Глава четвертая

Утром, так рано, как только позволили приличия, Антония послала за экипажем и велела доставить себя в дом дяди. Он принял ее, как всегда, в кабинете и, восседая за письменным столом, молча, не шевелясь, выслушал все горькие обвинения в свой адрес. Откинувшись на спинку кресла, а локти поставив на подлокотники, размеренно постукивая о ладонь изящным моноклем в золотой оправе, он из-под полуопущенных век наблюдал, как она в гневе расхаживает перед столом взад-вперед. Вид у него был равнодушный и даже несколько насмешливый.

— Мне хотелось бы, милое дитя, чтобы вы сели, — протянул он наконец. — Вы, конечно, обворожительны, да только слишком я стар и нахожу утомительным ваше неугомонное хождение.

— И это все, что вы можете сказать? — Она остановилась перед ним и положила руки на край стола. — Так, значит, вы отрицаете, что обманули меня? Что капитан Байбери должен был убить Джеррена?

— Не вижу смысла в отрицании, — скучающим тоном произнес он. — Да, я возлагал надежды — и немалые, надо сказать, — на то, что Джеррен будет убит, и он действительно чудом избежал смерти. Да он у вас, милая, просто заговоренный.

— Вот и хорошо, ему это необходимо, коль скоро вы строите против него козни. — И она с горечью добавила: — Полагаю, не станете отрицать, что нападение в угодьях Финчли — тоже ваших рук дело?

Он кивнул:

— Не стану. Правда, в тот раз у меня еще не было намерения втравлять в это и вас.

— Уж не прикажете ли рассыпаться в благодарностях? Боже мой, до чего же глупо было тогда лететь к вам за сочувствием! Я и прилетела прямиком к вам в лапы, не так ли?

— Не думаю, что вам следует упрекать себя за это, — успокаивающе произнес он. — Я все равно узнал бы о случившемся. Вам никогда не приходило в голову поинтересоваться, а откуда же мне стало известно о намерении Сент-Арвана вернуться из Барнета в тот же вечер?

— Разумеется, кто-то сообщил вам. И есть только один человек, который мог это узнать. Если она подслушивала у дверей наш с Джерреном разговор. Вы подкупили мою горничную, чтобы она шпионила за нами.

— Да, нечто в таком роде, — признался он, чуть улыбнувшись. — Для достижения моих целей мне нужно было точно знать, как обстоят дела у вас с мужем.

Антония медленно опустилась в кресло. Она уже несколько успокоилась и хорошо понимала, что необходимо собраться с духом и мыслями.

— А вашей целью было, конечно, то, в чем так убежден все это время сэр Чарльз? Завладеть его состоянием?

Улыбка стала чуть шире, но в светлых глазах зажегся холодный огонек гнева.

— Состоянием, принадлежащим нам по праву. Мой отец был наследником сэра Чарльза.

— До тех пор, пока сэр Чарльз не возымел дерзость жениться и даже завести сына! — В голосе Антонии слышалась издевка. — Вы говорите так, будто он обманом лишил вас того, что вам принадлежало от рождения. А я, дядюшка, нахожу это смехотворным.

Роджер так резко вскочил на ноги, что свалил кресло; улыбку как ветром сдуло, а глаза бешено засверкали.

— Но еще более смехотворно, когда сорокатрехлетний мужчина теряет голову при виде девчонки почти вдвое младше! Хорошенькой, глупенькой пустышки, которая не принесла за собой хоть какого-нибудь состояния! Мне было двенадцать лет, когда родился Энтони, и я хорошо помню, как сразу переменилась моя жизнь. Пока отец оставался наследником сэра Чарльза, все было прекрасно, но потом… — Он умолк, с явным усилием подавив неожиданный взрыв чувств. — Впрочем, вы же не можете правильно оценить ситуацию и потому этот разговор беспредметен. Бедность, милая Антония, — это одна из болезней, которой вам никогда не приходилось переносить.

Она пожала плечами:

— Зато перенесла другие. — И нахмурилась: — Мне понятно одно: вы до сих пор претендуете на состояние сэра Чарльза, хотя далеко уже не бедны. А смущает меня, почему вы решили, будто смерть Сент-Арвана поможет вам завладеть им.

— Будет вполне достаточно, если им завладеет мой сын. Вы ведь собирались замуж за Винсента, прежде чем сэр Чарльз насильно выдал вас за Сент-Арвана. Надеюсь, овдовев, вы сочтете эту партию по-прежнему приемлемой.

Ее брови поднялись:

— Даже если и так, неужели вы думаете, сейчас сэр Чарльз допустит это скорее, нежели тогда?

— Едва ли он сможет воспрепятствовать. Вы — совершеннолетняя и уже не пленница в его доме. Кроме того, пришлось бы еще соблюдать годичный траур, а в возрасте вашего деда год — очень большой срок.

Она не стала притворяться, будто не поняла.

— Думаю, он так долго не проживет, хотя все еще цепляется за жизнь, словно оплывшая свеча, что и не горит толком и погаснуть никак не может. Но даже если и так, не кажется ли вам, что вы делаете слишком много допущений? Понадобится не только согласие сэра Чарльза. А если я, после всех событий, не захочу больше выходить за Винсента?

Он не спеша поднял кресло, поставил его на место и только потом с легкой иронией спросил:

— А вы не хотите, дорогая?

— Не в этом дело, — возразила она и, поколебавшись, добавила: — Несмотря на все ваши усилия, дядя, у меня все еще есть муж.

— Который убежден, что вы дважды покушались на его жизнь.

— Что я пыталась сделать это с вашей помощью, сэр. Теперь, когда я знаю правду, что может помешать мне рассказать всю историю Джеррену и тем доказать свою невиновность?

— Ах, милая Антония, — тон Роджера был обидно снисходительным, — не можете же вы, в самом деле, считать, что я признаюсь во всем Сент-Арвану или кому-то еще, как только что совершенно конфиденциально признался вам? А у вас нет ни малейших улик в подтверждение подобных обвинений.

— Вы так считаете? — с вызовом заметила она. — Но эти покушения вы ведь осуществляли, вероятно, не в одиночку? Я бы крайне удивилась, узнав, к примеру, что в угодьях Финчли, поджидая Джеррена, вы лежали собственной персоной.

— И удивились бы, дитя мое, совершенно обоснованно. Я в тот вечер был у Уайта и оставался там до утра. А.. э-э-э… дело сделал мой личный слуга, Тимоти Престон. — Он увидел в ее глазах отблеск удивления и снисходительно улыбнулся: — Да-да, милая. Отец вашей горничной, Ханны, которую мне после некоторых стараний удалось внедрить к вам в дом.

Эти сведения несколько поколебали уверенность Антонии, но она постаралась это скрыть.

— Вы относитесь к слугам с исключительным доверием, сэр.

— А, ну, Тимоти-то для меня не просто слуга. Его отец служил моему, мать нянчила меня, а с Тимоти мы все детство играли вместе. А когда выросли, он стал служить мне. После дуэли с вашим отцом, когда пришлось покинуть Англию, он поехал со мною. Он свято блюдет мои интересы, а я доверяю ему, как самому себе. Он — мое второе Я.

— А его дочь?

— Воспитана в полной верности мне и к тому же до смерти боится отца Ее вам тоже не уговорить предать меня.

Антония почувствовала, как захлопнулся капкан. Оставался только один выход.

— Но есть еще капитан Байбери!

— Байбери! — Роджер тихо рассмеялся. — Нет, дорогая моя! Его нанял — надеюсь, вы уже поняли, что предполагаемое наследство никогда не существовало, — человек, которого он не сможет опознать, готов держать пари. Этот человек представился ему как посланник некоей дамы. Молодой и богатой, которую насильно выдали замуж, муж ей отвратителен, и она совершенно всерьез хочет от него избавиться. И готова весьма щедро за это заплатить. Вот, Антония, что сообщит Байбери, если вы совершите глупость и поднимите тревогу. Это он и сам считает правдой.

— Но ведь вы же сами внушили мне мысль о дуэли между ним и Джерреном.

— А вот в этом вам будет крайне трудно убедить хоть кого-нибудь. Я проявил большую осторожность и, наблюдая за вашим флиртом, не забывал высказывать самые родственные опасения. И даже попросил жену осторожненько шепнуть вам на ушко пару слов предупреждения. Она ведь шепнула, да? — Антония кивнула, совершенно обескураженная, а Роджер снова вкрадчиво улыбнулся: — Вот именно! И ведь не я познакомил вас с Байбери. Ему предложили добиться расположения Летти Херствуд, поскольку его и добиваться не нужно, она легко идет на знакомство с любым мало-мальски симпатичным мужчиной. Ну, а дальше все пошло своим чередом.

Итак, капитан захлопнулся, не оставив ни малейшей возможности убежать, хотя она так и не поняла толком, зачем Роджеру было загонять ее туда. Только одно было ясно: этого милого улыбающегося, такого приятного с виду человека она боялась гораздо больше, чем собственного деда. И тут вместе с мыслью о сэре Чарльзе появилась надежда не избегнуть, нет, но хотя бы отдалить опасность, понятную еще не до конца.

— Но Джеррен еще не хозяин состояния Келшел — лов, — возразила она, в душе порадовавшись тому, что голос звучит достаточно твердо, хоть сердце бешено колотится. — Если я неожиданно овдовею, то могу так же неожиданно и лишиться наследства.

Он понимающе кивнул:

— Такую возможность я всегда учитывал, но устранение Сент-Арвана представилось мне такой настоятельной необходимостью, что я решил рискнуть. — Увидев ее замешательство, он добавил с некоторой злобностью: — Кстати, весьма нежелательным осложнением, Антония, оказалась бы ваша беременность.

Она вспыхнула, но смогла сохранить ледяной тон:

— Полагаю, сэр, что при наличии в моем доме вашей шпионки, нет нужды самой докладывать вам, каковы нынче мои возможности родить наследника состояния Келшеллов, поэтому я продолжаю теряться в догадках, зачем же вам понадобился капитан Байбери.

— Вполне естественное нетерпение, дорогая, занять то положение, к которому начал стремиться еще двадцать лет назад, — ровным тоном ответил он. — Но теперь я изыскал способ, как предотвратить лишение вас наследства.

Она иронически рассмеялась:

— О, да вы просто не знаете дедушки! Пока в нем теплится жизнь, он не переменится и будет поступать только так, как ему заблагорассудится.

— Совершенно справедливо! И тогда тем более просто будет заставить его поверить, что наилучшим образом он соблюдет собственные интересы, как раз не лишая вас наследства. Все ведь очень просто. Что может быть естественнее, если, овдовев, вы решите вернуться в Келшелл-Парк? А прибыв туда, тут же объявите ему, будто ждете ребенка.

Она воззрилась на него:

— Да вы в своем уме? Ведь подобный обман вскроется самое большее через два месяца! Вы же не можете заранее знать, сколько он проживет.

— Думаю, как раз смогу. Совсем недавно вы сами сравнили его с оплывшей свечкой, которая и не горит толком и погаснуть не может. Но такой слабенький огонечек ведь ничего не стоит задуть… Он может никогда и не узнать о вашем обмане.

Антония ощутила, как по спине пробежала ледяная струйка страха. Сначала убьют Джеррена, потом сэра Чарльза, а потом?.. Такой безжалостный человек, как Роджер Келшелл, не успокоится до тех пор, пока не станет неоспоримым и единственным хозяином состояния, которое давно считает своим по праву!

Он напряженно следил за нею, и невероятным усилием воли она приняла невозмутимый вид.

— Нет, сэр, что-то не верится в серьезность ваших слов. Возможно, вы и приняли меры, чтобы я не смогла вас выдать, но заставить меня участвовать в ваших подлых замыслах у вас средства нет.

Он ответил не сразу. Несколько секунд рассматривал ее, улыбаясь, задумчиво постукивая моноклем по подбородку, явно раздраженный ее упрямством и непонятливостью.

— Да нет же, милая Антония, как раз есть. — Тон его был угрожающе вкрадчив. — Принять в них участие вам все-таки придется, поскольку альтернатива … скажем, малоприятна.

Она ответила недоверчивым взглядом:

— Не понимаю.

— В самом деле? — Он вздохнул. — Да, кажется, я переоценил вашу разумность и сообразительность. Что ж, тогда позвольте пояснить. Рано или поздно, но Сент-Арван все-таки умрет, и насильственной смертью. Это неизбежно, ибо даже если вы попытаетесь предупредить, он не остережется, поскольку совершенно перестал доверять вам. Овдовев, вы возвращаетесь, как уже говорилось, в Келшелл-Парк, а затем, как только станет возможно, выходите замуж за Винсента. А если отказываетесь выполнить все это … — Он помедлил и неторопливо, отчетливо произнося каждое слово, закончил: — то незамедлительно предстанете перед судом за убийство мужа.

Антония вцепилась в полированные, отделанные позолотой подлокотники кресла, борясь с неожиданно нахлынувшей дурнотой. В глазах потемнело, голос Роджера доносился словно из другой комнаты:

— А то, что вас осудят, сомнению не подлежит. Сент-Арван давно уже убежден в вашей виновности, да и Маунтворт наверняка на его стороне. Все улики и есть и будут против вас. И стоит только всплыть кое-каким весьма любопытным фактам вашей биографии — замужества и особенно происхождения, — как ни один совет присяжных в нашем графстве попросту не станет вас оправдывать. Судебное разбирательство и его …э-э-э… неизбежный вывод наделают, полагаю, немало шуму.

Призвав на помощь остатки самообладания, Антония преодолела нарастающую слабость.

— Боюсь, вы не оставляете мне никакого выбора, — еще неуверенным голосом произнесла она. — Так не проще ли сразу пустить в ход закон?

— Милое дитя! Неужели вы думаете, я без крайней необходимости позволю подобному отвратительному скандалу разгореться вокруг наших имен? Кроме того, следует подумать и о Винсенте. Он боготворит вас, и мне хотелось бы видеть его счастливым. Можете не сомневаться — он решительно ничего не знает.

— Я никогда и не сомневалась.

— Увы, — с сожалением признался Роджер, — боюсь, ему не хватит решимости ни для задуманного мною предприятия, ни для того, чтобы определить, что ему больше всего нужно. — Он встал и, обойдя вокруг стола, остановился рядом с нею, положив руку ей на плечо. — Но вы-то, Антония, вы ведь не робкого десятка, не так ли? И очень хорошо понимаете, что целиком находитесь в моей власти и единственный выход для вас — слушаться меня. Слушаться беспрекословно, чего бы я ни потребовал.

Рука легко, почти невесомо лежала на ее плече, но Антонии показалось, будто это рука палача. Боже милосердный, как хорошо она все понимала! Понимала, что своей глупостью, гневом и уязвленным самолюбием дала Роджеру возможность подстроить ей западню, что сама попалась в его смертоносные сети и что независимо ни от каких его слов ей грозит опасность не меньшая, чем Джеррену, разве только не такая непосредственная.

Джеррен, выйдя от Уайта, отклонил предложение привратника послать за портшезом, отмахнулся от посыльного, с надеждой шагнувшего было вперед, и беспечной походкой направился в сторону дома. Улицы были пустынны: недавняя сильная гроза разогнала по домам всех любителей пеших прогулок, но теперь небо уже очистилось и в нем большим ярким фонарем висела луна.

Он шел не спеша, перекинув плащ через левую руку и с наслаждением вдыхая посвежевший после грозы и дождя воздух; не переставая, однако, быть при этом настороже. Уже целую неделю ему казалось, что за ним следят. Сначала это было неясное, но неприятное ощущение чужого взгляда на спине. Он стал внимательнее присматриваться, и вскоре подозрения подтвердились, хотя и не так, чтобы немедленно принимать меры предосторожности. Какие-то смутные тени в ночи, бесшумные шаги за спиной по темной улице — вот и все, что он смог заметить, и все же был уверен, что его преследователи здесь, готовы напасть, как только представится случай. «Что ж, — решил он, — сегодня вечером такую возможность они получат».

Наконец-то его бдительность была вознаграждена легким звуком шагов сзади, слегка поодаль. Он полуобернулся и краем глаза заметил, как к дверям, ища укрытия, прижался человек. Но, поскольку в планы Джеррена не входило давать своим преследователям понять, что они замечены, он остановился, глядя в другом направлении, а затем пошел дальше, беспечно мурлыча какой-то мотивчик.

Действительно, преследователи попались на удочку и стали приближаться уже не так бесшумно, слышны были шаги как минимум двоих. Улицу, по которой шел Джеррен, пересекала другая, поуже, и Джеррен не спеша свернул за угол; высокая стена слева отбрасывала тень почти до середины улочки, к этой стене он и прижался спиной, одновременно вынимая шпагу. Вскоре из-за угла, осторожно ступая, показался человек, а за ним по пятам — еще двое; все трое, не замечая своей жертвы, вышли на середину улицы.

— Э-эй, приятели, — тихо позвал Джеррен. — Уж не меня ли вы ищете?

Троица обернулась на звук голоса, замерла на мгновение при виде обнаженного сверкающего лезвия, а затем молча окружила Джеррена, угрожая оружием. Предводитель выступил вперед, шпаги со звоном скрестились, и тут второй сделал угрожающий выпад слева, но шпага увязла в складках плаща Сент-Арвана. Третий вертелся рядом, стараясь улучить момент, когда Джеррен приоткроется.

Шлага Джеррена глубоко вонзилась в плечо первого нападавшего, который тут же выронил свою и со стоном, споткнувшись, упал, а на его место метнулся третий. Несколько минут на залитой лунным светом улице шла беспощадная схватка не на жизнь, а на смерть. Джеррен отчаянно защищался, отбиваясь от все новых жестоких выпадов, и, едва успев отразить очередной, грубо выругался.

Но тут по мокрой мостовой раздались знакомые шаги, приближающийся голос выкрикнул что-то ободряющее, и лорд Маунтворт собственной персоной вылетел из-за угла и, не теряя времени, ринулся в самый центр сражения. Один из противников Джеррена тут же пустился наутек, а другой, явно более смелый и выносливый, обернулся к новому сопернику. Оставив Питера разбираться с ним, Джеррен подошел к раненому предводителю, который, слегка оправившись, тоже намеревался ретироваться, и, схватив за руку, рывком притянул к себе.

— Не так быстро, приятель, — угрожающе произнес он. — По-моему, нам еще есть что сказать друг другу.

Парень, с приставленной к горлу шпагой, опасливо переводя взгляд с узкого лезвия на холодные голубые глаза, почел, наконец, за лучшее подчиниться. Джеррен кивнул в сторону Маунтворта и его противника. — Ну-ка, отзови своего сообщника, — отрывисто приказал он, — если хочешь спасти и его шкуру, и свою собственную.

И снова его пленник решил, что сопротивляться бессмысленно, и велел приятелю остановиться. Приказ был исполнен незамедлительно, и Питер отобрал у противника шпагу. Джеррен снова обратился к пленнику:

— Так вот, я дрался не с тобой, а с человеком, который заплатил тебе за убийство. Постарайся уяснить, что в твоих же интересах рассказать о нем все. Тогда я не только отпущу вас обоих, но и награжу.

Человек, прислонившись к стене, сжимал плечо и нервно облизывал губы.

— Да я вам, сэр, все скажу, все, чего знаю, — торопливо заговорил он. — Да ить незадача-то, знаю-то я маловато. Вот, хоть бы взять, я и лица-то ейного не видал…

— Как ты сказал? — гневно вырвалось у Джеррена, и шпага, опущенная было вниз, снова взлетела к горлу парня.

— Ее лица?

— Точно так, сэр! — Парень отпрянул и растерянно взглянул на Маунтворта. — Женщина то была, этакая дамочка, вся в шелках да кружевах да с напудренными волосами… ну да, а еще в ейных ушах-то камушки были — я те дам, мне б цельный год хватило б жить не тужить, горя не знать! Да, а вот лица-то ейного я и не видал, потому как в маске она была-то, но зато высокая, рослая была бабенка, и все говорила так, свысока, что твоя королева.

Джеррен не отвечал. Пока человек говорил, он снова опустил шпагу и теперь, смертельно побледнев, невидящим взором уставился на сияющее лезвие. Питер бросил на Джеррена проницательный взгляд и коротко спросил пленника:

— Где ты видел эту даму?

Парень назвал таверну в районе, пользующемся весьма скверной репутацией, и Маунтворт заметил с презрительным недоверием:

— Уж не думаешь ли ты, что мы поверим, будто такая дама может даже что-то знать о подобном месте, а тем более приезжать туда без охраны, рискуя остаться без своих драгоценностей? Ты нагло лжешь, негодяй!

— Она была не одна, — угрюмо заметил человек, — а с каким-то малым, видать, слугой или еще кем-то там. И оружие при нем было.

Джеррен поднял голову:

— Как он выглядел?

— Да не больно-то я ево разглядел-то, он все шляпой прикрывался да шарфом замотался. Такой, с тихим говором, невысокий. Не больно-то я на ево и смотрел, все боле на камушки в ейных ушах. Уж так-то сияли, ну чисто тебе звезды. Рубины то были да алмазы. Она капюшон-то откинула, вот я и углядел.

Джеррен с минуту еще безмолвно смотрел на парня, а потом с какой-то обреченностью вложил шпагу в ножны. — Можете идти, — устало приказал он. — Оба. Питер запротестовал:

— Но ты не можешь так просто отпустить их!

— А что еще можно сделать? Такое свидетельство мне не пригодится. Так что пусть катятся к черту, и чем скорее, тем лучше.

Маунтворт хотел было возразить, но потом беспомощно пожал плечами и отступил в сторону. Оба пленника, не дожидаясь второй команды, что было сил пустились наутек; здоровый поддерживал раненого.

Джеррен поднял с мостовой упавший плащ и уставился на него, словно не понимая, как тот оказался у него в руках. Питер схватил его за плечо.

— Пойдем же, Джеррен, — тихо позвал он. — Здесь больше делать нечего.

— Итак, мой план уличить Келшелла не удался, — с горечью сказал Джеррен. Питер никогда раньше не слышал у него такого тона. — Смешно, не правда ли, что я с риском для жизни пытаюсь добыть сведения, без которых предпочел бы обойтись?

Маунтворт не ответил, поскольку сказать было просто нечего. Они сидели в библиотеке его дома на Гросвенор-сквер, куда пришли после стычки на улице. Он понимал, что необходимо обсудить их пугающее открытие, но никак не мог приступить к разговору.

— Вне всяких сомнений, я — глупец, — подвел черту Джеррен, — но мне и в голову не могло придти, что эти парни выведут на кого-то другого, не на Келшелла. Вот почему я и просил тебя помочь мне.

— Полагаю, — с сомнением в голосе произнес Питер, — ошибка вовсе не исключена. Они ведь не видели ее лица.

— Никакой ошибки нет. Ты же слышал слова этого негодяя. Высокая, богато одетая женщина с высокомерными манерами, в серьгах с рубинами и алмазами. Черт побери, Питер, ведь я же сам подарил ей эти побрякушки, когда только привез в Лондон.

— А что ее спутник? Кто бы это мог быть? Джеррен нахмурился.

— Разумеется, не Келшелл. Вероятно, кто-то из его доверенных лиц, но даже если бы я и мог проследить связь, что толку. Факт остается фактом — их наняла Антония. Вот почему этот чертов поединок придется держать в секрете.

Питер как-то странно посмотрел на него.

— Я, конечно, понимаю твои чувства, — раздумчиво произнес он, — но черт побери, Джеррен, плюнь ты на все это! Ведь речь идет о твоей жизни. Не зная, где и когда они сделают очередную попытку, ты в один прекрасный день не сможешь уберечься и попадешься.

— Ну и что ты в таком случае предлагаешь? — Джеррен беспокойно заметался по комнате. — Чтобы я позволил арестовать жену по обвинению в попытке убийства? А сам поступил бы так, окажись ты на моем месте, а на месте Антонии — Люси?

— Это не аргумент, — нетерпеливо возразил Питер. — Люси и я…

— Да, знаю, знаю! — так же нетерпеливо прервал его Джеррен. — Ты любишь свою жену. Так ведь и я, черт побери, по-прежнему люблю свою, хоть это и глупо после всего случившегося. Вот почему мне так дьявольски трудно.

И снова у Маунтворта не нашлось слов. Сомнений больше не было: Антония Сент-Арван замыслила хладнокровное убийство мужа, и отрицать это Питер был не в силах, невзирая на самое горячее сочувствие к другу.

— Конечно, легко махать кулаками после драки, — продолжал Джеррен уже более спокойно, — но ошибкой было привозить Антонию в Лондон. Не сведи она знакомство с Келшеллом…

— Если уж хочешь знать мое мнение, — не таясь заявил Маунтворт, — то ошибкой было вообще жениться на ней.

Джеррен вздохнул.

— Может быть, ты и прав, — согласился он, — хотя, держу пари, ты поступил бы так же, если бы оказался перед тем выбором. Нет, я все же убежден, что за всеми этими покушениями стоит Келшелл. Он добивается богатства сэра Чарльза для своего сына. Потому-то с самого начала Винсента и послали завоевать любовь Антонии.

— Что ж, если он надеется обеспечить Винсента этим состоянием, женив его на твоей вдове, то все эти попытки крайне неуклюжи и шиты белыми нитками. Черт побери, Джеррен! Да ведь если бы эти негодяи убили тебя сегодня, а сами попались, то след привел бы прямиком к твоей жене. Она даже убежать не успела.

— Думаешь, я этого не понимаю? Или мне от этого легче? Полагаю, Келшелл достаточно проницателен, чтобы тоже понимать это. — Он вдруг умолк, прерывисто дыша приоткрытым ртом и потрясение глядя перед собой. — Ах, чертов проныра!

Что-то в его лице и голосе заставило Питера вскочить на ноги. Он подбежал и порывисто схватил его за руку:

— Что стряслось?

— Келшелл вовсе не дурак, — медленно, словно размышляя вслух, протянул Джеррен. — Мы чуть было не упустили главного. Если меня убьют и ситуация обернется против моих убийц — а Келшелл с легкостью может это подстроить, — то они, в свою очередь, выдадут Антонию. И таким образом, хитроумно устранив все препятствия, он спокойненько завладеет состоянием, что невозможно, пока она жива.

Питер нахмурился.

— Но если бы она вышла за его сына, состояние и так принадлежало бы ему. И не надо мне говорить, что у Винсента хватит духу поступить наперекор отцу.

— У него — нет, а у Антонии хватит, и Келшелл это уже понял, держу пари. И весьма сомнительно, что потерпит такое. О, он дьявольски коварен! Прекрасно понимает, что я никогда ничего не предприму во вред ей, и если все и дальше пойдет так же скверно, как ныне, он может чувствовать себя в полной безопасности.

— Вполне возможно, она тоже поняла, что и ей грозит опасность.

— Если и так, то поздно поняла. Она уже так глубоко увязла во всем этом, что выбраться не сможет, даже если и захочет. Совершенно не исключено, что, ослепленная желанием поскорее избавиться от меня, она не видит, перед какой пропастью стоит.

В голосе его снова послышалась горечь, и Маунтворт торопливо произнес:

— И что же ты намерен делать? Нельзя же оставлять все как есть.

— Сделать можно только одно. Услать Антонию из Лондона, чтобы Келшеллу пришлось самому все сделать, а я мог бы повернуть против него его же оружие. Ей это, конечно, не понравится, но там она будет в относительной безопасности до тех пор, пока я не разберусь с ее родственничком.

Питер подошел к окну и отдернул тяжелые бархатные занавеси. По небу уже разливался бледный предутренний свет, в этом сером свете от свечей исходило какое-то болезненное мерцание. Он сказал не оборачиваясь:

— А если он ничего против тебя не предпримет? Что тогда?

Джеррен пожал плечами.

— Тогда придется спровоцировать ссору и закончить дело обычной дуэлью. Не сомневаюсь, что справлюсь.

Питер, хмурясь, повернулся к нему:

— Не нравится мне это, Джеррен. Плюнь ты на все, к чертовой бабушке! Келшелл тебе в отцы годится. С твоей репутацией последствия могут оказаться дьявольски неприятными.

— Но не более, чем нож в спине, — возразил Джеррен. — Разумеется, придется уехать из Англии, но это не столь важно.

— А жена?

Джеррен бросился в кресло и потерянно посмотрел на друга На лице его лежала бледность и нечто большее, чем просто усталость, а в голубых глазах была мука.

— Да, — мрачно произнес он, — жена! Эту проблему, дорогой Питер, решить куда труднее.

Несколько часов спустя Антония, сидя в постели, пила утренний шоколад и равнодушно размышляла, какое платье надеть, как вдруг в дверь настойчиво постучали. Ханна открыла, и, к удивлению Антонии, вошел Джеррен. Подошел к кровати и остановился, глядя на Антонию с удивленно неприязненным выражением лица.

В бледно-розовом шелковом капотике с воланами и кружевном ночном чепчике, завязанном под подбородком розовыми лентами, Антония была прелестна и именно такою представала в его воображении, однако краса ее ни на йоту не смягчила его. Он повелительно произнес:

— Будьте любезны, мадам, собраться в дорогу. Вы уезжаете из Лондона после полудня.

Глаза ее изумленно расширились.

— Уезжаю из Лондона? — повторила она. — Куда же мы едем?

Его брови поднялись, а в глазах появилась насмешка:

— Боюсь, вынужден буду юс разочаровать, голубушка. Я — остаюсь. Это вы уезжаете — в Глостершир.