Спустя две недели. Особняк на берегу Черного моря

Агнессе Васильевне грозила судьба любопытной Варвары, которой на базаре нос оторвали. Однако этот факт ничуть не пугал, а только подбавлял адреналину, и Агнесса Васильевна, прижав ухо к замочной скважине, мысленно повторяла про себя, что риск — благородное дело. То, что подслушивать чужие разговоры уж точно не благородно, она забыла.

Больно уж интересная жизнь пошла у хозяина! Как тут усмирить любопытство, когда прямо у тебя перед носом кипят такие страсти!

— Пусти, недоумок! Я опоздаю на работу! — в очередной раз завопил женский голос.

А мужской взревел раненым зверем:

— Какая работа?! Сто раз тебе говорил, что пора уволиться!

— Вот уж не дождешься! Я не собираюсь всю жизнь просидеть в золотой клетке и быть бесплатной домработницей!

— Фирочка, что ты говоришь! У нас есть домработница!

Точно, есть. Та самая, что в данный момент вместо своих непосредственных обязанностей увлеченно следит за развитием событий.

Последние три года жизнь Агнессы Васильевны была невероятно, просто убийственно скучна. Эдуард Шабловский — да просто Эдик, как разрешил он себя называть, — вел чрезвычайно однообразное существование. Семь дней в неделю он уезжал из дома на рассвете, а возвращался за полночь, едва волоча ноги от усталости, быстро уминал ужин и плелся в холостяцкую спальню. И не было у него ни минуточки, чтобы посмотреть, допустим, телевизор, попариться в баньке, сыграть в теннис. Нет, Эдик только трудился. Будто чернорабочий, а не один из богатейших людей города. Или даже области!

Пока он множил свое состояние, бедная Агнесса Васильевна изнывала в одиночестве в огромном доме. Кроме нее тут были только две кошки, собака и свирепого вида охранник Зураб, большую часть времени проводивший в будке у ворот. Это только поначалу женщина радовалась, что в ее безраздельное владение поступил целый дворец, где она должна поддерживать чистоту и порядок. Через недолгое время Агнесса Васильевна уже едва не выла от тоски. С уборкой-готовкой она справлялась в два счета. Гости к хозяину ходили всегда одни и те же, — детина под два метра с жуткой физиономией маньяка-убийцы и громогласные, смешливые близнецы, — детину Агнесса боялась до обморока, а братьев слегка презирала за глупые шутки, которые они постоянно откалывали. Могли, например, пробраться на кухню, пересыпать соль в сахарницу, и наоборот. Хозяина всегда подбивали на какие-то безумства, вроде прыжков с Чертовой горы. Еще и голышом! В общем и целом общаться с ними Агнессе Васильевне не представлялось возможным.

Продукты и прочие необходимости для быта раз в неделю привозил шофер, а ближайший населенный пункт — село Кукуевка — находилось за десять километров от особняка Эдуарда. Вот так и вышло, что одинокая девушка пятидесяти с хвостиком — хвостик почти не заметен, убеждала себя Агнесса, — оказалась полностью оторванной от цивилизации. Увольнение было ее единственным спасением, однако тогда пришлось бы возвращаться в славный город Майкоп и влачить жалкое существование безработной пенсионерки.

Агнесса Васильевна от полного отчаяния придумала себе несколько странное развлечение. Она научилась мечтать. Причем мечты ее были весьма отважны и абсолютно нереальны. Ей виделось, что хозяин женился, обзавелся детишками, в доме стало шумно и весело, а ее, Агнессу, малолетние наследники считают родной бабушкой, и она их балует сверх меры, и все счастливы.

По натуре Эдик был добрым и отзывчивым человеком. Узнав о терзаниях домработницы, он, возможно, попытался бы ей как-то помочь. Но он находился в неведении и продолжал сутки напролет работать — вместо того чтобы искать жену.

Перемены шарахнули так неожиданно и сильно, что Агнесса Васильевна суток трое находилась почти в коме, однако сложностью ситуации она прониклась сразу же.

Эта самая ситуация была полна противоречий.

Во-первых, хозяин влюбился без памяти, работу забросил и целыми днями выяснял отношения с Глафирой. Глашенькой, Фирочкой, ягодкой, солнышком и т. д. И с одной стороны, это было на руку Агнессе Васильевне, у которой теперь появилось развлечение — кинотеатр на дому, мелодрама и триллер в одном флаконе. А с другой стороны, надежда на внуков, пусть и не родных, таяла с каждым днем. Дело в том, что будущая хозяйка дома оказалась рьяной феминисткой, не желающей посвящать свою жизнь служению мужчине и деторождению.

Вот именно такими словами выражалась Глафирочка.

Поначалу влюбленный Эдик не обращал внимания на эти заявления, вселявшие безмерную тревогу в Агнессу. Но невеста продолжала настаивать, с работы не увольнялась, в дом жениха с вещами не переезжала, несла какую-то чушь о правах человека и вообще вела себя, как последняя эгоистка.

Ко всему прочему ей едва исполнилось двадцать лет, и Агнесса успокаивала себя тем, что вместо внуков может довольствоваться одной уже взрослой внучкой.

Если закрыть глаза на взбалмошный характер, ослиное упрямство и идиотскую, прямо-таки патологическую тягу к самостоятельности, — на днях, например, Глафира в гордом одиночестве пыталась перетащить чугунную бадью в сарай, затем лишь, чтобы проверить свои силы! — внучка получалась хоть куда.

Красавица, умница — вместо модных журналов листает на досуге справочник вузов, спортсменка и главное — скромница. В том смысле, что денег с хозяина на тряпки и развлечения не то что не требует, но и не берет, когда он сам предлагает. И все-таки Агнесса была настороже, будто бы свекровь на смотринах.

— Ах, всего лишь секретарша?! По-твоему, это недостойная работа?!

Агнесса Васильевна вздрогнула от очередного вопля упрямой девицы.

Эдик пробормотал что-то невнятное, но, по всей вероятности, очень обидное, потому как вслед за этим раздался жуткий звон.

Чайный сервиз, всплеснула руками Агнесса.

— Что ты делаешь?! Милая, давай успокоимся и поговорим, как нормальные люди!

— Значит, по-твоему, я ненормальная?!

— Я этого не говорил!

— Но подумал!

— Откуда ты знаешь, что я подумал? — в отчаянии воскликнул Эдуард.

— У тебя это на морде написано! — взвизгнула эта истеричка.

— У меня не морда! — оскорбился он и, вероятно, перестал удерживать возлюбленную, которая тотчас подлетела к двери.

Агнесса Васильевна едва успела отпрыгнуть и сделать вид, что занимается поливкой цветочков.

Процокав мимо нее, Глафира вдруг притормозила на лестнице и, не оборачиваясь, громко декларировала:

— У вас в лейке нет воды, уважаемая! И почему все в этом доме такие лицемеры?!

Агнесса не успела возразить, из гостиной выскочил хозяин, красный и злой, и закричал возмущенно:

— Кто лицемер? Я — лицемер?! Да ты на себя посмотри, моя дорогая! Говоришь, что любишь, а сама сервизы коцаешь за милую душу, и на работу свою рвешься, будто там медом намазано, и…

— Не смей говорить о моей работе в таком тоне! В конце концов, если бы не она, мы бы не познакомились!

— Кто это «она»? — забывшись, удивленно спросила Агнесса Васильевна.

Влюбленные голубки одновременно уставились на нее, будто только сейчас заметив.

— Вы цветочки поливаете? Вот и поливайте! — высказалась Глафира.

— Не груби Агнессе Васильевне, она тебя старше на сто лет! — вступился Эдик.

— Почему это на сто?! — обиделась Агнесса.

— Значит, домработница для тебя важней, чем я? — обиделась и невеста.

Эдик взвыл и воздел руки к потолку, будто собираясь прочесть молитву. Потом вспомнил, что неверующий, и просто потряс кулаками в воздухе.

— Что? Ты мне угрожаешь? — по-своему поняла его жест умница и красавица.

Агнесса готова была стукнуть ее лейкой по голове. Может, опомнится, а?

И вообще, неужели эти двое не понимают, что такое впечатляющее начало романа грозит обернуться настоящей катастрофой после свадьбы?!

Да, несколько часов за последнюю неделю прошли в спокойствии и полном взаимопонимании. А что будет дальше?

Впрочем, Агнесса уже знала что. Сейчас невеста кинется прочь, добежит до ворот, потом устыдится и вернется мириться. Тем временем жених будет глотать валерьянку на пороге и, завидев поворот на сто восемьдесят в исполнении Глафиры, бросится навстречу. Они пересекутся во дворе, примутся друг друга тискать, всхлипывать сквозь смех, целоваться сквозь слезы, ну и так далее.

С минимальными изменениями этот сценарий повторялся со дня судьбоносного знакомства.

Агнессе — даме в высшей степени рассудительной и хладнокровной — оставалось только неметь от удивления и замирать от восторга.

— Котик мой, драгоценный мой, ненаглядный…

— Солнышко, Глашенька, милая…

Ну вот, пожалуйста, до беготни по двору дело не дошло.

Влюбленные застряли на лестнице, с которой теперь доносились до Агнессы сладкие причитания.

Между тем до свадьбы оставалось два дня, и она бы ни за что не поручилась, что торжество состоится. Эти двое в последний момент запросто могут переругаться или, наоборот, от избытка чувств и жажды романтики сбежать от приглашенных на конец света.

А она, Агнесса, отдувайся здесь! Одна-одинешенька!

Нет уж, надо брать дело в свои руки, хватит быть пассивным зрителем. В конце концов, Эдик — единственный близкий человек, и ей небезразлична его судьба. И если он сам сейчас мало что соображает, Агнесса просто обязана ему помочь. То есть, им обоим — ополоумевшим от страсти.

— Странно это все, — насупился Артем. — Ладно приехать он не может, а позвонить? Неужели нет времени к телефону подойти?

— Сам позвони.

— Так не берет же трубку!

Еремеич покосился на внука с лукавой ухмылкой. Тот гневался вполне серьезно и серьезно же недоумевал. Тридцать лет парню, а что он в жизни видел? Казарму, море, горы, простые и понятные мужские радости.

— Вот влюбишься, тогда поймешь, как это можно к телефону не подходить, — проговорил дед тоном старушки-вещуньи.

Артем с досадой чертыхнулся.

— Я с тобой серьезно, а ты мне — «влюбишься»! Эдька же взрослый человек, ну! Должен понимать, что друзья волнуются. Дело опять же стоит. Ты же знаешь, мы каждую неделю собираемся…

— А теперь ему не до этого, — хмыкнул Еремеич. — Ты, Темка, рассуждаешь как пацан малолетний и, вдобавок, как эгоист!

Артем решил, что с него хватит. Вылез из-за стола и ушел во двор — посоветоваться с Никой. Но та никаких версий по поводу странного поведения Эдика не дала.

Он попытался додуматься сам. Допустим, эта невеста — Агриппина, что ли? Ах, нет — Глафира! — сексуальная террористка. Или, например, боится, что жених сбежит накануне свадьбы. Вот и не выпускает его никуда, даже к телефону. Ну, а сам Эдька чего же? Неужто не понимает, чем это грозит?! На заводе и в сочинском филиале не появляется, работа стоит, Степка с Сенькой вопят благим матом, не умея справиться с клиентами-самодурами. Эдик же знает, что близнецов без присмотра оставлять нельзя, они вмиг от его конторы камня на камне не оставят. Только под его чутким руководством агентство по недвижимости цвело и благоухало, а братья выполняли четкие инструкции друга вполне добросовестно.

Не иначе, как затмение приключилось в Эдькиных мозгах.

А если эта его Фекла — тьфу ты, Глафира! — решит, что ему вообще работать необязательно, не говоря уж о том, чтобы просто встречаться с друзьями?! А если затмение не временное, а навсегда?!

И станут они изредка перезваниваться, справляясь о здоровье друг друга и обсуждая погоду. В редкие праздники соберутся за столом, а Горгона — да нет же, Глафира! — чинно поставит на стол поднос с кофейником и белоснежными салфетками. И даже ретивым близнецам не удастся ее победить, и на рыбалку Эдька не пойдет, и над шутками Степана смеяться перестанет, и распекать рассеянного Семена, назначающего свидание трем девицам сразу, будет ему некогда, и горячие, веселые споры с Артемом о политике и прочей дребедени вряд ли уже его увлекут.

До свиданья, друг мой, до свиданья, угрюмо подумал Артем.

— Ты бы лучше с Эдуарда пример взял, чем костерить его на все лады, — неслышно подобрался дед.

Артем подивился дедовой проницательности, но насчет примера возразил.

— Хочешь, чтобы я в дом какую-нибудь грымзу приволок, да? — усмехнулся он невесело.

— Почему грымзу? Найди девушку хорошую.

Что дед под этим подразумевал, выяснить не удалось, потому как во двор с приветственными криками ввалились два молодца. Те, что одинаковы с лица.

Лица были привычно небриты, дочерна загорелы и хитровато ухмылялись.

— Вот здорово, что ты дома! — заорал Семен. — Давай, собирайся!

— А где ему быть, если не дома? — ворчливо заметил дед. — В горах все тихо, на море — наоборот. Видали, небось, как штормит. Вот и сидим.

— Здрасте, Кондрат Еремеич, — опомнились близнецы и принялись с обеих сторон трясти деду руки.

Артем смотрел исподлобья.

— Вы чего такие вздрюченные-то? Что случилось?

— Я же говорю, — обернулся Семен, — Эдька пропал, давай собирайся!

— Что ты его путаешь? — втиснулся между ними Степка. — Это не Эдька пропал, а жена его пропала!

— Да я же фигурально выражаюсь! — сердито откликнулся тот. — Эдик совсем башку потерял от любви! Вот в этом смысле! А ты…

— Потеряешь башку, коли жена сбежала! — перебил Степан.

— Да не жена она ему еще! — жарко возразил Семен. — Вот если бы мы с тобой с катушек съезжали, когда от нас девицы сбегают, че бы было?

— От меня лично никто не сбегает!

Артем знал, что вмешиваться и задавать наводящие вопросы бесполезно, можно запутаться еще больше. Поэтому он внимательно слушал перепалку, невозмутимо засунув руки в карманы.

— Дед, ты меня к ужину не жди, там, видать, все серьезно, — решил Артем, свистнул Нику и стал продвигаться на выход.

Еремеич ворчливо заметил, что дружба — дружбой, но вмешиваться в дела семейные — глупо. А главное — бессмысленно.

— Да вы бы его видели, дядя Кондрат! — закатил глаза Семен и готов был разразиться очередной вдохновенной тирадой, но брат пихнул его в бок и потащил вслед за Артемом.

Еремеич крикнул, чтобы они не смели лезть на рожон и даже не думали при такой волне отправляться к Эдику по воде.

Артем, не оборачиваясь, спросил:

— А что-то машины я не слышал, вы пехом притопали?

— Так мы прямо из конторы, Эдька-то нам позвонил, орет, бедняга, что есть мочи, бред какой-то несет, типа, детективов мне наймите, найдите жену!

— Невесту, — уточнил Артем. — Так что, он дома, что ли?

— Ну, да, а мы что говорим?! Одна тачка сломалась, на другой водитель уехал…

— А с яхтой он не справится в такой шторм, — понял догадливый Артем.

Картинка вырисовывалась — полный абзац! Накануне свадьбы куда-то подевалась невеста, а жених с горя умом тронулся, вдобавок оказался отрезанным от внешнего мира и бредил по телефону о детективах и спецагентах, которые должны ему помочь. Понятно, что на эту роль будет сейчас пробоваться Артем Кондратьевич. Лишь бы Афоня не подвела.

Берег был пустым, если не считать за живых существ вздыбленные волны, яростно облизывающие песок, будто оголодавшая псина. От ветра закладывало уши, как на большой высоте, и растрепанная Ника, лишившись обычной солидности, стала похожа на шаловливого бесенка.