Если ты хочешь отыскать Вишнёвый переулок, просто-напросто спроси у полисмена на перекрёстке. Он слегка сдвинет каску набок, задумчиво почешет в затылке, а потом вытянет палец своей ручищи в белой перчатке:
      — Направо, потом налево, потом опять сразу направо — вот ты и там! Счастливый путь!
      И будь уверен, если ты ничего не перепутаешь, ты окажешься там — в самой середине Вишнёвого переулка: по одной стороне идут дома, по другой — тянется парк, а посредине ведут свой хоровод вишнёвые деревья.
      А если ты ищешь Дом Номер Семнадцать — а скорее всего, так и будет, потому что ведь эта книжка как раз про этот дом, — ты его сразу найдёшь. Во-первых, это самый маленький домик во всём переулке. Кроме того, это единственный дом, который порядком облез и явно нуждается в покраске. Дело в том, что его нынешний хозяин, мистер Бэнкс, сказал своей жене, миссис Бэнкс:
      — Выбирай, дорогая, одно из двух: или чистенький, хорошенький, новенький домик, или четверо детей. Обеспечить тебе и то и другое я не могу. Не в состоянии.
      И, хорошенько обдумав его предложение, миссис Бэнкс пришла к выводу, что пусть уж лучше у неё будет Джейн (старшая) и Майкл (младший) и Джон с Барбарой (они близнецы и самые-самые младшие).
      Вот так всё и решилось, и вот почему семейство Бэнксов поселилось в Доме Номер Семнадцать, а с ними — миссис Брилл, которая для них готовила, и Элин, которая накрывала на стол, и Робертсон Эй, который стриг газон и чистил ножи и ботинки и — как не уставал повторять мистер Бэнкс — «зря тратил своё время и мои деньги».
      И, конечно, там была ещё няня Кэти, которая, по правде говоря, не заслуживает того, чтобы о ней писали в этой книжке, потому что в то время, когда начался наш рассказ, она уже ушла из Дома Номер Семнадцать.
      — Не сказав ни здрассте, ни до свиданья! — как выразилась миссис Бэнкс. — Без предупреждения! А что мне делать?
      — Дать объявление, дорогая, — ответил мистер Бэнкс, натягивая ботинок. — И я бы не возражал, если бы Робертсон Эй тоже ушёл, потому что он опять почистил один ботинок, а к другому не прикоснулся. Люди могут подумать, что я очень односторонний человек!
      — Это совершенно неважно, — сказала миссис Бэнкс. — Ты так и не сказал, что мне делать с няней Кэти.
      — Не знаю, что ты с ней можешь делать, поскольку её здесь нет, — возразил мистер Бэнкс. — Но на её месте — я хочу сказать, на твоём месте — я послал бы кого-нибудь в «Утреннюю газету» дать объявление, что ДЖЕЙН, И МАЙКЛ, И ДЖОН, И БАРБАРА БЭНКС (НЕ ГОВОРЯ УЖЕ ОБ ИХ МАМЕ) НУЖДАЮТСЯ В САМОЙ ЛУЧШЕЙ НЯНЬКЕ С САМЫМ МАЛЕНЬКИМ ЖАЛОВАНЬЕМ, И НЕМЕДЛЕННО! А потом я бы сидел и любовался, как няньки выстраиваются в очередь у нашей калитки, и я бы очень рассердился на них за то, что они задерживают уличное движение и создают пробку, так что мне приходится дать полисмену шиллинг за труды. А теперь мне пора бежать. Бр-р, как холодно! Как на Северном полюсе! Откуда ветер дует?
      С этими словами мистер Бэнкс высунул голову, в окно и посмотрел в сторону дома Адмирала Бума. Адмиральский дом стоял на углу. Это был самый большой дом в переулке, и весь переулок очень гордился им, потому что он выглядел точь-в-точь как корабль. Даже в палисаднике стояла мачта с флагом, а на крыше был позолоченный флюгер в виде подзорной трубы.
      — Ага! — сказал мистер Бэнкс, поспешно убрав голову. — Адмиральский телескоп говорит, что ветер восточный. Я так и думал. То-то у меня кости ноют. Надо бы надеть два пальто.
      И он рассеянно поцеловал жену в нос, помахал рукой детям и отправился в Сити.
      Сити — это было такое место, куда мистер Бэнкс ходил каждый день — понятно, кроме воскресений и праздников, — и там он сидел с утра до вечера в большом кресле за большим столом и работал, или, как говорят у нас в Англии, делал деньги. И дети твёрдо, знали, что папа весь день без передышки трудится, вырезая шиллинги и пенсы и штампуя монетки в полкроны и трёхпенсовики. А по вечерам он приносил их домой в своём чёрном портфельчике. Иногда он давал монетку-другую Джейн и Майклу (в копилку), а уж если он не мог, то говорил: «Банк лопнул», и ребята понимали, что ничего не попишешь — значит, папа сегодня сделал слишком мало денег.
      Ну вот, значит, мистер Бэнкс ушёл со своим чёрным портфелем, а миссис Бэнкс ушла в гостиную и сидела там весь день и писала в газеты просьбы прислать ей поскорей несколько нянек; а наверху, в детской, Джейн и Майкл глядели в окошко и старались угадать, кого же им пришлют. Они были рады, что няня Кэти ушла, потому что они её не очень любили. Она была старая и толстая, и от неё всегда неприятно пахло лекарствами. Кто бы ни пришёл, думали ребята, всё равно это будет лучше, чем няня Кэти, а может быть — и гораздо лучше.
      Когда солнце уже собиралось закатиться за парк, пришли миссис Брилл и Элин — накормить старших ужином и выкупать Близнецов. А после ужина Джейн и Майкл опять уселись у окна, ожидая возвращения папы и слушая, как восточный ветер свистит в голых ветках вишен в переулке. Деревья так гнулись и вертелись под его порывами, что в сумерках могло показаться, будто они сошли с ума и стараются вырвать свои корни из земли.
      — Вот он идёт! — вдруг сказал Майкл, показывая на тёмный силуэт, внезапно выросший перед калиткой.
      Джейн вгляделась в темноту.
      — Это не папа, — сказала она. — Это кто-то другой.
      Тут силуэт, сгибаясь и пошатываясь под ударами ветра, открыл калитку, и дети увидели, что он принадлежит женщине. Одной рукой она придерживала шляпку, в другой тащила большую сумку.
      И вдруг — Майкл и Джейн не поверили своим глазам, — едва женщина вошла в садик, она поднялась в воздух и полетела прямо к дому! Да, было похоже на то, что ветер сперва донёс её до калитки, подождал, пока она откроет, а потом принёс её прямо к парадной двери.
      Весь дом так и задрожал, когда она приземлилась!
      — Вот это да! — сказал Майкл.
      — Пошли посмотрим, кто это! — сказала Джейн и, схватив Майкла за руку, потащила его через всю детскую на лестничную площадку — их любимый наблюдательный пункт, откуда было прекрасно видно всё, что происходит в прихожей.
      И вот ребята увидели, что их мама выходит из гостиной, а незнакомка идёт за ней. Сверху были видны её гладкие, блестящие чёрные волосы. «Как у деревянной куклы», — шепнула Джейн. Незнакомка была худая, с большими руками и ногами и довольно маленькими, пронзительными синими глазами.
      — Вы увидите, они очень послушные ребятки, — говорила ей миссис Бэнкс.
      Майкл сильно двинул Джейн локтем под ребро.
      — С ними не будет никаких хлопот, — продолжала миссис Бэнкс не очень уверенно, поскольку она сама не слишком верила в то, что говорила.
      Ребятам показалось, что гостья фыркнула, словно и она не очень поверила.
      — Ну, а рекомендации? — продолжала миссис Бэнкс.
      — У меня правило: никаких рекомендаций, — сказала незнакомка твёрдо.
      Миссис Бэнкс остолбенела.
      — Но, мне кажется, это принято, — сказала она. — Я имею в виду… Я хочу сказать — все люди так делают.
      — Весьма старомодный обычай, по-моему! — отвечал суровый голос. — Весьма! Совершенно устарелый и несовременный!
      Надо вам сказать, что миссис Бэнкс больше всего на свете боялась показаться старомодной и несовременной. Ужасно боялась. Поэтому она поспешно сказала:
      — Тогда очень хорошо. Не будем говорить об этом. Я просто спросила на тот случай, если бы… ммм… если бы вы сами захотели. Детская наверху.
      И она пошла вперёд, ни на минуту не переставая говорить. Потому-то она и не заметила того, что происходило за её спиной. Зато Джейн и Майкл, наблюдавшие с верхней площадки, превосходно видели, какую необыкновенную вещь сделала гостья.
      Она поднялась следом за миссис Бэнкс, указывающей ей дорогу. Но как! Не выпуская из рук свою большую сумку, она просто-напросто села на перила… и… преспокойно въехала по ним на верхнюю площадку!
      Джейн и Майкл прекрасно знали, что никто на свете этого сделать не может. Съехать по перилам вниз — пожалуйста, они сколько раз сами в этом упражнялись. Но въехать наверх?! Так не бывает!
      Поражённые ребята уставились на посетительницу…
      — Ну, значит, всё улажено, — сказала мама со вздохом облегчения.
      — Почти. Если, конечно, меня это устроит, — ответила незнакомка, вытерев нос большим платком в крупный красный горошек.
      — Вы здесь, дети? — сказала миссис Бэнкс, наконец заметившая ребят. — Что вы тут делаете? Это ваша новая няня, Мэри Поппинс. Джейн, Майкл, поздоровайтесь. А вот это, — она показала рукой на колыбельку, где спали малыши, — наши Близнецы.
      Мэри Поппинс внимательно разглядывала ребят, всех по очереди, и как будто бы решала про себя, нравятся они ей или нет.
      — Мы вам подходим? — сказал Майкл.
      — Майкл, веди себя прилично! — сказала мама.
      Мэри Поппинс невозмутимо продолжала испытующим взором разглядывать ребят. Наконец она громко засопела, что, как видно, свидетельствовало о том, что она приняла решение, и сказала:
      — Я принимаю ваше предложение.
      «И клянусь тебе всем на свете, — рассказывала потом миссис Бэнкс своему супругу, — можно было подумать, что она оказала нам особую честь!»
      «А почему бы и нет?» — откликнулся мистер Бэнкс, на мгновение высунув нос из-за газеты и тут же спрятав его обратно.
      Когда мать ушла, Джейн и Майкл бочком двинулись к Мэри Поппинс, которая продолжала стоять неподвижно, как столб, сложив руки на животе.
      — Как вы пришли? — спросила Джейн. — Нам показалось, что вас принесло ветром.
      — Так и есть, — ответила Мэри Поппинс. И она размотала шарф, сняла шляпу и повесила её на спинку кровати.
      Казалось, Мэри Поппинс не собирается больше ни о чём говорить, поэтому и Джейн тоже помалкивала. Но, когда Мэри Поппинс наклонилась, собираясь распаковать свою сумку, Майкл не выдержал.
      — Какая смешная сумка! — сказал он, потрогав её пальцем.
      — Ковёр! — сказала Мэри Поппинс, вставляя ключ в замочек.
      — Внутри ковёр?
      — Нет! Снаружи!
      — А-а! — сказал Майкл. — Понятно! — Хотя, по правде говоря, ему далеко не всё было понятно.
      Тем временем ковровая сумка была открыта и, к величайшему удивлению Майкла и Джейн, оказалась совершенно пустой.
      — Вот так так! — сказала Джейн. — Там совсем ничего нет!
      — Что значит — ничего нет? — спросила Мэри Поппинс, выпрямляясь с таким видом, словно её кровно обидели. — Ты сказала — ничего нет?
      И с этими словами она достала из совершенно пустой сумки накрахмаленный белый фартук и надела его. Затем она вынула оттуда большой кусок туалетного мыла, зубную щётку, пакетик шпилек, флакон духов, складной стул и коробочку таблеток от кашля.
      Джейн и Майкл вытаращили глаза.
      — Я же сам видел! — прошептал Майкл. — Там совсем-совсем ничего не было!
      — Ш-ш! — шепнула Джейн.
      Мэри Поппинс достала из сумки большую бутыль с ярлыком: «Принимать по чайной ложке перед сном!»
      — Это ваше лекарство? — спросил Майкл встревоженно.
      — Нет, твоё, — сказала Мэри Поппинс, сунув ему ложку под самый нос.
      Майкл, как он ни был ошеломлён, сморщился и начал протестовать:
      — Я не хочу! Мне не нужно! Я не буду!
      Но Мэри Поппинс не сводила с него взгляда, и вдруг Майкл почувствовал, что невозможно смотреть на Мэри Поппинс и не слушаться. Было в ней что-то странное и необыкновенное, от чего делалось и страшно, и весело!
      Ложка придвинулась ещё ближе. Майкл сделал глубокий вздох, закрыл глаза и глотнул.
      Блаженная улыбка расплылась по всей его мордашке. Восхитительно! Он проглотил лекарство и чмокнул языком.
      — Клубничное мороженое! — сказал он в восторге. — Вот это да! Ещё, ещё, ещё!
      Но Мэри Поппинс всё с тем же строгим выражением уже наливала новую порцию — для Джейн. Серебристая желтовато-зелёная жидкость наполнила ложку. Джейн снадобье тоже понравилось.
      — Лимонный сок с сахаром, — сказала она и облизала губы. Но, увидев, что Мэри Поппинс направляется с бутылкой к Близнецам, она попыталась её остановить: — Пожалуйста, не надо! Они ещё маленькие! Им это вредно!
      Однако на Мэри Поппинс это не произвело ни малейшего впечатления. Бросив предостерегающий, свирепый взгляд на Джейн, она поднесла ложку к губам Джона.
      Он с жадностью проглотил питьё, пролив несколько капель на свой нагрудник, и Джейн и Майкл увидели, что на этот раз в ложке было молоко. Потом получила свою порцию Барбара; она почмокала губами и облизала ложку два раза.
      А затем Мэри Поппинс налила новую дозу и торжественно приняла её сама.
      — Пунш с ромом, — сказала она, причмокнув, и заткнула бутылку пробкой.
      У Майкла и Джейн глаза прямо-таки вылезли на лоб от изумления, но только им не пришлось долго удивляться, потому что Мэри Поппинс, поставив чудесную бутылку на каминную полку, обернулась к ним.
      — А теперь, — сказала она, — марш в кровать!
      И она помогла им раздеться, причём они заметили, что те же самые крючки и пуговицы, которые доставляли няне Кэти столько хлопот, у Мэри Поппинс расстёгивались сами, стоило ей на них взглянуть.
      Не прошло и минуты, как ребята оказались в кроватях. При слабом свете ночника они продолжали наблюдать, как Мэри Поппинс разбирает остальные свои вещи.
      Из ковровой сумки она достала:
      семь фланелевых ночных рубашек,
      четыре полотняных,
      пару туфель,
      коробку домино,
      две купальные шапочки,
      альбом с открытками и
      зонтик — зонтик с ручкой в виде головы попугая!
      Наконец она вытащила из сумки кровать-раскладушку — уже застеленную, даже с покрывалом и пуховым одеялом — и поставила её между колыбельками Джона и Барбары.
      Джейн и Майкл сидели в кроватях, обхватив колени руками, и только таращили глаза. Сказать они ничего не могли — оба были слишком потрясены. Но, конечно, оба они понимали, что в Доме Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку происходит нечто поразительное и непостижимое.
      А Мэри Поппинс, накинув на голову фланелевую ночную рубашку словно палатку, начала под ней раздеваться.
      И тут Майкл, совершенно очарованный всем происшедшим, нарушил молчание.
      — Мэри Поппинс! — воскликнул он. — Вы никогда от нас не уйдёте, правда?
      Ответа из-под фланелевой палатки не последовало.
      Встревоженный Майкл снова не выдержал.
      — Вы от нас не уйдёте, правда? — повторил он.
      Над ночной рубашкой вынырнула голова Мэри Поппинс. Вид у неё был очень свирепый.
      — Ещё одно слово из этого района, — угрожающе проговорила она, — и я позову полисмена!
      — Я же только хотел сказать, — начал Майкл растерянно, — что мы надеемся, что вы долго-долго будете с нами…
      Он запнулся и замолчал, весь красный и сконфуженный. Мэри Поппинс молча переводила взгляд с него на Джейн и обратно. Потом она презрительно фыркнула.
      — Останусь, пока ветер не переменится, — коротко сказала она, задула свечу и легла в постель.
      — Тогда всё в порядке, — сказал Майкл наполовину про себя, наполовину обращаясь к Джейн.
      Но Джейн его не слышала. Она думала обо всём, что произошло, и о том, что ещё теперь будет…

* * *

      Вот так Мэри Поппинс поселилась в Доме Номер Семнадцать в Вишнёвом переулке. И хотя порой кое-кто вздыхал о тех, более обычных и спокойных днях, когда домом правила няня Кэти, всё же, в общем, все были рады появлению Мэри Поппинс. Мистер Бэнкс был рад потому, что она пришла сама и не задержала уличного движения и ему не пришлось давать шиллинг полисмену. Миссис Бэнкс была рада потому, что она теперь могла всем рассказывать, что у её детей няня настолько современная, что даже не признаёт рекомендаций. Миссис Брилл и Элин были рады, что они могут теперь распивать целыми днями в кухне крепкий чай и не обязаны возглавлять ужины в детской. Робертсон Эй был рад потому, что у Мэри Поппинс была только одна пара ботинок и она чистила её сама…
      Но никто не знал, что думала об этом сама Мэри Поппинс, потому что Мэри Поппинс никогда никому ничего не рассказывала…

      — А он обязательно будет дома? — спросила Джейн, когда все трое — она сама, Майкл и Мэри Поппинс — вышли из автобуса.
      — По-твоему, мой дядя пригласил бы нас к чаю, если бы сам собирался уходить? Интересно! — сказала Мэри Поппинс, явно оскорблённая этим предположением.
      На ней было синее пальто с серебряными пуговицами и синяя шляпка в тон, а в те дни, когда она была так одета, обидеть её ничего не стоило.
      Все трое направлялись в гости к дяде Мэри Поппинс, мистеру Паррику, и Джейн и Майкл так долго ждали этого дня, что они в душе дрожали — вдруг они не застанут мистера Паррика дома.
      — А почему его зовут мистер Паррик — он ходит в парике? — спросил Майкл, поспевая вприпрыжку за Мэри Поппинс.
      — Его зовут мистер Паррик потому, что его фамилия Паррик. Он не носит парика. Он лысый, — сказала Мэри Поппинс. — И если я услышу ещё один вопрос, мы сразу пойдём домой.
      И она фыркнула. Она всегда фыркала, когда раздражалась.
      Джейн и Майкл сердито переглянулись. Эти сердитые взгляды означали:
      «Не смей её ни о чём спрашивать, а то мы никогда туда не попадём!»
      Возле табачного магазина на углу Мэри Поппинс поправила свою шляпу. Бывают такие странные витрины: если в неё посмотришься, то из тебя почему-то получаются сразу три человека, а если ты смотришься в неё долго, тебе начинает казаться, что ты — это не ты, а целая толпа каких-то незнакомых людей. И в этом магазине как раз была такая. Но Мэри Поппинс даже вздохнула от удовольствия, увидев сразу трёх Мэри Поппинс, каждая — в синем пальто с серебряными пуговицами и в синей шляпке в тон пальто. Видно было, что она в восторге от этого зрелища и вовсе бы не возражала, если бы там было двенадцать, а то и тридцать Мэри Поппинс. Чем больше, тем лучше!
      — Идёмте же, — наконец сказала она строго, как будто это они её задерживали.
      Они повернули за угол и позвонили в дом номер три на улице Робертсона. Джейн и Майкл с замиранием сердца прислушивались к замирающему звонку. Неужели через минуту, в крайнем случае через две, они действительно будут впервые в жизни пить чай с дядей Мэри Поппинс, мистером Парриком?
      — Конечно, если он дома, — шепнула Джейн Майклу. В этот момент дверь распахнулась, и на пороге с довольно кислым видом появилась тощая женщина.
      — Он дома? — выпалил Майкл.
      — Будь так добр, — сказала Мэри Поппинс, бросив на него уничтожающий взгляд, — помолчи! Дай поговорить старшим!
      — Здравствуйте, миссис Паррик, — сказала Джейн вежливо.
      — Миссис Паррик! — воскликнула тощая дама голосом, который был ещё тоньше, чем она сама. — Как вы осмеливаетесь назвать меня миссис Паррик?! Нет уж, большое спасибо! Я просто мисс Персиммон и горжусь этим! Придумают тоже! Миссис Паррик!
      Она, по-видимому, очень обиделась, и ребята невольно подумали, что мистер Паррик, видно, довольно-таки странный человек, если мисс Персиммон так рада, что она не миссис Паррик.
      — Второй этаж, первая дверь на площадке, — сказала мисс Персиммон и умчалась по коридору, не переставая с возмущением восклицать тоненьким голоском: — Миссис Паррик! Ещё чего не хватало!
      Джейн и Майкл поднялись за Мэри Поппинс по лестнице, Мэри Поппинс постучала в первую дверь.
      — Входите! Входите! Милости просим! — откликнулся из-за двери весёлый громкий голос.
      Сердце Джейн так и затрепыхалось от волнения.
      «Он дома!» — взглядом крикнула она Майклу.
      Мэри Поппинс открыла дверь и подтолкнула ребят вперёд. Они оказались в большой, светлой комнате, где ярко пылал камин и стоял огромный стол, накрытый к чаю: четыре чашки, молочники, горы бутербродов, печенье, плюшки и большой сливовый торт с розовой глазурью.
      — Очень, очень рад вас видеть! — приветствовал их всё тот же громовой голос, и Джейн с Майклом оглянулись в поисках хозяина.
      Его нигде не было видно. Комната казалась совершенно пустой.
      Тут Мэри Поппинс недовольным тоном сказала:
      — Дядя Альберт, неужели вы опять? Сегодня же не ваш день рождения, кажется!
      Говоря это, она глядела на потолок. Джейн и Майкл тоже взглянули вверх и, к своему великому удивлению, увидели круглого, толстого лысого человечка, который висел в воздухе, ни за что не держась. Вернее, он как будто бы сидел на воздухе, положив ногу на ногу. Он только что выпустил из рук газету, которую, видимо, читал, когда гости вошли.
      — Дорогая моя, — сказал мистер Паррик, улыбаясь ребятам сверху и виновато глядя на Мэри Поппинс, — я очень сожалею, но сегодня, увы, действительно мой день рождения.
      — Ай-ай-ай! — сказала Мэри Поппинс, неодобрительно покачав головой.
      — Я вспомнил об этом только вчера вечером, и было уже поздно послать вам открытку с просьбой прийти как-нибудь в другой раз. Ужасно неловко, правда? — сказал он, плутовато глядя на Джейн и Майкла. — Я вижу, вы чем-то удивлены, — продолжал мистер Паррик.
      И действительно, ребята так разинули рты от изумления, что мистеру Паррику, будь он чуть-чуть поменьше, угрожала бы опасность быть проглоченным.
      — Вероятно, мне лучше вам сразу всё объяснить, — продолжал мистер Паррик невозмутимо. — Дело в следующем. Я — человек очень весёлый и люблю посмеяться. Вы просто не поверите, сколько вещей на свете кажутся мне смешными. Я могу смеяться от чего и над чем угодно! Честное слово!
      И тут мистер Паррик заколыхался в воздухе, от души расхохотавшись при мысли от собственной смешливости.
      — Дядя Альберт! — сказала Мэри Поппинс, и мистер Паррик, вздрогнув, прекратил свой смех.
      — Ой, извини, дорогая! Так на чём я остановился? Ах, да. Так вот, самое смешное то… хорошо, хорошо, Мэри, я постараюсь не смеяться… что, когда мой день рождения приходится на пятницу, я бываю в таком приподнятом настроении, что взлетаю. В буквальном смысле слова! — сказал мистер Паррик.
      — Почему?.. — начал Майкл.
      — Как?.. — начала Джейн.
      — Понимаете ли, стоит мне в этот день засмеяться — мне обязательно попадает в рот смешинка, и я так наполняюсь веселящим газом, что просто не могу удержаться на земле. Не только засмеяться — мне достаточно просто улыбнуться. Подумаю о чём-нибудь смешном — и взлетаю, как воздушный шар. И, пока не подумаю о чём-нибудь очень, очень грустном, никак не могу опуститься!
      При мысли об этом мистер Паррик опять захихикал, но, заметив выражение лица Мэри Поппинс, он подавил смех и продолжал:
      — Признаюсь, это не совсем обычное свойство, но я не жалуюсь. С вами этого, наверно, никогда не случалось?
      Джейн и Майкл замотали головами.
      — Так я и думал. Кажется, только у меня такая привычка. Забавно, правда? И надо же было, чтобы вы с Мэри пришли ко мне в гости именно в такой день! Пятница и день рождения! О господи, господи, не смешите меня, умоляю вас!..
      Но, хотя Джейн и Майкл не делали ничего смешного — только смотрели на него в изумлении, — дядя Альберт опять громко захохотал. Он так раскачивался и подпрыгивал в воздухе, что ежеминутно рисковал потерять очки.
      И у него был такой смешной вид, когда он кувыркался, словно воздушный шар в человеческом облике, хватаясь то за потолок, то за газовый рожок, что Джейн с Майклом, хотя они очень старались соблюсти приличие, просто ничего не могли с собой поделать. Они расхохотались. И ещё как! Напрасно ребята изо всех сил сжимали губы, чтобы не выпустить смех наружу. Это ничуть не помогало. И наконец они покатились по полу, стоная и визжа от смеха.
      — Это ещё что такое? — сказала Мэри Поппинс. — Что это за поведение?
      — Ой, не могу, не могу! — заливался Майкл — он уже подкатился к камину. — Ой, как смешно! Джейн, как смешно-о!
      Джейн не успела ответить, как с ней произошла очень странная вещь. Она вдруг почувствовала, что от смеха она становится всё легче и легче, словно её накачивают воздухом. Это было и странно, и приятно. И её всё больше разбирал смех. И вдруг — гоп! — она сильно подпрыгнула и взлетела.
      Онемев от изумления, Майкл глядел, как она пролетает над ним… Вот она взлетела ещё выше и, слегка стукнувшись о потолок головой, оказалась возле дяди Альберта.
      — Ну и ну! — сказал дядя Альберт с очень удивлённым видом. — Неужели у тебя сегодня тоже день рождения?
      Джейн отрицательно покачала головой.
      — Нет? Тогда, значит, и тебе попала в рот смешинка… Эй! Осторожнее! Фарфор! Фарфор!
      Последние слова относились к Майклу, который тем временем тоже взлетел и понёсся по воздуху, заливаясь смехом. Он ловко миновал фарфоровые статуэтки на каминной полке и с размаху приземлился на правое колено дяди Альберта.
      — Здравствуй! — сказал мистер Паррик, сердечно пожав Майклу руку. — Очень мило с твоей стороны, очень мило, клянусь! Ты решил подняться ко мне, раз уж я не могу спуститься, так?
      Они с Майклом поглядели друг на друга и, откинув головы назад, расхохотались до слёз.
      — Боюсь, — сказал мистер Паррик Джейн, вытерев глаза, — вы подумаете, что я совсем невоспитанный человек. Я сижу, а моя гостья стоит. Такая милая барышня — стоит! Увы, я не могу предложить вам стул, но надеюсь, вы, как и я, найдёте, что на воздухе очень удобно сидеть. Уверяю вас!
      Джейн попробовала — и оказалось, что у неё это прекрасно получается. Она села, сняла шапочку, положила её рядом с собой — и шляпка повисла в воздухе без всякой опоры!
      — Отлично! — сказал дядя Альберт.
      Потом он повернулся и взглянул вниз, на Мэри Поппинс.
      — Ну, Мэри, мы устроились. А что же ты? Ну, не хмурься, дорогая. Я вижу, ты не одобряешь… м-м-м-м… всё это. Но честное слово, милая, я никак не мог предполагать, что смешинки так заразительны. Честное слово, Мэри! Ты сердишься? Не надо! Я так рад, что ты пришла!
      — Возмутительно! — строго сказала Мэри Поппинс. — Неслыханно! Тем более, в вашем возрасте, дядя!
      — Мэри Поппинс, Мэри Поппинс, идите к нам сюда! — перебил её Майкл. — Подумайте о чём-нибудь смешном, и вы увидите, как это просто!
      — И в самом деле, Мэри, пожалуйста! — настойчиво сказал мистер Паррик.
      — Нам тут скучно без вас, — сказала Джейн и протянула руки к Мэри Поппинс. — Подумайте, пожалуйста, о чём-нибудь весёлом!
      — Ах, ей это ни к чему! — сказал дядя Альберт со вздохом. — Она может взлететь, когда хочет, даже не засмеявшись, и она это прекрасно знает!
      И он обменялся с Мэри, стоявшей на ковре, таинственным, загадочным взглядом…
      — Ну, — сказала Мэри Поппинс, — всё это очень глупо и неприлично, но раз уж вы все оказались там и, по-видимому, неспособны опуститься, придётся мне, пожалуй, подняться к вам.
      С этими словами, к великому удивлению Майкла и Джейн, она вытянула руки по бокам и, не засмеявшись — даже без тени улыбки на лице! — стрелой взлетела в воздух и уселась рядом с Джейн.
      — Сколько раз, — сказала она ворчливо, — сколько раз, интересно, я тебе говорила, что надо снимать пальто, когда входишь в тёплую комнату?
      И она сняла с Джейн пальто и аккуратно положила его на воздух рядом со шляпой.
      — Отлично, Мэри, отлично! — добродушно сказал мистер Паррик, нагибаясь и укладывая очки на каминную полку, — Ну вот, мы все уютно устроились.
      — Уютно! — фыркнула Мэри Поппинс.
      — И можем попить чайку, — продолжал мистер Паррик, видимо не слышавший её замечания. И вдруг на его лице появилось испуганное выражение. — Боже мой! — сказал он. — Какой ужас! Я только сейчас понял: ведь стол внизу, а мы наверху. Что же нам делать?! Мы тут, а он там! Это страшная трагедия, страшнейшая! Но, господи, до чего же это смешно!
      И он, закрыв лицо платком, расхохотался во всё горло.
      Джейн и Майкл, хотя им вовсе не улыбалась перспектива остаться без торта и печенья, тоже не могли не рассмеяться: такой заразительный смех был у дяди Альберта.
      Мистер Паррик вытер глаза.
      — Есть только одно средство помочь горю, — сказал он. — Надо упасть духом. Подумать о чём-нибудь печальном, грустном. И тогда мы сможем спуститься. Ну — раз, два, три! Что-нибудь очень-очень грустное, пожалуйста!
      И они принялись думать, положив голову на руки.
      Майкл думал про школу — думал о том, что ведь и ему когда-нибудь придётся туда пойти. Но даже и это его сегодня нисколько не пугало, а, наоборот, веселило.
      Джейн думала:
      «Пройдёт каких-нибудь четырнадцать лет, и я вырасту!» Но это было совсем не грустно, а, пожалуй, очень интересно и забавно. Она не могла не улыбнуться, представив себя взрослой, в длинном платье и с сумочкой.
      — Взять, к примеру, мою бедную старую тётушку Эмили, — размышлял вслух дядя Альберт. — Она попала под автобус. Грустно. Очень грустно. Невыносимо грустно. Бедная старушка! Но зато её зонтик остался совершенно цел! Потешно, правда?
      И, сам того не замечая, он уже трясся от смеха. Он фыркал и задыхался, вспоминая зонтик тётушки Эмили.
      — Ничего не выйдет, — сказал он наконец, высморкавшись. — Я сдаюсь. И, кажется, моим юным друзьям тоже не удастся упасть духом. Мэри, может быть, ты что-нибудь сделаешь? Мы все очень хотим чаю!
      До сего дня Джейн и Майкл не узнали, что и как сделала Мэри Поппинс. Но в одном они совершенно уверены: едва только дядя Альберт обратился к Мэри, стол покачнулся, потом он накренился, так что чашки и блюдца забренчали, а печенье съехало с блюда на скатерть. И тут стол взмыл в воздух, пролетел через всю комнату и, сделав изящный поворот, встал так, что мистер Паррик оказался на председательском месте!
      — Умница! — сказал дядя Альберт, с гордостью улыбаясь Мэри. — Я знал, что ты что-нибудь придумаешь! Ну, может быть, теперь ты займёшь место хозяйки и будешь разливать чай, Мэри? А гости пусть сядут поближе ко мне!
      И вот наконец они все устроились в воздухе за аппетитно накрытым столом.
      Мистер Паррик удовлетворённо улыбнулся.
      — Принято, кажется, начинать с бутербродов, — сказал он Джейн и Майклу. — Но, поскольку сегодня мой день рождения, мы начнём не по правилам, и, по-моему, это будет правильно: мы начнём с торта!
      И он отрезал каждому по большому куску. Некоторое время все молчали.
      — Ещё чаю? — спросил хозяин у Джейн.
      Но, прежде чем она успела ответить, кто-то забарабанил в дверь.
      — Войдите! — отозвался мистер Паррик.
      Дверь отворилась, и появилась мисс Персиммон с кувшином горячей воды на подносе.
      — Я подумала, мистер Паррик, — начала она, обводя комнату взглядом, — я подумала, что, может быть, вам понадобится ещё кипяток. О боже, я ни в жизнь… Ни в жизнь… — залепетала она, увидев, как вся компания мирно распивает чай в воздухе. — Ни в жизнь я ничего подобного не видела! Мистер Паррик, извините, я всегда знала, что вы немного странный! Но я всегда закрывала на это глаза, раз вы аккуратно платили за квартиру. Но такое поведение — нить чай с гостями в воздухе, — мистер Паррик, я поражена вашим поступком, сэр! Это так неприлично, и для джентльмена в вашем возрасте, я никогда, никогда…
      — Ну, а вдруг, мисс Персиммон? — спросил Майкл.
      — Что — вдруг? — высокомерно спросила мисс Персиммон.
      — Вдруг и вы проглотите смешинку, как мы? — объяснил Майкл.
      Мисс Персиммон гордо вздёрнула голову.
      — Надеюсь, молодой человек, — возразила она, — я ещё не забыла, что такое самоуважение! Нет, сэр, я не стану болтаться в воздухе, как воздушный шар на верёвочке! Я предпочитаю стоять на собственных ногах, или я уже не Эми Персиммон… о боже мой, господи, МАМА! Что же это? Я не могу идти, я… я… Помогите, помогите!
      Увы, ноги мисс Персиммон, совершенно против её воли, оторвались от пола, и она заковыляла по воздуху, переваливаясь с боку на бок, словно очень тоненький бочонок, с трудом балансируя своим подносом. Когда наконец она прибыла к столу и поставила на него кувшин с кипятком, бедняжка чуть не плакала.
      — Благодарю вас, — сказала Мэри Поппинс спокойно и очень вежливо.
      И мисс Персиммон повернулась и, пошатываясь, побрела по воздуху вниз, не переставая бормотать:
      — Какой позор! Это я, такая воспитанная, степенная женщина! Надо пойти к доктору!
      Едва коснувшись пола, она, ломая руки, опрометью кинулась бежать из комнаты и даже ни разу не оглянулась.
      — Какой позор! — услышали они её стон, когда дверь за ней захлопнулась.
      — Значит, теперь она не Эми Персиммон, раз она не устояла на своих ногах! — шепнула Джейн Майклу.
      Мистер Паррик смотрел на Мэри Поппинс странным взглядом: наполовину укоризненно, наполовину одобрительно.
      — Мэри, Мэри, ну зачем ты? Честное слово, напрасно! Бедняжка этого не переживёт! Но господи, до чего же потешный был у неё вид, когда она ковыляла по воздуху! Боже милостивый!
      И все трое — старый джентльмен, а с ним Джейн и Майкл — снова покатились со смеху. Они хватались за бока и задыхались от хохота при мысли о том, как потешно выглядела мисс Персиммон.
      — Ой, батюшки! — кричал Майкл. — Не смешите меня больше! Я не выдержу! Я лопну!
      — Ой, ой, ой! — заливалась Джейн, хватаясь за сердце.
      — О господи боже ты мой милостивый! — стонал мистер Паррик, вытирая слёзы полой пиджака, потому что он был не в состоянии найти свой носовой платок.
      — Пора идти домой.
      Голос Мэри Поппинс, словно трубный глас, заглушил общий хохот.
      И в ту же секунду Джейн, и Майкл, и мистер Паррик внезапно спустились с небес на землю. Проще говоря, они шлёпнулись на пол — все трое. Да, мысль о том, что пора идти домой, — это была первая грустная мысль за весь день, и, как только она появилась, смешинка пропала…
      Джейн и Майкл вздохнули, глядя, как Мэри Поппинс медленно спускается по воздуху с пальто и шляпой Джейн в руках.
      Мистер Паррик тоже вздохнул. Это был тяжёлый, долгий, грустный вздох.
      — Как жалко! — сказал он печально. — Ужасно жалко, что вы должны идти домой. Я никогда ещё так не веселился, а вы?
      — Никогда! — уныло ответил Майкл. Ему было очень странно и грустно стоять опять на земле и не чувствовать внутри себя Волшебной Смешинки.
      — Никогда-никогда! — как эхо, повторила Джейн, встав на цыпочки, чтобы поцеловать сморщенную, как печёное яблоко, щёку мистера Паррика. — Никогда-никогда-никогда!

* * *

      Они ехали домой в автобусе. Мэри Поппинс сидела посредине, ребята по бокам, оба очень тихие и задумчивые — они вспоминали этот чудесный день. Майкл спросил сонным голосом:
      — А часто ваш дядя так?
      — Что значит «так»? — сердито переспросила Мэри Поппинс.
      — Ну, часто он летает по воздуху? — пояснил Майкл.
      — Летает? — Мэри Поппинс повысила голос. — Летает? Будь любезен, объясни, что ты хочешь этим сказать?
      Джейн попыталась помочь:
      — Майкл хочет сказать: часто ваш дядя глотает смешинки и кувыркается под потолком, когда веселящий газ…
      — Кувыркается? Что это тебе пришло в голову! Кувыркается под потолком? Мне просто стыдно за тебя!
      Мэри Поппинс явно была очень оскорблена.
      — Но ведь это правда! — сказал Майкл. — Мы сами видели!
      — Что-о? Видели, как он кувыркался? Как ты смеешь! Да будет тебе известно, что мой дядя — серьёзный, честный, порядочный человек, труженик, и будь любезен говорить о нём с уважением! И перестань жевать автобусный билет! Кувыркается! Надо же выдумать!
      Майкл и Джейн удивлённо переглянулись.
      Но они ничего не сказали.
      Они уже усвоили, что, какие бы ни творились кругом чудеса, с Мэри Поппинс лучше не спорить.
      Поэтому они только переглянулись.
      И взгляд, которым они обменялись, означал:
      «Было это или не было? Кто прав — Мэри Поппинс или мы?»
      Увы, никто не мог им ответить на этот вопрос…
      Автобус несся вперёд, ревя мотором и покачиваясь.
      Мэри Поппинс сидела между ними надувшись и молчала; и вдруг — ведь ребята очень устали — они подвинулись к ней поближе, прижались к ней и задремали, продолжая недоумевать.

      Мисс Ларк жила в соседнем доме.
      Но, прежде чем мы пойдём дальше, надо обязательно рассказать тебе, что это был за дом — соседний дом. Это был очень большой дом, самый-самый большой во всём Вишнёвом переулке. Даже Адмирал Бум не мог скрыть, что он завидует мисс Ларк, хотя в его собственном доме — ты помнишь? — трубы были как на настоящем пароходе, а в палисаднике стояла мачта с флагом. И всё-таки соседи то и дело слышали, как он, проходя мимо дома мисс Ларк, ворчит:
      — Лопни моя селезёнка! И зачем ей такие хоромы?
      А завидовал Адмирал Бум тому, что в доме у мисс Ларк было два входа. Один парадный — для друзей и родственников мисс Ларк, а второй чёрный — для молочника, мясника и булочника.
      Однажды булочник по ошибке вошёл через парадную дверь, и мисс Ларк так рассердилась, что сказала, что больше никогда в жизни не будет есть булочек!
      В конце концов ей, правда, пришлось простить булочника, потому что только он один во всей округе умел печь булочки с хрустящей корочкой. И всё-таки она с тех пор недолюбливала его, и, приходя с булками, он натягивал шляпу на самые глаза, чтобы мисс Ларк могла подумать, что это не он, а кто-нибудь другой. Но этого никогда не случалось…
      Джейн и Майкл всегда знали, когда мисс Ларк находится в саду или идёт по переулку, потому что она носила столько ожерелий и серёг, что вся звенела и гремела, как полковой оркестр.
      И, когда бы она ни встретила детей, она всегда говорила одно и то же:
      — Добрый день (или «доброе утро», если это было утром). Ну, как мы себя чувствуем?
      Ни Джейн, ни Майкл так никогда и не могли до конца понять, о чём мисс Ларк спрашивает: как чувствуют себя Джейн и Майкл или как чувствуют себя они сами — мисс Ларк и Эдуард.
      Так что они просто отвечали:
      — Доброе утро (или, естественно, «добрый день», если время было послеобеденное).
      День-деньской ребята, где бы они ни находились, слышали, как мисс Ларк кричит (очень громким голосом) что-нибудь вроде:
      — Эдуард, где ты?
      — Эдуард, не выходи без пальто!
      — Эд, иди к мамочке!
      Посторонний человек, конечно, решил бы, что Эдуард — это мальчик. Между прочим, Джейн была уверена, что мисс Ларк и считает Эдуарда маленьким мальчиком. Но Эдуард — это был не мальчик. Это был пёсик — маленький, шелковистый, пушистый пёсик, из тех, которых вполне можно принять за меховую муфту, пока они не начинают лаять. Но, конечно, когда они залают, тут уж не ошибёшься и поймёшь, что это собачка. Никогда в жизни ни одна муфта не поднимала такого шума!
      Так вот, этот Эдуард вёл такую роскошную жизнь, что вы могли подумать, будто он — Шах Персидский инкогнито. Он спал на шёлковой подушке в комнате мисс Ларк; он два раза в неделю ездил на машине к парикмахеру — мыться шампунем; к обеду, завтраку и ужину ему подавали сливки, а иногда — устриц; и у него было четыре пальто, в полоску и в клеточку, и все разных цветов! Словом, в будни у него было полным-полно таких вещей, которые у простых смертных бывают только в день рождения; а когда у Эдуарда был день рождения, на его праздничный пирог ставили по две свечи за каждый прожитый им год вместо одной, как делают обычно.
      Результат всего этого был тот, что Эдуарда терпеть не могли во всей округе. Все соседи покатывались со смеху, когда Эдуард в своём шикарном пальто проезжал мимо них на заднем сиденье машины мисс Ларк, направляясь к парикмахеру, укрытый меховой попонкой.
      А в тот день, когда мисс Ларк купила ему две пары кожаных ботиночек, чтобы он мог гулять по парку в сырую погоду, весь переулок высыпал к ограде — посмотреть на Эдуарда и похихикать в кулачок.
      — Фу! — сказал как-то раз Майкл, когда они с Джейн наблюдали за Эдуардом сквозь изгородь, отделявшую Дом Номер Семнадцать от соседнего дома. — Фу! Он просто никтожество!
      — Откуда ты знаешь? — спросила Джейн, очень заинтересованная.
      — Я знаю, потому что папа так его назвал сегодня утром.
      — Он вовсе не ничтожество! — сказала Мэри Поппинс. — И точка!
      И Мэри Поппинс была права. Эдуард вовсе не был ничтожеством, как вы очень скоро увидите.
      Не нужно думать, что он не уважал мисс Ларк. Он её уважал. Он даже по-своему любил её. Разве мог он плохо относиться к той, которая была так добра к нему всю жизнь — с тех пор, когда он был ещё щеночком, — даже если она и целовала его слишком уж часто. Но не было никакого сомнения в том, что жизнь, которую вёл Эдуард, надоела ему хуже горькой редьки. Он с радостью отдал бы половину своего состояния — если бы оно у него было — за честный кусок простого сырого мяса вместо куриной грудки или омлета со спаржей, которыми его обычно потчевали.
      Потому что в глубине своей собачьей души Эдуард мечтал стать дворняжкой — обыкновенной дворняжкой. Когда он проходил мимо своей родословной (висевшей на почётном месте в гостиной мисс Ларк), его бросало в дрожь. От стыда. Сколько раз он мечтал о том, чтобы у него не было ни отца, ни дедушки, ни прадедушки и мисс Ларк не могла поднимать из-за них столько шуму!
      Недаром он и дружил только с одними дворняжками. Едва ему удавалось вырваться, он мчался к калитке и сидел там, поджидая какую-нибудь дворнягу, с которой он мог бы потолковать о жизни — о нормальной собачьей жизни. Но как только мисс Ларк замечала это, она непременно поднимала крик:
      — Эди! Эди, домой, маленький! Не подходи к этим ужасным уличным собакам!
      Увы, Эдуарду приходилось идти домой, потому что иначе мисс Ларк не постеснялась бы понести его домой и тем самым опозорить навеки. И несчастный пёсик краснел и мчался опрометью по лестнице, чтобы друзья не слышали, как она называет его Золотком, Радостью, Сахарочком.
      Самый закадычный друг Эдуарда был не просто дворнягой — он был Притчей во Языцех. Он был наполовину эрделем, наполовину легавой, причём обе половины были худшие. Где бы на улице ни происходила драка, он непременно оказывался в самой гуще; он постоянно имел неприятности с почтальоном и полисменом; и больше всего на свете он любил рыться в помойках и сточных канавах. Словом, это была действительно Притча во Языцех всего переулка, и многие вслух выражали свою радость, что он — не их собака…
      Но Эдуард любил его и постоянно с нетерпением ждал встречи со своим другом. По большей части им, правда, удавалось лишь на ходу обнюхаться в парке, но иногда, если им везло (что бывало очень-очень редко), они вели длинные беседы через забор. Тогда-то Эдуард узнавал от своего друга все городские новости и сплетни, причём грубый смех дворняги явно говорил о том, что она не очень стесняется…
      И тут вдруг приятную беседу прерывал визгливый голос мисс Ларк, звавшей Эдуарда из окна; гость, показав ей язык, подмигивал Эдуарду и неторопливо удалялся, повиливая своей задней частью, с видом полнейшего презрения.
      Эдуарду, конечно, никогда не разрешалось выходить за ворота одному: он мог выйти либо с мисс Ларк — на прогулку в парк, либо с одной из её служанок — к парикмахеру или маникюрше.
      Представьте же себе удивление Джейн и Майкла, когда они увидели, что Эдуард мчится мимо них по парку, один-одинёшенек, прижав уши и подняв хвост, словно он напал на след тигра. Мэри Поппинс рывком приподняла коляску — чтобы Эдуард не налетел на неё и не опрокинул вместе с Близнецами. А Джейн и Майкл радостно завопили.
      — Эй, Эдуард! Где твоё пальто? — крикнул Майкл, стараясь передразнить высокий, визгливый голос мисс Ларк.
      — Эдуард! Ах ты нехороший мальчик! — крикнула Джейн, и, конечно, так как она была девочка, голос мисс Ларк получился у неё гораздо лучше.
      Но Эдуард только презрительно покосился на них и громко пролаял что-то Мэри Поппинс.
      — Гав-гав! Ррр-гав-гав-гав! — повторил он несколько раз.
      — Сейчас, дай подумать. Ага! По-моему, первый поворот направо, а там — второй дом на левой стороне, — сказала Мэри Поппинс.
      — Гав? — сказал Эдуард.
      — Нет, там нет садика. Просто задний двор. Ворота почти всегда открыты.
      Эдуард опять залаял.
      — Точно не знаю, — сказала Мэри Поппинс, — но думаю, что да. Он обычно дома в это время.
      И Эдуард, кивнув головой, понёсся галопом дальше. От удивления глаза у Джейн и Майкла были круглые, как блюдечки.
      — Что он говорил? — спросили ребята хором.
      — Да просто так, разные пустяки… — ответила Мэри Поппинс и сжала губы так плотно, словно твёрдо решила не выпустить изо рта больше ни одного слова. Слышно было только, как Джон и Барбара ворковали в коляске.
      — Нет, не пустяки! — выпалил Майкл.
      — Не просто так! — поддержала Джейн.
      — Ну конечно, вы лучше знаете! Как всегда! — презрительно сказала Мэри Поппинс.
      — Он, наверно, спрашивал вас, где кто-то живёт, — начал Майкл.
      — Что ж, если ты сам знаешь, зачем приставать ко мне с вопросами? — фыркнула Мэри Поппинс. — Я не энциклопедия!
      — Майкл, — шепнула Джейн, — она нам ничего не скажет, если ты будешь так разговаривать. Пожалуйста, Мэри Поппинс, скажите нам, что Эдуард вам говорил, пожалуйста!
      — Спроси вот у него! Он знает — мистер Всезнайка! — сказала Мэри Поппинс, сердито кивнув в сторону Майкла.
      — Ой, нет, я не знаю! Честное слово, не знаю! Скажите!
      — Половина четвёртого. Пора пить чай, — сказала Мэри Поппинс.
      Она круто развернула коляску и покатила её домой, сжав губы ещё крепче, словно заперла рот на замок. И всю дорогу она не проронила ни слова.
      Джейн с Майклом немного отстали.
      — Это ты виноват, — сказала Джейн. — Теперь мы никогда ничего не узнаем!
      — Ну и ладно, — сказал Майкл и изо всех сил разогнал свой самокат. — Я и не хочу знать!
      Но он, конечно, ужасно хотел знать. И случилось так, что и он, и Джейн, и все остальные всё узнали ещё до чая.
      Они были уже напротив своего дома и собирались перейти улицу, как вдруг они услышали громкие крики в соседнем доме и увидели удивительную картину. Обе горничные мисс Ларк носились как безумные по саду, то заглядывая под кусты, то на верхушки деревьев, как будто они разыскивали потерянное сокровище. Там же был и Робертсон Эй из Дома Номер Семнадцать, с деловым видом разметавший гравий на дорожке сада мисс Ларк, словно он надеялся найти пропажу под камушком. Сама мисс Ларк бегала по саду, ломая руки и крича:
      — Эдуард! Эдуард! О боже, он пропал! Мой дорогой мальчик пропал! Надо послать за полицией! Я поеду к премьер-министру! Эдуард пропал! О боже! О боже!
      — Бедная мисс Ларк! — воскликнула Джейн и кинулась через дорогу. Ей было всё-таки очень жалко мисс Ларк.
      Но утешение принёс — и очень быстро — не кто иной, как Майкл. Как раз подходя к своей калитке, он оглянулся и вдруг что-то увидел в конце переулка.
      — Эй, вон Эдуард, мисс Ларк! Посмотрите, вон там — на углу возле дома Адмирала Бума! — закричал Майкл.
      — Где, где он? Покажи мне! — задыхающимся голосом молила мисс Ларк. Наконец она поняла, куда он показывает, и впилась туда глазами.
      И там действительно был Эдуард. Он шёл не спеша, с невозмутимым видом, словно ему всё трын-трава, а рядом с ним семенил огромный пёс, казавшийся наполовину эрделем, наполовину легавой (причём обе половины были, как ты помнишь, худшие)…
      — О боже, какое счастье! — возопила мисс Ларк, громко вздыхая. — Какой камень свалился с моей души!
      Мэри Поппинс и ребята приостановились у калитки; мисс Ларк и обе её горничные перевесились через забор; Робертсон Эй, отдыхая от трудов праведных, опёрся на щётку, и все в молчании созерцали возвращение Эдуарда.
      А Эдуард и его друг важно шествовали по направлению к дому, небрежно повиливая хвостами и насторожив уши, и по выражению глаз Эдуарда вы могли понять: какие бы у него намерения ни были — это были серьёзные намерения.
      — Боже! Эта ужасная собака! — пролепетала мисс Ларк, разглядев спутника Эдуарда. — Пшёл! Пшла! Марш отсюда! — закричала она.
      Но пёс вместо ответа просто-напросто уселся на тротуар, почесал правой ногой левое ухо и зевнул.
      — Пшёл! Вон! Пшёл, говорят тебе! — сердито замахала на него руками мисс Ларк. — А ты, Эдуард, — продолжала она, — иди домой сию минуту! Как ты мог так уйти — совершенно один и без пальто! Я тобой очень недовольна!
      Эдуард лениво тявкнул, но не двинулся с места.
      — Что это значит, Эд? Иди немедленно домой! — настаивала мисс Ларк.
      Эдуард опять тявкнул.
      — Он говорит, — вмешалась Мэри Поппинс, — что не собирается возвращаться домой.
      Мисс Ларк обернулась и смерила Мэри Поппинс надменным взглядом:
      — Откуда вы знаете, что говорит моя собака, позвольте спросить? Конечно, он сейчас же пойдёт домой!
      Однако Эдуард только энергично затряс головой и что-то проворчал.
      — Он не пойдёт, — сказала Мэри Поппинс. — Не пойдёт без своего друга.
      — Какие глупости! — сердито сказала мисс Ларк. — Он совсем не это говорит! Неужели я впущу эту безобразную дворнягу в свой сад!
      Эдуард пролаял три или четыре раза.
      — Он говорит, что так решил, — сказала Мэри Поппинс. — И более того — он уйдёт и будет жить со своим другом, если его другу не позволят жить здесь с ним.
      — Эдуард, как ты можешь так говорить, после всего, что я для тебя сделала! — Мисс Ларк чуть не плакала.
      Эдуард тявкнул и отвернулся. Большой пёс встал.
      — О боже, он уходит! Я вижу, он хочет уйти! — рыдала мисс Ларк.
      Она минутку поплакала в платочек, потом высморкалась и сказала:
      — Что ж, хорошо, Эдуард! Я сдаюсь. Пусть эта… эта дворняжка останется у нас. Но с одним условием — она будет спать в угольном погребе.
      — Он заявляет, мэм, что это невозможно. Его друг тоже должен спать на шёлковой подушке в вашей комнате, как и он. Иначе он будет спать в погребе со своим другом, — сказала Мэри Поппинс.
      — Эдуард, как тебе не совестно! — простонала мисс Ларк. — Я никогда на это не соглашусь!
      Эдуард ясно дал понять, что он собирается уходить. То же сделал и большой пёс.
      — О боже, он покидает меня! — взвизгнула мисс Ларк. — Эд, Эд, я согласна! Пусть будет так, как ты хочешь. Он будет спать в моей комнате, хорошо! Но моя жизнь теперь навсегда разбита, навсегда! Такая ужасная дворняжка!
      Она вытерла свои мокрые глаза и продолжала:
      — Я никак этого от тебя не ожидала, Эдуард. Больше я ничего не скажу! Пусть всё, что я думаю, останется у меня в груди. А это… м-м-м… животное я буду звать Шариком, или Бобиком, или…
      Тут большой пёс взглянул на мисс Ларк с величайшим презрением, а Эдуард громко залаял.
      — Они говорят, вы должны звать его Варфоломеем и никак иначе, — сказала Мэри Поппинс. — Его имя — Варфоломей!
      — Варфоломей! Что за имя! Этого ещё не хватало! — в отчаянии пролепетала мисс Ларк. — Что он ещё говорит?
      Эдуард опять залаял.
      — Он говорит, что вернётся только при условии, что вы никогда не будете его заставлять носить пальто и не станете посылать к парикмахеру. Это его последнее слово! — сказала Мэри Поппинс.
      Наступило молчание.
      — Что ж, очень хорошо, — сказала мисс Ларк наконец. — Но я тебя предупреждаю, Эдуард: если ты простудишься и умрёшь, пеняй на себя!
      С этими словами она повернулась и величественно зашагала в дом, по дороге глотая слёзы и шмыгая носом.
      Эдуард наклонил голову к Варфоломею, словно говоря: «Пошли!»
      И обе собаки бок о бок не спеша проследовали по садовой дорожке, подняв хвосты, как флаги, и вошли в дом следом за мисс Ларк.
      — Да, как видишь, он оказался не таким уж ничтожеством, — сказала Джейн, когда ребята поднимались в детскую.
      — Нет! — согласился Майкл. — Но как ты думаешь, откуда Мэри Поппинс это знала?
      — Не знаю, — сказала Джейн. — А она нам никогда-никогда не скажет. Никогда…

      У Джейн болело ухо. Она лежала в постели, и голова у неё была повязана цветным платком Мэри Поппинс.
      — А что ты чувствуешь? — поинтересовался Майкл.
      — Как будто у меня в голове пушки стреляют, — ответила Джейн.
      — Настоящие пушки?
      — Нет, хлопушки!
      — Ого! — завистливо сказал Майкл. И ему почти захотелось, чтобы у него тоже заболело ухо. — Хочешь, я тебе почитаю вслух? — сказал он, подходя к книжной полке.
      — Нет, мне очень больно, — ответила Джейн, хватаясь за ухо.
      — Тогда хочешь, я сяду у окошка и буду тебе говорить, что делается на улице?
      — Да, валяй, — сказала Джейн.
      И вот Майкл сел на подоконник и стал рассказывать Джейн обо всём, что происходило в переулке. Иногда это было совсем неинтересно, а иногда — чрезвычайно интересно.
      — Вот Адмирал Бум! — говорил он. — Он вышел из дома и куда-то спешит. Подходит, подходит… Нос у него сегодня красный-красный. Ой, на нём цилиндр! Вот он проходит мимо нашего дома.
      — А говорит он: «Лопни моя селезёнка»? — спросила Джейн.
      — Мне не слышно. Но, наверно, говорит… Вторая горничная мисс Ларк вышла в сад. А в нашем саду Робертсон Эй подметает листья и смотрит на неё через забор. А теперь он сел отдохнуть.
      — У него больное сердце, — сказала Джейн.
      — Откуда ты знаешь?
      — Он мне сам сказал. Он сказал, доктор велел ему работать как можно меньше. А папа сказал, если Робертсон Эй послушается доктора, он его уволит… Ой, как трещит и стреляет! — крикнула она, снова хватаясь за ухо.
      — Ого-го! — завопил вдруг Майкл в величайшем возбуждении.
      — Что случилось? — закричала Джейн, садясь в постели. — Скажи скорей!
      — Потрясающая вещь! По нашему переулку идёт корова! — ответил Майкл, прыгая по подоконнику.
      — Корова? В городе? Настоящая корова? Вот чудеса! Мэри Поппинс! Майкл говорит, у нас в переулке — корова!
      — Да-да! Идёт тихо-тихо, заглядывает во все ворота и всё осматривает. Как будто что-то потеряла и ищет!
      — Ой, как жалко, что я не могу посмотреть! — грустно сказала Джейн.
      Мэри Поппинс подошла к окну.
      — Глядите! — сказал Майкл, показывая вниз. — Корова!
      — Вот странно, правда?
      Мэри Поппинс бросила вниз быстрый, пронзительный взгляд и вздрогнула от удивления.
      — Тут нет ничего странного, — сказала она, обернувшись к Джейн и Майклу. — Ровно ничего! Я знаю эту корову. Она была большой приятельницей моей матери, и я буду вам очень обязана, если вы будете разговаривать с ней вежливо.
      Разгладив фартук, она строго посмотрела на ребят.
      — А вы давно её знаете? — спросил Майкл, стараясь говорить как можно вежливее в надежде услышать ещё что-нибудь про корову.
      — Ещё до того, как она побывала у Короля, — сказала Мэри Поппинс.
      — А давно это было? — спросила Джейн самым нежным голосом, каким умела.
      Мэри Поппинс смотрела куда-то вдаль. Глаза её видели что-то, чего никто не мог рассмотреть. Джейн и Майкл затаили дыхание и ждали.
      — Давным-давно, — начала Мэри Поппинс задумчивым тоном сказочника. Она сделала паузу, словно вспоминая события, случившиеся много-много веков назад. Потом продолжала, мечтательно глядя невидящими глазами прямо перед собой.
      «Рыжая Корова — вот как её звали. И была она очень важной и богатой коровой, рассказывала моя мать. Она жила на самом лучшем лугу во всей округе — на большом лугу, который весь зарос лютиками размером с блюдечко и одуванчиками, стоявшими ровными рядами, как солдаты. И, когда она съедала голову одного солдатика, на его месте сразу вырастал другой, в зелёном военном мундире и в жёлтом кивере.
      Она жила там всегда — она сама часто говорила моей матери, что не может даже припомнить тех времён, когда бы она не жила на этом лугу. Зелёные ограды да небо — это и был её мир, и она ничего не знала о том, что лежит за его пределами.
      Рыжая Корова была очень почтенной дамой, она всегда вела себя как Истинная Леди и отлично знала Всё, Что Полагается. Белое было для неё белым, чёрное — чёрным, без всяких тонкостей и оттенков. Одуванчики бывают сладкие или кислые, середины нет, говаривала она.
      И она была всегда очень занята. По утрам она давала уроки своей дочери, Рыжей Тёлке, и после обеда она обучала дочурку хорошим манерам, и мычанию, и вообще всему, что полагается знать приличному, воспитанному телёнку. А потом они вместе ужинали, и Рыжая Корова учила Рыжую Тёлку, как отличать хорошую травинку от плохой; а когда дочка укладывалась спать, она стояла на лугу и жевала жвачку, и в голове у неё текли важные, спокойные мысли…
      Каждый день походил на другой. Одна Рыжая Тёлка вырастала и уходила, и её сменяла другая. И вполне понятно, что Рыжая Корова воображала, что жизнь её всегда будет неизменной, всегда одна и та же. Да она и не хотела никаких перемен, потому что была твёрдо уверена, что лучшей жизни, чем у неё, быть не может.
      И вот, как раз когда она думала об этом, приключение — «как она сама потом рассказывала моей матери, — приключение уже подстерегало её. Случилось это ночью — тихой ночью, когда звёзды сами были похожи на одуванчики в небесах, а луна среди них казалась большой маргариткой.
      В эту самую ночь — Рыжая Тёлка давно уже спала — Корова вдруг вскочила и пустилась в пляс. Она танцевала с увлечением; танцевала просто замечательно, строго выдерживая такт, хотя никакой музыки не было.
      То она танцевала польку, то шотландскую джигу, то переходила на какой-то новый танец, который тут же сама выдумывала из головы. А в промежутках между танцами она делала реверансы, и кланялась, и приседала перед одуванчиками.
      «Боже мой! — подумала Рыжая Корова, начиная отплясывать матросский танец. — Как странно! Я всегда считала, что танцевать неприлично, но выходит, это не так — ведь я сама танцую, а я всегда была образцовой Коровой!»
      Она танцевала и танцевала в своё удовольствие, но в конце концов устала и решила, что танцевать хватит — пора бы поспать. Однако, к её крайнему изумлению, оказалось, что она не может перестать танцевать. Она попыталась улечься рядом с Рыжей Тёлкой, но собственные ноги её не послушались! Они продолжали танцевать, выделывать всевозможные па и выписывать кренделя и вензеля, и, понятно, ей пришлось танцевать вместе с ними! И она понеслась в бешеном вальсе…
      — О боже! — восклицала она в промежутках между танцами. — Ах, как всё это странно! Ах, как странно!
      Но, хотя она говорила тоном истинной леди, остановиться она всё-таки не могла.
      Наступило утро, настал день, а она всё ещё танцевала — носилась по лугу то кругами, то вдоль, то поперёк, а по пятам за ней бегала Рыжая Тёлка и жалобно мычала. Когда же пришёл новый вечер и Корова всё ещё не могла остановиться, она очень огорчилась. А к концу недели она совсем расстроилась.
      — Я должна пожаловаться Королю, — решила она и затрясла головой.
      И, поцеловав Рыжую Тёлку, она велела ей хорошо себя вести и отправилась во дворец.
      Всю дорогу она протанцевала, и лишь изредка ей удавалось перехватить травинку-другую, и все, кто видел её, таращили глаза от удивления. Но больше всех удивлялась она сама…
      Наконец Корова пришла во дворец и, танцуя, поднялась по широкой лестнице к самому королевскому трону.
      А на троне сидел Король. Он был очень занят — он сочинял новые законы. Его секретарь записывал их большим гусиным пером в маленький красный блокнотик.
      Кругом стояли придворные и фрейлины; все они были разодеты в пух и прах и говорили все сразу.
      — Сколько законов я сочинил сегодня? — спросил Король у секретаря.
      Секретарь быстро сосчитал, перелистав блокнотик.
      — Семьдесят два, ваше величество! — с низким поклоном отвечал он, стараясь не споткнуться о своё гусиное перо (такое оно было большое).
      — Гм! Неплохо. И всего за час работы! — сказал Король, очень довольный собой.
      Он встал и красиво задрапировался в свою горностаевую мантию.
      — Карету! Я еду к цирюльнику, — сказал он величественно.
      И тут он заметил Рыжую Корову. Он снова уселся и схватил свой скипетр.
      — Что это такое, а? — крикнул он, увидав, что Рыжая Корова подтанцевала уже к самому подножию трона.
      — Корова, ваше величество, — просто отвечала Корова.
      — Это я вижу, — сказал Король. — Я ещё не лишился зрения. Но что вам тут нужно? Выкладывайте! И живо, потому что в десять я должен быть у цирюльника, а он не будет ждать! А мне необходимо подстричься. И, ради всего святого, перестаньте скакать и вертеться! — раздражённо добавил он. — У меня просто голова кружится!
      — Просто голова кружится! — как эхо, подхватили придворные.
      — В этом-то и есть моя беда, ваше величество, — жалобно сказала Корова. — Я не могу перестать!
      — Не можете перестать? Глупости! — рявкнул Король. — Немедленно перестаньте! Таков королевский приказ!
      — Немедленно перестать! Таков королевский приказ! — повторили все придворные.
      Корова изо всех сил постаралась выполнить королевский приказ. Все кости и мускулы заходили у неё ходуном. Но напрасно. Она всё равно продолжала танцевать у самого подножия трона.
      — Я старалась, ваше величество. Ничего не выходит. Я танцую вот уже седьмой день. И не сплю. И почти ничего не ем — листок-другой чертополоха, и всё. Вот я и пришла попросить у вашего величества совета — как мне быть?
      — Гм! Очень странно! — сказал Король, сдвинув корону набок и почёсывая затылок.
      — Очень странно! — отозвались придворные, тоже почесав в затылках.
      — А какое при этом ощущение? — спросил Король.
      — Странное, — отвечала Корова. — И, пожалуй, — сказала она, тщательно выбирая слова, — пожалуй, приятное. Словно… словно внутри у меня взад-вперёд бегают смешинки.
      — Поразительно! — сказал Король.
      Он подпер голову руками и уставился на Корову, погрузившись в размышления. Вдруг он вскочил и закричал:
      — Господи боже ты мой!
      Что случилось? — закричали придворные.
      — Вы разве сами не видите! — завопил Король. От волнения он уронил свой скипетр. — Какой же я идиот, что сразу этого не заметил! И какие вы все идиоты! — гневно обернулся он к придворным. — Разве вы не видите, что она подхватила на рога Падучую звезду?
      — Вот в чём дело! — закричали придворные, которые вдруг тоже все впервые заметили звезду, и уставились на неё. И казалось, чем больше на неё смотрели, тем ярче она разгоралась.
      — В этом-то и беда! — сказал Король. — Итак, господа придворные, снимите эту звезду, чтобы названная… мммм… леди могла перестать танцевать и прилично позавтракала. Это звезда, сударыня, заставляет вас плясать, — обратился он к Корове. — Ну-ка, поживей!
      И сделал знак главному придворному, который, изящно поклонившись Рыжей Корове, потащил звезду. Но звезда не поддавалась. За старшего придворного ухватился другой, за другого — третий, и так далее, и так далее; образовалась длинная-предлинная цепь, словно все придворные собирались тянуть репку.
      — Не оторвите мне голову! — жалобно попросила Корова.
      — Тяните сильней! — загремел Король.
      Придворные повиновались. Они стали тянуть изо всех сил. Тянули так, что лица у всех стали красные, как малина. Они тянули до тех пор, пока у них уже не стало сил тянуть, и тогда они все повалились друг на друга.
      А звезда и не шевельнулась. Она твёрдо держалась на коровьем роге.
      — Тц-тц-тц! — сокрушённо щёлкнул языком Король. — Секретарь! Посмотрите, что говорится о коровах со звёздами на рогах в Энциклопедии!
      Секретарь стал на колени и залез под трон. Потом он вынырнул оттуда с огромной зелёной книгой, которая всегда находилась там на тот случай, если Король пожелает о чём-нибудь осведомиться.
      Секретарь поспешно перелистал Энциклопедию.
      — Ничего нет, ваше величество, — сокрушённо сказал он наконец. — Есть только про Корову, Которая Подпрыгнула Выше Луны, но это вы и так знаете.
      И — просто на всякий случай — он прочитал стихи, которые и так знает каждый ребёнок:
 
Послушайте сказочку
Вы, шалуны:
Корова подпрыгнула
Выше Луны!
Боюсь, что не скоро
Появится снова
Такая прыгучая
Чудо-корова!
 
      Король потёр подбородок — это помогало ему думать. Потом он сердито вздохнул и поглядел на Корову.
      — Вот всё, что я могу вам посоветовать, — сказал он. — Попробуйте сделать то же самое.
      — Что попробовать? — спросила Рыжая Корова.
      — Подпрыгнуть выше Луны. Может быть, это поможет. В общем, стоит попытаться.
      — Мне? — спросила Рыжая Корова с возмущением.
      — Да, вам, вам, кому же ещё? — нетерпеливо сказал Король. Он очень торопился к цирюльнику.
      — Государь, — сказала Корова, — позволю себе напомнить вам, что я приличная, воспитанная скотина и мне с детства внушали, что прыжки — неподходящее занятие для дамы!
      Король встал и махнул на неё скипетром.
      — Сударыня, — сказал он, — вы просили у меня совета, и я вам его дал. Вы хотите танцевать вечно? Вы хотите вечно голодать? Хотите вечно не спать?
      Рыжая Корова подумала о сочных, свежих, сладких одуванчиках. О том, как приятно лежать на мягкой луговой траве. О своих усталых ногах. И она сказала себе: «Ну, может быть, один разок ничего? А к тому же никто, кроме Короля, и не узнает!»
      — А это очень высоко? — спросила она, не переставая танцевать.
      — Не меньше мили, по-моему, — сказал Король.
      Рыжая Корова кивнула. Она была того же мнения. Она подумала ещё минутку и наконец решилась.
      — Никогда не думала, что дойду до этого, ваше величество! Прыгать, да ещё выше Луны! Но — я попытаюсь! — сказала она и сделала Королю грациозный реверанс.
      — Отлично, — сказал Король весело. Он сообразил, что, пожалуй, всё же поспеет к цирюльнику вовремя. — Следуйте за мной.
      Он направился в сад, и Корова и все придворные пошли за ним.
      — Итак, — сказал Король, когда они вышли на широкую лужайку, — когда я свистну, прыгайте.
      Он достал большой золотой свисток из жилетного кармана и слегка подул в него, чтобы убедиться, что он не засорился.
      Рыжая Корова танцевала в положении «смирно».
      — Ну, — сказал Король. — Раз!.. Два!.. Три! — И он свистнул.
      Рыжая Корова набрала воздуху — и прыгнула. Вот это был прыжок! Земля сразу оказалась далеко-далеко внизу, фигуры Короля и придворных становились всё меньше и меньше и наконец совсем исчезли. А Корова взлетала в небо всё выше и выше; звёзды проносились мимо неё, словно большие золотые тарелки, и вот её ослепил яркий свет, и она почувствовала, что её коснулись холодные лунные лучи. Корова зажмурилась, пролетая над луной, и, миновав полосу слепящего сияния, она наклонила голову к земле и ощутила, что звезда соскользнула с её рога. С громом и звоном покатилась звезда по небу.
      А когда она исчезла во тьме, Корове показалось, что до неё донеслись чудесные звучные аккорды удивительной небесной музыки…
      И в следующий миг Рыжая Корова снова опустилась на землю. К своему большому удивлению, она обнаружила, что находится не в королевском саду, а на своём родном лугу!
      И главное — она перестала танцевать!
      Ноги её ступали важно и уверенно, как и полагается ногам всякой уважающей себя коровы. Степенной, неспешной походкой она прошла по лугу навстречу Рыжей Тёлке, по дороге обезглавливая своих золотоволосых солдатиков.
      — Я так рада, что ты вернулась! — сказала Рыжая Тёлка. — Мне было так тоскливо!
      Корова поцеловала её и стала пастись. Впервые за неделю она могла поесть вдоволь. И, чтобы утолить голод, ей пришлось съесть несколько полков.
      Так она зажила по-прежнему. И сначала её это радовало. Она была счастлива, что может вовремя, без всяких танцев, позавтракать; может полежать на траве, пережёвывая жвачку; может спокойно спать ночью, вместо того чтобы до рассвета выписывать кренделя и делать реверансы.
      Но вскоре она начала тревожиться. Да, конечно, луг, и одуванчики, и Рыжая Тёлка — всё это было очень хорошо, но она чувствовала, что ей чего-то не хватает. Чего — сперва она и сама не знала. Но в конце концов она поняла: она скучала по своей звезде. Да, как это ни странно, она, видно, привыкла танцевать и ощущать во всём теле счастливую лёгкость и бегающие смешинки.
      Она стала раздражительной, она потеряла аппетит, и порой она без всякой причины ревела.
      И вот однажды она пошла к моей матери, рассказала ей всю эту историю и попросила у неё совета.
      — Дорогая моя! — сказала ей моя мама. — Неужели вы думаете, что на небе мало звёзд? Их миллионы! И миллионы звёзд падают каждую ночь! Но, конечно, нельзя ожидать, что они будут падать в одно и то же место, на один луг!
      — Так вы считаете — если бы я немного попутешествовала… — начала Рыжая Корова, и глаза её засияли радостью и надеждой.
      — Конечно! На вашем месте, — сказала моя мама, — на вашем месте я бы не долго раздумывала. Ищите — и обрящете!
      — Я так и сделаю, — радостно сказала Корова. — Так и сделаю!
      Мэри Поппинс умолкла.
      — А я догадалась, зачем она пришла в наш переулок! — задумчиво произнесла Джейн.
      — И я тоже! — поддержал Майкл. — Она ищет свою звезду.
      Мэри Поппинс вздрогнула и выпрямилась.
      — Будьте любезны немедленно отойти от окна, сэр! — сердито сказала она. — Сейчас я потушу свет!
      Но и засыпая, ребята очень-очень хотели, чтобы Рыжей Корове удалось найти свою звезду…

      Джейн и Майкл ушли в гости, надев свои лучшие костюмы, в которых они выглядели, по словам Элин, «точь-в-точь как с витрины в магазине».
      Весь день дом был очень тих и спокоен, словно он задумался о чём-то своём или, может быть, задремал.
      Внизу, в кухне, миссис Брилл, водрузив на нос очки, читала газету. Робертсон Эй сидел в саду и был очень занят: он ничего не делал. Миссис Бэнкс сидела с ногами на диване в гостиной. И дом стоял тихий-тихий, замечтавшись о чём-то или, может быть, задумавшись.
      Наверху в детской Мэри Поппинс сушила у камина костюмчики Близнецов. Солнце врывалось в окно, его лучи играли на побелённых стенах и танцевали над кроватками малышей.
      — Эй, ты, отодвинься! Ты мне прямо в глаза залез! — сказал Джон громким голосом.
      — Извини! — отвечал солнечный луч. — Ничего не могу поделать! Волей-неволей я должен пройти сквозь эту комнату. Приказ есть приказ. Мой дневной маршрут — от Восхода до Заката, а ваша детская как раз по дороге! Так что уж прости. Закрой глазки — ты меня и не заметишь!
      Золотой сноп солнечных лучей пересекал комнату. Он явно старался двигаться как можно быстрее, чтобы выполнить просьбу Джона.
      — Какой ты нежный, какой ласковый! Я тебя так люблю! — сказала Барби, вытянув руки навстречу тёплому сиянию.
      — Молодчина! — одобрительно сказал солнечный луч и коснулся её щёк и волос лёгким, ласкающим движением. — Так ты говоришь, я тебе нравлюсь? — спросил он, видимо не прочь снова услышать похвалу.
      — Уж-жасно! — сказала Барби, вздохнув от удовольствия.
      — Опять болты-болты-болты? В жизни не слыхал столько болтовни, как тут! Вечно кто-нибудь трещит в этой комнате! — прозвучал с окошка чей-то пронзительный голос.
      Джон и Барби поглядели в окно.
      Там сидел Скворец, который жил на верхушке трубы.
      — Это мне нравится! — сказала Мэри Поппинс, живо обернувшись. — Ты бы о себе подумал! Сам день-деньской трещит, стрекочет, кричит — чуть не до ночи! От твоей болтовни могут разболтаться ножки у стула! Ты хуже всякого воробья, сказать по правде!
      Скворец наклонил голову набок и поглядел на неё сверху вниз со своей безопасной позиции на оконной раме.
      — Ну, — сказал он, — у меня есть дела, множество дел. Совещания, переговоры, консультации, дискуссии, и так далее, и тому подобное. Разумеется, многое нужно… ммм… спокойно обсудить!
      — Спокойно! — воскликнул Джон, от души смеясь.
      — А я не с вами говорю, молодой человек! — отрезал Скворец, соскочив на подоконник. — И, между прочим, вам-то уж лучше бы помалкивать. Я слышал, как ты болтал в прошлую субботу. Господи! Я думал, ты никогда не остановишься! Ты мне всю ночь спать не давал!
      — Я не разговаривал, — сказал Джон. — Я пла… — Он запнулся. — Я хочу сказать, я был нездоров.
      — Гм! — сказал Скворец и перескочил на перила кроватки Барби.
      Он бочком пробежал по перилам и остановился у неё в головах. Тут он заговорил ласковым, заискивающим тоном:
      — Ну, Барбара Бэнкс, найдётся сегодня что-нибудь для старого знакомого, а?
      Барби, подтянувшись за перила, уселась в кроватке.
      — Осталась половинка печенья, — сказала она и протянула Скворцу свой пухленький кулачок.
      Скворец мигом подскочил, выхватил угощение, перепорхнул на подоконник и начал жадно расклёвывать печенье.
      — Спасибо! — многозначительно произнесла Мэри Поппинс.
      Но Скворец был так поглощён едой, что не заметил намёка.
      — Я сказала: «Спасибо!» — повторила Мэри Поппинс немного погромче.
      Скворец поднял голову.
      — А — что? А-а, оставь, девочка, оставь. У меня нет времени на все эти церемонии. — И он с удвоенной энергией принялся за печенье.
      В комнате было очень тихо.
      Джон, разнежившись на солнышке, сунул правую ногу в рот и стал водить пальцами по десне — там, где у него как раз начали прорезываться зубки.
      — Зачем ты это делаешь? — весело спросила Барби своим нежным голоском, в котором всегда слышалась улыбка. — Ведь никто на тебя не смотрит — зачем стараться?
      — Я знаю, — ответил Джон, продолжая разыгрывать на пальцах ноги какую-то мелодию. — Просто тренируюсь, чтобы не выйти из формы. Ведь эти штучки так радуют взрослых! Ты видела, что вчера было с тётей Флосси? Она чуть с ума не сошла от восторга, когда я ей это демонстрировал! «Золотко! Умница! Чудо моё! Прелесть!» Помнишь, как она закатывалась?
      И Джон, взмахнув ногой, так и покатился со смеху, представив себе тётю Флосси.
      — Мой фокус ей тоже понравился, — самодовольно сказала Барби. — Я стащила с ног носочки, и она от радости завопила, что так бы меня и съела! Вот потеха! Уж если я скажу «хочу съесть», я и правда съем! Печенье, сухарь, шишечку на перилах кровати, и так далее. А эти взрослые, по-моему, сами не понимают, что говорят. Ведь не хотела же она меня съесть на самом деле?
      — Конечно, нет. Это у них просто такая дурацкая манера разговаривать, — сказал Джон. — Я их, наверно, никогда не пойму, этих взрослых. Они все какие-то глупые. И даже Джейн и Майкл иногда бывают такими глупыми!
      — Угу, — рассеянно отвечала Барби, то стаскивая, то снова натягивая носки.
      — Например, — продолжал Джон, — они не понимают ни единого нашего слова. Больше того: они не понимают, что говорят вещи! Подумать только, я в прошлый понедельник своими ушами слышал, как Джейн сказала, что она хотела бы знать, на каком языке говорит ветер.
      — Да, да, помню, — сказала Барби. — Просто поразительно! А как тебе нравится заявление Майкла — ты, конечно, слышал? — что Скворец говорит: «Пик-пик!» Ему как будто и невдомёк, что Скворец ничего подобного не говорит, а разговаривает на том же языке, что и мы! Ну уж так и быть, от папы и мамы нельзя требовать многого — они ведь совсем ничего не понимают, хотя они такие славные, — но уж Джейн и Майкл могли бы, кажется…
      — Когда-то они всё понимали, — сказала Мэри Поппинс, складывая ночную рубашку Джейн.
      — Как? — хором откликнулись Джон и Барби, ужасно удивлённые. — Правда? Вы хотите сказать — они понимали Скворца, и ветер, и…
      — И деревья, и язык солнечных лучей и звёзд — да, да, именно так. Когда-то, — сказала Мэри Поппинс.
      — Но почему же они тогда всё это позабыли? — сказал Джон, наморщив лоб. — Почему?
      — Ага, — многозначительно сказал Скворец, оторвавшись от остатков печенья. — Так вы хотели бы это знать?
      — Потому что они стали старше, — объяснила Мэри Поппинс. — Барби, пожалуйста, немедленно надень свои носки.
      — Вот так так! — сказал Джон, пристально взглянув на Мэри Поппинс.
      — Тем не менее это так! — ответила Мэри Поппинс, потуже закатав носки Барби.
      — Ну что ж, пусть Джейн и Майкл такие глупые, — продолжал Джон. — Я знаю, что я-то ничего не забуду, когда стану старше.
      — А я — тем более, — сказала Барби, с удовлетворением посасывая палец.
      — Забудете, — сказала Мэри Поппинс твёрдо.
      Близнецы сели и уставились на неё.
      — Фу-ты ну-ты! — сказал Скворец презрительно. — Нашлись вундеркинды! Тоже мне седьмое чудо света! Всё забудете, голубчики, как только прорежутся зубки!
      — Ни за что! — отвечали Близнецы, глядя на Скворца так, как будто не прочь были его укокошить.
      Скворец насмешливо засвистел.
      — Будьте покойны, всё забудете! — повторил он. — Вы не виноваты, конечно, — добавил он мягче. — Просто тут ничего не поделаешь. Нет ни одного человека, который бы помнил после того, как ему стукнет самое большее год. За исключением, конечно, неё. — Он указал клювом на Мэри Поппинс.
      — А почему она может помнить, а мы нет? — сказал Джон.
      — А-а-а! Она не такая, как все. Она — редкое исключение. Она вне конкуренции! — сказал Скворец, ухмыляясь.
      Джон и Барби молчали. Скворец продолжал объяснения:
      — Она — единственная в своём роде. Нет, я не о наружности. Конечно, любой мой только что вылупившийся птенец гораздо красивее, чем Мэри Поппинс была, есть и…
      — Я тебе задам, наглец! — сердито сказала Мэри Поппинс, мгновенно обернувшись и махнув в его сторону фартуком. Но Скворец, отскочив в сторону, перепорхнул на оконную раму и, оказавшись вне опасности, насмешливо свистнул.
      — Думала, ты меня на этот раз поймала, да? — хихикнул он и помахал ей крыльями.
      Мэри Поппинс только фыркнула.
      Солнечное пятно двигалось по комнате, и длинные золотые стволы тянулись за ним. За окном набежавший лёгкий ветерок что-то тихонько прошептал веткам вишен в переулке.
      — Слушай, слушай, ветер разговаривает, — сказал Джон, наклонив голову набок. — Мэри Поппинс, вы правда думаете, что мы этого не сможем слышать, когда станем старше?
      — Слышать-то вы всё будете, — ответила Мэри Поппинс, — но понимать перестанете.
      При этих словах Барби жалобно заплакала. У Джона тоже навернулись слёзы на глаза.
      — Ничего не поделаешь. Так уж полагается, — сказала Мэри Поппинс назидательно.
      — Ай-ай-ай, вот стыд! — насмехался Скворец. — Плаксы-ваксы! Разревелись! У невылупившегося скворчонка и то больше ума! Как не стыдно хлюпать!
      И действительно, Джон и Барби теперь рыдали во весь голос, захлебываясь горькими слезами.
      Тут дверь распахнулась, и в детскую вошла миссис Бэнкс.
      — Мне показалось, малыши плачут, — сказала она и подбежала к Близнецам. — Что случилось, мои крошечки? Ах вы мои ненаглядные, мои солнышки, мои золотые птички! Что с вами? Почему они так плачут, Мэри Поппинс? Весь день они были такие тихие, спокойные! Что-нибудь случилось?
      — Да, мэм. Нет, мэм. Мне кажется, у них режутся зубки, мэм, — говорила Мэри Поппинс, нарочно не глядя на Скворца.
      — Ах да, конечно! — просияла миссис Бэнкс.
      — Не желаю я никаких зубок, если из-за них всё забуду! Всё, что люблю на свете! — вопил Джон, извиваясь под одеялом.
      — И я не хочу! — рыдала Барби, зарываясь лицом в подушку.
      — Ах вы мои бедняжечки, мои лапочки! Всё будет хорошо! Лишь бы эти противные зубищи скорей прорезались, — утешала их миссис Бэнкс, переходя от кроватки к кроватке.
      — Не понимаешь ты! — яростно вопил Джон. — Не надо мне никаких зубов!
      — Всё будет плохо, а совсем не хорошо! — плакала в подушку Барби.
      — Да-да-да! Не надо плакать! Мамочка знает. Мамочка всё-о-о знает. Мамочка понимает. Всё будет хорошо, когда зубки прорежутся, — ворковала миссис Бэнкс.
      С окна донёсся слабый звук. Это Скворец с трудом подавил смех. Мэри Поппинс строго поглядела на него. Он опомнился и принял серьёзный вид.
      А миссис Бэнкс нежно гладила своих Близнецов, то одного, то другую, продолжая бормотать ласковые слова, которые должны были, по её мнению, их утешить.
      И вдруг Джон перестал плакать.
      Он был хорошо воспитанный мальчик, любил свою маму и сознавал свой долг перед ней. «Ведь она не виновата, бедняжка, что всегда говорит не то. Она просто-напросто ничего не понимает», — размышлял он. И вот, чтобы показать, что он на неё не сердится, он перевернулся на спину и меланхолически, глотая слёзы, взял правую ногу обеими руками и засунул её в рот.
      — Ах ты умница, ах ты мой умница! — в восторге приговаривала мама.
      Он повторил это упражнение, и она была в восхищении.
      Тогда Барби, не желая уступать ему в любезности, поднялась с подушки и, хотя её лицо было мокро от слёз, села и стащила оба носка сразу.
      — Чудо, а не девочка! — с гордостью сказала миссис Бэнкс и поцеловала её. — Ну, вот видите, Мэри Поппинс! Вот всё и хорошо! Я всегда знаю, как их утешить. Всё хорошо, всё хорошо! — повторяла миссис Бэнкс, словно напевая колыбельную. — И зубки скоро прорежутся.
      — Да, мэм, — спокойно отвечала Мэри Поппинс.
      И миссис Бэнкс, напоследок улыбнувшись Близнецам, вышла.
      Едва дверь за ней закрылась, как Скворец разразился хохотом.
      — Простите, что я не сдержался, — кричал он, — но, честное слово, это выше моих сил! Ну и сцена! Ну и сцена!
      Джон не обратил на него внимания. Прижавшись лицом к решётке своей кроватки, он тихо, яростно сказал Барби:
      — Я не буду таким, как все! Не буду, и всё! Пусть они, — он мотнул головой в сторону Мэри Поппинс и Скворца, — говорят что хотят! Я никогда не забуду, никогда!
      — И я тоже, — ответила Барби. — Никогда.
      — Клянусь своим хвостом! — завопил Скворец, хлопая себя крыльями по бокам и покатываясь со смеху. — Нет, вы только послушайте! Как будто это от них зависит! Да ведь через месяц, два, самое большее через три они даже забудут, как меня зовут, дурачки! Глупые беспёрые кукушата! Ха-ха-ха!
      Раздался новый взрыв смеха, и Скворец, взмахнув пёстрыми крылышками, вылетел в окошко.

* * *

      Прошло не так уж много времени с тех пор.
      Зубки после немалых страданий наконец прорезались, как полагается всем зубам, и Близнецы отпраздновали свой первый день рождения.
      И как раз на другой день после торжества Скворец, который улетал на курорт, вернулся в Дом Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку.
      — Привет, привет, привет! Вот и мы! — весело пропищал он, приземляясь на подоконник и подскакивая при каждом «привете». — Ну, как тут поживает наша девочка? — развязно осведомился он у Мэри Поппинс, наклонив голову набок и разглядывая её своими весёлыми, блестящими, озорными глазами.
      — Без вас не скучала! — отрезала Мэри Поппинс, надменно вскинув голову.
      Скворец рассмеялся.
      — Всё та же Мэри П.! — сказал он. — Ты не изменилась! Ну, а как остальные? Я имею в виду кукушат, — пояснил он и покосился на кроватку Барби. — Ну, Барбарина, — начал он сладким, заискивающим тоном, — найдётся что-нибудь сегодня для старого знакомого?
      — Гули-гули! — отвечала Барби, продолжая жевать своё печенье.
      Скворец, вздрогнув от неожиданности, подскочил к ней поближе.
      — Я говорю, — повторил он раздельно, — найдётся что-нибудь для старого приятеля, дорогая Барби?
      — Ляп-тяп-тяп, — пролепетала Барби, глядя в потолок и доедая последнюю сладкую крошку.
      Скворец уставился на неё.
      — Ай-ай-ай! — сказал он наконец и, обернувшись, вопросительно посмотрел на Мэри Поппинс.
      Они обменялись долгим взглядом.
      Скворец перепорхнул на кровать Джона и уселся на перила решётки. Джон играл с большим пушистым игрушечным ягнёнком.
      — Как меня зовут? Как меня зовут? Как меня зовут? — прокричал Скворец пронзительно и тревожно.
      — Аф-тя-тя! — сказал Джон, открыв рот и засовывая туда ногу ягнёнка.
      Слегка покачав головой, Скворец отвернулся.
      — Значит, уже, — сказал он негромко Мэри Поппинс.
      Она кивнула.
      Скворец минутку уныло смотрел на Близнецов, потом пожал пёстрыми плечами.
      — Ну конечно, я же знал, что так будет. Всегда говорил им. Но они не желали верить.
      Он немного помолчал, глядя на кроватки. Потом энергично встряхнулся.
      — Ну что ж, ну что ж. Мне пора. Труба нуждается в генеральной уборке, я уверен.
      Он перелетел на подоконник и, на минуту задержавшись там, оглянулся.
      — А странно будет без них всё-таки. Всегда любил с ними поболтать. Да, любил. Мне будет их не хватать.
      Он проворно обмахнул крылом глаза.
      — Расплакался? — съязвила Мэри Поппинс.
      Скворец выпрямился.
      — Расплакался? Ничего подобного! У меня просто… м-м-м… небольшой насморк. Подхватил в дороге. Вот и всё. Да, небольшая простуда. Ничего страшного.
      Он перескочил на наружный подоконник и оправил клювом перья на груди.
      — Приветик! — крикнул он задорно, взмахнул крыльями и исчез…

      — Два фунта сосисок — высшего сорта, — сказала Мэри Поппинс. — И побыстрей, пожалуйста! Мы торопимся.
      Мясник был толстый и добродушный человек в фартуке с синими и белыми полосками. Он был вдобавок большого роста, рыжий и сам очень походил на огромную сосиску. Наклонившись над прилавком, он с восхищением смотрел на Мэри Поппинс. Потом дружески подмигнул Джейн и Майклу.
      — Торопитесь? — повторил он. — Жаль, очень жаль! А я надеялся, вы немного побудете, потолкуем о том о сём. Наш брат мясник любит компанию. Да только редко удаётся поговорить с такой хорошенькой молодой леди, как… — Тут он запнулся, потому что заметил выражение лица Мэри Поппинс. Оно было так ужасно, что мясник от души пожелал, чтобы под полом его лавки был погреб и он мог туда провалиться. — Ну да, — сказал он, став ещё краснее обычного, — раз вы спешите, то конечно. Два фунта, вы сказали? Высший сорт? Будьте любезны!
      И он поспешно подцепил длинную связку сосисок, висевших по всей лавке словно гирлянды. Отхватив порядочный кусок — с добрых полметра, — он уложил его наподобие венка и завернул сначала в белую, потом в коричневую бумагу. Свёрток он подвинул к Мэри Поппинс.
      — Что ещё прикажете? — спросил он с робкой надеждой, всё ещё краснея.
      — Ничего! — отрезала Мэри Поппинс.
      Она взяла свёрток и покатила коляску к выходу с таким видом, что у мясника не осталось сомнений в том, что она смертельно оскорблена.
      Но, проходя мимо витрины, она бросила на неё быстрый взгляд и полюбовалась своими новыми туфельками. Это были прелестные светло-коричневые замшевые туфли на двух пуговках, необыкновенно изящные…
      Джейн и Майкл двигались у неё в кильватере, размышляя о том, когда же список покупок кончится, но не осмеливаясь спросить — такое у неё было выражение.
      Мэри Поппинс огляделась, словно в задумчивости, и, приняв внезапное решение, властно объявила:
      — Рыбная лавка!
      Коляска покатилась к соседнему магазину.
      — Одну камбалу, полтора фунта палтуса, пинту креветок и омара, — проговорила Мэри Поппинс с такой скоростью, что только тот, кто давно привык к таким распоряжениям, мог что-нибудь понять.
      Рыбник, в отличие от мясника, был высокий, худой человек — настолько худой, что, казалось, у него совсем нет фаса, а только два профиля. И вид у него был такой грустный, что вы не сомневались: он или только что плакал, или вот-вот собирается заплакать.
      Джейн предполагала, что у него в юности было тайное горе, а Майкл считал, что рыбника в детстве держали на хлебе и воде и он никак не может об этом позабыть.
      — Что-нибудь ещё? — безнадёжно спросил рыбник голосом, который свидетельствовал о том, что он не ждёт ничего хорошего.
      — В следующий раз, — отвечала Мэри Поппинс.
      Рыбник грустно покачал головой и ничуть не удивился.
      Он заранее знал, что больше ничего не потребуется.
      Тихонько вздыхая, он завязал покупку и положил её в коляску.
      — Скверная погода, — заметил он, вытирая глаза рукой. — Похоже, что лета у нас совсем не будет. Да его, в сущности, никогда и не бывало. У вас тоже не слишком цветущий вид, — обратился он к Мэри Поппинс. — Это, правда, неудивительно.
      Мэри Поппинс вздёрнула голову.
      — На себя оглянитесь! — сказала она сердито и устремилась к выходу с такой быстротой, что коляска налетела на бочонок с устрицами. — Какая глупость! — произнесла она, глянув на свои туфли. — Не слишком цветущий вид — это в новых коричневых замшевых туфельках с двумя пуговками! Какая чушь! — казалось, подумала она вслух.
      На тротуаре она остановилась и взглянула на список покупок, вычёркивая то, что было уже куплено.
      Майкл постоял сначала на одной ножке, потом на другой.
      — Мэри Поппинс, мы, что ли, никогда не пойдём домой? — спросил он капризным тоном.
      Мэри Поппинс обернулась и посмотрела на него крайне неодобрительно.
      — Это уж как выйдет! — сказала она коротко.
      Она аккуратно сложила список, а Майкл в душе сильно пожалел, что осмелился открыть рот.
      — Ты можешь идти домой, если тебе угодно, — продолжала она надменно, — а мы пойдём покупать имбирные пряники!
      У Майкла вытянулось лицо. Ну почему он не сумел промолчать! Если бы он знал заранее, что список заканчивался имбирными пряниками!
      — Тебе туда, — сухо сказала Мэри Поппинс, махнув рукой в направлении Вишнёвого переулка. — Смотри не заблудись.
      — Нет, нет, Мэри Поппинс, пожалуйста! Я ведь просто так! Я… Мэри Поппинс, пожалуйста! — взмолился Майкл, чуть не плача.
      — Ну, пусть он пойдёт с нами, Мэри Поппинс, — вступилась Джейн. — Я повезу коляску, только возьмите его с нами!
      Мэри Поппинс фыркнула.
      — Не будь сегодня пятница, — сказала она Майклу строго, — ты бы сей секунд отправился домой. Сей секунд!
      Она решительно двинулась вперёд, толкая коляску с Близнецами и покупками. Джейн с Майклом, понявшие, что она смилостивилась, поплелись за ней, пытаясь отгадать, что ж такое значит «сей секунд». Вдруг Джейн заметила, что они идут совсем не в том направлении.
      — Мэри Поппинс, вы ведь сказали, мы идём за имбирными пряниками, а в кондитерскую совсем наоборот, — начала она, но замолкла.
      Мэри Поппинс посмотрела на неё.
      — Кому поручено сделать покупки — мне или тебе? — спросила она.
      — Вам, — ответила Джейн очень жалобным голоском.
      — Ах, правда? А я думала — совсем наоборот! — саркастически засмеялась Мэри Поппинс.
      Она слегка подтолкнула коляску, та повернулась на месте и вдруг остановилась. Джейн и Майкл тоже остановились как вкопанные. Они оказались у входа в очень, очень странную кондитерскую.
      Ребята никогда не видали такой маленькой и грязной лавчонки. В витринах её висели выгоревшие цветные бумажные ленты, на полках — облезлые коробочки с рахат-лукумом, запылённые палочки лакрицы и очень старые, очень сморщенные райские яблочки. Между окнами был маленький, тёмный вход; туда Мэри Поппинс и покатила коляску. Джейн с Майклом вошли за ней.
      В лавке было сумрачно, но ребятам удалось разглядеть, что целых три стены занимает остеклённый прилавок.
      А под стеклом лежали пряники. На каждом прянике была позолоченная звезда. Их было столько, что казалось, они-то и освещают лавку слабым мерцающим светом.
      Джейн и Майкл оглянулись, недоумевая, где же продавец в этой странной лавке.
      К их большому удивлению, Мэри Поппинс позвала:
      — Фанни! Анни! Где вы?
      И не успел отзвучать её голос, эхом отразившийся от тёмных стен, как словно из-под земли выросли две колоссальнейшие женские фигуры. Две громадные женщины, наклонившись над прилавком, пожали руку Мэри Поппинс и ребятам и сказали «здрассте» страшным басом.
      — Здравствуйте, мисс… — Майкл сделал паузу, не зная, кого из дам как зовут. — Как поживаете?
      — Меня звать Фанни, — сказала одна из них. — Ревматизм всё мучит, спасибо за внимание.
      Говорила она очень грустно и робко, словно не привыкла к тому, чтобы с ней были так вежливы.
      — Прекрасная погода, — вежливо начала светскую беседу Джейн с другой сестрой, которая удерживала её руку в своей гигантской лапище добрую минуту.
      — Я буду Анни, — жалобно сообщила та. — А вообще — хвали день к вечеру, — добавила она ни с того ни с сего.
      Джейн с Майклом подумали, что у сестёр довольно странная манера выражаться, но им не пришлось долго удивляться, потому что мисс Фанни и мисс Анни протянули свои ручищи к коляске, и каждая торжественно обменялась рукопожатием с одним из Близнецов.
      Близнецы выразили своё изумление, громко заплакав.
      — Ну-ну-ну! Что такое, что такое?
      Тоненький, пискливый, надтреснутый голосок послышался откуда-то из глубины лавки. И при первых его звуках выражение лиц мисс Анни и мисс Фанни, и без того унылое, стало ещё печальнее. У них был страшно перепуганный вид; Майклу с Джейн почему-то показалось, что великанши очень бы хотели стать маленькими и совсем незаметными.
      — Что я такое слышу? — продолжал, приближаясь, забавный пискливый голосок.
      И вот откуда-то из-за угла показалась его обладательница. Это была крошечная, тоненькая, хрупкая старушка, древняя-древняя, с жидкими седыми волосами, сморщенным, высохшим личиком и на тоненьких, как палочки, ножках. Наверно, самая старая на свете, подумали ребята. Но, как ни удивительно, она побежала к ним навстречу легко и весело, словно юная девушка.
      — Ну-ну-ну! Вот это да! Неужели это сама Мэри Поппинс с Джоном и Барбарой Бэнкс? Как, Джейн и Майкл тоже здесь? Вот это действительно приятный сюрприз! Я вас уверяю — у меня не было такого сюрприза с тех пор, как Христофор Колумб открыл Америку! Клянусь!
      Она радостно улыбалась, и её маленькие ножки в крошечных старомодных ботиночках слегка пританцовывали.
      Старушка подбежала к коляске, слегка покачала её и сделала Близнецам козу своими тоненькими, скрюченными от старости пальчиками. Джон и Барби почти сразу же перестали плакать и заулыбались.
      — Так-то лучше, — сказала она, весело посмеиваясь.
      Потом она сделала очень странную вещь.
      Она отломила у себя два пальца и подала их Джону и Барби.
      А ещё более странно было то, что на месте отломленных пальцев немедленно выросли новые.
      Джейн и Майкл видели это совершенно ясно.
      — Просто постный сахар — это им не повредит, — пояснила старушка.
      — Всё, что вы им дадите, миссис Корри, может только пойти им на пользу, — сказала Мэри Поппинс с неожиданной любезностью.
      — Лучше бы это были мятные конфеты, — не удержался Майкл.
      — А иногда так и бывает! — торжествующе отвечала миссис Корри. — И очень вкусные, кстати! Я часто их сама сосу, если мне ночью не спится. Весьма полезно для пищеварения.
      — А чем они будут в следующий раз? — спросила Джейн, глядя с неподдельным интересом на пальцы миссис Корри.
      — Вот-вот! — сказала миссис Корри. — В том- то и всё дело! Я никогда не знаю заранее, во что они превратятся! Пробую наудачу, как сказал при мне Вильгельм Завоеватель своей мамаше, когда она советовала ему не пытаться завоевать Англию.
      — Вы, наверно, очень-очень старая, — сказала Джейн, завистливо вздыхая и думая, сможет ли она когда-нибудь запомнить то, что помнит миссис Корри.
      Миссис Корри, закинув свою седую, головку, залилась визгливым смехом.
      — Старая! — сказала она наконец. — По сравнению с моей бабушкой я просто цыплёнок. Вот она действительно старая женщина, если хотите. Но, конечно, и я кое-что повидала на своём веку! Помню, например, как создавался этот мир, — ведь я в ту пору была уже далеко не девочка! Господи боже, ну и суматоха была тогда, доложу я вам!
      Внезапно она оборвала и пронзительно посмотрела на ребят.
      — Батюшки, что же это я тут болтаю, а вас никто не обслуживает! Я думаю, моя дорогая, — обратилась она к Мэри Поппинс тоном старой знакомой, — я полагаю, вы все пришли за имбирными пряниками?
      — Вы правы, миссис Корри, — вежливо ответила Мэри Поппинс.
      — Отлично! Фанни и Анни уже дали вам их?
      При этих словах она посмотрела на Джейн и Майкла.
      Джейн покачала головой.
      Из-за прилавка послышались робкие голоса.
      — Нет, мама, — промямлила мисс Фанни.
      — Мы как раз собирались, мамочка, — начала мисс Анни испуганным шёпотом.
      Тут миссис Корри неожиданно выпрямилась и свирепо уставилась на своих великанш-дочерей. Потом она сказала сладким, яростным, наводящим ужас голосом:
      — Ах, вы собирались? Так-так! Интересно! А кто, позвольте спросить, милая Анни, разрешил вам раздавать мои пряники?
      — Никто, мамочка! Но ведь я же не раздавала! Я только подумала…
      — Она только подумала! Очень мило! Будь, пожалуйста, добра не думать! У меня, слава богу, у самой ума хватает! — сказала миссис Корри тем же ядовито-сладким тоном и вдруг разразилась злым смехом: — Эй, глядите! Все глядите! Плакса-вакса! Рёва-корова! — пищала она, показывая своим узловатым пальцем на дочь.
      Джейн с Майклом обернулись. Большущая слеза ползла по унылому лицу великанши… Дети ничего не сказали, так как миссис Корри, несмотря на свой малый рост, внушала им почтение и трепет. Но как только она отвернулась, Джейн молча протянула мисс Анни свой платок. Гигантская слезища промочила его насквозь, и мисс Анни, поблагодарив Джейн взглядом, выжала платок, прежде чем вернуть его хозяйке.
      — А ты, Фанни, ты, интересно, тоже думала, а?
      — Нет, мамочка, — трепеща, ответила мисс Фанни.
      — Хм! Тем лучше для тебя! Открой ящик!
      Дрожащими, неловкими от страха руками мисс Фанни открыла одно из отделений стеклянного прилавка.
      — Пожалуйста, мои дорогие, — обратилась миссис Корри к Джейн и Майклу совсем другим тоном.
      Она так улыбалась и так ласково поманила их, что ребятам даже стало стыдно за свой страх перед ней. Наверно, она всё-таки очень добрая, подумали они.
      — Ну, что же вы, мои цыплятки, не идёте и не берёте свои зёрнышки? Сегодня они испечены по особому способу, по рецепту, который мне дал Альфред Великий. Он был очень хорошим кондитером, должна я вам сказать, хотя, помнится, однажды пряники у него пригорели. Сколько прикажете?
      Джейн с Майклом, как по команде, взглянули на Мэри Поппинс.
      — Каждому по четыре, — сказала она. — Итого двенадцать. Дюжина.
      — Пусть будет чёртова дюжина — тринадцать, — весело сказала миссис Корри.
      И вот у ребят оказалось по целой охапке большущих пряников, и каждый пряник был украшен позолоченной звёздочкой. Майкл, не удержавшись от соблазна, тут же отгрыз уголок одного пряника.
      — Вкусно? — пискнула миссис Корри, и, когда Майкл кивнул, она подобрала юбку и пустилась в пляс от радости. — Ура, отлично, ура, ура! — кричала она тоненьким голоском. Потом, сделав несколько па, она остановилась и вдруг стала серьёзной. — Имейте в виду — я не раздаю даром свои пряники! Нужны денежки, денежки! С каждого по три пенса!
      Мэри Поппинс достала из кошелька три трёхпенсовика. Она дала по монетке Джейн и Майклу.
      — Ну, что же вы? — сказала миссис Корри. — Прилепите их к моему платью. Так полагается.
      Ребята тут только заметили, что всё её длинное чёрное платье было усыпано трёхпенсовиками, как клоунский наряд блёстками.
      — Смелее, смелее! Прилепите их! — нетерпеливо повторила миссис Корри, заранее потирая ручки в приятном ожидании. — Увидите — они не упадут!
      Мэри Поппинс шагнула вперёд и прижала монетку к вороту платья миссис Корри.
      К удивлению Майкла и Джейн, монетка прилипла.
      Тогда ребята прилепили свои трёхпенсовики — Джейн к правому плечу, Майкл в самом центре. Они тоже прилипли.
      — Вот чудеса! — сказала Джейн.
      — Ничего особенного, дорогая, — хихикнула миссис Корри. — Во всяком случае, по сравнению с кое-чем другим. Но об этом помалкиваем! — Она подмигнула Мэри Поппинс.
      — Нам, к сожалению, пора, миссис Корри, — сказала Мэри Поппинс. — Надо сегодня испечь к обеду драчёну, значит, я должна быть дома вовремя. Эта наша миссис Брилл…
      — Плохая кухарка? — переспросила миссис Корри.
      — «Плохая»! — с презрением повторила Мэри Поппинс. — Мало сказать — плохая!
      — Ага! — Миссис Корри приставила палец к носу с необыкновенно мудрым видом. Потом она сказала: — Ну что ж, дорогая мисс Поппинс, это был очень приятный визит, и я уверена, мои девочки получили не меньше удовольствия, чем я сама.
      Она кивнула в сторону своих громадных, унылых «девочек».
      — И я надеюсь, вы скоро все придёте опять, не правда ли? И пряники вы не растеряете?
      Ребята кивнули.
      Тут миссис Корри придвинулась к ним поближе с очень важным и таинственным видом.
      — Хотела бы я только знать, — начала она задумчиво, — что вы сделаете с бумажными звёздочками?
      — Мы их собираем, — отвечала Джейн. — Все-все!
      — Ага! Вы их собираете. А интересно, где вы их держите?
      Глаза миссис Корри были полузакрыты, но смотрели ещё внимательнее, чем обычно.
      — Ну, — сказала Джейн, — я прячу их в верхний левый ящик комода, под носовыми платками. И…
      — А я — в коробку из-под ботинок, на нижней полке гардероба, — сказал Майкл.
      — Верхний левый ящик и коробка из-под ботинок в гардеробе, — повторила задумчиво миссис Корри, словно стараясь заучить эти слова.
      Потом она многозначительно поглядела Мэри Поппинс в глаза и кивнула головой. Мэри Поппинс тоже кивнула в ответ. Казалось, они о чём-то втайне договорились.
      — Да, — сказала миссис Корри радостно, — это очень-очень интересно! Вы даже не представляете, как я была рада узнать, что вы бережёте свои звёздочки. Я об этом не забуду. Я, видите ли, помню всё — даже то, что было у Гая Фокса на обед каждое второе воскресенье. А теперь — до свиданья! Приходите поскорей! Приходите поско-о-о-рей!
      Голосок миссис Корри звучал всё тише и тише, и внезапно, не очень понимая, что происходит, Джейн с Майклом оказались на тротуаре. Они шагали за Мэри Поппинс, которая снова изучала свой список покупок.
      Ребята оглянулись.
      — Джейн! — сказал Майкл удивлённо. — А её нет!
      — Правда! — сказала Джейн, озираясь.
      И это была правда. Кондитерской больше не было. Она исчезла.
      — Странно! — сказала Джейн.
      — Ещё бы! — сказал Майкл. — Но пряники очень вкусные!
      И это тоже была правда.
      И ребята так увлеклись пряниками, стараясь выгрызть из них фигурки — человечка, цветок, чайник, — что позабыли и думать о том, насколько всё это было странно.

* * *

      Но им пришлось об этом вспомнить в ту же ночь, когда свет погасили и предполагалось, что ребята спят сладким сном.
      — Джейн, Джейн! — шёпотом позвал Майкл. — Кто-то идёт на цыпочках по лестнице! Слушай!
      — Тс-с! — зашипела Джейн. Она тоже услышала чьи-то шаги.
      Тут дверь осторожно отворилась, и кто-то вошёл в комнату.
      Это была Мэри Поппинс — в пальто и шляпе, совершенно готовая к выходу.
      Она бесшумно прошла по комнате, двигаясь быстро, но очень осторожно.
      Джейн и Майкл наблюдали за ней, не шевелясь, только чуть приоткрыв глаза.
      Она подошла к комоду, открыла какой-то ящик и почти сразу опять закрыла его.
      Затем она на цыпочках подошла к гардеробу, открыла его, наклонилась и что-то туда положила, а может быть, взяла (ребята не разглядели).
      Дверь гардероба чуть слышно хлопнула, и Мэри Поппинс выбежала из комнаты.
      Майкл сел.
      — Что она делала? — громким шёпотом спросил он у Джейн.
      — Не знаю. Может, она забыла перчатки, или туфли, или… — Джейн внезапно замолчала. — Майкл, слушай!
      Снизу — кажется, из сада — доносились чьи-то голоса. Казалось, там о чём-то спорили.
      Джейн пулей вылетела из постели и подозвала Майкла. Босиком ребята подбежали к окну и выглянули в сад.
      В переулке, перед самой их калиткой, виднелись три фигуры — одна крошечная и две громадные.
      — Это миссис Корри, Фанни и Анни! — шепнула Джейн.
      Странная это была картина! Маленькая миссис Корри подпрыгивала, пытаясь заглянуть через ограду; на могучем плече мисс Фанни раскачивались две длинные-предлинные лестницы, а у мисс Анни в одной руке было большущее ведро с чем-то вроде клея, а в другой — громаднейшая малярная кисть.
      Детям, спрятавшимся за занавеской, были отчётливо слышны их голоса.
      — Она опаздывает! — полусердито, полуозабоченно сказала миссис Корри.
      — А может, — робко начала мисс Фанни, поправляя лестницы на плече, — может, кто-нибудь из ребят захворал и она не смогла…
      — …уйти вовремя, — испуганно закончила мисс Анни фразу сестры.
      — Молчать! — свирепо скомандовала миссис Корри.
      Ребята ясно услышали, как она шепчет что-то о «бестолковых жирафах», и они сразу догадались, что старушка имеет в виду своих злосчастных дочерей.
      — Ш-ш! — вдруг сказала миссис Корри, хотя все, кроме неё, молчали. Наклонив голову набок, как птичка, она к чему-то прислушивалась.
      Тихо отворилась и опять захлопнулась входная дверь Дома Номер Семнадцать, в саду послышались чьи-то шаги. Миссис Корри радостно замахала рукой. По дорожке шла Мэри Поппинс с корзинкой для покупок, в которой что-то светилось слабым, таинственным светом.
      — Скорей, скорей, скорей! У нас мало времени! — сказала миссис Корри, взяв Мэри Поппинс под руку. — Веселее вы, дылды!
      И она двинулась вперёд, сопровождаемая мисс Фанни и мисс Анни, которые несомненно старались выглядеть веселее, но не очень в этом преуспевали. Они уныло плелись вслед за своей матерью и Мэри Поппинс, сгибаясь под тяжестью груза.
      Все трое шли в конец переулка, к Вишнёвому Холму.
      Дойдя до вершины холма, где уже не было домов, а только трава и кусты, вся группа остановилась.
      Мисс Анни поставила своё ведро с клеем, а мисс Фанни сбросила с плеча лестницы и с помощью сестры установила их вертикально. Одну из лестниц придерживала она сама, другую — мисс Анни.
      — Что они собираются делать? — вырвалось у Майкла.
      Он был вне себя от удивления.
      Но Джейн не пришлось ему отвечать, потому что он тут же получил наглядный ответ на свой вопрос.
      Как только мисс Фанни и мисс Анни установили лестницы так, что они, казалось, стояли одним концом на земле, а другим упирались в небеса, миссис Корри, подхватив одной рукой юбку и кисть, а другой — ведро с клеем, принялась карабкаться по лестнице. Мэри Поппинс со своей корзинкой полезла по другой.
      И тут Джейн с Майклом увидели нечто совершенно поразительное. Забравшись на самый верх, миссис Корри обмакнула кисть в ведро и принялась мазать клеем небесный свод!
      Мэри Поппинс достала из своей корзинки что-то блестящее и прилепила на намазанное место.
      Когда же она убрала на минуту руку, ребята увидели, что она наклеивает на небо пряничные звёзды!
      И каждая звезда, попав на место, начинала изо всех сил мерцать и сиять, рассыпая во все концы золотистые лучи искристого света!
      — Это наши! — задохнулся от волнения Майкл. — Наши звёзды! Она думала, мы спим, и пришла и унесла их!
      Джейн молчала. Она была слишком захвачена зрелищем.
      Миссис Корри неутомимо мазала небеса клеем, Мэри Поппинс приклеивала звёзды, а мисс Фанни и мисс Анни передвигали лестницы по мере того, как пустые места на небе заполнялись.
      Наконец всё было закончено.
      Мэри Поппинс встряхнула свою корзинку, показывая миссис Корри, что там больше не осталось ни одной звезды.
      Обе спустились, и процессия снова тронулась в путь; мисс Фанни — с лестницами на плече, мисс Анни — размахивая опорожненным ведром.
      На углу они на минуту остановились и о чём-то поговорили; Мэри Поппинс обменялась со всеми рукопожатием и помчалась по переулку; миссис Корри, слегка пританцовывая, двинулась в противоположную сторону.
      Скоро и её крошечная фигурка, и громадные фигуры её дочерей, тяжело ступавших за ней следом, растаяли в темноте.
      Садовая калитка хлопнула. По дорожке заскрипели шаги. Входная дверь отворилась, щёлкнул замок. Тихие шаги Мэри Поппинс послышались на лестнице; она на цыпочках прошла по детской и ушла в спальню к Барби и Джону.
      Когда её шаги затихли, Джейн и Майкл, переглянувшись, молча отправились к комоду. Они открыли верхний левый ящик и заглянули туда.
      Там ничего не было, кроме стопки носовых платков Джейн.
      — Что я говорил! — сказал Майкл.
      Ребята обследовали гардероб. Коробка из-под ботинок также была пуста.
      — Да как же это так? Как же так? — пробормотал Майкл, усаживаясь на край кровати и глядя на Джейн.
      Но Джейн ничего не сказала. Она просто села рядом с ним, обхватив руками колени, и глубоко-глубоко задумалась. Наконец она тряхнула волосами, потянулась и встала.
      — Я хочу знать только одно, — сказала она, — звёзды ли делают из золочёной бумаги или золочёную бумагу из звёзд?
      Ответа на её вопрос не последовало, да она его и не ожидала. Она знала, что правильно ответить на него может только тот, кто гораздо, гораздо умнее Майкла…

      Весь день напролёт Мэри Поппинс спешила, а когда она спешила, она всегда сердилась.
      Всё, что делала Джейн, было плохо, всё, что делал Майкл, было ещё хуже. Она покрикивала даже на Близнецов.
      Джейн с Майклом старались как можно меньше попадаться ей на глаза: они уже знали — бывают минуты, когда лучше, чтобы Мэри Поппинс тебя не видела и не слышала.
      — Хорошо бы мы были невидимками! — сказал Майкл, после того как Мэри Поппинс заявила, что один его вид может вывести из терпения всякого уважающего себя человека.
      — Очень просто, — сказала Джейн, — давай спрячемся за диван. Посчитаем пока, сколько у нас денег в копилках, а после ужина она, может быть, станет добрее. Так они и сделали.
      — Шесть и четыре пенса — это десять, и ещё полпенни и трёхпенсовик, — сказала Джейн. Она считала быстро.
      — А у меня четыре пенни и три фартинга, и… и вот и всё, — вздохнул Майкл, сложив монетки столбиком.
      — В кружку для бедных? — фыркнула Мэри Поппинс, заглянув за диван.
      — Нет, для меня! — обиженно ответил Майкл. — Это сбережения. Я столько накопил.
      — Гм! Наверно, опять на какой-нибудь сумалёт! — с презрением сказала Мэри Поппинс.
      — Нет, на слона: мне очень нужен свой слон. Как Лиззи в Зоопарке, только совсем свой. Я тебя буду на нём катать, — сказал Майкл, глядя в сторону, но всё-таки уголком глаза следя за Мэри Поппинс, чтобы выяснить, как она отнесётся к этому предложению.
      — Хм! Тоже придумал! — сказала Мэри Поппинс. Но было заметно, что она уже не так сердится.
      — Интересно, — сказал Майкл задумчиво, — что бывает в Зоопарке ночью, когда все уходят домой?
      — Много будешь знать, скоро состаришься, — огрызнулась Мэри Поппинс.
      — Так ведь я же не знаю, я просто спрашиваю, — пояснил Майкл. — А вы знаете? — спросил он Мэри Поппинс, которая тем временем с удвоенной быстротой сметала крошки со стола.
      — Ещё один вопрос — и будет марш в кровать! — ответила она и принялась убирать детскую так яростно, что стала похожа скорее на смерч в косынке и фартуке, чем на человека.
      — Бесполезно её спрашивать, — шепнула Джейн. — Она всё знает, а ничего не скажет!
      — А зачем тогда знать, если ты никому не говоришь! — проворчал Майкл, но так тихо, что даже Мэри Поппинс не услышала…
      Джейн и Майкл не могли припомнить, чтобы их когда-нибудь укладывали спать так спешно, как в этот вечер. Мэри Поппинс погасила свет очень рано и умчалась с такой быстротой, словно все ветры земли дули ей в спину.
      Им показалось, что не прошло и минуты после её ухода, как они услышали за дверью чей-то шёпот.
      — Джейн, Майкл, скорей! — шептал чей-то голос. — Наденьте что-нибудь — и бегом!
      Ребята выскочили из постелей, страшно удивлённые.
      — Пошли! — сказала Джейн. — Будет что-то интересное!
      И она начала искать в темноте платье.
      — Скорей! — опять повторил голос.
      — О господи, ничего не могу найти, кроме матросской шапки и перчаток! — сказал Майкл. Он метался по комнате, стуча ящиками и лихорадочно обшаривая полки.
      — Ну и хватит. Надевай! Сейчас не холодно. Пошли!
      Сама Джейн разыскала только маленькое пальтишко Джона. Ей кое-как удалось в него втиснуться.
      Она открыла дверь. За дверью не было никого, но ребятам показалось, что кто-то быстро-быстро бежит вниз по лестнице. Джейн и Майкл помчались вдогонку.
      Но кто бы или что бы это ни было, его не удавалось ни догнать, ни даже увидеть.
      Однако ребята ясно чувствовали, что кто-то указывает им дорогу и велит следовать за собой.
      Они уже бежали по пустынному переулку; слышалось только, как шлёпают их туфли по мостовой.
      — Скорей! — вновь поторопил их голос из-за ближайшего угла; но, свернув за угол, они опять никого не увидели. Следуя за голосом, ребята бежали изо всей мочи по улицам, аллеям, площадям, по парку и наконец остановились перед большим турникетом в высокой ограде.
      — Вы пришли! — сказал голос.
      — Куда? — крикнул Майкл.
      Но ответа не последовало. Джейн подошла к турникету, держа Майкла за руку.
      — Смотри! — сказала она. — Разве не видишь? Это же Зоопарк!
      Полная луна очень ярко светила в небесах; при её свете Майкл ясно различил железную решётку и заглянул внутрь. Конечно! Как же это он мог не узнать ограды Зоопарка!
      — А как же мы войдём? — спросил он. — У нас нет денег!
      — Не беспокойся! — ответил кто-то из-за ограды ворчливым басом. — Приглашённые входят сегодня ночью бесплатно. Толкни турникет, пожалуйста!
      Джейн с Майклом послушались и в один миг оказались в Зоопарке.
      — Вот ваши билеты, — сказал бас, и, осмотревшись, они увидели, что он принадлежит огромному Бурому Медведю, одетому в форменную куртку с медными пуговицами и фуражку. В лапе он держал два розовых билетика, которые и протянул ребятам.
      — А раньше мы всегда отдавали контролёру билеты, — сказала Джейн.
      — Что было раньше, то было раньше. А сегодня получайте! — сказал Медведь, улыбаясь,
      Майкл разглядывал Медведя.
      — А я вас знаю, — сказал он Медведю. — Я один раз дал вам банку сиропа.
      — Правильно, — согласился Медведь. — И ты забыл её открыть. Знаешь, сколько времени я её открывал? Десять дней! Пожалуйста, в следующий раз будь повнимательней!
      — А почему вы не в клетке? Вас всегда выпускают по ночам? — спросил Майкл.
      — Нет. Только когда День Рождения приходится на полнолуние. Но извините, мне некогда. Я должен наблюдать за входом.
      И Медведь отвернулся от них и снова начал вертеть рукоятку турникета.
      Джейн и Майкл, крепко сжимая свои билеты, пошли по дорожке.
      В ярком свете полной луны было отчётливо видно каждое дерево, каждый кустик и цветок.
      — Тут что-то такое творится, — сказал Майкл.
      И несомненно он был прав. По всем дорожкам бегали звери, а кое-где и птицы.
      Два Волка промчались мимо ребят, оживлённо беседуя на ходу с очень высоким Аистом, который семенил между ними, грациозно изгибая шею. Джейн и Майкл ясно расслышали слова «День Рождения» и «Полнолуние», когда тройка поравнялась с ними.
      Поодаль три Верблюда рядышком прогуливались по аллее, а неподалёку от них Бобёр о чём-то увлечённо разговаривал с Американским Кондором. И, как показалось ребятам, все обсуждали один и тот же вопрос.
      — Чей это день рождения, интересно? — сказал Майкл.
      Но Джейн уже ушла вперёд, залюбовавшись редкостным зрелищем.
      Как раз перед Слоновником очень толстый старый джентльмен расхаживал взад и вперёд на четвереньках, а на его спине на двух маленьких скамеечках сидело восемь обезьянок.
      — Батюшки! Всё вверх тормашками! — воскликнула Джейн.
      Старый джентльмен посмотрел на неё очень сердито.
      — Вверх тормашками! — повторил он. — Кто вверх тормашками? Я? Это оскорбление!
      Обезьянки расхохотались.
      — Ох, простите, я не про вас говорила, а про всё вообще! — объяснила Джейн, стараясь догнать старого джентльмена, чтобы извиниться. — Ведь обычно люди катаются на животных, а сегодня человек катает зверей. Вот что я хотела сказать.
      Но старый джентльмен, пыхтя и отдуваясь, продолжал утверждать, что его оскорбили, и наконец скрылся из виду вместе с отчаянно вопившими обезьянами-пассажирками.
      Увидев, что догонять его бесполезно, Джейн взяла Майкла за руку и пошла в другую сторону. Вдруг ребят остановил чей-то голос, раздавшийся у них почти из-под ног:
      — Пойдите-ка сюда, эй вы! Оба, оба! Заходите! Посмотрим, как вы будете нырять за апельсинной коркой, которая вам не нужна!
      Это был сердитый, обиженный голос, и, присмотревшись, ребята увидели, что говорит маленький чёрный Тюлень, свирепо смотревший на них из залитого лунным светом бассейна.
      — Давайте, давайте! Посмотрим, как это понравится вам! — настаивал Тюлень.
      — Да ведь мы же не умеем плавать, — сказал Майкл.
      — Ничем не могу помочь! — сказал Тюлень. — Надо было раньше думать! Меня ведь никто не спрашивал, умею я плавать или нет. А, что? Что такое?
      Последние его слова были адресованы другому Тюленю, вынырнувшему рядом с ним из воды и что-то шептавшему ему на ухо.
      — Кто? — сказал первый Тюлень. — Говори громче!
      Второй Тюлень снова что-то зашептал. Джейн уловила слова: «Приглашённые гости…», «Друзья самой…» — и больше ничего.
      Первый Тюлень, казалось, был разочарован, но тем не менее довольно вежливо сказал Джейн и Майклу:
      — Ах, извините, пожалуйста! Рад с вами познакомиться.
      Извините. — И он протянул свой ласт и обменялся с ребятами влажным рукопожатием.
      В этот момент кто-то с разбегу налетел на Джейн.
      — Ты что, ослеп? — крикнул Тюлень. — Надо смотреть, куда идёшь!
      Джейн поспешно обернулась и так и подскочила от страха и изумления. Перед ней стоял огромнейший Лев!
      Глаза Льва заблестели, когда он в свою очередь разглядел Джейн.
      — Ох, простите! — начал он. — Я не знал, что это вы! Сегодня у нас тут такая толкотня и я так спешу поспеть к кормлению людей, что я, кажется, действительно не смотрю себе под ноги! Пойдёмте вместе, а? Не стоит пропускать это зрелище, знаете ли!
      — Может быть, вы нас проводите? — сказала Джейн вежливо. Она немного побаивалась Льва, но он казался довольно добродушным. «А потом, сегодня всё вверх тормашками», — думала она.
      — С наслаждением! — протянул Лев сладким голосом и предложил ей лапу.
      Она приняла её, но на всякий случай притянула Майкла поближе к себе. Майкл был толстенький, упитанный мальчик, а что ни говори, львы — это львы, думала Джейн.
      — Хорошо выглядит моя грива? — спросил Лев, когда они тронулись в путь. — Я завил её ради торжественного случая.
      Джейн поглядела. Грива действительно была напомажена и завита колечками.
      — Очень, — сказала она. — Только… Только разве не странно Льву заниматься такими вещами? Я думала…
      — Как? Милая барышня, Лев, как вам известно, царь зверей. Ему нельзя забывать о своём положении. И я лично не склонен забывать о нём. Я считаю, что Лев всегда должен отлично выглядеть, где бы он ни находился… Сюда, пожалуйста!
      Величавым движением своей передней лапы он указал на вход в павильон крупных хищников и пропустил ребят вперёд.
      При виде зрелища, которое им там представилось, у Джейн и Майкла захватило дыхание. Большой зал был битком набит зверями. Некоторые опирались на барьер, который отделял клетки от зрителей, некоторые стояли на скамьях, установленных ярусами напротив клеток. Тут были пантеры и ягуары, волки, тигры и антилопы, обезьяны и ежи, вомбаты, горные бараны и жирафы, а также громадная толпа чаек и коршунов.
      — Блестяще, правда? — сказал Лев с гордостью. — Совсем как в добрые старые времена в джунглях! Только давайте пройдём вперёд — надо занять хорошие места.
      И он принялся проталкиваться сквозь толпу, рыча: «Дорогу, дорогу!» — и волоча за собой Джейн с Майклом. Наконец они выбрались на чистое местечко и увидели клетки.
      — Ого! Смотри-ка! — сказал Майкл, разинув рот. — Там полно людей!
      Так и было.
      В одной клетке двое тучных джентльменов средних лет в цилиндрах и полосатых брюках расхаживали взад и вперёд, напряжённо всматриваясь куда-то сквозь прутья решётки, словно они чего-то с нетерпением ожидали.
      Дети всех возрастов и размеров, начиная с малышей в длинных платьицах, копошились в другой клетке. Звери-зрители рассматривали их с большим интересом, и некоторые из них пытались позабавить малышей, просовывая лапы или хвосты сквозь решётки. Жираф вытянул свою длинную шею над головами остальных зверей и позволил маленькому мальчику в матроске пощекотать ему нос.
      В третьей клетке были заключены три пожилые дамы в плащах и галошах. Одна из них вязала, зато две остальные стояли у самой решётки, крича на зверей и тыкая в них своими зонтиками.
      — Противные твари! Убирайтесь вон! Я хочу чаю! — кричала одна из них.
      — Какая смешная! — говорили в толпе животных. Многие от души хохотали.
      — Джейн, гляди! — крикнул Майкл, указывая на клетку в конце ряда. — Неужели это…
      — Адмирал Бум! — докончила Джейн в изумлении.
      И действительно, это был Адмирал Бум. Он носился взад и вперёд по всей клетке, кашляя, сморкаясь и брызжа слюной от ярости.
      — Лопни моя селезёнка! Все к помпам! Земля, огой! Свистать всех наверх! Лопни моя селезёнка! — кричал Адмирал. Каждый раз, когда он слишком приближался к прутьям, какой-то Тигр легонько тыкал его палочкой, что неизменно вызывало бешеный взрыв адмиральских проклятий.
      — Да как же они все туда попали? — спросила у Льва Джейн.
      — Потерялись, — сказал Лев. — Вернее, растерялись. Есть такие посетители, которые остаются в парке, когда ворота запирают. Надо же их куда-то деть, вот мы и посадили их сюда. Вот этот — он опасный! Недавно чуть не прикончил своего сторожа. Не подходите близко! — Лев показал на Адмирала Бума.
      — Отойдите, отойдите, пожалуйста! Не толпитесь! Дайте дорогу, пожалуйста! — закричало несколько голосов.
      — Ага! Сейчас начнётся кормление! — сказал Лев и принялся энергично пробираться вперёд сквозь толпу. — Вон идут сторожа!
      Четыре Бурых Медведя, все в форменных фуражках, катили тележки с кормом по узенькому коридору, отделявшему клетки от зверей.
      — А ну-ка, отойдите! — командовали они, когда какой-нибудь зверь-зритель мешал им пройти. Потом они открывали дверцу в клетку и подавали туда корм на вилах.
      Джейн и Майкл протиснулись в просвет между Леопардом и Динго, и им было прекрасно видно всё, что происходит. Малышам в клетку бросали бутылочки с молоком; они хватали их ручонками и тут же к ним присасывались. Ребята постарше снимали с вил пряники и кексы и принимались их жадно пожирать. Леди в галошах получили тарелки с бутербродиками и булочками, а толстяки в цилиндрах — бараньи котлеты и пудинг.
      Эти последние, получив корм, унесли его в угол, расстелили на коленях своих полосатых брюк платки и принялись за еду.
      Сторожа обошли уже почти весь ряд клеток, как послышался страшный рёв.
      — Лопни мои кишки — это называется еда? Жалкий кусочек мяса и кочан капусты! А пудинг? Возмутительно! Позор! Якорь поднять! А где мой порт? Портвейн где, говорю? Свистать всех наверх! Эй вы там, в камбузе! Где адмиральский портвейн?!
      — Слышите? Он взбесился! Я вам говорил — это опасный экземпляр! — сказал Лев.
      Джейн и Майклу не нужно было объяснять, кого он имеет в виду. Они прекрасно изучили адмиральскую манеру выражаться.
      — Ну-с, так, — сказал Лев, когда шум в павильоне несколько стих. — По-видимому, уже конец. И, с вашего разрешения, я вынужден вас покинуть. Надеюсь увидеться с вами попозже, на Большом Хороводе. Я вас разыщу.
      Он проводил их к выходу, попрощался и умчался, потряхивая своей завитой гривой. Золотистая шерсть его так и блестела в лунном свете…
      — Ах, погодите! — крикнула было ему вслед Джейн, но он уже скрылся из виду. — Я хотела спросить у него, выпускают их когда-нибудь или нет. Бедные люди! Ведь Джон и Барби или даже мы с тобой могли оказаться на их месте!..
      Джейн обращалась к Майклу, но, обернувшись, обнаружила, что его нет рядом. Он незаметно свернул на боковую дорожку. Когда она догнала его, он разговаривал с каким-то Пингвином, у которого под одним крылом была зажата огромная тетрадь, а под другим — огромный карандаш. Пингвин стоял посреди дорожки и задумчиво грыз конец карандаша.
      — Не могу придумать, — услышала она слова Майкла, видимо отвечавшего на какой-то вопрос.
      Пингвин повернулся к Джейн.
      — Может быть, вы мне поможете? — сказал он. — Какое слово рифмуется с «Мэри»? Я не могу сказать «двери» — не хочется повторяться, знаете ли. Много раз рифмовали. Если вы скажете «пери» — не нужно. Я уже сам об этом думал, но она на неё совсем не похожа, так что это не годится.
      — «Звери», — вдруг осенило Майкла.
      — Хм! Недостаточно поэтично, — заметил Пингвин.
      — А может быть, «потери»? — предложила Джейн.
      — Ну… — Пингвин, по-видимому, размышлял. — Не очень хорошо, правда, — сказал он грустно. — Пожалуй, придётся и от этого отказаться… Я, понимаете ли, пытаюсь сочинить поздравительные стихи ко Дню Рождения. Мне показалось, что будет очень хорошо, если начать так: «О Мэри, Мэри…» и на этом я застрял. Очень обидно. От Пингвина, сами понимаете, ждут чего-нибудь оригинального, и не хочется их разочаровывать. Ну что же, ладно… Не задерживайте меня — мне надо сосредоточиться.
      И с этими словами он поспешно заковылял прочь, размахивая тетрадкой и продолжая грызть свой карандаш.
      — У меня просто голова кругом идёт! — сказала Джейн. — Чей же это день рождения, интересно?
      — Да идите же, дети, идите! Вы ведь, наверно, тоже хотите поздравить, и всё такое прочее, — раздался сзади чей-то голос, и, обернувшись, они увидели того самого Бурого Медведя, который вручил им билеты.
      — Да, конечно, — ответила Джейн, сообразив, что, пожалуй, лучше не спорить, хотя она не имела никакого понятия о том, кого они должны поздравлять.
      Бурый Медведь обнял ребят за плечи и повлёк их вперёд. Они чувствовали прикосновение его мягкой, тёплой шерсти; им было даже слышно, как в животе у него гудело, словно в бочке, когда он что-нибудь говорил…
      — Ну, вот мы и пришли! — сказал Медведь, остановившись перед невысоким домиком.
      Окна дома ярко светились. Можно было подумать, что на дворе не ночь, а белый день и сияет солнце.
      Медведь отворил дверь и ласково подтолкнул ребят внутрь.
      В первый момент яркий свет ослепил их, но скоро глаза привыкли к освещению, и дети поняли, что они в Террариуме. Все клетки были открыты, и змеи гуляли на воле — одни скользили по полу, другие лениво извивались и сворачивались клубком…
      А в центре помещения, на большой колоде, которую, видимо, вытащили из какой-нибудь клетки, сидела, со всех сторон окружённая змеями, Мэри Поппинс.
      Джейн и Майкл не поверили своим глазам.
      — Ещё двое поздравителей, сударыня, — почтительно доложил Бурый Медведь.
      Змеи с интересом обернулись к ребятам. Мэри Поппинс не шевельнулась. Зато она заговорила.
      — А почему ты явился без пальто, хотела бы я знать? — строго спросила она, глядя на Майкла сердито, но без всякого удивления. — Где твоя шляпка и перчатки? — тем же тоном обратилась она к Джейн.
      Но, прежде чем они успели раскрыть рот, по всему Террариуму прошло движение.
      — Ссссссссст! Ссссс!
      Все змеи, негромко шипя, приподнялись на хвостах, кланяясь кому-то, кто был позади Джейн и Майкла. Бурый Медведь поспешно снял свою форменную фуражку. И Мэри Поппинс тоже медленно поднялась с места.
      — Дитя моё! Моё дорогое дитя! — прозвучал тихий, нежный, свистящий голос, и из самой большой клетки неспеша, плавно извиваясь, выползла Королевская Кобра.
      Она грациозно скользнула между склонившихся перед ней в поклоне змей, обогнула стоявшего на дороге Медведя и направилась прямо к Мэри Поппинс. Приблизившись к ней, Кобра подняла в воздух добрую половину своего длинного золотистого тела и, раздув чешуйчатый, отливающий золотом клобук, нежно поцеловала Мэри — сначала в одну, потом в другую щёку.
      — Ссердечно позззздравляю, — нежно прошипела она. — Я очччень, очччень счастлива! Давно уже твой День Рождения не выпадал на полнолуние, дорогая!
      Кобра повернула голову.
      — Сссадитесь, друзззья! — сказала она, величаво поклонившись остальным змеям, и по её слову все они немедленно вновь свернулись кольцами на полу, не сводя глаз с Королевской Кобры и Мэри Поппинс.
      А Кобра повернула к Джейн и Майклу свою крошечную высохшую головку.
      Мурашки побежали по телу у ребят, и они невольно сделали шаг вперёд — странный, глубокий взгляд Кобры, казалось, притягивал их. Сонно и темно глядели её узкие, длинные зрачки, и в глубине этой сонной темноты таился и вспыхивал, как драгоценный камень, незасыпающий огонёк…
      — Кто они, смею спросить? — сказала Кобра своим нежным голосом, от которого кровь стыла в жилах, испытующе глядя на ребят.
      — Джейн и Майкл Бэнкс, к вашим услугам, — ответил Бурый Медведь, слегка заикаясь, словно ему было страшновато. — Её друзья.
      — Ах, её друзья. Тогда добро пожаловать. Садитесь, мои дорогие!
      Джейн и Майкл, с трудом придя в себя, оглянулись, разыскивая, куда бы сесть. Медведь помог им: он присел на корточки, и ребята устроились на его мохнатых коленях.
      — Она разговаривает, как королева, — шепнула Джейн.
      — Так и есть. Она — наша повелительница, самая мудрая и самая грозная, — негромко, с почтением сказал Бурый Медведь.
      Кобра улыбнулась долгой, неспешной, таинственной улыбкой и обратилась к Мэри Поппинс.
      — Кузина, — начала она, нежно зашипев.
      — А она правда её кузина? — шепнул Майкл.
      — Троюродная сестра. Со стороны матери, — шепнул в ответ Бурый Медведь, прикрыв пасть лапой. — А сейчас помолчи. Она собирается вручать подарок.
      — Кузина, — повторила Кобра, — давно уже твой День Рождения не выпадал на полнолуние, и давно уже мы не праздновали его так, как сегодня. Посему у меня было время как следует обдумать вопрос о подарке. И я решила, — она сделала паузу, и во всём Террариуме не было слышно ни звука, потому что все затаили дыхание, — я решила, что лучше всего будет преподнести тебе мою кожу.
      — Право, кузина, вы слишком добры, — начала было Мэри Поппинс.
      Но Кобра знаком попросила её замолчать.
      — Ничего подобного. Ничего подобного. Ты знаешь, что я время от времени меняю кожу: одной больше, одной меньше — для меня не имеет значения. Разве я не… — Кобра сделала паузу и обвела взглядом присутствующих.
      — Владычица Джунглей! — прошипели все змеи хором, словно и вопрос и ответ были частью хорошо известного им церемониала.
      Кобра кивнула.
      — Итак, — сказала она, — то, что хорошо для меня, должно быть хорошо и для тебя. Это, конечно, скромный подарок, дорогая Мэри, но из него можно сделать поясок, или пару туфель, или хотя бы ленту для шляпки — словом, он может пригодиться.
      С этими словами она начала тихонько покачиваться из стороны в сторону — Джейн и Майклу показалось, что по всему её телу от головы до хвоста побежали маленькие волны.
      И вдруг она сделала молниеносный винтообразный скачок и появилась в новом, отливающем серебром наряде. Старая золотистая кожа упала на пол.
      — Подожди! — приказала Кобра Мэри Поппинс, которая наклонилась было, чтобы поднять кожу. — Я напишу на ней Поздравление.
      Кончик хвоста Кобры быстро-быстро пробежал по сброшенной коже; затем она аккуратно свернула её кольцом, подхватила на голову, словно золотую корону, и величаво подала её Мэри Поппинс. Та с поклоном приняла дар.
      — Не знаю, как тебя благодарить, — начала Мэри и запнулась, залюбовавшись подарком, и только с восхищением погладила кожу рукой. Видно было, что она в восторге.
      — Не благодари, — сказала Королевская Кобра. — Тс-с! — перебила она сама себя и раздула свой клобук, словно прислушиваясь. — Кажется, я слышу сигнал к Большому Хороводу.
      Все прислушались.
      Звенел колокольчик, и чей-то бас возглашал, всё приближаясь и приближаясь:
      — Хоровод, Хоровод! Спешите, спешите! Всех, всех просят пройти на Центральную площадь! Хоровод, Хоровод!
      — Так я и думала, — сказала Кобра, улыбаясь. — Тебе пора, дорогая. Не заставляй их ждать. Прощай — до твоих следующих именин!
      И Королевская Кобра вновь приподнялась и нежно расцеловала Мэри Поппинс в обе щеки.
      — Спеши! — сказала она. — Я позабочусь о твоих юных друзьях.
      Ребята встали и начали пробираться к выходу, стараясь не наступить на змей, которые целым потоком, клубясь и извиваясь, устремились к дверям.
      — Вы свободны, — сказала Королевская Кобра Бурому Медведю.
      И он, низко поклонившись, с фуражкой в лапе, затрусил туда же, куда несся весь поток животных — к большой зелёной площадке в самом центре Зоопарка.
      — Хотите пойти со мной? — ласково спросила Кобра и, не дожидаясь ответа, скользнула между Джейн и Майклом, движением своего клобука приказав им идти по бокам.
      — Началосссь! — сказала она, зашипев от удовольствия.
      Да, Большой Хоровод начался.
      На Лужайке стоял такой шум и крик, что ребята сразу поняли это. Львы и Леопарды, Верблюды и Бобры, Антилопы и Журавли и многое множество других зверей и птиц пели и орали во всё горло, образовав кольцо вокруг Мэри' Поппинс. И вот громадный Хоровод двинулся по кругу; танцоры кто во что горазд распевали Дикую песню Джунглей, раскачиваясь и поминутно меняясь местами и партнёрами.
      Чей-то тоненький-тоненький, писклявый голосок прорезался сквозь шум и гам:
 
О Мэри, Мэри-и,
Всех лучше в мире!
 
      И ребята увидели Пингвина, который нёсся в танце, размахивая своими коротенькими крыльями и весело распевая эту странную песню. Он тоже заметил ребят и, поклонившись Кобре, крикнул:
      — Получилось! Слышали, как я пою? Конечно, это небезупречно — «В мире» не совсем точная рифма к «Мэри», но ничего, годится! Сойдёт! — И он, подпрыгнув, подхватил под лапу Леопарда.
      Кобра молчала. Джейн и Майкл тоже молча любовались танцем. Но когда их приятель Лев пронёсся мимо и наклонился, чтобы предложить лапу Фазану, Джейн робко попыталась выразить свои чувства словами.
      — Я думала, сударыня… — И она запнулась, сконфузившись.
      — Говори, дитя моё, — сказала Кобра. — Что ты думала?
      Ну, что львы, и птицы, и тигры, и маленькие животные — все… — Джейн снова запнулась.
      Кобра пришла ей на помощь:
      — Ты думала, что все они — враги, что Лев должен обязательно съесть Антилопу, а Тигр — Зайца, раз они встретились?
      Джейн, покраснев, кивнула.
      — Что ж, в общем, ты права. Отчасти так. Но — не в День Рождения, — сказала Кобра. — Сегодня слабые не боятся сильных, большие защищают малых. Даже я, — Кобра сделала паузу и, казалось, глубоко задумалась, — даже я могу сегодня встретиться с Диким Гусем и не подумать об обеде. Такой это день. И, возможно, — продолжала она, молниеносно облизываясь своим страшным раздвоенным языком, — возможно, что есть и быть съеденным — в конце концов, одно и то же. Моя мудрость говорит мне, что это так. Вспомни: ведь все — и вы в городах, и мы в джунглях — сделаны из одного и того же вещества. Из того же материала — и дерево над нами, и камень под нами; зверь, птица, звезда — все мы одно и идём к одной цели. Помни это, дитя, когда ты уже не будешь помнить обо мне.
      — Как же это дерево может быть камнем? Я — не птица! Джейн — не тигр! — упрямо сказал Майкл.
      — Ты думаешь? — переспросила Кобра. — Погляди! — И она кивнула головой в сторону Большого Хоровода.
      Звери и птицы, тесной толпой окружившие Мэри Поппинс, раскачивались взад и вперёд все вместе, как единое целое; сама Мэри тоже покачивалась из стороны в сторону. В едином ритме раскачивалась вся огромная толпа, как маятник гигантских часов. Даже деревья то сгибались, то выпрямлялись в ритме танца, и луна в небесах покачивалась, словно корабль на волнах…
      — Зверь и птица, звезда и камень — все мы одно, все одно… — бормотала Кобра, опустив свой клобук и тоже раскачиваясь. — Змея и ребёнок, камень и звезда — все мы одно…
      Всё тише становилось её шипение. Замирали, слабели, отдалялись крики танцующих животных. Прислушиваясь, Джейн и Майкл тоже незаметно стали раскачиваться. Или это кто-то качал их?
      Мягкий, слабый свет упал на их лица.
      — Спят и видят сны, — шёпотом произнёс чей-то голос.
      Кто это — Королевская Кобра или мама, которая, как обычно, зашла в детскую, чтобы получше их укрыть на ночь?
      — И прекрасно! Пусть спят.
      Чей это был бас — Бурого Медведя или мистера Бэнкса? Джейн и Майкл качались… качались… Они не знали… Не знали…

* * *

      — Какой мне сегодня странный сон приснился! — сказала Джейн за завтраком, посыпая сахаром кашу. — Мне снилось, как будто мы были в Зоопарке, и у Мэри Поппинс был день рождения, и вместо зверей в клетках сидели люди, а все звери были на воле…
      — Это же мой сон! Он мне приснился! — сказал Майкл с удивлением.
      — Не могло же нам присниться одно и то же! — сказала Джейн. — А ты не ошибся? Ты видел, например, Льва с завитой гривой, и Тюленя, который хотел…
      — … чтобы мы нырнули за апельсинной коркой? — перебил её Майкл. — Конечно, помню! И ребят в клетке, и Пингвина, который не мог сочинить стишок, и Королевскую Кобру.
      — Тогда, значит, это был не сон! — сказала Джейн торжественно. — Значит, это всё правда!И тогда…
      Она несмело оглянулась на Мэри Поппинс, которая кипятила молоко.
      — Мэри Поппинс, — сказала Джейн, — могли мы с Майклом видеть один и тот же сон?
      — Тоже мне сновидцы! — фыркнула Мэри Поппинс. — Ешьте кашу, будьте любезны! Иначе не получите гренков с маслом!
      Но Джейн не сдавалась. Она должнабыла узнать.
      — Мэри Поппинс, — сказала она, глядя на неё в упор, — вы были в Зоопарке вчера ночью?
      Мэри Поппинс широко открыла рот.
      — В Зоопарке? Ночью? Я — в Зоопарке? Я, воспитанная девица, которая знает, что полагается, а что — нет?
      — Нет, вы былитам или нет? — настаивала Джейн.
      — Конечно, нет! Что это тебе в голову взбрело! — сказала Мэри Поппинс. — Доедай, будь добра, кашу и не болтай глупостей!
      Джейн подлила в кашу молока.
      — Ну, видно, всё-таки это был сон, — сказала она грустно.
      Но Майкл, разинув рот, таращил глаза на Мэри Поппинс, которая поджаривала гренки.
      — Джейн, — пронзительно шепнул он. — Джейн, гляди!
      Он показал пальцем, куда глядеть, и Джейн тоже увидала. Талию Мэри обвивал пояс из золотистой чешуйчатой змеиной кожи, а по всей его длине змеилась изящная надпись:

       На добрую память о Зоопарке!

      Был первый день весны.
      Джейн и Майкл сразу это поняли, потому что они услышали, как папа поёт в ванной, а был только один-единственный день в году, когда он там пел.
      Это утро они запомнили навсегда. Во-первых, потому, что им впервые разрешили позавтракать со взрослыми; во-вторых, папа потерял свой чёрный портфель. Так что день начался двумя чрезвычайными происшествиями.
      — Где мой портфель? — кричал мистер Бэнкс, бегая кругами по прихожей, словно собака, которая ловит собственный хвост.
      И все остальные начали тоже бегать по кругу — Элин, и миссис Брилл, и ребята. Даже Робертсон Эй сделал два круга, что было исключительным достижением.
      Наконец мистер Бэнкс лично обнаружил пропажу в своём кабинете и выбежал в прихожую, размахивая портфелем.
      — Мой портфель, — начал он тоном проповедника, — всегда находится в одном и том же месте. Здесь. На вешалке. Кто затащил его в кабинет? — проревел он.
      — Ты сам, дорогой, вчера вечером, когда ты доставал налоговые квитанции, — сказала миссис Бэнкс.
      Мистер Бэнкс посмотрел на неё так обиженно, что она в душе пожалела о своей нетактичности. Лучше было сказать, что это она сама принесла портфель в кабинет!
      — Ааап-чххи! Хрррм! — сказал мистер Бэнкс в носовой платок.
      Он снял пальто с вешалки и направился к двери.
      — Ого! — произнёс он несколько веселее. — Тюльпаны-то дали бутоны!
      Он вышел в садик и втянул в себя воздух.
      — Гм, ветер, кажется, западный. — Мистер Бэнкс бросил взгляд на дом Адмирала Бума, точнее — на флюгер-телескоп. — Так я и думал, — сказал он. — Западный ветер. Ясно и тепло. Пойду без пальто.
      Он нахлобучил котелок, схватил свой портфель и устремился в Сити.
      — Ты слышала, что он сказал? — Майкл схватил Джейн за руку.
      Она кивнула.
      — Ветер западный, — ответила она негромко.
      Они больше ничего не сказали, но каждому пришла в голову одна и та же мысль. О, как бы им хотелось, чтобы она не приходила!
      Правда, они скоро позабыли о ней. Ведь, казалось, всё шло как всегда. Весеннее солнце так радостно освещало дом; никто и не вспоминал о том, что он нуждается в покраске и в новых обоях. Наоборот, все его обитатели думали, что это, конечно, самый лучший дом во всём Вишнёвом переулке.
      Но уже после второго завтрака появились предвестники беды.
      Джейн помогала Робертсону Эй в саду. Она как раз посадила последнюю редиску, когда из детской донёсся страшный шум. На лестнице послышался топот, и в сад примчался Майкл, весь красный и запыхавшийся.
      — Джейн, посмотри, посмотри! — крикнул он и протянул к ней руку.
      На его ладошке лежал компас — компас Мэри Поппинс. Стрелка отчаянно трепыхалась, потому что компас трясся в дрожащей руке Майкла.
      — Её компас? — сказала Джейн и вопросительно посмотрела на Майкла.
      Майкл неожиданно разревелся.
      — Она отдала его мне, — всхлипывал он. — Она сказала, что он теперь мой, насовсем. Ой, ой, это очень плохо! Что будет? Ведь она раньше никогда мне ничего не дарила!
      — Ну, может быть, она просто хотела тебя порадовать, — сказала Джейн, чтобы утешить брата. Но в душе она была так же встревожена, как и Майкл. Она отлично знала, что Мэри Поппинс не признаёт никаких нежностей.
      А между тем, как ни странно, за весь этот день Мэри Поппинс не сказала ни единого сердитого слова. Правда, она вообще почти ничего не говорила. Казалось, она о чём-то глубоко задумалась, и, когда ребята задавали ей вопросы, она отвечала на них с отсутствующим видом.
      Наконец Майкл не выдержал.
      — Ну пожалуйста, Мэри Поппинс, рассердитесь! Рассердитесь опять! Вы сами на себя не похожи! Я так боюсь!
      Ему было действительно не по себе. Он чувствовал: что-то должно случиться в Доме Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку. А что — он не знал, и от этого ему было ещё хуже…
      — Не буди лиха, пока оно спит! — отрезала Мэри Поппинс своим обычным сердитым тоном.
      И ему немедленно стало легче.
      — Может, это просто так? — сказал он Джейн. — Может быть, всё в порядке и мы всё сами придумали? А, Джейн?
      — Наверно, — подумав, сказала Джейн. Но на душе у неё была тяжесть, и она не могла отогнать всё ту же мысль…
      К вечеру ветер усилился. Он порывами свистел в трубах, врывался в щели под окнами, заворачивал уголки ковра в детской.
      Мэри Поппинс накормила ребят ужином и убрала со стола — очень тщательно и аккуратно. Потом она подмела, вытерла пыль и поставила чайник на плиту.
      — Ну, так, — сказала она, осмотрев комнату и убедившись, что всё в безупречном порядке. Она помолчала с минуту. Потом положила руку на голову Майкла, другую — на плечо Джейн.
      — А теперь, — сказала она, — я пойду отнесу туфли вниз. Робертсон Эй их почистит. Ведите себя как следует до моего возвращения.
      Она вышла и тихо прикрыла за собой дверь.
      И, едва она вышла, ребята вдруг почувствовали, что им надо бежать за ней. Но что-то удержало их. Они продолжали сидеть без движения, поставив локти на стол, и ждали её возвращения. Им так хотелось утешить друг друга!
      — Какие мы глупые, — проговорила Джейн. — Ничего же не случилось!
      Но она сама не верила в то, что говорила.
      Часы на каминной полке громко тикали. Пламя в камине вспыхнуло, затрещало и тихо угасло. Ребята всё ещё сидели и ждали.
      Наконец Майкл встревоженно сказал:
      — Она что-то очень долго не возвращается, а?
      За стеной, словно в ответ, свистнул и заплакал ветер. Часы продолжали торжественно, громко тикать. Вдруг хлопнула входная дверь.
      — Майкл! — вскочила Джейн.
      — Джейн! — откликнулся Майкл, побледнев.
      Ребята кинулись к окну и выглянули наружу.
      Внизу на крыльце стояла Мэри Поппинс, в пальто и шляпе, с ковровой сумкой в одной руке и зонтиком — в другой. Вокруг неё свирепствовал ветер. Он рвал её юбку, сбил ей шляпку набекрень. Но она, казалось, не обращала на это внимания. Она улыбалась, словно они с ветром прекрасно понимали друг друга.
      Постояв минутку на ступеньках, она оглянулась на дверь, а потом быстрым движением раскрыла зонтик, хотя дождя не было, и подняла его над головой.
      И ветер подхватил её и понёс!
      Понёс сперва над самой землёй, так что носки её туфель касались травы в саду, потом перенёс через ограду, и вот она уже взлетела к самым верхушкам вишен в переулке…
      — Джейн! Она улетает, улетает! — всхлипывал Майкл.
      — Скорей! — крикнула Джейн. — Возьмём Близнецов. Пусть поглядят на неё на прощанье.
      Ни у неё, ни у Майкла уже не осталось сомнений: Мэри Поппинс ушла навсегда, потому что ветер переменился.
      Они схватили Близнецов и подбежали к окну.
      Мэри Поппинс была уже высоко-высоко. Она парила где-то над крышами домов, крепко держась за зонтик одной рукой, а в другой держа ковровую сумку.
      Близнецы тихонько заплакали.
      Джейн и Майкл сделали последнюю попытку остановить полёт Мэри Поппинс.
      С трудом — ведь руки у них были заняты — они распахнули окно.
      — Мэри Поппинс! — закричали они изо всех сил. — Вернитесь! Верни-и-тесь!
      Но она или не слышала их, или не хотела слышать. Она взлетала всё выше и выше, под самые облака, и скоро наконец ребята уже ничего не могли разглядеть, кроме туч и качающихся под яростными порывами западного ветра верхушек деревьев…
      — Ну что ж, как она сказала — так и сделала. Осталась, пока ветер не переменился, — сказала Джейн, с тяжёлым вздохом отвернувшись от окна.
      Она отнесла Джона в кроватку и уложила. Майкл ничего не сказал, но, укладывая в кроватку Барби, он безутешно всхлипывал.
      — Как ты думаешь, — сказала Джейн, — мы ещё когда-нибудь её увидим?
      Тут снизу послышались взволнованные голоса.
      — Дети, дети! — кричала миссис Бэнкс, открывая дверь. — Дети, я очень расстроена! Мэри Поппинс ушла от нас.
      — Да, — сказали Джейн с Майклом.
      — Ах, значит, вы знали? — удивилась миссис Бэнкс. — Она вам сказала, что уходит?
      Ребята отрицательно покачали головами.
      — Это просто неслыханно! — продолжала миссис Бэнкс. — Только что была тут — и вдруг исчезла! Даже не извинилась! Просто заявила: «Я уезжаю» — и упорхнула! Такая бессердечность, такое легкомыслие, такая невежливость… Что такое, Майкл? — сердито прервала она свою речь, потому что Майкл, вцепившись в её юбку, отчаянно теребил её. — Что с тобой, детка?
      — Сказала она, что вернётся? — завопил он, чуть не свалив мать с ног. — Скажи, сказала или нет?
      — Ты ведёшь себя как дикарь! — сказала мама, высвобождаясь. — Я не помню, что она говорила, кроме того, что уходит. Но я, конечно, не приму её обратно, если она и вернётся. Оставить меня вот так, на мели, без всякой помощи!
      — Мама! — сказала Джейн укоризненно.
      — Ты очень злая женщина! — выпалил Майкл, сжимая кулаки с таким видом, словно готов был её ударить.
      — Дети! Мне стыдно за вас! Очень стыдно! Как вы можете жалеть о том, кто плохо поступил с вашей мамой! Я просто потрясена!
      Джейн разразилась слезами.
      — Я хочу Мэри Поппинс и больше никого-никого на свете! — объявил, рыдая, Майкл и кинулся на пол.
      — Ребята, ребята! Что с вами? Ведите себя прилично, прошу вас! Сегодня за вами некому смотреть. Я ухожу в гости, а у Элин выходной день. Придётся попросить миссис Брилл вас уложить!
      И она рассеянно поцеловала детей и вышла, озабоченно наморщив лоб…

* * *

      — Ну и ну! Убежать и бросить бедных крошек на произвол судьбы! — говорила спустя минуту миссис Брилл, влетая в детскую и принимаясь раздевать ребят. — Каменное сердце у этой девчонки, вот что я вам скажу, или я не Клара Брилл! И всегда задирала нос. И не оставила даже платочка или брошки на память! Встаньте, прошу вас, мастер Майкл! — продолжала она, пыхтя. — Прямо не понимаю, как мы её столько терпели — все её капризы и выходки и всё такое! Ох ты, сколько у вас пуговиц, мисс Джейн! Да постойте спокойно, дайте мне вас раздеть, мастер Майкл! Добро бы хороша собой была, а то смотреть не на что! Может, оно и к лучшему, что мы от неё избавились! Ну, мисс Джейн, где ваша ночная рубашка? А что это у вас под подушкой?
      Мисс Брилл извлекла маленький аккуратный свёрточек.
      — Дайте мне скорей! Что это? Дайте скорей! — закричала Джейн, дрожа от волнения, и выхватила пакетик из рук миссис Брилл.
      Майкл немедленно оказался рядом и с нетерпением наблюдал, как она развязывает бечёвку и разрывает обёрточную бумагу. Миссис Брилл, которую содержимое пакетика не интересовало, ушла к Близнецам.
      Вот последняя обёртка упала на пол, и в руках у Джейн оказалась картинка.
      — Это её портрет! — сказала она шёпотом, поднеся портрет к самым глазам.
      Действительно, в маленькой витой рамке было изображение Мэри Поппинс.
      Майкл взял картинку в руки, чтобы получше рассмотреть. А Джейн вдруг обнаружила, что к портрету была приложена записка. Она осторожно развернула её и прочитала вслух:
      — «Дорогая Джейн, Майкл получил компас, так что портрет — твой. Au revoire!Мэри Поппинс».
      Последние перед подписью слова Джейн не смогла прочесть.
      — Миссис Брилл, — крикнула она, — что значит «Au revoire»?
      — Оривуяр? — переспросила миссис Брилл из соседней комнаты. — Сейчас, сейчас. Это не по-нашему. По-французски, что ли? Погоди-ка. По-моему, это будет «бог с тобой». Нет, нет, ошибка вышла. По-моему, мисс Джейн, это будет «до свидания».
      Джейн с Майклом переглянулись. Глаза их сияли. Они поняли, что хотела сказать Мэри Поппинс. Майкл вздохнул долгим вздохом облегчения.
      — Всё в п-порядке, — сказал он дрожащим голосом. — Она всегда делает то, что говорит. — Он отвернулся.
      — Майкл, ты плачешь? — спросила Джейн.
      Майкл дёрнул головой и попытался улыбнуться.
      — Нет, — сказал он. — Глаза плачут, а я нет.
      Она нежно подтолкнула братишку к постели и, когда он лёг, сунула ему в руку портрет Мэри Поппинс — очень быстро, чтобы не передумать.
      — Пусть сегодня он будет у тебя, — шепнула она и заботливо, как Мэри Поппинс, подоткнула его одеяло…

      Утро было чудесное — такое утро, когда всё блестит и сияет чистотой, словно ночью во всём мире сделали генеральную уборку.
      Чёткие тени вишнёвых деревьев аккуратно лежали поперек переулка; окна домов вспыхивали и мигали — уже открывались ставни и жалюзи. Но нигде не было слышно ни звука, только звенел колокольчик мороженщика, катавшего свою тележку взад и вперёд.
      «Не проходи мимо! Попробуй!» — гласил транспарант, укреплённый на тележке.
      И вот из-за угла появился трубочист и поднял чёрную, измазанную сажей руку.
      Мороженщик со звоном подкатил к нему.
      — На пенни! — лаконично сказал трубочист.
      Он опёрся на свои метёлки и стал вылизывать мороженое кончиком языка.
      Когда вафельный стаканчик опустел, он завернул его в платок и спрятал в карман.
      — Вы не едите вафель? — спросил мороженщик, очень удивлённый.
      — Нет. Собираю коллекцию, — сказал трубочист.
      Он собрал метёлки и вошёл в дом Адмирала Бума через парадную дверь — ведь чёрного хода там, в отличие от дома мисс Ларк, не было…
      Мороженщик снова покатил свою тележку по переулку, не переставая звенеть в колокольчик.
      — Странно, — пробормотал он, — никогда тут не бывало так тихо!
      И в тот самый миг, когда он оглянулся в поисках покупателей, из Дома Номер Семнадцать донёсся громкий крик.
      Мороженщик поспешно покатил туда свою тележку в надежде на заказ.
      — Сил моих нет! Никаких моих сил больше нет!? — кричал мистер Бэнкс, бегая в ярости от парадной двери к лестнице.
      — Что случилось? — испуганно спросила миссис Бэнкс, выбегая из столовой. — Что это ты там пинаешь?
      Мистер Бэнкс снова изо всех сил лягнул ногой, и что-то чёрное покаялось вверх по лестнице.
      — Моя шляпа! — сквозь зубы проворчал он. — Мой парадный котелок!
      Он взбежал на лестницу и снова наподдал шляпу ногой. Котелок, завертевшись, как волчок, на выложенном плиткой полу, покатился к ногам миссис Бэнкс.
      — А что с ним случилось? — встревоженно спросила миссис Бэнкс.
      Про себя она беспокоилась, не случилось ли чего с её супругом.
      — Посмотри — увидишь! — проревел он.
      Миссис Бэнкс, дрожа, наклонилась и подняла шляпу. Весь котелок был покрыт большими пятнами; они были липкие и чем-то пахли.
      Миссис Бэнкс понюхала поля шляпы.
      — Пахнет гуталином, — сказала она.
      — Это и есть гуталин! — рявкнул мистер Бэнкс. — Робертсон Эй почистил мне шляпу обувной щёткой! Наваксил мой котелок!
      У миссис Бэнкс вытянулось лицо.
      — Бог знает, что творится в этом доме! — продолжал мистер Бэнкс. — Всё кувырком! Всё вверх тормашками! Вода для бритья слишком горячая, кофе — холодный! А теперь ещё это!
      Он вырвал шляпу из рук жены и схватил свой портфель.
      — Я ухожу! — объявил он. — И не знаю, вернусь или нет! Скорей всего, я уйду в далёкое плавание!
      Тут он нахлобучил злополучный головной убор, с грохотом захлопнул дверь и выбежал из калитки так стремительно, что сбил с ног мороженщика, который всё это время с интересом слушал их разговор.
      — Сам виноват! — сварливо сказал мистер Бэнкс. — Нечего тут торчать!
      И он помчался по переулку в Сити, и его начищенный котелок блестел на солнце, словно драгоценный камень.
      Мороженщик осторожно поднялся и, убедившись, что все кости целы, сел на край тротуара и вознаградил себя большой порцией пломбира…
      — О боже! — сказала миссис Бэнкс, когда калитка захлопнулась. — Это так и есть. Всё у нас вверх тормашками! То одно, то другое. С тех пор как Мэри Поппинс от нас ушла, всё идёт кувырком!
      Она села на нижнюю ступеньку лестницы, ведущей в детскую, достала свой носовой платок и расплакалась.
      И, плача, она припомнила всё, что произошло с того дня, когда Мэри Поппинс так неожиданно и таинственно исчезла.
      Вскоре после её ухода появилась няня Грин и ушла, не прожив и недели, потому что Майкл плюнул на неё. Её сменила няня Браун, которая как-то днём пошла гулять и пропала. И только спустя долгое время они обнаружили, что вместе с ней пропали все серебряные ложки…
      Затем появилась мисс Квигли, гувернантка, с которой пришлось расстаться, потому что она имела обыкновение по утрам — до завтрака! — по три часа играть гаммы, а мистер Бэнкс не особенно любил музыку.
      — А потом, — всхлипывала миссис Бэнкс в платочек, — потом у Джейн была корь, и лопнул душ в ванной, и морозом побило вишни, и…
      — Простите, мэм!
      Миссис Бэнкс подняла глаза и увидала миссис Брилл, кухарку.
      — В трубе на кухне сажа горит! — мрачно объявила миссис Брилл.
      — О господи! Только этого не хватало! — закричала миссис Бэнкс. — Скажите Робертсону Эй, пусть он погасит! Где он?
      — Спит, мэм, спит в чулане. А когда этот парень спит, его не разбудит никто на свете — разве что землетрясение или целый полк барабанщиков! — говорила миссис Брилл, идя за хозяйкой в кухню.
      Кое-как им удалось погасить огонь самим, но злоключения миссис Бэнкс на этом не кончились.
      Не успела она позавтракать, как на лестнице раздался страшный стук, грохот и звон.
      — Что там ещё? — выскочила из-за стола миссис Бэнкс, спеша к месту происшествия.
      — Ой, нога, нога! — вопила Элин, горничная. — Пропала моя головушка!
      Она сидела на ступеньке среди горы разбитой посуды и громко стонала.
      — А что с ней такое? — раздражённо спросила миссис Бэнкс.
      — Сломала! — слабым голосом сказала Элин, прислоняясь к перилам.
      — Глупости! Вы растянули щиколотку, вот и всё.
      Но Элин застонала ещё громче.
      — Ой, нога, нога! Пропала моя головушка! — повторяла она, рыдая.
      В этот момент из детской донеслись пронзительные вопли Близнецов. Они подрались из-за синей целлулоидной уточки. Одновременно Майкл и Джейн, рисовавшие на обоях, яростно спорили, какой хвост нарисовать зелёной лошадке — красный или синий. И громче всего в этом содоме слышались равномерные, как барабанный бой, стоны Элин:
      — Ой, нога, нога! Пропала моя головушка!
      — Ну, — сказала миссис Бэнкс, схватившись за голову, — это последняя капля!
      Она помогла Элин добраться до постели и сделала ей холодный компресс на ногу. Затем она поднялась в детскую. Джейн с Майклом бросились к ней.
      — У неё должен быть красный хвост, верно? — настаивал Майкл.
      — Мама, не вели ему говорить глупости! Не бывает лошадок с красными хвостами, правда ведь? — не уступала Джейн.
      — Ну, покажи мне тогда лошадь с синим хвостом! Покажи! — орал Майкл.
      — Это моя утка! — вопил Джон, вырывая утку у Барби.
      — Моя, моя, моя! — пищала Барби, вырвав утку у братца.
      Мама в отчаянии заломила руки:
      — Дети! Дети! Замолчите, или я сойду с ума!
      Мгновенно воцарилась тишина. Ребята с большим интересом глядели на маму. Правда она сойдёт с ума? И какая она тогда станет?
      — Так вот, — сказала миссис Бэнкс, — вы ведёте себя ужасно! А бедная Элин повредила щиколотку. Смотреть за вами некому. Отправляйтесь в парк и играйте там до чая. Джейн и Майкл, вы должны присматривать за малышами. Джон, уткой пусть поиграет Барби, а ты возьмёшь её вечером. Можешь захватить с собой своего нового змея, Майкл. А теперь — надевайте шапки и отправляйтесь!
      — А я хочу дорисовать лошадку, — упрямо начал Майкл.
      — Зачем нам идти в парк! — жалобно захныкала Джейн. — Там нечего делать!
      — Затем, — отвечала миссис Бэнкс, — что мне необходим покой! И если вы сейчас же пойдёте и будете хорошо себя вести, к чаю будет кокосовый торт!
      И, прежде чем успел разразиться новый взрыв, она нахлобучила на детей шапки и согнала весь выводок вниз.
      — Осторожнее переходите через дорогу! — прокричала она вслед, когда ребята выходили из калитки.
      Джейн катила коляску, Майкл нёс своего змея.
      Ребята посмотрели налево — никого и ничего.
      Они посмотрели направо — тоже никого, кроме мороженщика, звонившего в свой колокольчик в другом конце переулка.
      Джейн решительно двинулась вперёд. Майкл следом.
      — Что это за жизнь! — пожаловался он своему змею. — Всё всегда плохо!
      Джейн докатила коляску до пруда и остановилась.
      — Ну-ка, — сказала она, — дайте мне уточку!
      Малыши завопили и вцепились в утку изо всех сил. Джейн с трудом разжала их пальчики.
      — Смотрите, — сказала она, опустив утку в пруд. — Смотрите, крошки, она поплыла в Индию!
      Утка важно плыла по волнам. Близнецы смотрели на неё и ревели. Джейн обежала пруд, поймала утку и отправила её в обратный рейс.
      — А теперь, — сказала она весело, — она плывёт в Англию!
      Не похоже было, чтобы Близнецов это очень развеселило.
      — А теперь в Америку.
      Они заревели ещё громче.
      Джейн всплеснула руками.
      — Майкл, ну что нам с ними делать? Отдать им утку — они подерутся, не отдавать — будут хныкать!
      — Я сейчас змея запущу! — сказал Майкл. — Смотрите, дети, смотрите!
      Он поднял красивого, жёлто-зелёного змея и стал разматывать бечёвку.
      Близнецы наблюдали за ним без особого интереса. Глаза их были полны слёз.
      Майкл поднял змея высоко над головой и побежал. Змей чуть-чуть подлетел и тут же шлёпнулся на траву.
      — Давай ещё раз! — ободрила брата Джейн.
      — Ты подержи, когда я побегу, — сказал Майкл.
      На этот раз змей взлетел немного выше. Но его длинный, украшенный кисточками хвост зацепился за ветки большой липы; бечёвка запуталась, и змей бессильно повис на дереве.
      Близнецы громко завыли.
      — О господи! — сказала Джейн. — Ничего сегодня не получается!
      — Эй, эй, эй! Что это такое? — прозвучал сзади строгий голос.
      Ребята обернулись и увидели паркового сторожа в красной форменной куртке и фуражке. Он подбирал разбросанные бумажки, нанизывая их на остроконечную палку.
      Джейн показала на липу. Сторож поглядел вверх, и лицо у него стало очень строгое.
      — Ай-ай-ай! Вы нарушили правила! Это никуда не годится! Разве вы не знаете — здесь сорить не разрешается! Ни на земле, ни на деревьях!
      — Это не сор, — сказал с возмущением Майкл. — Это змей!
      Сторож подошёл поближе к липе и вдруг расплылся в радостной, добродушной, даже чуть глуповатой улыбке:
      — Верно, змей! А я, ребятки, очень-очень давно не пускал змея — с тех пор как был мальчиком!
      Он мигом влез на дерево и спустился, осторожно держа змея под мышкой.
      — Сейчас запустим! — сказал он радостно. — Намотаем бечёвочку, и он у нас ого-го как полетит!
      Он протянул руку за катушкой. Майкл крепко стиснул катушку в руке.
      — Спасибо, я хочу сам.
      — Давай вместе, а? — просительно сказал сторож. — Я ведь его тебе достал, не забудь. И я не пускал змея с тех пор, как был мальчиком!
      — Ладно, — сказал Майкл, не желая быть невежливым.
      — Вот спасибо! — обрадовался сторож. — Значит, я возьму змея и отойду на десять шагов по газону. А когда я скажу «пошёл», ты побежишь. Идёт?
      Сторож двинулся, вслух считая шаги:
      — …восемь, девять, десять!
      Он обернулся и поднял змея над головой.
      — Пошёл! — крикнул он.
      Майкл пустился бегом.
      Бечёвка крепко натянулась, и катушка завертелась в его руке.
      — Пошёл! — повторил сторож.
      Майкл обернулся. Змей стремительно набирал высоту. Он, как ракета, всё выше и выше поднимался в небо, щёлкая хвостом.
      Сторож вытаращил глаза.
      — В жизни не видел такого змея, даже когда был мальчиком! — пробормотал он.
      Тут лёгкое облачко на мгновение закрыло солнце. И стало приближаться.
      — Оно летит прямо к нашему змею! — взволнованным шёпотом сказала Джейн.
      А змей всё поднимался — стремительно и уверенно.
      Вот он стал уже еле заметным тёмным пятнышком в небесах. Облако не спеша двигалось к нему. Ближе, ближе…
      — Пропал! — сказал Майкл, когда пятнышко исчезло за тонкой серой завесой.
      Джейн слегка вздохнула. Наступила странная тишина. Даже Близнецы тихо сидели в коляске. Только бечёвка рвалась у Майкла из рук, словно силясь связать воедино небо и землю…
      Ребята затаив дыхание ждали, когда змей покажется снова.
      Наконец Джейн не выдержала.
      — Майкл! — крикнула она. — Тащи! Тащи обратно!
      Майкл перевернул катушку и сильно потянул бечёвку.
      Она не поддавалась. Он дёргал и дёргал, пыхтя и отдуваясь.
      — Не могу! — сказал он. — Не идёт!
      — Давай помогу, — сказала Джейн. — А ну-ка!
      Но, как они ни тянули, бечёвка не уступала, и змей не выходил из-за облака.
      — Дайте-ка мне, — сказал сторож важно. — Когда я был мальчиком, мы делали вот так. — И он ухватил бечёвку повыше руки Джейн и коротко, сильно дёрнул.
      Казалось, бечёвка слегка пошла.
      — А ну, все вместе — взяли!
      Сторож сбросил фуражку, Джейн и Майкл крепко упёрлись ногами в землю, и все принялись тянуть изо всей мочи.
      — Идёт! — пропыхтел Майкл.
      Внезапно бечёвка ослабла, и маленькая вёрткая фигурка пробила облако и плавно пошла вниз.
      — Наматывай! — рявкнул сторож, кивнув Майклу.
      Но бечёвка уже сама собой наматывалась на катушку. Всё ниже и ниже спускался змей, отплясывая в воздухе какой-то дикий танец.
      Джейн ахнула.
      — Что же это такое? — крикнула она. — Это не наш змей! Это совсем другой!
      Они вгляделись.
      Совершенно верно. Змей из жёлто-зелёного превратился в тёмно-синего!
      И тут ахнул Майкл.
      — Джейн! Джейн! — завопил он. — Это совсем не змей. Это как будто… по-моему, это…
      — Майкл, тащи, тащи скорей! — задыхалась Джейн. — А то я умру!
      У них были все основания взволноваться.
      Хотя неизвестный предмет, снижавшийся вместо змея на бечёвке, парил ещё выше самых высоких деревьев, уже можно было различить странно знакомые очертания человеческой фигуры…
      …Тёмно-синее пальто…
      …Соломенную шляпу…
      …Зажатый под мышкой зонтик…
      …Ковровую сумку…
      — Она! — ликующе закричала Джейн. — Это она!
      — Я так и знал! — заорал Майкл, дрожащими от волнения руками сматывая бечёвку.
      — Батюшки! — пробормотал сторож, изо всех сил протирая глаза. — Батюшки!
      …Вот блеснули серебряные пуговицы… Стало видно, как качаются цветы на шляпке… И наконец солнце осветило хорошо знакомые черты — блестящие синие глаза, курносый нос и угольно-чёрные, как у деревянной куклы, волосы.
      И, когда фигура аккуратно и плавно опустилась на лужайку под липой, никаких сомнений не оставалось!
      Ребята опрометью кинулись туда.
      — Мэри Поппинс! Мэри Поппинс! — кричали они.
      Оба мгновенно повисли на ней.
      Близнецы в коляске кричали, как петухи на заре. Сторож то открывал, то закрывал рот, словно хотел что-то сказать, но не находил слов.
      — Дождались! Дождались! Дождались! — вопил как зарезанный Майкл, хватая то её руку, то сумку, то зонтик — ему было всё равно что, лишь бы чувствовать, что она действительно здесь.
      — Мы знали, что вы вернётесь! Мы нашли письмо с оревуаром! — кричала Джейн, изо всех сил обнимая синее пальто.
      Довольная улыбка осветила на мгновение лицо Мэри Поппинс. Улыбнулись и рот, и нос, и синие глаза. Но только на мгновение.
      — Вы меня очень обяжете, — сказала она, высвобождаясь из ребячьих рук, — если вспомните, что находитесь в общественном месте. Это городской парк, а не зоопарк! Как вы себя ведёте? И где, позвольте спросить, ваши перчатки?
      Ребята принялись лихорадочно шарить в карманах.
      — Гхм! Наденьте их, будьте любезны!
      Дрожа от счастья и волнения, Джейн и Майкл натянули перчатки и надели шапки.
      Мэри Поппинс подошла к коляске. Близнецы радостно заворковали, когда она устроила их поудобнее и поправила плед.
      Она оглянулась.
      — Кто пустил эту утку в пруд? — спросила она строгим, суровым голосом, который они так хорошо знали.
      — Это я, — сказала Джейн. — Для Близнецов. Она плывёт в Америку.
      — Тогда потрудись вытащить её. Она плывёт не в Америку — или куда вы там придумали, — а домой пить чай.
      И, повесив свою ковровую сумку на ручку коляски, она покатила Близнецов к выходу из парка.
      Сторож загородил ей дорогу. К нему наконец вернулся дар речи.
      — Послушайте! — сказал он, глядя на неё во все глаза. — Мне придётся написать рапорт! Это против правил. Тут запрещено сваливаться с неба! Откуда вы взялись, хотел бы я знать, а?
      Он замолчал — Мэри Поппинс смерила его таким взглядом, что ему сразу захотелось быть где-нибудь в другом месте.
      — Если бы я была парковым сторожем, — сказала она с достоинством, — я бы надела фуражку и застегнула тужурку. Позвольте!
      И, надменно отстранив его жестом, она проследовала дальше.
      Сторож, покраснев, нагнулся за своей фуражкой. А когда он вновь поднял глаза, Мэри Поппинс и ребята уже скрылись в воротах Дома Номер Семнадцать.
      Сторож посмотрел на дорожку. Потом на небо. Потом опять на дорожку.
      Он снял фуражку, почесал в затылке и снова надел её.
      — Ни в жизнь ничего подобного не видел! — сказал он, запинаясь. — Даже когда я был мальчиком!
      И он удалился в растерянности, продолжая что-то бормотать.

* * *

      — Мэри Поппинс, вы ли это! — встретила её в прихожей миссис Бэнкс. — Откуда вы взялись? Из голубой дали?
      — Да, да! — начал было Майкл весело. — Она спустилась на…
      Он осекся, потому что Мэри Поппинс бросила на него уничтожающий взгляд.
      — Я встретила их в парке, мэм, — сказала она, обращаясь к миссис Бэнкс, — и привела домой.
      — Вы собираетесь, следовательно, остаться у нас?
      — В настоящее время да, мэм.
      — Понимаете ли, Мэри Поппинс, в прошлый раз вы ушли от нас, не сказав ни… без предупреждения. Как я могу знать, что вы этого опять не сделаете?
      — Никак, мэм, — спокойно согласилась Мэри Поппинс.
      Миссис Бэнкс опешила.
      — Но… но… вы ведь больше не уйдёте так? — неуверенно спросила она.
      — Не могу сказать заранее, мэм.
      — О! — сказала миссис Бэнкс, потому что ничего лучшего в данную минуту она придумать не смогла.
      И, прежде чем она пришла в себя от изумления, Мэри Поппинс взяла свою ковровую сумку и повела ребят наверх.
      Миссис Бэнкс проводила их взглядом.
      Дверь детской тихо закрылась.
      Тогда, с облегчением вздохнув, она побежала к телефону.
      — Мэри Поппинс вернулась! — радостно сказала она в трубку.
      — Правда? — сказал мистер Бэнкс на другом конце провода. — Тогда, пожалуй, я тоже вернусь.
      И он положил трубку.

* * *

      Мэри Поппинс сняла пальто и повесила его на крючок у двери спальни. Затем она сняла шляпку и аккуратно поместила её на спинку кровати.
      Дети наблюдали за этой знакомой процедурой. Всё было точь-в-точь как всегда. Просто не верилось, что она куда-то пропадала.
      Вот Мэри Поппинс наклонилась и открыла ковровую сумку.
      Сумка была совершенно пуста, если не считать большого термометра.
      — Это для чего? — с любопытством спросила Джейн.
      — Для тебя! — сказала Мэри Поппинс.
      — Я же не больная! — возмутилась Джейн. — У меня корь уже два месяца как прошла!
      — Открывай! — сказала Мэри Поппинс таким голосом, что Джейн немедленно закрыла глаза и открыла рот. И градусник немедленно скользнул туда. — Я хочу знать, как ты вела себя в моё отсутствие, — строго сказала Мэри Поппинс.
      Она вытащила градусник и поднесла его к свету.
       — Легкомысленная и неаккуратная, — прочитала она.
      Джейн широко открыла глаза.
      — А я ничуть не удивлена! — сказала Мэри Поппинс и поставила градусник Майклу.
      Вытащив его, она прочла:
       — Большой шалун и озорник!
      — Неправда! — сказал Майкл сердито.
      Мэри Поппинс вместо ответа сунула ему градусник под самый нос, и он прочёл по складам:
       — Боль-шой ша…
      — Видишь? — торжествующе поглядела на него Мэри Поппинс.
       Капризный и драчливый— такова была температура Джона.
      А когда проверку прошла Барби, градусник показал:
       Донельзя избалованна!
      — Гхм! — фыркнула Мэри Поппинс. — Пожалуй, я вернулась вовремя!
      Наконец она поставила градусник себе самой, подержала его одно мгновение и вытащила.
       — Полное совершенство во всех отношениях, — прочитала она, и самодовольная улыбка заиграла на её лице.
      — Как и следовало ожидать, — сказала она гордо. — А теперь чай — и спать!
      Ребятам показалось, что не прошло и минуты, а они уже выпили молоко, съели по куску кокосового торта и выкупались. Как обычно, всё, что делала Мэри Поппинс, совершалось со скоростью света. Крючки и петли разлетались сами, пуговицы торопились расстегнуться, мыло и губка носились, как молния, полотенце вытирало в один взмах.
      Мэри Поппинс прошлась между кроватями, поправляя на ребятах одеяла. Её накрахмаленный белый передник похрустывал, и от неё чудесно пахло свежеподжаренными гренками.
      Подойдя к кроватке Майкла, она наклонилась и пошарила под ней. Через минуту она осторожно вытащила оттуда свою раскладушку, на которой аккуратными стопками было сложено всё имущество Мэри: кусок туалетного мыла «Загар», зубная щётка, пакетик шпилек, флакон одеколона, складной стул и коробочка пастилок от кашля. Затем последовали семь фланелевых ночных рубашек, четыре бумажных, туфли, халаты, две купальные шапочки и альбом с открытками.
      Джейн с Майклом привскочили в своих кроватках.
      — Откуда же всё это взялось? — не утерпел Майкл. — Я, наверно, сто раз лазил под кровать, и я знаю — там ничего не было!
      Мэри Поппинс ничего не ответила. Она начала готовиться ко сну.
      Джейн с Майклом переглянулись. Допытываться, конечно, было бесполезно — ведь Мэри Поппинс ничего никогда не объясняет.
      Мэри Поппинс сняла крахмальный белый воротничок и расстегнула замочек цепочки с медальоном.
      — А что там внутри? — поинтересовался Майкл, разглядывая маленький золотой медальон.
      — Портрет.
      — Чей?
      — Узнаешь в своё время. Не раньше.
      — А когда своё время придёт?
      — Когда я уйду!
      Ребята уставились на неё испуганными глазами.
      — Мэри Поппинс! — вскрикнула Джейн. — Вы ведь никогда больше от нас не уйдёте, правда? Скажите, что правда!
      Мэри Поппинс пристально посмотрела на неё.
      — Хорошенькая у меня будет жизнь, — ответила она, — если я всю её потрачу на вас!
      — Но вы останетесь? — умоляла Джейн.
      Мэри Поппинс подбросила медальон на ладони.
      — Останусь, пока цепь не порвётся, — сказала она кратко.
      И, накинув на голову ночную рубашку, она начала под ней раздеваться.
      — Тогда хорошо, — шепнул Майкл сестре. — Я видел — цепочка очень крепкая.
      Он ободряюще кивнул Джейн. Оба свернулись клубочками в постелях и лежали, наблюдая за таинственными действиями Мэри Поппинс в её рубашечной палатке. Им вспомнился день её прибытия в Вишнёвый переулок и все, странные, удивительные приключения, которые случились потом: и как она улетела на зонтике, когда ветер переменился; и долгие, долгие дни разлуки с ней; и её сегодняшнее чудесное возвращение…
      Вдруг Майкл сел.
      — Змей! — сказал он. — Где мой змей? Я совсем про него забыл!
      Из ворота ночной рубашки показалась голова Мэри Поппинс.
      — Змей? — сердито сказала она. — Что ещё за змей? Какой змей?
      — Мой новый змей, жёлтый и зелёный и с кисточками! Ну тот, на котором вы сегодня прилетели! На его бечёвке!
      Мэри Поппинс пристально посмотрела на него. Трудно было сказать, чего в этом взгляде было больше — удивления или гнева; но и того и другого было достаточно.
      А голос её, когда она заговорила, был ещё страшнее взгляда.
      — Если я тебя правильно поняла, — медленно процедила она сквозь зубы, — ты сказал, что я спустилась откуда-то на верёвке?
      — Но ведь так и было! — запинался Майкл. — Сегодня. Из облака. Мы вас видели.
      — Значит, на верёвочке? Как мартышка? Это я, да? Так, Майкл Бэнкс?
      Мэри Поппинс была в такой ярости, что казалось, стала вдвое больше ростом. Огромная и страшная, она нависла над ним, ожидая ответа.
      Майкл для храбрости вцепился в простыню.
      — Майкл, молчи! — шепнула Джейн предостерегающе.
      Но он зашёл слишком далеко.
      — Ну, тогда — где мой змей? — сказал он отважно. — Если вы не спустились… мм… так, как я говорил, где тогда мой змей? Его не было на бечёвке.
      — Ага! А я, значит, была? — насмешливо спросила она.
      Майкл понял, что продолжать бесполезно. Всё равно ничего не добьёшься. Он сдался.
      — Н-нет, — сказал он тоненьким голоском. — Нет, Мэри Поппинс.
      Она отвернулась и выключила свет.
      — Твои манеры, — заметила она сухо, — не улучшились со времени моего отъезда. На верёвочке! Подумать только! Меня в жизни так не оскорбляли! Никогда!
      Она яростно рванула одеяло и улеглась в постель, укрывшись с головой.
      Майкл лежал очень тихо, всё ещё вцепившись в простыню.
      — Джейн! — шепнул он наконец. — Ведь она правда спускалась? Правда? Мы ведь сами видели!
      Джейн вместо ответа показала на дверь спальни.
      Там на крючке висело пальто Мэри Поппинс. Серебряные пуговицы его блестели в слабом свете ночника. А из кармана свешивалась длинная верёвка с кисточками. Это был хвост змея — жёлто-зелёного змея…
      Ребята долго молча рассматривали его.
      Потом они, переглянувшись, кивнули друг другу.
      Да и к чему были слова? Обоим было давно ясно: в Мэри Поппинс есть что-то такое, чего им никогда не понять. Но она здесь, с ними. Это самое главное.
      С раскладушки доносилось к ним её ровное дыхание.
      На душе у них было хорошо, мирно и спокойно.
      — Джейн! Ладно, пусть у неё будет синий хвост! — шепнул Майкл.
      — Нет, что ты! — шепнула Джейн в ответ. — По-моему, ты прав — красный гораздо лучше.
      И после этого в детской было слышно только спокойное сонное дыхание.

* * *

      П-п! Пуф! — говорила трубка мистера Бэнкса.
      Клик-клик! — говорили спицы миссис Бэнкс.
      Мистер Бэнкс поставил ноги на каминную решётку и слегка свистнул носом.
      Спустя некоторое время миссис Бэнкс нарушила молчание:
      — Ты всё ещё думаешь о дальнем плавании?
      — А? М-м-м… да нет. Я довольно плохой моряк. Кстати, шляпа моя в полном порядке. Чистильщик на углу наваксил её, и она выглядит как новая. Даже лучше. Кроме того, раз Мэри Поппинс вернулась, вода для бритья всегда будет как раз нужной температуры.
      Миссис Бэнкс улыбнулась про себя и продолжала вязать. Она была очень рада, что мистер Бэнкс такой плохой моряк и что Мэри Поппинс вернулась.
      На кухне миссис Брилл меняла Элин повязку.
      — Не сказать, чтобы я её очень обожала, — говорила она, — но врать не стану, дом стал совсем другой сегодня. Тихо, как в воскресенье, и чистота — блестит, как денежка. Я не против, что она вернулась.
      — Да и я тоже! — сказала Элин.
      «Не говоря обо мне! — подумал Робертсон Эй, прислушиваясь к их беседе из-за стенки чулана. — По крайней мере теперь человека хоть изредка оставят в покое!»
      Он устроился поуютнее на перевёрнутом совке для угля, положил голову на щётку и опять задремал.
      Но что обо всём этом думала Мэри Поппинс, никто никогда не узнал: ведь она держала свои мысли про себя и никогда никому ничего не говорила…

      Была суббота.
      В прихожей Дома Номер Семнадцать по Вишнёвому переулку мистер Бэнкс деловито постукивал по барометру и сообщал миссис Бэнкс, что собирается делать погода.
      — Ветер южный, умеренный; температура нормальная, море спокойно, — сказал он. — Местами возможны грозы и ураганы. Эй, что там ещё?
      Над его головой раздался такой грохот, топот и стукот, что он был вынужден прервать свою речь.
      На лестничном марше показался Майкл. Он был, по всему судя, весьма не в духе. Мрачно топая, он спускался вниз. За ним шла Мэри Поппинс — в каждой руке по Близнецу, — подталкивая его коленом в спину на каждой ступеньке. За ней следовала Джейн, неся шляпы.
      — Труден только первый шаг, — назидательно приговаривала Мэри, — спускайся, будь любезен!
      Мистер Бэнкс оставил свой барометр и обратил взор на Майкла.
      — Что с тобой происходит? — сердито спросил он.
      — Я не хочу идти гулять, не хочу! Хочу играть со своим новым паровозом! — отвечал Майкл, слегка икнув, когда колено Мэри Поппинс столкнуло его на следующую ступеньку.
      — Какие глупости, сынок! — сказала мама. — Обязательно надо идти гулять. От ходьбы у тебя будут сильные, длинные ножки!
      — А я люблю короткие! — упрямо хныкал Майкл, тяжело спрыгнув на очередную ступеньку.
      — Когда я был мальчиком, — сказал папа, — я любил гулять! Я каждый день ходил со своей гувернанткой на прогулку — до второго фонаря и обратно! И я никогда не хныкал!
      Майкл остановился и недоверчиво посмотрел на мистера Бэнкса.
      — А разве ты правда был маленьким? — спросил он, очень удивлённый.
      Мистер Бэнкс, по-видимому, обиделся.
      — Конечно, был. Я был чудным маленьким мальчиком с длинными золотыми локонами, в кружевном воротничке и в бархатных штанишках и в ботинках на пуговках!
      — Что-то не верится! — сказал Майкл, сбегая по ступенькам — уже по доброй воле — и глядя во все глаза на папу.
      — А как звали твою гувернантку? — спросила Джейн, подбежавшая вслед за Майклом. — Она была хорошая?
      — Её звали мисс Эндрю, и она была — Божеское Наказание!
      — Тс-с! — укоризненно сказала миссис Бэнкс.
      — Я хотел сказать, — поправился мистер Бэнкс, — что она была… м-м-м… очень строгая. И всегда была права. И очень любила поставить тебя на место и ткнуть тебя носом, чтобы ты чувствовал себя ничтожным червяком! Вот такая она была, незабвенная моя мисс Эндрю!
      Мистер Бэнкс наморщил лоб при одном воспоминании о своей гувернантке.
      Динь! Динь! Динь!
      По всему дому разнёсся пронзительный звон дверного колокольчика.
      Сам мистер Бэнкс открыл дверь. На крылечке с очень важным видом стоял мальчик. Это был телеграфный мальчик — разносчик телеграмм.
      — Срочная телеграмма на имя Бэнкса. Ответ будет? — Он вручил мистеру Бэнксу оранжевый конверт.
      — Если новости хорошие — получишь на чай, — пообещал мистер Бэнкс, вскрывая конверт. Он прочитал телеграмму и побледнел. — Ответа не будет, — сказал он сухо.
      — А на чай?
      — Тем более! — с горечью ответил мистер Бэнкс.
      Телеграфный мальчик посмотрел на него с упрёком и печально удалился.
      — О боже, что случилось? — спросила миссис Бэнкс. — Кто-нибудь заболел?
      — Хуже! — отвечал мистер Бэнкс трагическим голосом.
      — Тебя уволили с работы? — испуганно спросила миссис Бэнкс, тоже побледнев.
      — Ещё хуже! Барометр предсказывал, что возможны грозы и ураганы? Ну так вот, слушай!
      Он разгладил телеграмму и прочёл вслух:
      — ПРИЕЗЖАЮ К ВАМ НА МЕСЯЦ. ПРИБУДУ СЕГОДНЯ В ТРИ ЧАСА. БУДЬТЕ ЛЮБЕЗНЫ ЗАТОПИТЬ КАМИН В СПАЛЬНЕ. ЮФИМИЯ ЭНДРЮ.
      — Эндрю? Ой, так звали и твою гувернантку! — сказала Джейн.
      — Это она и есть! — ответил мистер Бэнкс, нервно расхаживая по комнате и отчаянно теребя остатки своих волос. — Её зовут Юфимия! И она приезжает. Сегодня. В три часа! — Он громко застонал.
      — Ну, дорогой мой, это не такая уж плохая новость! — сказала миссис Бэнкс, вздохнув с облегчением. — Конечно, придётся сделать в комнате для гостей уборку, но это ничего. Мне будет приятно, что милая старушка…
      — Милая старушка?! — проревел мистер Бэнкс. — Ты сама не понимаешь, что говоришь! Милая! Как бы не так! Погоди, пока ты её увидишь! Только погоди!
      Он схватил свою шляпу и плащ.
      — Что ты, дорогой! — вскрикнула миссис Бэнкс. — Это невежливо. Ты должен её встретить! Куда ты собрался?
      — Куда угодно! Никуда! Скажи ей, что я умер! — прокричал мистер Бэнкс и умчался из дому, совершенно расстроенный и подавленный.
      — Майкл, как ты думаешь, какая она? — спросила Джейн.
      — От любопытства кошка умерла, — сказала Мэри Поппинс. — Наденьте шляпы, пожалуйста!
      Она усадила Близнецов в коляску и быстро покатила её по переулку. Джейн и Майкл едва поспевали за ней.
      — Куда мы сегодня пойдём, Мэри Поппинс? — спросили ребята.
      — Через парк, потом вдоль линии тридцать девятого автобуса до Хай-стрит, потом через мост и оттуда домой мимо железнодорожного переезда! — последовал сердитый ответ.
      — Тогда нам придётся всю ночь идти! — шепнул Майкл, семеня за Джейн. — И мы пропустим мисс Эндрю!
      — Она ведь приезжает на месяц, — напомнила ему Джейн.
      — Да-а, а ведь я хочу посмотреть, как она приедет, — пожаловался он, волоча ноги и изо всех сил шаркая по асфальту.
      — Веселей, веселей, пожалуйста! — бодро сказала Мэри Поппинс. — Я с тем же успехом могла взять на прогулку пару улиток!
      Но, когда они догнали её, она заставила их добрых пять минут ждать, пока она налюбуется своим отражением в витрине рыбной лавки. На ней была новая белая блузка в розовый горошек, и по выражению лица Мэри, отражавшегося над грудами жареной трески, можно было догадаться, что она в полном восторге от себя самой. Она немного распахнула пальто, чтобы блузка была виднее, и подумала, что, говоря честно, Мэри Поппинс ещё никогда не выглядела лучше. Казалось, даже жареные рыбы на витрине, засунувшие свои жареные хвосты в рот, любуются ею круглыми от восхищения глазами…
      Наконец, удовлетворённо кивнув своему отражению, Мэри Поппинс помчалась дальше.
      Они прошли всю Хай-стрит, перебрались через мост, а когда они миновали железнодорожный переезд, Джейн и Майкл кинулись бегом вперёд и бежали до самого угла Вишнёвого переулка.
      — Ура! Такси! — завопил Майкл. — Это, наверно, мисс Эндрю приехала!
      Ребята остановились на углу, поджидая Мэри Поппинс и наблюдая за такси. Такси не спеша ехало по переулку и наконец остановилось у ворот Дома Номер Семнадцать. Остановилась машина со скрипом и стоном, и это было неудивительно, потому что от колёс до самой крыши она была нагружена багажом.
      Собственно говоря, самой машины почти не было видно под чемоданами. Чемоданы были на крыше, чемоданы были сзади, и с боков тоже были видны одни чемоданы. Из окон высовывались сундуки и кофры. К ступенькам были привязаны коробки и шляпные картонки. И даже на водительском месте, казалось, сидели два огромных саквояжа.
      Наконец из-под них вынырнул шофёр. Он осторожно выбрался наружу, словно спускаясь с крутой горы, и открыл заднюю дверь.
      Оттуда, подпрыгивая, выскочила коробка для ботинок; за ней — громадный свёрток в обёрточной бумаге; далее последовали зонтик и трость, связанные вместе верёвкой. И напоследок на волю вырвались, треща и звеня, большие весы и сбили таксиста с ног.
      — Осторожнее! — протрубил из такси громоподобный голос. — Это ценные вещи!
      — А я — ценный шофёр! — возразил таксист, поднимаясь с земли и потирая ушибленное колено. — Вы об этом, кажется, забыли?
      — С дороги, пожалуйста, с дороги! Я выхожу! — вместо ответа прогудел тот же громовой голос.
      И на ступеньке машины появилась такая огромная ножища, какой ребята в жизни не видывали. За ней последовали остальные части мисс Эндрю.
      На мисс Эндрю было широченное пальто с меховым воротником; на голове мисс была водружена мужская фетровая шляпа, с которой свисала, развеваясь, длинная серая вуаль. Одной рукой она придерживала складки своей длинной юбки, а в другой держала какой-то круглый предмет, накрытый клетчатой материей.
      Дети под защитой забора осторожно подкрались поближе, с интересом разглядывая огромную женщину с крючковатым носом, недобрым ртом и маленькими глазками, сердито смотревшими сквозь очки.
      Мисс Эндрю заспорила с таксистом, и её голос едва не оглушил ребят.
      — Четыре шиллинга три пенса! — провозгласила она. — Возмутительно! За эти деньги я могла совершить полкругосветного путешествия! Я не стану платить! Вынуждена пожаловаться на вас в полицию!
      Шофёр пожал плечами.
      — Плата за проезд, мадам, — спокойно сказал он. — Если вы умеете читать — поглядите на счётчик. Нельзя кататься на такси бесплатно. Тем более — с таким багажом!
      Мисс Эндрю возмущённо высморкалась и, засунув руку в свой большой карман, извлекла оттуда очень маленький кошелёк. Из него она достала монетку. Таксист взял монетку и повертел её в руке, рассматривая, словно музейную редкость. Потом он невежливо засмеялся.
      — Это что — на чай? — саркастически спросил он.
      — Ни в коем случае! Это плата за проезд! Я не признаю чаевых! — прогудела мисс Эндрю.
      — Ещё бы! — сказал шофёр, глядя ей в глаза. Потом он сказал словно про себя: — Столько багажа, что можно завалить полпарка, и не признаёт чаевых! Гарпия!
      Но мисс Эндрю не слышала этих слов. Заметив у калитки детей, она пошла к ним навстречу, гремя каблуками. Вуаль развевалась за её спиной.
      — Ну! — пробасила она, изобразив на лице подобие улыбки. — Вы, конечно, не знаете, кто я такая?
      — Нет, знаем! — радостно откликнулся Майкл. Он был очень рад познакомиться с мисс Эндрю и говорил самым приветливым тоном. — Вы — Божеское Наказание!
      Тёмно-багровый румянец залил всё лицо мисс Эндрю до самой шеи.
      — Ты очень грубый, невоспитанный мальчишка! Я пожалуюсь твоему отцу!
      Майкл посмотрел на неё с удивлением.
      — Я не хотел грубить, — начал он. — Это папа сказал, что вы…
      — Молчать! Не смей со мной спорить! — сказала мисс Эндрю. Она повернулась к Джейн. — А ты — Джейн, я полагаю? Никогда не одобряла этого имени!
      — Здравствуйте! — вежливо сказала Джейн, хотя в глубине души она почувствовала, что ей не очень нравится имя Юфимия.
      — Твоё платье слишком коротко! — загремела мисс Эндрю. — И почему ты без чулок? Девочки в моё время никогда не ходили с голыми ногами! Придётся поговорить с твоей мамашей!
      — Я не люблю чулок, — сказала Джейн. — Я ношу их только зимой.
      — Что за развязность! Дети должны помалкивать! — громыхнула мисс Эндрю.
      Она наклонилась над коляской и в знак приветствия ущипнула Близнецов за щёки своей ручищей. Джон и Барби заплакали.
      — Фу! Что за манеры! — пробасила мисс Эндрю. — Сера и патока — вот чего им не хватает! — продолжала она, обернувшись к Мэри Поппинс. — Воспитанные дети так не плачут, нет. Давайте им серу и патоку. И побольше! Не забывайте!
      — Благодарю вас, сударыня, — сказала Мэри Поппинс с ледяной вежливостью, — но я воспитываю детей на свой лад и не прошу советов ни у кого.
      Мисс Эндрю уставилась на Мэри с таким видом, словно она не верит своим ушам.
      Мэри Поппинс ответила ей спокойным и бесстрашным взглядом.
      — Молодая женщина, — сказала мисс Эндрю, придя в себя, — вы забываетесь! Как вы смеете так отвечать мне — мне! Вынуждена принять меры, чтобы вас удалили из этого дома. Попомните мои слова!
      Она распахнула калитку и понеслась по дорожке, яростно размахивая своей ношей, покрытой клетчатой материей, и громко повторяя «Фу» и «Фи».
      Миссис Бэнкс выбежала ей навстречу.
      — Добро пожаловать, мисс Эндрю, добро пожаловать! — приветливо сказала она. — Очень мило с вашей стороны сделать нам такой сюрприз. Надеюсь, поездка была приятная?
      — Крайне неприятная! — отрезала мисс Эндрю. — Вообще терпеть не могу ездить!
      Говоря это, она злобными, пронзительными глазками оглядывала сад.
      — Возмутительный беспорядок! — раздражённо заявила она. — Послушайте моего совета и вырвите с корнем все эти штуки, — она показала на подсолнухи, — а вместо них посадите бессмертники! Гораздо меньше забот. Сбережёте время и деньги. И выглядит приличней. А ещё лучше — залить всё бетоном. Будет, по крайней мере, приличный двор.
      — Но я, — пролепетала миссис Бэнкс, — я больше люблю цветы!
      — Чушь! Вздор и чепуха! Дамские глупости! А ваши дети грубияны. Особенно мальчишка!
      — Майкл, ты меня удивляешь! Неужели ты был груб с мисс Эндрю? Сейчас же попроси прощения!
      Миссис Бэнкс страшно расстроилась.
      — Мама, да я же не грубил! Я просто… — Майкл было начал объяснять, что произошло, но громкий голос мисс Эндрю заставил его замолчать.
      — Он меня оскорбил! — настаивала она. — Его надо немедленно отправить в пансион! А девочке необходима гувернантка! Я сама подыщу. Что же касается молодой особы, которая за ними смотрит сейчас, — она кивнула в сторону Мэри Поппинс, — вы должны её немедленно уволить. Она груба и бестолкова. Это подозрительная личность!
      Миссис Бэнкс была в полной панике.
      — О боже, вы ошибаетесь, мисс Эндрю, уверяю вас! Мы считаем, что она просто сокровище!
      — Вы ничего в этом не смыслите. Я никогда не ошибаюсь! Рассчитайте её!
      И мисс Эндрю двинулась по дорожке к дому. Миссис Бэнкс, совершенно расстроенная и перепуганная, устремилась за ней.
      — Я… ммм… надеюсь, что вам у нас понравится, мисс Эндрю, — сказала она любезно. Но в глубине души она далеко не была уже в этом уверена.
      — Гм! Домишко, конечно, неказистый! — отвечала мисс Эндрю. — Весь облезлый и обшарпанный! В ужасном состоянии! Вам надо послать за плотником! А когда белили это крыльцо? Оно страшно грязное!
      Миссис Бэнкс закусила губу. Слова гостьи превратили её милый, уютный дом в какую-то жалкую и убогую лачугу, и ей стало очень-очень грустно.
      — Завтра его побелят, — пролепетала она.
      — А почему не сегодня? «Завтра» никогда не приходит, вам известно? Кстати, зачем вы красите дверь в белый цвет? Тёмно-коричневый — это то, что нужно! Дешевле, и грязь не так заметна. Поглядите только на эти пятна!
      И, поставив свою круглую ношу на крыльцо, она принялась тыкать пальцем во входную дверь.
      — Тут! И здесь! И ещё там! Всюду! Какой стыд!
      — Я немедленно этим займусь! — чуть слышно проговорила мисс Бэнкс. — Не хотите ли подняться в свою комнату?
      Мисс Эндрю последовала за хозяйкой в прихожую.
      — Надеюсь, там есть камин?
      — О да. Сюда, мисс Эндрю, Робертсон Эй принесёт ваши вещи.
      — Хорошо. Предупредите его, чтобы он был поосторожнее! У меня там много пузырьков с лекарствами. Я должна заботиться о своём здоровье!
      Мисс Эндрю двинулась по лестнице. По дороге она обвела взглядом прихожую.
      — Обои нужно сменить. Придётся поговорить об этом с Джорджем. Кстати, почему он меня не встретил? Очень невежливо! Я вижу, что его манеры так и не исправились!
      Раскаты мощного голоса мисс Эндрю постепенно затихали, по мере того как она поднималась по лестнице. А голос миссис Бэнкс, смиренно соглашавшейся со всеми требованиями гостьи, был уже почти совсем не слышен.
      Майкл обернулся к Джейн.
      — Кто это Джордж? — спросил он.
      — Папа.
      — Да ведь папу все зовут мистер Бэнкс.
      — Да, но у него есть и имя — Джордж.
      Майкл вздохнул.
      — Месяц — это очень-очень долго, правда, Джейн?
      — Да-а… четыре недели и ещё кусочек, — ответила Джейн, чувствуя в душе, что месяц в обществе мисс Эндрю будет больше похож на год.
      Майкл придвинулся поближе к сестре.
      — Слушай, — начал он встревоженным шёпотом, — она же не может их заставить прогнать Мэри Поппинс, правда, нет?
      — Да нет, не думаю. Но она очень странная. Я не удивляюсь, что папа ушёл из дома.
      — Странная!
      Это слово прозвучало над ними, как гром с ясного неба. Ребята обернулись. Мэри Поппинс смотрела вслед мисс Эндрю таким взглядом, который вполне мог убить гостью на месте.
      — Странная! — повторила она, презрительно фыркнув. — Это не то слово! Хм! Значит, я не умею воспитывать детей, вот как? Я груба и бестолкова, так? Я подозрительная личность? Посмотрим!
      Джейн и Майкл привыкли к угрозам Мэри Поппинс, но сегодня в её голосе были ноты, которых они никогда прежде не слыхали.
      Они молча уставились на неё, не в силах представить себе, что произойдёт.
      И тут послышался слабый звук — не то вздох, не то свист.
      — Что это? — быстро спросила Джейн.
      Звук повторился, на этот раз немного погромче. Мэри Поппинс наклонила голову набок и прислушалась.
      Снова откуда-то — как казалось, с порога — послышалось негромкое чириканье.
      — Ага! — торжествующе вскричала Мэри Поппинс. — Как я не догадалась!
      И, подскочив к круглому предмету, оставленному мисс Эндрю на крыльце, она одним движением сдёрнула с него клетчатую тряпку.
      Под тряпкой была медная птичья клетка, вычищенная до блеска. А внутри на жёрдочке, нахохлившись и распушив перья, сидела светло-коричневая птичка. Она замигала, неожиданно оказавшись на ярком дневном свету, а потом печально оглянулась вокруг. Но, едва взгляд её круглых тёмных глаз упал на Мэри Поппинс, птичка так и подскочила от удивления. Потом, открыв клюв, она тихо, грустно, тоненько запищала. Джейн и Майкл никогда не слышали такого жалобного звука.
      — Не может быть! Ай-ай-ай! Неужели она… Что ты говоришь! — сказала Мэри Поппинс, сочувственно качая головой.
      — Чирп-чирруп! — сказала птичка, уныло свесив крылышки.
      — Что-о? Два года? В этой клетке? Стыд ей и позор! — сказала Мэри Поппинс, вся раскрасневшись от негодования.
      Ребята онемели от изумления.
      Ведь птичка не сказала ни одного человеческого слова, и тем не менее Мэри Поппинс вела с ней вполне осмысленную беседу!
      — Что она говорит? — начал было Майкл, но Джейн шикнула на него и для большей убедительности ущипнула его за руку.
      А птичка перескочила по жёрдочке поближе к Мэри Поппинс и что-то пропела вопросительным тоном.
      Мэри Поппинс на минуту задумалась.
      — Ну, — сказала она, — это не так уж далеко. Приблизительно час полёта. Полетишь отсюда прямо на юг.
      Птица явно обрадовалась. Она затанцевала на своей жёрдочке и восторженно захлопала крыльями. Потом она снова запела, звонко-звонко, умоляюще глядя на Мэри Поппинс.
      Мэри Поппинс бросила взгляд на лестницу.
      — Согласна ли я? И ты ещё меня спрашиваешь? Разве ты не слышал, как она назвала меня «подозрительной личностью»? Меня! — Она презрительно фыркнула.
      Плечи птицы затряслись, словно она смеялась. Мэри Поппинс наклонилась над клеткой.
      — Что вы хотите сделать, Мэри Поппинс? — всё-таки не удержался Майкл. — Это какая птичка?
      — Жаворонок, — коротко ответила Мэри Поппинс, открывая задвижку. — Ты видишь жаворонка в клетке — в первый и последний раз! — И с этими словами она распахнула дверцу.
      Жаворонок взмахнул крыльями и с пронзительным криком вылетел на свободу.
      Но он тут же сел к Мэри Поппинс на плечо.
      — Ну, что? — сказала она, обернувшись к нему. — Так-то лучше, а?
      — Чирр-ап! — согласился жаворонок, кивнув.
      — Ну, лети, лети, — сказала Мэри. — Она через минуту вернётся.
      При этих словах жаворонок разразился целым потоком трелей, причём он не переставал поглаживать щёки Мэри крылышками и кивать головкой.
      — Будет, будет, — ворчливо отвечала Мэри Поппинс. — Не за что благодарить. Я сама очень рада. Не могу видеть жаворонка в клетке. Кроме того, ты же помнишь, как она меня назвала!
      Жаворонок, откинув голову назад, отчаянно замахал крыльями. Казалось, он от души расхохотался. Потом он наклонил голову набок и прислушался.
      — Ах, я совсем забыла, — донёсся сверху знакомый бас. — Ведь я оставила Карузо внизу. На этом грязном крыльце. Я должна сходить за ним.
      И лестница загудела под тяжёлыми шагами мисс Эндрю.
      — Что? — переспросила она в ответ на какой-то вопрос миссис Бэнкс. — А-а, это мой жаворонок. Я назвала его Карузо, потому что он раньше прекрасно пел… Как? Нет, он больше почему-то не поёт. Перестал петь, с тех пор как я поймала его и посадила в клетку. Очень странно!
      Голос всё приближался и становился всё громче.
      — Ни в коем случае, — отвечал он на какой-то вопрос миссис Бэнкс. — Я сама его принесу! Я не могу его доверить этим невоспитанным детям! Перила нуждаются в полировке! Причём немедленной!
      Топ-топ. Топ-топ! — звучали в прихожей шаги мисс Эндрю.
      — Вот она! — шепнула Мэри Поппйнс. — Улетай! — Она слегка дёрнула плечом.
      — Живей! — испуганно крикнул Майкл.
      — Скорее! — сказала Джейн.
      Жаворонок быстро нагнул голову и выдернул клювом у себя пёрышко.
      — Чирр-чирр-чири-чирруп! — пропел он и сунул пёрышко за ленту шляпки Мэри Поппинс. Потом он взмахнул крыльями и взмыл в воздух.
      В тот же миг мисс Эндрю показалась в дверях.
      — Что такое! — загремела она, увидев Майкла, Джейн и Близнецов. — До сих пор не в постели? Это никуда не годится! Все воспитанные дети, — она бросила уничтожающий взгляд на Мэри Поппинс, — все воспитанные дети должны быть в постели в пять часов вечера! Я непременно поговорю с вашим отцом! — Она оглянулась. — Ну, посмотрим. Где я оставила моего…
      Она внезапно запнулась. У её ног стояла открытая клетка с распахнутой настежь дверцей. Мисс Эндрю уставилась на неё, словно не веря своим глазам.
      — Как! Кто! Когда? Куда? Где? — забормотала она.
      Наконец голос вернулся к ней во всей мощи.
      — Кто трогал клетку? — загремела она.
      Ребята задрожали.
      — Кто открыл дверцу?
      Ответа не было.
      — Где мой жаворонок?
      Ответом по-прежнему было молчание.
      Мисс Эндрю поочерёдно обвела грозным взором всех ребят.
      Наконец её прокурорский взгляд остановился на Мэри Поппинс.
      — Это вы! — заорала она, указывая на Мэри своим громадным пальцем. — По носу вижу! Как вы смели! Вы сегодня же уберётесь из этого дома! Чтобы духу вашего здесь не было! Дерзкая, наглая, негодная…
      — Чиррап!
      В воздухе раздался взрыв серебристого смеха. Мисс Эндрю подняла голову.
      Жаворонок покачивался на крылышках в воздухе как раз над подсолнечниками.
      — А, Карузо, вот ты где! — закричала мисс Эндрю. — Иди скорей сюда! Не заставляй меня ждать! Вернись в свою уютную чистенькую клеточку, и я запру дверцу!
      Но жаворонок продолжал висеть в воздухе, покатываясь со смеху. Время от времени он запрокидывал голову, хлопая себя крыльями по бокам.
      Мисс Эндрю схватила клетку и подняла её над головой.
      — Карузо, что я сказала! Немедленно вернись! — скомандовала она, размахивая клеткой.
      Но жаворонок ловко увернулся и пролетел возле самой шляпки Мэри Поппинс.
      — Чирр-чирруп! — сказал он, пролетая.
      — Хорошо! — ответила Мэри Поппинс, кивнув головой.
      — Карузо, ты слышишь, что я говорю? — надрывалась мисс Эндрю.
      Но в её повелительном голосе слышались нотки растерянности. Она поставила клетку и попыталась поймать жаворонка руками, но он легко увернулся от неё и взмыл в вышину.
      Поток звуков понёсся оттуда к Мэри Поппинс.
      — Готово! — крикнула она в ответ.
      И тут случилось нечто необыкновенное.
      Мэри Поппинс устремила взгляд на мисс Эндрю, и внезапно мисс Эндрю, словно зачарованная её пристальным мрачным взглядом, задрожала всем телом. Она судорожно глотнула воздух, пошатываясь, сделала два-три шага вперёд — и вдруг молниеносно кинулась к клетке. А затем то ли мисс Эндрю стала меньше, то ли клетка больше — этого ни Джейн, ни Майкл так и не поняли, — но они ясно увидели, как дверца клетки, негромко щёлкнув, захлопнулась за мисс Эндрю.
      — Ах! Ах! — закричала она.
      В тот же миг жаворонок камнем упал вниз, подхватил клетку за кольцо и снова взлетел.
      — Что со мной? Где я? — вопила мисс Эндрю, возносясь в небеса. — Мне тесно! Трудно дышать! — кричала она.
      — Ему тоже было трудно! — невозмутимо отвечала Мэри Поппинс.
      Мисс Эндрю бешено трясла прутья клетки.
      — Отворите! Слышите! Выпустите меня!
      — Гм! Ну уж нет! — вполголоса насмешливо сказала Мэри Поппинс.
      Всё выше и выше взлетал жаворонок, победно распевая.
      Тяжёлая клетка, в которой сидела мисс Эндрю, раскачивалась и кувыркалась в воздухе, так что иногда казалось, что он вот-вот выронит её из своих коготков.
      И, перекрывая звонкую песенку жаворонка, доносились до ребят крики мисс Эндрю, барабанившей по прутьям клетки:
      — До чего я дожила! Я, такая воспитанная! Я, которая была всегда права! Я, которая никогда не ошибалась!
      Мэри Поппинс засмеялась странным, тихим смешком. Жаворонок казался уже совсем крошечным, но он продолжал кругами взлетать всё выше и выше. И клетка с мисс Эндрю описывала вслед за ним тяжёлые круги, переваливаясь с боку на бок, словно корабль в бурю.
      — Выпустите меня, слышите! Отпустите меня! — Мисс Эндрю уже почти визжала.
      И вдруг жаворонок замолчал — на мгновение. Потом он резко свернул в сторону, и вот его песня полилась снова, вольная и звонкая. Стряхнув кольцо клетки со своей лапки, он помчался к югу.
      — Улетел! — сказала Мэри Поппинс.
      — Куда? — закричали Джейн и Майкл.
      — Домой — к родным лугам, — отвечала Мэри Поппинс, продолжая смотреть вверх.
      — Ой, он уронил клетку! — завопил Майкл. Глаза у него стали большие и круглые.
      И было на что поглядеть!
      Клетка кувырком летела вниз, поминутно переворачиваясь вверх тормашками. И вместе с ней кувыркалась мисс Эндрю. Ребятам было ясно видно, как она то встаёт на голову, то снова на ноги… Клетка падала, падала, падала и наконец шлёпнулась прямо на крыльцо.
      В ту же минуту мисс Эндрю отчаянным усилием распахнула дверцу и вырвалась на волю. Ребятам показалось, что она стала ещё выше ростом и ещё страшнее!
      Несколько мгновений она стояла, задыхаясь от ярости, не в силах выговорить ни слова, ещё более багровая, чем раньше.
      — Как вы посмели! — произнесла она наконец хриплым шёпотом, вытянув палец в сторону Мэри Поппинс; но палец её дрожал, и ребята увидели, что глаза её глядят не со злобой и презрением, а со страхом. — Вы… вы… — бормотала мисс Эндрю, заикаясь, — вы, жестокая, испорченная, дерзкая, своевольная девчонка, как вы могли, как вы могли?
      Мэри Поппинс остановила на ней взгляд. Она долго, насмешливо рассматривала мисс Эндрю в упор, полузакрыв глаза.
      — Вы сказали, что я не умею воспитывать детей, — сказала она, очень чётко и ясно выговаривая каждое слово.
      Мисс Эндрю, съёжившись, попятилась назад и задрожала от страха.
      — Я… я прошу извинения, — с трудом произнесла она.
      — Что я груба и бестолкова, — продолжала Мэри Поппинс.
      — Я ошиблась! П-простите, — пролепетала мисс Эндрю.
      — Вы назвали меня Особой, Девчонкой и Подозрительной Личностью, — неумолимо продолжала Мэри Поппинс.
      — Я беру свои слова обратно, — лепетала, задыхаясь, мисс Эндрю. — Все вместе и каждое в отдельности! Только отпустите меня! Я больше ни о чём не прошу! — Заломив руки, она умоляюще глядела в глаза Мэри. — Отпустите меня! Я не могу здесь оставаться! Отпустите, я уеду! Уеду!
      Мэри Поппинс задумчиво глядела на неё некоторое время. Потом она махнула рукой и сказала:
      — Ступайте!
      — Спасибо! Спасибо! — бормотала мисс Эндрю.
      Не сводя глаз с Мэри, она пятилась по ступенькам. Потом она повернулась и, спотыкаясь, побежала из сада.
      Таксист, который всё это время выгружал багаж мисс Эндрю, как раз завёл мотор и собирался уезжать.
      Мисс Эндрю замахала ему дрожащей рукой.
      — Стойте! — надтреснутым голосом кричала она. — Подождите меня! Десять шиллингов на чай, если вы меня немедленно увезёте!
      Шофёр разинул рот от изумления.
      — Не верите? — кричала мисс Эндрю. — Вот!
      Лихорадочно обшарив карманы, она вытащила деньги.
      — Вот, возьмите — и поехали!
      Мисс Эндрю забралась в машину и рухнула на сиденье.
      Таксист, всё ещё с разинутым ртом, захлопнул за ней дверцу.
      Он начал торопливо грузить вещи. На штабеле из чемоданов спал сном праведника Робертсон Эй. Таксист даже не стал его будить. Он просто оттащил его в сторону. В мгновение ока всё было уложено в машину.
      — Похоже, что старушка тронулась! — бормотал таксист, отъезжая. — Что это с ней стряслось? Чудеса!
      Но что же действительно стряслось со старушкой — этого таксист не знал, и об этом ему не догадаться, даже если он доживёт до ста лет…
      — Где мисс Эндрю? — сказала миссис Бэнкс, выбежавшая на крыльцо в поисках гостьи.
      — Уехала! — отвечал Майкл.
      — То есть как — уехала?
      У миссис Бэнкс был крайне изумлённый вид.
      — Она, по-моему, не захотела остаться, — объяснила Джейн.
      Миссис Бэнкс нахмурилась.
      — Что всё это означает, Мэри Поппинс? — спросила она.
      — Понятия не имею, сударыня, — сказала Мэри Поппинс равнодушно, словно всё это её ничуть не интересовало. Она оглядела свою новую блузку и разгладила складку.
      Миссис Бэнкс переводила взгляд с одного на другого. Потом она покачала головой:
      — Как всё это странно! Ну просто ничего не могу понять!
      Как раз в эту минуту калитка отворилась и захлопнулась с лёгким щелчком. По дорожке шёл на цыпочках мистер Бэнкс. Заметив, что все на него смотрят, он в нерешительности остановился на одной ноге.
      — Ну? Она приехала? — спросил он громким, тревожным шёпотом.
      — Приехала и уехала, — сказала миссис Бэнкс.
      Мистер Бэнкс остолбенел.
      — Уехала? Правда уехала? Мисс Эндрю?
      Миссис Бэнкс утвердительно кивнула головой.
      — О радость! О счастье! — пропел её супруг и, подхватив полы своего плаща, пустился в пляс. Он исполнил прямо на дорожке шотландскую джигу.
      Внезапно он остановился.
      — А почему? Как? Когда?
      — Только что, в такси. Я думаю, потому, что дети были с ней невежливы. Она мне жаловалась на них. Больше не могу придумать никакой причины. А вы, Мэри?
      — Нет, сударыня, я тоже не могу, — сказала Мэри Поппинс, с величайшей тщательностью стряхивая пылинки со своей новой блузки.
      Мистер Бэнкс обернулся к ребятам. Выражение лица у него было трагическое.
      — Вы нагрубили мисс Эндрю? Моей гувернантке? Милой старушке? Мне стыдно за вас, страшно стыдно!
      Он говорил строгим тоном, но где-то в глубине его глаз танцевали искорки смеха.
      — Несчастный я человек! — продолжал он, засунув руки в карманы. — День-деньской я надрываюсь на работе, чтобы вас прилично воспитать, и вот как вы меня отблагодарили! Нагрубили мисс Эндрю! Стыд и срам! Не знаю, смогу ли я вас когда-нибудь простить! Но, конечно, — сказал он, доставая из кармана две большие шоколадки и торжественно вручая их ребятам, — я постараюсь. Постараюсь изо всех сил!

      Тик-так! Тик-так!
      Маятник стенных часов в детской раскачивался взад и вперёд. Словно старушка качала головой.
      Тик-так! Тик-так!
      И вдруг часы перестали тикать и начали ворчать и стонать, всё громче и громче, словно у них заболел живот. Потом они так затряслись, что вместе с ними задрожала каминная полка. Пустая банка из-под варенья подскочила, зазвенев; забытая Джейн щётка для волос пустилась в пляс на своих щетинках, Королевское Фарфоровое Блюдо, подаренное миссис Бэнкс на крестины её двоюродной бабушкой Кэролайн, перевернулось, и нарисованные на нём три мальчика, игравшие в лошадки, встали на свои нарисованные головы.
      И после всего этого, когда уже казалось, что часы вот-вот взорвутся, они начали бить.
      Бамм! Бамм! Три! Четыре! Пять! Шесть! Семь!
      С последним ударом Джейн проснулась.
      Солнце потоком лилось в щель между занавесками и золотыми полосками лежало на постели.
      Джейн села и осмотрелась.
      Майкл тихо спал. Близнецы в своих кроватках посапывали, продолжая во сне сосать пальцы.
      «Только я одна не сплю! — подумала она, очень довольная. — Могу полежать одна и подумать обо всём на свете».
      Она прижала коленки к подбородку, свернувшись калачиком, и ей стало уютно-уютно, как в гнёздышке.
      «Вот теперь я птичка, — сказала она про себя. — Я только что снесла семь хорошеньких яичек и высиживаю птенцов. Клох-клох! — заклохтала она тихонечко. — А когда-нибудь потом — ну, например, через полчаса, — кто-то тихонько скажет: «Пип!» — и стукнет клювиком. «Тюк!» — и скорлупа треснет. И на свет появятся семеро птенцов — три жёлтеньких, два тёмненьких и два…»
      — Пора вставать!
      Неизвестно откуда взявшаяся Мэри Поппинс сдёрнула с плеч Джейн одеяло.
      — Ой, нет, нет! — захныкала Джейн, снова натягивая на себя одеяло.
      Она очень рассердилась на Мэри Поппинс. Всё испортила!
      — Я не хочу вставать! — сказала она, уткнувшись носом в подушку.
      — Правда? — сказала Мэри Поппинс спокойно.
      На этот раз она сдёрнула одеяло совсем, и Джейн волей-неволей выпрыгнула из постели.
      — Ой, мама! — вздохнула она. — Ну почему, ну почему я всегда должна вставать первая?
      — Ты самая старшая, вот почему, — сказала Мэри Поппинс, подталкивая Джейн в сторону ванной.
      — А я не хочу быть старшей! Почему Майкл никогда-никогда не бывает старшим? Мог бы хоть разок!
      — Потому что ты родилась раньше, понятно?
      — А я об этом не просила! Надоело мне быть старшей! Я хочу подумать!
      — Можешь думать, пока будешь чистить зубы.
      — Это будет совсем не одно и то же!
      — А разве ты хочешь всё время думать одно и то же?
      — Да, хочу!
      Мэри Поппинс бросила на неё быстрый, суровый взгляд.
      — Достаточно, благодарю вас! — сказала она.
      И по её тону Джейн поняла, что она говорит серьёзно. Джейн начала было чистить зубы, но вдруг положила зубную щётку и уселась на край ванны.
      — Это несправедливо! — ворчала она, пиная линолеум носком ноги. — Заставляют меня делать всякие противные вещи, и всё потому, что я старшая! Не буду чистить зубы!
      Сказала — и сама удивилась. Она всегда радовалась, что она старше Майкла и Близнецов. Она чувствовала, что она главнее их. Почему же сегодня её это только сердит и огорчает?
      — Да-а, если бы Майкл родился раньше, у меня было бы время высидеть своих птенчиков, — объяснила она самой себе.
      День явно начался плохо.
      К сожалению, дальше дела, вместо того чтобы исправиться, пошли ещё хуже.
      За завтраком Мэри Поппинс обнаружила, что воздушного риса на всех не хватает.
      — Что ж, для Джейн придется сварить овсянку, — сказала она, расставляя тарелки, и сердито засопела, потому что она терпеть не могла варить овсянку.
      — Почему-у? — захныкала Джейн. — Я хочу рису! Рису!
      Мэри Поппинс нахмурилась:
      — Потому что ты старшая!
      Опять то же противное слово! Джейн лягнула под столом ножку своего стула, надеясь, что ей удалось ободрать лак. Она ела овсяную кашу как можно медленнее, стараясь почти ничего не глотать. Хорошо бы, она умерла с голоду! Так им и надо! Тогда пожалеют!
      — Какой сегодня день? — спросил Майкл весело, выскрёбывая остатки риса.
      — Среда, — сказала Мэри Поппинс. — Не процарапай, пожалуйста, тарелку насквозь!
      — Тогда, значит, мы сегодня пойдём в гости к мисс Ларк!
      — Если будете себя хорошо вести, — хмуро сказала Мэри Поппинс, словно не верила, чтобы это было возможно.
      Но Майкл был в радужном настроении и ничего не заметил.
      — Среда! — крикнул он, барабаня ложкой по столу.
 
День рождения — среда…
Значит, ждёт тебя беда! —
 
      пропел он известный стишок. — Вот почему Джейн досталась овсянка вместо риса — ведь она родилась в среду! — поддразнил он.
      Джейн, насупившись, толкнула его под столом ногой. Но он успел увернуться и только засмеялся.
 
Кто родился в воскресенье,
Будет — просто загляденье! —
 
      продолжал он декламировать. — Это тоже правильно! Я как раз родился в воскресенье, и поэтому я — просто загляденье! — объявил он.
      Джейн ядовито засмеялась.
      — Да, я загляденье! — настаивал он. — Я сам слышал, миссис Брилл так говорила. Она сказала Элин, что я — просто куколка!
      — Вот именно! — проворчала Джейн. — И нос у тебя курносый.
      Майкл поглядел на неё с обидой.
      И опять Джейн удивилась самой себе. В любой другой день она бы с ним согласилась. Она всегда считала, что Майкл очень хорошенький мальчик. Но сегодня она сказала со злобой:
      — И ты косолапишь! Кривоножка! Кривоножка!
      Майкл кинулся на неё.
      — Прекратить! — скомандовала Мэри Поппинс, сердито глядя на Джейн. — И если кто-нибудь в этом доме отличается красотой, то это… — Она умолкла и удовлетворённо посмотрелась в зеркало.
      — Кто? — хором спросили Джейн с Майклом.
      — Не тот, кто носит фамилию Бэнкс! — отрезала Мэри Поппинс. — Вот так!
      Майкл искоса взглянул на Джейн, как он делал всегда, когда Мэри Поппинс говорила что-нибудь странное. Но хотя Джейн почувствовала, что он на неё смотрит, она притворилась, будто ничего не замечает. Отвернувшись, она сняла с полки свою коробку с красками.
      — А ты не хочешь поиграть в железную дорогу? — спросил Майкл, стараясь помириться.
      — Нет! Я хочу играть одна!
      — Ну, мои дорогие, как у вас дела сегодня?
      Миссис Бэнкс бегом вбежала в детскую и торопливо перецеловала ребят. Она всегда была так занята, что ходить ей было некогда.
      — Майкл, — сказала она, — тебе нужны новые сандалии — у тебя уже все пальцы наружу. Мэри Поппинс, мне кажется, Джона пора остричь. Барби, крошка моя, не соси пальчик! Джейн, сбегай вниз и скажи миссис Брилл, чтобы она делала торт без глазури. Я передумала.
      «Ну вот, опять! — подумала Джейн. — Опять не дают житья! Стоит ей чем-нибудь заняться, как для неё придумывают дело!»
      — Мама, ну почему я? Как будто Майкл не может!
      — А я думала, ты будешь рада мне помочь. Ведь Майкл обязательно по дороге забудет, зачем его послали! Кроме того, ты старшая! Сбегай, доченька!
      Джейн спускалась по лестнице черепашьим шагом, втайне надеясь, что, пока она доберётся до кухни, миссис Брилл успеет покрыть торт глазурью.
      И всё время она сама удивлялась своему поведению. Словно в ней поселился кто-то другой — кто-то некрасивый и с очень плохим характером — и заставляет её злиться.
      Она передала миссис Брилл распоряжение мамы и очень огорчилась, узнав, что успела вовремя.
      — Ну что ж, меньше возни, — заметила миссис Брилл. — И кстати, золотко, — продолжала она, — сбегай, пожалуйста, в сад и напомни этому Робертсону, чтобы он наточил ножи. У тебя ножки молодые, а у меня уже старенькие…
      — Не могу. Я занята.
      Пришла очередь удивляться миссис Брилл.
      — Ну, будь хорошей девочкой! Я и стою-то с трудом, где мне бегать.
      Джейн вздохнула. Ну почему её не оставят в покое?
      Она пинком закрыла дверь кухни и поплелась в сад.
      Робертсон Эй спал на садовой дорожке, положив голову на лейку. Он так храпел, что его тонкие волосы то и дело взлетали и опадали.
      У Робертсона Эй был необычный дар — спать когда угодно и где угодно. Честно говоря, он предпочитал сон бодрствованию. И обычно ребята жалели его и никогда не выдавали старшим.
      Но сегодня всё было по-другому. Злобное существо, вселившееся в Джейн, совершенно не сочувствовало Робертсону Эй.
      — Все противные! — сказала Джейн и изо всех сил забарабанила по лейке.
      Робертсон Эй так и подскочил.
      — Помогите! Караул! Пожар! — закричал он, дико размахивая руками.
      Потом он протёр глаза и заметил Джейн.
      — А-а, это ты, — протянул он разочарованно, как будто надеялся увидеть что-нибудь поинтереснее.
      — Иди и наточи ножи. Немедленно! — приказала она.
      Робертсон Эй медленно поднялся на ноги и потянулся.
      — Всегда найдут дело, — сказал он грустно. — Не одно, так другое. Ни минуты покоя! А ведь надо же человеку отдохнуть!
      — Ты только и делаешь, что отдыхаешь! — сказала бессердечная Джейн. — Вечно спишь!
      Робертсон Эй посмотрел на неё с обидой и укором, и в любой другой день ей стало бы очень стыдно, но сегодня она ничуть не смутилась.
      — Сказать такую вещь! — грустно промолвил он. — А ещё старшая! Вот уж никак не ожидал! Никак!
      И ещё раз печально посмотрев на неё, он поплёлся в кухню.
      «Он, наверно, меня никогда не простит» — подумала Джейн. Но вселившееся в неё злобное создание ответило: «А мне-то что! Пусть не прощает!»
      Она вздёрнула голову и медленно пошла обратно в детскую, по дороге вытирая свои липкие руки о чистые, только что побелённые стены именно потому, что это было категорически запрещено.
      Мэри Поппинс смахивала метёлкой из перьев пыль с мебели.
      — На похороны или с похорон? — спросила она, когда Джейн появилась.
      Джейн только мрачно на неё посмотрела и ничего не ответила.
      — Знаю я кого-то, кто ищет неприятностей. А тот, кто ищет, всегда найдёт, — предостерегающе сказала Мэри Поппинс.
      — Ну и ладно!
      — С «ну и ладно» вышло неладно! Говорят, его повесили! — поддразнила Мэри Поппинс, отложив метёлку. — А теперь, — она строго посмотрела на Джейн, — я собираюсь пойти поесть. А ты присмотри за Близнецами и, если я услышу Хоть Одно Слово…
      Она не закончила фразу, но зато громко, угрожающе фыркнула, выходя из комнаты.
      Джон и Барби подбежали к Джейн и схватили её за руки. Но она высвободилась и сердито оттолкнула малышей.
      — Почему я не единственный ребёнок! — сказала она с горечью.
      — А ты убеги из дому! — предложил Майкл. — Может, тебя кто-нибудь усыновит!
      Джейн удивлённо обернулась. Предложение Майкла её огорошило.
      — Ты будешь скучать без меня!
      — Не буду! — успокоил её Майкл. — Раз ты собираешься всегда злиться! И зато я тогда возьму твои краски!
      — Нет, не возьмёшь! — сказала она. — Я их с собой заберу!
      И, просто чтобы показать ему, кто хозяин красок, она достала кисточки и разложила на полу альбом для рисования.
      — Нарисуй часы, — дружески посоветовал Майкл.
      — Нет!
      — Ну, тогда Королевское Фарфоровое Блюдо!
      Джейн взглянула.
      Три мальчика по-прежнему бежали по круглому зелёному лугу. Конечно, в любой другой день она с удовольствием стала бы их рисовать, но сегодня ей хотелось всё делать назло.
      — Не буду! Я сама знаю, что мне рисовать!
      И она начала рисовать свой портрет: как она, одна-одинёшенька, сидит на яйцах…
      Майкл, Джон и Барби заглядывали ей через плечо.
      Вскоре Джейн так увлеклась рисованием, что почти забыла о своём плохом настроении.
      Майкл наклонился к рисунку.
      — А тут надо нарисовать курицу — вот тут!
      Показывая где, он нечаянно толкнул Джона. Тот немедленно повалился и ногой перевернул стакан с водой. Окрашенная акварелью вода залила всю картину.
      Вскрикнув, Джейн вскочила.
      — Ах ты медведь! Ты всё испортил! Вот тебе!
      Она с такой яростью толкнула Майкла, что он тоже полетел — как раз на Джона. Близнецы завопили от боли и страха, а громче всех кричал Майкл:
      — Ой, ты мне голову сломала! Ой-ой-ой! Голова разбилась!
      — Ну и пусть! Так тебе и надо! Так и надо! — кричала Джейн. — Сам приставал и испортил мою картинку! Противный, противный, противный!
      Дверь распахнулась.
      Мэри Поппинс суровым взглядом озирала поле сражения.
      — Что я тебе сказала? — спросила она Джейн ужасающе спокойным голосом. — Я сказала: если я услышу Хоть Одно Слово — и вот что я вижу! Ни о каких гостях не может быть и речи! Шагу не ступишь из комнаты — или назови меня китайцем!
      — Ну и пожалуйста!
      Джейн сложила руки за спиной и отошла с беззаботным видом.
      Ей было ни капельки не жалко.
      — Очень хорошо.
      Мэри Поппинс говорила сладким голоском, но было в нём что-то очень страшное.
      Джейн молча наблюдала, как она одевает ребят.
      Когда все принарядились, Мэри Поппинс достала из картонки свою лучшую шляпку и надела её чуть-чуть набекрень. На шею она повесила золотую цепочку с медальоном и небрежно повязала шарф в красно-белую клетку, который ей подарила миссис Бэнкс. На одном его конце была, белая метка с большими буквами М. П., и Мэри Поппинс, убирая её под воротник, удовлетворённо улыбнулась своему отражению в зеркале.
      Потом она достала из шкафа зонтик с ручкой в виде головы попугая, взяла его под мышку и заторопила ребят.
      — Теперь у тебя будет время подумать! — обернулась она на прощание и, громко фыркнув, закрыла за собой дверь.
      Джейн долго сидела, глядя в одну точку. Она пыталась думать про свои семь яиц, но, как ни странно, они её почему-то перестали занимать.
      Интересно, что они сейчас делают в гостях у мисс Ларк? Наверное, играют с собаками, и мисс Ларк рассказывает им, какая у Эдуарда замечательная родословная, а Варфоломей — наполовину эрдель, наполовину легавая, и обе половины худшие… А потом всем, даже собакам, дадут к чаю Шоколадное Печенье и Ореховый Торт…
      — Ой-ой-ой!
      Мысль о том, что она лишилась всего этого, да ещё по своей вине, болезненно уколола Джейн, и она разозлилась ещё больше.
      Тик-так! Тик-так! — громко сказали Часы.
      — Да тише вы! — яростно крикнула Джейн и изо всех сил швырнула в них коробкой с акварелью. Коробка ударилась о стекло и, отскочив, налетела на Королевское Фарфоровое Блюдо.
      Дзззиннь! Тррррах! Блюдо перевернулось и упало. Батюшки! Что она натворила! Джейн зажмурилась.
      — Послушайте, мне больно! — пожаловался чей-то звонкий голосок.
      Она не смела открыть глаза.
      — Джейн! — снова прозвучал голос. — Вы мне коленку разбили.
      Джейн быстро повернула голову. В комнате никого не было.
      Она подбежала к двери и открыла её.
      Тоже никого.
      Тут кто-то рассмеялся.
      — Куда вы смотрите, глупышка! Посмотрите сюда! Выше!
      Джейн взглянула на каминную полку.
      Возле часов лежало опрокинутое фарфоровое Блюдо. Оно треснуло как раз посредине, и, к своему удивлению, Джейн обнаружила, что один из нарисованных мальчиков бросил вожжи и стоял, согнувшись и держась обеими руками за колено. Остальные двое смотрели на него с состраданием.
      — Н-ничего н-н-не понимаю, — сказала Джейн то ли себе самой, то ли неизвестному голосу. — Н-ничего.
      Мальчик на Блюде поднял голову и улыбнулся Джейн:
      — Не понимаете? Вполне возможно. Я не раз замечал, что вы с Майклом не понимаете самых простых вещей. Правда? — Он, смеясь, обернулся к своим братьям.
      — Да, — сказал один из них. — Они даже не умеют успокоить Близнецов.
      — Даже не умеют правильно нарисовать птичьи яйца, — сказал второй. — Глядите, они все у неё угловатые!
      — А откуда вы знаете про Близнецов и про яйца? — спросила Джейн, покраснев.
      — Вот так так! — сказал первый мальчик. — Что ж вы думаете, мы на вас всё время смотрим и ничего не видим? Конечно, в спальню или в ванную мы заглянуть не можем. Кстати, какого цвета там кафель?
      — Розовый, — ответила Джейн.
      — А в нашей — белый с голубым. Вы хотели бы посмотреть?
      Джейн колебалась. Она была так ошарашена, что просто не знала, что сказать.
      — Пойдёмте! Вильям и Эверард будут вашими лошадками, если хотите. А я возьму кнутик и побегу сбоку. Меня зовут Валентин, очень рад познакомиться. Мы — Тройняшки. И ещё у нас есть Кристина.
      — Где же Кристина? — Джейн внимательно осмотрела Блюдо.
      Но там был только зелёный лужок и заросли ольхи. Никого, кроме Валентина, Вильяма и Эверарда, там не было.
      — Пойдёмте и увидите! — настойчиво уговаривал Валентин, протягивая ей руку. — Остальные-то ушли в гости. А вы идите в гости к нам!
      Это её убедило. Вот она покажет Майклу и Близнецам, что не только они могут ходить в гости! Они ей ещё позавидуют и пожалеют, что так плохо с ней поступили!
      — Ладно, — сказала она, протягивая руку. — Я иду!
      Валентин крепко схватил её за руку и потащил.
      И вдруг она оказалась на широкой солнечной лужайке, и под ногами вместо истрёпанного ковра у неё была упругая мягкая травка, пестревшая маргаритками.
      — Ура! — кричали Валентин, Вильям и Эверард, танцуя вокруг неё.
      Джейн заметила, что Валентин хромает.
      — Ой! — сказала она. — Я забыла! У тебя болит нога!
      Он улыбнулся:
      — Ничего! Я знаю, вы не нарочно.
      Джейн достала носовой платок и завязала ему коленку.
      — Сразу стало лучше! — сказал он вежливо и передал ей вожжи с бубенчиками.
      Вильям и Эверард, тряхнув головой и зафыркав, как настоящие лошадки, побежали по лугу, и Джейн, позванивая вожжами, помчалась за ними.
      Валентин бежал рядом с ней, прихрамывая, и напевал.
 
Ах, Дженни — радость,
Дженни — свет,
Ах, Дженни — розовый букет!
Тебя на грудь я приколю —
Так крепко я тебя люблю! —
 
      пел он.
      — Та-ак крее-е-е-пко я тебя лю-у-у-блю! — подхватили Вильям с Эверардом.
      Джейн подумала, что песня эта довольно старомодная. Да и странные костюмы Тройняшек, и их причёски, и вежливость — всё было очень старомодное.
      «Очень странно!» — подумала Джейн.
      Но тут же она подумала, что здесь гораздо интереснее, чем у мисс Ларк, и что Майкл сильно позавидует ей, когда она ему обо всём расскажет.
      А лошадки бежали и бежали, увлекая Джейн за собой, увлекая её всё дальше от детской.
      На минуту она придержала вожжи, запыхавшись, и оглянулась. Где-то далеко, за лугом, еле-еле маячил край Блюда.
      И вдруг Джейн почувствовала тревогу. Ей захотелось вернуться.
      — Ну, мне пора, — сказала она, бросив звенящие вожжи.
      — Нет, нет, нет! — закричали Тройняшки, окружив её кольцом.
      И так странно звучали их голоса, что её тревога усилилась.
      — Меня там будут искать. Мне обязательно надо домой!
      — Да ещё совсем рано, — возразил Валентин. — Они всё ещё в гостях у мисс Ларк. Идёмте! Я покажу вам свои краски.
      Это было соблазнительно.
      — А у тебя есть берлинская лазурь? — спросила она — в её наборе как раз не хватало берлинской лазури.
      — Есть! В серебряном тюбике! Идём!
      Почти против своей воли Джейн пошла вперёд. «Я только взгляну на краски — и скорей обратно, — думала она. — Даже не попрошу дать покрасить!»
      — А где же ваш дом? — спросила она. — Его нет на Блюде!
      — Да что вы! Конечно, он тут. Вам его не видно, потому что он за лесом. Идёмте!
      Они незаметно вошли под тёмные своды старого леса. Опавшие листья шуршали у них под ногами; порой голубь, громко хлопая крыльями, срывался с ветки.
      Вильям показал Джейн гнездо малиновки под грудой хвороста, Эверард сплёл и надел ей на голову венок из листьев.
      Но, несмотря на всю их приветливость, Джейн почему-то было не по себе. Она вздохнула с облегчением, когда они вышли из лесу.
      — Вот и наш дом! — махнул рукой Валентин.
      И она увидела громадный каменный дом, увитый плющом. С виду он был старше всех домов, какие она только видела в жизни; и ей показалось, что он угрожающе наклоняется к ней. По обеим сторонам каменной лестницы сидели, подобравшись словно для прыжка, каменные львы.
      Джейн вздрогнула, когда тень дома упала на неё.
      — Я ненадолго, — тревожно сказала она. — Уже поздно.
      — Только на пять минут! — просительно сказал Валентин, увлекая её в прихожую.
      Шаги их гулко отдавались на каменном полу. Дом казался совершенно пустым. Кроме неё и Тройняшек, в нём словно никого не было. Холодный сквозняк свистел в коридоре.
      — Кристина! Кристина! — позвал Валентин, увлекая Джейн на лестницу. — Вот она!
      Его голос эхом разнёсся по дому. Казалось, все стены дома угрожающе повторяли:
      «Вот она! Вот она!»
      Послышались чьи-то быстрые шаги, и дверь распахнулась. Девочка чуть повыше Тройняшек ростом, одетая в старомодное пышное платье, вбежала и бросилась обнимать Джейн.
      — Наконец, наконец! — торжествующе кричала она. — Мальчики так давно за тобой следили! Но им никак не удавалось тебя поймать — ты была такая счастливая!
      — Поймать меня? — переспросила Джейн. — Я… я не понимаю…
      Ей стало совсем не по себе. Она горько жалела, что приняла приглашение Валентина.
      — Прадедушка тебе объяснит, — со странным смешком сказала Кристина и потащила Джейн в комнату.
      — Хе! Хе! Хе! Что там такое? — спросил кто-то тоненьким, надтреснутым голосом.
      Джейн, вздрогнув, отпрянула назад, к Кристине.
      В дальнем конце комнаты в кресле у камина сидела фигура, при виде которой ей стало совсем жутко. Отблески пламени освещали старого-престарого старика, такого древнего, что он казался скорее тенью, чем живым существом. Редкая седая бЬродка не скрывала его запавшего, тонкогубого рта, и, хотя на нём была тёмная шапочка, заметно было, что он совершенно лысый. Одет он был в длинный старинный халат из выцветшего шёлка, а на его тощих ногах болтались вышитые туфли.
      — Так, так, — сказал старикашка, вынимая изо рта длинную изогнутую трубку. — Значит, Джейн наконец прибыла!
      Он поднялся и заковылял к ней, усмехаясь жуткой усмешкой. Впалые глаза горели недобрым огнём.
      — Мальчики изловили её за лесом, прадедушка, — сказала Кристина.
      — А? Как они её поймали?
      — Ей не захотелось быть старшей. Она разозлилась, раскапризничалась, швырнула в Блюдо коробкой с красками и разбила Валентину коленку.
      — Так, так, — прошамкал старикашка. — Капризы, так? Хорошо, хорошо… — Он пискливо захихикал. — Ну что ж, у нас ты будешь самой младшей, крошка. Моей младшей праправнучкой! Но у нас тут капризничать не разрешается! Хе! Хе! Хе! Никаких капризов! Ну что ж, располагайся, садись к огоньку. Выпьешь чаю или вишнёвой наливки?
      — Нет! Нет! — вырвалось у Джейн. — Вы ошиблись! Мне пора домой! Я живу в Доме Номер Семнадцать. В Вишнёвом переулке!
      — Жили, вы хотите сказать, — радостно поправил её Валентин. — Теперь вы живёте здесь!
      — Я не хочу жить здесь! — в отчаянии кричала Джейн. — Разве ты не понимаешь? Я хочу домой!
      — Глупости! — закаркал Прадедушка. — Тебе там было плохо, хе-хе! Я-то знаю, каково быть старшим, — ты делай всю работу, а младшие забавляются! Хе-хе-хе! А у нас, — он помахал трубкой, — тебя все будут баловать; ты будешь нашей Дорогой Крошкой, нашим Золотком! Ты никогда не вернёшься домой!
      — Никогда! — как эхо подхватили Вильям и Эверард, танцуя вокруг неё.
      Слёзы брызнули из глаз Джейн.
      — Я хочу домой! Мне нужно домой!
      Прадедушка улыбнулся страшной беззубой улыбкой.
      — Ты думаешь, мы тебя так и отпустим? — сказал зловещий старик. — Ты разбила наше Блюдо! И коленку Валентина! Это тебе даром не пройдёт! Предлагай выкуп!
      — Я… Я отдам ему свои краски.
      — У него есть краски!
      — Обруч!
      — Хе-хе! Он уже слишком большой!
      — Тогда… — Джейн запнулась. — Тогда я выйду за него замуж, когда вырасту.
      Прадедушка снова захихикал.
      Джейн умоляюще посмотрела на Валентина.
      Он покачал головой.
      — Боюсь, что это поздно, — грустно сказал он. — Я ведь уже давно-давно вырос…
      — А как же тогда… Почему… Я ничего не понимаю! Где же я? — плакала Джейн, озираясь в ужасе.
      — Ты далеко-далеко, деточка, далеко-далеко от своего дома! — шамкал Прадедушка. — Ты попала в Прошлое. В далёкое Прошлое, в те дни, когда Кристина и мальчики были детьми!
      Даже сквозь слёзы Джейн видела, как яростно горят старческие глазки.
      — А как же… как же мне попасть домой? — прошептала Джейн.
      — Никак! Ты останешься здесь! Выхода нет! Вспомни — ты в далёком Прошлом. Близнецы и Майкл, да что там — твой отец и мать ещё не родились на свет! Дом Номер Семнадцать ещё не построен! Нет, тебе некуда идти!
      — Нет, нет! — рыдала Джейн. — Это неправда! Не может так быть!
      Сердце у неё застучало. Никогда не увидеть Майкла, и папу, и маму, и Близнецов, и… Мэри Поппинс! И вдруг она закричала что было мочи:
      — Мэри Поппинс! Я больше не буду! Помогите! Помогите! Мэри Поппинс!
      — Живей! Держите её! Не выпускайте! — скомандовал старикашка.
      И все четверо окружили её тесным кольцом. Джейн изо всех сил зажмурилась.
      — Мэри Поппинс! — кричала она. Голос её эхом раздавался в каменных коридорах. — Мэри Поппинс!
      Чья-то рука схватила её и потащила. Но Валентин, Вильям, Эверард и Кристина держали крепко…
      — Хе-хе-хе! — каркал Прадедушка. — Хе-хе-хе!
      И вдруг она почувствовала, что руки её врагов разжались.
      Она ощутила, что её куда-то тащат… по ступенькам… по коридору… по сырой, покрытой чем-то шуршащим земле…
      Голоса Прадедушки, Кристины и мальчиков замерли в отдалении.
      Вот она ощутила на щеках солнечное тепло. Острые травинки резали её ноги…
      И тут чьи-то руки стиснули её железной хваткой, подняли и понесли по воздуху.
      — Помогите! — кричала Джейн, яростно извиваясь.
      Она всеми силами старалась вырваться. Она не сдастся!
      Она будет лягать, и лягать, и лягать, пока…
      — Буду тебе очень признательна, если ты вспомнишь, — сказал хорошо знакомый голос над самым её ухом, — что это моя лучшая юбка и я собираюсь носить её всё лето.
      Джейн открыла глаза — и встретилась с суровым взглядом знакомых синих глаз.
      Да, это руки Мэри Поппинс держали её так крепко, и ноги, которые Джейн так яростно лягала, тоже принадлежали Мэри Поппинс.
      — Ой, это вы! — пролепетала Джейн. — А я думала, вы меня не слышали! Я думала, мне придётся там навсегда остаться! Я думала…
      — Некоторые люди, — сказала Мэри Поппинс, мягко опуская её на пол, — думают слишком много. Несомненно. Вытри лицо, пожалуйста.
      Она подала Джейн свой носовой платок и начала накрывать к ужину.
      Джейн наблюдала за ней, отирая слёзы большим голубым платком. Всё в комнате было так знакомо и привычно! И ободранный ковёр, и шкафчик с игрушками, и кресло Мэри Поппинс… И от этих знакомых вещей веяло таким уютом, теплом и покоем…
      Мэри Поппинс хлопотала у стола; Джейн прислушивалась к знакомым звукам — и пережитый ужас уходил куда-то далеко-далеко!
      Волна счастья нахлынула на неё.
      «Не может быть, чтобы я была такая плохая, — сказала она про себя. — Это, конечно, был кто-то другой!»
      И она стала размышлять о том, кто бы это мог быть…

* * *

      — Да ведь этого не могло быть взаправду! — недоверчиво усмехнулся Майкл, когда немного спустя Джейн рассказала ему о своих приключениях. — Ты чересчур большая! Разве ты поместишься на Блюде!
      Она на минутку задумалась. По совести сказать, она уже сама не очень верила в то, что рассказывала.
      — Да, ты, наверно, прав, — сказала она. — Но тогда мне казалось, что всё это так и было.
      — Ты просто всё придумала. Ты всегда думаешь, думаешь и всё выдумываешь из головы.
      Майкл чувствовал своё превосходство: он-то вообще никогда не думал.
      — Уж эти мне выдумки! — отодвинула их в сторону Мэри Поппинс, укладывая Близнецов. — А теперь, — сердито сказала она, когда Джон и Барби были уложены, — теперь, может быть, у меня будет минутка свободного времени.
      Она отколола свою новую шляпку и швырнула её в картонку. Расстегнула цепочку и заботливо уложила в ящик медальон. Затем она сняла пальто, встряхнула его и повесила на крючок за дверью.
      — А где же ваш новый шарф? — спросила Джейн. — Вы его потеряли?
      — Что ты говоришь! — сказал Майкл. — Он был на ней, когда мы вернулись. Я видел.
      Мэри Поппинс обернулась к ним.
      — Будьте любезны заниматься своими делами, — сказала она раздражённо, — а со своими я сама справлюсь!
      — Я ведь только хотела помочь, — начала Джейн.
      — Спасибо, как-нибудь обойдусь, — фыркнула Мэри Поппинс.
      Джейн сделала Майклу знак глазами. Но на этот раз ничего не заметил он. Он с изумлением смотрел на каминную полку.
      — Что с тобой, Майкл?
      — Выходит, что ты не выдумала! — шепнул он и показал пальцем на Блюдо.
      Джейн пригляделась. Вон Блюдо: оно действительно треснуло. Вон луг, и трава, и опушка леса. И трое мальчиков играют в лошадки.
      Но — что же это? — нога одного из мальчиков перевязана маленьким белым платочком. А на траве, словно оброненный кем-то в спешке, лежит шарф в красно-белую клетку. И на одном его конце виднеется метка с инициалами М. П.
      — Значит, вот где она его потеряла! — сказал Майкл, многозначительно кивая. — Сказать ей, что мы его нашли?
      Джейн оглянулась. Мэри Поппинс застёгивала свой передник с таким видом, как будто весь мир её смертельно обидел.
      — Лучше не стоит, — сказала Джейн тихо. — Она, наверно, знает.
      Джейн ещё минутку постояла, рассматривая разбитое блюдо, платок, завязанный узелком, и шарф.
      И внезапно она сорвалась с места и кинулась обнимать накрахмаленный белый передник.
      — Мэри Поппинс! — кричала она. — Мэри Поппинс! Я больше никогда не буду капризничать! Никогда!
      Чуть заметная скептическая усмешка тронула уголки рта Мэри Поппинс.
      — Гм! — сказала она, разглаживая свой передник.
      И это было всё, что она сказала.

      У Майкла был день рождения, а назавтра у него разболелись зубы. Он лежал в постели и стонал, косясь уголком глаза на Мэри Поппинс в надежде, что она обратит на него внимание.
      А она сидела в старом кресле и прилежно перематывала шерсть. Джейн, присев на корточки, держала моток. Снизу, из сада, доносились крики Близнецов, игравших там под присмотром Элин. В детской было тихо и мирно. Клубок в руках Мэри Поппинс всё рос и рос. Часы самодовольно тикали, и этот звук чем-то напоминал кудахтанье курицы, которая только что снесла яйцо.
      — Почему у меня болят зубы, а у Джейн нет? — хныкнул Майкл и плотнее обмотал щёку шарфом, который дала ему Мэри Поппинс.
      — Потому что ты вчера съел слишком много сладкого, — безжалостно отвечала Мэри Поппинс.
      — Да ведь у меня был день рождения! — возразил он.
      — Это не значит, что надо забывать меру! Вот у меня не болят зубы после дня рождения!
      Майкл поглядел на неё сердито. Порой ему хотелось, чтобы Мэри Поппинс не была таким безупречным совершенством. Но он никогда не осмеливался сказать об этом вслух.
      — Вот возьму и умру! — пригрозил он. — Тогда пожалеете, что вы такая безжалостная.
      Она только презрительно засопела, продолжая мотать шерсть.
      Держась обеими руками за щеку, Майкл озирался в поисках утешения. Все вещи в детской глядели сочувственно — это были старые добрые друзья: обои, лошадка-качалка, изношенный красный ковёр.
      Взгляд Майкла упал на каминную полку.
      Вот компас и Королевское Фарфоровое Блюдо; вот маргаритки в банке из-под варенья, катушка от змея и градусник Мэри Поппинс. А среди них красовался вчерашний подарок тёти Флосси — белая фарфоровая кошечка, разрисованная синими и зелёными цветочками. Она сидела, сложив лапки вместе и аккуратно обернув их хвостом. Солнце освещало её фарфоровую спину; зелёные глаза её глядели важно и серьёзно.
      Майкл дружески улыбнулся ей. Он любил тётю Флосси и был очень рад этому подарку.
      И тут в зубе снова страшно засверлило.
      — Ой! — застонал Майкл. — У меня голова лопнет!
      Он жалобно посмотрел на Мэри Поппинс.
      — И всем всё равно! — добавил он с горечью.
      Мэри Поппинс насмешливо улыбнулась.
      — Не смотрите на меня так! — захныкал он, изо всех сил держась за щеку.
      — Почему? Как известно, и кошка может смотреть на короля!
      — Да ведь я же не король, — проворчал он сердито, — а вы не кошка, Мэри Поппинс!
      Он надеялся, что она станет с ним спорить и он забудет про зуб.
      — А как вы думаете, любая кошка может смотреть на короля? Например, кошка Майкла может? — спросила Джейн.
      Мэри Поппинс подняла взгляд. Её синие глаза встретились с зелёными глазами кошки. Наступило молчание.
      — Любая кошка может, — сказала наконец Мэри Поппинс. — А эта кошка — особенно.
      Улыбаясь про себя, она снова взяла клубок, и тут что-то зашевелилось на каминной полке. Фарфоровая кошка пошевелила своими фарфоровыми усами, подняла голову и зевнула. Ребята увидели её острые зубки и розовый кошачий язычок. Потом кошка выгнула расписанную цветами спину, лениво потянулась и, махнув хвостом, соскочила с полки на пол.
      — Мурррр! — сказала кошка.
      Она прошлась по коврику, подошла к Мэри Поппинс и кивнула ей головой. Потом вскочила на подоконник и выпрыгнула в окно, откуда лились потоки солнечных лучей.
      Майкл забыл о зубной боли.
      Джейн уронила моток.
      Оба таращили глаза изо всех сил.
      — К-как же т-т-т-так? — пролепетали оба. — Почему? К-куда?
      — В гости к королеве, — ответила Мэри Поппинс. — Она принимает каждую вторую пятницу. Джейн, не таращи глаза! Ветер может перемениться! А ты, Майкл, закрой рот, а то застудишь зуб.
      Майкл поспешно закрыл рот. Но тут же опять открыл его.
      — Я же хочу знать, что это значит! — закричал он. — Она же фарфоровая! Ненастоящая! И вдруг прыгает! Я сам видел!
      — А зачем она пошла к королеве в гости? — спросила Джейн.
      — Ловить мышей, — спокойно отвечала Мэри Поплине. — А отчасти — вспомнить доброе старое время.
      Глаза её приняли отсутствующее выражение, и руки перестали вертеть клубок.
      Джейн предостерегающе посмотрела на Майкла. Он осторожно вылез из постели и подкрался к креслу. Оно заскрипело, когда он прислонился к нему, но Мэри Поппинс, казалось, ничего не заметила. Невидящими глазами она смотрела в окно или куда-то вдаль.
      — Жил-был, — начала она не спеша, — жил-был в старину Король, который думал, что знает всё-всё на свете. Сколько всего он знал — или, вернее, думал, что знает, — этого ни в сказке сказать, ни пером описать. Фактов и цифр у него в голове было не меньше, чем в гранате зёрнышек.
      Сколько всего он знал и был такой умный, что стал ужасно рассеянным. Он всё забывал. Вы мне, наверно, и не поверите, если я вам скажу, что он забывал порой даже своё собственное имя, а звали его Коль.
      К счастью, у его Первого Министра была прекрасная память, и время от времени он напоминал Королю, как его зовут.
      И больше всего на свете любил Король думать. Он думал всю ночь напролёт и думал поутру. Он думал за едой и думал в ванне. И он никогда не замечал ничего, что творилось у него под носом, потому что он, естественно, всегда думал о чём-то другом.
      Вы, может быть, вообразили, что он думал о благе своего народа, о том, как сделать его счастливым, и так далее? Ничего подобного! На уме у него было совсем другое. Он думал, например, о том, сколько в Индии бабуинов, или о том, какой полюс больше — Северный или Южный, или — можно ли научить свиней петь.
      И он не только сам ломал голову над такими вещами. Он заставлял всех и каждого ломать над ними голову. Всех — кроме Первого Министра, который был вовсе не Мыслящей Личностью, а просто старичком, любившим сидеть на солнышке и совершенно ничего не делать. Но он старался, чтобы этого никто не заметил — ведь Король мог отрубить ему за это голову.
      Король жил во дворце, сделанном из чистого хрусталя. Когда-то, в прежние времена, этот дворец так сиял и сверкал, что прохожие жмурились, боясь ослепнуть. Но с годами хрусталь потускнел, покрывшись толстым слоем пыли, и некому было вытереть пыль, потому что все были страшно заняты: они помогали Королю думать. Все — даже повара, и горничные, и судомойки. В любую минуту каждому могли приказать бросить своё дело и помчаться по королевскому слову, скажем, в Китай — считать шелковичных червей; или на Соломоновы острова — узнать, правила ли там царица Савская…
      И когда они возвращались с уймой Фактов, Сведений и Данных, Король и Придворные записывали всё в большие книги, переплетённые в кожу. А если кто-нибудь возвращался, не принеся ответа, ему немедленно отрубали голову.
      И только одной Королеве нечего было делать. Весь день она сидела на своём золотом троне и вертела в пальцах ожерелье из голубых и зелёных цветов, обвивавшее её шею. А иногда она, взвизгнув, вскакивала и плотнее запахивалась в свою горностаевую мантию. Потому что во дворце было так грязно, что в нём завелись мыши, а все королевы — это вам подтвердит кто угодно — очень боятся мышей.
      Порой она даже вскакивала на сиденье своего трона.
      И каждый раз Король хмурился.
      — Прошу потише! — говорил он раздражённо — ведь малейший шум мешал ему думать.
      Тут мыши удирали, и на некоторое время в зале снова воцарялась тишина. Слышен был только скрип гусиных перьев, которыми Король и Придворные записывали новые Сведения, Факты и Данные в кожаные книги.
      Королева никогда никому не приказывала, даже своим камер-фрейлинам, — ведь Король почти всегда отменял её приказ.
      — Заштопать Королеве юбку? — говорил он раздражённо. — Какую ещё юбку! Зачем тратить время на разговоры о юбках? Возьмите-ка перо и запишите новые данные о птице Феникс!
      И фрейлинам приходилось слушаться, а бедная Королева либо чинила юбку сама, либо так и ходила в рваной.
      И, сидя в тоске на своём троне, Королева часто вспоминала о прежних временах, о той поре, когда она только что вышла замуж за Короля. Какой он был тогда высокий и красивый, сильный и румяный, и кудри его вились, как лепестки гиацинта!
      — Ах! — вздыхала она, вспоминая о былом.
      Да, тогда он угощал её медовыми пряниками и сам намазывал ей бутерброды! И смотрел он на неё с такой любовью, что сердце замирало у неё в груди, и она отворачивалась, чтобы не умереть от счастья!
      А потом пришёл роковой вечер…
      — Твои глаза ярче звёзд, — сказал он и поглядел на небо.
      Но, вместо того чтобы снова взглянуть на неё, как обычно, он продолжал смотреть вверх.
      — Интересно, — сказал он задумчиво, — сколько там звёзд? Я, наверно, сумею их сосчитать. Одна, две, три, четыре, пять, шесть, семь…
      И он считал их до тех пор, пока Королева не заснула.
      — Тысяча двести сорок девять, тысяча двести пятьдесят, — говорил он, когда она проснулась.
      И она поняла, что он всё ещё считает.
      И он не успокоился до тех пор, пока не поднял всех Придворных с постелей и не заставил их тоже считать звёзды. Но так как ни один ответ не сходился с другим, Король очень рассердился.
      Вот так всё и началось.
      На другой день Король воскликнул:
      — Дорогая моя, твои щёки — как две розы!
      И Королева была очень счастлива, пока он не прибавил:
      — Но почему как розы? Почему не как капуста? Почему щёки розовые, а кочаны — зелёные? И наоборот? Это очень серьёзный вопрос. Я должен его обдумать!
      А на третий день он сказал ей, что зубки у неё жемчужные, но не успела она даже улыбнуться в ответ, как он прибавил:
      — А впрочем, что тут такого? Зубы есть у каждого, да и жемчужные зубки не редкость, а вот жемчуг — это очень редкая вещь! О нём и нужно думать! А не о зубах!
      И с этого дня он уже думал не переставая. Он думал, и думал, и думал, собирал Сведения, и Данные, и Факты и почти не глядел на Королеву. Да если бы он и посмотрел на неё, он бы вряд ли увидел, потому что он так много читал и писал, что скоро стал очень близоруким. Его румяное, круглое лицо высохло и сморщилось, а волосы рано поседели.
      Можете себе представить, как тосковала бедная Королева! Порой старый министр прокрадывался к трону и ласково трепал её по руке. Порой маленький паж, который наливал чернила в чернильницы, улыбался ей через голову склонившегося над бумагами Короля. Но ни старик, ни мальчик не смели надолго оторваться от своих дел, чтобы развлечь Королеву, — ведь им могли за это отрубить голову.
      Не думайте, что Король был злой. Наоборот, он был уверен, что его подданные счастливей всех на свете, потому что у них такой умный и учёный Король! Но, увы, пока Король набирался ума, подданные его становились всё беднее и беднее. Дома ветшали и поля пустели, потому что все мужчины должны были помогать Королю думать…
      А все женщины страшно сердились. Им казалось, что вся королевская учёность — чушь и пустяки. Ведь никакими сведениями не накормишь ребёнка, рассуждали они, и тем более не заплатишь данными за квартиру! Даже свинопасы и пастушки были недовольны и роптали. А если вы припомните, что обычно они счастливейшие люди на свете (ведь они знают, что все они — заколдованные принцы и принцессы), тогда вы поймёте, как плохо шли дела в Королевстве.
      В один прекрасный день Король и Придворные, как обычно, сидели за столом в Тронном зале и скрипели перьями. Королева прислушивалась к скрипу перьев и писку мышей в погребе. И она сидела так тихо, что одна нахальная мышь пробежала через весь зал и уселась умываться прямо у подножия трона. Королева ахнула от испуга, но тут же прикрыла рот рукой, чтобы не помешать Королю. Она только подобрала свою горностаевую мантию и так и сидела, дрожа от ужаса.
      И в эту самую минуту на пороге появилась Кошка.
      Это была маленькая Кошечка, пушистая, как одуванчик, и белая, как сахар, от усов и до хвоста. Она вошла в зал не спеша, танцующим шагом, словно дела у неё не было никакого, а времени — сколько угодно!
      На минуту она остановилась на краю ковра, с любопытством глядя на Короля и Придворных, склонившихся над своими книгами. Потом зелёные глаза обратились в сторону Королевы. Тут Кошка вздрогнула, и всё её тело напряглось. Спинка выгнулась горбом. Усы ощетинились. Одним скачком она перелетела через весь Тронный зал и нырнула под трон.
      Раздалось глухое ворчание. Сдавленный писк. И одной мышью стало меньше.
      — Тише, пожалуйста! Что это за звуки ты издаёшь, дорогая! Ты мешаешь мне думать! — брюзгливо проворчал Король.
      — Это не я! — робко сказала Королева. — Это Кошка.
      — Кошка? — рассеянно повторил Король, даже не поднимая головы. — Кошки — это четвероногие млекопитающие, покрытые мехом. Кошек, диких или домашних, можно встретить во всех областях земного шара, за исключением полярной зоны. Они едят мышей, рыбу, печёнку и птиц и издают либо мурлыканье, либо мяуканье, в зависимости от настроения. Кошки бродят сами по себе, и, согласно народному поверью, у кошки девять жизней. Дальнейшую информацию о кошках смотри на странице второй, том седьмой, полка Д в шкафу номер пять, как войдёшь — налево. Эй! Это ещё что такое?
      Король чуть не подскочил. Потому что прямо перед ним на столе сидела Кошка.
      — Поосторожнее! — сердито сказал Король. — Ты уселась как раз на мои последние факты. Очень серьёзный вопрос: происходят ли индюки из Индии, а если нет, то почему? Ну, чего тебе нужно? Говори и не бормочи под нос. Я почти оглох!
      — Я хочу на вас посмотреть, — спокойно сказала Кошка, обмахнув чернильницу хвостом.
      — Ого! Вот как? Хм! Ну что ж, ведь говорится в пословице — кошка может смотреть на Короля. Я не возражаю. Любуйся!
      Король откинулся на спинку кресла и повернул голову, чтобы Кошка могла рассмотреть его всесторонне. Кошка задумчиво смотрела на Короля. Придворные, отложив перья, глазели на Кошку. Последовала долгая пауза.
      — Ну, — сказал наконец Король, снисходительно улыбаясь, — и какого ты мнения обо мне, позволь полюбопытствовать?
      — Не особенно высокого, — небрежно ответила Кошка, облизывая правую переднюю лапку.
      Придворные, задрожав, схватили свои перья.
      — Что-о-о-о? — крикнул Король. — Не особенно высокого, вот как? Бедное невежественное животное! Да знаешь ли ты, на какого Короля ты смотришь?
      — Все короли, в общем, одинаковы, — сказала Кошка.
      — Ничего подобного! — сердито возразил Король. — Я ручаюсь, ты не назовёшь ни одного короля, который знает столько, сколько я! Недаром со всех концов земли съезжаются профессора, чтобы взять у меня получасовую консультацию! Моё собрание Фактов, Сведений и Данных не имеет себе равного в мире! При моём дворе одни только Сливки Общества! Джек — Потрошитель Великанов ухаживает за моим садом! Мои овечьи стада стережёт не кто иной, как Мальчик с пальчик! И в каждом моём пироге ровнёхонько Сорок Семь Сорок! И ты ещё осмеливаешься заявлять, что ты невысокого мнения обо мне? Кто ты такая, чтобы так разговаривать с Королём?!
      — Просто Кошка, — отвечала Кошка. — Четыре лапки, пятый хвост. Ну, и ещё усы.
      — Это я сам вижу! — оборвал её Король. — Внешность для меня не имеет значения! Для меня важно только одно — много ли ты знаешь.
      — О, всё на свете! — спокойно возразила Кошка, облизывая кончик хвоста.
      — Как? — На этот раз Король чуть не подавился от возмущения. — Ну, знаешь ли, таких хвастунов, таких зазнаек я ещё не видал! У меня большая охота отрубить тебе голову!
      — Пожалуйста, — согласилась Кошка. — Но всё в своё время!
      — Она знает всё на свете! Бессовестная тварь! Никто не может знать всё! Не исключая меня!
      — Но исключая кошек, — сказала Кошка. — Все кошки, уверяю вас, знают всё!
      — Отлично! — проворчал Король. — Тебе придётся это доказать! Раз ты такая умная, как говоришь, я задам тебе три вопроса. И мы увидим… то, что увидим!
      И он усмехнулся. Если эта хвастунья будет настаивать на своём, ей придётся за это ответить!
      — Итак, — сказал он, складывая руки на животе, — мой первый вопрос…
      — Минуточку! — спокойно сказала Кошка. — Извините, но я не могу отвечать на ваши вопросы, пока мы не договоримся об условиях. Таких глупых кошек не бывает. Я готова заключить с вами договор. Вы хотите задать мне три вопроса? Отлично! Но потом буду задавать вопросы я. Это будет справедливо, верно? И кто из нас победит, тот и будет править Королевством.
      Удивлённые Придворные снова уронили перья. У Короля глаза от изумления вылезли на лоб. Но он подавил свой гнев.
      — Прекрасно, — сказал он надменно. — Конечно, мы даром потратим время, но так и быть, я принимаю твои условия. Боюсь только, как бы тебе не пришлось об этом пожалеть.
      — Тогда снимите корону и положите её на стол между нами, — распорядилась Кошка.
      Король сорвал корону со своей всклокоченной головы, и драгоценные камни, украшавшие её, сверкнули в лучах солнца.
      — Что ж, надо поскорее покончить с этой чепухой! Мне нужно работать, — сказал он гневно. — Ты готова? Тогда я задаю первый вопрос: пришёл мельник на мельницу, на мельнице — четыре угла, в каждом углу — по четыре мешка, на каждом мешке — по четыре кошки, у каждой кошки — по четыре котёнка. Сколько всего ног?
      — Это очень просто! — улыбнулась Кошка. — Две.
      — Как — две? — возмутился Король. — Сосчитай-ка получше!
      — А что тут считать, — небрежно сказала Кошка. — Ноги только у мельника. А у Кошек, как всем известно, лапки!
      Придворные переглянулись в ужасе. Они никогда не слыхали ничего подобного. Король нахмурился. Он явно не одобрял Кошкиного ответа.
      — Ну ладно! — мрачно сказал он. — Скажи мне вот что: какая разница между верблюдом и железнодорожным носильщиком?
      — Никакой, — мгновенно ответила Кошка. — И тот и другой зарабатывают своим горбом!
      — Стоп-стоп-стоп! — горячо запротестовал Король. — Это совсем не те ответы, которых я ожидал! Нужно быть серьёзнее!
      — Я не знаю, чего вы ожидали, — сказала Кошка. — Это правильные ответы на ваши вопросы, и это вам подтвердит кто угодно. Любая кошка!
      Король сердито щёлкнул языком.
      — Я вижу, вся эта глупость зашла уж слишком далеко! Это уже просто комедия! Фарс! Ну ладно, вот мой третий вопрос — попробуй-ка на него ответить!
      И по выражению лица Короля можно было легко догадаться, что он уверен: на этот раз Кошка попалась! Он величественно вытянул руку и начал:
      — Если двенадцать человек, работая по восемь часов в день, должны выкопать яму глубиной в десять с половиной миль, сколько времени пройдёт — считая и воскресные дни! — прежде чем они положат свои лопаты? Ну, сколько?
      Глаза Короля светились лукавым торжеством. Он уже заранее радовался победе над Кошкой. Но у неё ответ был готов.
      — Три секунды, — сказала она, чуть вильнув хвостом.
      — Три секунды? Ты с ума сошла! Скажи — сколько лет.
      Король даже потёр руки от удовольствия при мысли о том, что Кошка так попала впросак.
      — Повторяю, — сказала Кошка, — три секунды. За это время они, конечно, поймут, что им никогда не вырыть такой ямы, да и рыть её незачем!
      — Смысл вопроса не в этом! — сердито сказал Король.
      — Иначе в нём совсем нет смысла! — сказала Кошка. — А теперь, по-моему, моя очередь спрашивать, — сказала она.
      Король с досадой пожал плечами. Какая-то Кошка осмеливается сидеть на его столе да ещё задавать ему вопросы!
      — Давай, только поживей. Ты и так отняла у меня много времени.
      — Мои вопросы простые и очень короткие, — заверила его Кошка. — Любая кошка ответит на них быстрее, чем пошевелит усами! Будем надеяться, что и у Короля хватит на это ума. Первый вопрос: высоко ли до неба?
      Король удовлетворённо хмыкнул. Это был вопрос как раз в его вкусе, и он улыбнулся с видом превосходства.
      — Ну конечно, — начал он, — это понятие относительное. Если мы будем измерять высоту от уровня моря — результат будет один. Если с вершины горы — другой. И, приняв всё это в расчёт, а также определив широту и долготу, учитывая данные метеорологии, психологии, геологии, топологии и болтологии, а также астрономии и физиономии, статистики, лингвистики, беллетристики и мистики, мы можем…
      — Извините! — перебила его Кошка. — Это не ответ на мой вопрос. Попробуйте ещё раз, пожалуйста. Высоко ли до неба?
      Король выкатил глаза от гнева и удивления. Никто ещё не осмеливался его прерывать!
      — Небо, — пробормотал он, — оно… м-м-м… оно… Ну конечно, я не могу дать ответ в метрах. Думаю, что и никто другой не сможет. Но приблизительно, это будет… м-м-м… э-э-э…
      — Мне нужен точный ответ, — сказала Кошка. Она обвела взглядом уставившихся на неё Придворных. — Может, кто-нибудь здесь, в этом храме науки, ответить на мой вопрос?
      Опасливо глядя на Короля, старый Министр поднял дрожащую руку.
      — Я всегда считал, — робко пролепетал он, — что это немного выше, чем орёл летает. Я, конечно, старый человек и могу ошибаться…
      Кошка хлопнула белоснежными лапками.
      — Нет! Нет! Вы совершенно правы! — сказала она ласково, и её зелёные глаза на мгновение встретились с испуганными глазами старика.
      Король фыркнул в ярости.
      — Чепуха! Белиберда!
      Кошка подняла лапу, призывая к тишине.
      — Ответьте, пожалуйста, на мой второй вопрос. Где бывает самое сладкое молоко?
      Немедленно лицо Короля прояснилось. Он самодовольно ухмыльнулся.
      — Это просто, как дважды два, — сказал он небрежно. — Ответ — конечно, в Сардинии. Там коровы питаются розами и мёдом, и молоко у них сладкое, как сироп. Можно ещё упомянуть Горизонтальные острова, где их кормят только сахарным тростником. Или Грецию. Словом, принимая во внимание…
      — Я не могу ничего принять во внимание, — сказала Кошка, — кроме того, что вы опять не ответили на мой вопрос. Где бывает самое сладкое молоко, о Король?
      — Я знаю! — крикнул юный Паж, оторвавшись на минутку от недолитой чернильницы. — На блюдечке у печки!
      Кошка одобрительно кивнула мальчику и зевнула прямо в лицо Королю.
      — Я думала, вы умнее! — сказала она. — Вы, возможно, и мудрейший из королей, но на мой вопрос опять ответил кто-то другой! Но не беда, не хмурьтесь. — Она заметила, что Король гневно смотрит на Пажа. — У вас есть ещё один шанс остаться победителем, вот мой третий и последний вопрос: что сильнее всего на свете?
      Глаза Короля заблестели. Он погладил бороду своими иссохшими пальцами. На этот раз у него не было никаких сомнений в правильности ответа.
      — Тигр, — начал он неторопливо, — конечно, очень силён. Силён и слон, и лев. Не забудем, о вулканах. И о морских приливах. Сильны, конечно, и лавины, и горные обвалы… И, пожалуй, землетрясения, а может быть…
      — А может быть, и нет, — перебила Кошка. — Итак, кто может сказать, что сильнее всего на свете?
      Она снова обвела взглядом Тронный зал. На этот раз заговорила Королева.
      — Я думаю, — сказала она негромко, — что сильнее всего — терпение. Потому что в конце концов терпение побеждает всё.
      Зелёные кошачьи глаза пристально взглянули на Королеву.
      — Да, это так, — подтвердила Кошка.
      И, обернувшись, она положила лапу на корону.
      — О мудрейший из монархов! — воскликнула она. — Ты несомненно великий учёный, а я всего лишь обычная домашняя кошка. Но я ответила на все твои вопросы, а ты не ответил ни на один. Результат, по-моему, ясен. Корона — моя.
      Король коротко, презрительно засмеялся:
      — Не болтай глупостей! Что ты с ней будешь делать? Ты же не можешь издавать законы и управлять людьми. Ты даже не умеешь читать и писать! Отдать своё королевство кошке? Пусть меня лучше повесят!
      Кошка лукаво улыбнулась.
      — Я вижу, — сказала она, — что при всей своей учёности вы незнакомы со сказками. Иначе бы вы знали, что достаточно отрубить кошке голову — и она окажется заколдованным принцем.
      — Сказки! Вздор! Я думаю о своём Королевстве!
      — Я вынуждена, увы, — сказала Кошка, — напомнить, что ваше Королевство — уже не ваше. Всё, что от вас требуется, — это побыстрее отрубить мне голову. Остальное — не ваше дело, а моё. И, поскольку вам они, видимо, вовсе не нужны, я беру к себе на службу этого мудрого старика — Министра, эту разумную женщину — вашу жену, и способного мальчика — вашего Пажа. Пусть-ка они возьмут шляпы и пойдут со мной. Вчетвером мы прекрасно будем править Королевством.
      — Но что же будет со мной? — закричал Король. — Куда мне идти? Как я буду жить?
      Глаза Кошки сузились.
      — Об этом надо было думать раньше! Большинство людей подумает дважды, прежде чем заключать договор с Кошкой. А теперь обнажите меч, учёный человек! И я надеюсь, что он остёр!
      — Остановитесь! — крикнул Министр и положил руку на эфес королевского меча. Потом он обернулся к Кошке и почтительно поклонился.
      — Сударыня, — сказал он, — выслушайте меня. Да, вы завоевали корону в открытом и честном поединке. И, может быть, вы действительно Принц. Но я должен отклонить ваше предложение. Я честно служил Королю с тех дней, когда я был Пажом при дворе его отца. Сохранит ли он корону или нет, будет по-прежнему Королём или станет простым бродягой — я люблю его и буду ему верен. Я не пойду с вами.
      — Как и я, — сказала Королева, поднимаясь с золотого трона. — Я была с ним рядом, когда он был молод и красив. Я молча тосковала по нём все эти долгие, долгие годы. Мудр он или глуп, богат или нищ — я люблю его и он мне нужен. Я не пойду с вами.
      — Как и я, — сказал маленький Паж и заткнул пробкой бутылку чернил. — Этот дом — мой дом. И Король — это мой король, и мне его жалко. Кроме того, мне нравится наливать чернила. Я не пойду с тобой!
      Кошка улыбнулась странной улыбкой, и её зелёные глаза засияли, когда она взглянула на тех, кто ей отказал.
      — Что ты скажешь на это, о Король? — спросила Кошка, обернувшись к столу.
      Но ответа не последовало. Потому что Король плакал.
      — О мудрец, почему ты плачешь? — спросила Кошка.
      — Потому что мне стыдно! — всхлипнул Король. — Я хвастал своим умом. Я думал, что знаю всё или почти всё. И вот я вижу: старик, женщина и ребёнок гораздо мудрее меня. Не надо меня утешать! — крикнул он, когда Королева и Министр попытались взять его за руки. — Я недостоин этого! Я ничего не знаю! Не знаю даже, кто я!
      Он закрыл лицо руками.
      — Ох, я знаю, что я — Король! — закричал он. — Я знаю, как меня зовут! Но я не знаю — за все эти годы я так и не узнал, — кто же я такой на самом деле!
      — Посмотри на меня — и узнаешь, — сказала Кошка спокойно.
      — Да вв-в-ведь я же смотрел на тебя! — всхлипывал Король в платок.
      — Не по-настоящему, — мягко настаивала Кошка. — Ты только мимоходом поглядел на меня. Ты сам сказал — кошка может смотреть на Короля. Но и Король может посмотреть на кошку. И, если ты посмотришь, ты узнаешь, кто ты такой. Взгляни мне в глаза — и увидишь!
      Король отнял платок от лица и сквозь слёзы поглядел на Кошку. Его глаза встретились с зелёными кошачьими глазами. И оттуда на него глянуло его собственное отражение.
      — Ближе! Ближе! — приказала Кошка.
      Король послушно наклонился к ней.
      И, вглядевшись в бездонные кошачьи зрачки, он увидел, что его отражение начинает изменяться.
      Лицо расправилось и округлилось. Исчезли морщины, щёки зарумянились. Каштановые кудри завились. Седая борода потемнела. Глаза заблестели молодым блеском.
      Король вздрогнул от радости и удивления. Он улыбнулся — и широкоплечий, полный, розовощёкий человек улыбнулся ему с зеркальной поверхности кошачьих зрачков.
      — Батюшки мои! Ведь это же я, я! — закричал Король. — Теперь я наконец знаю, кто я такой! Да я же совсем не мудрец и не учёный! — Он откинул голову и радостно расхохотался. — Хо-хо! Ха-ха-ха! Теперь всё ясно! Никакая я не Мыслящая Личность! Я просто-напросто Весёлый Король!
      Он замахал руками на разинувших рты Придворных.
      — Эй, вы! Уберите все эти перья и бумаги! Порвите кожаные книги! Заройте в землю столы! И если кто-нибудь скажет мне слово «факт», я собственноручно отрублю ему голову! Факт!
      Король снова громко расхохотался и обнял Первого Министра так крепко, что едва не задушил старика.
      — Простите меня, мой верный друг, — крикнул он. — И налейте нам кубки да набейте нам трубки! Да зовите моих Скрипачей-Трубачей! А ты, моя радость, моё счастье, моя голубка, — обратился он к Королеве, — о, дай мне снова свою руку, и я никогда её не отпущу!
      Слёзы счастья побежали по щекам Королевы, и Король нежно отёр их.
      — Мне не нужно небесных звёзд, — шепнул он, — ведь мне светят твои глаза!
      — Извините, если я помешала, но как же насчёт меня? — спросила Кошка.
      — Так ты же получила Королевство! И корону! Чего тебе ещё надо? — нетерпеливо воскликнул Король.
      — Вот ещё! — сказала Кошка. — Очень они мне нужны! Можете их оставить себе! Но, так как кошки не делают ничего даром, у меня будут две небольшие просьбы.
      — Всё, что угодно! — воскликнул Король с царственным жестом. — Всё на свете!
      — Я бы хотела время от времени, — сказала Кошка, — заходить во дворец и навещать…
      — Меня? Пожалуйста! Милости просим! — перебил её Король.
      — … Королеву, — невозмутимо продолжала Кошка.
      — Ах, Королеву! Пожалуйста! В любое время! Ты нам поможешь сладить с мышами.
      — А во-вторых, я прошу, — продолжала Кошка, — ожерелье из голубых и зелёных цветов, которое носит Королева.
      — Бери и носи на здоровье! — весело сказал Король. — Оно, кстати, не особенно дорогое!
      Королева, помедлив, расстегнула замок ожерелья и надела его на Кошку, обернув им всё её пушистое тельце от головы до хвоста.
      А потом она обменялась с Кошкой долгим взглядом, и в этом взгляде были все тайны, которые королевы и кошки хранят в своих сердцах и никогда не выдают никому.
      — Я принимаю каждую вторую пятницу, — сказала Королева, улыбнувшись Кошке.
      — Я приду! — кивнула Кошка.
      И с этими словами она повернулась и пошла к выходу. Хвост её развевался, как знамя, и ожерелье сияло на пушистой белой шёрстке.
      — Минуточку! — крикнул Король, когда Кошка была уже у самой двери. — А вы уверены, что вы действительно заколдованный Принц? И ничего плохого не случилось бы, если бы я отрубил вам голову?
      Кошка обернулась и серьёзно посмотрела на него. Потом она улыбнулась — чуть-чуть насмешливо.
      — В чём можно быть уверенным в этом мире? До свиданья! — сказала она и, блеснув зелёными глазами, выскочила на крыльцо.
      На лужайке она увидела Козу, которая любовалась своим отражением в бассейне у фонтана.
      — Ты кто? — спросила Коза, когда Кошка проходила мимо.
      — Я Кошка, которая смотрела на Короля, — отвечала Кошка.
      — А я, — сказала Коза, вздёрнув голову, — Коза Рогатая, которая идёт за малыми ребятами!
      — Да? — сказала Кошка. — А зачем?
      Коза очень удивилась. Она никогда раньше об этом не думала. И вдруг ей показалось, что действительно совершенно незачем бодать малых ребят! Впервые в жизни она поняла, что занимается просто чепухой.
      — Мн-не-е-е… — сказала она растерянно, — мне-е-е кажется, я и сама не знаю, зачем!
      И она отошла в сторонку, чтобы хорошенько обдумать своё поведение.
      На дорожке Кошка встретила большую Курицу, которая хлопала крыльями и кудахтала.
      — Я Курица, которая несёт золотые яйца! — гордо прокудахтала она.
      — Правда? — спросила Кошка. — А где же твои цыплята?
      — Цыплята? — переспросила Курица, побледнев. — Ай-ай-ай, ведь у меня и правда нет цыплят! Теперь я поняла, чего мне всегда не хватало!
      И она поспешила в курятник — поскорее снести простое яичко.
      Плюх! Кто-то шлёпнулся на дорожку перед самым Кошкиным носом.
      — Я Жаба, которая прыгала, скакала! — важно квакнула она.
      — А попала в Царский дом? — сказала Кошка. — Я думаю, тебе всё же лучше было попасть в Болото!
      — Квак! Ох, квак, это верно! — призналась жаба. — Кажется, я действительно дала маху!
      Но Кошка, уже прошла дальше, помахивая поднятым хвостом, и её сине-зелёное ожерелье так и сияло на солнце.
      Все, кто встретился с Кошкой, были счастливы, потому что они зажили по-новому. Коза, Курица и Жаба были счастливы потому, что они перестали заниматься чепухой; Придворные — потому, что они теперь весь день танцевали под музыку скрипачей и трубачей; Король — потому, что он больше ни о чём не думал. А Королева была счастлива по очень серьёзной причине — потому, что счастлив был Король.
      И маленький Паж тоже был счастлив: он мог теперь сколько хочешь переливать чернила из бутылки в чернильницу и обратно и даже сажать кляксы — никто ему этого не запрещал.
      Но счастливей всех был старый Министр.
      Он написал Королевский Указ, и Король подписал его: чтобы по всей стране устроили пир на весь мир, и построили карусели и колёса смеха, и катались на них, и жили припеваючи. И не ссорились никогда!
      А после этого старый Министр мог с чистой совестью отдохнуть от трудов праведных; и он провёл остаток своих дней, сидя на солнышке в качалке и не делая ровным счётом ничего…
      А Кошка — Кошка так и бродит по свету в своём ожерелье и порой заглядывает людям в глаза. И тот, кто честно ответит на её взгляд, узнает, кто он такой.

* * *

      Голос рассказчицы смолк, и в детской слышалось только тиканье стенных часов.
      И вдруг Мэри Поппинс вздрогнула, словно проснувшись, и напустилась на ребят:
      — Почему вы до сих пор не в постели, хотела бы я знать! Майкл, у тебя ведь, кажется, болели зубы? Джейн! Нечего таращить на меня глаза, я не дрессированный медведь!
      Майкл с писком бросился в постель. Но Джейн не шевельнулась.
      — Интересно, а кто я такая? — прошептала она, словно про себя.
      — Я-то знаю, кто я! — гордо сказал Майкл. — Я Майкл Джордж Бэнкс! И ни у какой Кошки не буду спрашивать!
      — Он у нас вообще всё знает! Мистер Умник-Разумник! — презрительно улыбнулась Мэри Поппинс.
      — Вот как только она вернётся, — медленно проговорила Джейн, — я сразу посмотрю ей прямо в её зелёные глаза.
      — Посмотри лучше на своё чёрное лицо и умойся перед ужином! — Мэри Поппинс, по обыкновению, фыркнула.
      — А может, она совсем не придёт? — предположил Майкл. «Кошка, которая смотрела на Короля, вряд ли захочет сидеть всю жизнь на каминной полке», — думал он.
      — Откуда я знаю! — огрызнулась Мэри Поппинс. — Я не справочное бюро!
      — Но ведь эту Кошку подарили Майклу, — начала было Джейн, как вдруг внизу раздался голос миссис Бэнкс.
      — Мэри Поппинс! Не могли бы вы спуститься на минутку?
      Ребята переглянулись. Мамин голос звучал очень испуганно.
      Как только Мэри Поппинс выбежала из детской, Джейн с Майклом осторожно прокрались на лестничную площадку.
      Внизу, в прихожей, мистер Бэнкс валялся в кресле. Перепуганная миссис Бэнкс то гладила его по голове, то подносила ему стакан с водой.
      — Он, видимо, перенёс какое-то потрясение! — объяснила она Мэри Поппинс. — Джордж, Джордж, ну скажи нам, что случилось? В чём дело?
      — Нервы не выдержали! — сказал мистер Бэнкс, подняв побледневшее лицо. — Вот в чём дело. Я переутомился. Мне мерещатся всякие ужасы.
      — Какие ужасы? — вскрикнула миссис Бэнкс.
      Мистер Бэнкс отпил глоток воды.
      — Только я вошёл в переулок, как вдруг, — начал он с дрожью в голосе и закрыл глаза, — как вдруг я увидел его прямо у нашей калитки!
      — Кого — его? — закричала миссис Бэнкс.
      — Белого зверя. Что-то вроде леопарда. И весь он был усеян незабудками. А когда я подошёл к калитке, он… он… посмотрел на меня. Страшными зелёными глазами. Прямо мне в глаза! Потом он кивнул и… и… и сказал: «Добрый вечер, Бэнкс!» — и побежал по дорожке.
      — Да ведь… — начала было миссис Бэнкс.
      Мистер Бэнкс остановил её, подняв руку:
      — Я знаю, что ты хочешь сказать. Все леопарды сидят в Зоопарке, и на них не бывает незабудок, и так далее. Я сам всё это прекрасно знаю. И понимаю, что никакого зверя на самом деле не было. Вот это как раз и доказывает, что я серьёзно болен. Ты бы лучше вызвала доктора Симпсона.
      Миссис Бэнкс кинулась к телефону.
      И тут с лестничной площадки донеслись звуки, похожие на икоту.
      — Что у вас там случилось? — спросил мистер Бэнкс умирающим голосом.
      Но Джейн с Майклом не могли произнести ни слова. Их одолел припадок бешеного хохота. Они задыхались, и захлёбывались, и катались по полу.
      И не без причины. В то самое время, когда мистер Бэнкс рассказывал о том, что его напугало, в окне детской появилась белая фигура. Она неслышно спрыгнула с подоконника на пол, а оттуда вскочила на каминную полку. И там она теперь сидела, подвернув хвост и прижав усы, вся усеянная маленькими голубыми и зелёными цветочками, — фарфоровая кошечка Майкла…
      — Да-а, таких бесчувственных, бессердечных детей я никогда не видел, — сказал мистер Бэнкс с обидой, сердито глядя на ребят.
      Но они расхохотались ещё громче. И они хихикали, и давились, и икали от смеха до тех пор, пока Мэри Поппинс не повернула голову и не взглянула на них.
      Тут наступила тишина. Даже икота у ребят прошла. Это был такой свирепый взгляд, что кому угодно стало бы не до смеха…

      — Мэри Поппинс! — начала миссис Бэнкс, влетая в детскую. — Мэри Поппинс, не могли бы вы кое-что купить во время прогулки? — и она робко улыбнулась, словно побаивалась отказа.
      Мэри Поппинс, сушившая у огня кофточки новой сестрички — Аннабел… повернулась к миссис Бэнкс.
      — Может быть, — сказала она не слишком приветливо.
      — Да, понимаю, — сказала миссис Бэнкс ещё более робким тоном.
      — А может быть и нет, — продолжала Мэри Поппинс, тщательно вытряхивая шерстяную кофточку Аннабел и вешая её на каминную решётку.
      — Хорошо. Если у вас найдётся время — вот список и вот деньги. Фунт стерлингов. И, если останется сдача, можете её истратить.
      Миссис Бэнкс положила то и другое на комод. Мэри Поппинс ничего не сказала. Она только хмыкнула.
      — Ах да! — вдруг вспомнила миссис Бэнкс. — Близнецам придётся сегодня идти пешком. Робертсон Эй сел сегодня утром в коляску — он принял её за кресло, — и теперь её надо отдавать в починку. Вы справитесь без неё? И ещё с Аннабел на руках!
      Мэри Поппинс открыла рот — и тут же захлопнула его.
      — Я, — сказала она резко, — могу справиться со всем, решительно со всем на свете. И даже больше. Если захочу.
      — Знаю, знаю! — залепетала миссис Бэнкс, бочком подвигаясь к двери. — Вы подлинное сокровище. Неоценимое и сказочное, и я уж не знаю, какое сокровище и совершенство во всех отно…
      Все эти комплименты она договаривала уже на лестнице.
      — И всё-таки… и всё-таки иногда мне хочется, чтобы она не была таким Совершенством, — пожаловалась миссис Бэнкс портрету своей прабабушки, вытирая пыль в столовой. — При ней я себя чувствую маленькой и глупенькой! Словно я опять становлюсь девочкой! А я не девочка! — Миссис Бэнкс вздёрнула голову и смахнула пылинки с фарфоровой коровы. — Я важная особа — мать пятерых детей! А она это забывает!
      Она продолжала вытирать пыль, думая обо всём, что она хотела бы высказать Мэри Поппинс, но в то же время зная, что никогда на это не осмелится.
      Мэри Поппинс положила список покупок и фунт стерлингов в сумочку. В мгновение ока она уже приколола шляпку и вылетела из дома с Аннабел на руках. Майкл и Джейн, держа за руки Близнецов, еле поспевали за ней.
      — Ноги в руки, пожалуйста! — скомандовала она строго, обернувшись к ним.
      Ребята ускорили шаг, волоча Близнецов за собой. Подмётки Джона и Барби шаркали по асфальту, руки несчастных Близнецов чуть не отрывались, но Джейн и Майкла это мало волновало. Они думали только о том, как бы не отстать от Мэри Поппинс. А главное — о том, что она сделает со сдачей…
      — Две пачки свечей, четыре фунта риса, три фунта постного сахара, шесть фунтов рафинада, две банки томата, посудный ёжик, пару рабочих перчаток, полпалочки сургуча, пакет муки, зажигалку, две коробки спичек, две головки цветной капусты и пучок ревеня! — огласила свой список Мэри Поппинс, влетев в первую лавочку за углом.
      — Мешок рабочих перчаток, — повторил Бакалейщик, нервно облизывая не тот конец карандашного огрызка.
      — Муки, я сказала! — сурово напомнила ему Мэри Поппинс.
      Бакалейщик покраснел как маков цвет.
      — Ах, извините! Я нечаянно! Хорошая погода, правда?.. Да-да. Я ошибся. Значит, пакет пер… м-м-м-муки.
      Он поспешно писал.
      — Две коробки ёжиков…
      — Спичек! — процедила Мэри Поппинс.
      У Бакалейщика затряслись руки.
      — Ох, простите! Это, наверно, карандаш виноват — он всё время пишет не то! Надо купить новый. Спичек, конечно же! И ещё вы сказали?..
      Он поднял глаза и тут же опустил их, уставившись на карандашный огрызок.
      Мэри Поппинс развернула список и снова раздражённо прочитала его вслух.
      — Очень жаль, — сказал Бакалейщик, когда она дошла до конца, — но ревеня, к сожалению, нет. Может быть, возьмёте черносливу?
      — Ни в коем случае! Пакет саго!
      — Ой, Мэри Поппинс, не надо, не надо саго! Мы ели его на прошлой неделе, — запротестовал Майкл.
      Она только бросила взгляд на него, затем на Бакалейщика — и оба поняли, что надежды нет. Саго будет.
      Бакалейщик, покраснев ещё сильнее, пошёл его отвешивать.
      — Так совсем нисколько сдачи не останется, — шепнула Джейн, с неприязнью глядя на груду покупок, загромоздившую весь прилавок.
      — Да, может, на десяток прозрачных, и всё! — печально согласился Майкл, глядя, как Мэри Поппинс достаёт из сумочки фунт стерлингов.
      — Спасибо, — сказала она, когда Бакалейщик подал ей сдачу.
      — Вам спасибо! — вежливо ответил он и поставил локти на прилавок, улыбаясь, по его мнению, приятно. — А погодка-то — красота! — продолжал он таким тоном, словно это было его рук дело.
      — Нужен дождь! — отрезала Мэри Поппинс, одновременно захлопывая сумочку и рот.
      — Правильно! — поспешно согласился Бакалейщик. Он изо всех сил старался угодить. — Что лучше дождичка!
      — Наоборот! — буркнула Мэри Поппинс.
      У Бакалейщика вытянулось лицо. Что бы он ни сказал — всё было не то…
      — Надеюсь, мисс, — сказал он, любезно распахивая дверь перед Мэри Поппинс, — вы к нам ещё заглянете?
      — Всего хорошего! — Мэри Поппинс уже вылетела из лавочки.
      Бакалейщик вздохнул.
      — Минутку, — сказал он ребятам, торопливо шаря в ящике. — Держите. Никого не хотел обидеть, ей-богу. Хотел только угодить!
      В протянутую ладошку Джейн он сунул два шоколадных батона, три дал Майклу.
      — По одному вам всем, а один — ей! — Он кивнул головой в сторону удалявшейся фигуры Мэри Поппинс.
      Ребята поблагодарили и бросились догонять Мэри Поппинс, на ходу посасывая шоколадки.
      — Что это ты жуёшь? — спросила Мэри Поппинс Майкла, у которого губы уже были обведены тёмной каймой.
      — Шоколадки. Нам Бакалейщик дал. А вот эту — вам.
      Он подал ей последний батончик. Очень липкий.
      — Какой нахал! — сказала Мэри Поппинс, но приняла шоколадку и мгновенно съела её — видимо, не без удовольствия.
      — Много сдачи осталось? — встревоженно спросил Майкл.
      — Там видно будет.
      Она вбежала в аптеку и появилась оттуда с куском мыла, пачкой горчичников и тюбиком зубной пасты. Джейн с Майклом тяжело вздохнули. Они понимали, что фунт стерлингов тает на глазах…
      — А теперь — в кондитерскую! — сказала Мэри Поппинс, заглянув в список, и скрылась за дверью.
      Сквозь стекло витрины им было видно, как она показывает на миндальные пирожные. Продавец вручил ей большой пакет.
      — Наверно, целую дюжину купила! — грустно сказала Джейн.
      В любой другой день они бы, конечно, пришли в восторг при виде такой покупки, но сегодня они всей душой желали, чтобы на свете совсем не было пирожных!
      — А теперь куда? — спросил Майкл, прыгая на одной ножке — так ему хотелось узнать, осталась ли сдача от фунта стерлингов или нет.
      Он, конечно, понимал, что остаться ничего не могло, и всё-таки надеялся.
      — Домой! — сказала Мэри Поппинс.
      Ребята повесили носы.
      Значит, ничего, совсем ничего не осталось!..
      Им очень хотелось задать решающий вопрос, но на лице навьюченной покупками Мэри Поппинс было такое выражение, что они не осмеливались. Прижимая к груди пакеты, свёртки и Аннабел, она неслась вперёд. Разочарованные, обманутые в лучших ожиданиях, ребята плелись за ней, с трудом волоча ноги. Они ей этого никогда не простят!
      — Мы куда-то не туда идём! — хныкнул Майкл. — Домой не сюда!
      — С каких это пор парк нам не по дороге? — яростно обернулась к нему Мэри Поппинс.
      — Да-а, но ведь…
      — В парке не один вход, с вашего разрешения! И дорога домой тоже не одна! — назидательно сообщила Мэри Поппинс.
      Они ещё никогда не бывали в этой стороне парка. А тут было так хорошо! Солнце ласково грело. Высокие деревья, клонясь над оградой, шелестели листвой. Два воробья подрались на ветке из-за соломинки. Пушистая белка запрыгала по каменной балюстраде и уселась на задние лапки, выпрашивая орешков.
      Но сегодня ребят это не радовало. И даже не интересовало. Джейн и Майкл думали об одном: Мэри Поппинс истратила все деньги на бесполезные вещи и ничего не осталось на дело.
      Наконец они подошли к высокой каменной арке, украшенной барельефами льва и единорога. А под аркой сидела старая-престарая женщина с морщинистым, словно грецкий орех, лицом. На коленях у неё был поднос, наполненный словно бы разноцветными резиновыми ленточками, а над её головой, крепко привязанная к парковой ограде, колыхалась в воздухе огромная гроздь воздушных шаров!
      — Шарики! Шарики! — закричала Джейн.
      И, вырвав руку из липких пальчиков Джона, она кинулась бегом к Старушке. Майкл вприпрыжку пустился за ней, бросив Барби на произвол судьбы посреди дороги.
      — Ну, мои утяточки! — сказала Старушка с шарами старческим, надтреснутым голосом. — Какой на вас смотрит? Какой возьмёте? Выбирайте, не спешите!
      Наклонившись вперёд, она потрясла перед ними своим подносом.
      — Мы только посмотреть! — объяснила Джейн. — У нас денег нет.
      Старушка огорчённо прищёлкнула языком.
      — Что за удовольствие — смотреть на воздушный шарик! Шарик надо держать, надо шарик чувствовать, надо с шариком познакомиться! А только поглядеть — что тут хорошего?
      Джейн и Майкл растерянно смотрели на Старушку. Конечно, она была права! Но что им было делать?
      — Когда я была девочкой, — продолжала Старушка, раскачиваясь на табуретке, — люди по-настоящему понимали в воздушных шарах! Они не приходили только посмотреть — они их брали! Да, брали! Ни один человек не выходил из этих ворот без шарика. О ребятах и говорить нечего. Да, да! Грех было обижаться!
      Обернувшись, она любовно посмотрела на колыхающиеся в воздухе шары.
      — Ах вы мои голубчики! — пропела она. — Никто в вас теперь не понимает, кроме меня, старухи! Вышли вы из моды! Никому-то вы не нужны!
      — Нам очень нужен шарик! — настаивал Майкл. — Только у нас нет денег. Она истратила весь фунт стерлингов на…
      — Кто это «она», разрешите спросить? — прозвучал сзади вопрос над самым его ухом.
      Майкл обернулся и покраснел.
      — Я… м-м-м… хотел сказать, что вы… м-м-м, — забормотал он.
      — Выражайся повежливей о старших! — сказала Мэри Поппинс и, протянув руку через плечо Майкла, положила на поднос Старушки серебряную монету.
      Майкл не поверил своим глазам.
      «Значит, сдача всё-таки осталась», — подумала Джейн, и ей стало стыдно, что она так сердилась на Мэри Поппинс.
      Глаза Старушки заблестели. Она схватила монету и залюбовалась ею.
      — Как блестит-то! Как сияет! — закричала она. — Давно я ни одной такой не видела — с тех пор как была девочкой! — Она наклонила голову к Мэри Поппинс. — Вам нужны шарики, моя красавица?
      — Будьте так добры! — сказала Мэри Поппинс чрезвычайно учтиво.
      — Сколько прикажете, деточка, сколько прикажете?
      — Четыре!
      Джейн и Майкл, чуть не лопаясь от радости, бросились обнимать Мэри Поппинс.
      — Ой, Мэри Поппинс, правда? Каждому? Всем по шарику? Правда? Правда?
      — Надеюсь, я всегда говорю правду, — строго ответила она, но вид у неё был очень довольный.
      Ребята подскочили к подносу и принялись ворошить резинки. Старушка, сунув монетку в карман своей юбки и любовно похлопав по нему, стала помогать ребятам.
      — Выбирайте получше, мои утяточки, — приговаривала она. — Не забудьте: шарик шарику рознь! Выбирайте, не спешите! Иной возьмёт не тот шарик — и вся жизнь у него пойдёт кувырком!
      — Я вот этот хочу! — сказал Майкл. Он выбрал жёлтый шарик с красными крапинками.
      — Сейчас проверим, подходящий ты выбрал или нет! — сказала Старушка. — Дай-ка мы его надуем!
      Она взяла резинку у Майкла и поднесла к губам. Фффух! Готово! Прямо трудно было поверить, что у такой крошечной старушки такое могучее дыхание. Большой жёлтый шар с аккуратными красными крапинками запрыгал на верёвочке в воздухе.
      — Смотрите, смотрите! — крикнул Майкл. — Что на нём написано!
      И действительно, крапинки оказались буквами! На жёлтом шаре были чётко выведены два слова: Майкл Бэнкс!
      — Ага! — хихикнула Старушка. — Что я говорила? Ты выбирал — не спешил. И выбрал правильно!
      — Поглядите, а я? — сказала Джейн, протягивая Старушке сморщенный голубой шарик.
      Старушка дунула — и на большом голубом, как глобус, шаре показались большие белые буквы: Джейн Кэролайн Бэнкс!
      — Это твоё имя, утёночек? — спросила Старушка.
      Джейн только кивнула.
      Старушка снова тихонько хихикнула, когда Джейн, взяв шар, отошла в сторону.
      — Мне! Мне! — наперебой кричали Джон с Барби, шаря пухлыми ручонками по подносу.
      Джон вытащил розовый, и, надув шар, Старушка снова засмеялась. На нём можно было прочитать: «Джону и Барби Бэнкс — один на двоих, потому что они Двойняшки!»
      — Ничего не понимаю! — сказала Джейн. — Откуда вы знаете, как нас зовут? Вы ведь нас раньше не видели!
      — Ах, мой утёночек, я же вам говорила: шарик шарику рознь! А эти шарики совсем особенные!
      — Но ведь это вы на них всё написали? — сказал Майкл.
      — Я? — хихикнула Старушка. — И не думала!
      — А кто же тогда?
      — Спроси что-нибудь полегче, утёночек! Я одно знаю — написано, и всё тут. Для каждого человека на свете есть подходящий шарик, лишь бы он умел его выбрать!
      — И для Мэри Поппинс тоже? — не отставал Майкл.
      Старушка с шарами наклонила голову набок и посмотрела на Мэри Поппинс, загадочно улыбаясь.
      — А вот увидим. — Она покачалась на табуретке. — Пусть сама выберет. Она-то не промахнётся!
      Мэри Поппинс гордо хмыкнула. На секунду её рука задержалась над подносом, потом опустилась и взяла красный шар. Мэри Поппинс вытянула руку, и, к изумлению ребят, шар стал надуваться сам собой. Он рос, и рос, и рос и скоро стал размером с шарик Майкла.
      Но на этом он не остановился. Он продолжал раздуваться, пока не стал в три раза больше любого воздушного шара. И на нём горела надпись золотыми буквами:

      МЭРИ ПОППИНС!

      Красный шар подлетел к Старушке; она привязала к нему нитку и, хихикнув, вернула его Мэри Поппинс.
      И все четыре шара разом заплясали в воздухе. Они тянули и дёргали свои нитки, словно хотели освободиться и улететь в небеса. Налетевший ветер заставлял их кланяться на все четыре стороны света — на юг и на север, на запад и на восток…
      — Да, шарик шарику рознь, мои утяточки! Для каждого найдётся подходящий, лишь бы человек умел выбрать! — весело прокричала Старушка.
      В этот момент в воротах показался Пожилой Джентльмен в цилиндре. Он тоже увидел воздушные шары. Пожилой Джентльмен так и подскочил. И кинулся к Старушке с шариками.
      — Почём они? — спросил он, позванивая мелочью в кармане.
      — Семь с половиной! Выбирайте, не спешите, мой утёночек!
      Пожилой Джентльмен выбрал коричневый шар. Когда Старушка надула шарик, на нём появилась надпись зелёными буквами: «Вильям Везеролл Вилкинс».
      — Боже милостивый! — сказал Пожилой Джентльмен. — Боже милостивый, это моё имя!
      — Хорошо выбрал, мой утёночек! Шарик шарику рознь! — сказала Старушка.
      Пожилой Джентльмен не сводил глаз со своего воздушного шара.
      — Поразительно! — сказал он и громко высморкался. — Сорок лет назад, мальчишкой, я хотел купить здесь шарик. Но мне не позволили. Сказали, что я не заслужил! И сорок лет этот шарик меня ждал! Совершенно поразительно!
      Он двинулся вперёд и налетел на столб, так как не сводил глаз со своего шарика.
      И вдруг ребята, с интересом провожавшие его взглядом, увидели, что он взлетел!
      — Глядите, глядите! — закричал Майкл.
      Но в эту самую минуту его собственный шар сильно дёрнул нитку, и Майкл почувствовал, что его ноги отрываются от земли.
      — Ой, ой! Вот здорово! Мой тоже! — завопил он.
      — Шарик шарику рознь, мои утяточки! — сказала Старушка с шарами и захихикала, глядя, как Близнецы, уцепившись за нитку своего общего шара, тоже поднялись в воздух.
      — Лечу, лечу! — закричала Джейн, тоже взлетая.
      — Домой, пожалуйста! — сказала Мэри Поппинс.
      Немедленно красный шар рванулся — ввысь и вперёд, увлекая за собой Мэри Поппинс. Она то подпрыгивала, то опускалась, крепко держа Аннабел и свёртки. Шляпка аккуратно сидела на ней, волосы были аккуратно причёсаны, ноги ступали по воздуху так же уверенно, как обычно ступали они по земле. Джейн, Майкл и Близнецы, подпрыгивая в воздухе вместе со своими шариками, следовали за ней.
      — О! О! О! — кричала Джейн, пролетая мимо старого вяза. — Какая прелесть!
      — Я как будто сам из воздуха! — сказал Майкл, налетев на спинку скамейки и легко отлетая в сторону. — Вот это называется гулять!
      — И-и-и-и! — пищали Близнецы, подпрыгивая и толкаясь.
      — За мной, и, пожалуйста, не отставать! — сказала Мэри Поппинс, оглядываясь через плечо с таким свирепым видом, словно они спокойно шествовали по земле, а не летели по воздуху на шариках.
 
      На углу Липовой аллеи, когда они почти догнали значительно опередившего их Пожилого Джентльмена, Майкл обернулся.
      — Джейн! Гляди! — закричал он. — Гляди! У всех шары!
      Она тоже оглянулась. Вдалеке покачивалась в воздухе целая группа людей.
      — И мороженщик там! — закричала она. Засмотревшись, она чуть не стукнулась о какую-то статую.
      — Ага! И трубочист тоже! А вон там — видишь? — мисс Ларк!
      И действительно, над газоном колыхалась знакомая фигура в шляпке и перчатках.
      Впереди неё, держа верёвки своих шаров в зубах, летели Эдуард и Варфоломей. С очень довольным видом все трое пересекли дорожку под вязами и скрылись за фонтаном.
      — Свистать всех наверх! Лопни моя селезёнка! Дорогу, салаги! Дорогу Адмиралу! — прогремел знакомый, просолённый морем голос, и Адмирал Бум с супругой важно проплыли мимо ребят на огромном белом шаре. — Держись подветренной стороны! Так держать! Крюйсели и бом-брамсели! — весело крикнул Адмирал, ловко обогнув огромный дуб.
      Люди и шары толпились всё теснее. В воздухе трудно было найти свободное местечко, но Мэри Поппинс уверенно прокладывала себе дорогу, и ребята изо всех сил старались поспеть за ней.
      — О боже! О боже! Мой шар не взлетает! — прозвучал чей-то голос под самым локтем Джейн.
      На дорожке стояла старомодно одетая дама — в шляпке с пером и в страусовом боа. У её ног бессильно лежал лиловый шар, на котором было выведено золотыми буквами: «Премьер-министр».
      — Что мне делать? — чуть не плакала она. — Старушка у входа сказала мне: «Выбирай, не спеши, утёночек!» Я выбрала — и мне попался чужой шарик! Я же не премьер-министр!
      — Простите, а я как раз — он! — сказал высокий мужчина, очень элегантно одетый и с зонтиком, подходя к ней.
      Дама повернулась к нему:
      — О, тогда это ваш шарик! А у вас, вероятно, мой!
      Премьер-министр показал ей свой шарик. Конечно! На нём была надпись: «Леди Мюриель Брайтон-Джонс».
      — Так и есть! Давайте поменяемся! — воскликнула она и, схватив шарик Премьер-министра, отдала ему свой.
      Немедленно оба поднялись в воздух и полетели среди деревьев, беседуя на лету.
      — Вы женаты? — спросила леди Мюриель как раз в ту минуту, когда они пролетали мимо Джейн с Майклом.
      И Премьер-министр ответил:
      — Нет! Никак не удаётся найти подходящую леди средних лет — не слишком молодую, не слишком старую — и с весёлым характером. Сам-то я очень серьёзен.
      — Может быть, я подойду? — сказала леди Мюриель Брайтон-Джонс. — Я ужасная хохотушка!
      — Думаю, вы отлично подойдёте! — сказал Премьер-министр, и, рука об руку, они скрылись в весёлой воздушной толпе.
      А толпа была немалая. Джейн с Майклом, летя вприпрыжку за Мэри Поппинс, то и дело на кого-то натыкались. Ведь у всех были шары, купленные у Старушки, и весь воздух в парке словно кипел.
      Вот пронёсся высокий мужчина с длинными усами, в синем мундире и в каске. На его шаре была надпись: «Инспектор полиции»; шар, обозначенный «Лорд-мэр», волочил совсем шарообразного толстяка в треуголке, красной длинной мантии и с большой медной цепью на шее…
      — Проходите, проходите, пожалуйста! Не торопитесь! Соблюдайте правила! Бросайте мусор в урны!
      Сторож на маленьком, вишнёвого цвета шарике с надписью «Ф. Смит» с трудом протискивался сквозь толпу, не переставая выкрикивать свои обычные приказания.
      — Собаки допускаются только на поводке! Не курить! Не толпиться! Соблюдайте правила! — кричал он до хрипоты.
      — Где же Мэри Поппинс? — спросил Майкл, подлетая к Джейн.
      — Вон она! Видишь? — Джейн показала вперёд, где самый большой из всех шаров плавно нёс чинную и прямую Мэри Поппинс.
      — Шарик шарику рознь, мои утяточки! — прокричал сзади старческий голос.
      Обернувшись, они увидели Старушку.
      Поднос её был пуст, и у неё не осталось ни одного шара в руках, но, несмотря на это, она летела, словно её несли сотни невидимых воздушных шаров.
      — Всё распродала! — проскрипела она, пролетая мимо ребят. — Да, для каждого нашёлся шарик! И все выбирали — не спешили! Шарик шарику рознь! А у меня ни одного не осталось!
      Она пронеслась, весело позванивая мелочью, и ребята долго смотрели вслед маленькой, высохшей фигурке, обгонявшей на лету и Лорд-мэра, и Премьер-министра, и многих, многих, — смотрели, пока она не скрылась из виду.
      — Шарик шарику рознь, мои утяточки! — чуть слышно донеслось до них в последний раз.
      Калитка Дома Номер Семнадцать была открыта, входная дверь — распахнута настежь. Мэри Поппинс, изящно колыхаясь, прямая как струнка, влетела в прихожую и взмыла над лестницей. Ребята, толкаясь и подпрыгивая, ввалились следом. Подлетев к двери детской, они приземлились с топотом и шумом. Мэри Поппинс плавно снизилась и опустилась на пол беззвучно.
      — Ой, какой был расчудесный день! Прелесть и прелесть! — сказала Джейн, бросаясь обнимать Мэри Поппинс.
      — Ну, про тебя этого сейчас не скажешь! Причешись, пожалуйста! Не люблю пугал! — сухо сказала Мэри Поппинс.
      — Я сейчас сам как воздушный шарик! — весело крикнул Майкл. — Легче перышка и пуха! Вроде феи!
      — Вроде трубочиста! — буркнула Мэри Поппинс. — Иди умойся!
      Когда они вернулись, умытые и причёсанные, все четыре воздушных шарика отдыхали на потолке: жёлтый шар Майкла, голубой — Джейн, розовый — Близнецов и красный шар Мэри Поппинс. Нитки были аккуратно привязаны к крючку, на котором висела картинка над камином. Шары не шевелились. Лёгкие и яркие, они, казалось, спали.
      — Интересно! — сказал Майкл негромко, словно про себя.
      — Что тебе интересно? — спросила Мэри Поппинс, разбирая покупки.
      — Интересно, случилось бы всё это, если бы вас с нами не было?
      Мэри Поппинс хмыкнула.
      — А мне интересно, когда ты перестанешь интересоваться тем, что тебя не касается?
      Этим Майклу и пришлось удовлетвориться.

      — И не забудь купить мне вечернюю газету! — сказала миссис Бэнкс, поцеловав Джейн на прощанье и вручая ей два пенса.
      Майкл укоризненно посмотрел на свою маму.
      — А больше ты нам ничего не дашь? — спросил он. — А что же будет, если нам встретится мороженщик?
      — Ну, так и быть, — сказала миссис Бэнкс нерешительно. — Вот вам ещё шесть пенсов. Но, по-моему, дети, мы вас слишком балуем! Когда я была девочкой, я не ела мороженого каждый день!
      — Наверно, ты его не заслуживала, мама, — наставительно сказал Майкл.
      И он поскорее спрятал монету в карман своей матроски.
      — Слушай, на мороженое хватит четырёх пенсов, — сказала Джейн. — Купим ещё «Развесёлые картинки», ладно?
      — С дороги, мисс, будьте любезны! — произнёс знакомый голос за её спиной.
      Подтянутая и изящная, вся словно с модной картинки, по лестнице спускалась Мэри Поппинс с Аннабел на руках. Она уложила её в коляску и двинулась к выходу.
      — А ну, живо марш в парк! — скомандовала она. — И не копаться!
      Джейн с Майклом кубарем полетели по дорожке, Джон с Барби — за ними.
      Солнце раскинулось над Вишнёвым переулком, словно гигантский сияющий зонтик. Дрозды и пеночки пели на деревьях. На углу Адмирал Бум прилежно подстригал свой газон.
      Издалека доносились звуки весёлого марша. В парке играл военный оркестр. По аллеям гуляли цветные зонтики, а под ними семенили дамы и сплетничали обо всём на свете.
      Парковый сторож в летней форме — голубой тужурке с красным кантом на рукаве — расхаживал по газонам и зорко наблюдал за всем и за всеми.
      — Не нарушать правил! По газонам не ходить! Бросать мусор в урны! — возглашал он.
      Мэри Поппинс и ребята прошли мимо него и свернули в Липовую аллею.
      — В парке не сорить! — прокричал сторож.
      — Не сорите словами! — отбрила она его, высокомерно вздёрнув голову.
      Он снял свою фуражку и стал ею обмахиваться, глядя вслед Мэри Поппинс. И по её улыбке можно было догадаться, что она знает, что сторож смотрит ей вслед. Как же иначе, думала она про себя: ведь сегодня на ней новый белый жакет с розовым воротничком, и розовым поясом, и четырьмя розовыми пуговками!
      — А куда мы сегодня пойдём? — спросил Майкл.
      — Там видно будет! — недовольным тоном ответила она.
      — Я же только хотел спросить! — возразил Майкл.
      — Не хоти! — посоветовала она, угрожающе фыркнув.
      — Она мне слова сказать не даёт! — потихоньку пожаловался он Джейн. — Я когда-нибудь стану немым, и тогда она пожалеет!
      Они молча трусили, стараясь поспеть за ней. Солнце жарило вовсю, а Мэри Поппинс гнала коляску так, словно участвовала в скачках с препятствиями.
      — Сюда, пожалуйста! — скомандовала она вскоре, поворачивая коляску вправо.
      И ребята поняли, куда они идут. Потому что эта маленькая дорожка вела прямо к пруду.
      Там, в стороне от тенистых аллей, сверкала водная гладь. Она радостно искрилась в сетке солнечных лучей, и сердца ребят забились быстрее.
      Они помчались к пруду.
      — Я сделаю корабль, и мы поплывём в Африку! — крикнул Майкл, забыв о своих огорчениях.
      — А я буду рыбу ловить! — откликнулась Джейн, обгоняя его галопом.
      Вприпрыжку, смеясь и размахивая шапочками, они подбежали к воде. Вокруг пруда были расставлены запылённые зелёные скамейки, терпеливо ожидавшие тех, кто захочет на них посидеть. У берегов плавали, крякая, утки, выпрашивая хлебные крошки.
      А на том берегу пруда стояла старинная мраморная статуя: Мальчик с Дельфином. На фоне неба и воды она казалась ослепительно белой. Но кончик носа у Мальчика был отбит, и трещинка, как чёрный шрам, была у него на ноге, на мизинце левой руки не хватало сустава и все пальцы на ногах потрескались.
      Он стоял на высоком пьедестале, обнимая за шею Дельфина, склонив к воде голову с мраморными кудрями, и задумчиво глядел вниз большими мраморными глазами.
      И на пьедестале выцветшими, когда-то золотыми буквами было написано его имя — Нелей.
      — Какой он сегодня весёлый! — шепнула Джейн, зажмурясь от яркого света.
      И именно в эту минуту она заметила Пожилого Джентльмена.
      Пожилой Джентльмен сидел у самого подножия статуи, читая книгу с помощью большой лупы. Лысая его голова была повязана от солнца шёлковым носовым платком, а рядом с ним на скамейке стоял чёрный цилиндр.
      Дети очарованно загляделись на эту курьёзную и чем-то знакомую фигуру.
      — Это любимая скамейка Мэри Поппинс! — вдруг вспомнил Майкл. — Вот она разозлится!
      — Да? Разве я когда-нибудь злюсь? — прозвучал её голос у него за спиной.
      Майкл ужасно удивился.
      — Честное слово, Мэри Поппинс, вы же очень часто сердитесь! — сказал он. — Ну самое меньшее пятьдесят раз в день!
      — Никогда! — огрызнулась она. — У меня терпение боа-констриктора! Я просто делаю замечания!
      Она отвернулась и уселась на скамейку, стоявшую как раз напротив статуи. Оттуда она сердито воззрилась на Пожилого Джентльмена. Её взгляд мог кого угодно убить на месте. Но, к счастью для себя, Пожилой Джентльмен её не видел. Он продолжал сидеть, уткнувшись в книгу.
      Мэри Поппинс, гневно фыркнув, достала из коляски сумку с рукоделием и принялась штопать носки.
      Ребята рассыпались по берегу.
      — Вот будет мой корабль! — крикнул Майкл, выудив из мусорной корзинки обрывок цветной бумаги.
      — А я ловлю рыбу! — сказала Джейн, растянувшись на животе, и протянула руку к воде.
      Она вообразила, что у неё в руке удочка с длинной леской, крючком и червяком. Вот сейчас рыбка подплывёт и клюнет! Тогда она ловко вытащит её на берег, положит в свою шапочку и отнесёт домой. «Вот это да!.. — скажет миссис Брилл. — Как раз кстати! А я-то ломаю голову — из чего приготовить обед!»
      Рядом с ней Близнецы весело шлёпали по воде. Майкл вёл свой корабль сквозь сильнейший шторм. Мэри Поппинс, вытянувшись в струнку, сидела на скамье и качала ногой коляску. Иголка в её руках то и дело вспыхивала на солнце.
      В парке было тихо, спокойно и дремотно.
      Бах!
      Это Пожилой Джентльмен захлопнул свою книгу.
      — Послушайте! Что же вы! — запротестовал чей-то звонкий голосок. — Дали бы мне дочитать!
      Джейн с Майклом удивлённо оглянулись.
      Они вытаращили глаза. Поморгали.
      И опять вытаращили глаза.
      Прямо перед ними, на траве, стоял Мраморный Мальчик. Мраморного Дельфина он держал на руках. Пьедестал был совершенно пуст.
      Пожилой Джентльмен открыл рот. Потом он закрыл его и снова открыл.
      — Э-э-э… вы что-то сказали? — проговорил он наконец. Брови его поднялись чуть ли не до макушки.
      — Конечно, сказал, — ответил Мраморный Мальчик. — Я тоже читал, а вы вдруг закрыли книгу. Я же хочу дочитать до конца и узнать, откуда у Слона хобот!
      — О, простите, ради бога! — сказал Пожилой Джентльмен. — Мне и в голову не приходила подобная… э-э-э… вещь. Я всегда кончаю читать в четыре часа. Мне нужно успеть домой к чаю.
      Он встал, сложил платок и взял свой цилиндр.
      — Ну, раз вы кончили читать, — сказал Мраморный Мальчик спокойно, — тогда вы, может быть, одолжите мне вашу книгу?
      Пожилой Джентльмен отпрянул и прижал книгу к груди.
      — Никак не могу, извините! — сказал он. — Видите ли, я её только что купил. Когда я был маленьким, я всегда хотел прочесть эту книгу, но взрослые всё время читали её сами. А теперь, когда у меня есть свой экземпляр, я ни за что с ним не расстанусь!
      Он с тревогой посматривал на статую, словно опасался, как бы она не вырвала у него книгу из рук.
      — Я могу тебе досказать про Любопытного Слонёнка! — робко проговорила Джейн.
      Мальчик с Дельфином на руках быстро обернулся к ней.
      — Правда, Джейн? — удивлённо воскликнул он. Мраморное лицо его засветилось от радости.
      — А я могу рассказать тебе про Жёлтую Собаку Динго и про Бабочку, Которая Топнула Ногой! — сказал Майкл.
      — Нет! — вдруг сказал Пожилой Джентльмен. — Я, по крайней мере, обут и одет, а бедному ребёнку нечем прикрыть свою наготу! Я отдам ему книжку. Видно, — добавил он, вздохнув, — мне не судьба владеть этой книгой.
      Он посмотрел на книгу долгим прощальным взглядом и, сунув её в руки Мраморному Мальчику, повернулся и хотел идти. Но тут Дельфин забился в руках Мальчика, и Пожилой Джентльмен заметил его. Он снова обернулся.
      — Кстати, — сказал он с любопытством, — как вы поймали эту рыбу? На удочку или сетью?
      — Это не рыба, — улыбнулся Мальчик. — И я его не поймал — мне его дали, когда я родился!
      — А-а, понятно. — Пожилой Джентльмен кивнул, хотя вид у него был озадаченный. — Ну, мне пора. Всего доброго! — Он учтиво приподнял цилиндр и поспешно зашагал по дорожке.
      — Спасибо! — крикнул вслед ему Мраморный Мальчик и тут же вцепился в книгу.
      На первой странице тонким почерком было написано имя владельца: «Вильям Везеролл Вилкинс».
      — Я зачеркну его имя и напишу теперь своё, — объявил Мальчик Джейн и Майклу, весело улыбаясь.
      — А как тебя зовут? А разве ты умеешь читать? А… — затараторил Майкл, страшно удивлённый.
      — Меня зовут Нелей — разве тыне умеешь читать? — рассмеялся мальчик.
      — Как ты сошёл вниз? — спросила Джейн. — Ведь статуи не умеют ходить!
      — Спрыгнул, — объяснил Нелей, снова улыбнувшись и тряхнув мраморными кудрями. — Я так огорчился, что мне не удалось дочитать сказку, что ноги сами спрыгнули. Не успел я опомниться — и уже оказался внизу! Он топнул мраморной ногой по земле.
      — Ах, люди, какие вы счастливые, что можете ходить каждый день! Я часто видел вас тут, и мне всегда так хотелось сойти и поиграть с вами! И вот сегодня наконец мы вместе. Я так рад! А вы? Скажите, вы рады?
      Он запрыгал вокруг них, что-то напевая от радости. И, прежде чем они нашли слова для ответа, он уже подбежал к берегу пруда и окунул руку в воду.
      — Так вот она какая — вода! — крикнул он. — Голубая-голубая — и лёгкая, как воздух!
      Он наклонился над сверкающей гладью пруда, и Дельфин, вильнув хвостом, выскользнул у него из рук в воду.
      — Лови его! Он утонет! — испуганно крикнул Майкл.
      Но Дельфин и не думал тонуть.
      Он мигом проплыл вокруг всего пруда, шлёпая хвостом по воде, потом нырнул и поймал сам себя за хвост; подпрыгнул в воздухе и снова нырнул.
      Это было прямо как в цирке!
      А когда он, весь мокрый, выпрыгнул из воды прямо в руки своему хозяину, ребята, не удержавшись, зааплодировали.
      — Хорошо было? — с завистью спросил Нелей.
      Дельфин ухмыльнулся и кивнул головой.
      — Хорошо?! — прозвучал сзади знакомый голос. — Я бы сказала — возмутительно!
      На берегу пруда стояла Мэри Поппинс, и глаза её блестели стальным блеском.
      Нелей, вскрикнув, вскочил на ноги и, потупившись, подошёл к ней. Маленький, робкий и несчастный, он стоял перед ней в ожидании приговора.
      — Кто разрешил тебе сойти вниз, позволь спросить? На лице её было обычное свирепое выражение.
      Нелей совсем повесил голову.
      — Никто, — пробормотал он. — Мои ноги сами спрыгнули, Мэри Поппинс.
      — Тогда пусть-ка они лучше немедленно вспрыгнут обратно. Марш! Ты не имеешь права сходить с пьедестала!
      Мраморный Мальчик откинул назад голову, и солнце заиграло на его маленьком щербатом носу.
      — Мэри Поппинс, позвольте мне немножко побыть внизу! — взмолился он. — Совсем немножко! Мне так хочется поиграть с Джейн и с Майклом! Вы не знаете, как мне тоскливо стоять одному и ни с кем, ни с кем не разговаривать! Ну пожалуйста, Мэри Поппинс, позвольте! — шепнул он, умоляюще сложив руки.
      Она на мгновение задумалась. Потом подняла взгляд, и глаза её подобрели. Лёгкая улыбка тронула уголки её рта, и на щеках появились ямочки.
      — Ну, сегодня так и быть! — сказала она. — Но только один раз, Нелей! Первый и последний!
      — Последний раз, честное слово! — Он лукаво улыбнулся ей.
      — А откуда ты знаешь Мэри Поппинс? — спросил Майкл. — Где ты с ней познакомился?
      — Я её давно знаю, — засмеялся Нелей. — Она старая приятельница моего отца.
      — А кто же твой отец? Где он живёт? — Джейн чуть не лопалась от любопытства.
      — Он далеко отсюда. На островах Греции. Его называют Владыкой моря.
      Мраморные глаза Нелея подёрнулись тенью печали.
      — А что он делает? — не отставал Майкл. — Ходит он в Сити, как мой папа?
      — О нет! Он никуда не ходит. Он стоит на скале у моря, держа свой трезубец, и трубит в рог. А рядом с ним сидит моя мать и расчёсывает волосы. А у их ног Пелий, мой младший брат, играет с мраморной раковиной. И весь день чайки летают над ними, бросая крылатые тени на их мраморные тела, и рассказывают им, что нового в гавани. Корабли входят в бухту или выходят в открытое море, и они любуются их цветными парусами. А по ночам они слушают, как волны бьются о берег.
      — Как хорошо! — воскликнула Джейн. — Но почему же ты с ними расстался?
      Про себя она подумала, что никогда бы не оставила мистера Бэнкса и миссис Бэнкс одних на скалах Греции.
      — Я не хотел этого, — сказал Мраморный Мальчик. — Но что мы, статуи, можем поделать с людьми? Они всегда приезжали глазеть на нас и охали и ахали, и однажды кто-то сказал: «Я его беру!» — и показал на меня. И вот мне пришлось уехать…
      На мгновение он спрятал лицо за плавник Дельфина.
      — А что было дальше? — допытывалась Джейн. — И как ты попал в наш парк?
      — В ящике, — спокойно сказал Нелей и засмеялся при виде удивления ребят. — Мы всегда так путешествуем. На наше семейство большой спрос. Мы нужны и в парках, и в музеях, и в садах. И вот нас покупают и отправляют в посылках. И никому не приходит в голову, что нам иногда может быть… тоскливо.
      Он слегка запнулся перед последним словом.
      — Но хватит думать об этом! — воскликнул он, тряхнув головой. — Вы сейчас здесь, и всё хорошо! У меня такое чувство, как будто мы с вами родственники. Я ведь всё про вас знаю! И про Змея, и про Королевское Фарфоровое Блюдо, и про Робертсона Эй, и что у вас бывает на обед. Разве вы не замечали, что я слушаю все-все ваши разговоры? И читаю сказки у вас через плечо?
      Джейн и Майкл отрицательно покачали головой.
      — А я знаю «Алису в Стране Чудес» наизусть! — продолжал он. — И почти всего «Робинзона Крузо». И «Всё, что должна знать истинная леди» — это любимая книга Мэри Поппинс. Но больше всего, по правде говоря, я люблю «Развесёлые Картинки». Кстати, что случилось с Тигрёнком Тимом на этой неделе? Удалось ему спастись от дяди Мопси?
      — Как раз сегодня будет новый номер, — сказала Джейн. — Мы прочитаем его все вместе!
      — Ах, какой я сегодня счастливый! — воскликнул Нелей. — И Любопытный Слонёнок, и «Развесёлые Картинки», и ноги у меня словно крылья! Я не знаю, когда у меня день рождения, но, наверно, он сегодня!
      Прижав к груди Дельфина и книгу, он пустился в пляс.
      — Эй! Дзинь-динь-динь! Надо смотреть, куда идёшь! — крикнул мороженщик, кативший свою тележку по берегу пруда.
      Транспарант на ней гласил:

       СКАЖИ СТОП — И ВОЗЬМИ ПОРЦИЮ! КАКАЯ ЧУДНАЯ ПОГОДА!

      — Стоп! Стоп! Стоп! Стоп! — во весь голос закричали ребята, бросившись к тележке.
      — Шоколадное! — сказал Майкл.
      — Лимонное! — сказала Джейн.
      А толстенькие Близнецы протянули ручки и радостно взяли то, что им дали.
      — Ну, а тебе что? — спросил мороженщик, когда Нелей робко остановился возле него.
      — Я не знаю, какое взять, — сказал Нелей. — Я никогда его не пробовал.
      — Че-е-го? Не ел мороженого? Такой большой мальчик должен всё знать про мороженое! Ну-ка!
      Мороженщик пошарил в своей тележке и вытащил большую пачку малинового пломбира.
      — А ну-ка, попробуй, — сказал он. — Посмотрим, как это тебе понравится!
      Нелей разломил пачку пополам. Половину он сунул в рот Дельфину, а другую лизнул сам.
      — Прелесть! — сказал он. — Гораздо вкуснее водорослей.
      — Водорослей? Ещё бы! При чём тут водоросли? Да, кстати о водорослях, — продолжал мороженщик. — Ты бы оделся. Ты простудишься насмерть, если будешь расхаживать нагишом, извини за откровенность!.. Динь-динь! — И он покатил прочь, насвистывая и звоня в колокольчик.
      Нелей покосился на ребят, и все трое разразились хохотом.
      — О господи! — задыхался от смеха Нелей. — Он меня принял за человека! Может быть, догнать его, объяснить, в чём дело? Ведь я две тысячи лет так хожу и ни разу даже насморка не схватил!
      Он было собирался побежать за мороженщиком, как вдруг Майкл закричал:
      — Эй, берегись! Варфоломей идёт!
      И проглотил остаток своего мороженого.
      Наш старый знакомый Варфоломей, который ныне жил у мисс Ларк, имел скверную привычку прыгать на ребят и вырывать у них из рук всё съедобное. Да, он по-прежнему оставался большим нахалом. Недаром он был наполовину эрделем, наполовину легавой, причём, как вы помните, обе половины были не лучшие…
      Он приближался ленивой трусцой, оскалясь и высунув язык, — воплощение собачьей вульгарности. Эдуард — образец хороших манер — изящно семенил за ним. А следом поспешала запыхавшаяся мисс Ларк.
      — Вышли на минутку пройтись перед чаем, — протянула она. — Такой дивный день, и собаки настаивали… Боже милостивый, что я вижу?
      Она запнулась и, тяжело дыша, уставилась на Нелея. Лицо её, и без того красное, стало ещё краснее, и на нём выразилось негодование.
      — Ах ты скверный, злой мальчишка! — закричала она. — Зачем ты мучаешь эту бедную рыбку? Ты разве не знаешь, что она погибнет без воды?
      Нелей приподнял мраморную бровь. Дельфин прикрыл морду хвостом, чтобы скрыть мраморную улыбку.
      — Видишь! — сказала мисс Ларк. — Она бьётся в агонии! Сию же минуту пусти её в воду!
      — Не могу, — возразил Нелей. — Я боюсь, без меня он будет тосковать!
      Он говорил вежливо. Но Дельфин и не думал о вежливости: он бил хвостом, вертелся и ухмылялся во весь рот.
      — Не болтай глупостей! Рыбы никогда не тоскуют! И не смей со мной спорить!
      Мисс Ларк погрозила всей компании.
      — По-моему, мисс Поппинс, — сказала она, — вам нужно быть с детьми построже! Заставьте этого скверного мальчишку выпустить рыбу туда, где он её поймал!
      Мэри Поппинс удостоила мисс Ларк взгляда.
      — Боюсь, это невозможно, мэм. Это слишком далеко.
      — Далеко или близко — безразлично! Нельзя мучить беззащитных животных! Эди, Варфоломей, ко мне! Я немедленно пойду и расскажу всё Лорд-мэру!
      И она помчалась. Собаки — за ней. Варфоломей, пробегая мимо, насмешливо подмигнул Дельфину.
      — И скажите ему, чтобы он оделся! Он получит ожоги от солнца, разгуливая в таком виде! — пропищала мисс Ларк на бегу.
      Нелей покатился со смеху.
      — Ожоги! — простонал он. — Мэри Поппинс, неужели никто не догадывается, что я мраморный?
      — Гхм! — хмыкнула Мэри Поппинс.
      Нелей озорно улыбнулся.
      — Так говорят Морские львы, — скаэал он. — Они сидят на скалах и говорят: «Гхм», глядя на закат.
      — Ну да! — угрожающе сказала Мэри Поппинс, и ребята задрожали, ожидая чего-нибудь ужасного.
      Но ничего не случилось. Мэри Поппинс ответила Нелею такой же озорной усмешкой. Синие глаза и мраморные ласково улыбнулись друг другу.
      — Нелей, — спокойно сказала она, — у тебя есть ещё десять минут. Ты успеешь дойти с нами до газетного киоска и вернуться.
      — А потом? — спросил он, крепко обняв Дельфина.
      Она не ответила. Она только кивком показала на пьедестал на той стороне пруда…
      — Ну, Мэри Поппинс, ну пусть он побудет с нами подольше! — захныкали было ребята, но Мэри Поппинс взглядом заставила их замолчать.
      — Тогда не будем терять времени! — крикнул Нелей. Он вскочил на ноги. — Побежали!
      И, взявшись за руки, они с Джейн помчались по залитой солнцем дорожке.
      В конце Липовой аллеи стоял весело раскрашенный киоск. Вывеска на нём гласила:

       Мистер Фолли.
       Книги, газеты, и журналы.
       Вы их ищете — они тут!

      Весь киоск был увешан гирляндами разноцветных журналов, и, когда ребята подбежали, сам мистер Фолли высунул голову в отверстие одной из гирлянд. У него было круглое спокойное, добродушное лицо.
      — А вот и Джейн Бэнкс с приятелем! — приветливо сказал он. — Кажется, я догадываюсь, зачем вы пришли.
      — «Вечерние Новости» и «Развесёлые Картинки», — выпалила запыхавшаяся Джейн, подавая деньги.
      Нелей схватил пёстрый, яркий журнал и быстро перелистал его.
      — Ну как, Тигрёнок Тим спасся? — крикнул подбежавший Майкл.
      — Ура, спасся! — крикнул Нелей в ответ. — Слушайте! «Тигрёнок Тим ускользнул от коварного дяди Мопси! Новые приключения — в следующем номере!»
      — Ура-а! — закричал Майкл, стараясь рассмотреть картинки через голову Дельфина.
      Мистер Фолли с не меньшим интересом рассматривал Нелея.
      — Какой у тебя симпатичный китёнок! — сказал он. — Смотрит прямо как человек. Где ты его поймал, сынок?
      — Мне его подарили, — ответил Нелей, оторвавшись от журнала.
      — Подумать только! Да, это замечательный подарок! А откуда ты сам? Где твоя мама?
      — Очень далеко отсюда, — грустно сказал Нелей.
      — Подумать только! — Мистер Фолли покачал головой. — И папы тоже нет?
      Нелей кивнул и улыбнулся.
      — Что ты говоришь! Да, худо тебе, бедняжке! — Мистер Фолли рассматривал мраморного мальчика с состраданием. — Да и холодно, наверно: ты совсем раздет!
      Мистер Фолли пошарил в кармане, и там что-то забренчало.
      — Держи! — Он протянул руку Нелею. — Купишь себе что-нибудь. Нельзя же ходить раздетым! Воспаление лёгких, понимаешь, грипп и всякая такая штука.
      Нелей с интересом рассматривал серебряную монету на ладони мистера Фолли.
      — Что это такое? — спросил он.
      — Это полкроны, — ответил мистер Фолли. — Ты что, никогда не видал?
      — Никогда, — улыбнулся Нелей.
      Дельфин тоже с любопытством посмотрел на монетку.
      — Ну и ну! Ах ты бедняга! Никогда не видел полкроны и совсем раздет! Надо бы кому-нибудь о тебе позаботиться!
      Мистер Фолли с укором посмотрел на Мэри Поппинс. Она отвечала ему возмущённым взглядом.
      — Благодарю вас, о нём есть кому позаботиться! — сказала она.
      С этими словами она расстегнула свой новый белый жакет и накинула его на плечи Нелея.
      — Вот так! — сказала она. — Теперь тебе будет теплее.
      Нелей смотрел то на жакет, то на Мэри Поппинс, и его мраморные глаза расширились.
      — Это мне? Насовсем? — спросил он. — Ах ты мой дорогой Морской Лев! Спасибо! — закричал он, обнимая Мэри Поппинс. — Джейн, погляди на мою новую белую курточку! Погляди на пуговки, Майкл!
      Он в восторге подбегал то к одному, то к другому, демонстрируя свой новый наряд.
      — Вот это правильно, — сказал мистер Фолли, просияв. — Бережёного бог бережёт! А за полкроны ты купишь себе отличные штанишки.
      — В другой раз, — перебила Мэри Поппинс. — Мы опаздываем. Ну-ка, возьмите ноги в руки! Левой-правой! И очень попрошу не копаться!
      И она быстрым шагом двинулась по аллее.
      Солнце быстро склонялось к западу. Оркестра уже не было слышно. Цветные зонтики разошлись по домам. Даже Сторож куда-то пропал. Деревья молчали, и длинные тени лежали на песке…
      Джейн с Майклом, взяв Нелея под руки, тоже молчали. Они чувствовали, что их приключение, как и этот летний день, идёт к концу, и им было и радостно, и грустно…
      — Нелей, я тебя люблю! — шепнула Джейн. — Я хотела бы, чтобы ты всегда-всегда был с нами!
      — Я тебя тоже люблю, — ответил он, улыбаясь. — Но мне нужно вернуться. Я обещал.
      — А ты не можешь оставить нам Дельфина? — спросил Майкл, поглаживая мраморный плавник.
      Джейн сердито взглянула на него:
      — Как тебе не стыдно! А ты бы согласился стоять всю жизнь там, на пьедестале, совсем один?
      — Да! Если бы у меня был Дельфин и я мог называть Мэри Поппинс Морским Львом — пожалуйста!
      — Вот что, Майкл, — перебил его Нелей. — Дельфина я не могу отдать — это часть меня самого. А полкроны — могу. — Он втиснул монетку в ладошку Майкла. — А книгу — тебе, Джейн. Только обещай и дай честное слово, что ты дашь мне её прочитать! И будешь каждую неделю приходить и читать мне новые «Развесёлые Картинки»!
      — Честное слово! — сказала Джейн с жаром.
      — Я буду ждать тебя, — нежно сказал Нелей. — Я никогда, никогда тебя не забуду!
      — Пошевеливайтесь и не болтайте! — прошипела Мэри Поппинс, поворачивая к пруду.
      Коляска катилась, скрипя на ходу. Но вдруг чей-то громкий и знакомый голос заглушил скрип её колёс.
      — Да не трогал я его! — оправдывался знакомый голос. — И не трону ни за какие деньги!
      На берегу пруда перед опустевшим пьедесталом стояли сам Лорд-мэр и два Советника. Они строго смотрели на Сторожа. А он размахивал руками, кричал и вообще вёл себя очень странно.
      — Я тут вовсе ни при чём, ваша честь! — вопил он. — Я человек ни в чём не повинный!
      — Вздор, Смит! — строго сказал Лорд-мэр. — За статуи в парке отвечаете вы. Никто, кроме вас, не мог этого сделать!
      — Лучше признайтесь! — посоветовал Первый Советник.
      — Это, конечно, вас не спасёт, — добавил Второй, — но у вас будет намного легче на душе.
      — Да я же его не трогал, говорю я вам! — Сторож в отчаянии ломал руки.
      — Бесполезные увёртки, Смит! — Лорд-мэр раздражённо покачал головой. — Вы даром отнимаете у меня время! Сначала я должен искать голого мальчика, который мучает какую-то несчастную рыбу — треску или лосося, что там говорила мисс Ларк? Мало того: оказывается, самая ценная статуя в нашем парке исчезла с пьедестала! Я удивлён и недоволен! Я вам доверял, Смит! И видите, как вы отплатили за моё доверие!
      — Я вижу! То есть ничего я не вижу! О боже, я сам не знаю, что говорю, ваша милость! Одно скажу — никогда я этого статуя не трогал!
      Сторож дико озирался по сторонам в поисках помощи, и тут его взгляд упал на Мэри Поппинс.
      — Ваша честь, вот кто во всём виноват! — завопил он наполовину испуганно, наполовину радостно и показал на неё рукой. — Это всё она, провалиться мне на этом месте!
      Лорд-мэр взглянул на Мэри Поплине и опять на Сторожа.
      — Смит, мне стыдно за вас! — сказал он, печально покачав головой. — Сваливать вину на порядочную, ни в чём не повинную молодую женщину, которая вывела своих питомцев на прогулку! Как вам не совестно?
      Он учтиво поклонился Мэри Поппинс, которая ответила ему поклоном и светской улыбкой.
      — Ни в чём не повинная! Это она-то? — вопил Сторож. — Ваша милость, вы сами не знаете, что говорите! Стоит ей прийти в парк, всё идёт кувырком! Люди сваливаются с неба, Премьер-министр летает на воздушном шаре! Форменный сумасшедший дом! И всё это ваших рук дело! — Сторож яростно погрозил Мэри Поппинс кулаком.
      — Бедняга! Бедняга! Он свихнулся! — грустно сказал Первый Советник.
      — Пожалуй, не мешает послать за наручниками! — испуганно посоветовал Второй.
      — Делайте со мной что хотите, повесьте меня, пожалуйста, но я тут ни при чём!
      Несчастный Сторож прислонился к пьедесталу и горько заплакал.
      Мэри Поппинс отвернулась и поманила Нелея. Он подбежал и прижался головой к её груди.
      — Пора? — спросил он шёпотом.
      Она кивнула. Потом, наклонившись, она обняла его и поцеловала в лоб. На минуту он замер в её объятиях, потом вырвался, всхлипнув.
      — Джейн, Майкл, прощайте! Не забывайте меня!
      Он поочерёдно прижался к их щекам своей холодной щекой. И, прежде чем дети успели выговорить хоть слово, скрылся в тени деревьев.
      — Всю жизнь мне не везло! — всхлипывал Сторож. — С тех самых пор, как я был мальчиком!
      — Это ещё пустяки по сравнению с тем, что будет, если вы не вернёте статую на место! — Лорд-мэр сердито поглядел на него.
      Но) Джейн и Майкл не видели ни Сторожа, ни Лорд-мэра.
      Их внимание было приковано к кудрявой голове, вынырнувшей из-за пьедестала. Нелей с Дельфином на руках легко вскочил на пьедестал и выпрямился. Он поднял маленькую мраморную руку и полушутливо-полупечально помахал ребятам на прощание.
      Они помахали ему в ответ, и им показалось, что он дрожит… Но, может быть, причиной тому были слёзы, навернувшиеся им на глаза? А Нелей крепче обнял Дельфина, провёл по кудрям рукой, наклонил голову — и застыл неподвижно. Даже бело-розовый жакет Мэри Поппинс, казалось, обратился в неподвижный мрамор…
      — Не могу я его вернуть, раз я его не брал! — продолжал всхлипывать Сторож.
      — Послушайте, Смит, — начал было Лорд-мэр. И тут он ахнул и так и подскочил на месте. — Силы небесные! — воскликнул он. — Статуя-то вернулась! И она какая-то не такая!
      Всмотревшись, он разразился довольным смехом, замахал своей треугольной шляпой и похлопал Сторожа по спине.
      — Ах мошенник! Так вот в чём был ваш секрет, Смит! Что же вы сразу не сказали, дорогой мой? Это же блестящая мысль! Ну уж теперь-то хватит прикидываться! — добавил он, видя, что Сторож, онемев от изумления, безумным взглядом уставился на Нелея.
      — Джентльмены! — продолжал Лорд-мэр, обращаясь к Советникам. — Мы были несправедливы к бедному Смиту. А он доказал, что он не только образцовый служащий города, но и художник! Вы видите, что он сделал? Он снабдил статую мраморной курточкой с розовой отделкой! Похвально, Смит! Весьма похвально! Я никогда не одобрял обнажённых статуй!
      — Я тоже, — покачал головой Первый Советник.
      — И я! — сказал Второй.
      — Дорогой мой Смит, не бойтесь, вы будете вознаграждены! С сегодняшнего дня ваше жалованье повышается, и вы получите новую нашивку. Кроме того, я расскажу о ваших заслугах его величеству при очередном докладе.
      И Лорд-мэр, ещё раз церемонно поклонившись Мэри Поппинс, величественно отбыл в сопровождении обоих Советников.
      Сторож долго глядел им вслед с таким видом, словно он не понимает, на каком свете находится. Потом он повернулся к статуе и уставился на неё. Мраморный Мальчик и его мраморный Дельфин задумчиво смотрели в пруд. Если они что-нибудь и слышали, они не подали виду. Они были неподвижны, спокойны и безмолвны, как всегда.
      — А ну-ка, марш-марш домой! — поманила Мэри Поппинс ребят.
      И они без звука последовали за ней. Монета жгла руку Майкла. И холодна, как мрамор, была книга под мышкой у Джейн.
      Они шли молча, погружённые в свои мысли, как вдруг сзади послышались чьи-то тяжёлые шаги. Обернувшись, они увидели, что их бегом догоняет Сторож. Он нёс на палке свою тужурку, размахивая ею, как флагом.
      Подбежав к коляске, он протянул тужурку Мэри Поппинс.
      — Держите! — сказал он, едва отдышавшись. — Ведь свой жакет вы ему отдали. Я узнал — по пуговицам. Наденьте хоть это, а то холодает, замёрзнете.
      Мэри Поппинс спокойно надела тужурку. С блестящих медных пуговиц ей удовлетворённо улыбнулось её собственное отражение.
      — Спасибо! — чопорно сказала она Сторожу.
      Он стоял перед ней и тряс головой, как удивлённый пёс.
      — Вам-то, наверно, тут всё понятно? — сказал он недоумевающе.
      — Может быть, мне и понятно, — гордо ответила Мэри Поппинс.
      И, ничего больше не прибавив, она покатила коляску по аллее.
      Сторож долго-долго стоял и смотрел ей вслед — смотрел, пока она не скрылась за воротами парка…

      Утро было тихое.
      Такое тихое, что не один человек, проходя по Вишнёвому переулку, заглядывал за ограду Дома Номер Семнадцать, удивлённо восклицая:
      — Совершенно небывалая вещь! Ни звука!
      Даже сам Дом, который обычно ни на что не обращал внимания, начал беспокоиться.
      «Вот так так! Что же это? — говорил он про себя, вслушиваясь в тишину. — Надеюсь, ничего страшного не случилось?»
      В кухне миссис Брилл клевала носом над газетой. Очки у неё сползли на самый кончик носа.
      Миссис Бэнкс и Элин наводили порядок в комоде и считали бельё.
      Наверху, в детской, Мэри Поппинс не спеша убирала со стола.
      — Мне так хорошо! Я сегодня такая добрая-добрая! — сонно сказала Джейн, растянувшаяся на залитом солнцем ковре.
      — Гхм! — фыркнула Мэри Поппинс. — Чудеса!
      Майкл достал последнюю шоколадную конфету из коробки, которую тётя Флосси подарила ему на той неделе, когда ему исполнилось шесть лет.
      «Может, угостить Джейн? — размышлял он. — Или Близнецов? Или Мэри Поппинс? Как бы не так — ведь это был мой день рождения!»
      — Остатки сладки, — сказал он быстро и сунул конфету в рот. — И очень жалко, что больше нет! — громко добавил он с искренним огорчением.
      — Всё хорошее когда-нибудь кончается, — наставительно сказала Мэри Поппинс.
      Майкл поглядел на неё, наклонив голову набок.
      — Кроме вас! — сказал он, расхрабрившись. — А ведь вы очень хорошая!
      Довольная улыбка появилась на лице Мэри Поппинс. Но только на одно мгновение.
      — Там видно будет, — возразила она. — Ничего вечного нет!
      Джейн встревоженно обернулась.
      Если нет ничего вечного, то, значит, и Мэри Поппинс…
      — Ничего? — испуганно спросила она.
      — Абсолютно ничего! — отрезала Мэри Поппинс.
      И, словно угадав, что на уме у Джейн, она подошла к каминной полке и сняла оттуда свой большой градусник.
      Затем она достала из-под раскладушки ковровую сумку и уложила в неё градусник.
      Джейн поднялась:
      — Мэри Поппинс! Зачем вы это сделали?
      Мэри Поппинс поглядела на неё со странным выражением.
      — Затем! — с достоинством сказала она. — Затем, что меня учили всегда быть аккуратной!
      И она засунула ковровую сумку назад под кровать. Джейн вздохнула. На душе у неё стало тяжело и неспокойно.
      — Мне что-то очень не по себе, — шепнула она Майклу.
      — Ты, наверно, объелась пудинга за завтраком, — предположил он.
      — Да я совсем не о том, — начала она было объяснять и осеклась, потому что в дверь постучали.
      Тук! Тук!
      — Войдите! — сказала Мэри Поппинс.
      В дверях показался Робертсон Эй. Он зевал.
      — Знаете что? — сказал он сонно.
      — Нет, а что?
      — В парке — карусель!
      — Для меня это не новость! — фыркнула Мэри Поппинс.
      — Ярмарка? — закричал Майкл восторженно. — Качели, летающие лодки и всякие аттракционы?
      — Нет, — важно покачал головой Робертсон Эй. — Карусель, и всё. Появилась вчера вечером. Я думал, вам интересно узнать.
      Он лениво повернулся и поплёлся назад.
      Джейн вскочила на ноги, позабыв о своих опасениях.
      — Ой, Мэри Поппинс, можно, мы. пойдём?
      — Скажите «да», скажите «да»! — выплясывал вокруг неё Майкл.
      Мэри Поппинс обернулась, с трудом удерживая в равновесии полный поднос посуды.
      — Я пойду, — сказала она сухо. — У меня есть деньги на билет. А как вы — не знаю.
      — У меня в копилке есть шесть пенсов! — радостно сказала Джейн.
      — Джейн, одолжи мне два пенса! — умильно попросил Майкл. Он накануне истратил все свои сбережения на палочку лакрицы.
      — Пожалуйста, никаких «одолжи» и «дай взаймы» в этой детской! — строго сказала Мэри Поппинс. — Я возьму вам билеты на один раз. И будет с вас! Собирайтесь!
      И она вылетела из комнаты, балансируя подносом.
      Немедленно тишина сменилась хлопаньем дверей, радостными воплями и топотом ребячьих ног.
      «Наконец-то! Слава тебе господи! — сказал Дом про себя. — А я уж было начал волноваться!»
      Ребята — все четверо — с шумом и писком скатились вниз по лестнице.
      Мэри Поппинс на минутку задержалась в прихожей, чтобы оглядеть себя в зеркале.
      — Пойдёмте, Мэри Поппинс, пойдёмте! — нетерпеливо крикнул Майкл. — У вас вполне приличный вид!
      Она обернулась, сердито, возмущённо и удивлённо — всё сразу.
      Приличный вид! Ничего себе! Приличный — это в новом синем жакете с серебряными пуговицами! С золотым медальоном на шее! С зонтиком, у которого ручка в виде головы попугая! Приличный вид!
      Мэри Поппинс фыркнула.
      — Чего от тебя ждать! И на том спасибо! — сухо сказала она. Никакой благодарности она, разумеется, не испытывала.
      Но Майкл был так возбуждён, что ничего не заметил.
      — Пошли, Джейн! — кричал он, приплясывая на месте. — А то я просто умру! Пошли скорей!
      И не успела Мэри Поппинс засунуть Близнецов в коляску, они с Джейн были уже за воротами. Ведь их ждала карусель!
      Издали донеслись до ребят звуки музыки. Словно где-то там, в парке, вертелся и жужжал огромный волчок…
      — Добрый день! Ну, как мы себя чувствуем?
      По переулку навстречу им неслась за своими собаками мисс Ларк. И, прежде чем ребята успели ей ответить, она продолжала своим пискливым голосом:
      — Наверно, вы идёте кататься на карусели? Эдуард, Варфоломей и я только что оттуда! Прекрасное развлечение! Там так приятно и красиво! И такой любезный персонал!
      Собаки потащили её вперёд.
      — Всего доброго! Всего доброго! — прощебетала она, скрываясь за углом.
      — Свистать всех наверх! Так держать, соколики!
      Из ворот парка прозвучал знакомый голос, и тут же показался и сам Адмирал Бум. Он был очень красен и шёл, приплясывая.
      — Йо-хо-хо! И бутылка рома! Адмирал катался на карусели! Стаксель и бом-брамсель! Отлично! Не хуже дальнего плавания! — прокричал он, здороваясь с ребятами.
      — Мы тоже поедем! — радостно крикнул Майкл.
      — Как! И вы? — Адмирал, казалось, очень удивился.
      — Да, конечно, — с гордостью сказала Джейн.
      — Но, конечно, ненадолго? — Адмирал взглянул на Мэри Поппинс.
      — Прокатятся разок, сэр, — чопорно сказала Мэри Поппинс.
      — А-а! Ну, это другое дело. Всего хорошего! — сказал он, и его зычный голос прозвучал почти нежно.
      И тут, к изумлению ребят, он стал «смирно» и, подняв руку к козырьку, отдал по всем правилам честь Мэри Поппинс.
      — Якорь поднять! — прогремел он. — Ставь паруса! И прощай, любимая, прощай!
      С этими загадочными словами он помахал рукой и зигзагами двинулся вперёд, распевая во всё горло:
      — «Каждая красотка любит моряка!»
      — Почему он сказал «прощай» и назвал вас любимой? — поинтересовался Майкл, глядя вслед Адмиралу.
      — Потому что относится ко мне с Должным Уважением! — отпарировала Мэри Поппинс. Но глаза её смотрели мечтательно.
      И опять Джейн стало не по себе, и сердце её сжалось.
      «Да что же может случиться!» — успокаивала она себя. Она положила руку на руку Мэри Поппинс, катившей коляску. И ей стало легче от прикосновения к этой тёплой и надёжной руке.
      «Я просто глупышка, — подумала Джейн. — Всё будет хорошо!»
      И она весело затрусила рядом с коляской.
      — Минутку! Минутку! — закричал сзади женский голос.
      — Глядите-ка! — сказал Майкл, обернувшись. — Это мисс Персиммон!
      — Ничего подобного, — сказала мисс Персиммон. — Это миссис Паррик!
      Покраснев, она повернулась к мистеру Паррику. Он улыбался чуть-чуть растерянно.
      — Разве сегодня пятница? — спросила Джейн.
      Но, поскольку мистер Паррик стоял, а не летал, очевидно, была не пятница или, во всяком случае, не день его рождения.
      — Нет, нет, — успокоил её мистер Паррик. — Мы… м-м-м… просто пришли пожелать… ах, Мэри, добрый день!
      — Добрый день, дядя Альберт.
      — Так ты собираешься сегодня кататься на карусели? — спросил он.
      — Да. И не только я. Мы все.
      — Все? — Брови мистера Паррика подскочили до самых волос. Он казался очень изумлённым.
      — А что такого — ребята один разок прокатятся, — сказала Мэри Поппинс. — Спокойней, пожалуйста! — прикрикнула она на Близнецов, которые подпрыгивали в коляске от волнения. — Вы не дрессированные мыши!
      — Ах, понятно. А потом сойдут? Ну, всего лучшего, Мэри, и bon voyage!
      Мистер Паррик церемонно приподнял шляпу.
      — Всего хорошего, и… и спасибо, что пришли! — сказала Мэри Поппинс, изящно кланяясь мистеру и миссис Паррик.
      — А что значит bon voyage? — спросил Майкл, оглядываясь через плечо на удаляющиеся фигуры круглого, толстенького мистера Паррика и прямой и тощей миссис Паррик.
      — Приятной поездки. И у тебя как раз её не будет, если ты не пойдёшь как следует! — осадила его Мэри Поппинс.
      Он ускорил шаг.
      Музыка звучала всё громче, раскаты труб и барабанов гремели в воздухе, властно притягивая всех.
      — Какой чудной день! — сказала Джейн, хмурясь. Мэри Поппинс воинственно посмотрела на неё:
      — А что в нём чудного, с вашего разрешения?
      — Ну, все говорят «всего хорошего». И так странно на вас смотрят…
      — Мало ли кто что скажет! — фыркнула Мэри Поппинс. — Смотрят — и пусть смотрят!
      Джейн только вздохнула. Но так как она сама хорошенько не знала, отчего вздыхает, она вдруг сорвалась и побежала, опередив Майкла, и Мэри Поппинс, и коляску — туда, где гремела музыка.
      — Обожди меня! Обожди! — закричал Майкл и бросился вдогонку.
      И вслед за ними с грохотом понеслась коляска.
      На окружённой липами лужайке стояла карусель.
      Это была новёхонькая карусель, она вся сверкала и сияла, лошадки так и гарцевали, и медные стойки ослепительно блестели. Цветистый флаг развевался на её верхушке, и вся она была пышно разукрашена золотыми завитушками, серебряными листьями и разноцветными птицами.
      Да, мисс Ларк недаром так восторгалась!
      Когда они подошли, карусель замедлила ход и остановилась. Парковый Сторож — хотя он, казалось, был тут вовсе ни при чём — придержал её за поручень.
      — Заходите, заходите! Всего один пенни! — приветливо и важно проговорил он.
      — Я знаю, какая лошадка мне нравится! — сказал Майкл и подскочил к лошадке, раскрашенной в красный с голубым цвета. На её золотой шлейке было написано: «Весёлые Ножки». Он вскарабкался на неё и ухватился за столбик.
      — Не сорить! Соблюдать правила! — затараторил Сторож, когда Джейн пробегала мимо него.
      — А моя — Вихрь! — крикнула она, вскакивая на спину лихого белого коня в красной сбруе.
      Мэри Поппинс вытащила Близнецов из коляски и посадила Барби впереди Майкла, а Джона — сзади Джейн.
      — Какие билеты прикажете — за пенни, за два, за три, за четыре или за пять? — спросил Карусельщик.
      — За шесть! — ответила Мэри и протянула ему четыре шестипенсовые монеты.
      Ребята обомлели. Они ещё никогда в жизни не катались на карусели на целых шесть пенсов!
      — А вы разве не поедете? — крикнул Майкл.
      — Держитесь крепче, пожалуйста! Держитесь! — буркнула Мэри Поппинс. — Поеду в следующий раз!
      Раздался гудок, музыка заиграла снова, и медленно-медленно лошади тронулись.
      — Держитесь! — строго повторила Мэри Поппинс.
      Они держались.
      Деревья двинулись вокруг них. Медные стойки заскользили вверх — вниз, вверх — вниз. Заходящее солнце брызнуло на карусель ослепительными лучами.
      — Крепче! — вновь донёсся до ребят голос Мэри Поппинс.
      А деревья неслись и кружились всё быстрее и быстрее. Карусель разгонялась.
      Майкл крепче обхватил Барби. Джейн, закинув руку назад, придерживала Джона.
      Быстрей, быстрей!
      Ветер бил в лицо, раздувал, отбрасывал назад волосы.
      И вот уже весь парк закружился, завертелся вокруг ребят, как гигантский волчок.
      Казалось, не будет конца кружению. Казалось, время остановилось.
      Солнце село, спустились сумерки. А они всё неслись и неслись. Они уже не знали, где небо, где земля, где деревья. Весь мир обратился в бешено несущийся круг, и вертелся, словно гигантский жужжащий волчок, вокруг четвёрки ребят на раскрашенных лошадках.
      И странно — в глубине души Джейн и Майкл словно чувствовали, что это никогда не повторится. Никогда не бывать такому волшебному катанию, такой волшебной карусели. Никогда… Никогда…
      Но вот бег замедлился. Уже можно было различить стволы деревьев, землю, небо. Вот парк перестал кружиться. Всё тише, всё тише двигались кони. И наконец карусель остановилась.
      — Заходите, заходите! Всего три пенса круг! — кричал где-то Сторож.
      Одеревенев от долгого катания, ребята с трудом слезли с лошадей. Но глаза у них сияли и голоса дрожали от восторга.
      — Здорово, здорово, здорово! — повторял Майкл, восторженно глядя на Мэри Поппинс.
      — Если бы можно было всю жизнь так кататься! — выпалила Джейн, подсаживая Барби в коляску.
      Мэри Поппинс посмотрела на ребят. И этот взгляд был неожиданно добрым и ласковым. Может быть, так только казалось в сумерках?
      — Всё хорошее когда-нибудь кончается, — сказала она. Сказала второй раз за этот день.
      Потом она глянула на карусель и тряхнула головой.
      — Теперь моя очередь! — весело сказала она и, нагнувшись к коляске, что-то достала оттуда.
      — Майкл! — сказала она, выпрямляясь, и легко коснулась рукой его щеки. — Будь хорошим мальчиком!
      Он в недоумении поглядел на неё. В чём дело?
      — Джейн! Позаботься о Майкле и Близнецах! — сказала Мэри Поппинс. И, взяв руку Джейн, она нежно опустила её на ручку коляски.
      — Занимайте места! Занимайте места! — крикнул Карусельщик.
      На карусели загорелись огни. Мэри Поппинс повернулась.
      — Иду! — крикнула она и, махнув зонтиком, решительно шагнула к карусели.
      — Мэри Поппинс! — закричала Джейн дрожащим голосом. Ей вдруг стало страшно, она сама не знала почему.
      — Мэри Поппинс! — крикнул и Майкл, заразившись её страхом.
      Но Мэри Поппинс даже не повернула головы.
      Ловко вскочив на платформу, она подошла к серой в яблоках лошади, по имени Карамель, и уверенно уселась верхом.
      — В один конец или обратный? — спросил Карусельщик.
      На момент она, казалось, задумалась. Она взглянула на ребят и снова на Карусельщика.
      — Трудно сказать заранее, — в раздумье произнесла она. — А вдруг понадобится… Давайте обратный!
      Карусельщик пробил щипцами дырочку в зелёном билетике и подал его Мэри Поппинс.
      Джейн и Майкл заметили, что он не взял с неё денег.
      И тут музыка послышалась снова. Сперва тихая и нежная, она нарастала, звучала всё громче, яростнее, победнее. И раскрашенные лошади тронулись по кругу.
      Ребята не сводили глаз с Мэри Поппинс. Сидя в седле очень прямо, она проносилась мимо них, глядя вперёд. Зонтик с головой попугая был зажат у неё под мышкой. Руки в перчатках крепко сжимали медную стойку. А перед ней, на холке лошади…
      — Майкл! — крикнула Джейн, стиснув его руку. — Видишь? Она, наверно, спрятала её в коляске! Ковровая сумка!
      Майкл вздрогнул.
      — Ты думаешь?
      Джейн кивнула.
      — Да ведь медальон-то на ней! Я сам видел! Цепочка цела!
      Близнецы захныкали, но ни Джейн, ни Майкл не обратили на них внимания. Они напряжённо следили глазами за каруселью. А карусель уже вертелась полным ходом. Уже нельзя было различить лошадей, стоек — всё слилось в один блестящий, сверкающий круг. Только тёмный силуэт, чинно и уверенно сидевший на сером в яблоках коне, то приближался к ним, то снова уносился в вихре света и блеска.
      И вот музыка зазвучала ещё яростней, тёмный силуэт снова появился перед ними, и что-то блестящее отделилось от него, полетело прямо к ребятам и упало у самых их ног.
      Они бросились поднимать.
      Джейн успела первая.
      Это был медальон на лопнувшей золотой цепочке…
      — Значит, так и есть! — захлебнулся Майкл. — Это он! Открой его, Джейн!
      Дрожащими пальцами Джейн нажала на кнопку, и крышка отскочила. В мерцающем свете карусельных огней они увидели свои собственные изображения. Да, они были там — все пятеро. И, окружённое ребячьими мордочками, глядело на них знакомое лицо с острыми синими глазами, румяными щеками, вздёрнутым носом и волосами, чёрными и блестящими, как у деревянной куклы.

       Джейн, Майкл, Джон, Барби и Аннабел Бэнкс
       и Мэри Поппинс

      было написано внизу.
      — Так вот что там было! — жалобно сказал Майкл.
      Джейн закрыла медальон и положила его в карман. Оба знали, что надежды больше нет…
      Они обернулись к карусели.
      И вовремя.
      Потому что в этот самый миг музыка грянула ещё громче, запели трубы, и карусель, не переставая бешено вертеться, оторвалась от земли.
      Всё выше и выше поднималась она, разноцветные кони неслись по кругу, и отсвет её огней позолотил листву на верхушках деревьев.
      — Она улетает! — сказал Майкл.
      — Мэри Поппинс, вернитесь! О, вернитесь! — кричали ребята, протягивая к ней руки.
      Но ответа не было.
      Карусель уже поднялась выше самых высоких деревьев и, вращаясь, ввинчивалась в небо.
      Вот уже и силуэт Мэри Поппинс стал чуть заметной тёмной точкой на фоне яркого круга света…
      Вот уже и сама карусель, всё уменьшаясь и уменьшаясь, казалась только яркой звёздочкой на вечернем небе, чуть побольше остальных звёзд.
      Майкл шмыгнул носом и полез в карман за платком.
      — Шея заболела, — пояснил он. Но, как только Джейн отвернулась, он поспешно вытер глаза.
      Джейн, вздохнув, в последний раз взглянула на карусель.
      И повернулась к остальным.
      — Пора идти домой, — сказала она тоном старшей.
      — Заходите, прокатитесь! Только три пенса!
      Сторож, который всё это время подбирал мусор, вернулся.
      Он посмотрел туда, где была карусель, и остолбенел. Не осталось ни следа. Ни примятой травинки…
      Он стал озираться. Раскрыл рот. Посмотрел вверх, и глаза у него вылезли на лоб.
      — Эй, вы! — закричал он, грозя кулаком в небо. — Так нельзя! Это против правил! Я на вас в суд подам! Сейчас была — и сейчас нету! — голосил он, размахивая руками. — Никогда таких вещей не видал! Даже когда был мальчиком! Я рапорт напишу! Доложу Лорд-мэру!
      Ребята медленно брели домой.
      — Она взяла обратный билет, — сказал Майкл. — Как ты думаешь — она, значит, вернётся?
      Джейн подумала.
      — Может быть, если мы будем очень скучать, вернётся, — сказала она задумчиво.
      — Да, может быть, — повторил Майкл, слегка вздохнув. — Может быть.
      И до самого дома оба не произнесли больше ни слова.