Глава 24

На следующий день Мейриона проснулась оттого, что ее настойчиво трясли за плечи.

– Просыпайся, девочка.

Открыв один глаз, она увидела, что рядом с ней на кровати сидит Годрик в мягкой черной рубахе, его крупное тело с такой силой давило на перину, что та жалобно поскрипывала.

Он вновь потряс ее за плечи, и она сердито посмотрела на него:

– Убирайся!

В ответом лишь ухмыльнулся – похоже, его совершенно не обескуражила ее утренняя сварливость. Всю ночь Мейрионе снилось, что она вышла за него замуж… Лорд и леди Уайтстоун – это звучало совсем недурно. Каким угодно способом она добьется того, что ее брак с дядей Пьером будет признан недействительным, – вот к чему она пришла в результате этого сна.

Отклонившись назад, Годрик открыл тяжелые занавески на ближайшем окне, и солнце ярко осветило спальню, позолотив его плечи.

Мейриона моргнула и прикрыла глаза рукой.

– Боже, который час?

– Утро уже настало, – весело ответил он, и Мейриона вновь нахмурилась.

Быстро сев, она натянула на плечи полотняную рубашку.

– Я занимаюсь здесь только тем, что ем и сплю, – проворчала она. – Может, есть хоть какие-то известия от моего отца?

– Нет, ничего, но это меня не волнует. Как только мы прибыли в Монтгомери, я отправил к нему гонца с предложением сделки. – Годрик нежно провел ладонью по ее руке.

– Думаешь, он еще не получил твое послание?

– Не знаю. Сегодня на рассвете я отправил еще одного гонца.

Мейриона вздрогнула. Что, если отец предпочтет напасть, а не вести переговоры ради ее возвращения? Она доверчиво положила руку на плечо Годрика.

– Обещай мне: что бы ни случилось, ты не причинишь вреда моему отцу или дяде Пьеру.

Глаза Годрика потемнели.

– Даже и не помышляй о возвращении к мужу. Несмотря на то что мы так и не пришли к окончательному соглашению, ты принадлежишь мне.

Мейриона замешкалась.

– Милорд, я…

Святые угодники! Что она скажет ему?

Она не может противиться своему сердцу. В качестве жены или в качестве пленницы она хочет принадлежать Годрику, но не сможет вынести, если ее эгоизм будет стоить жизни отцу или дяде.

– Прошу вас, милорд, обещайте, что не причините вреда моей семье. Пьер… Я хочу сказать… – Она отвела взгляд в сторону, стыдясь своей неверности. – Я не хочу, чтобы дядя Пьер оставался моим мужем, но также не хочу, чтобы он был мертв.

– Послушай, Мейриона. – Годрик прижал ее ладонь к своей щеке. – Вчера я получил послание от короля Эдуарда…

– Бесчестный монарх, – еле слышно пробормотала она.

– Будьте осторожны, миледи, даже стены замка могут иметь уши. Я не хочу, чтобы мою будущую жену обвинили в государственной измене.

Ее взгляд нервно прошелся по многочисленным гобеленам, украшавшим стены спальни.

– Шпионы короля Эдуарда утверждают, что в Уайтстоуне укрывают мятежных ланкастерцев.

Мейриона почувствовала, как кровь отхлынула от ее лица.

– Это неправда!

Годрик пристально посмотрел на нее.

– В чем дело, милорд? Что вы скрываете от меня?

– Вашего отца вызывают в Лондон для допроса.

– Нет. Эдуард убьет его! Последний раз, когда отец был в Лондоне, его несколько месяцев продержали в тюрьме – тогда я заплатила королю выкуп, чтобы его освободили. – Мейриона почувствовала, что все закружилось у нее перед глазами. – Зачем на этот раз он понадобился королю?

– Видишь ли, Мейриона… – Годрик сделал глубокий вдох. – Нашего монарха совсем не позабавило сообщение о том, что твой отец продал меня в рабство. Ему также не понравилось то, что он выдал тебя замуж за французского графа, известного своими ланкастерскими симпатиями. Вот почему Эдуард приказал мне арестовать его и доставить в Лондон.

Мейриона нервно теребила руками простыню.

– Мой отец – старый человек. Почему король не позволит ему спокойно дожить последние дни?

Годрик схватил ее за плечи:

– Послушай меня, девочка. Эдуард, вне всякого сомнения, обвинит твоего отца в государственной измене. Если он хочет остаться в живых, ему следует сотрудничать со мной. Твой брак с Пьером необходимо расторгнуть как можно скорее. Только если ты станешь моей женой и Уайтстоун перейдет в мои руки, я смогу обратиться к королю с просьбой пощадить твоего отца.

– Боже правый! – Мейриона недоверчиво уставилась на Годрика. – Отец никогда на это не согласится. Он самолюбив и упрям, как все старики, и скорее умрет, чем решится принять помощь от йоркиста-бастарда. – Она вздрогнула, осознав, что сказала нечто недозволенное. – Простите, милорд, я не хотела вас обидеть.

– Никаких обид, миледи. – Он наклонился и поцеловал ее в щеку. – Я действительно йоркист, и действительно незаконнорожденный.

Сердце Мейрионы растаяло. Поцелуй Годрика был таким нежным, таким приятным… Она должна заставить отца и Пьера посмотреть на ситуацию трезво!

– Вы позволите мне отправиться домой, милорд? Годрик резко отпрянул и удивленно взглянул на нее:

– Ни за что!

– Пожалуйста…

– Нет.

– Я хочу переговорить со своим отцом, объяснить ему…

– Все равно нет.

– Но…

Матрац скрипнул. Годрик встал, его глаза предвещали бурю.

– Больше ни слова об этом. Это дело мужчин.

– Мужчин? Но речь идет о моей семье и моем доме!

Годрик оставался непреклонным.

– Ты не поедешь, и больше даже не проси меня об этом. – Он подошел к окну и стал смотреть во двор.

Мейриона, оставшись на кровати, чувствовала себя одинокой и покинутой. Наконец он вернулся, присел на краешек матраца и протянул ей руку.

– Пойдем. И больше никаких разговоров о твоем отъезде.

Мейриона вложила руку в его ладонь, позволив ему помочь ей.

Ну почему мужчины столь упрямы? Если бы только она могла поговорить с отцом или дядей Пьером!

– Одевайся. Нам очень многое предстоит сегодня. Мейриона вздохнула. Она понимала, что спорить с Годриком бесполезно, поэтому схватила одно из новых платьев, которые принесли швеи, и надела его. Это было голубое платье с красивыми длинными рукавами и замысловатой вышивкой по подолу. Мейриона посмотрела на свое отражение и улыбнулась, ощущая себя избалованной принцессой.

– Куда мы идем?

– В конюшни.

Она удивленно подняла брови:

– Ты все-таки решил отвезти меня домой?

– Конечно же, нет. – Годрик шагнул к ней, взял за руку и мягко подтолкнул вперед.

– Повернись, я зашнурую платье.

Мейриона повиновалась. Его руки были теплыми и чувственными. Она ощутила покалывание в сосках. Боже, этот мужчина лишает ее рассудка!

Его руки скользнули по ткани платья, обхватили талию. Повернув ее к себе, Годрик наклонился… Мейриона отклонилась назад и, застенчиво улыбнувшись, сделала шаг назад. Он последовал за ней, и это продолжалось до тех пор, пока она не уперлась спиной в гобелен. Теперь Годрик был так близко, что она могла коснуться его губ. От него пахло сандаловым деревом, кожей и дымом.

Его губы изогнулись, они были совсем рядом, но он не коснулся ее губ.

Мейрионе захотелось привлечь его к себе… и вдруг ее охватило раздражение.

– Ты собираешься меня поцеловать? – резко спросила она.

– А ты хочешь этого?

Она сердито взглянула на него:

– Допустим, что да. Годрик улыбнулся:

– Наконец-то миледи говорит правду.

Все ее тело горело. Между ними нельзя было просунуть даже лист пергамента, но и это расстояние казалось ей слишком большим.

– Я… – Она подалась вперед, ее грудь коснулась его груди.

Ее разгоряченное лоно увлажнилось, и Мейриона вздохнула.

Годрик слегка коснулся ее щеки:

– Ты дрожишь.

– Вовсе нет.

– Не лги мне!

Она открыла рот, чтобы возразить, но его губы заставили ее замолчать, а язык слегка коснулся ее зубов и десен. Он поглаживал ее язык, вовлекая его в какой-то исступленный первобытный танец. Это был их первый настоящий поцелуй, который они разделяли ради чистого удовольствия. В часовне он целовал ее, бросая вызов отцу, она – чтобы прикрыть Демьена, но этот поцелуй был необычайно восхитительным и чувственным.

Годрик прижал Мейриону к стене, и ее соски затвердели. Она почувствовала, как сильно бьется ее сердце.

– Годрик, – прошептала она. Он резко отстранился.

– Скажи это снова. Мейриона глубоко вздохнула.

– Сказать что?

– Мое имя.

– Хорошо. Годрик.

Его пальцы погладили ее ключицу.

– Нет, скажи это так, словно просишь целовать тебя вечно.

Ее щеки вспыхнули.

– Я не…

Его губы склонились к ее губам, язык снова проник внутрь. Мейриона задрожала и крепко прижалась к нему. Поцелуй все длился, и она таяла рядом с ним. Когда Годрик оторвался от нее, она открыла рот, чтобы прошептать его имя.

– Ш-ш. – Он приложил палец к ее губам. – Не говори сейчас ничего, или мы в самом деле никогда не дойдем до конюшни.

Мейриона увидела его руки: он словно хотел что-то содрать со стены.

– Пресвятая Мария! Ты тоже дрожишь.

– Да, – коротко ответил он. – Ну а теперь пойдем. – Бросив взгляд на кровать, Годрик поспешно отвернулся, схватил Мейриону за запястье и потащил за собой из комнаты.

Мейриона чувствовала себя усмиренной и одновременно могущественной. Поцелуй заставил ее дрожать, и, о Боже, Годрик прав – все, что происходит между ними, это правильно. Она постарается заставить отца все понять. Чума и на короля Генри, и на короля Эдуарда за эту войну между ланкастерцами и йоркистами.

Годрик повел ее по узкой лестнице вниз во двор, откуда доносился грохот металла и раздавались крики воинов.

Когда они приблизились к конюшням, Мейриону охватило волнение: кажется, Годрик что-то замышляет, и вряд ли это придется ей по вкусу.

– Мы что, уезжаем из Монтгомери?

Не отвечая, Годрик продолжал двигаться по направлению к конюшням.

– Ты должна преодолеть свой страх перед лошадьми, – наконец произнес он.

Мейриона остановилась как вкопанная.

– Что это ты задумал?

– Ты должна победить его.

– Но я прекрасно могу обойтись и без верховой езды.

– Нет. – Он снова потянул ее за руку. Мейриону охватило раздражение.

– Сэр, я сама знаю, что мне нужно. Годрик искоса посмотрел на нее.

– Ты безумно испугалась, когда впервые увидела Мстителя.

– И тем не менее у меня все получилось.

– Да, но лишь потому, что ты была со мной. Ты должна научиться ездить сама.

Святые угодники! Он хочет заставить ее. Так всегда делал ее отец.

Ноги Мейрионы словно налились свинцом, руки заледенели.

– Нет!

Годрик не спеша повернулся к ней, его лицо выражало мягкую, но непреклонную решимость.

– Сегодняшний день не станет повторением истории с твоим отцом.

Мейриона опустила голову, чувство стыда переполняло ее. Ей вспомнился голос отца: «Глупая девчонка! Как может мой ребенок бояться лошади!»

Годрик провел большим пальцем по ее щеке, и Мейриона почувствовала, как ее сердце начало оттаивать.

– Здесь ты в безопасности: никто за тобой не наблюдает и никто не принуждает тебя. Если хочешь, я расскажу тебе историю о корабле, на котором перевозили рабов.

Мейриона кивнула.

– Я одолел двух охранников, одному сломал нос, но меня поймали другие. Они засунули мне в рот кляп, скрутили меня и, избивая ногами, сорвали с меня одежду.

Мейриона в ужасе отпрянула, но Годрик крепко держал ее за плечи, не позволяя двигаться назад.

– Я вырывался и кричал, но они были слишком сильны, и их было слишком много. Они затолкали меня в тесный деревянный ящик, где стояла страшная вонь. Там я был не один – вместе со мной находился труп, совершающий последнее путешествие к месту своего упокоения. Возможно, в других обстоятельствах мне удалось бы вынести этот ужас, но я был голоден, изможден и начал кричать, а затем плакать. Я потерял контроль над собой, меня охватила паника. Ища успокоения, я свернулся калачиком, как ребенок, и стал жевать свой палец.

Мейриона смотрела на него, представляя, как этого гордого воина превратили в беспомощного ребенка. Ком поднялся к ее горлу при мысли о тех ужасах, которые пришлось испытать Годрику.

– Потом наступил момент, когда меня, предварительно избив, бросили в подземелье. В тот день я понял, что они не могут меня одолеть. Клянусь ранами Господа, это был настоящий ад, но они не смогли победить меня. Я мог кричать, плакать, я мог снова начать сосать палец, но теперь у них не было пути в мою душу. Надеюсь, ты меня понимаешь? – Мейриона ничего не ответила, и он продолжил: – Как только я признал, что мой страх является естественной частью меня, его власть надо мной стала слабее. Мне никогда не приходилось больше вести себя по-детски, и я смог вынести гораздо худшие унижения, чем этот ящик.

– О Боже!

– Даже если тело подводит тебя и ты теряешь контроль, гораздо важнее то, что у тебя в душе. Здесь ты со мной, в безопасности. Доверься мне.

Довериться? Он осторожно спустил ее со скалы, спас от кабана, кормил, одевал, заботился о ее брате. Если он говорит, что не станет заставлять ее, значит, так и будет.

Мейриона кивнула. После того как Годрик рассказал ей о невольничьем корабле, она уже ничего не боялась. Годрик перенес огромные унижения, но остался самим собой. Что он сказал ей однажды? Смелость – это когда действуешь, несмотря на страх.

– Я доверяю тебе, – ответила она просто.

– Вот и отлично! – Поцеловав Мейриону, Годрик повел ее в дальний конец конюшни.

От запаха свежего сена у нее закружилась голова, но Годрик крепко взял ее за руку, словно передавая часть своей силы. Серая в яблоках кобыла прижалась к ограждению и, видимо, дремала, а когда Годрик тихонько свистнул, открыла глаза и посмотрела на них с явным равнодушием. Несмотря на то что в ее стойле возвышалась большая груда сена, кобыла была костлявой, с худыми боками и впавшими глазами.

– Я хочу познакомить тебя с Голубой Молнией. «Что-то на молнию она мало похожа», – подумала Мейриона и повернулась к Годрику.

– Все же это ужасная идея.

Не обращая внимания на ее слова, Годрик достал яблоко из мешочка, висевшего у него на поясе, и Голубая Молния, тут же оживившись, заковыляла к ним, пощелкивая выпирающими коленями.

Годрик погладил лошадь по носу, и несколько седых волосков вздрогнули под его рукой.

Мейриона проглотила комок страха. Совсем недавно она скакала с Годриком на огромном жеребце, и не ей бояться кроткой старой кобылы. Но что, если…

Словно ощутив ее сомнения, Годрик погладил Мейриону по плечу.

– Если станет страшно, вспомни, как я сосал свой большой палец.

Неожиданно ее тревога превратилась в нервное хихиканье, то, что несколько мгновений назад казалось ужасным, теперь представлялось ей забавным приключением.

Поток чувств захлестнул Мейриону, и она бросилась в его объятия.

Годрик, смеясь, обнял ее и, прижав к стене конюшни, впился своими губами в ее губы. Когда он наконец прервал поцелуй, ее голова продолжала кружиться.

– Ты должен позволить мне поехать и поговорить с отцом.

Усмехнувшись, Годрик шутливо шлепнул ее по заду.

– Я уже сказал – нет.

– Но…

– Никаких возражений. А теперь давай приступим к уроку верховой езды.

Мейриона повернулась к кобыле. Спорить с Годриком было бессмысленно, да ей и не хотелось нарушать установившийся между ними хрупкий мир.

– Сколько лет этой лошади?

– Девятнадцать-двадцать. Точно мы не знаем. – Годрик потрепал кобылу по холке и достал еще одно яблоко. Голубая Молния охотно вонзила в него свои полустертые, пожелтевшие зубы, затем ткнулась Годрику в ладонь.

– Похоже, что она на последнем издыхании.

– Не позволяй ей провести себя. Эта кобыла в свое время была лучшей в конюшне, возможно, она и стара, но все еще полна сил. Нужно, чтобы кто-нибудь показал, на что она способна. – Годрик неторопливо поднес руку Мейрионы к морде лошади: – Потрогай, какой у нее мягкий нос.

Голубая Молния ткнулась ей в ладонь, ища лакомство, и Мейриона почувствовала на своей руке горячее дыхание; бархатный нос кобылы был мягким и теплым.

– Видишь, ты ей нравишься.

Мейриона медленно погладила кончиками пальцев мягкую губу лошади. Ее сердце затрепетало, когда Голубая Молния взглянула на нее своими выразительными глазами, словно говоря: «Ну и где же оно, обещанное лакомство?»

Мейриона улыбнулась, и Годрик тут же склонился над ней.

– На этом все. Урок окончен.

– Но мы даже не попробовали!

– Зато у нас еще куча времени, чтобы научиться ездить верхом.

Его голос хотя и звучал успокаивающе и тихо, но для Мейрионы он был полон эротического обещания.

Глава 25

Две недели спустя, направляясь вместе с Годриком в большой зал замка Монтгомери, Мейриона повсюду слышала смех и громкие разговоры. Она все еще была пленницей, но Годрик предоставил ей некоторую свободу, и между ними воцарился мир. Слуги устанавливали на козлы столы и расставляли подносы, готовясь к праздничному обеду. В камине пылал огонь, разбрасывая по комнате красивые причудливые тени.

Сидевшая у окна леди Монтгомери оторвалась от рукоделия и сердито посмотрела на Годрика.

– Где мой сын? Годрик пожал плечами:

– Возможно, блюет в уборной. Сильвия яростно воткнула иголку в ткань. Мейриона положила руку на плечо Годрика.

– Оставь ее в покое, – тихо сказала она. «Почему ему обязательно нужно злить эту женщину?» Годрик сердито нахмурился:

– А ты не вмешивайся, леди.

– Лучше превратить ее в друга, чем делать из нее врага, – прошептала Мейриона, но Годрик только еще больше нахмурился, и она вздохнула. То же самое будет происходить и в ее семье. Она поежилась, представив безысходность будущего разговора с отцом и Пьером.

Годрик дал знак слуге принести стол и стулья.

– Ты играешь в шахматы, Мейриона?

– Конечно.

Пока они расставляли шахматные фигуры, слуга принес кубки с приправленным специями вином, поднос с ежевичными пирожками, засахаренные фрукты и хлеб с медом.

– Милорд…

– Нет, Мейриона, даже не упоминай об этом.

Его тон не оставлял никакой возможности для обсуждений.

Вздохнув, она опустилась в кресло.

– Как мой брат? – Мейрионе не разрешалось говорить с Демьеном, но она изредка видела его из окна, и он казался ей вполне довольным.

Годрик откинулся на спинку кресла.

– У него все идет хорошо. Он работает с лошадьми. Мейриона улыбнулась:

– Демьен умеет обращаться с лошадьми, а когда едет верхом, его увечье незаметно.

– Да, это так. Вполне вероятно, что однажды он станет главным на конюшне.

В этот момент громко залаяла собака, дверь в зал распахнулась, и в нее стремительно влетела Амелина, держа за загривок гончую. Она отпустила собаку, и та, поскуливая, удрала под стол.

Торопливо подойдя к отцу, девочка сердито посмотрела на Мейриону.

– Папа, почему она все еще здесь? – Маленькие руки замолотили по столу, сбив две пешки и ладью на пол.

Годрик нахмурился, а девочка тем временем схватила кусок ежевичного пирога и, запихнув его в рот, раздула щеки, как запасливый хомячок. Леди Монтгомери и Мейриона обменялись неодобрительными взглядами.

Прихватив аппетитный ломоть хлеба с маслом, Амелина спрыгнула с коленей отца и поспешила прочь.

Лицо Годрика оставалось непроницаемым. Из всех знакомых Мейрионе мужчин его манеры были самыми безупречными, однако дочь он, похоже, ничему не обучил.

Сидевший рядом с Мейрионой Байрон наклонился к ее уху: – Девчонке нужна мать – вот что я вам скажу.

Мейриона бросила взгляд на Годрика, но тот сосредоточил свое внимание на шахматной доске, протянул руку и сделал ход слоном.

В этот момент в зал, широко улыбаясь, вошел Демьен, и Мейриона чуть не выронила из рук кусок пирога.

На плече у Демьена висел колчан, в руках он держал учебный лук.

Сердце Мейрионы переполнилось гордостью, когда Демьен подошел к столу и низко поклонился Годрику.

– Я попал в «яблочко» тремя последними стрелами. И еще, Байрон хочет, чтобы я присматривал за лошадьми, пока ваши люди будут в отъезде.

Годрик хлопнул его по плечу.

– Не сомневаюсь, что ты отлично справишься, парень.

Мейриона почувствовала, как ее губы задрожали от счастья. Разумеется, Годрик проследит за обучением Демьена, и теперь ей не нужно больше опасаться за его будущее. Это был куда более важный подарок, чем изумрудный гребень или новое платье.

Она улыбнулась Годрику.

– Спасибо, милорд, от всего сердца. Неожиданно Амелина вскочила со своего места у окна и, подбежав к столу, схватила пирог с ежевикой, а затем презрительно ухмыльнулась, глядя на Демьена.

– Он ходит, как старый больной человек.

Улыбка медленно сползла с лица Демьена, и Мейриона бросила взгляд на Годрика, ожидая, что он вмешается и сделает ребенку замечание, однако Годрик не обратил ни малейшего внимания на поведение дочери: сделав глоток эля, он передвинул коня на середину шахматной доски.

Демьен в недоумении переводил взгляд с Годрика на Амелину. Мейриона чувствовала: брат ждет, что Годрик заступится за него, но тот молчал, и Демьен неловко поковылял прочь от камина.

Не выдержав, Мейриона повернулась к Годрику.

– Амелину следует научить прилично вести себя. Годрик резко поднял голову. Амелина, сидя у камина, запихивала в рот второй пирог. Она выглядела очаровательно – голубые оборки платья пенились вокруг малышки, а темные волосы завитками обрамляли ее милое личико сказочного эльфа. Это была сама невинность.

– А в чем, собственно, дело? – Годрик пожал плечами.

– Она издевается над собаками.

– Да? – Взгляд Годрика скользнул в сторону, где несколько гончих, лежа на циновках, с довольным видом обгладывали кости. – Все вроде бы в порядке.

– Она оскорбила моего брата.

– Ну, это всего лишь детская непосредственность. К тому же она сказала правду, в этом не было злого умысла.

Мейриона скрестила руки на груди.

– Если ты будешь ее постоянно оправдывать, она будет вести себя чем дальше, тем хуже.

В этот момент Амелина швырнула в Демьена остаток своего пирога.

– Я не хочу, чтобы ты был здесь.

Ударившись о колчан, пирог рассыпался, ежевичная начинка заляпала оперение стрел.

– Ну, погоди! – крикнул Демьен и бросился на Амелину.

Эльф мгновенно отпрыгнул от камина и, распихивая собак, нырнул под стол. Прислуживающие за столом девицы завизжали, собаки запрыгали по комнате. Две служанки столкнулись, пытаясь разойтись в поднявшейся суматохе, подносы с жареным окороком грохнулись на циновки. Женщины визжали, мужчины кричали, собаки, пытавшиеся урвать свою долю щедрого подарка, громко лаяли на слуг, которые тщетно их отгоняли, пытаясь собрать то, что еще можно было спасти.

Мейриона повернулась к Годрику и сердито подняла брови.

Вздохнув, Годрик медленно встал.

– Амелина!

Крики моментально стихли, даже собаки умолкли, и наступила мертвая тишина. Чья-то ложка упала на циновку, но даже этот тихий звук казался теперь неестественно громким.

Байрон и Сильвия почти одновременно посмотрели на Мейриону, но чего в этих взглядах было больше, триумфа или страха, она не знала.

– Ты, – Годрик пальцем указал на девочку, – пойдешь со мной.

Амелина независимо сложила руки на груди.

– Нет.

Не спеша подойдя к ней, Годрик схватил Амелину на руки. Она завопила и начала лягаться, извиваясь и пытаясь вырваться, но Годрик не отпускал ее, пока не вынес из зала.

Мейриона повернулась к Байрону. Амелина, какой бы избалованной она ни была, все же ребенок, а Годрик воин.

– Он не причинит ей вреда, правда ведь? – прошептала она.

Байрон покачал головой:

– Миледи, хозяин скорее пожертвует своей жизнью, чем причинит вред кому-то из своих.

Вспомнив о том, что произошло в лесу, Мейриона закусила губу. В ее ушах снова раздались звонкие удары кнута, который опускался на обнаженную спину молодого человека.

– А как насчет Оуэна? – спросила она.

Байрон посмотрел на нее, будто у нее вырос второй нос, и хмыкнул:

– Жена не должна подвергать сомнению решения мужа.

– Но я не его жена. Здоровяк пожал плечами:

– Значит, скоро будете.

Глава 26

Несколько дней спустя Мейриона шла по коридору, намереваясь поблагодарить портних за сшитые ими наряды, как вдруг ее остановил чей-то голос:

– Эй! Эй ты!

Остановившись, она заглянула в комнату, откуда доносился голос. В отделанном резьбой кресле перед ярко пылавшим камином сидел мужчина с разметавшимися по плечам темными вьющимися волосами. На мгновение ей показалось, что это Годрик, но, увидев юношески гладкое лицо, она поняла, что это его брат. На столике стояла откупоренная бутыль с вином, рядом с ней расположились пустой кубок и беспорядочная стопка книг. Открытая книга лежала у него на коленях.

Мейриона остановилась в дверях.

– Вы меня звали?

Мужчина сделал ей знак, указывая рукой на кресло рядом с собой:

– Присядь, я бы хотел побеседовать с трофеем моего брата.

Мейриона поморщилась:

– Послушай, я вовсе не трофей. Молодой лорд хихикнул:

– Ах, простите, миледи. Все равно я хочу поговорить с вами о Годрике.

Любопытство заставило Мейриону подойти ближе. – Да, и в чем дело? Джеймс с треском захлопнул книгу.

– Есть кое-что.

Мейриона замерла в нерешительности. – Да ладно, я не кусаюсь. Посидите и выпейте со мной. Перешагнув через порог, Мейриона посмотрела на пустой кубок.

– Но тебе… вам, по-моему, уже достаточно. Джеймс откинул голову и засмеялся:

– Похоже, все эти разговоры о вашем неуступчивом характере – правда.

Войдя в комнату, Мейриона почувствовала себя так, словно очутилась в преддверии ада – жар от камина, казалось, вот-вот сожжет ее платье.

– Святые угодники, да здесь жарко, как в печке! Джеймс пожал плечами:

– Чем жарче, тем легче уговорить женщину расстаться с ее одеянием.

Мейриона с досадой посмотрела на него и повернулась, собираясь уйти, но Джеймс проворно вскочил и схватил ее за руку.

– Простите, прошу. Вино иногда заставляет меня забывать о хороших манерах. – Он понуро опустил голову. – Останьтесь хотя бы ненадолго.

– Хорошо, – согласилась Мейриона, – но только без фокусов.

Джеймс кивнул.

– Нас даже должным образом не представили, миледи. Меня зовут Джеймс Вон, граф Монтгомери. – Он нагнулся и учтиво поцеловал Мейрионе руку, а затем проводил ее к одному из кресел и сел сам.

Мейриона внимательно посмотрела на него. Несмотря на то что Джеймс был навеселе, сейчас он казался гораздо более трезвым, чем тогда, когда она увидела его впервые.

– Годрик неплохой человек, – начал он без всякого вступления. – Хотя у матушки на этот счет другое мнение.

Мейриона кивнула:

– Это я уже поняла.

Джеймс наклонил бутыль, но лишь несколько капель упало в его кубок.

– Проклятие!

Постукивая ногой, Мейриона размышляла о том, не следует ли ей уйти.

– Вы хотели рассказать мне о Годрике, – наконец напомнила она.

Джеймс, причмокивая, выпил остатки вина и пристально посмотрел на собеседницу.

– Он хочет вас. Его дым страшнее, чем его пламя.

– Что вы хотите этим сказать?

– Если вы будете хорошо к нему относиться, вы сможете завоевать Дракона.