Современная электронная библиотека ModernLib.Net

Путь для героя (№1) - Следствие считать открытым

ModernLib.Net / Фэнтези / Туманов Дмитрий / Следствие считать открытым - Чтение (стр. 21)
Автор: Туманов Дмитрий
Жанр: Фэнтези
Серия: Путь для героя

 

 


Наконец, в имперском языке это слово также имеет смысл, да еще какой! «Лу» — Верховная, Наивысшая, «Сани» — Властительница, Военачальница, а вместе Лусани — «священная любовь». Почти что Мессия — «Льсэна». Так утверждал Эвель — он бил себя в грудь и с пеной у рта требовал созыва патриархов. Он, так же как любой святой брат, имел на это право, и я, старый мечтатель, поверил ему. И вот в тот роковой день, день летнего солнцестояния, День Света, священный Конклав в полном составе — девять патриархов и его священство Созерцатель — собрался здесь, в Златом Притворе, чтобы взглянуть на девочку. задать ей необходимые вопросы и вынести вердикт. На заседании Конклава никто не может присутствовать, поэтому я, Таежник и доблестный рыцарь Храма милорд Азенвур, бывший тогда постоянным представителем Гранселинга при Патриархате, ожидали решения здесь, на ступенях Притвора.

С этими словами Андарион сел на пыльные ступеньки, склонил голову и долго молчал, заново переживая события годичной давности. Когда он наконец собрался с мыслями, глаза его блестели влагой. Первая заповедь служителя Храма — никогда не показывать своей слабости, как бы ни было тяжело на душе, ибо его задача — вселять надежду в сердца паствы. И вот сейчас человеческие чувства на мгновение перебороли церковный устав. Но только на мгновение. Настоятель грустно вздохнул и продолжил свой рассказ.

— Настал Час Света. Собор озарился солнечным сиянием, и в этот миг в Притворе раздался странный, ни на что не похожий то ли звон, то ли треск, закончившийся легким хлопком, словно затворилась большая и тяжелая дверь. От этого хлопка дрогнул пол, треснули зеркала, а со стен Притвора отвалились несколько изразцов. Затем дверь распахнулась. В алтарь Притвора бил яркий световой столб, вокруг все мерцало, блистало и переливалось. В потоке солнечных лучей из Притвора вышла Лусани, на нее было невозможно смотреть из-за нестерпимого сияния, который испускали золотые ножницы в ее руках. Все происходило как во сне: девочка медленно шла к выходу, золотой свет ослабевал, потом исчез совсем. Вслед за ней шаг в шаг уходили Таежник и Азенвур. Для меня время словно замерло — я не мог идти с ними, но в последний момент взглянул в огромные голубые глаза Лусани, которые были полны боли и торжества одновременно. А вслед за ней по полу тянулась цепочка капель крови. Они ушли… навсегда. Я очнулся, лишь когда у меня за спиной Раздались медленные шаги. Из Притвора, держась одной рукой за стенку, вышел Эвель. Другой рукой он зажимал страшную рваную рану на груди, его ряса сделалась бурой от крови. «Жертва принесена, Она пришла», — взглянув на меня, тихо сказал Эвель и упал, скатившись со ступенек. Когда я подошел к нему, он уже не дышал. Тогда я на дрожащих ногах поднялся в Притвор. То, что я там увидал, увидите и вы сейчас, с того дня туда больше никто не входил.

Андарион положил руку на замок-сердце, и тот, повинуясь беззвучному приказу прелата, открылся сам по себе, без всякого ключа. Внутри Притвор выглядел еще меньше, чем казался снаружи, но был также отделан зеркалами, белым мрамором и золотом. Я не зря упомянул слово «был» — все здесь было повалено, расколото и разбито, даже плиты пола покрылись сеткой мелких трещин. Впечатление было такое, словно в маленькой комнате бушевал ураган. И еще я отметил одну странность: отсюда словно выжали красоту — целиком, без остатка. Все казалось серым и безжизненным, даже золото потускнело и покрылось мутным патиновым налетом. — Вот здесь, перед алтарем, лежали в ряд девять патриархов. Ни единой царапины не было на их телах. Из них просто вынули жизнь. А за алтарем ползал на четвереньках его святейшество Созерцатель с глазами навыкате, совершенно лишенными разума.

Я быстро осмотрел место происшествия. Как я и предполагал, наиболее примечательные «улики» были похоронены еще год назад, но все же кое-что я обнаружил. Цепочка кровавых капель, о которой упомянул Андарион, начиналась от большого пятна засохшей крови на алтаре. Жертвоприношение. От этого слова веяло дремучей древностью, дикими и жестокими обрядами язычников. Ни одна религия себе этого не позволяет, даже в данийских храмах-пантеонах людей не приносят в жертву уже лет триста. В наши дни нечто подобное имеет место лишь в отсталых племенах Сьерны, где еще жив каннибализм и рогатые шаманы даруют своему деревянному богу-тотему печень плененных чужеземцев как самую «вкусную» часть тела. Казалось, в цивилизованном мире это давно ушло и забыто. Как выяснилось, не всеми…

Тут мой взгляд зацепился за Штыря, с невинным видом мальчика-паиньки поправлявшего ремень, под которым виднелись контуры какого-то круглого предмета. Кольчугу, значит, не захотел надевать — мол, тесно в ней и ходить мешает. А золотое блюдо, значит, не мешает? Вот после таких-то любителей тащить все, что плохо лежит, и разрушаются возвышенные идеалы о неизбежном торжестве справедливости. Пора нам уходить отсюда, а то этот воришка еще и в штаны себе подсвечник засунет и на чистом глазу заявит, что, мол, это он перевозбудился от окружающей его красоты.

— А что стало с Созерцателем? И вообще что это за шишка, если ему дозволено присутствовать на заседании Конклава? — спросил я прелата, когда мы покидали разгромленный приход.

— Созерцатель отвечает за мирскую деятельность Храма, в его ведении находятся все связи, все сведения и даже казна, ныне пустая. Это, в сущности, начальник разведки, завхоз и казначей в одном лице — должность чрезвычайно ответственная и строго подотчетная Патриархату. Была, пока существовал Патриархат. Я думал, Созерцатель отправится на Небеса вслед за ними. Ан нет, оклемался через пару дней, и выяснилось, что он ничего не помнит. Может быть, он солгал, а может, и нет… Так или иначе, после гибели патриархов он стал главным в церковной иерархии и ловко воспользовался этим, узурпировав власть. Верховный Приход был закрыт для прихожан, и в его стенах устроили военный продовольственный склад. Затем он начал использовать наших братьев в своих интересах. В частности, это он дал мне зачарованный кинжал и убедил меня отправляться в Фацению и убить «темных вестников» — генерала Гористока и вас. Для моей охраны в пути был выделен отряд Контрразведки — уже тогда из-за спины Созерцателя выглядывали ее длинные уши. Четыре дня мы скакали без отдыха, сменяя лошадей, и добрались бы до Эйса, если бы случайно не наткнулись на вас, а какой-то местный пьяница не узнал в вашем друге «молодого генерала». Возьмись я сам за его устранение, господин Фрай обретался бы сейчас в Небесах, но эти молодчики в черном не доверяли Мне и решили сделать все по-своему, потому у них ничего и Не получилось. Конечно же, по возвращении в Травинкалис всю вину они свалили на меня. Пока они кляузничали Созерцателю, я устроил внезапную проверку в Приходе. И тут обнаружилось, что Созерцатель использовал собор как перевалочную базу для оружия и фальшивых денег, которые в огромных количествах приходили откуда-то с севера и потом караванами переправлялись в Зеленодолье, Рантию и Фацению для подрыва их экономики, а также для создания отрядов местных повстанцев и обыкновенных банд. Тогда, поняв глубину падения бывшего «брата», большинство братьев отвернулось от него и покинуло Травинкалис. Мы опрометчиво решили, что всеобщее презрение уничтожит его и что без Церкви он — никто. Однако Созерцатель и тут не пал духом, пробравшись в самые верха местной элиты. В последнее время он у них в большом фаворе. Ложь, стяжательство и предательство насквозь пронизали его душу.

— Так вот кто главный виновник всех наших бед! Уже сейчас руки чешутся — добраться бы до его горла. Но в первую очередь — допросить с пристрастием, вывернуть его наизнанку. Где мы можем его встретить?

— Именно вам этого делать не стоит, поскольку исход такой встречи будет смертельным для вас. Мирское имя Созерцателя — Чарнок рода Джурок.

— Как?!

— Чарнок рода Джурок! — звонким дребезжащим голосом отозвалось эхо. — Попались, беглецы!

Мы остановились в двух десятках шагов от арки ворот, посредине которой стоял его нечестивость травинский судья собственной персоной. Миррон, шедший впереди нас, потянулся за ножом, но его остановил упреждающий окрик:

— Эй-эй! И думать забудь! Храм окружен двумя сотнями бойцов городской когорты! Если с моей головы упадет хотя бы волосок, вас без лишних слов порубят в капусту. Поэтому…

— Замолчи, порождение Бездны, ты находишься в святом месте. С изменниками Церковь расправляется сама. А ты, падший честолюбец, — предатель вдвойне. Мало того что ты продался оккупантам, это еще можно понять, ибо слаб человече духом и грешен в помыслах своих. Но ты впустил в свою душу Тьму. Думаешь, я не увидел этого? Увидел и ждал этого момента, когда ты придешь в Храм. Именем Света, сокрушающего Тьму, я отправлю тебя туда, откуда ты выполз в наш мир, — в Бездну!

С этими словами прелат направился в сторону Чарнока. Андарион совершенно преобразился — от него исходило веяние силы и справедливости, над головой возникло слабое голубоватое сияние, а руки светились, будто намазанные фосфором. Судья дернулся к выходу, но тут же замер, словно загипнотизированный, и неуверенно пошел навстречу настоятелю. Шаг за шагом приближался Андарион к судье, лицо которого исказилось маской ужаса. Трясущийся и воющий Чарнок рухнул на колени перед прелатом, пытаясь облобызать его сандалии.

— Дитя Тьмы, гори синим пламенем! — воскликнул Андарион и возложил мерцающие руки на чело судьи, отчего тот взвыл бесовским предсмертным воплем и…

Андарион вздрогнул всем телом и медленно осел на пол, а Чарнок вскочил с торжествующим воплем, сжимая в руках окровавленный кинжал.

— Как я сыграл! Вы видели! Вы поверили?! Даже я поверил! И он, мастер очковтирания, всю свою жизнь дуривший людей, тоже поверил. А когда понял свою роковую ошибку — было уже поздно! Что мне какая-то жалкая церковная магия, вся суть которой заключается в том, чтобы ты поверил в чудо. Признайтесь, вы верили всей душой, что я тут осыплюсь кучкой пепла! А я знал, что этого не может быть. И я победил, а Храм — проиграл!

— И тебе не стыдно? Вы же с ним братья по вере, с младых лет один хлеб ели!

— Все это чушь и вздор, этот церковный сухарь давно под меня копал, грешки мои пытался на белый свет вытащить. Вот и выкопал себе могилку, глупый старый идеалист, — всю жизнь посвятил поискам Мессии, ничего не нашел, а все ж таки помер с ее именем на устах.

— С каким именем?

— С тем самым. Лусани — посланница Небес. Его околевшее преосвященство, наверное, наплел тут тебе с три короба, только на заседании Конклава его не было. А я там был, я все видел, я сам ее допрашивал, а уж в этом-то деле мне Равных нет! Лусани — не Мессия, и это подтвердили патриархи единогласно, без обсуждения. Упрямая девчонка не только не соизволила показать нам чудо, но даже не захотела повторить свои фокусы с ножницами.

— И что же решил священный Конклав?

— Священника-недоумку отлучить от церкви и сослать в тундру, чтоб другим неповадно было. А бездарную девицу — обрить наголо, искупать в дегте, вывалять в перьях и выгнать взашей из города.

— А дальше что?

— Тут-то девчонка и явила свою ведьмину сущность. Она совершенно преобразилась в лице и прошипела, как дикая кошка: «Вы преклонились перед злом! Ваши души мертвы!» Патриархи, хотя люди и достойные, такой обиды стерпеть не могли и дружно воскликнули: «На костер ее!» Но как недостойно повел себя брат Эвель! Очевидно, эта фурия крепко его околдовала. Он жестоко оскорбил Конклав, отвесил мне пощечину и затащил Лусани на алтарь. Когда я пытался стянуть нечестивцев со святого места, он пнул меня, почтенного Созерцателя, прямо в лицо! Я никак не ожидал от священнослужителя такой низости, потому упал, скатился со ступенек. Когда же я попытался подняться, в алтарь ударил солнечный свет, и мир вокруг меня взорвался.

— Но ты же этого не помнил! Или все-таки наврал настоятелю?

— Наврал?! Да я чуть на Небеса не отправился по ее милости! Солнечный свет должен лечить и исцелять, а она погубила их всех! Она забрала силу Света, она осквернила храм, она собственноручно зарезала несчастного Эвеля, чтобы на крови, освященной небесным светом, обрести могущество. Она — ведьма и убийца! Ты слышишь меня, Райен! Она — убийца!

— Какая пламенная речь, какие точные, бьющие прямо в сердце слова! Вот только я не привык принимать все на веру, предпочитаю доверять фактам. Откуда вам все это знать? Вы, ваша честь судья Чарнок рода Джурок! Вы слышите меня?! Это не ваши слова — вы же потеряли память и ничего не помнили! Это Игрок заблудших душ! Он влез в ваш разум и говорит от вашего имени!

— Зря распаляешься, Райен, никто в мой разум не влезал. Я, Чарнок рода Джурок, и в самом деле ничего не помнил, пока великая Сила не снизошла на меня. Мое «Я» осталось прежним, только памяти прибавилось, и характер стал авантюрным, но это даже к лучшему. Всю жизнь я чего-то боялся: наставников, конкурентов, шпионов, врагов. Постоянный страх ответственности за свои поступки не давал мне жить в свое удовольствие, но теперь он ушел, растворился, исчез. Мне все равно, что стоит за этой мощью — Тьма или Свет. Да какая мне, в сущности, разница! Теперь я знаю все, я вижу все, я могу все! Если дотоле данийские шпионы просто использовали меня, самого Созерцателя, как заурядного содержателя их секретного склада, то теперь вся Контрразведка Юга под моим началом. Видишь золотого паука на моем запястье? Это знак Главного агента, полномочия которого не ограничены никем и ничем. Теперь заносчивые чиновники Травинаты кланяются мне в пояс, бравые данийские генералы стоят передо мной в струнку, жалкие просители валяются у моих ног, а все дотоле недоступные женщины — в моем распоряжении! Я получаю все, что хочу! Я счастлив, как никогда!

— Не обольщайся, счастливчик. Мы пока что не в твоей власти.

— Вот именно «пока что»! Собор окружен, бежать тебе некуда. Райен, ты меня слышишь? Я тебя имею в виду! Остальные меня не интересуют, они — всего лишь куклы-марионетки в руках изменчивой госпожи Судьбы. Но ты, ищейка сопливая, меня уже до печенок достал своей везучестью и живучестью! Здесь и сейчас ты пройдешь последнюю проверку. Я предлагаю тебе сыграть в интересную игру, ставка в которой — твоя жизнь. У тебя есть три карты, стоящие у тебя за спиной и сжимающие мечи в руках. Они готовы умереть за тебя. Что ж, предоставим им такую возможность. Твои карты против моих, карта против карты — схватка один на один, без стрелкового и метательного оружия, до смерти. Если хотя бы одна твоя карта будет бита — ты проиграл и умрешь на алебардах солдат когорты. Но если вдруг ты победишь — я Дарую тебе жизнь и свободу! Итак, ты согласен сыграть?

— А если я откажусь?

— Тогда никто из твоих друзей не выйдет отсюда живым. Ты же не откажешься рискнуть их жизнями ради своего спасения?

— Их жизнями я не распоряжаюсь!

— Валиен, не спорь с ним, — сказал Таниус, положив мне руку на плечо. — К сожалению, он прав, в этой безумной игре мы — всего лишь карты, хотя и не самые последние. К тому же нам, горцам, не к лицу отказываться от поединка. Мы будем сражаться, пока есть хоть один шанс на твое спасение. А ты не имеешь права потерять свою жизнь, так как на тебе лежит ответственность за судьбу нашего мира.

— Ноя…

— Не спорь, так надо. И… прощай, если что. Эй ты, филин крючконосый, — мы готовы!

— Я не слышу голоса Райена.

— Мы… готовы.

— Отлично. Первый ход — за мной. Валет Контрразведки и мастер допроса выходит на арену!

В проеме арки появилась фигура обвинителя. Контрразведчик был одет так же, как и мы, в парадную форму своей тайной службы, лишь шарф у него был не как обычно, на поясе, а повязан на левом запястье, что согласно кодексу чести офицера означало: бой будет без правил, без жалости, до смерти. В другой руке блистала граненым лезвием длинная шпага с витой гардой, полностью защищающей кисть. Таниус наклонился, чтобы шагнуть навстречу, но сержант упредил его движение.

— Этот — мой, — глухо сказал Миррон и со скрежетом провел своим коротким строевым мечом по мрамору колонны. — Он — предатель нашего народа. После падения Травинкалиса, когда мы готовились бить врага из-под земли, эта падаль провела захватчиков в городской коллектор. Многие достойные воины погибли тогда в бою, еще больше было замучено в тюремных застенках. Теперь пришел час расплаты…

— Против Валета Контрразведки выступает Десятник Мечей — сержант несуществующей армии! — подхватил в духе Игрока обвинитель, разминая руку и со свистом рассекая воздух шпагой.

— Я видел тебя тогда, зловонную крысу, несущую гибель своим боевым товарищам. Я запомнил тебя в лицо, сволочь. Я чудом остался в живых, на твою погибель. Умри, гадина!

Миррон, с мечом на отлете и с обратно направленным кинжалом в другой руке, яростно напал на врага, но тот оказался вовсе не новичком по части владения оружием.

— Ой какие мы прыткие! — ядовито усмехнулся обвинитель, увертываясь от размашистых ударов Миррона. — Мне все равно, кому служить, Империи или Коалиции, — лишь бы платили побольше!

— Умри, златолюбец!

— Зря стараешься! Я проворнее тебя, мой клинок длиннее твоего, меня обучали лучшие фехтовальщики Данидана, — отвечал обвинитель, тяжело дыша.

Он уже не отпрыгивал, просто отступал под яростным натиском сержанта, но длина шпаги все же давала контрразведчику определенное преимущество — накидка на Мирроне была рассечена в нескольких местах. Сержантская кольчуга останавливала удары, но не все: колющий удар в левое плечо проткнул плетенку. Правая рука Миррона багровела длинным разрезом, но и обвинитель получил легкую рану в колено, не успев убрать ногу от обманного удара кинжалом. Он уже не ухмылялся, а был полностью сосредоточен на схватке.

— Ничто тебя не спасет, потому что за мной стоит справедливость! — Пустые слова имперской идеологии… — произнес обвинитель на выдохе.

Очевидно, рана на ноге стала беспокоить продажного агента, поэтому он резко перешел в атаку. Понимая, что никакая шпага не устоит перед прямым ударом кованого легионерского меча, он решил завершить схватку поскорее. Блокировав кинжал шпагой и отклоняясь от сержантского меча, мелькнувшего перед носом, контрразведчик внезапно хлестнул ткано-проволочными кисточками шарфа прямо по глазам Миррона. Мой боевой товарищ совершенно не ожидал такой подлой выходки. Он отскочил на пару шагов, слезы застили его глаза, и в этот миг обвинитель перешел в решительную атаку — смертоносная шпага устремилась прямо к открытому и незащищенному горлу Миррона.

Сержанта спасло чудо — сквозь затуманенный взор он, видимо, все-таки заметил черную фигуру, метнувшуюся к нему, попытался отступить и в этот момент наткнулся спиной на треножник и упал на спину, в отчаянии выбрасывая вперед и вверх руку с кинжалом. Острие шпаги, вместо того чтобы вспороть горло Миррона, лишь скользнуло по его каске. Исполняя такой выпад, обвинитель уже не мог остановиться и, сделав лишний шаг вперед, напоролся бедром на лезвие сержантского кинжала.

Контрразведчик опустился на пол, с ужасом смотря на кровавый фонтанчик, бивший из развороченной ноги. Он был в шоке и все же поднял шпагу, тщетно пытаясь заслониться от размашистого удара Миррона. Но его звезда закатилась — тяжелый легионерский меч, выкованный из нескольких полос металла, закаленный в белом огне имперского горна, испытанный годами и проверенный в боях, срубил тонкое лезвие шпаги у самого основания, а вслед за этим снес голову тому, кто предал благородную сталь Империи ради презренного данийского железа.

— Первый раунд — за тобой, — провозгласил Чарнок с издевкой. — Признаюсь, это была разменная карта. Но следующую тебе так легко не одолеть. На арену выходит Король магии, архимаг Травинаты, мастер Лорриниан.

— Кто?! Не может быть! Он ведь…

В проем привратной арки шагнул высокий худой мужчина с пронзительными голубыми глазами, напомаженными иссиня-черными волосами, аккуратной черной бородкой и длинными усами-стрелками, торчащими неестественно параллельно земле, явно не без помощи колдовства. Самозваный Лорриниан был одет в шелковый синий долгополый кафтан со стоячим воротником, густо расшитый серебристыми звездами, лунами, какими-то значками и символами, а голову его венчала хрустальная диадема, отчего чародей сильно смахивал на победителя какого-нибудь конкурса красоты. Вообще от мага-красавца прямо-таки веяло напыщенностью и самодовольством — он даже вышагивал так вальяжно, словно его пригласили не на сражение, а на костюмированный бал в высшем обществе.

— Это ученик и преемник настоящего Лорриниана, такая же франтоватая бездарность, как и его наставник, — прошептал переводящий дыхание Миррон. — Он даже имя учителя присвоил, чтобы свою значимость показать. Но все же он не какой-нибудь деревенский колдун, а самый настоящий маг и, если верить слухам, специалист по заморозке отнюдь не освежеванных свиных туш, а людей, причем — заживо.

Тем временем колдун вышел в центр зала, лихо прищелкнул пальцами, и тотчас на нем заискрились голубые искорки наподобие инея.

— Защита от собственного холода, — тоном эксперта заявил Штырь. — Судя по скорости появления, создана талисманом.

— И все-то ты знаешь! — одернул его Таниус. — А ты, часом, сам не колдун? Может, подскажешь, как мне этого Деда Мороза завалить?

— Так я сам хотел…

— И не думай! Ты к нему даже подойти не успеешь, как в ледышку превратишься. А мои латы выкованы в заснеженных горах Фацении, они вобрали в себя их холод и несокрушимость. Я выдержу, дойду до расстояния удара меча, а там ему никакая защита не поможет! Я пошел…

— Стой! Возьми это! — воскликнул Штырь и вытащил из поясной сумки маленький граненый флакон. — Вытяжка дурман-травы — напрочь затуманивает мозги через четверть минуты после принятия вовнутрь. Выпьешь, если тебя заморозит наполовину, — не только боли чувствовать не будешь, но и вообще думать не сможешь.

— У меня карманов в латах нет, — вздохнул капитан Фрай, но, подумав, открыл забрало и засунул флакон туда. — Не помню, чтобы против мага кто-то с обычным оружием и в одиночку выходил. Может, я первым буду…

— Против Короля магии выступает Рыцарь фаценской Короны, однако не являющийся рыцарем, — торжественно объявил Чарнок, которому очень понравилась роль герольда. — Объявляю второй раунд!

В ту же секунду Лорриниан «выстрелил» искрящимися белыми сгустками с обеих рук, в которых сжимал короткие жезлы. Но, видимо, с меткостью у него было слабовато, а «пристреляться» колдун еще не успел, — оба клубящихся холодом комка пронеслись высоко над нашими головами и разбились ледяными брызгами о стену Златого Притвора. Но это же…

— Протестую! Применено метательное оружие! — громко заявил я в адрес Чарнока, сидевшего поодаль на табурете и умиленно смотревшего на поединок.

— Протест отклонен — магическая энергия не является оружием! Продолжайте поединок.

Надо отдать должное Таниусу — он не побежал сломя голову с мечом наперевес, чтобы побыстрее сократить расстояние. Наоборот, он двинулся перебежками, укрываясь за колоннами, удачно увертываясь от беспорядочной пальбы колдуна. Наконец после пары десятков выстрелов у того просто закончились заряды сначала в одном, а потом и в другом жезле.

Но Лорриниан, похоже, предполагал и такую тактику противника, потому что, когда капитан Фрай приблизился на расстоянии десяти шагов, маг неожиданно кинул в его сторону небольшой бело-голубой шар. Волшебная сфера, описав дугу, громко брякнула о пол, раскололась и исторгла из себя белое плотное дымящееся облако, стремительно расползающееся по полу. В зале заметно похолодало, на полу и стенах выступила влага. Насколько сильна была заморозка внутри самой белой пелены, даже страшно было представить: один из тяжелых золотых треножников, попав в волну холода, попросту раскололся пополам.

Таниус успел вскочить на один из табуретов и оказался в относительной безопасности, потому что облако холода не доставало до его ног, а дерево табурета, в силу своей структуры, выдерживало холод лучше, чем металл, и не теряло прочность. Но слезть оттуда, не рискуя напрочь отморозить ноги, Таниус уже не мог и маячил прямо перед магом, являя собой отличную мишень.

Лорриниан тоже понял это, усмехнулся, довольно потер руки и похрустел пальцами, разминая их перед «работой». И в священных стенах Прихода прозвучало то, что никогда не должно было звучать здесь, — магическое заклинание:

— Влага небесная холод взяла, им рождена ледяная стрела!

Как все просто, согласитесь! Однако тысячи людей, продекламировав с выражением эти слова, не создадут даже крохотной льдинки. Значит, помимо слов, нужно что-то еще. Но это «что-то» и есть главная тайна магии, скрытая для простого смертного.

А над головой Лорриниана прямо из воздуха выросла здоровенная сосулька, но не простая, какие во множестве свисают с крыш по весне, а похожая на лезвие меча с гладкими ровными гранями и острыми ребрами. Но все же это обычный лед, прозрачный и хрупкий, — он не сможет пробить доспехи! Или сможет?

— Дух мирозданья, свой горн раскали, твердостью стали стрелу надели!

Вот оно, значит, как… Если все это не пустые слова балаганного фокусника, то Таниус попал в переплет. А «переплетать» его будут иглами размером с руку. Для того чтобы запустить «стрелу» в цель, заклинания не потребовалось, колдун просто махнул рукой, и ледяной клинок рванулся прямо в грудь неподвижно стоящего Таниуса. Но то ли с прицелом у Лорриниана было не все в порядке, то ли Таниус успел вовремя присесть, — сосулька лишь зацепила его наплечник и разбилась о колонну на сотни осколков.

Во второй раз ледяных дел мастер взялся за дело с размахом, наколдовав сразу пять стрел. И тогда Таниус, быстро сообразивший, что сейчас-то из него точно решето сделают, решился на отчаянный шаг. Капитан Фрай присел и потом резко прыгнул в сторону мага, используя свой длинный меч в качестве шеста, и все же наступил одной ногой в облако холода. Оказывается, при очень сильном охлаждении сталь может приобрести прочность бумаги — половина латного башмака на правой ноге попросту оторвалась, примерзнув к полу. Лишившись оружия, оставшегося в белом облаке, и припадая на окоченевшую ногу, отважный Таниус решительно пошел на растерявшегося мага, отводя руку для удара. Пять ледяных стрел одна за другой разбились о его грудь, но наш доблестный воин даже не пошатнулся. Вот сейчас он дойдет до красавца-чародея и так двинет ему бронированным кулаком в челюсть, что у врага не только все заклинания в голове перепутаются, но и дар речи пропадет. Шаг, еще только один шаг!

Но этот шаг не был сделан. Лорриниан прикоснулся к своей диадеме — тотчас же воздух вокруг него дрогнул, зазвенел и пошел волнами, заключая мага в невидимую сферу. Таниус, также оказавшийся в пределах этой сферы, был отброшен от мага на несколько шагов и с грохотом упал на каменный пол.

— Это — Стальная Защита, установленная с помощью магической диадемы, — сказал Штырь, единственный из нас немного сведущий в магии. — Заклинание самое простенькое, но пока диадема сидит на отмороженной башке этого чистоплюя, железом до него никак не добраться. Капитану сейчас нужно что-нибудь неметаллическое, вроде палки, чтобы сбить с головы колдуна волшебную цацку.

«Ну же, услышь меня! На твоем запястье Неразъемный Браслет, поэтому ты чувствуешь то же, что и я. Возьми какой-нибудь камень и брось в диадему!»

Таниус услышал. А сделал он не совсем то, что я впопыхах придумал, — откуда бы взяться камню в соборе? Лорриниан, сосредоточившись и закрыв глаза, уже начал творить какое-то сложное заклинание, и в этот момент ему прямо в лицо со свистом врезался тяжелый деревянный табурет.

Волшебная диадема оказалась действительно хрустальной — от могучего табуретного удара она разлетелась на несколько частей, враз утратив всю свою волшебность и лишив своего обладателя последних шансов на победу. Таниус уверенно доковылял до очумело трясущего разбитой головой колдуна, засадил ему пару раз промеж ног, пару раз — промеж глаз, а затем достал флакончик Штыря и вылил в глотку Лорриниану, несмотря на его жалкое, но отчаянное сопротивление.

На высокомудрый колдовской разум дурман-травка подействовала просто-таки с удручающим эффектом. Побитый маг встал на четвереньки, почесался и заблеял дурным голосом, после чего подполз к ногам Чарнока и попытался что-то ему сказать. Но вместо слов из его рта вырывалось лишь истошное блеяние, перемежаемое горестным мычанием.

Судья хмуро посмотрел на архимага, в одночасье превратившегося в тупую скотину, злобно сплюнул и вдруг резко ударил несчастного окованным носком сапога в висок, отчего тот пискнул, как мышка, угодившая в мышеловку, обмяк и затих.

— Ненавижу пораженцев! — неожиданно мягким и зловещим тоном произнес Чарнок. — Второй раунд — за вами. Но третий вам не выиграть никогда! На арену выходит мой козырной Туз — Бледная Тень!

В воротах Верховного Прихода тотчас появилась маленькая серая фигурка, причем произошло это настолько быстро и неожиданно, что мне показалось, будто она выросла прямо из мраморных плит крыльца. Да, если Бледная Тень и в самом деле настолько проворна, как ее описывают фронтовые сводки минувшей войны, то в единоборстве с нею даже у такого первоклассного бойца, как Штырь, будет очень немного шансов на успех.

— Это будет славная битва, о которой потом сложат легенды, — грустно сказал Штырь. — Я пошел…

— Против Туза выступает… подзаборная Шестерка! — воскликнул Чарнок и захихикал, довольный своей шуткой.

— За шестерку ответишь! — очень серьезно сказал Штырь, шагавший к выходу.

— Объявляю третий раунд! — ответил Чарнок. — Ату его, мой серенький, ату!

Бледная Тень подошла к порогу собора и вдруг остановилась, словно натолкнувшись на невидимую стену. Чарнок недовольно заворчал и прикрикнул на нее, а я внезапно понял, в чем тут дело. Истинное Зло, каковым, без сомнения, являлась Тень, не могло войти под священные своды храма. Есть только одна карта, которая может побить козырного туза сил зла. Имя ей — Судьба.

А Штырь был уже в нескольких шагах от озадаченного судьи.

— Сейчас ты сам будешь драться! — тихо сказал Штырь, но услышали его все.

Маленький вор сжался, как пружина, и прыгнул, в полете сверкнули два острых клинка. Чарнок рванулся к выходу не хуже зайца, спасающего свою линялую шкурку от голодной лисы. Штырь был быстрее, но удача расправила свои крылья за спиной улепетывающего судьи: на последнем шаге малек поскользнулся в крови, и его кинжалы, вместо того чтобы воткнуться в спину судье, распороли его длинную мантию от пояса до пят.


  • Страницы:
    1, 2, 3, 4, 5, 6, 7, 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14, 15, 16, 17, 18, 19, 20, 21, 22, 23, 24, 25, 26, 27, 28, 29, 30, 31