Море волнуется - раз

И еще непонятно, почему их двое? То есть, количество мало ее заботит, а вот качество… Почему они одинаковые? В южных широтах развито клонирование? Или у нее глюки? Да нет же, вот рядом пыхтит один, стараясь удержать ее на месте, а второй, вероятно, сидит за рулем. Ведь кто-то же сидит за рулем!

Впрочем, как бы оно ни было, ей надо спасаться. Жизнь свою спасать, вот что!

А для этого нужна голова — холодная и рассудительная. Но таковой, увы, не имеется. Все мысли в одном направлении, и никак не свернуть их в другую сторону.

Куда ее везут? Кому она понадобилась?

Она попыталась убедить себя, что эти вопросы не так уж важны. Главное — вырваться на свободу.

Не тут-то было. Уткнувшись носом в сиденье, Ладка тяжело дышала, и думала так же тяжело.

Если ее похитили, то — зачем?

Чтобы потребовать выкуп? Продать в рабство? Использовать для пересадки органов? О Господи!..

Но в любом случае причина позитива в себе не несет.

Какую бы цель похитители ни преследовали, Ладке придется туго. Ведь не стали бы ее таким вот образом приглашать на банкет по случаю двухсотлетия города! Значит, беда. Значит, нечего размышлять, надо активно сопротивляться.

Насчет активности она просчиталась. Как оказывать сопротивление, будучи прижатой огромными ручищами и ножищами, не имея ни малейшего пространства для маневра?.. Едва не свернув себе шею, она совершила единственное возможное действие — яростно укусила похитителя за палец.

— Ты что?! — завопил он. — Совсем сбрендила? Глупо. Ужасно глупо. Сейчас они разозлятся и станут резать ее на кусочки.

— Что там, Сень? — спросили с переднего сиденья.

— Да кусается, блин! Больно!

В ответ раздался хохоток. Не зловещий, как Ладка ожидала, а вполне добродушный.

Вот всегда у нее все не как у людей! Все не слава Богу! Приз не дали, вместо этого похитили! И похитители странные…

«А вдруг это продолжение рекламной акции?» — внезапно подумала Ладка.

Но что же это за реклама?! Передачи «Фактор страха»?! Или что там еще бывает? Программа «Розыгрыш» на ОРТ, вот. Родители ее обожают. Только ведь Ладка — не Анастасия Волочкова и уж точно не Николай Басков! Это их вкупе с другими звездами и звездульками принято разыгрывать в эфире. Медсестра хирургического отделения провинциальной больницы для телевизионщиков ничем не привлекательна.

Не фантазировать надо, а бежать!

Коленкой в пах, кулаком в морду, и…

Да, да, да, на полном ходу на проезжую часть. Даже если останешься живой, встречные машины это исправят…

— Сеня! Ты что, оглох?! У тебя мобильный надрывается!

— Не могу! Она вырвется!

Еще как вырвусь, мстительно подумала Ладка.

— Сколько раз тебе говорил, купи хэндз-фри! — сердился тот, что был за рулем. — А ты что?

— Мы приедем уже когда-нибудь или как? — прервал его напарник, и она судорожно перевела дыхание.

Телефон все звонил, но теперь с другой стороны, как будто у водителя.

— Алле? — нетерпеливо выкрикнул тот, и Лада стала жадно прислушиваться к разговору.

— Девушка, что вы орете? Вы скажите толком! Ах, Таня… Очень приятно. Тогда почему вы звоните мне, а не Семену? Ах, он трубку не берет. И что же вы хотите?..

Произошло какое-то движение, Семен — наверное, тот самый, что держал ее, — принялся вполголоса, но очень убедительно материться и даже попытался выразить возмущение руками. Лада тотчас воспользовалась этим и пнула наугад освобожденной коленкой. Семен чертыхнулся громче, перехватил ее, тяжело сопя в ухо, и придавил сверху.

— Кретин! — завопили с водительского сиденья, и она обрадованно взвизгнула, решив, что второй головорез почему-то встал на ее сторону.

Но у того были другие причины вопить на своего клона.

— Ты зачем дал ей мой сотовый, а? Сам со своими бабами разбирайся!

— Да я на всякий случай, — стал оправдываться тот, что назывался Семеном.

— Случай, твою мать, уже представился. Ты посмотри назад-то!

— Ой, е!

— Вот то-то и оно! Тормозить, что ли?

— Тормозите, тормозите, — пробурчала Ладка без особой, впрочем, надежды.

— Извините, но вас никто не спрашивает. Так что делать, Семен Андреевич? Дура твоя из ревности нам сейчас все планы порушит!

— Она не дура! — пылко возразил Семен Андреевич, хотя поведение Татьяны явно свидетельствовало об обратном. Это ее машина ехала следом за ними, причем так близко, что Сенька мог разглядеть в глазах Татьяны знакомые гневные огни.

Дело труба.

Каким-то образом она их заметила, и теперь жаждала, вероятно, услышать объяснения, почему среди дня оба директора по маркетингу катаются на машине. Причем едут по направлению к пирсу — больше эта дорога никуда не могла привести. Стало быть, они направляются развлекаться на бережку, кутить с девчонками на яхте и…

Семен точно знал, что она рассуждала именно так, а не иначе.

Объясняться, конечно, придется. Но что бы такое придумать, а?

Он не успел придумать ничего, брат яростно выкрутил баранку, скрипнул тормозами и, перегнувшись через сиденье, рявкнул:

— Давай бегом!

* * *

К тридцати годам Татьяна Кошкарева твердо знала, что доверять нельзя никому. Особенно мужчинам. Особенно, если они хороши собой, самоуверенны и привыкли к женскому вниманию.

Таких следует держать в ежовых рукавицах, это же очевидно.

Она и старалась.

Но уследить за Семеном было непросто. То он на мопеде гоняет, то волну ловит, то местной шантрапе мозги прочищает, то с бабами по кабакам бумаги деловые подписывает, а заодно коленки щупает!

Ну было бы двадцать ему, она б поняла. Так нет, человек вполне созрел для семейной, взрослой жизни, просто сам этого не осознает. Значит, надо объяснить.

С такими вот мыслями она ехала по городу. И вдруг увидела припаркованную Сенькину машину, причем за рулем сидел не Семен, а его братец — такой же балбес.

Любящее сердце умело их различать.

Она решила припарковаться рядом, но свободного места не было. А пока она его высматривала, ее ненаглядный появился собственной персоной — вышел из какого-то неказистого офиса.

Моментально заподозрив очередную пакость, Татьяна решила затаиться.

Между тем братья поменялись местами. Семен уселся за руль, а Степка куда-то отправился.

Через пять минут она окончательно убедилась в том, что Семен неисправим. Девиц он клеил направо-налево, даже не выходя из машины.

А одна из них — худенькая, ничего интересного, — привлекла его настолько, что он даже выскочил из машины и стал откровенно приставать к этой мелкой, серой крыске.

От негодования Таня закусила губу. Это что же творится-то? Чтобы от такой женщины, как она — самостоятельной, влиятельной, интересной, черт побери, во всех отношениях, — переметнуться на какую-то шушеру?! На малолетку в затрапезном сарафанчике?! С бледными острыми коленками?!

В негодовании Татьяна вылезла из машины, собираясь шваркнуть эту малолетку носом об асфальт! А потом она займется Семеном!..

Но прежде чем она успела перейти дорогу, произошло нечто странное. Появился Степан, девица бросилась наутек, братья метнулись один — за ней, второй — к машине. Минута, и они запихнули вырывавшуюся малолетку внутрь автомобиля, уселись сами и тронулись с места.

Вот до чего дело дошло! Они уже взялись насиловать школьниц! Мало им ровесниц, добровольно раскрывающих объятия!

Татьяна прыгнула обратно в машину и дрожащей рукой повернула ключ в замке зажигания.

Она ему сейчас покажет! Она ему устроит веселую жизнь!

Вот они, голубчики! Едут себе и в ус не дуют. А куда едут? К пирсу? Значит, девочку на яхту и — в открытое море развратничать.

Вот ведь подлость человеческая! Разве ж могла она подумать, что Сенька — да, непутевый, да, безалаберный! но добрый и ласковый парень! — способен на такое! Да еще среди бела дня!..

Таня громко выругалась и решительно достала мобильный. Сейчас, сейчас. Будет вам и белка, будет и свисток…

* * *

Семен опасливо держался от нее на приличном расстоянии.

— Ты че, Тань? Ты че такая злая? Че случилось?

— Ах ты, хрен моржовый! Он еще спрашивает!

— Да ты не кричи, Тань, люди кругом. Ну че ты? Классно же получилось, а? Случайная, так сказать, встреча. А ты по магазинам ездила? А мы вот… ээ… за договором приезжали. Да, за договором.

— Да что ты говоришь? — покачала она головой и не выдержала, треснула его сумочкой в бок.

Это у нее хорошо получилось — Семен охнул и отпрыгнул. Она снова размахнулась. Увлекшись, стала дубасить без остановки.

Она наступала, Семен отпрыгивал все дальше, прохожие смеялись, а некоторые одобрительно свистели.

— Тань, да ты совсем, что ли?! Успокойся! Давай дома поговорим! Тань, я тебя умоляю, хватит! Я на работу опоздаю!

— На работу? Вон твоя работа сидит!

Она махнула сумочкой в сторону машины. На заднем сиденье кто-то кувыркался. Увидев это, Татьяна в сердцах плюнула:

— Ну, вы даете! Братец твой, что, до постели не мог дотерпеть?! Ты, Сеня, совсем рехнулся, заодно с ним!

— Что ты мелешь? Ты все не так поняла…

— Конечно! Где уж мне, за печкой сидя?

— Таня! Хватит! Я тебе потом все объясню, нам ехать надо!

От возмущения она не сразу придумала, что делать дальше. И для порядка ударила его еще пару раз.

— Нет, я не понимаю, — пятился Семен, — вроде взрослая женщина, а ведешь себя…

— А ты как себя ведешь? — зарыдала она. — В глаза мне заявляешь, что тебе надо ехать трахаться!

— Татьяна!

— Ненавижу тебя! Бабник паршивый, кобель ненасытный! На вас вообще в суд можно подать, понял?

— Милая моя, да ты бредишь! Угомонись, лапочка, крошечка, солнышко мое! — Он осторожно придвинулся и, схватив ее за плечи, ткнул носом себе в грудь и быстро погладил по волосам. — Все хорошо, я тебя люблю, слышишь? Ты самая лучшая, мне никто больше не нужен, ты слышишь?

Как она могла слышать, если он зажимал ладонями ее уши, а?

Если только сердцем. Вот им она и слушала. И оно начинало таять.

Однако, сердце было не только любящим, но и измученным ревностью, поэтому оно не могло растаять просто так.

— Мы сейчас же едем домой, — пропыхтела Таня в грудь Семену. — Ты понял? Сейчас же!

— Но дорогая…

— Или можешь искать себе другую дорогую! Кажется, у тебя это здорово получается!

В отчаянии Семен обернулся. В машине происходило что-то кошмарное, изредка тонкий голосок вырывался наружу, взывая о помощи, но никто из прохожих спасать Глафиру не спешил.

Впрочем, еще минута борьбы, и они обязательно привлекут к себе внимание!.. Одна парочка выясняет отношения на улице, вторая — в машине. Мало ли какие мысли возникнут по этому поводу у ментов или просто любопытных граждан.

Действовать надо быстро.

И что самое обидное — до Афони осталось ехать меньше километра. А там Глафира может кричать сколько душе угодно, никто не услышит!

— Я на секунду, милая, ладно?

— Нет! Мы едем…

— Таня! — прошипел он так сердито, что она отшатнулась. — Таня, это очень важно! Я потом тебе все расскажу, хорошо?

Подумав, она кивнула.

— Но имей в виду, если ты сейчас поедешь с ними, между нами все кончено!

Он уже бежал к машине.

— Степ, ну как?

— Пошел к черту, дурак! Закрой дверь! Нет, стой, дай что-нибудь!

— Что?

— Кляп, вот что! Она орет! И кусается!

Возня, не прекращавшаяся ни на миг, сопровождалась змеиным шипением. Семен, восхитившись героизмом брата, в одиночку справляющимся с эдакой коброй, метнулся к багажнику.

— Ну? — нетерпеливо окликнула его Татьяна. — Я жду!

Убил бы, подумал он с досадой. И тут же понял, что нет, ни за что бы не убил.

Где он другую такую найдет?! Чтобы пылала от ярости, увидав его с другой, и не скрывала этого, и ноздри раздувала! Нет больше такой женщины. Нужно срочно что-то придумать.

Вытащив из автомобильной аптечки бинт, Сенька протянул его брату. Тот дико завращал глазами.

— Ты не видишь, кретин? У меня руки заняты! Давай сам!

— У..у..у… — донеслось из глубины машины.

— Ругается, — догадался Семен, отпихнул брата и сам полез внутрь. — Я не смогу с вами поехать, — быстро прошептал он на ухо Степе, и тот от негодования ослабил хватку.

— Помогите! — заорала «Глафира», но тут же была придавлена обратно к сиденью двумя парами мужских рук.

— Тебе не больно? — с искренней заботой поинтересовался Семен.

— И… и… и!

Братья переглянулись, расшифровывая звуки.

— Злится, наверное, — пожал плечами Сенька.

— Я тоже щас разозлюсь, — пообещал Степан. — Куда это ты намылился, а? Что значит «не могу ехать»?!

Брат придвинулся к нему вплотную и быстро залопотал что-то на ухо.

— Не слюнявь меня! — Степа досадливо дернул головой.

— Ну, ты понимаешь, а? — взмолился братец. — Она же меня бросит! Ты ведь справишься один, тут всего ничего осталось! На пирсе никого нет…

— Да? Отсюда видно?

— Да не бывает там никого в такое время! Обед, елки-палки! И глянь чего на небе делается, буря будет точно. Ты здесь пережди, а потом туда поезжай, как стемнеет…

— Да какое «пережди», ты совсем рехнулся?!

— Ну, сейчас поезжай!

Ладка, понимая, что решается ее судьба, притихла.

Вот бы победил тот, что советовал подождать! У нее по крайней мере появится время, чтобы справиться с оставшимся придурком.

— Ладно, — вздохнул кто-то из них, — тогда действуем по плану «б». Только учти, я уколы делать не умею!

Зато я умею, горделиво подумала Ладка. Но тут же до нее дошло, что, возможно, уколы собираются делать ей.

Она завопила — мысленно, конечно. Что еще за уколы? На иглу ее хотят посадить?!

Господи, за что ей?..

Она заметалась, заколотила ногами и руками, а головой попыталась боднуть того, что был ближе. Он увернулся, приналег поплотней и… стал задирать на ней сарафан.

Так вот в чем дело! Они посягают на ее девичью честь! На самое драгоценное сокровище, как с долей ехидцы выражалась демократичная в этом отношении мама.

— Уроды! — прошипела Ладка, сквозь панику осознавая, что сопротивление бесполезно и сейчас случится самое страшное.

Среди бела дня! На шумной улице! Ее изнасилуют!

Реальность иногда бывает пострашней фильмов ужасов!

— Это просто снотворное, — сердито зашептали ей прямо в ухо. — Успокойтесь, Глафирочка, вы сейчас заснете и просто часок-другой поспите.

Снотворное?! Зачем? И почему этот отморозок, так ласково к ней обращается — «глафирочка»? Почему, собственно, не хавроньюшка или дусенька?!

В попу весьма чувствительно впилась игла, и Ладка поняла, что теперь выхода уже точно нет. Лекарство подействует, она превратится в зомби, — или в кого там она должна превратиться по их плану?

— Подонки, — сипло высказалась она.

В ответ раздались невнятные причитания, несколько раз была помянута прежняя «глафирочка», которую просили не беспокоиться и желали счастья в личной жизни.

И потянулась неизвестность.

* * *

Легко ему, этому подкаблучнику! Бросил брата на полпути, а сам полетел устраивать семейное счастье! Степан в который раз чертыхнулся, прислушиваясь к дыханию девушки.

«Она щас задрыхнет, — успокаивал его братец, — и ты легко перетащишь ее на яхту».

Задрыхнет!

Она уже умудрилась наставить ему столько синяков, сколько Степка за всю жизнь не получал. Пару раз он едва не сорвался, чтобы не дать сдачи. Вот стыд-то! С бабой еле справился!

В теории их план выглядел куда романтичней, и еще… это… благородней.

А практика показала, что никаким благородством тут не пахнет, и руки барышне пришлось заламывать, и носом в сиденье тыкать.

А если и у нее теперь синяки останутся, что он делать будет?

Эдька ему голову оторвет и будет прав!

Степан осторожно склонился над девицей, пытаясь определить, не сильно ли она пострадала. Очевидных следов не было. Если не считать растрепанных волос и красной вмятины на щеке, словно от подушки. И сопела Глафира безмятежно. Кошмары ее во сне не мучили, и это уже было хорошо.

Он немного перевел дыхание.

Можно продолжать.

Но нужно ли?..

Впервые Степа засомневался в успехе предприятия. На яхту он девицу доставит, не вопрос. И Артема даже вызывать не придется, неужели он сам с яхтой не справится?

Но вот дальше, дальше-то что будет?

Барышня, когда в себя придет, Степку узнает и тут же прибьет. Или, что еще хуже, выместит зло на Эдике. До свадьбы заживет, конечно, но сейчас Степа уже не слишком был уверен, что свадьба состоится.

Наверное, надо было все-таки Глафиру ввести в курс дела.

Или жениха подготовить. Ждал бы у ворот с цветами да подарками, глядишь, о похищении и забылось бы. И главное — о том бы забылось, как они с Сенькой укол ей делали! Тешить себя иллюзиями Степан не привык — он знал, что женщины такого унижения не прощают.

Ладно, будь что будет, он свое дело сделает. Доведет до конца, а не станет, как брат, бросать на середине!

У кромки воды белело несколько шезлонгов, и начинать операцию по перемещению девицы на яхту было рискованно. Но ведь… Кто сказал, что Степа девицу похитил?! А может, он жену пьяную волочет? Или подружка сознание потеряла, а он ее на яхте откачивать будет? В тишине и спокойствии.

Решив придерживаться этой версии, Степан обхватил посапывающую Глафиру за талию, закинул ее руки себе на плечи и двинулся к пирсу. Проходя мимо компании в шезлонгах, скорбно покачал головой.

— И как же это тебя угораздило, милая моя? Я же говорил, не надо после водки пиво-то пить!

Милая не отвечала, что-то мурлыча во сне.

Компания проводила их сочувственными взглядами. Только одна блондиночка, скрестив безупречные загорелые ноги, взглянула на Степана насмешливо.

— Ну и мужики пошли! — фыркнула она. — На шею себе позволяют садиться!

Это кто позволяет? Это он позволяет? Да если бы она знала…

Степан затормозил, дабы сообщить красотке о своих жизненных принципах. Главными принципами были полная свобода и чувство собственного мужского достоинства.

— Что же вы остановились, мсье? — Блондинка скривила губки в язвительной усмешке. — Или драгоценная ноша стала слишком уж тяжела!

— Галка, ну что ты пристала к человеку? Можно подумать, с тобой такого не бывало?

— Не бывало! — отрезала Галка. — Если мужчину уважают, то в его присутствии не напиваются, как свинья.

То есть она хочет сказать, что Степан не достоин уважения, так, что ли?!

Он неуклюже перехватил Глафиру и яростно воззрился на блондинку.

— Вам, я смотрю, все известно об отношениях мужчины и женщины. Не скучно живется при таких знаниях, мадмуазель?

— Нет, мсье, — улыбнулась она, демонстрируя прекрасные зубки.

Эх, если б у него было время! Он бы показал этой всезнайке!

Впрочем, что ему мешает? Вот сейчас запихнет сонную пташку в клетку, а сам… Он ведь заслужил отдых, разве не так? Перерыв на обед ему положен?

— Мадмуазель, — он резко наклонил голову, едва не врезавшись подбородком в макушку своей жертвы, — наш спор еще не закончен!

— А мы разве спорили? — Она повела плечиком, и от этого движения у Степана во рту пересохло, а в глазах помутилось.

— Значит, еще поспорим, — многозначительно улыбнулся он и продолжил путь к яхте.

Так, где тут кровать? А замок? Как бы запереть эту чертову каюту? Несколько минут Степа метался по яхте, то и дело поглядывая в сторону шезлонгов. Блондинка оставалась на прежнем месте и, сложив ладонь козырьком, поглядывала вдаль.

Ждет, стало быть.

Сейчас, сейчас. Вот эта проволока, наверное, подойдет. А теперь еще вот эту закрутим для верности. И лавку придвинуть. Никуда она до вечера не денется, наша драгоценная невеста. А вечером Степан вернется и отвезет ее к суженому.

Вот только с блондинкой разберется. А то что это — ну просто никакого уважения!..

Но ни к вечеру, ни ночью он на яхту не вернулся. Галочка оказалась сговорчивой и о-очень темпераментной.

Проснувшись на рассвете, Степа поднялся с постели, удовлетворенно потянулся, полюбовался, как играют первые солнечные лучики на Галкиной груди, подошел к окну, взглянул на небо, чтобы понять, смогут ли они сегодня вдоволь нарезвиться в море…

И вдруг вспомнил, что в том самом море его ждет другая женщина.

— Е-мое!..

Галка приоткрыла один глаз и томно раскинула руки.

— Ты что, свою жену-пьяницу вспомнил?

— Это не моя жена, — пытаясь попасть ногой в брючину, заявил он. — Это чужая жена.

— Ты всегда так спешишь по утрам к чужим женам? — ехидно осведомилась Галка.

— О Боже, не иронизируй! У меня дела! Черт, как же я забыл!.. Что ты делаешь? Галчонок, не надо. Ну, правда, не надо, ну давай потом, попозже, через часик! Галя, ну, через полчаса! Галя!..

В глазах у Степана потемнело от страсти, а в голове раздался звон.

— Ну, давай, только быстро, ладно? — взмолился он, падая на кровать.

— Ладно-то ладно, — фыркнула Галка. — А вот на звонок надо ответить.

— Какой еще звонок? — простонал Степа.

— Телефонный. Наверное, чужая супруга отправила мужа на работу и уже готова к любви!

— Какая ты жестокая, — пробормотал он, свесившись с кровати в поисках мобильного, — алле?

— Степ, ну че? — завопил брат. — Я всю ночь не спал!

— Я тоже, — вздохнул Степан, косясь на Галку. — Ты понимаешь, такая хрень вышла…

Услыхав, что Глафира на яхте одна без присмотра, Сенька выдал что-то уже совсем невообразимое! Одно Степан понял точно — брат сердится. В принципе, основания на то были… Но у Степана тоже имелись претензии к этому слюнтяю, к этому послушному ослику, к этому подкаблучнику!

Некоторое время они спорили, кто больше виноват, а потом приняли решение. В духе: «И на елку влезть, и не уколоться». Первый пункт означал, что невеста все же будет доставлена жениху, второй — что сами братья при этом присутствовать не будут.

— Я — гений, — признался Степан, нежно пощекотав Галкину пятку.

— Да ну?

— Ну да. Еще один звоночек, и мы — неразлучны.

Он пощелкал по кнопкам телефона и, якобы запыхаясь, закричал:

— Темыч! Мы зашиваемся, а Эдька срочно просил приехать!

— Зашиваетесь? — Спросонья Артем туго соображал. — Вы стали алкоголиками? То есть, хотите перестать ими быть?

— Эй, Темыч, хватит бредить! Руки в ноги, и — к Эдику!

— Я сплю.

— Так просыпайся! Только не вздумай ему перезванивать, он не в себе и ни черта не соображает!

— Я тоже, — пожаловался Артем, — тоже не соображаю!

— Товарищ майор! Где ваша честь и совесть?

— Там же, где и ваши! Будить раненого товарища в пять утра — это как?

Степан растерянно крякнул.

— Ты ранен?

— Нет, конечно! Но мог бы быть ранен…

Артем нес подобную околесицу еще несколько минут, пока не разбудил деда, а тот, выслушав, в чем дело, окатил внука из ковша ледяной водицей.

— Але, Степа? — Еремеич перехватил трубку у разъяренного майора. — Он уже едет. Надо так надо.

Довольный Степан нырнул под одеяло, но вместе с ним туда нырнула и его совесть — уколола, ущипнула и стихла лишь тогда, когда из душа вернулась Галочка…

Артем огрызнулся на деда, подсовывающего бутерброд и кофе, и голодный, злой, ничего не понимающий, вышел из дома. Ника, конечно, побежала за ним.

* * *

— Что там еще стряслось? — ворчал он. — Ну, что такого страшного могло случиться, ради чего мне нужно вставать в пять утра? А?

Артем остановился, Ника замерла впереди и повернула к нему недоуменную морду.

— Как ты думаешь? — не унимался он.

Ника присела с тяжелым вздохом, рассудив, что может отдохнуть, пока хозяин дурью мается. Отвечать ему она не собиралась.

— Ладно, пошли, — Артем махнул рукой, но остался стоять на месте. — А почему это я не могу ему позвонить? — Он похлопал себя по карманам и выудил из кармана рубашки телефон. — Что за бред?

Набирая номер Эдика, майор решал, как бы поделикатней сформулировать вопрос.

«Неужели ты совсем от горя умом тронулся, так что в пять часов утра я должен заступать на вахту у твоей постели?!»

Или по другому.

«Дорогой друг, тебе, конечно, туго пришлось, но может, ты подождешь вешаться хотя бы еще пару часиков? А я пока вздремну и досмотрю сон про то, как сероглазая медсестра делает мне массаж спины. И всех остальных частей тела».

А разве был такой сон?

Додумав до этого момента, Артем сбился и начал набирать номер снова.

Кстати, куда он звонит?

— Не смотри так! — велел он Нике, которая глядела из-под челки язвительно, но с долей сочувствия. — Я помню, что надо позвонить Эдику, — пробормотал он, — сейчас и позвоню. Выясню, что к чему.

Вполне могло оказаться, что несчастная любовь Эдуарда ни при чем. Вдруг на самом деле стряслась беда какая-нибудь? Пожар. Наводнение. А братья между тем зашиваются…

А на самом-то деле, что ему снилось?!

А ведь действительно…

Бред сивой кобылы! Не могло ему сниться ничего подобного! Он со школьных лет вообще снов не видит! Да и тогда не видел, а только посматривал.

Артем в пятый раз набирал номер друга.

Домашний не отвечал. Сотовый оказался «вне зоны действия».

Чего и следовало ожидать. Видать, дрыхнет Эдик без задних ног, а мобилу утопил в унитазе. Потому и вне зоны!

— Он-то дрыхнет, а мы все равно уже не заснем, — скорбно пожаловался Артем Нике и зашагал к морю.

Ника пристроилась рядом и время от времени тревожно заглядывала ему в лицо.

— Братцы-кролики наверняка преувеличивают масштабы катастрофы! Или вообще разыгрывают, с них станется.

Ника задумчиво почесала на бегу брюхо. Может, и разыгрывают, а плыть-то все равно придется.

Да, придется! Но если Степка с Сенькой действительно решили прикольнуться, пощады им не будет!

Он терпеть не может просыпаться в пять утра!

Афоня тоже выглядела сонной. И не настроенной совершать длительные прогулки. Мотор все никак не мог прочихаться.

Артем уже прилично отошел от берега, когда снизу донесся сердитый лай Ники.

— Ты что? — заорал он в ответ. — Крысу поймала? Через секунду в рубку просунулась черная морда, и выражение ее было рассерженным.

— Ну? Чем мы недовольны? — поинтересовался Артем. — Я, между прочим, тоже не завтракал. Ты бы хоть сигареты мне принесла, они в каюте на столике…

Он покосился на нее с надеждой.

Нет, не принесет. Ника в этом отношении полностью солидарна с Минздравом и при виде сигарет начинает демонстративно кашлять и валиться на бок, будто слабонервная дамочка.

Артистка!

— Эй, ты что это? — встрепенулся Артем, когда она аккуратно прихватила его зубами за джинсы. — Ника, да что с тобой в самом деле?!

Она тихонько рычала и тянула его за собой.

— Отстань! Ты же видишь, я занят! Пусти, кому говорю!

— Гыр! — По-прежнему держась за брючину, она потрясла головой из стороны в сторону, отказываясь выполнить просьбу хозяина.

Это что еще за бунт на корабле? Жаль, что Артем развел в отношениях с Никой эдакую демократию. С детства надо было воспитывать! Лежать, фу, апорт и все такое! А он со щенком разговоры разговаривал, в футбол играл и дуэтом выл на луну. Вот, получай теперь!

— Ладно, пошли, — со вздохом сказал он. — У тебя где-то косточка зарыта, и самой не достать, да? А лапы тебе для чего, спрашивается?..

Ворча, он следом за Никой спустился к каюте и понял, что лапами тут не справишься. Тут и руками не сразу одолеешь.

К двери были приставлены две скамьи, а замок закручен проволокой.

И Артем не имел представления, кому и зачем это могло понадобиться!

— Вот тебе, бабушка, и дедушка, — сказал он, ногой отшвырнув лавку. — Отойди-ка, — попросил Нику и отбросил другую.

Может, на его Афоне кто-то решил перевезти контрабанду?!

От злости он никак не мог сообразить, что делать с проволокой в замке. Поэтому поднапрягся, снял дверь с петель, прислонил ее к стене и вошел в каюту.

От грохота девушка, лежавшая в его кровати, под его одеялом, открыла глаза и резко села. Пепельные прядки торчали в разные стороны, на щеке краснела вмятина от подушки, губы выглядели припухшими.

— Вы?!

— Ты?! — Артему показалось, что он со всего маху врезался лбом в фонарный столб.

— Что ты тут делаешь? — спросили они друг у друга одновременно.

Она вспомнила вчерашнее и почувствовала, что в ней стремительно нарастает ужас. Стало быть, вот он — падишах, к которому ее везли. Наверное, с такой физиономией трудно найти добровольную наложницу. Приходится похищать девиц на улице.

Его голова мгновенно наполнилась гулом, сквозь который не пробивалось ни единой разумной мысли. А может, их и не было — разумных?

Что делает медсестра на его яхте?! Конечно, он помнил, что ей негде ночевать, но предположить, что именно здесь она нашла приют… Это слишком даже для человека с богатой фантазией. А у него фантазии и вовсе нет! Так что же он должен думать?

— Куда? — инстинктивно он выбросил вперед руки, останавливая метнувшуюся к выходу медсестру.

— Уйди с дороги, дебил! — Она попыталась лягнуть его в пах, но Артем увернулся и ловко скрутил ее.

Оба дышали с присвистом. Она глядела на него снизу вверх, дымчатые глаза были так близко, и он рассмотрел ее ярость.

Ах, она еще и недовольна чем-то? Забралась на Афоню, переночевала с комфортом, а теперь…

Что значит «забралась», осел ты эдакий?! По-твоему, она сама себя снаружи закрыла, замотала проволокой замок да еще и лавки придвинула?! А потом что — залезла через иллюминатор и спокойно улеглась спать?

Абсурд. Парадокс. Какие еще умные словечки ты знаешь?!

Гневный взгляд сбивал его с мыслей.

— Быстро рассказывай, что ты тут делаешь, — приказал Артем, слегка ослабив хватку.

Не надо было этого делать!

Она замахнулась, но, промазав снова, отскочила от него и боком метнулась к двери.

— Стой!

Ему некогда было размышлять, зачем нужно ее останавливать. Первобытное чутье: раз бежит, надо догонять.