Алое домино

— Я не сомневаюсь, что вы именно так и считаете, — ответил он с легкой насмешкой, — и, веди вы подобную жизнь с самого рождения, так оно и было бы. Но сейчас цыганская жизнь отнюдь не покажется медом вам, привыкшей сладко есть и мягко спать.

— Вы-то, конечно, в том не сомневаетесь, — она надменно вскинула подбородок. — Между тем как само выше присутствие здесь означает, что комфорт вам дороже всего на свете.

— Пожалуй, сейчас он означает для меня гораздо больше, чем раньше, до пребывания в Ньюгейте, — признал Джеррен. — До той поры я принимал его как должное, так же, как, вероятно, и вы. Нужно близко познакомиться с бедностью и тяготами, чтобы по достоинству оценить жизненные блага. — Он помолчал, рассматривая Антонию одновременно с недоверием и любопытством. — Неужели вы и в самом деле намеревались убежать отсюда в мир одна, без друзей, без денег?

Лицо ее стало вызывающе враждебным, и весь вид красноречиво подтверждал пренебрежительный тон речей; поворачиваясь, чтобы поставить на место так и не раскрытую книгу, она резко бросила через плечо: — Все бы отдала, только бы сбежать и из этого дома, и от безумной тирании деда. Уж я бы не голодала, уверяю вас.

— Вот в этом-то сомневаться не приходится, — сухо откликнулся он. — С вашим лицом и фигурой вы незамедлительно обрели бы заступника. Но тогда я в полном недоумении: если вы готовы к такому, то почему же тогда так горько жалуетесь на то, что произошло?

Она снова медленно повернулась лицом. Надменно кривились гордые губы, презрительно изгибались черные брови.

— Уж не пытаетесь ли вы доказать, что есть какая-то разница?

Секунду или две он еще рассматривал ее, потом не торопясь, спокойным шагом приблизился, положил левую руку на полку у самого плеча Антонии, а правой слегка взял ее за подбородок, так что ей волей-неволей пришлось смотреть ему в глаза.

— О, разница огромная, дорогуша. — Губы его тронула улыбка. — Волею случая я ваш муж.

Она стояла, напряженно выпрямившись, высокомерно не делая ни малейшей попытки высвободиться, но в темных, выражающих неприязнь глазах, за сердитой враждебностью он прочел страх, и его вдруг пронзило острое сострадание и яростное негодование на самого себя; рука скользнула к ее запястью, он поднес ее пальцы к губам и мягко поцеловал.

— Чтобы привыкнуть к обстоятельствам, нам обоим нужно время. Мне, разумеется, очень хотелось бы познакомиться с вами получше, но сейчас, мадам, позвольте пожелать доброй ночи.

Он выпустил ее руку, поклонился, отступая назад, и ушел. Уже закрылась дверь, а Антония все стояла, прислонившись к полке, потрясенная и озадаченная, прислушиваясь к решительным шагам.

Сэр Чарльз Келшелл был зол и не пытался этого скрыть. Полусидя на огромной кровати, обложенный грудой подушек, при свете дня он казался еще более сморщенным и похожим на труп, чем вчера вечером, и со злорадством и раздражением смотрел на Джеррена, шедшего к нему через всю комнату. Отмахнувшись от учтивого приветствия, он заговорил с гораздо большей, нежели обычно, яростью: — Уж не пытаетесь ли вы сделать из меня дурака, Сент-Арван? Думаете, раз сожгли свой вексель, так и можете играть мною? Деньги пока еще не в ваших руках!

Джеррен с удивлением смотрел на него, чувствуя, как в душе зарождается неприязнь к этому старику. Потом холодно произнес: — Не понимаю вас, сэр. И не потерплю, чтобы со мною так разговаривали.

— Потерпите, потерпите, молодой человек, да еще как! А дабы помочь вам понять, разрешите напомнить, что не для того я входил в такие расходы и беспокойство, чтоб Антония оставалась вашей женою лишь на бумаге.

— Проявите терпение, сэр Чарльз! — Тон Джеррена стал жестче, а манера — еще более вежливо ледяной. — Поскольку с вашей внучкой мы впервые повстречались только на свадебной церемонии, то не стоит ждать, что я немедленно предъявлю на нее свои супружеские права. — Он умолк, с растущим недоверием рассматривая лицо старика. — Боже святый! Так вы именно этого и ждали! Неужели вы нисколько не считаетесь с нею?

— Считаться? С нею? — Хриплый, насмешливый шепот прозвучал, словно змеиное шипенье. — Не обманывайтесь, Сент-Арван! Держаться и говорить, как леди, она научилась, но в душе осталась такой же цыганкой, как и ее мать. Нечего деликатничать! Унизьте ее, сломите ее дух, покажите, что вы — господин!

Прежде чем ответить, Джеррен помолчал, с нарастающей неприязнью приглядываясь к старику. До сего момента ему казалось, будто Антония преувеличивает, говоря о ненависти деда, но теперь стало ясно, что это — правда. Ненависть, неприкрытая, обнаженная, смотрела из глаз и звучала в голосе сэра Чарльза, когда он давал этот грубый совет — или то был приказ?

— Чтобы внести полную ясность, сэр Чарльз, — резко произнес наконец Джеррен, — давайте кое-что уточним. Соединить нас узами, которых оба мы не хотели, вы смогли, но на этом ваша власть закончилась. Что воспоследует дальше — касается только нас двоих, и я не намерен обращаться со своей женой так, чтобы разрушить крохотную надежду на дружелюбие, которую судьбе угодно было подарить.

Можно было ожидать, что такая отповедь вызовет у сэра Чарльза новый приступ ярости, но, как ни странно, она оказала противоположное воздействие. Сэр Чарльз опять затрясся в беззвучном смехе, сверкая насмешливыми глазами.

— Что, уже попались в сети к этой черноглазой ведьме? Берегитесь, Сент-Арван! Именно такая красотка и загубила моего сына. И вас может загубить.

— Благодарю за предостережение, — отрезал Джеррен, — и — прошу простить. Я выполнил ваши условия. И на этом — все!

— Погодите! — снова приказал Келшелл, словно желая проверить, станут ли ему подчиняться. — Хочу дать еще одно предостережение, а вы хорошо сделаете, если прислушаетесь к нему. Жизнь моя на исходе, а как только я умру, вам будет грозить смертельная опасность.

Тон его был спокойным и сдержанным, совершенно не таким, как раньше, и весьма неожиданно произвел на Джеррена впечатление. Он испытующе смотрел в глаза Келшелла, сверкающие, пронзительные, живые на этом почти уже мертвом лице, и видел в них вполне здравый ум.

— Смертельная опасность, — повторил старик. — Пока я жив, в моей власти помешать коварным замыслам родственника, но с моей смертью и состояние, и эти алчные замыслы будут уже вашей заботой. А если вы умрете, не оставив потомства, то все это унаследует Антония.

— Антония, — подчеркнул Джеррен, — но не Роджер Келшелл.

Усмешка искривила губы сэра Чарльза.

— У Роджера есть сын.

— Винсент! — тихо произнес Джеррен. — Я и забыл о нем. В том, что касается планов, лелеемых вашими родственниками, вы рассуждаете вполне логично, а вот относительно Винсента, насколько я его знаю, позвольте усомниться.

Сэр Чарльз нетерпеливо качнул головой: — Винсент — пустое место. Безмозглый, слабохарактерный глупец, со всех точек зрения. Остерегаться следует его папочки. Он убил моего сына и не упустит возможности убить вас.

— Чтобы моя вдова — очень богатая вдова — могла выйти за его сына. — Глаза Джеррена иронически блеснули. — Схема, конечно, наивна, но даже если мистер Келшелл и тешит таким образом честолюбие, то задумать подобное гораздо легче, нежели исполнить.

— Не будьте так доверчивы и уверены в себе, — последовал сухой совет. — Роджер Келшелл чертовски хитер и терпелив. Он будет выжидать и обдумывать, пока не уточнит, где и как нанести удар с максимальной вероятностью успеха; и уж конечно, попытается прибегнуть к дуэли, как много лет назад с Энтони, чтобы убрать вас со своего пути.

«Что ж, это, по крайней мере, нечто конкретное», — подумал Джеррен с мрачной усмешкой. Впервые ему пришлось драться на дуэли в восемнадцать лет, и с тех пор этих «поединков чести» было достаточно, чтобы снискать ему репутацию весьма искусного дуэлянта. Роджеру Келшеллу сейчас, должно быть, за пятьдесят, и каким бы прекрасным ни было его мастерство во дни смерти Энтони Келшелла, вряд ли он рискнет сразиться с человеком почти на тридцать лет моложе, к тому же в совершенстве владеющим шпагой. Какие бы хитроумные планы убийства он ни вынашивал, — а Джеррен вовсе не был уверен, что все это не плод болезненной фантазии сэра Чарльза, — он постарается воплотить их тайно.

Он подошел к ближайшему окну и принялся разглядывать зимний пейзаж: оголенные сады, холмы со сбегающими со склонов домиками, окруженными такими же черными деревьями. И все же есть ли хоть крупица правды в подозрениях сэра Чарльза? Итак, Роджер Келшелл убил своего кузена Энтони; сэр Чарльз в отместку сделал незаконнорожденную дочь Энтони своей наследницей; а сейчас вынудил Джеррена жениться на ней. Таковы факты. А все остальное — не более, чем бред сумасшедшего.

Слабый звук за спиной заставил его обернуться, и он увидел слугу в ливрее, вероятно, лакея сэра Чарльза, шептавшего что-то хозяину на ухо. Келшелл выслушал, кивнул и жестом отпустил слугу, а затем поманил к себе Джеррена.

— Вам, Сент-Арван, придется все время быть настороже, — продолжил он, словно беседа и не прерывалась. — Помните, что Антонию повенчали с вами против воли, и если Роджер Келшелл станет искать ее поддержки, она согласится просто из озлобления. Чем вежливее она будет, тем меньше стоит ей доверять.

Джеррен смотрел на него, насмешливо приподняв бровь.

— Прелестную картину супружеского счастья вы нарисовали, сэр Чарльз. Как раз чтобы сразу посеять меж нами разлад. Неужели только для того, чтобы освободиться от меня, Антония сможет объединить усилия с человеком, убившим ее отца?

— Не только сможет, но уже смогла, — последовал хмурый ответ. — Я еще не все рассказал. — Он помедлил, глядя на Джеррена злорадно сияющими глазами. — Полагаю, вы не из тех, кто позволяет пренебрегать собою, так вот, мой совет — отправляйтесь немедленно в маленькую гостиницу под названием «Колокольный звон», сразу за парком. Слуги скажут, как ее найти. Мне только что сообщили, что ваша жена направилась туда, на заранее назначенную встречу с Винсентом Келшеллом.

В небольшой, отделанной деревянными панелями гостиной «Колокольного звона», перед пылающим камином, на диване с высокой спинкой сидела Антония. Перед нею со смешанным выражением недоверия и ужаса на лице стоял среднего роста юноша, хрупкий, с очень правильными чертами открытого, нежного, почти девичьего лица с серыми глазами, обрамленными длинными ресницами. Он, казалось, был оглушен только что услышанным и лишь через несколько минут, снова обретя дар речи, произнес, чуть заикаясь: — Этого н-не м-может быть! Не может!! Даже он не мог совершить такую п-подлость!

— И однако же совершил! — В низком голосе Антонии слышалось нетерпение. — Меня силой заставили выйти за Джеррена Сент-Арвана. Я — его жена.

— Его жена! — простонал Винсент, закрыв лицо руками, падая на диван. — И это моя, моя вина! Если б только я вернулся в Лондон до того, как сэр Чарльз узнал, что мы встретились! Надо было проявить терпение, дождаться твоего совершеннолетия.

— Здесь нет твоей вины, Винсент, — взяв его за руку, Антония теперь говорила мягче. — Это я уговорила тебя остаться. Ведь только благодаря тебе я впервые поняла, что можно быть счастливой; самая мысль о разлуке стала непереносима. Как-то не думалось, что дед может придумать что-нибудь хуже лишения наследства, а это, сам знаешь, не имеет для меня никакого значения. Кроме того, я была уверена, он и на это не решится. — Не в силах усидеть на месте, она поднялась и стала ходить по комнате, мягко шурша по полу пышными юбками малинового платья. — Хоть бы ему поскорее оказаться в аду! Неужто он никогда не умрет?

— Антония! — Винсент потрясение поднял голову.

— Милая, не говори так. В конце концов, он же тебе дед.

— Да разве для него это имеет значение? — возразила она с необыкновенной страстностью. — Разве он проявил ко мне хоть каплю доброты? Ты даже не представляешь, что это была за жизнь! Огромный холодный дом, вокруг деревья, и над всем этим — дед, словно злобный паук, сидя в паутине, наблюдает за мною своими жуткими глазами! — Она умолкла, прикусив губы, потом заговорила снова, уже спокойнее.

— Знаешь, какое у меня первое воспоминание? Меня держат у портрета отца, а сэр Чарльз заставляет учить наизусть историю его убийства. У него тоже были бледно-голубые, почти бесцветные и такие же пронзительные глаза. Они следили за мною с портрета, дедушка — в жизни, так что в конце концов я перестала понимать, какие из них ненавижу и боюсь больше. Они и вчера наблюдали за мной, и нарисованные, и настоящие, когда сэр Чарльз заявил, что наша тайна раскрыта. Наблюдали, как меня венчают с Сент-Арваном.

— Бедная девочка! — Винсент подошел ближе и взял ее руки в свои. — О, Антония, как бы мне хотелось увести тебя отсюда, сделать счастливой!

Ее ладони недвижно лежали в его руках, черные глаза были непроницаемы.

— Если бы ты захотел, я уехала бы с тобой, Винсент, — медленно произнесла она. — Но ты не сделал этого.

— Это было бы ошибкой, и я не мог… ради тебя.

— Ради меня? — отозвалась она. — Ты уверен, что не ради моего состояния?

— Антония! — в негодующем возгласе смешались боль и упрек. — Ты н-не можешь так думать! Я люблю тебя! Полюбил с самой первой секунды, как только увидел.

— А что есть любовь? — нетерпеливо прервала она.

— Ты любишь меня. Сэр Чарльз любит воспоминания об умерших жене и сыне. Сент-Арван любит мое наследство. А я? — Она тряхнула головой. — Не знаю.

— Разве ты не любишь меня, Антония? — умоляюще спросил он, но она, рывком высвободив руки, отошла к столу в центре комнаты.

— Какой ответ ты хочешь получить? Даже если бы я любила тебя до безумия, уже ничего не изменишь — я замужем за Сент-Арваном. — Она помедлила, бесцельно водя пальцами по столу. — Ты говоришь, что знаком с ним. Что это за человек?

— Мы встречались, но я плохо, недостаточно знаю его. У него репутация необузданного сумасброда — картежника и дуэлянта. — Он резко оборвал себя и подошел к столу. — Черт бы побрал этого Сент-Арвана! Антония, ты это всерьез? То есть, что мне н-нужно т-твое состояние?

В первую минуту устремленные на него глаза сохраняли сердитое выражение, но потом смягчились, и, положив руку ему на плечо, Антония мягко произнесла: — Нет, я не имела этого в виду. Прости.

Он обнял ее и поцеловал в щеку, подставленную с готовностью, но боязливо, ибо моменты подобной растроганности случались редко. Относясь к Антонии с рабским обожанием, он в душе все же побаивался ее.

— Хочу надеяться, мадам, — произнес насмешливый голос за их спинами, — что эти объятия — не более чем родственные поздравления по случаю бракосочетания.

Антония и Винсент отскочили друг от друга, оба залившись румянцем: она — от гнева, а он — от смущения. В дверях, опершись широкими плечами о притолоку и явно наблюдая за ними уже несколько минут, стоял Джеррен с самым кротким выражением лица.

— П-позвольте объяснить, Сент-Арван! — поспешно произнес Винсент. — Вы не понимаете!..

— Прошу прощения, Келшелл, как раз прекрасно понимаю. — Джеррен не спеша вошел, швырнул шляпу на стол и принялся стаскивать перчатки. — Должен, однако, напомнить, что в жизненных обстоятельствах вашей родственницы недавно произошли значительные перемены.

— Не настолько значительные, — с яростью перебила Антония, — чтобы давать вам право шпионить за мною.

— Нет? — На лице его было удивленно-важное выражение, но в голубых глазах метался иронический смех. — А мне показалось… — Он умолк и, взяв ее левую руку, задумчиво уставился на золотой ободок на безымянном пальце. — Ну, конечно! Я знал, что не мог ошибиться! Мы поженились вчера вечером.

Она вырвала руку, и Джеррену показалось, что сейчас залепит ему пощечину, но вместо этого дрожащим от гнева голосом она произнесла: — И у вас хватило дерзости, нет, наглости последовать за мной сюда?

— Естественно, голубушка. — Тон его был небрежен. — Как уже говорилось, я все прекрасно понял. Вы пожелали продемонстрировать, что вчерашняя церемония для вас решительно ничего не значит. Что ж, вы преуспели, а теперь моя очередь кое-что пояснить.

К этому моменту он как раз стянул перчатки и лениво покачивал ими, держа в руке. Винсент обеспокоенно наблюдал за этими движениями. Заметив его тревожный взгляд, Джеррен расхохотался.

— Успокойтесь, Келшелл! Я вовсе не собираюсь швырять их вам в лицо и требовать сатисфакции. — И, положив перчатки поверх шляпы, он уселся на уголок стола, одной ногой упираясь в пол. — Нет, я всего лишь хочу предостеречь — уверяю вас, самым дружеским образом. Мисс Келшелл могла, сохраняя приличия, принимать ваши слова и даже ваши поцелуи. Миссис Сент-Арван не может. Достаточно ли ясно я выражаюсь?

— Да, ч-черт вас побери! — Винсент побелел от ярости и волнения. — Вы становитесь между нами!

Последовал удивленный взгляд: — Дорогой Келшелл, подобное замечание должен скорее муж адресовать ну, скажем, поклоннику, а не наоборот, не так ли? Тем не менее, вы точно уловили смысл моих слов. Полагаю, в данных обстоятельствах говорить что-либо еще — излишне.

— Минутку! — резко вмешалась Антония, раздраженная тем, что на нее не обращали никакого внимания. — Возможно, и у меня найдется кое-что сказать по этому поводу.

— Не сомневаюся, голубушка, что у вас много чего найдется сказать, но лучше не утруждать этим слух Келшелла. Он будет смущен, ибо мужу и жене не следует ссориться в присутствии постороннего.

С неясным восклицанием Винсент рванулся к ним, сжимая кулаки. Джеррен не двинулся, и губы его по-прежнему изгибались в улыбке, но что-то в спокойных голубых глазах и ленивой неподвижности высокой фигуры заставило Винсента отказаться от задуманного. Он остановился, неуверенно глядя на Антонию.

— Тебе лучше уехать, Винсент, — ответила она на молчаливый вопрос. — Ссорой здесь не поможешь. Сейчас ничего не остается — только расстаться.

— Сейчас, — задумчиво отметил Джеррен. — Многозначительное слово! Однако… — Поднявшись, он взял шляпу, перчатки и хлыст Винсента и сунул ему в руки. — Утешьтесь хотя бы этим, Келшелл. Похоже, разлука будет недолгой. — Он открыл двери. — Всего доброго… братец.

Еще не понимая, как это произошло, Винсент оказался за дверью гостиной, громко хлопнувшей за спиной. С минуту постоял в нерешительности, потом, нахлобучив на голову шляпу, яростно пошел прочь из гостиницы.

В гостиной же, закрыв дверь, Джеррен снова уселся на облюбованный уголок стола. Антония, стоя у камина, наблюдала за ним, враждебно блестя тазами.

— Клянусь Богом, вы прирожденный актер! — воскликнула она, искривив губы. — Вчера — герой, рьщарь, сегодня — ревнивый муж. Какая роль будет следующей, интересно?

Он вынул из кармана табакерку и неторопливо положил в нос щепотку табаку.

— Есть одна роль, которую я никогда не сыграю — роль рогоносца. А вам, если дорожите безопасностью этого красивого юноши, лучше не принимать от него знаков внимания.

— Вот вы и ответили на мой вопрос, — презрительно заметила она. — Новой будет роль дуэлянта, драчуна, бретера, но мне она нравится ничуть не более остальных. Винсент — мой кузен, почти брат, и потому, если я захочу, то буду проводить время в его обществе.

— Ну, если хотите создать семейную проблему… — пожал плечами Джеррен. — Однако родственные связи не помешали его отцу убить вашего, а сыночку — попытаться заполучить ту же награду более мирным путем.

Она надменно вздернула подбородок: — Ложь!!

Он снова пожал плечами.

— Как пожелаете, голубушка. Лучше скажите, отчего вы не сбежали с этим щеголем до того, как ваш дед обо всем узнал? — Она закусила губу и отвела глаза. Джеррен тихо засмеялся: — Он не захотел, да? Я так и думал.

Лицо ее снова вспыхнуло: — Может быть, это я отказалась бежать с ним. В том не было необходимости, ибо и в голову не приходило, что сэр Чарльз навяжет мне эту пародию на брак. Я почти совершеннолетняя и могла подождать: он ведь не вечен.

— И получить, таким образом, и наследство и мужа по собственному выбору? Мадам, да вы просто сама предусмотрительность! Вот только сэр Чарльз оказался коварней, чем предполагалось, в результате вы потеряли и то и другое. А сейчас, если не проявите благоразумия, то окончательно потеряете своего кузена Винсента, ибо стоит мне только лишь заподозрить вас в неверности, и…

Встретившись с ним глазами, Антония поняла, что, невзирая на вроде бы небрежный, легкий тон, он поступит именно так, как говорит. Это поколебало ее смелость, но она взяла себя в руки и, не подавая виду, продолжала говорить с той же нетерпеливостью: — Но это же нелепо! Ведь мы с вами решительно ничего не значим друг для друга.

— Вы — жена мне. Я не стремился к этому браку, но раз уж теперь, волей судеб вы носите мое имя, то извольте вести себя благопристойно. В противном же случае, заверяю вас, горько пожалеете.

Взгляды черных и голубых глаз скрестились, и на секунду обоим показалось, будто в тишине комнаты раздался звон шпаг. Потом Антония, вся дрожа от гнева, подошла и остановилась в ярде от него.

— Не советую слишком испытывать мое терпение, — произнесла она низким полным ярости голосом. — Я могу быть опасным врагом, ибо достаточно долго училась ненавидеть.

Глаза его утратили минутную серьезность и снова заискрились смехом.

— Значит, пришло время поучиться любить, — отвечал он, неторопливо протягивая к ней руки.

Она уклонилась и отбежала в дальний угол комнаты. Удивленный этим, ибо скорее ожидал пощечины, чем такого бегства, он последовал за нею, но замер, увидев, как в руках у нее что-то блеснуло.

— Я вас предупреждала, — она задыхалась. — А я никогда не угрожаю попусту.

— Я — тоже, — смеясь ответил он и двинулся дальше.

Она замахнулась, но Джеррен мгновенно среагировал, схватил ее за запястье, сильно сжал, и кинжал, не удержавшись в ослабевших пальцах, со звоном упал на пол. Отбросив его ногой, Джеррен схватил ее в объятия и поцеловал — отнюдь не робким поцелуем Винсента… потом отпустил. Она отшатнулась и прислонилась к стене, тяжело дыша, глядя расширившимися бездонными глазами, особенно выделяющимися на побледневшем лице.

Джеррен наклонился за кинжалом. Это была изящная вещица с тонким узким лезвием и ручкой, богато инкрустированной золотом и бирюзой. Явно старинный, он оказался острым, как бритва, когда Джеррен коснулся лезвия кончиком пальца. Да, такой маленькой штучкой вполне можно нанести смертельный удар.

— Прелестная игрушка! — заметил он. — Признаюсь, не ожидал, что вы окажетесь при оружии. — Он вскинул голову, вопросительно поднял брови. — Всегда так поступаете, или же сделали исключение для меня?

Антония наконец пошевелилась, сделав попытку принять прежний высокомерный вид.

— Этого вы никогда не узнаете, — заявила она. — Я немедленно возвращаюсь домой.

— Я провожу. Не следует ездить одной по окраине.

— До парка всего несколько сот ярдов, — холодно отозвалась она, — и я предпочитаю одиночество.

Джеррен пожал плечами, но ничего не сказал, и она направилась к двери, но не успела дойти, как он заговорил.

— Антония.

Спина ее напряглась, и после минутного колебания она все же обернулась. Кинжал, вонзенный в стол, медленно покачивался, мерцая инкрустированной рукояткой.

— Заберите свою безделушку, мадам, — произнес он, улыбаясь. — Она может вам еще понадобиться.

После секундной заминки Антония вернулась, схватила кинжал за рукоятку и выдернула из стола. Похоже, хотела что-то сказать, но, передумав, вышла, не промолвив ни слова. Джеррен смотрел на закрывшуюся дверь, задумчивая улыбка скользнула по его губам.

В Келшелл-Парк он прискакал в неслишком приятном расположении духа. Чувствовал, что его дурачат, и эта уверенность вызывала гнев, замаскированный легкой улыбкой и небрежными жестами, и потому гораздо более опасный. Сэр Чарльз не рассказал всего ни о происхождении Антонии, ни о ее связи с Винсентом Келшеллом. Джеррен начал подозревать, не скрыли ли от него чего-нибудь еще.

Добравшись до дому, он немедленно потребовал новой встречи с сэром Чарльзом, но получил лишь чопорный ответ, что сэр Чарльз изволит беседовать со своим поверенным и строжайшим образом запретил его беспокоить. Сердито поразмыслив, Джеррен поинтересовался, где мистер Торнбери.

Капеллана, который, похоже, сочетал обязанности секретаря с удовлетворением духовных потребностей обитателей дома, он нашел за столом в библиотеке. Капеллан что-то писал с озабоченным видом, но при появлении Джеррена сразу отложил перо и встал. На полнощеком розовом лице появилось выражение беспокойства.

— Добрый день, мистер Сент-Арван. Чем могу быть полезен?

— Тем, мистер Торнбери, что честно и прямо ответите на кое-какие вопросы, — решительно заявил Джеррен. — За последние сутки меня в избытке кормили намеками и недосказаниями.

Беспокойство Торнбери усилилось. — И что же вы хотите знать, сэр? Может оказаться, что я не все могу рассказать.

— Вот сейчас мы это и проверим. — Джеррен шагнул вперед и устроился на краю стола, жестом пригласив Торнбери сесть на место. — Знали вы, к примеру, приехав ко мне в Ныогейт, что Антония знакома, и весьма близко, со своим кузеном, Винсентом Келшеллом? — Торнбери медлил с ответом, и Джеррен хмуро добавил: — Может быть, следует рассказать, что я только что обнаружил их обоих в «Колокольном звоне», куда меня столь любезно направил сэр Чарльз.

Глаза капеллана, смотревшие теперь прямо на Джеррена, наполнились тревогой.

— А что произошло?

— Уверяю вас, ничего страшного. — Джеррен внимательно наблюдал за ним, беззаботностью тона прикрывая пронзительность взгляда. — Я сказал мистеру Келшеллу, что не допущу дальнейших знаков его внимания к моей жене, и он… э-э-э… удалился. Как вы полагаете, могу я считать себя достаточно оскорбленным, чтобы потребовать сатисфакции?

— Такая мысль не приходила мне в голову, сэр, — извиняющимся тоном признал мистер Торнбери, — прошу прощения. — Он помедлил, потом, решившись, резко прибавил: — Возможно, сэр Чарльз именно поэтому и направил вас туда.

— Что? — недоверчиво переспросил Джеррен, но тут же понял, что это вполне возможно. Сын сэра Чарльза ведь был убит на дуэли Роджером Келшеллом, так этому старому безумцу вполне могло придти в голову приуготовить такую же судьбу и сыну Роджера и счесть это справедливым возмездием.

— Сэру Чарльзу следовало бы разузнать все гораздо лучше, — сухо произнес он, помолчав. — Невзирая на многочисленные дуэли, я никого не убил — и не убью без достаточной причины.

— В данном случае, мистер Сент-Арван, такой причины, конечно же, нет, — искренне заверил капеллан. — Могу дать вам слово.

— В этом нет необходимости, мистер Торнбери. Увиденное и услышанное в гостинице вполне убедило меня. — По его губам скользнула насмешливая улыбка. — Насколько я знаю Винсента Келшелла, странно, если бы было по-другому.

Торнбери смотрел непонимающе: — Так вы знакомы с Винсентом, сэр?

— Да, но знакомство оказалось мимолетным, поскольку наши вкусы слишком различались. — Джеррен нахмурился. — Но мой вопрос так и остался без ответа. Знали вы, что он знаком с Антонией?

— Да, мистер Сент-Арван, знал. Сэр Чарльз выяснил это еще перед моим отъездом в Лондон и именно потому принял мое предложение обратиться к вам.

Джеррен высоко поднял брови: — Ваше предложение, мистер Тронбери? Капеллан кивнул.

— Как я уже говорил, сэр, о несчастье, вас постигшем, мне стало известно от сестры. Долг платежом красен: ведь это благодаря вашему деду я смог получить сан священника, я теперь мне наконец представилась возможность отплатить добром.

— И заодно послужить верой и правдой сэру Чарльзу. Не то что бы я не испытывал к вам благодарности, но старый джентельмен, должно быть, находился в самом отчаянном положении, раз согласился на ваш план, а вот этого, честно говоря, я не понимаю. Антония ведь не только наследница, но и редкостная красавица, и, думаю, когда пришло бы время искать ей мужа, это перевесило бы неблагоприятные обстоятельства ее рождения. Или есть еще что-то, неизвестное мне?

— Больше ничего, мистер Сент-Арван, даю слово, — с самым торжественным видом заверил Торнбери.

— Трудность заключалась в том, что сэр Чарльз твердо решил, что ее муж должен быть хорошего рода. Быть может, если бы он меньше стыдился ее происхождения или придумал бы, как его скрыть, все и забылось бы, но он никогда не делал из своих чувств секрета ни для нее самой, ни для окружающих. По его мнению, мисс Антония живет на свете только для одной цели — воспрепятствовать Роджеру Келшеллу получить наследство и обеспечить, чтобы это наследство перешло к кому-нибудь, в ком течет кровь сэра Чарльза. Прямому потомку Энтони Келшелла. Эта навязчивая идея управляет его жизнью уже более двадцати лет.

Джеррен продолжал хмурится.

— Так значит, вы признаете, что сэр Чарльз психически не вполне здоров?

— Могут ли быть сомнения на сей счет, сэр? — со вздохом отвечал Торнбери. — О, когда речь заходит об управлении делами поместья, разум его совершенно ясен и здрав, но любой, до такой степени одержимый ненавистью, не может считаться вполне здоровым.

— И однако же, вы не нашли ничего дурного в содействии этим безумным планам, — произнес Джеррен с неожиданной суровостью. — По-моему, вы как человек, облеченный саном, наоборот, должны были сделать все, чтобы защитить от них девушку.

— Я делал все возможное, — мистер Торнбери выпрямился в кресле с несколько потешным достоинством. — Если бы ни жалость и боль за это несчастное дитя, я покинул бы этот дом еще много лет назад.

— Жалость, которая выразилась в предложении насильно выдать девушку замуж за незнакомца! За человека, о котором вы не знали ничего, кроме имени и того, что он без гроша и сидит в долговой тюрьме. Как видите, сэр, я не строю иллюзий относительно самого себя.

— Вы несправедливы к себе, мистер Сент-Арван, — с серьезным видом возразил Торнбери. — Мисс Антония всегда внушала мне сильную тревогу. Ведь она ничего не знает о мире, лежащем за пределами Келшелл-Парка, ибо всю жизнь ее держали здесь, словно пленницу, не позволяя встречаться ни с кем, кроме эконома да еще гувернанток и учителей. — Заметив недоверие в глазах Джеррена, он мрачно кивнул. — Я вовсе не преувеличиваю, сэр. Когда речь шла о ее образовании, сэр Чарльз денег не жалел: ее воспитали как настоящую леди и научили всему, что полагается — ни на секунду не давая при этом забыть, что она здесь из милости.