2

Над Верронским хребтом легким розовым сиянием догорала закатная заря, и всевластная королева Ночь неспешно и уверенно вступала в свои права. Заметно потеплело, небо заволокли тяжелые низкие облака, такие плотные, что луна даже не просвечивала сквозь них. Это было бы еще полбеды — я предусмотрительно захватил с собой связку факелов. Но темные силы и тут меня обставили — с гор начал спускаться туман, да такой густой, что в жизни я подобного не видел. Горизонт вообще исчез, как будто его и не существовало, по предгорьям стекала сплошная клубящаяся серая пелена. С каждой минутой она наливалась чернотой и приближалась — медленно, неотвратимо.

Вот первая мглистая волна настигла и нас. Туман казался живым — он слегка прикасался к коже, мягко обтекал руки, ласкал лицо, оставляя на нем капельки росы. Тревожно всхрапнули лошади, затрещали факелы, одежда моментально напиталась влагой. Все вокруг исчезло, будто таинственный бог-фокусник окутал мир своим бесконечным плащом.

— Придется остановиться и подождать до восхода, иначе мы собьемся с дороги. — В полумраке голос Таниуса звучал глухо и пугающе. — Посмотри налево — там что-то есть.

Сквозь клочья тумана в стороне от дороги действительно проглядывался черный контур. Мы свернули с проторенного пути напрямик, через поле. Как оказалось, короткий путь — не самый легкий, поскольку снег в этом году выпал обильный, и сугробы на обочинах походили на небольшие холмы. Мои чахлые лошадки запросто увязли бы в снегу, но могучий конь Таниуса играючи пробивался сквозь заносы, оставляя за собой широкую борозду, словно плуг на пашне.

Наконец туман нехотя расступился — перед нами стоял Дотла сгоревший хутор. Ненасытное пламя поглотило все — Дом, хлев, лабазы, сараи, — одни головешки остались. Сквозь золу местами еще пробивался слабенький дымок.

— Вчера занялся, не раньше, — теплый еще, — прошептал Таниус, опустив глаза. — В столице многие горожане заживо сжигали себя вместе с домом и домочадцами. Они предались огню чистому, чтобы спастись от проклятого. Несчастные, суеверные люди…

— А мы-то что здесь делаем? Дальше поедем, здесь вроде бы деревня недалеко…

— Да куда нам теперь! Смотри, как заволокло, друг друга уже не видим.

Тьма окончательно покорила туман, и лишь рассеянный свет догорающих факелов из последних сил противостоял ей. Мы, не сговариваясь, полезли в черные развалины отыскивать хоть что-нибудь, что еще не сгорело совсем. Мой спутник наткнулся на россыпь поленьев под снегом, и вскоре мрак на пепелище успешно разгонял небольшой костерок.

Мы сидели на обугленных бревнах у костра и молча смотрели, как огненные искры, выстрелив из пламени, устремляются ввысь, чтобы исчезнуть навсегда.

— Почему люди убивают себя? — тихо спросил я Таниуса.

— Не знаю… Никогда об этом не думал… Наверное, они верят в то, что есть мир лучше, справедливее и чище, чем этот. Вера — она сильнее, чем смерть. Вот вы, господин расследователь, во что-нибудь верите?

— Если ты имеешь в виду Единый Храм и его проповеди — то нет.

— Отчего же именно Храм? На нем свет клином не сошелся, в мире есть и другие религии. Я же говорю о том, что придает смысл жизни.

— Ну, я… Я не знаю. Живу, и все тут.

— Понятно, вы еще не перешли эту грань.

— Какую еще грань?

— Не важно, поймете когда-нибудь… — вздохнул Таниус, встал и ушел к лошадям, но сразу же вернулся.

— В чем дело? — насторожился я, увидев в его руках кавалерийский арбалет.

— За нами кто-то следует прямо от города. Я его не видел, хотя мы и ехали в чистом поле, но пару раз слышал стук копыт его коня. А теперь я чувствую — он где-то рядом. Отойдите от костра на несколько шагов, в свете огня вы — прекрасная мишень.

Кого ты учишь! Я резко кувыркнулся за бревно и плашмя уполз в руины. Странно, но я не ощущал враждебного присутствия. Может быть, Таниус ошибся? Вокруг не было видно ни зги — костер освещал лишь небольшое пространство вокруг себя, дальше стеной стояла непроглядная тьма.

— Я тебя вижу! Выходи на свет, иначе получишь стрелу между глаз! — внезапно раздался голос Таниуса откуда-то из темноты. Я знал, что он блефует: в таком мраке и пальцем мимо собственной ноздри промахнешься.

Но все же капитан не прогадал. В паре десятков шагов от костра, там, где стоял чудом уцелевший от пожара сортирчик, произошло какое-то движение. Невысокая черная фигура, скрипя снегом, вышла к костру и тотчас засветилась, заиграла золотыми переливами.

— Не стреляйте, я вам не враг! — надрывно крикнул он. Этот голос я уже слышал, и не так давно.

— Скинь плащ! — приказал Таниус, выходя к костру. Незнакомец повиновался — под плащом он оказался совершенно обыкновенной наружности. Разглядев его лицо, я почувствовал, как внутри меня все опустилось: это был именно тот человек, встречи с которым я всеми силами стремился избежать. Это был Штырь…

Вот и все, и все зря, впустую. Они оба каким-то чудом нашли меня и теперь не отпустят ни на шаг. Бежать! Некуда мне бежать — дорога здесь одна, и в чистом поле не спрячешься… А в это время у костра, куда выкатился перемазанный гарью с головы до пят Таниус, происходил интересный разговор.

— Вот ты и попался, несчастный дезертир! Сейчас ты поплатишься за предательство! — грохотал начальник замковой стражи, направив арбалет прямо в грудь Штырю. — И теперь я понял, куда подевались серебряные побрякушки Аргхаша. Это ты их с него ободрал! Жалкий воришка, я тебя пристрелю прямо здесь за мародерство!

— Что тут происходит? — поинтересовался я, выходя на вет. Штырь, сидевший у костра на корточках и тупо смотревший на огненные всполохи, взглянул на меня, и в его глазах замерцал лучик надежды.

— Перед вами — бывший страж королевского замка по имени Сток, который дезертировал прошлой ночью. Именно он вытаскивал с башни труп колдуна, обчистив его по ходу дела. Паршивая овца в моем стаде — ты рассчитывал тихо смыться с награбленным! А теперь отвечай, негодяй, — зачем ты следил за нами?

— Я — слуга господина Райена, — тихо и спокойно ответил Штырь — или Сток. — Я малость отстал от него, а потом долго не решался присоединиться, заметив ваше присутствие, господин капитан.

Таниус был сражен, повергнут в смятение, но виду не подал, а внимательно посмотрел на меня, как бы говоря: «Если это так, то ты сильно упал в моих глазах, если же нет, то эта ложь будет для него последней».

Я вновь бросил взгляд на Штыря. Наши взоры перекрестились, и что-то ёкнуло в моей груди.

— Это правда… — прошептал я, опустив глаза.

Уж и не знаю, что заставило меня сказать эти слова. Конечно, Штырь — головорез с набитой рукой, убийца-профессионал, верный пес Синдиката без капли жалости и тени совести. Возможно, я когда-нибудь раскаюсь в том, что спас его. Но эти грустные, увенчанные пушистыми, по-девичьи длинными ресницами бирюзовые глаза с поволокой — как же я могу, чтобы они закрылись навсегда…

Таниус посмотрел на меня так, что мороз пробежал по венам. Но на этот раз я выстоял, и он отвел взгляд, опустил оружие, сел у костра и застыл подобно статуе. Я присоединился к их обоюдному молчанию. Мы сидели, смотрели в огонь, молчали и думали — каждый о своем.

В какой-то момент я сообразил, что уже наступило утро. Свет окрасился в серые тона, туман уже не стоял стеной, а плыл рваными белесыми клочьями. Над горами рассветало дрожащее марево — в который уже раз миру являлось другое солнце, и каждый раз мир встречал его с дрожью пополам со страхом.

Оба моих нежеланных компаньона так и заснули сидя. Может быть, сейчас?

Куда там! Как только я распрямил спину, они разом подняли головы. Ладно-ладно, когда-нибудь вы уснете так крепко, что я сумею избавиться от вашего назойливого общества.

Пока я продирал глаза, Штырь сбегал за котелком и теперь растапливал в нем снег. Капитан Фрай уже смирился с присутствием своего бывшего подчиненного, видимо, решив для себя, что дезертировавший из стражи Сток навечно заклеймил себя позором и посему теперь не имеет к нему никакого отношения. А я обратил внимание на удивительный плащ Штыря, который лежал на запорошенном пеплом снегу и имел такую же невзрачную серую окраску. Но стоило мне взять его в руки и подойти к костру — плащ заблистал, как расплавленное золото, со стороны пламени, а с другой стороны стал грязно-бурым в тон моей одежды.

— Редкая вещь… — оценил накидку Таниус, внимательно наблюдавший за моими «опытами». — Говорят, такие плащи делают из шкур гигантских хамелеонов, живущих в смрадных болотах джунглей Сьерны, усиливая природные свойства их кожи магическими заклятиями. Сток, где ты раздобыл эту диковину?

— У одного знакомого чародея позаимствовал… — пробурчал тот, колдуя над кипящим варевом.

— А, понятно… Похоже, ты знал, что и где искать, в отличие от господина расследователя, который, кроме заурядной медной посудины, так ничего и не нашел. Или все-таки нашел? — Таниус хитро прищурился, поглядев на меня. Я сохранял полную невозмутимость.

— Доставайте свои кружки, благородные господа, — отвар стынет, — произнес Штырь, снимая котелок с огня.

Впервые в жизни меня назвали благородным — приятно, очень даже льстит. Ну что ж, постараюсь и вести себя соответствующе. Я принюхался к отвару, аромат был потрясающий. А вкус! Я вам скажу, это что-то божественное. Здесь и мята, и тимьян, и тмин, и другие травы — сбор подобран на Редкость удачно. Воистину мой новоявленный слуга — мастер готовки. Как говорится, под чернотой угля алмаз таится…

— Едим на ходу, — произнес Таниус, пытаясь остудить отвар в снегу. При этом он изредка посматривал на пустынную дорогу Что он там увидел? Это нервное состояние пере, далось и мне, да и Штырь тоже выглядел взволнованно.

— Что-то не так? — спросил я, но не дождался ответа.

— Фьюить, Белоснежка! — Штырь громко свистнул, ответом ему было негромкое ржание, а вслед за этим появилась стройноногая молочно-белая лошадка в белой попоне и белых же шерстяных чулках для зашиты от холода. Вот почему мы не видели Штыря, хоть он и ехал за нами по пятам, — отличная маскировка! Боевой конь Таниуса при виде этакой красотки навострил уши, всхрапнул и заскреб копытом. Да, Вороной еще тот шельмец — сразу сообразил что к чему, не то что мои апатичные создания, им лишь бы пожрать да по— спать вволю. Н-но, лентяи, придется вам сегодня основатель— но побегать, чтобы отработать свой овес!

Мы скакали долго. Вдоль тракта, как в гигантском калейдоскопе, мелькали похожие друг на друга утопавшие в снегу деревни, села, хутора, а вокруг нас ровной, ослепительно белой простыней раскинулись поля. Дорога была пуста и безлюдна, редкие сельские обитатели, едва завидев наш маленький отряд, быстро и бесследно исчезали.

Во второй половине дня мы въехали в предгорья. Местность разительно изменилась — равнины остались позади, теперь дорога петляла между холмами, заросшими непролазным ельником. Крупные поселения встречались все реже — землепашец в этих скудных краях мог и не дотянуть до следующей весны, поэтому обитатели предгорий в основном промышляли охотой и рубкой леса. Хотя в многочисленных горных долинах Фацении хватало незанятых пахотных земель, но свободные люди не спешили уходить на легкие хлеба и под тяжелый кулак батюшки-феодала. Здесь, в горах, они жили так же, как столетия назад, как их деды и прадеды, — просто и достойно. Сладкий яд цивилизации не смог отравить сердца истинных горцев, а в суровую годину они первыми становились на защиту страны и никогда не показывали врагу спину, сражаясь до последней капли крови за свою родину, свою маленькую деревню, свой дом, своих детей Но прежде всего — за свою свободу. Фацения никогда не была побеждена на поле боя.

Тем временем лес становился все гуще и все ближе подступал к дороге, которая уже превратилась в едва заметную тропинку.

— И это — торговый тракт? Мы, случаем, не сбились с пути? — спросил я Таниуса, который уверенно вел нас просветами между разлапистыми елями.

— Главный путь проходит в распадке, но в конце зимы он обычно заметен слоем снега высотой с крепостную стену. Мы бы потеряли много времени, проверяя его проходимость, и все равно вернулись бы на верхнюю дорогу. В конце концов все тропы в лесу рано или поздно выведут путника к жилью.

«Хорошо, если это жилье — людское, а не звериное…» — подумал я, но промолчал. На этот раз нам повезло — холмы расступились, и в небольшой лощине обнаружилась деревня, окруженная частоколом.

— Эта — последняя. Дальше пойдут горы, и жилья не будет до самого Эсвистранна. Посмотрите на перевал — нам как раз туда, — махнул рукой Таниус.

Картина увиденного впечатляла — узкий разлом с отвесными стенами врезался в скалы и заканчивался голой седловиной между двумя заснеженными вершинами.

— Это — Харахур, ущелье Мертвого Волка, а две нависшие над ним горы называются Волк и Волчиха, — сказал Таниус, направив коня к постоялому двору на окраине, на вывеске которого был опять же изображен оскалившийся белый зверь с красными глазами и надписью на боку «Вмерзший Волк».

Местных завсегдатаев в трактире было — раз-два и обчелся, да и те не желали с нами разговаривать. Пронырливый держатель «Волка» начал было жаловаться на острую нехватку продовольствия, денег, постояльцев, да и вообще на тяжкую жизнь, определенно набивая цену. Но когда Таниус отстегнул и выразительно грохнул на стол свой огромный двуручный меч, хозяин сразу переменился в лице и заметался, стараясь услужить всем сразу.

— Любезный, что означает название вашего заведения? — спросил я, уплетая за обе щеки жареную горную куропатку.

— Так вы еще не слышали нашу знаменитую легенду? — воскликнул кабатчик, почуяв во мне внимательного слушателя. — Эта история случилась в старобытные времена, когда наши предки впервые пришли в эти дикие, безлюдные земли. Времена тогда были голодные, и промышлявшие дичь охотники, отправившись в ущелье, не нашли там ничего, кроме волчьего логова с маленькими волчатами и волчицей. Оголодавшие люди забили и мать, и ее щенят, а потом в окрестностях Харахура появился огромный волчара и стал утаскивать детей. Много раз на волка делали засады и облавы, но все было без толку — дети продолжали пропадать, и слух об ужасном создании распространился по всем долинам. И тогда убить волка вызвался сам Седой Охотник — великий герой древности, выходивший на любого зверя только с одним ножом и неизменно побеждавший. Устав от бесконечных побед, Охотник искал достойного противника — самого хитрого и умного зверя в горах. И он нашел его в нашем краю. Девять дней Охотник выслеживал волка и наконец на десятый день загнал его в ущелье, где и схватился с ним один на один. День и ночь бились человек и зверь, день и ночь дрожала земля и сотрясались горы, словно воплощенные Зло и Добро решили выяснить той схваткой, кто из них сильнее. Лишь на следующее утро все успокоилось, и с той поры Седого Охотника больше никто не видел, равно как и волка-убийцу. Легенда говорит, что хоть они и оба погибли, но никто из них так и не смог победить, и уже после смерти их души объединились, будучи достойными друг друга. Была ли эта история на самом деле? — про то нам неизвестно. Но с давних пор некоторым путникам, проходящим через ущелье, является огромный седой волк с черными как ночь глазами. А когда он завывает, на людей обрушиваются камнепады или лавины…

— Все это байки, дядька их сам и придумывает от скуки, чтобы людей путать, — пробасил сидящий за соседним столом великовозрастный детина, лицом неуловимо схожий с хозяином.

— Байки, говоришь? — усмехнулся кабатчик. — Прошлой осенью, в то время как ты охотился в горах, произошел совершенно правдивый случай. Один зеленодольский купчишка отстал от своего каравана и поехал через Харахур в одиночку. Стояла черная безлунная ночь, глухо и тревожно выл ветер, безжалостно срывая с деревьев остатки увядшей листвы. Дрожавший от холода и испуга купец то и дело прикладывался к фляге и непрестанно погонял тревожно фыркавшую лошадь. Вдруг за очередным поворотом на тропе прямо из воздуха возник огромный белый волк с горящими глазами. Конь остановился как вкопанный, дико заржал, воспрянул на дыбы, скинув несчастного седока, и галопом унесся прочь. А чудище подошло к еле дышащему от страха купцу, внимательно посмотрело ему в глаза и внезапно заблеяло дурным голосом. Вот тут-то наш герой окончательно лишился чувств. Поутру он прибежал в нашу деревню, и вид у бедолаги был такой, будто он только что с того света вернулся. Ни его лошадь, ни тюки с товарами потом так и не нашли…

— Да-а… — многозначительно протянул дядюшкин племянник. — Увидеть безлунной ночью в темном ущелье белого волка и в самом деле можно только спьяну. По-моему, твой купец попросту накачался перегоном до такой степени, что свалился с коня и при этом последние мозги себе отшиб. Я через ущелье на плато часто хаживал, но никогда ничего необычного не видел. Что правда, так то волки в здешних краях Расплодились сверх меры, вона какие ограды ставим, и все Равно скотина пропадает.

— Путь на плато еще свободен? — спросил Таниус. — Мы как раз туда и едем.

— Безумцы! Вы гляньте — оттепель на дворе, со дня на день лавины пойдут. Отсюда никто в ущелье не суется, да и с той стороны, почитай, уж месяц никто не приходил. Пропадете ни за грош!

— Но лавина-то еще не сошла! — ехидно поддел племянник дядюшку. — Дорога ровная, до вечера к перевалу доберетесь. Ветерком проскочите! — Я заметил, как он подмигнул кабатчику, и тот слегка кивнул в ответ.

— Вообще-то он прав… Да и снег еще не успел сильно подтаять. Можно пройти, да… — как бы убеждая самого себя, негромко произнес кабатчик, скосив глаза на притолоку.

— Если можно, значит — пройдем, — резко бросил капитан Фрай, направляясь к выходу.

Мы покинули трактир, все еще находясь под гнетущим впечатлением услышанного. Перспектива попасть под лавину оказалась вполне вероятной — кому, как не нам, горцам, понимать всю опасность этого страшного бедствия?

— Лукавят, подлецы, — оглядываясь на утопавшую в сугробах деревушку, выразил нашу общую мысль Таниус, когда мы уже выехали на тракт. — Уверен, они обчищают трупы погибших под лавиной, когда снег растает. Но для нас теперь иного пути нет… — сказал он, бросив взгляд на распадок.

Я тоже посмотрел туда и увидел вдалеке какое-то мутное пятно. Однако Таниус ничего объяснять не стал, да и Штырь недоуменно пожал плечами. Чего-то они недоговаривают.

Миновав несколько лесистых холмов, мы въехали в устье ущелья, заваленное снегом высотой в человеческий рост,

— До перевала — ни слова, ни звука. Лошадей не беспокоить — сохрани нас Небеса, если кто-то из них заржет сдуру, — сказал Таниус и влетел в снежную зыбь, пробивая нам дорогу. По мере продвижения, точнее — проползания, толщина сугроба уменьшалась, а через несколько сотен шагов тракт пошел на подъем, и там уже снег едва покрывал камни на дороге.

Отвесные стены устремлялись вверх, а на их уступах угрожающе нависли огромные белые навесы, каждый из которых мог запросто стереть с лица земли маленькую деревню. Но это было еще не самое страшное. Где-то там, на горных склонах, ждали своего часа настоящие лавины, способные засыпать ущелье наполовину.

Что-то здесь было не так. Слишком тихо и спокойно. Чистый и морозный воздух слегка звенел от цоканья копыт о камни, отчего казалось, что где-то там, на неприступных горных вершинах, шаловливый ветерок колышет невидимые струны на кристальной арфе ледяного безмолвия. Мы осторожно продвигались вперед сквозь ущелье, уже пройдя большую его часть.

Но коварный Харахур затаился и ждал, пока несчастные жертвы не зайдут в самое сердце ловушки. Внезапно резкий порыв ветра бросил в лицо снежную крупу. Мы ускорили шаг, но до седловины было еще далеко, а ветер крепчал с каждой минутой — теперь вокруг нас свистело и стонало, как в гигантской трубе. Вскоре еще один мотив влился в какофонию вихря, исполняя финальное соло, — клянусь, это был протяжный и тоскливый волчий вой. Позади что-то зашуршало, осыпалось, впереди со склона сорвалась снежная куча, а в нескольких шагах от нас ухнула на обочину огромная ледяная глыба. Тут-то моя запасная лошадь не выдержала, дернулась в сторону и отчаянно заржала. Эхо заметалось в ущелье от стены к стене, и тотчас наверху послышался слабый зловещий рокот.

— Вперед, все вперед! — крикнул Таниус и стеганул коня, чего, кстати, до сих пор не делал. Вороной стрелой рванулся вверх по дороге, мгновением позже мимо меня пролетела Белоснежка, а вот мои безымянные клячи замешкались и с большой неохотой набирали ход.

«Говорили мне — учись ладить с лошадьми, но никогда бы не подумал, что от этого будет зависеть моя собственная жизнь», — бормотал я, подгоняя упрямых тварей, метавшихся из стороны в сторону, когда с ужасом услышал, как сзади меня осел огромный снежный пласт. Гул усиливался, сверху полетели куски льда, вдребезги разлетаясь о камни. Один из них, не самый большой, пребольно долбанул меня в плечо, и оно сразу онемело. Только бы в лошадь не попало — тогда все, конец! Еще один обвал сзади оглушил меня, уже совсем близко — воздушная волна мягко толкнула в спину. Перевал Уже маячил рядом, но я понял, что не успел: весь западный склон вздрогнул и обрушился вниз. Меня смела и понесла белая круговерть, а в меркнущем сознании заметалась фраза: «Поймешь когда-нибудь…» Потом наступила тьма.

— Айе-н-н, Айе-н-н, ис-с-сь, Айе-н-н…

Это ветер воет или меня зовут? Мысли путаются, как рыба неводе… Что случилось, почему я ничего не вижу? Ах да, надо открыть глаза… Передо мной — Таниус… а вот и Штырь рядом. Помню, сошла лавина, и меня ею засыпало. Видимо откопали… Опять я вырвался из цепких лап смерти, но кто мне скажет, сколько раз это еще будет продолжаться!

Я всхлипнул, слезы сами собой покатились из глаз — груз событий тяжким гнетом давил на душу, и теперь все вырвалось наружу.

— Зачем все это, за что?! Я — обычный человек, я не боец, не герой! Почему весь мир клином на мне сошелся почему?! К черту проклятое следствие! Я не хочу быть живой мишенью! Я не хочу умереть!

— Никто не хочет… — вздохнул Штырь. — У нас судьба такая…

— Я не верю в судьбу!

— Что ж, дело твое. Но ты высказался, сорвал покрывало страха и лжи. Ты открыл свое сердце, а это уже много значит, — сказал Таниус. Впервые он обращался ко мне на «ты». Впервые в его глазах я увидел доброту и… понимание.

— Что вы теперь со мной сделаете? Убьете? Замучаете?

— Видно, ты хорошо головой приложился… — грустно усмехнулся Таниус. — Я теперь с тобой накрепко связан, до конца. Видишь этот серебряный браслет? Он и его брат-близнец на твоей руке сцеплены, скованы высокой магией. Каждый из нас в общих чертах будет знать, где находится другой, что он чувствует, о чем думает. Неужели не замечал до сих пор?

Еще как замечал, и не только относительно тебя! Я скосил взгляд на Штыря, тот смущенно улыбнулся и согласно кивнул. Вот это да, в какие цепи меня заковали. А я-то удивлялся — как они так быстро меня нашли? Теперь, значит, и мысли мои для них открыты!

— Не пугайся, не настолько, как ты сейчас предположил. Если бы не лошадки, так мы бы тебя до лета искали в сугробах. Впрочем, господин счастливчик, тебе еще и крупно повезло — мертвой хваткой вцепился в уздечку. Мы твою конягу из снега стали выгребать — тут и рука твоя вылезла.

— Повезло? Опять?! Да лучше сразу сдохнуть, чем каждый день иметь такое везение! Капитан Фрай, ответьте прямо, что в дальнейшем вы собираетесь предпринять в отношении меня?

— Пока что сопровождать тебя до Эштры. Что будет дальше — потом решим. А сейчас у нас возникла другая проблема, посмотри-ка вниз.

Мы стояли на перевале, и вид отсюда открывался великолепный. Внизу расстилалась великолепная панорама Эйсовой долины — воздух был идеально прозрачен, все просматривалось совершенно отчетливо. Снежная равнина, убегающая за горизонт, вечнозеленые лесные предгорья, синие горы с сияющими белизной вершинами, высокий лазурный небосвод, нежный и розовый, как девичьи губы, закат. Я всегда считал себя закоренелым циником и прагматиком, но сейчас смотрел и не мог оторваться, не желал потерять это чудесное мгновение. Как же прекрасна наша земля!

— Ты не туда глядишь. Вниз смотри, вниз.

Куда вниз-то? Я посмотрел на ущелье, едва не ставшее моей могилой, — отсюда оно напоминало рваную черную рану на гладкой белой коже горы. Вот деревушка, где мы обедали несколько часов назад… А это что такое? Я вгляделся, и увиденное мне совсем не понравилось: из леса, отблескивая в заходящем солнце, выползала длиннющая стальная змея.

— Это за нами… Их задержал ночной туман и глубокий снег на распадке, но они идут очень быстро и скоро будут здесь, — сказал Таниус, черты его лица напряглись, а глаза сузились, — Надо уходить сейчас.

— Ночью мы не можем двигаться — на каменных осыпях плато лошади поломают себе ноги, а мы — шеи, — возразил Штырь.

— Так ущелье же завалено лавиной, они не пройдут, — робко высказался я. Но мои спутники молча покачали головами.

— Там не так уж и много снега, — ответил Таниус. — Десяток — не пройдет. Тысяча — прорвется.

Тысяча… В Эйсе есть лишь одно соединение такой численности — королевский легион, в его рядах три тысячи лучших бойцов Фацении. Не на войну же в такое время они собрались? Когда столица трепещет в пожаре смуты — каждый верный солдат на счету.

К сожалению, причина приходила на ум только одна — король Владимекс узнал о моей двойной игре и послал свои

элитные войска в погоню за мной. Но тогда почему настолько взвинчен капитан Фрай — главный королевский телохранитель? Нет, что-то здесь не сходится, слишком много чести гонять целый легион из-за какого-то человечка…

— Лавина. Если бы сейчас сошла большая лавина с горы… — размышлял вслух Таниус. — Снег на склонах сырой, рыхлый, если крикнуть громко…

— Мастер Фрай, мы надорвем себе глотки и при этом едва ли уроним хотя бы камень, — возразил Штырь.