.

– Это, пожалуй, верно, хотя и утрировано. Однако, – в голосе Федора появились настойчивые нотки, – при чем здесь экспедиция на Кику?

– Я, собственно, имел в виду не маленьких детей, а подростков – полуюношей и почти девушек. Подростков в тот золотой и страшный период, когда они прощаются с детством и начинают особенно остро чувствовать оковы социальной морали. От детей они уже отошли, а к взрослым ещё не пришли. Своеобразная подростковая автономная республика со своими законами, тайнами, проблемами и специфической моралью. Тут и безграничное благородство, и озорство, и довольно мерзкие пакости. Не столько со зла, сколько от избытка энергии и в пику взрослым – нате, мол, мы тоже не лыком шиты!

Лорка смотрел на Соколова по-прежнему одобрительно, но в его зелёных глазах теперь появилась ироничность.

– И вот тайная подростковая организация задалась целью извести ведущих космонавтов-гиперсветовиков?

– Тут тонкости, Федор, тонкости. – Голубые глазки Соколова смотрели хитренько. – У подростков всегда бывают кумиры – взрослые, в которых они влюблены, на которых молятся, которым подражают. И если дружному коллективу подростков покажется, что с их кумиром поступают несправедливо, а тем более его обижают, они могут натворить черт знает каких глупостей.

– В том числе и такие, которые ГКЗ может оценить как оппозицию всему человечеству?

– Вот именно! – Соколов или не замечал, или не желал замечать иронию Лорки. – Мы не должны закрывать глаза ни на скрытое потенциальное могущество современной обиходной техники, ни на природный, ещё не замутнённый специальным образованием подростковый интеллект. Не забывайте, в этой среде незримо растворены будущие гении. – Соколов вздохнул – весело и недоуменно. – Знали бы вы, Федор, с какими только чудесами этой подростковой среды мне приходилось встречаться! Подводный манипулятор тайно и успешно переделывается в вездеход, в котором предусмотрено все, кроме надёжности. Разумеется, в ходе испытаний эта самодеятельная машина выходит из строя. А один юнец с прямо-таки чудовищными гипнотическими способностями после удачных экспериментов по отсроченным внушениям в своей среде расширил поле деятельности и принялся за воспитателей и педагогов. Без всякой корысти! Просто для проверки своих возможностей и для тренировки. Но вы бы послушали, сколько трагикомических происшествий случилось в школе, пока удалось узнать, в чем дело!

– Я понимаю, – серьёзно и мягко вклинился в монолог эксперта Лорка, – ваша «идейка» насчёт подростковой автономии интересна. Но как все это связано с экспедицией на Кику?

Секунду Соколов смотрел на Лорку, потом достал из кармана большой платок, вытер слегка увлажнившееся лицо и уже спокойно сказал:

– Очень просто. Есть такая школа-пансионат для детей космонавтов-гиперсветовиков.

– Знаю.

– Ещё бы не знать! Все вы там бываете на официальных и неофициальных встречах, ведёте кружки, факультативы, специальные занятия. Общение с этими ребятами у вас совершенно свободное. Частыми гостями были в этой школе и все пострадавшие кандидаты кикианской экспедиции. Я проверял. А у них, видите, какое совпадение, детей в этой школе нет: у некоторых дети выросли и закончили школу, у других вообще нет детей, у третьих дети живут с дедушками и бабушками. В общем, своих детей у кандидатов там не было, а с массой других они обращались свободно и в самой непринуждённой обстановке. Улавливаете ситуацию?

Лорка улавливал.

– Есть у подростков этой школы и свой кумир, он шефствует у них над спортом. Умница, красавец, талантлив и честолюбив – некий Виктор Хельг. Может, знаете?

– Знаю, – рассеянно подтвердил Лорка, – знакомы по спорту. Самобытный, одарённый парень.

Соколов на секунду оживился.

– Знаете? Очень хорошо. Так вот, этот кумир в глазах школьников относится к несправедливо обиженным и оскорблённым. Я проверял – мальчишки, да и девушки, просто озлоблены, даже написали петицию в совет космонавтики. Хельга, оказывается, уже трижды выдвигали кандидатом в командиры корабля, и трижды он не набирал нужных трех четвертей голосов. Совет приходил к выводу, что он ещё не дозрел до командира – слишком дерзок и самоуверен.

– Похоже, – проговорил Лорка.

– Хельга выдвигали и в кикианскую экспедицию. И опять завалили! Я и подумал, – в голубых глазах Соколова замерцали азартные хитроватые искорки, – а что, если подростки этой школы-пансионата пронюхали о несостоявшемся назначении? Представляете их реакцию?

– Как они могли пронюхать? – устало спросил Лорка. – Даже я, нынешний кандидат в командиры, ничего толком не знаю.

– А если Виктор Хельг сам сказал об этом?

– Ну! – возмутился Федор.

– Вот вам и «ну», – сердито отозвался Соколов. – Конечно, такое случается редко, чтобы взрослый сознательно эксплуатировал детей, но случается. Последний раз, если не ошибаюсь, такое зафиксировано лет семьдесят назад.

– И вы полагаете, что ученики школы-интерната решили помочь своему кумиру? Так сказать, расчистить ему дорогу?

– А почему бы и нет? С их точки зрения, это благородная борьба за справедливость.

– И ради этого они пошли на убийство человека? На убийство Тима Корсакова?

Соколов несколько смутился и досадливо поморщился.

– Зачем утрировать? Они хотели просто вывести его из строя, как вывели из строя других кандидатов. Убийство – несчастный случай, не более.

– А они знают о гибели Тима?

– Нет, – в голосе Соколова появились заговорщицкие нотки, – но я установил, они уже не раз пытались выяснить, где Корсаков. Разными способами: через родителей, знакомых и воспитателей.

– Да, – тяжело проговорил Лорка.

Неужели судьба так несправедлива, так жестоко несправедлива к Тиму? Смерть, глупая случайная смерть. Соколов осторожно прикоснулся к руке Лорки.

– Я понимаю, вам тяжело. Но наш долг, нелёгкий долг экспертов, – беспристрастно разобраться в том, что случилось.

Лорка молчал. Истолковав это молчание как согласие, Соколов уже живее продолжал:

– Вы говорите, что знакомы с Хельгом по спорту. Какому?

– Шпага, – коротко бросил Лорка.

– Вам непременно и в самое ближайшее время нужно встретиться с Хельгом на дорожке. – В голосе Соколова теперь звучали наставительные нотки, а голубые глазки смотрели доверительно. – Посмотрите, каков Хельг сейчас в деле. Знаете, человек может говорить разные вещи: правду, неправду, полуправду, он может и ничего не говорить – молчать, и все. В поступках человек более открыт, особенно если у него не совсем чистая совесть. А после боя вы с ним поговорите по душам. Нервная и физическая разрядка, знаете ли, располагает к откровенности.

Лорка не мог сдержать иронической усмешки. Соколов мгновенно уловил её и погрустнел.

– Понимаю, вас коробят мои деловые наставления. – Эксперт вздохнул, хмуря свои белесые брови. – Но что поделаешь? Такова уж наша экспертная доля.

Он помолчал и снова перешёл на деловой тон:

– И одно условие напоследок. О нашем разговоре, особенно о подозрениях относительно Хельга, никто знать не должен. О гибели Тимура Корсакова тоже пока умолчите.

– Но ведь меня будут о нем спрашивать. – Лорка взглянул на Соколова с удивлением.

– Ну и что? Мало ли о чем спрашивают любопытные люди. Отмолчитесь, придумайте что-нибудь.

Удивление Лорки сменилось лёгким любопытством.

– Значит, я должен врать?

Соколов спокойно встретил его пристальный, тяжёлый взгляд и твёрдо сказал:

– Иногда ложь – благо.

– Хорошо, – после раздумья согласился Лорка, – но одному человеку я, разумеется, расскажу обо всем – своей жене.

Соколов нахмурился.

– Институт юридических жён, – в его голосе звучали назидательные нотки и некоторое раздражение, – отменён комитетом общественных отношений полвека тому назад. Вашей женой Альтайра станет тогда, когда подарит вам дочь или сына. А пока она для вас любимая, подруга, возлюбленная, но не жена.

– Альта – моя жена, – спокойно повторил Лорка, и его зеленые глаза прищурились холодно и насмешливо. А членов этого комитета общественных отношений я бы оставил без сладкого за обедом за торопливость… Если бы они ходили в космос, а не просиживали штаны в кабинетах с видом на море, они смотрели бы на звание жены иначе. И не торопились бы его отменять.

Соколов хмыкнул, с интересом разглядывая нового, сердитого Лорку, и с некоторой снисходительностью пояснил:

– Традиции всегда умирают долго и мучительно.

– Скажите, Александр Сергеевич, – вдруг серьёзно и доброжелательно спросил Лорка, – как вы стали профессиональным экспертом?

– Должен ведь кто-то быть им!

– А семья у вас есть?

Соколов добродушно улыбнулся, его маленькие глазки совсем спрятались в полных щеках.

– А как же без семьи? Жена и трое детей – два сына и одна дочь.

– И вы храните свои дела от жены в тайне?

– От жены? – Соколов потёр себе щеку, засмеялся и с некоторым смущением сказал: – Разве от неё скроешь? Все равно догадается, а о чем не догадается – выспросит.

– Так почему же я должен что-то там скрывать от Альты?

– То есть как это почему? – Голубые глаза Соколова смотрели на Лорку простодушно. – У вас же нет детей, значит, нет ни настоящей семьи, ни настоящей жены. Незаконная она у вас, если пользоваться старой терминологией.

Лорка от души рассмеялся, а потом негромко и очень серьёзно сказал:

– Так вот, Александр Сергеевич, сразу предупреждаю вас. Конечно, не обязательно входить в детали, но кое-что мне непременно придётся рассказать. И не только жене Альте, но и некоторым друзьям. Это потребуется в интересах самого расследования. Вы уж даруйте мне право самостоятельно решать эту проблему.

Соколов ненадолго задумался, поглядывая на Лорку из-под редких белесых бровей, и без особого энтузиазма согласился:

– Ну хорошо. Будь по-вашему. И вот ещё что. – Он опять задумался, формулируя мысль. – Мне бы хотелось подробнее познакомиться с Кикой – планетой, которую вы намереваетесь посетить. Получить сведения, так сказать, из самых первых рук. Официальная информация – это, знаете ли, одно, а личное мнение человека, который собирается туда лететь, – нечто совсем другое.

– Я понимаю, – согласился Лорка. – Кику, а точнее Кикимору, открыл и обследовал Пётр Лагута.

– Кикимору? – переспросил Соколов.

– Именно. Так нарёк её Пётр Лагута. Кика – просто сокращение.

– Он что же, японец по происхождению?

– Нет, не японец. И слово это не японское.

– Ки-ки-мо-ра, – недоуменно по слогам повторил Соколов, – по-моему, типично японское слово.

– Это слово русское, сказочное. Хорошие гиперсветовики с большим стажем всегда увлекаются чем-нибудь лёгким, с художественно-гуманитарным уклоном: времени свободного достаточно, а обстановка стрессовая, там не до математического анализа и не до углублённых философских размышлений. Вот и у Лагуты было своё хобби – русские былины и сказки. А на той планете и в самом деле сказочно красиво, жутковато и с загадками. Вот Лагута и стал раздавать направо и налево фольклорные имена и названия.

Соколов слушал, глядя мимо Лорки в серое окно, вроде бы рассеянно, а на самом деле как губка впитывал все услышанное.

– Знатный он развёл там зверинец, – с доброй и грустной улыбкой рассказывал Лорка. – В лесах – шишиги, сирины; в степях – бой-туры и нетопыри.

– А Кикимора?

– Сказочная обитательница леса, гибрид сучкастого дерева и женщины-озорницы. Что-то вроде огромного богомола с головой лемура.

– И такие есть?

– Чего там только нет? Есть поющее дерево, Лагута назвал его лукомором, а есть плачущий кустарник, имя ему дадено – ракита. – Лорка вздохнул. – Помните? «В чистом поле, под ракитой богатырь лежит убитый». Лагута будто чувствовал свою судьбу, под ракитой его и нашли.

– А как он погиб?

– Глупо погиб, поторопился себя реабилитировать. По результатам обследования Лагуты высший совет дал добро на организацию первого кикианского поселения. Полтора года оно благоденствовало и процветало. А через полтора года погиб первый поселянин, когда лесом возвращался на базу с дальней точки. Обследование показало – паралич сердца. Через неделю погиб второй, потом третий. Никаких телесных повреждений, паралич сердца и выражение ужаса на лице.

Соколов поёжился, хмыкнул.

– И что же?

– Поселение ликвидировали. Лагута – человек честный и принципиальный. Он чувствовал себя виновным в гибели трех человек и попросил разрешения на повторное обследование планеты. Кто бы посмел ему отказать? Сразу же после прибытия на Кику он в одиночку отправился в тот лес, где погибали люди.

– Почему в одиночку?

– Несчастья происходили только с одиночками. Лагута решил разом покончить с тайной Кики. И был найден мёртвым под ракитой. Тоже паралич сердца, только на лице не ужас, а улыбка.

В маленьких глазках Соколова заискрился интерес.

– Видимо, он разгадал тайну!

Лорка мрачно улыбнулся.

– Разгадал.

Соколов оглядел Лорку, оглядел неторопливо, с ног до головы.

– А теперь вы туда? – спросил он с любопытством.

– Теперь мы.

– Н-да, – Соколов проговорил это весьма многозначительно, вытирая платком лоб и щеки, – хочется вам позавидовать, да, может быть, лучше посочувствовать?

– Что ж, спасибо и за то и за другое, Александр Сергеевич.