Путь для героя (№1) - Следствие считать открытым

— Во имя чего такая жертва? Ведь именно чувства и делают людей людьми.

— Храбрость и страх, гордость и презрение, любовь и ненависть — они вынуждают людей поступать опрометчиво, необдуманно и безрассудно, что делает их податливыми влиянию зла. Я же — рыцарь Света, я должна защитить этот мир от происков Тьмы, и в моих доспехах не должно быть уязвимого места. Ведь злу достаточно неприметной лазейки, чтобы посеять семена сомнения в человеческой душе. А в боевом строю Гранселинга не должно быть слабого бойца — если дрогнет хотя бы один, то поражение неизбежно. Но нам нужна только победа, пусть даже ценой собственной жизни. В этом — мое призвание, это — моя судьба, это — моя стезя. Я выбрала ее сама.

— Но разве ты стала счастливее от этого?

— Счастье — это чувство преходящее. То, что вчера было счастьем, сегодня — уже нечто само собой разумеющееся, а завтра может вообще опостылеть. Не в том смысл жизни воина, чтобы исполнить свои мечты, а в том, чтобы те, кого он защищает, имели такую возможность. И, выйдя на поле Аверкорда, встав в первом ряду армии Света, приняв удар Тьмы на себя, ты должен помнить, что за твоей спиной — обычные люди. От тебя зависят их жизни, их судьбы. И если ты сумеешь их спасти, в этом и будет твое счастье, и оно останется с тобой навсегда.

— Постой, разве не Мессия спасет наш мир?

— Какой ты наивный… Мессия — это идеал, мечта, красивая сказка для добрых прихожан. Может быть, она придет, а может — и нет. А твари из Бездны время от времени прорываются в наш мир вполне реально, и если их не низвергнуть обратно, они натворят немало бед. К тому же ты неправильно истолковал священное писание (каюсь, я вообще-то и не читал его ни разу). Ниспосланная Небесами спасет души рода человечьего, но свою жизнь люди должны защитить сами.

— А у тебя не возникает ощущение, что вы, воины Света, слишком много на себя берете? Кто вы есть на самом деле? Горстка людей, далеких от мира и его чаяний, группа отчаявшихся фанатиков, бросающих вызов Тьме — эфемерному противнику, о сущности и природе которого вы не имеете ни малейшего понятия?

— К сожалению, ты прав, и прав во многом. Несмотря на кажущуюся силу, мы — простые смертные. Нас можно ранить и убить, нас можно сломить духовно. Наша вера совсем не отрицает разумное начало, и, взглянув на нашу борьбу с этой стороны, мы не видим в ней ни цели, ни смысла, ни конца. Иногда мы страдаем от одиночества и от безысходности, но только когда никто не видит. Нельзя показывать свою слабость своим друзьям и соратникам — это породит в их душах сочувствие и сомнение насчет твоей абсолютной боеготовности. А вот врагу можно пожаловаться и даже поплакаться — тогда он будет считать тебя уязвимее, чем ты есть на самом деле.

— Значит, я…

— Да. Ты скорее враг, чем друг. Мы, воины Света, интуитивно способны чувствовать темное поветрие и тех, от кого оно исходит. Так что я всеми фибрами души ощущаю, что ты каким-то образом причастен к Тьме, но в то же время ты не несешь на себе печать зла. Я не знаю, что мне делать с тобой. Поверь, я не хочу тебя убивать, но…

Но если не будет другого выбора, то… Эх, кто же защитит спасителей человечества от глупости других его спасителей? Да-да, я ведь в чем-то похож на нее. Тащусь в неведомые дали, попутно воюя с темными силами. Пытаюсь выявить источник мирового зла, периодически рискуя жизнью. Правда, и то, и другое — по принуждению. Но по большому счету следствие по делу о Конце Света держится только на мне.

В таком случае, наверное, не так надо было начинать. Возможно, я не совсем готов был идти по этому пути — собрался бороться за мир во всем мире, а в собственной душе сплошные прорехи. Ее бы подлатать… Только у Регисты было девять лет для достижения внутреннего совершенства, а меня на «священную войну» в буквальном смысле слова из кровати вытащили. Так что моя неуязвимость обретается в процессе дела — «духовная броня» утолщается и твердеет точно шкура у крокодила — со временем.

Часа через три ураган поумерил свою ярость, и мы, откопав в пещерной песочнице друг друга и свои вещи, запалили сделанные на скорую руку факелы и продолжили путь под скалой. Подземная тропа, петляя, спускалась вниз, развилок и ответвлений не было, так что очень скоро мы вышли на свет, и перед нами открылась зажатая отвесными скалами серая и унылая долина. Мертвая долина.

2

В расщелинах скал заупокойно стенал ветер — последок того урагана, что бушевал еще недавно. Небо затянуло серым пыльно-песчаным саваном, сквозь который проглядывал тусклый диск солнца. При взгляде на него в моей душе родилось нехорошее предчувствие — Огненного Ока не было видно совсем, в четвертый светлый час солнце налилось закатно-багровым цветом, к тому же ореол вокруг него был каким-то темным. Что-то происходит в небесах, и это «что-то» мне очень не нравится.

Такая же безрадостная картина была и на земле. Перед нами раскинулся мертвый город — город склепов. Все дно долины занимали тысячи усыпальниц, между которыми были проложены улицы, как в настоящем городе. Горькая насмешка судьбы: все живые города Хиггии погибли, а мертвый — уцелел, чтобы стать последним памятником великой цивилизации. То ущелье, по которому мы поначалу предполагали пройти, с этой стороны было наглухо перекрыто рухнувшими скалами. Мы не ошиблись в выборе пути. Но теперь нам предстояло пройти через некрополь и попасть на дорогу с другой стороны.

Неприятное это было место. На обычных сельских и городских кладбищах царят покой и умиротворенность; здесь же отвесные скалы давили на сознание, а нестройные ряды мрачных гробниц хмуро таращились на нас черными проемами. Подспудно возникало такое чувство, что ты стоишь в серой безликой толпе, где каждый глядит на тебя и шепчет:

«Этот — не наш…»

Очевидно, Региста тоже почувствовала неприязнь мертвого города, потому что отдала приказ идти в боевом порядке Ни в полном вооружении. Храмовники, облачившись в латы, выстроились в двойную колонну и, держа руки на мечах, осторожно вступили на песчаную улицу. Нашей троице доверили прикрывать отряд с тыла, при этом идти как можно тише и держаться как можно дальше, чтоб в случае чего не попасть под храмовый клинок.

Так мы и пошли, одним глазом косясь на белый отряд, другим — рассматривая особенности доисторической архитектуры. В мире живых нет двух одинаковых людей, а в этом мире мертвых не было двух одинаковых гробниц. Вдоль улицы беспорядочно выстроились маленькие могилки и гигантские мавзолеи, высокие стелы и утопающие в песке могильные надгробия, плиты со странными угловатыми рисунками, густо расписанные древнехиггийской вязью, и простые, грубо обтесанные каменные блоки. Одни могильники выглядели как новенькие, у других что-то отвалилось, третьи представляли собою груды обломков.

На пыльно-песчаных улицах не было ни единого следа, лишь вечные странники — усушенные клубки перекати-поля — неторопливо сновали туда-сюда. Люди ушли из этих мест тысячу лет назад, оставив покойников в покое. И теперь мы — нарушители этого покоя. Если в гробницы не врываться и тем более их не грабить, то могильные духи нас не тронут. Хотя кто его знает, как там у древних с этим дело обстояло.

По мере продвижения в глубь мертвого города склепы становились меньше, проще, роспись на их стенах — скуднее. Но теперь я уже отчетливо чувствовал давящее враждебное присутствие. Оно было всюду: веяло из глубин склепов, давило сверху невидимым сводом, просачивалось из-под земли. Казалось, даже воздух уплотнился и жал на виски до звона в ушах.

Так мы подошли к центру некрополя — площади, где радиально сходились все улицы. Посреди этого песчаного пятачка чернела небольшая круглая плита, от которой просто-таки разило злобной ненавистью, и с каждым шагом все сильнее и сильнее. Неужели это и есть та самая могила, где покоится легендарный Черный Человек?

Как только отряд храмовников вступил на площадь, беззвучный, пронзительный удар резанул по ушам. Тотчас земля содрогнулась и выскочила из-под ног — разом просела вся улица, а прямо перед нами раскрылся провал.

Я упал, вскочил, снова упал и кубарем покатился в черную разверстую пасть, зияющую зубастыми обломками. Такое уже было со мной — в колдовской башне «Жезл». Вновь, как и в тот раз, Бездна приветливо распахнула свои объятия навстречу мне, ласково скользнув по сознанию: «Привет. Я долго тебя ждала. Вот и встретились…» Темнота метнулась в глаза и ударила — жестко, неотвратимо. Звезды гроздьями разлетелись в стороны и погасли в вездесущей и бесконечной Тьме.

— Э-э-й… Есть тут кто живой? — донесся откуда-то слабый стон.

Откуда? Кажется, отовсюду сразу и даже изнутри, из головы… Уй, как голова-то болит! Ну, раз болит — значит жив пока. Руки, ноги вроде бы целы, вот только голова… Ан нет, тоже цела, крепка горянская косточка. Правда, шишку здоровенную набил, но это мне не впервой, дело привычное.

— Валиен живой, только контуженный слегка, — простонал я, поднимаясь с песчаного пола и выясняя, что же тут сейчас случилось.

А случилось следующее: бревна наката, иссохшие за тысячу лет до прочности бумаги, треснули и обрушились от подземного толчка, и мы провалились в склеп, который скрывался прямо под улицей. Оказывается, гробницы были не только на земле, но и под землей. Кроме того, я чувствовал, что этот ярус по меньшей мере был не последним — песчаный пол под ногами подозрительно подрагивал.

Я запалил факел и огляделся вокруг. Собственно, склеп был небольшим — шагов десять в ширину, как и улица сверху, в два раза больше — в длину. В стенах чернели ниши с деревянными гробами, а посредине, на ступенчатом постаменте, возвышался каменный склеп, тоже размером ненамного больше гроба. Никакой росписи на стенах или резьбы на гробнице — все просто, серо и тоскливо.

Из-за саркофага, потирая ушибленную руку, вышел Штырь.

— Куда же провалился наш бравый капитан? С той стороны его нет и здесь тоже… А где храмовники? Ты слышишь тишину, Райен? А мне она просто режет слух. Мне это не нравится…

В этот момент в звенящей гробовой тишине раздался тихий скрежет. Я вздрогнул, когда сообразил, откуда он доносится. Что-то шевелилось в склепе.

Штырь судорожно сглотнул и скрестил руки на груди, изображая символ защиты от нежити.

— Мертвяка пробудили…

Все в той же зловещей тишине из упокоища вывалилась разбитая крышка, грянув о ступени гробницы. Я вздрогнул вновь, да так, что выронил факел. Над стенкой склепа появилась костлявая рука, внутри раздался протяжный, глухой стон. Мое сердце замерло, остановилось…

Внезапно в гробнице раздался молодецкий чих.

— Вы что, скелет никогда не видели? — с издевкой произнес «замогильный голос», который, как вы уже могли догадаться, принадлежал капитану Фраю.

— Ах ты, броненосец ржавый, паяц недобитый! Угораздило прямо в могилу свалиться! Ты же нас чуть до смерти не напутал! — обрушился я на Таниуса.

Штырь вторил мне, но в гораздо более изощренных и непристойных выражениях. Таниус только посмеивался, вылезая из саркофага. К его латам прицепились ветхие тряпки — остатки погребального савана, а на забрале криво сидящего шлема болтался костяной венец, украшенный крупными рубинами и изображавший встревоженную кобру с развернутым клобуком.

— Я, кажется, кого-то внутри слегка придавил, — сказал капитан, снимая корону и разглядывая ее в свете факела, — О, посмотрите, какая выделка! Какие камушки!

— Таниус! Верни ее на место! — взвизгнул я, вспомнив о неприятных последствиях для грабителей могил, каковые нам однажды уже пришлось испытать на собственной шкуре.

Еще прежде, чем я облек свою мысль в слова, корона полетела обратно в саркофаг.

— Может быть, все обойдется… — начал было Штырь, но замолчал, тупо глядя мне за спину.

Оборачиваясь, я уже знал, что там увижу. Из ближайшей ниши, безмолвно и зловеще, выплыл Страж, точно такой же, как тот, встреченный нами в подвале заброшенного языческого храма в Эштре. Пустые глазницы призрака вперились в нас, взметнулись прозрачные когтистые руки. Шаг за шагом мы отступали к разбитому саркофагу, а я отчаянно пытался вспомнить, куда засунул спасительный стальной талисман. Этот дух не бросался на нас в припадке призрачной ярости, а скорее оттеснял нас к центру склепа. То ли он был умнее своего эштринского собрата, то ли чего-то ждал.

— Райен. Он не один.

Призраки выползали и из других ниш. Всего я насчитал около дюжины. Решили всем скопом навалиться. Выдержит ли поглощающий энергию талисман такой натиск? Не расплавится ли?

Стражи вели себя несколько странно. Окружив нас кольцом, они взяли друг друга за руки и начали кружиться хороводом. Сначала тихо, потом быстрее, еще быстрее. Вскоре вокруг нас возникла мутная, колышущаяся стена. И эта стена начала медленно сжиматься.

Мы со Штырем немедленно полезли в склеп, подальше от смертоносного кольца. Внутри покоилась небольшая мумия, а точнее то, что от нее осталось после того, как, проломив крышку захорона, в него сверзился наш тяжеловесный друг. В это время Таниус неторопливо вытащил свой двуручный тесак, подошел к бешено вращающемуся грязно-белому вихрю, примерился и рубанул сплеча.

Никакого эффекта. Тогда Таниус рассек кольцо Стражей «двойной петлей». Результат отсутствовал — с тем же успехом он мог рубить воздух. Наконец капитан Фрай не выдержал и просто махнул латной ладонью через призрачное марево. В следующее мгновение он уже трясся на песке в жестоком апоплексическом припадке.

— Н-н-н… Н-не… Не прикасайтесь к ним… — промычал он спустя полминуты. — К-как меня стрекануло! Жуть могильная, безумный ужас до печенки продрал.

Я нашел-таки талисман в подкладе куртки, куда он провалился через дыру в кармане. Но сталь его была совершенно холодна. Не действует, хотя до призрачной стены — рукой подать.

— У кого-нибудь есть зачарованные предметы? — безнадежным голосом спросил я.

— Только магический кристалл-индикатор, — ответил Таниус, поднимаясь на дрожащих ногах.

— В нем столько же магии, как в твоем пустом котелке. Куда сунулся? Жить надоело?!

— Сюда бы храмовников с их чудо-мечом…

— Забудь. Сверху не доносится ни звука. Это может значить лишь одно — все они мертвы, и нам придется рассчитывать только на себя.

— И еще на кое-кого, — тихо добавил Штырь.

Малек развязал свой мешок и достал свой секретный сундучок. Я изобразил удивленный вид, когда он открыл голубой шар и слегка пробежался по нему пальцами. Но уже неподдельное удивление вызвали его слова, произнесенные прямо в сферу:

— Белли, быстрее подойди к шару! Белли, отзовись, мы в беде! Белли!

— Что еще за Белли?

— Белли!.. Есть! Белли, мы в мертвом городе, в могиле! Нас окружает кольцо Стражей, рассеивающий талисман на них не реагирует!

— Может быть, ты соизволишь объяснить?

— Да… так… понял… запомнил… попробуем… Но почему?!. Я же ничего не чувствовал!.. Хорошо, это мы потом проверим. Пожелай нам удачи.

— С кем ты сейчас разговаривал?! — возопил я. — Это что еще за хрустальная справочная?!

— Потом объясню. К сожалению, ты вновь оказался прав сейчас нам придется полагаться на собственные силы и знания. Насколько я понял, сила здесь не поможет, чары можно рассеять только чарами. А первое правило магии гласит: «Действуй по аналогии». Применительно к нашему случаю это означает следующее: чтобы разорвать волшебное кольцо, надо разорвать другое волшебное кольцо. А у нас его нет.

— Вообще-то есть. — Я потряс своими серебристыми браслетами.

— Ты думаешь, я о них не вспомнил? Эти обручи даже покойный архимаг Аргхаш не смог сломать, а уж он-то был докой по волшебной части.

— Не о том думал твой архимаг, когда их ломать пытался, Только чистые и честные сердца, бьющиеся в такт друг другу, могут сомкнуть Неразъемные Браслеты безо всякой магии. Ну и разомкнуть, наверное, тоже…

— Если бы все так было просто… — вздохнул Штырь. — Давай попробуем, все равно другого выхода у нас нет. Повторяй заклинание вслед за мной: «Рву я малое кольцо на похожее лицо, как оно порвется, так и то отмкнется!»

— И этого достаточно? Ты же не маг, не колдун.

— А кто такой маг, по-твоему? Это такой же человек, как я и ты, — разница в том, что он может нащупать незримые нити высокой энергии и использовать их в своих целях. А в этом мертвом городе тысячи лет проводились колдовские погребальные обряды, здесь магия прямо из земли прет, с закрытыми глазами не промахнешься.

— Тогда почему браслеты целы?

— Райен! Иногда ты становишься таким тупым, что обух топора поострее тебя будет. Ты заклинание не сказал — это раз. Мы пока не решили, какой именно из твоих браслетов разъять, — это два. И самое главное — необходимо измененное состояние души.

— Ладно-ладно. Испортим тот браслет, который ты мне нацепил.

— Но учти, когда мой браслет разомкнётся, то наша связь исчезнет, и в нужный момент я не услышу твой призыв.

— Если мы все здесь сейчас загнемся, твоя помощь мне уже вряд ли понадобится.

— Эй, колдуны-самоучки, сделайте же что-нибудь! — заорал снизу Таниус, отползая еще на ступеньку выше.

— Насчет измененного состояния. Как это?

— Со мной проблем не будет, а вот с тобой-то что делать… Ага, кажется, я знаю — что. Капитан Фрай, дайте сюда свою латную рукавицу — сейчас мы будем изменять сознание Райену. Господин сыскарь, взгляните на эту перчатку, обратите внимание на кольчужные кольца. Они образуют причудливый узор. Хорошенько запомните его. А теперь закройте глаза и представьте этот рисунок, вглядитесь в каждое колечко, ощутите их безупречное совершенство, почувствуйте себя кольцом без начала и конца, без времени и пространства, катящимся в бесконечность… бесконечность…

Бесконечность нанесла мне сокрушительный удар в челюсть. От такого нежданного пространственного тычка я опрокинулся на спину и крепко приложился затылком о стенку саркофага. В глазах все поплыло — какие-то мерцающие круги, кольца веером… Штырь, снимающий перчатку с руки…

— Райен, говори заклинание, немедленно!

— Рву я малое кольцо на похожее лицо, как оно порвется, так и то отмкнется! Чтоб ты сдох тут, пес смердящий! Это, что ли, твое измененное состояние?! Да, оно меня заметно изменило — добавились синяк на подбородке и шишка на затылке!

— Эй, маги недоделанные, быстрее, треклятые бестии меня уже к гробу прижали! — доносился снизу голос Таниуса.

— Чего-то не хватает… — задумчиво прошептал Штырь, осматривая целехонький браслет.

— Так он сам по себе и порвался! Может, твоя магия и рабочая, да только эту загогулину никакой напильник не берет!

— Молодец, Райен, в корень зришь! — вдруг взбодрился Штырь, залезая в глубины своего необъятного мешка. — Вот она, разрыв-трава, нет такого предмета, какого она бы не разбила!

Пред мои затуманенные очи был предъявлен какой-то хилый шнурок, похожий на стебель плюша или лютика. Штырь обмотал травкой браслет на моей руке. Потом снова потянулся за перчаткой.

— Стой!!! Я еще не вышел из состояния измененного состояния! На счет «три» — говорим заклинание. Раз, два, три!

— Рву я малое кольцо на похожее лицо, как оно порвется, так и то отмкнется!!!

В мертвой тишине послышалось слабое «дзинь» и громкий треск разрываемой ткани. Распрямившийся браслет, вырвав кусок рукава, взмыл под потолок, описал высокую дугу и, блеснув серебряной рыбкой, с легким хлопком пробил призрачную стену. Белое марево задрожало и начало распадаться на куски, которые поплыли в мою сторону, истончаясь и исчезая.

— Получилось, получилось! — восторженно заорал Штырь и радостно запрыгал, давя кости ног мумии. Но почему же его браслет не лопнул вместе с моим?

— Прекрати плясать на могиле, имей уважение к покойнику! — вяло возмутился я.

В следующую секунду на мне вспыхнула куртка. А я, еще будучи в прострации, сидел и отрешенно смотрел, как языки пламени медленно взбираются вверх по одежде. Человек любит смотреть на огонь — есть в этом что-то притягательное, завораживающее…

— Райен! Ты горишь! — закричал Штырь и замер, увидев мое лицо.

— Да. Горю. И это очень красиво.

— Кажется, я переборщил с ударом, последние мозги из тебя выбил, — заворчал Штырь, неуловимым движением ножа срезая пуговицы на моей куртке.

Как быстрее всего стащить с человека горящую одежду? Теперь я знаю этот нехитрый способ — Штырь ткнул меня лицом в гроб, наступил ногой на шею и дернул за ворот. Откуда в этом шибздике такие силы взялись — он мне чуть руки не вывихнул. От подобного бесцеремонного обращения я окончательно вышел из измененного состояния.

— Пусти меня, живодер! — прохрипел я, чувствуя, как хрустят позвонки на шее.

— Скажи спасибо, что не дал тебе сгореть заживо, — обиженно ответил Штырь, но ногу убрал чуть позже, чем следовало.

— Спасибо, господин костолом! — мрачно ответил я, выплевывая могильный прах. — Методы у вас зверские…

— Так обучали… — пожал плечами Штырь, но по его веселым глазкам было заметно, что он об этом совершенно не сожалеет.

Раскалившийся добела талисман выпал на песок, а добрая старая кожаная куртка, служившая мне верой и правдой со времени начала моей сыскной карьеры, сгорела наполовину. Рано или поздно всему хорошему приходит конец.

Штырь, порывшись в своем мешке, торжественно вручил мне черную труверскую куртку, украшенную длинной бахромой и бисером и расшитую кичливыми серебристыми птицами и глупыми ухмыляющимися масками. — Очень подходит к твоим аляповатым штанишкам, — довольно ухмыльнулся малек. — Красавец расписной, хоть сейчас на подмостки! Спешите видеть! С сегодняшнего дня начинает свои выступления любимец публики, сыскной клоун Мельвалиен Райен!

— А шутовского колпака у тебя случайно нет? — хмуро буркнул я, отлаживая петли застежек.

— А надо?

— Засунь его себе в задницу, которая у тебя вместо рта.

— Ну и ладно… — обиделся Штырь и уже собрался вылезти из склепа по упавшему бревну наката, но вдруг ойкнул и прошептал: — Нет… Райен… Солнце… Это — все… Я взглянул в небо, затянутое пыльной пеленой, и почувствовал, как у меня на голове встают волосы. Солнце было на месте, оно подошло к полуденной отметке. Но Огненное Око окончательно скрылось за светилом, и теперь вокруг багрового солнца лучилась огромная черная корона. Ужасное зрелище. Вот он какой, Конец Света…

Что-то стремительно изменялось в мире. Я чувствовал это так же, как Штырь, как любое живое существо. Невидимая нить мироздания, проходящая через душу, натянулась до предела. И тогда раздался беззвучный, неслышимый треск, словно в голове оборвался самый главный нерв. Хотелось закричать, заплакать, но в то же время было ясно, что уже ничего не изменить. Не было боли, но ощущение такое, словно тебе сломали позвоночник. И ты понимаешь, что это — навсегда, это — конец. Простите меня. Я не успел…

Вот так. Все просто. Все великие космические события происходят внезапно. Жил себе человек и жил, чем-то занимался, с кем-то воевал, кого-то любил, на что-то надеялся. И вдруг все, что было раньше, в один момент перестает иметь значение. Удобрял крестьянин тыкву на поле, а тут вдруг — раз, и удобрением для тыквы становится он сам. Стругал плотник свою деревяшку, а тут — раз, и между ним и той деревяшкой ставится знак равенства.

— Что теперь? Куда идти, что искать и вообще — зачем? — спросил я Штыря, но тот не ответил, зато прижал палец к губам, призывая меня помолчать.

Со стороны гробницы доносился странный шорох — словно пустынная змейка ползет по песку.

— Таниус, прекрати, это уже глупо и неуместно, — раздраженно крикнул я капитану Фраю, еще не отошедшему от призрачного шока и отдыхавшему на ступенях по ту сторону гробницы.

Но тут над саркофагом появилась голова. Нет, не голова, а череп, в пустых глазницах которого мерцали зеленые огоньки. Вслед за черепом появился и костяной торс, который обвивали текущие струйки песка там, где у человека должны были быть мускулы и сухожилия.

Мне отчего-то совсем не было страшно, а наоборот, любопытно. Первый раз в жизни вижу оживший труп. Более того, я даже ожидал от города мертвых чего-то в этом роде. «И склонится над вмершим миром траурное солнце горя. И мертвые восстанут…» — промелькнула в моей голове строка из Десятого Апокрифа.

Но поскольку я от высоких идей далек, то следующая мысль оказалась весьма прозаичной: «Они что же, жрать нас будут?»

— Будем, будем… — зашелестел в моем сознании песчаный ветерок.

— Что там у вас еще? — раздался недовольный голос Таниуса, почувствовавшего мою тревогу.

Встав и повернувшись к нам, Таниус столкнулся лицом к «лицу» с покойником тысячелетней выдержки. Не знаю, кто из них заорал сильнее, — мои уши заложило мгновенно.

Но лучший боец Фацении не зря занимал самую ответственную должность страны — реакция у него была великолепной. В следующее мгновение двуручный меч, вылетевший из-за спины, врезался в «шею» мертвяка, вспорол песчаную плоть и вышиб позвонок. При этом голова осталась на месте, только шея стала чуть короче.

— Бесполезно, — прошуршало в сознании. — Мертвого не умертвить…

Капитан Фрай не внял замогильному нашептыванию и размахнулся во второй раз, намереваясь раскроить неугомонную нежить надвое. Но тут воздух вокруг песчаной мумии дрогнул и зазвенел металлом — мертвец оказался сведущ по части магии и наколдовал все ту же Стальную Защиту.

В исполнении настоящего мага, пусть даже и мертвого, мощность Стальной Защиты порядком превосходила диадемные ухищрения всяких недоучек. Таниус, которого в доспехах не выдерживала обычная лошадь, отлетел от саркофага, как пушинка, грянулся о затрещавший пол в другом конце склепа, проехался по нему несколько шагов, оставляя глубокую борозду в песке, вкатился в нишу, пробил головой стенку гроба и остался лежать без движения.

Мы со Штырем осторожно, по стеночке, обошли мертвяка-колдуна, то бишь лича в простонародии. Тот зыркал на нас зелеными огоньками и продолжал колдовать, даже не снисходя до произнесения заклинаний. Собственно, ему и нечем было их произносить, поскольку нижняя челюсть отсутствовала — ее Таниус оторвал заодно с короной.

Но из-за отсутствия челюсти у колдуна его колдовство не стало сколь-либо менее опасным — песок вокруг гробницы завихрился, свился в жгуты, приобретая форму и вид змей. Спустя минуту в нашу сторону, угрожающе шипя, ползли три десятка натурально живых королевских кобр.

— Не верь тому, что видишь, — прошептал Штырь. — Это всего лишь иллюзия, песчаная магия древних хиггов. Но если ты поверишь хотя бы на мгновение — они станут настоящими.

Я вжался в стену и замер, едва дыша. Как же тут не верить — змеи клубились у наших ног, было отчетливо видно, как бесстрастно-зловеще блестят их маленькие глаза и с клыков сочатся янтарно-желтые капельки яда. Одна кобра заползла мне в штанину, и прикосновение ее холодных и шершавых чешуек было вполне реальным. Другая поднялась по ноге, одежде, обвилась вокруг шеи, щекотнула мой нос своим раздвоенным жалом, раздула капюшон и выдвинула клыки, готовясь нанести удар.

Но я уже получил доказательство, что кобра ненастоящая. У настоящей змеи гладкое брюхо, и она может ползать, извиваясь, но взобраться таким же способом вверх по мне — совершенно немыслимо. Так, преисполнившись наглости, я сунул руку прямо в разверстое горло змеюки.

Магия рассеялась — змея осыпалась песчаным дождиком, то же произошло и с остальными тварями.

Повернувшись к Штырю, я успел увидеть потрясающее зрелище: малек прильнул к одной из обвивавших его змей и нежно поцеловал ее в рот. Такой фривольности гадина не выдержала и рассыпалась от переизбытка чувств.

— Валиен, тут какой-то свербящий голосок уверяет, что на моей груди пригрелся целый змеиный выводок, — раздался приглушенный голос пришедшего в себя Таниуса. — Это действительно так?

— Не бери в голову, на тебе всего лишь крутятся песчаные струи, — ответил я, хотя «струи» выглядели вполне по-змеиному.

— Я тебе верю, а не какой-то там облезлой мумии, — уверенно произнес Таниус, стряхивая с себя развоплощающихся гадов.

— Эй ты, костяк-перестарок, обломчик-с у тебя вышел! — издевательски крикнул Штырь и показал личу унизительный жест.

Мумия никак не отреагировала на оскорбление, но, покопавшись в могиле, выудила оттуда и напялила на голый череп свою змееобразную корону. Ясно, что корона была не простой: костяная кобра тут же ожила, ее рубиновые глаза сверкнули и брызнули тонкими, едва видимыми лучами во все стороны. И сразу же вокруг нас раздался тяжкий и грустный вздох великого множества бесплотных глоток неприкаянных душ, обреченных на вечные страдания. Крутом зашелестело, словно весь песок мертвой долины потек куда-то.

— Братцы, вытащите, ко мне кто-то в забрало скребется! — заорал Таниус, отчаянно вдарив кулаком по крышке гроба, в котором наглухо застрял его шлем.

Мы со Штырем ухватили дрыгавшегося капитана за ноги и дернули так, что сами на ногах не удержались. Крышка домовины треснула, и вслед за освободившейся головой Таниуса изнутри вытянулась долговязая скелетина, накрепко вцепившаяся костлявыми пальцами в забрало.

— Это что еще за дрянь прицепилась? — удивленно воскликнул Штырь, наблюдая, как скелет натужно и безуспешно пытается прокусить сталь шлема. — Знаете, капитан, а мертвец-то у вас весь плюмаж отгрыз!

— Да я ему сейчас голову оторву! — взорвался Таниус и сжал своими латными рукавицами запястья скелета.

Далее он уже давил хрупкие кости некстати ожившего покойника. А в это время в склепе происходили очень неприятные события: в нишах одна за другой начали лопаться крышки гробов, и откуда полезли скелеты, на ходу втягивая в себя струйки песка в качестве заменителя плоти. Самый ближний к нам решил ускорить процесс формирования тела, взломал себе грудину и плюхнулся в песок, зачерпнув его ребрами, словно землеройным ковшом.

В тот же миг его разорвало на тысячи осколков и разметало по всему склепу — неудачливый костяк умудрился загрести в себя противомагический талисман, который теперь отлетел мне под ноги.