Тик-так! Тик-так!
      Маятник стенных часов в детской раскачивался взад и вперёд. Словно старушка качала головой.
      Тик-так! Тик-так!
      И вдруг часы перестали тикать и начали ворчать и стонать, всё громче и громче, словно у них заболел живот. Потом они так затряслись, что вместе с ними задрожала каминная полка. Пустая банка из-под варенья подскочила, зазвенев; забытая Джейн щётка для волос пустилась в пляс на своих щетинках, Королевское Фарфоровое Блюдо, подаренное миссис Бэнкс на крестины её двоюродной бабушкой Кэролайн, перевернулось, и нарисованные на нём три мальчика, игравшие в лошадки, встали на свои нарисованные головы.
      И после всего этого, когда уже казалось, что часы вот-вот взорвутся, они начали бить.
      Бамм! Бамм! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь!
      С последним ударом Джейн проснулась.
      Солнце потоком лилось в щель между занавесками и золотыми полосками лежало на постели.
      Джейн села и осмотрелась.
      Майкл тихо спал. Близнецы в своих кроватках посапывали, продолжая во сне сосать пальцы.
      «Только я одна не сплю! — подумала она, очень довольная. — Могу полежать одна и подумать обо всём на свете».
      Она прижала коленки к подбородку, свернувшись калачиком, и ей стало уютно-уютно, как в гнёздышке.
      «Вот теперь я птичка, — сказала она про себя. — Я только что снесла семь хорошеньких яичек и высиживаю птенцов. Клох-клох! — заклохтала она тихонечко. — А когда-нибудь потом — ну, например, через полчаса, — кто-то тихонько скажет: «Пип!» — и стукнет клювиком. «Тюк!» — и скорлупа треснет. И на свет появятся семеро птенцов — три жёлтеньких, два тёмненьких и два…»
      — Пора вставать!
      Неизвестно откуда взявшаяся Мэри Поппинс сдёрнула с плеч Джейн одеяло.
      — Ой, нет, нет! — захныкала Джейн, снова натягивая на себя одеяло.
      Она очень рассердилась на Мэри Поппинс. Всё испортила!
      — Я не хочу вставать! — сказала она, уткнувшись носом в подушку.
      — Правда? — сказала Мэри Поппинс спокойно.
      На этот раз она сдёрнула одеяло совсем, и Джейн волей-неволей выпрыгнула из постели.
      — Ой, мама! — вздохнула она. — Ну почему, ну почему я всегда должна вставать первая?
      — Ты самая старшая, вот почему, — сказала Мэри Поппинс, подталкивая Джейн в сторону ванной.
      — А я не хочу быть старшей! Почему Майкл никогда-никогда не бывает старшим? Мог бы хоть разок!
      — Потому что ты родилась раньше, понятно?
      — А я об этом не просила! Надоело мне быть старшей! Я хочу подумать!
      — Можешь думать, пока будешь чистить зубы.
      — Это будет совсем не одно и то же!
      — А разве ты хочешь всё время думать одно и то же?
      — Да, хочу!
      Мэри Поппинс бросила на неё быстрый, суровый взгляд.
      — Достаточно, благодарю вас! — сказала она.
      И по её тону Джейн поняла, что она говорит серьёзно. Джейн начала было чистить зубы, но вдруг положила зубную щётку и уселась на край ванны.
      — Это несправедливо! — ворчала она, пиная линолеум носком ноги. — Заставляют меня делать всякие противные вещи, и всё потому, что я старшая! Не буду чистить зубы!
      Сказала — и сама удивилась. Она всегда радовалась, что она старше Майкла и Близнецов. Она чувствовала, что она главнее их. Почему же сегодня её это только сердит и огорчает?
      — Да-а, если бы Майкл родился раньше, у меня было бы время высидеть своих птенчиков, — объяснила она самой себе.
      День явно начался плохо.
      К сожалению, дальше дела, вместо того чтобы исправиться, пошли ещё хуже.
      За завтраком Мэри Поппинс обнаружила, что воздушного риса на всех не хватает.
      — Что ж, для Джейн придется сварить овсянку, — сказала она, расставляя тарелки, и сердито засопела, потому что она терпеть не могла варить овсянку.
      — Почему-у? — захныкала Джейн. — Я хочу рису! Рису!
      Мэри Поппинс нахмурилась:
      — Потому что ты старшая!
      Опять то же противное слово! Джейн лягнула под столом ножку своего стула, надеясь, что ей удалось ободрать лак. Она ела овсяную кашу как можно медленнее, стараясь почти ничего не глотать. Хорошо бы, она умерла с голоду! Так им и надо! Тогда пожалеют!
      — Какой сегодня день? — спросил Майкл весело, выскрёбывая остатки риса.
      — Среда, — сказала Мэри Поппинс. — Не процарапай, пожалуйста, тарелку насквозь!
      — Тогда, значит, мы сегодня пойдём в гости к мисс Ларк!
      — Если будете себя хорошо вести, — хмуро сказала Мэри Поппинс, словно не верила, чтобы это было возможно.
      Но Майкл был в радужном настроении и ничего не заметил.
      — Среда! — крикнул он, барабаня ложкой по столу.
 
День рождения — среда…
Значит, ждёт тебя беда! —
 
      пропел он известный стишок. — Вот почему Джейн досталась овсянка вместо риса — ведь она родилась в среду! — поддразнил он.
      Джейн, насупившись, толкнула его под столом ногой. Но он успел увернуться и только засмеялся.
 
Кто родился в воскресенье,
Будет — просто загляденье! —
 
      продолжал он декламировать. — Это тоже правильно! Я как раз родился в воскресенье, и поэтому я — просто загляденье! — объявил он.
      Джейн ядовито засмеялась.
      — Да, я загляденье! — настаивал он. — Я сам слышал, миссис Брилл так говорила. Она сказала Элин, что я — просто куколка!
      — Вот именно! — проворчала Джейн. — И нос у тебя курносый.
      Майкл поглядел на неё с обидой.
      И опять Джейн удивилась самой себе. В любой другой день она бы с ним согласилась. Она всегда считала, что Майкл очень хорошенький мальчик. Но сегодня она сказала со злобой:
      — И ты косолапишь! Кривоножка! Кривоножка!
      Майкл кинулся на неё.
      — Прекратить! — скомандовала Мэри Поппинс, сердито глядя на Джейн. — И если кто-нибудь в этом доме отличается красотой, то это… — Она умолкла и удовлетворённо посмотрелась в зеркало.
      — Кто? — хором спросили Джейн с Майклом.
      — Не тот, кто носит фамилию Бэнкс! — отрезала Мэри Поппинс. — Вот так!
      Майкл искоса взглянул на Джейн, как он делал всегда, когда Мэри Поппинс говорила что-нибудь странное. Но хотя Джейн почувствовала, что он на неё смотрит, она притворилась, будто ничего не замечает. Отвернувшись, она сняла с полки свою коробку с красками.
      — А ты не хочешь поиграть в железную дорогу? — спросил Майкл, стараясь помириться.
      — Нет! Я хочу играть одна!
      — Ну, мои дорогие, как у вас дела сегодня?
      Миссис Бэнкс бегом вбежала в детскую и торопливо перецеловала ребят. Она всегда была так занята, что ходить ей было некогда.
      — Майкл, — сказала она, — тебе нужны новые сандалии — у тебя уже все пальцы наружу. Мэри Поппинс, мне кажется, Джона пора остричь. Барби, крошка моя, не соси пальчик! Джейн, сбегай вниз и скажи миссис Брилл, чтобы она делала торт без глазури. Я передумала.
      «Ну вот, опять! — подумала Джейн. — Опять не дают житья! Стоит ей чем-нибудь заняться, как для неё придумывают дело!»
      — Мама, ну почему я? Как будто Майкл не может!
      — А я думала, ты будешь рада мне помочь. Ведь Майкл обязательно по дороге забудет, зачем его послали! Кроме того, ты старшая! Сбегай, доченька!
      Джейн спускалась по лестнице черепашьим шагом, втайне надеясь, что, пока она доберётся до кухни, миссис Брилл успеет покрыть торт глазурью.
      И всё время она сама удивлялась своему поведению. Словно в ней поселился кто-то другой — кто-то некрасивый и с очень плохим характером — и заставляет её злиться.
      Она передала миссис Брилл распоряжение мамы и очень огорчилась, узнав, что успела вовремя.
      — Ну что ж, меньше возни, — заметила миссис Брилл. — И кстати, золотко, — продолжала она, — сбегай, пожалуйста, в сад и напомни этому Робертсону, чтобы он наточил ножи. У тебя ножки молодые, а у меня уже старенькие…
      — Не могу. Я занята.
      Пришла очередь удивляться миссис Брилл.
      — Ну, будь хорошей девочкой! Я и стою-то с трудом, где мне бегать.
      Джейн вздохнула. Ну почему её не оставят в покое?
      Она пинком закрыла дверь кухни и поплелась в сад.
      Робертсон Эй спал на садовой дорожке, положив голову на лейку. Он так храпел, что его тонкие волосы то и дело взлетали и опадали.
      У Робертсона Эй был необычный дар — спать когда угодно и где угодно. Честно говоря, он предпочитал сон бодрствованию. И обычно ребята жалели его и никогда не выдавали старшим.
      Но сегодня всё было по-другому. Злобное существо, вселившееся в Джейн, совершенно не сочувствовало Робертсону Эй.
      — Все противные! — сказала Джейн и изо всех сил забарабанила по лейке.
      Робертсон Эй так и подскочил.
      — Помогите! Караул! Пожар! — закричал он, дико размахивая руками.
      Потом он протёр глаза и заметил Джейн.
      — А-а, это ты, — протянул он разочарованно, как будто надеялся увидеть что-нибудь поинтереснее.
      — Иди и наточи ножи. Немедленно! — приказала она.
      Робертсон Эй медленно поднялся на ноги и потянулся.
      — Всегда найдут дело, — сказал он грустно. — Не одно, так другое. Ни минуты покоя! А ведь надо же человеку отдохнуть!
      — Ты только и делаешь, что отдыхаешь! — сказала бессердечная Джейн. — Вечно спишь!
      Робертсон Эй посмотрел на неё с обидой и укором, и в любой другой день ей стало бы очень стыдно, но сегодня она ничуть не смутилась.
      — Сказать такую вещь! — грустно промолвил он. — А ещё старшая! Вот уж никак не ожидал! Никак!
      И ещё раз печально посмотрев на неё, он поплёлся в кухню.
      «Он, наверно, меня никогда не простит» — подумала Джейн. Но вселившееся в неё злобное создание ответило: «А мне-то что! Пусть не прощает!»
      Она вздёрнула голову и медленно пошла обратно в детскую, по дороге вытирая свои липкие руки о чистые, только что побелённые стены именно потому, что это было категорически запрещено.
      Мэри Поппинс смахивала метёлкой из перьев пыль с мебели.
      — На похороны или с похорон? — спросила она, когда Джейн появилась.
      Джейн только мрачно на неё посмотрела и ничего не ответила.
      — Знаю я кого-то, кто ищет неприятностей. А тот, кто ищет, всегда найдёт, — предостерегающе сказала Мэри Поппинс.
      — Ну и ладно!
      — С «ну и ладно» вышло неладно! Говорят, его повесили! — поддразнила Мэри Поппинс, отложив метёлку. — А теперь, — она строго посмотрела на Джейн, — я собираюсь пойти поесть. А ты присмотри за Близнецами и, если я услышу Хоть Одно Слово…
      Она не закончила фразу, но зато громко, угрожающе фыркнула, выходя из комнаты.
      Джон и Барби подбежали к Джейн и схватили её за руки. Но она высвободилась и сердито оттолкнула малышей.
      — Почему я не единственный ребёнок! — сказала она с горечью.
      — А ты убеги из дому! — предложил Майкл. — Может, тебя кто-нибудь усыновит!
      Джейн удивлённо обернулась. Предложение Майкла её огорошило.
      — Ты будешь скучать без меня!
      — Не буду! — успокоил её Майкл. — Раз ты собираешься всегда злиться! И зато я тогда возьму твои краски!
      — Нет, не возьмёшь! — сказала она. — Я их с собой заберу!
      И, просто чтобы показать ему, кто хозяин красок, она достала кисточки и разложила на полу альбом для рисования.
      — Нарисуй часы, — дружески посоветовал Майкл.
      — Нет!
      — Ну, тогда Королевское Фарфоровое Блюдо!
      Джейн взглянула.
      Три мальчика по-прежнему бежали по круглому зелёному лугу. Конечно, в любой другой день она с удовольствием стала бы их рисовать, но сегодня ей хотелось всё делать назло.
      — Не буду! Я сама знаю, что мне рисовать!
      И она начала рисовать свой портрет: как она, одна-одинёшенька, сидит на яйцах…
      Майкл, Джон и Барби заглядывали ей через плечо.
      Вскоре Джейн так увлеклась рисованием, что почти забыла о своём плохом настроении.
      Майкл наклонился к рисунку.
      — А тут надо нарисовать курицу — вот тут!
      Показывая где, он нечаянно толкнул Джона. Тот немедленно повалился и ногой перевернул стакан с водой. Окрашенная акварелью вода залила всю картину.
      Вскрикнув, Джейн вскочила.
      — Ах ты медведь! Ты всё испортил! Вот тебе!
      Она с такой яростью толкнула Майкла, что он тоже полетел — как раз на Джона. Близнецы завопили от боли и страха, а громче всех кричал Майкл:
      — Ой, ты мне голову сломала! Ой-ой-ой! Голова разбилась!
      — Ну и пусть! Так тебе и надо! Так и надо! — кричала Джейн. — Сам приставал и испортил мою картинку! Противный, противный, противный!
      Дверь распахнулась.
      Мэри Поппинс суровым взглядом озирала поле сражения.
      — Что я тебе сказала? — спросила она Джейн ужасающе спокойным голосом. — Я сказала: если я услышу Хоть Одно Слово — и вот что я вижу! Ни о каких гостях не может быть и речи! Шагу не ступишь из комнаты — или назови меня китайцем!
      — Ну и пожалуйста!
      Джейн сложила руки за спиной и отошла с беззаботным видом.
      Ей было ни капельки не жалко.
      — Очень хорошо.
      Мэри Поппинс говорила сладким голоском, но было в нём что-то очень страшное.
      Джейн молча наблюдала, как она одевает ребят.
      Когда все принарядились, Мэри Поппинс достала из картонки свою лучшую шляпку и надела её чуть-чуть набекрень. На шею она повесила золотую цепочку с медальоном и небрежно повязала шарф в красно-белую клетку, который ей подарила миссис Бэнкс. На одном его конце была, белая метка с большими буквами М. П., и Мэри Поппинс, убирая её под воротник, удовлетворённо улыбнулась своему отражению в зеркале.
      Потом она достала из шкафа зонтик с ручкой в виде головы попугая, взяла его под мышку и заторопила ребят.
      — Теперь у тебя будет время подумать! — обернулась она на прощание и, громко фыркнув, закрыла за собой дверь.
      Джейн долго сидела, глядя в одну точку. Она пыталась думать про свои семь яиц, но, как ни странно, они её почему-то перестали занимать.
      Интересно, что они сейчас делают в гостях у мисс Ларк? Наверное, играют с собаками, и мисс Ларк рассказывает им, какая у Эдуарда замечательная родословная, а Варфоломей — наполовину эрдель, наполовину легавая, и обе половины худшие… А потом всем, даже собакам, дадут к чаю Шоколадное Печенье и Ореховый Торт…
      — Ой-ой-ой!
      Мысль о том, что она лишилась всего этого, да ещё по своей вине, болезненно уколола Джейн, и она разозлилась ещё больше.
      Тик-так! Тик-так! — громко сказали Часы.
      — Да тише вы! — яростно крикнула Джейн и изо всех сил швырнула в них коробкой с акварелью. Коробка ударилась о стекло и, отскочив, налетела на Королевское Фарфоровое Блюдо.
      Дзззиннь! Тррррах! Блюдо перевернулось и упало. Батюшки! Что она натворила! Джейн зажмурилась.
      — Послушайте, мне больно! — пожаловался чей-то звонкий голосок.
      Она не смела открыть глаза.
      — Джейн! — снова прозвучал голос. — Вы мне коленку разбили.
      Джейн быстро повернула голову. В комнате никого не было.
      Она подбежала к двери и открыла её.
      Тоже никого.
      Тут кто-то рассмеялся.
      — Куда вы смотрите, глупышка! Посмотрите сюда! Выше!
      Джейн взглянула на каминную полку.
      Возле часов лежало опрокинутое фарфоровое Блюдо. Оно треснуло как раз посредине, и, к своему удивлению, Джейн обнаружила, что один из нарисованных мальчиков бросил вожжи и стоял, согнувшись и держась обеими руками за колено. Остальные двое смотрели на него с состраданием.
      — Н-ничего н-н-не понимаю, — сказала Джейн то ли себе самой, то ли неизвестному голосу. — Н-ничего.
      Мальчик на Блюде поднял голову и улыбнулся Джейн:
      — Не понимаете? Вполне возможно. Я не раз замечал, что вы с Майклом не понимаете самых простых вещей. Правда? — Он, смеясь, обернулся к своим братьям.
      — Да, — сказал один из них. — Они даже не умеют успокоить Близнецов.
      — Даже не умеют правильно нарисовать птичьи яйца, — сказал второй. — Глядите, они все у неё угловатые!
      — А откуда вы знаете про Близнецов и про яйца? — спросила Джейн, покраснев.
      — Вот так так! — сказал первый мальчик. — Что ж вы думаете, мы на вас всё время смотрим и ничего не видим? Конечно, в спальню или в ванную мы заглянуть не можем. Кстати, какого цвета там кафель?
      — Розовый, — ответила Джейн.
      — А в нашей — белый с голубым. Вы хотели бы посмотреть?
      Джейн колебалась. Она была так ошарашена, что просто не знала, что сказать.
      — Пойдёмте! Вильям и Эверард будут вашими лошадками, если хотите. А я возьму кнутик и побегу сбоку. Меня зовут Валентин, очень рад познакомиться. Мы — Тройняшки. И ещё у нас есть Кристина.
      — Где же Кристина? — Джейн внимательно осмотрела Блюдо.
      Но там был только зелёный лужок и заросли ольхи. Никого, кроме Валентина, Вильяма и Эверарда, там не было.
      — Пойдёмте и увидите! — настойчиво уговаривал Валентин, протягивая ей руку. — Остальные-то ушли в гости. А вы идите в гости к нам!
      Это её убедило. Вот она покажет Майклу и Близнецам, что не только они могут ходить в гости! Они ей ещё позавидуют и пожалеют, что так плохо с ней поступили!
      — Ладно, — сказала она, протягивая руку. — Я иду!
      Валентин крепко схватил её за руку и потащил.
      И вдруг она оказалась на широкой солнечной лужайке, и под ногами вместо истрёпанного ковра у неё была упругая мягкая травка, пестревшая маргаритками.
      — Ура! — кричали Валентин, Вильям и Эверард, танцуя вокруг неё.
      Джейн заметила, что Валентин хромает.
      — Ой! — сказала она. — Я забыла! У тебя болит нога!
      Он улыбнулся:
      — Ничего! Я знаю, вы не нарочно.
      Джейн достала носовой платок и завязала ему коленку.
      — Сразу стало лучше! — сказал он вежливо и передал ей вожжи с бубенчиками.
      Вильям и Эверард, тряхнув головой и зафыркав, как настоящие лошадки, побежали по лугу, и Джейн, позванивая вожжами, помчалась за ними.
      Валентин бежал рядом с ней, прихрамывая, и напевал.
 
Ах, Дженни — радость,
Дженни — свет,
Ах, Дженни — розовый букет!
Тебя на грудь я приколю —
Так крепко я тебя люблю! —
 
      пел он.
      — Та-ак крее-е-е-пко я тебя лю-у-у-блю! — подхватили Вильям с Эверардом.
      Джейн подумала, что песня эта довольно старомодная. Да и странные костюмы Тройняшек, и их причёски, и вежливость — всё было очень старомодное.
      «Очень странно!» — подумала Джейн.
      Но тут же она подумала, что здесь гораздо интереснее, чем у мисс Ларк, и что Майкл сильно позавидует ей, когда она ему обо всём расскажет.
      А лошадки бежали и бежали, увлекая Джейн за собой, увлекая её всё дальше от детской.
      На минуту она придержала вожжи, запыхавшись, и оглянулась. Где-то далеко, за лугом, еле-еле маячил край Блюда.
      И вдруг Джейн почувствовала тревогу. Ей захотелось вернуться.
      — Ну, мне пора, — сказала она, бросив звенящие вожжи.
      — Нет, нет, нет! — закричали Тройняшки, окружив её кольцом.
      И так странно звучали их голоса, что её тревога усилилась.
      — Меня там будут искать. Мне обязательно надо домой!
      — Да ещё совсем рано, — возразил Валентин. — Они всё ещё в гостях у мисс Ларк. Идёмте! Я покажу вам свои краски.
      Это было соблазнительно.
      — А у тебя есть берлинская лазурь? — спросила она — в её наборе как раз не хватало берлинской лазури.
      — Есть! В серебряном тюбике! Идём!
      Почти против своей воли Джейн пошла вперёд. «Я только взгляну на краски — и скорей обратно, — думала она. — Даже не попрошу дать покрасить!»
      — А где же ваш дом? — спросила она. — Его нет на Блюде!
      — Да что вы! Конечно, он тут. Вам его не видно, потому что он за лесом. Идёмте!
      Они незаметно вошли под тёмные своды старого леса. Опавшие листья шуршали у них под ногами; порой голубь, громко хлопая крыльями, срывался с ветки.
      Вильям показал Джейн гнездо малиновки под грудой хвороста, Эверард сплёл и надел ей на голову венок из листьев.
      Но, несмотря на всю их приветливость, Джейн почему-то было не по себе. Она вздохнула с облегчением, когда они вышли из лесу.
      — Вот и наш дом! — махнул рукой Валентин.
      И она увидела громадный каменный дом, увитый плющом. С виду он был старше всех домов, какие она только видела в жизни; и ей показалось, что он угрожающе наклоняется к ней. По обеим сторонам каменной лестницы сидели, подобравшись словно для прыжка, каменные львы.
      Джейн вздрогнула, когда тень дома упала на неё.
      — Я ненадолго, — тревожно сказала она. — Уже поздно.
      — Только на пять минут! — просительно сказал Валентин, увлекая её в прихожую.
      Шаги их гулко отдавались на каменном полу. Дом казался совершенно пустым. Кроме неё и Тройняшек, в нём словно никого не было. Холодный сквозняк свистел в коридоре.
      — Кристина! Кристина! — позвал Валентин, увлекая Джейн на лестницу. — Вот она!
      Его голос эхом разнёсся по дому. Казалось, все стены дома угрожающе повторяли:
      «Вот она! Вот она!»
      Послышались чьи-то быстрые шаги, и дверь распахнулась. Девочка чуть повыше Тройняшек ростом, одетая в старомодное пышное платье, вбежала и бросилась обнимать Джейн.
      — Наконец, наконец! — торжествующе кричала она. — Мальчики так давно за тобой следили! Но им никак не удавалось тебя поймать — ты была такая счастливая!
      — Поймать меня? — переспросила Джейн. — Я… я не понимаю…
      Ей стало совсем не по себе. Она горько жалела, что приняла приглашение Валентина.
      — Прадедушка тебе объяснит, — со странным смешком сказала Кристина и потащила Джейн в комнату.
      — Хе! Хе! Хе! Что там такое? — спросил кто-то тоненьким, надтреснутым голосом.
      Джейн, вздрогнув, отпрянула назад, к Кристине.
      В дальнем конце комнаты в кресле у камина сидела фигура, при виде которой ей стало совсем жутко. Отблески пламени освещали старого-престарого старика, такого древнего, что он казался скорее тенью, чем живым существом. Редкая седая бЬродка не скрывала его запавшего, тонкогубого рта, и, хотя на нём была тёмная шапочка, заметно было, что он совершенно лысый. Одет он был в длинный старинный халат из выцветшего шёлка, а на его тощих ногах болтались вышитые туфли.
      — Так, так, — сказал старикашка, вынимая изо рта длинную изогнутую трубку. — Значит, Джейн наконец прибыла!
      Он поднялся и заковылял к ней, усмехаясь жуткой усмешкой. Впалые глаза горели недобрым огнём.
      — Мальчики изловили её за лесом, прадедушка, — сказала Кристина.
      — А? Как они её поймали?
      — Ей не захотелось быть старшей. Она разозлилась, раскапризничалась, швырнула в Блюдо коробкой с красками и разбила Валентину коленку.
      — Так, так, — прошамкал старикашка. — Капризы, так? Хорошо, хорошо… — Он пискливо захихикал. — Ну что ж, у нас ты будешь самой младшей, крошка. Моей младшей праправнучкой! Но у нас тут капризничать не разрешается! Хе! Хе! Хе! Никаких капризов! Ну что ж, располагайся, садись к огоньку. Выпьешь чаю или вишнёвой наливки?
      — Нет! Нет! — вырвалось у Джейн. — Вы ошиблись! Мне пора домой! Я живу в Доме Номер Семнадцать. В Вишнёвом переулке!
      — Жили, вы хотите сказать, — радостно поправил её Валентин. — Теперь вы живёте здесь!
      — Я не хочу жить здесь! — в отчаянии кричала Джейн. — Разве ты не понимаешь? Я хочу домой!
      — Глупости! — закаркал Прадедушка. — Тебе там было плохо, хе-хе! Я-то знаю, каково быть старшим, — ты делай всю работу, а младшие забавляются! Хе-хе-хе! А у нас, — он помахал трубкой, — тебя все будут баловать; ты будешь нашей Дорогой Крошкой, нашим Золотком! Ты никогда не вернёшься домой!
      — Никогда! — как эхо подхватили Вильям и Эверард, танцуя вокруг неё.
      Слёзы брызнули из глаз Джейн.
      — Я хочу домой! Мне нужно домой!
      Прадедушка улыбнулся страшной беззубой улыбкой.
      — Ты думаешь, мы тебя так и отпустим? — сказал зловещий старик. — Ты разбила наше Блюдо! И коленку Валентина! Это тебе даром не пройдёт! Предлагай выкуп!
      — Я… Я отдам ему свои краски.
      — У него есть краски!
      — Обруч!
      — Хе-хе! Он уже слишком большой!
      — Тогда… — Джейн запнулась. — Тогда я выйду за него замуж, когда вырасту.
      Прадедушка снова захихикал.
      Джейн умоляюще посмотрела на Валентина.
      Он покачал головой.
      — Боюсь, что это поздно, — грустно сказал он. — Я ведь уже давно-давно вырос…
      — А как же тогда… Почему… Я ничего не понимаю! Где же я? — плакала Джейн, озираясь в ужасе.
      — Ты далеко-далеко, деточка, далеко-далеко от своего дома! — шамкал Прадедушка. — Ты попала в Прошлое. В далёкое Прошлое, в те дни, когда Кристина и мальчики были детьми!
      Даже сквозь слёзы Джейн видела, как яростно горят старческие глазки.
      — А как же… как же мне попасть домой? — прошептала Джейн.
      — Никак! Ты останешься здесь! Выхода нет! Вспомни — ты в далёком Прошлом. Близнецы и Майкл, да что там — твой отец и мать ещё не родились на свет! Дом Номер Семнадцать ещё не построен! Нет, тебе некуда идти!
      — Нет, нет! — рыдала Джейн. — Это неправда! Не может так быть!
      Сердце у неё застучало. Никогда не увидеть Майкла, и папу, и маму, и Близнецов, и… Мэри Поппинс! И вдруг она закричала что было мочи:
      — Мэри Поппинс! Я больше не буду! Помогите! Помогите! Мэри Поппинс!
      — Живей! Держите её! Не выпускайте! — скомандовал старикашка.
      И все четверо окружили её тесным кольцом. Джейн изо всех сил зажмурилась.
      — Мэри Поппинс! — кричала она. Голос её эхом раздавался в каменных коридорах. — Мэри Поппинс!
      Чья-то рука схватила её и потащила. Но Валентин, Вильям, Эверард и Кристина держали крепко…
      — Хе-хе-хе! — каркал Прадедушка. — Хе-хе-хе!
      И вдруг она почувствовала, что руки её врагов разжались.
      Она ощутила, что её куда-то тащат… по ступенькам… по коридору… по сырой, покрытой чем-то шуршащим земле…
      Голоса Прадедушки, Кристины и мальчиков замерли в отдалении.
      Вот она ощутила на щеках солнечное тепло. Острые травинки резали её ноги…
      И тут чьи-то руки стиснули её железной хваткой, подняли и понесли по воздуху.
      — Помогите! — кричала Джейн, яростно извиваясь.
      Она всеми силами старалась вырваться. Она не сдастся!
      Она будет лягать, и лягать, и лягать, пока…
      — Буду тебе очень признательна, если ты вспомнишь, — сказал хорошо знакомый голос над самым её ухом, — что это моя лучшая юбка и я собираюсь носить её всё лето.
      Джейн открыла глаза — и встретилась с суровым взглядом знакомых синих глаз.
      Да, это руки Мэри Поппинс держали её так крепко, и ноги, которые Джейн так яростно лягала, тоже принадлежали Мэри Поппинс.
      — Ой, это вы! — пролепетала Джейн. — А я думала, вы меня не слышали! Я думала, мне придётся там навсегда остаться! Я думала…
      — Некоторые люди, — сказала Мэри Поппинс, мягко опуская её на пол, — думают слишком много. Несомненно. Вытри лицо, пожалуйста.
      Она подала Джейн свой носовой платок и начала накрывать к ужину.
      Джейн наблюдала за ней, отирая слёзы большим голубым платком. Всё в комнате было так знакомо и привычно! И ободранный ковёр, и шкафчик с игрушками, и кресло Мэри Поппинс… И от этих знакомых вещей веяло таким уютом, теплом и покоем…
      Мэри Поппинс хлопотала у стола; Джейн прислушивалась к знакомым звукам — и пережитый ужас уходил куда-то далеко-далеко!
      Волна счастья нахлынула на неё.
      «Не может быть, чтобы я была такая плохая, — сказала она про себя. — Это, конечно, был кто-то другой!»
      И она стала размышлять о том, кто бы это мог быть…

* * *

      — Да ведь этого не могло быть взаправду! — недоверчиво усмехнулся Майкл, когда немного спустя Джейн рассказала ему о своих приключениях. — Ты чересчур большая! Разве ты поместишься на Блюде!
      Она на минутку задумалась. По совести сказать, она уже сама не очень верила в то, что рассказывала.
      — Да, ты, наверно, прав, — сказала она. — Но тогда мне казалось, что всё это так и было.
      — Ты просто всё придумала. Ты всегда думаешь, думаешь и всё выдумываешь из головы.
      Майкл чувствовал своё превосходство: он-то вообще никогда не думал.
      — Уж эти мне выдумки! — отодвинула их в сторону Мэри Поппинс, укладывая Близнецов. — А теперь, — сердито сказала она, когда Джон и Барби были уложены, — теперь, может быть, у меня будет минутка свободного времени.
      Она отколола свою новую шляпку и швырнула её в картонку. Расстегнула цепочку и заботливо уложила в ящик медальон. Затем она сняла пальто, встряхнула его и повесила на крючок за дверью.
      — А где же ваш новый шарф? — спросила Джейн. — Вы его потеряли?
      — Что ты говоришь! — сказал Майкл. — Он был на ней, когда мы вернулись. Я видел.
      Мэри Поппинс обернулась к ним.
      — Будьте любезны заниматься своими делами, — сказала она раздражённо, — а со своими я сама справлюсь!
      — Я ведь только хотела помочь, — начала Джейн.
      — Спасибо, как-нибудь обойдусь, — фыркнула Мэри Поппинс.
      Джейн сделала Майклу знак глазами. Но на этот раз ничего не заметил он. Он с изумлением смотрел на каминную полку.
      — Что с тобой, Майкл?
      — Выходит, что ты не выдумала! — шепнул он и показал пальцем на Блюдо.
      Джейн пригляделась. Вон Блюдо: оно действительно треснуло. Вон луг, и трава, и опушка леса. И трое мальчиков играют в лошадки.