) и тому подобное. Наиболее продвинутые догадывались отправить меня в городской циркулярий, прямо-таки ломившийся от документов, но все они так или иначе относились к муниципальному хозяйству. Один облеченный должностью умник в огромных очках с толстыми линзами, являвшийся ответственным за книготорговлю, ничтоже сумняшеся послал меня в городскую библиотеку, и только спустя два часа рысканья по городу я выяснил, что таковой в Эштре отродясь не было. Только под вечер я приплелся в гостиницу и рухнул в постель без сил, как есть одетый.

Второй день также закончился ничем — уже становилось ясно, что одними своими усилиями мне следствие с места не сдвинуть. Поэтому со следующего утра я привлек к поискам все доступные «трудовые резервы». Задачка разрешилась просто — Таниус вышел в трапезный зал таверны во время завтрака и громогласно заявил, что заплатит сто золотых тому, кто укажет местонахождение пропавшего имперского архива. Какая тут началась суета! Весь присутствующий народ гурьбой сорвался к дверям, яростно расталкивая друг друга локтями и затаптывая упавших конкурентов.

Мы же остались спокойно завтракать и дожидаться результатов. Где-то часа через три в таверну докатилась обратная волна — взбудораженные люди начали заскакивать с улицы и настойчиво выяснять, не водятся ли здесь «импеськи хорькивы». Ответив отрицанием раз двадцать, наш хозяин не выдержал и двадцать первому, не говоря лишних слов, заехал в репу, после чего на дверях пониже вывески появилась надпись «Арьхивов здеся нету!».

И вновь нас выручил Трейсин. Во время обеда он влетел в зал чумазый и растрепанный, но безмерно радостный и заорал: «Нашел!!!» Остальные архивоискатели, умаявшиеся от бесплодных забегов и зашедшие передохнуть, перекусить, а заодно и узнать о ходе поисков, все как один, громко горестно вздохнули и наградили Трейсина такими испепеляющими взглядами, что, будь они хоть чуточку овеществлены, от счастливчика не осталось бы даже кучки углей.

Трейсин привел нас к маленькому храму в пригороде. Церквушка выглядела совершенно заброшенной: штукатурка со стен обвалилась, каменная кладка поросла мхом, а во дворе сухо шелестел прошлогодний репей высотой в человеческий рост.

— Ты, часом, не ошибся? — с сомнением поглядывая на заросли, произнес Штырь. — Туда, поди, лет сто никто не ходил.

— Мальчишки везде шныряют… — усмехнулся Трейсин. — Несколько местных сорванцов искали там тайники со златом и пошуровали в подвальных захоронах. Сокровищ они, конечно, не сыскали, но внизу они взломали множество окованных кладенцов, и усе они были до верху навалены древними писаниями. Вот я туточки и домыслил: то не что иное, как искомые архивы.

— А ты сам туда ходил? — поинтересовался я.

— Ну-у… Не ходил, боязно единому-то, Да ведь и мальчишек там что-то зело напужало. Они так улепетнули из храма, токмо пятки засверкали.

— Сейчас ты вроде бы не один, так что иди прокладывай дорогу, отрабатывай свою сотню, — напомнил Таниус.

Трейсин, слегка поколебавшись, надвинул шапку на глаза и ломанулся в репейник, оставляя за собой тропинку. Когда мы добрались до портика, наш «первопроходец» уже сидел на поросших мхом ступенях, сплошь облепленный колючками, смотрел на нас с укоризной и даже не пытался очистить одежду.

— Грешно над беднотой глумиться… — пробурчал он при виде наших расплывающихся улыбкой лиц. — Не пойду я дале…

— Ты чего это тут расселся?! А ну-ка живо полез вовнутрь! Пока до бумаг нас не доведешь, золота не получишь! — возмутились я, Таниус и Штырь в один голос.

Купец в раздумье почесал затылок, но жадность в его сметливом умишке быстро одолела страх. Маленькими шажками Трейсин вошел в арку входа, и мы последовали за ним.

Храм оказался языческим. В стародавние времена в Зеленодолье, равно как и в Фацении, и в других южных странах, властвовал культ природы и ее многочисленных богов и богинь. Наверное, сам по себе этот культ не был плохим, но ко времени появления имперцев на Южной Земле его устои уже были основательно подорваны, причем в большей степени самими же служителями божественного начала. Загребущие и обнаглевшие жрецы безмерно обогащались за счет оболванивания прихожан, соперничали со своими же собратьями за власть и влияние, догматично превозносили свое божество и усердно гадили конкурирующим конфессиям.

Неудивительно, что столь порочная религия зачахла с приходом могучего и нерушимого Единого Храма. А после того, как имперцы разрушили тайные капища и сожгли на кострах последних языческих богоборцев, старая вера и вовсе канула в небытие. Уже во времена молодости моих родителей немногие уцелевшие древние святилища стояли разоренные и в полном запустении.

Нечто подобное наблюдалось и в этом храме. Внутри было тихо и спокойно, как в старом склепе. Солнечные лучи пробивались сквозь многочисленные дыры в крыше и разливались пятнами света на полу, покрытом толстым слоем пыли. Когда-то стены были расписаны фресками, впрочем, все давным-давно осыпалось и лежало грудами мусора по углам. Мраморные статуи были повалены и разбиты воинствующими фанатиками, но по нескольким уцелевшим я догадался, что храм был посвящен круглолицей богине Луны — Свет-лянке, по-нашему. «Месяц меж бровей блестит, а во лбу звезда горит…» — пришли на память строки из детской книжки. Какая странная у нее прическа — то ли хвосты, то ли косы сзади…

Вход в подвал обнаружился по цепочке свежих следов. Трейсин нерешительно замер у лестницы, но Таниус сунул факел ему в руку, и торговец, громко сопя от волнения, полез вниз. Лестница, минуя взломанные малолетними кладоискателями двери, опускалась в небольшой подвальный зал с колоннами. А вот и то, что мы искали, — прямо у входа громоздилась груда тяжелых ящиков с сорванными крышками. Все бумаги целые, не порченые. Я наугад взял большой том сверху на его заглавной странице было написано: «Переписка по Рантии, 184 год Империи на ЮЗ». Наконец-то…

— Райен, посмотри направо, — тихо сказал Таниус, стоявший у меня за спиной.

Я поднял глаза, книга выпала из разжавшихся пальцев и ухнула об пол, подняв тучу пыли. В зловещей тишине прямо на меня плыл призрак, вытянув костлявые руки и скрипя зубами. Холодные лапы ужаса сжали мое замершее сердце, ледяная волна прокатилась через все тело и хлестнула в оцепеневший мозг.

Штырь метнул нож, но он пролетел насквозь и ударился о стену сзади призрака, Таниус взмахнул мечом и рассек лишь воздух. Бежать! Увы, ноги отнялись, я сейчас только упасть и смогу. Все ближе и ближе лязгают призрачные клыки…

На расстоянии двух локтей от моей груди руки нежити начали терять форму и расплываться. Призрак заметил это, лишь когда его руки исчезли до локтя. Он дернулся назад, но что-то его не пускало, затягивало и развоплощало. Через минуту все было кончено — от морочного создания не осталось и следа. Я поначалу даже не сообразил, что же, собственно, произошло, но, отойдя от испуга, почувствовал на груди тепло. Тогда я машинально залез в карман куртки и извлек на свет горячую стальную пластинку — это оказался тот самый талисман-щит, коему приписывалось поглощать магию. И ведь старый маг оказался прав насчет него… Спутники посмотрели на меня с недоумением, а Трейсин, осторожно вылезший из угла, сказал:

— То был Страж. Местные волхвы-язычники иногда живьем замуровывали людину и накладывали на его дух наказ — хранить склепы от разграбления. Вы взяли его имение, затем покойник и разъярился. Звестимо, он безвреден, но напужать может до смерти…

— Ты знал об этом и молчал!

— Не то чтобы ведал, но домысливал, — вяло оправдывался Трейсин. — Так никто же не пострадал…

— Зато ты сейчас пострадаешь! — рявкнул Таниус и скорчил такую страшную рожу, что перепуганный купец отскочил от него на два шага, споткнулся и растянулся в пыли. — В наказание будешь таскать ящики наверх.

Носильщик из Трейсина оказался никудышный, так что поднимать бумаги пришлось всем. Наконец наш «гид» получил свою сотню и быстро смылся, а мы принялись за работу. Из нас троих лишь один я прилежно учил имперский язык и письмо в школьные годы, а Штырь и Таниус едва-едва могли прочесть заголовки на книгах, потому они занимались сортировкой. Экономические и торговые отчеты сразу откладывались в сторону — в них вряд ли содержалась нужная мне информация. Зато редкие исторические хроники прочитывались от корки до корки.

Так проходили дни. Мы ходили в храм как на работу, прямо с утра, и заканчивали ночью, когда читать уже было невозможно. Перед моими глазами мелькали судьбы людей и народов, великие правители и полководцы, мудрые решения и безумные прожекты, славные победы и горестные поражения,

Империя. Это понятие не означает принадлежность к народу, государству или религии — это определение, отличающее тех, кто родился за океаном, на далеком северном континенте. Они такие же люди, как и мы, но что-то в них есть особенное — это не объяснить словами. Короче говоря, они не такие, как мы. И вроде бы мы знаем о них много, но на самом деле не знаем ничего. Имперцы оставили глубокий след на Южной Земле — по сути, они изменили ее до неузнаваемости, переделав складывавшиеся столетиями местные народные устои под свои великие идеи. Они пришли с заката и, когда пришел срок, вновь ушли на закат. Зачем? Почему? На эти вопросы никто не даст ответа. Двести лет как один миг…

На пятый день копания в архивах я все же нашел искомое слово. «Лусар» — так назывался замок в прибрежных горах Хиггии, в четырех днях пути от Эштры. Вообще-то замок был достаточно известным благодаря огромному мосту, только на фаценском и зеленодольском языках он именовался как Паур — Высокая Энергия и Высшая Сила. Между прочим, по-имперски «Лусар» означает то же самое, как Же я раньше не додумался сопоставить названия! В имперских хрониках о нем упоминалось вскользь, четко была обозначена лишь дата завершения строительства — двадцать лет назад. Для каких целей был возведен замок, кто там жил, платил ли он налоги? — ответы на эти вопросы я так и не нашел перерыв все оставшиеся документы.

Я вновь вспомнил финал войны, когда часть разбитых имперских войск отступила в Лусар. Уже после заключения мира данийцы осадили замок, но взять его не смогли и разрушили один из пролетов моста, чтобы противник не смог ударить им в тыл. Впрочем, в Лусаре была небольшая пристань со стороны моря, поэтому осажденные могли покинуть цитадель и уйти вместе с остальными имперцами в бесконечную океанскую даль.

Тогда победители боялись, что разбитый враг вернется с новыми силами, и готовились к возобновлению войны. Данийские отряды рейдеров выискивали сочувствующих Империи и жестоко казнили их, подчас истребляя целые деревни. В тревожном ожидании прошел год, другой, третий, однако имперцы так и не вернулись. Что произошло на их родине? — поныне не знает никто. За четырнадцать лет ни один корабль не пришел с запада. Но до сих пор данийцы, нынешние хозяева Южной Земли, вздрагивают при слове «Империя», и их набитая в боях рука тянется к мечу.

В общем, дальнейший мой путь ясен. Здесь мне делать уже нечего — имперский архив я изучил почти целиком, остался лишь толстенный фолиант с названием «Имперская история Южной Земли». Его я возьму с собой — будет что почитать вечерком у костра.

Путь до Лусара составлял около четырех дней — так уверял Трейсин, который, несмотря на все происшествия, по-прежнему горел желанием быть нашим проводником. Хитроватый купец уверял, что исколесил все дороги Зеленодолья и знает на них каждую кочку и каждую ямку. Конечно, я чувствовал, что господин Гумо — мужичок совсем не такой простой, каким хочет казаться. Но с другой стороны, торговцы — они все такие, себе на уме, только и думают, как бы выгадать и кого бы облапошить. Да и за такие деньги, что мы платим Трейсину, никакой проводник дальше околицы нас не проводит.

Поэтому я согласился, Таниус и Штырь промолчали, и на следующее утро, когда мы покидали Эштру, Трейсин вновь доился в наши сплоченные ряды. Поначалу я определил его на должность собирателя хвороста и дежурного кашевара, но очень скоро осознал свою ошибку. В первый же вечер мы кривились от пересоленной похлебки, потому что наш кухарь приготовил ее по своему испорченному зеленодольскому вкусу, а в ту же ночь тряслись от холода, так как Трейсин из-за своей скрюченной лапки мог таскать ветки только по одной штуке зараз.

В связи с этим я предпринял должные меры: уже на следующее утро бездарный торговец был полностью отстранен от хозяйственной деятельности с единственным требованием — засунуть свою медвежью услужливость так далеко, сколько это возможно. Впрочем, завязать рот неугомонному болтуну я был не в состоянии, поэтому за время пути мы узнали столько «интересного», что рассказанного Трейсином с лихвой хватило бы на целую книгу. Правда, использовать эту книгу стоило отнюдь не по ее прямому назначению.

Вот так мы и путешествовали. Версты тянулись за верстами, черные преющие поля перемежались редкими рощами и ухоженными садами — плодородная зеленодольская земля давала хорошие урожаи для тех, кто умеет и любит трудиться.

Но мало собрать урожай — его надо еще сохранить от любителей легкой наживы, коих в местных краях водилось предостаточно. Поэтому встречавшиеся по пути поселения разительно отличались от наших привольных горских деревень — здешние посады были окружены рвами и частоколами, над которыми торчали гнезда смотровых вышек. Местные сторожа с подозрением смотрели на нас, прикидывая, не пришли ли мы с дурными намерениями. А вообще-то нас просто не пускали внутрь — дескать, всяким проходимцам у них делать нечего. Даже ворота крупного города Ювенлифа днем оказались наглухо запертыми. Все чего-то ждали, что-то Недоговаривали, какое-то напряжение прямо-таки витало в воздухе. Так нам и пришлось заночевать в чистом поле, потом еще раз и еще.

Лишь на четвертую ночь, когда горизонт на севере вздыбился горным хребтом, нас все-таки пустили в село. Здесь, в предгорьях, в основном жили беженцы с востока, народ попроще и подобрее, но тоже бывшие настороже — опасались бандитских соглядатаев и сборщиков податей.

Насколько помнится, разобранный мост Лусара никто не чинил. Поэтому вечером, перед тем как отправиться в горы, мы зашли в сельскую скобяную лавку и запаслись прочными веревками и крючьями. Любопытные поселяне не преминули выяснить, кто мы такие и куда направляемся, но, едва услышав про Лусар, они в изумлении крутили пальцем у виска. Я попытался узнать, в чем же причина такого странного поведения местных жителей, но наткнулся на всеобщее умолчание и был вынужден обратиться за разъяснениями к Трейсину, заранее приготовившись выслушать его словесный водопад.

Словоохотливый торговец охотно поведал мне все, что знал, и даже то, что не знал, но предполагал. Оказалось, две с половиной сотни лет назад в эти самые горы упала звезда с небес. Впоследствии звезда была названа Горевестницей, потому что после ее падения на благодатный зеленодольский край разом обрушились все мыслимые и немыслимые несчастья: засуха, пожары, нашествия саранчи, неурожай, голод, братоубийственные войны и неведомые доселе болезни, выкашивающие целые деревни.

Многие храбрецы отправлялись в горы, чтобы искоренить источник зла, но никто из них не вернулся назад. И это продолжалось годами, пока отчаявшиеся жрецы, пытаясь снискать божественную милость, не начали приносить в жертву людей. Только тогда все затихло, и жизнь в Зеленодолье мало-помалу вернулась в привычную мирскую колею.

Таким образом, языческая вера восторжествовала. Естественно, это не пришлось по нраву имперским миссионерам, которые попутно с установлением владычества Единого Храма ревностно искореняли все языческое. Про звезду Горевестницу было приказано забыть, а пересказывать эту легенду запрещалось под страхом отлучения от церкви. Однако сами имперцы про звезду не забыли — на том месте, куда она упала, они построили неприступный замок. Несколько лет подряд

Там творилось что-то странное — по ночам со стороны замка доносились зловещие звуки, а небо над горами озарялось отсветами багровых вспышек. Когда имперцев вышибли с Южной Земли, Лусар опустел и затих, но поселяне до сих пор даже глядеть в ту сторону избегают. Более того, каждого человека, пришедшего с той стороны, местные жители называют горевестником, и отношение к нему не очень любезное — еще хорошо, если камнями не побьют.

Что же это за звезда такая, что приносит несчастья? Причем не только для обитателей Зеленых Долин. Я нашел любопытное совпадение — в Фацении, да и в других южных странах, череда катастроф происходила примерно в те же годы, что и в Зеленодолье. В редких летописях, относящихся к этому смутному времени, было написано, что люди погрязли в грехе, и за это миру уготована страшная кара — червь Безумие будет точить его кости, пока все грешники не покаются… или не перемрут.

Между прочим, нечто похожее с нашим миром происходит и сейчас — словно какое-то безумие исподволь проникает в людей, источая их души и толкая на злодейство. Что является этому причиной? Может быть, ответ на этот вопрос я найду там, в Лусаре. Что касается слухов о происходивших в замке странностях… Слухи есть слухи, и не более того. А для того, чтобы сделать правильные выводы, надо увидеть все собственными глазами.

Рано утром, когда в рассветном небе догорали редкие звездочки, а все деревенские обитатели вплоть до неугомонных собак еще видели третий сон, мы вышли в поход на Лусар. Сам замок скрывался за скалами и не был виден снизу, но длинный мост, ведущий к нему, просматривался отовсюду. С дороги он казался маленьким, почти игрушечным каскадом арок, каким-то чудом прилепившимся к горе, но к полудню, когда мы доехали до гор, я начал сомневаться, а люди ли построили это колоссальное сооружение? Отвесные скалы взлетали в небеса с одной стороны моста и обрывались, в бездну с другой. Огромные пролеты зависли над пропастью, а некоторые опоры достигали такой высоты, что, казалось, вступали в противоречие с естественными законами природы.

Последний пролет моста был разрушен. Если снизу это выглядело небольшим проломом, то в ближайшем рассмотрении оказалось, что пройти по воздуху нам предстояло два десятка шагов. Я решился поглядеть вниз с парапета и тут же пожалел о своей решительности — пропасть неотвратимо потянула в свои объятия, мост под ногами куда-то поехал, дыхание перехватило, и холодный пот заструился по спине. Я стек по стеночке на мостовую и сел, еле дыша.

— Э-э-э, Райен, не скалолаз ты, не скалолаз… — задумчиво промолвил Штырь, глядя вдаль. — А кому-то придется туда…

А как? Летать пока что никто не научился. Бревно перекинуть — так нет его, да и где его возьмешь в горах, такой-то длины? Крюку на той стороне зацепиться не за что — камни моста настолько плотно подогнаны, что лезвие ножа не пройдет. Может, закинуть Штыря на опору, потом он взберется наверх не хуже обезьянки…

— Господин сыскарь, вы когда-нибудь пробовали карабкаться по отвесной стене? — взвился малек, поскольку я неожиданно для себя начал рассуждать вслух. — Вот то-то же! Ногтями, что ли, за камни цепляться? Так я ж вам не ящурка!

— А ты крюк закинь на парапет — и вперед! — огрызнулся я, уже потом сообразив, что подал ценную идею.

Мои «хранители» все поняли с ходу. Таниус встал на край пролома, обвязавшись веревкой, на другом ее конце Штырь, держа «кошку» в руках, залез на ограждение и нырнул в пропасть. Пролетев по дуге, он зацепился за опору, но сразу же сорвался и полетел назад. Вторым махом он уже не доставал до цели локтей двадцать, поэтому Таниус без видимых усилий вытащил его обратно.

— Там вообще не за что схватиться! — отдышавшись, выпалил Штырь. — Ни единой щелочки, никакого выступа, и еще веревка назад тянет. Придется кидать крюк прямо на лету.

Попытка номер два. Теперь малек не примерялся к опоре, а на лету раскручивал свое орудие. «Кошка» взлетела вверх и упала с той стороны парапета, но в это время натянувшаяся веревка неотвратимо потащила Штыря назад, и крюк нехотя соскользнул вслед за ним.

— Как только я буду на подлете — отпускай веревку, и тогда я повисну под мостом, — сказал Штырь, скручивая свой канат.

— Как знаешь… — ответил Таниус. — Но если ты промахнешься, то прилетишь прямо на те камни, что внизу. Так что постарайся, от тебя сейчас зависит все.

— Да чего там, и не такие высоты брали, — вяло усмехнулся Штырь, а я понял — сейчас он готовился явить наружу все свое умение и расчет.

Попытка номер три. Штырь устремился по дуге к опоре, а его верная «кошка» — к парапету. Таниус резко отпустил свой конец, и Штырь понесся прямо на скалу, выставившую каменные грани, словно лезвия гигантских топоров. Есть! Крюк зацепился за парапет, но теперь поехал в другую сторону, выбивая крошку из каменных блоков. Падая на камни, Штырь поджал ноги, и это его спасло — гранитные клыки лишь шаркнули по его подошвам, оторвав каблук. В этот момент крюк застопорился, канат натянулся и зазвенел, как струна, выдергивая Штыря из оскаленной пасти гор.

На этот раз все получилось удачно, Штырь забил несколько костылей на той стороне, Таниус — на этой. И тут у меня задрожали колени — я понял, что сейчас мне предстоит лезть по веревке над пропастью.

— Думаю, не стоит бояться, — сказал Таниус, наблюдая мой совсем не геройский вид. — Я буду страховать тебя еще одной веревкой, так что при небольшом желании ты туда не упадешь.

Тебе-то что! — не ты же страдаешь высотобоязнью. Странно, в детстве я запросто карабкался по горным кручам и перескакивал через расселины. А сейчас труса праздную — а еще горец, понимаешь!

Я обругал себя последними словами и решительно полез через провал, стараясь не глядеть вниз. Какое небо голубое! И облачка вверху ползут, как черепашки. То есть как души черепашек, разбившихся всмятку при падении с ба-альшой высоты. Ой, что-то я не о том…

Запредельный, высокий звук резанул по ушам, а в глаза Ударил ослепительный свет. От такой неожиданности руки сами собой выпустили канат, и я повис над пропастью, зацелившись ногой за веревку. А вокруг все звенело и завывало световые пятна метались во все стороны, как косяк испуганных рыбешек. Того и гляди тут все взорвется.

И откуда только силы взялись? Я, цепляясь за свою же одежду, добрался до веревки и с бешеной скоростью пополз на тот край. Минуты не прошло, а я уже сидел там, на мостовой, и пытался определить, что же произошло. А было вот что: на скале, прямо над проломом, дико визжал и исторгал лучи во все стороны предмет неопределенной формы.

В принципе я понял, что это такое, хоть и самому до сих пор встречать не доводилось. Это была сигнальная мина — устройство в общем-то безобидное, но своим истошным воем поднимет и мертвого. Уверен, что ее видно и слышно даже из деревни, которую мы покинули утром. Такие мины ставились редко и только на крайне ответственных участках, так как ее основу — призрачную нить — мог создать лишь достаточно опытный маг. Видимо, ее я и зацепил, когда лез над пропастью. Когда данийцы отступали от Лусара, то поставили здесь эту мину на случай, если бы имперцы попытались навести переход через пролом и напасть с тыла. Или же ее поставили осажденные для предотвращения внезапного нападения. Или эта мина ставилась кем-то еще. Возможно, даже против нас… В любом случае все загадки должны разрешиться там, за поворотом, в Лусаре. Как ни странно, но до сих пор мы не знали, что и кто нас там ждет. По моим предположениям, сейчас в замке должны обитать только крысы. Хуже будет, если ворота окажутся заперты, что делать в таком случае — неясно. Трейсина мы оставили смотреть за лошадьми, да он и не выказал никакого желания идти в замок, а Таниус переправился на этот край, прихватив большую связку факелов и оружие. С арбалетами наперевес мы осторожно стали подниматься по дороге.

Вот и поворот. Как я уже говорил, замок не был виден из долины, но отсюда его вид впечатлял. Неудивительно, что данийцы не смогли взять Лусар, несмотря на всю их магию: здесь она была бессильна. Фактически перед нами были только тяжелые стальные ворота в монолитной скале, лишь высоко вверху начиналась каменная кладка. Оттуда на нас глядели черными провалами десятки бойниц, и от такого взгляда невольно становилось не по себе.

Ни единого звука, никакого движения наверху, только ветер тоскливо воет в скалах. Стало ясно, что люди давно ушли отсюда — мусорная пыль толстым ковром устилала привратную площадку. Тут же был снят вопрос о неприступности — створка ворот была слегка приоткрыта, нас как бы приглашали внутрь.

— У-у, этот замочек кто-то взломал! — воскликнул Штырь, подбирая с земли кусок затворной шестерни. — Причем изнутри, снаружи-то никак не подступиться, вон какая толщина — на локоть сплошной стали.

— Стало быть, мародеры пришли с другой стороны — с берега. Здесь-то вообще, кроме нас, в последние полтора десятка лет никто не проходил. Только зачем эту махину вообще открывали? К чему такие усилия? — спросил Таниус, осматривая ворота снаружи.

— Ни к чему, это точно! Зато изнутри эта дверь очень похожа на большой сейф — вот и ответ, — воскликнул зашедший внутрь Штырь, изображая из себя матерого медвежатника. — Ничего ценного мы здесь, конечно, не обнаружим, но ведь мы вроде бы и не это ищем? — Он вопросительно уставился на меня.

Как будто я знаю, что мы ищем! Вопрос стоит иначе — что я вообще здесь делаю?

— Господа авантюристы, смотреть в оба глаза, факелов не жалеть, обо всем интересном докладывать мне! — распорядился я, на мгновение почувствовав себя командиром.

Мы осторожно продвигались по широкому коридору в глубь замка. Все попадавшиеся по пути двери хранили следы давнего взлома, а пыли внутри было еще больше, чем снаружи. Комнаты вдоль коридора использовались когда-то для казарм, оружейных складов, тренировочных залов и трапезных — здесь мы ничего не нашли, кроме сгнившего тряпья и трухлявой мебели. Несколько лестниц уходили вверх — их мы пока пропустили. Неосмотренным остался и самый большой чертог — замковая кафедральная церковь.

Повернув налево, коридор кончился такой же стальной дверью, тоже приоткрытой, только здесь замок был целым Очевидно, снаружи ворота нельзя было закрыть, и имперцу уходя, просто притворили их.

— Валиен, тебе как бывшему солдату не кажется странным, что в военном замке не хватает самого важного — продовольственных складов? — спросил Таниус, когда мы повернули назад.

И правда, мы не нашли ни одного. Вот почему здесь нет ни одной крысы — они давно ушли отсюда, спасаясь от голодной смерти. И по той же причине имперские солдаты бросили эту неприступную цитадель. Значит, Лусар изначально не был предназначен не только для военных целей, но и вообще для жилья. Тогда для чего же, что охраняют эти высокие башни и неприступные врата?

Теперь нам предстояло обыскать надстройки, а также найти тайные двери, если таковые здесь есть, благо у нас имеется опытный специалист по этому делу. Впрочем, посмотрев на крутые винтовые лестницы, стремившиеся вверх сквозь скалу, я вспомнил про другую такую же — в чародейской обители покойного Аргхаша. И какого беса мне туда карабкаться? Там наверняка ничего нет, кроме боевых площадок и дозорных башен.

Гораздо больше сведений обещал дать церковный чертог. В отличие от прочих помещений замка, напоминавших скорее тюремные камеры, этот зал был отделан и обставлен в лучших имперских традициях. Стены были завешены тяжелыми бордовыми портьерами, пол украшен цветной мозаикой, а потолок — изящной глазурованной росписью. Но в первую очередь в глаза бросался золотой блеск: подсвечники вдоль стен, треноги для благовоний, витые узоры на рядах колонн и в особенности алтарь — все отливало позолотой. Девять узких стрельчатых окон прорезали стену над алтарем, каждое утро сквозь них светило восходящее солнце. Отражаясь в зеркалах противоположной стены, играя бликами на золоте, оно наполняло чертог ослепительным сиянием, чтобы восторженные прихожане могли воочию лицезреть мощь и красоту Света.

А в День Света, когда солнце стояло в зените, сквозь маленькое окно в крыше на алтарь опускался световой столб. Считалось, что этот свет излечивает как духовные, так и телесные травмы; ежегодно в священный день из храмов в Эйсе выбегали счастливчики с радостными криками: «Я снова могу ходить!», «Я опять вижу!», «Ко мне вернулся рассудок!», «Я воскрес!!!» и тому подобное. Я как-то подпоил одного такого «воскресшего», так он мне и сболтнул «под большим секретом», что ему некто накануне дал монетку и пообещал еще две, если облагодетельствованный Небесами доходяга будет орать на всех перекрестках о своем удивительном спасении. Да, таковы люди. Если они хотят поверить в чудо, то они будут верить в него, несмотря ни на что…

Полтора десятка лет забвения мало отразились на состоянии храма Лусара. Повсеместной паутины здесь почему-то не было, только все та же пыль на полу и портьерах, и еще позолота местами облупилась, и штукатурка с потолка отпала. А так — хоть сейчас службу проводи.

В портике зала, за занавесями, размещалось несколько служебных помещений. Штырь немедленно взялся исследовать их на наличие секретных ниш и дверей, Таниус стал обшаривать сами комнатки, а я направился к алтарю. Круглое возвышение являлось истинным произведением искусства — на нем были изображены коленопреклоненные мужчины и женщины, распустившиеся цветы, имперские руны и распятие [5] Лотоса в солнечном околе — символ счастья, мудрости и духовной гармонии. И все это — из самого настоящего золота! Странно, что его не забрали с собой имперцы, тем более странно, что обошли вниманием взломщики. Значит, они тоже искали что-то другое.

Снаружи начало темнеть. Нам пора было возвращаться, но мне почему-то не хотелось уходить отсюда. Что-то здесь было такое, что мне нужно, необходимо. Тем более что Штырь наконец-то отыскал потайную дверцу. Решено, завтра с утра мы отправимся осматривать подвалы храма, а сейчас — назад, на ту сторону моста. Думаю, никто из нас не пожелает остаться на ночь в пустом и мрачном замке.

Повторный перелаз через провал прошел гладко. Трейсин, полдня просидевший в одиночестве, весь извелся и издергался — то ли за нас волновался, то ли за себя боялся, а может, то и другое сразу. Но все же лагерь он развернул и ужин сварил, правда, пересолив его в лучших традициях зеленодольской кухни и к тому же съев чуть ли не половину по причине нервности.

В дикой и пустынной местности, нашпигованной разбойниками, как сдоба — изюмом, спать без ночного сторожа — совершеннейшее безрассудство. В этот раз мое дежурство было вторым, потому я и не особенно старался заснуть, слушая рваную и тоскливую песню ветра. Сигналка время от времени издавала глухие дребезжащие звуки — лишь к утру она сдохла окончательно.