Тем временем Белла в разговоре снова вернулась к Хокс-хиллу, но на этот раз ее пытливый взгляд остановился на сестре Эльвире. Она внимательно разглядывала маленькую монахиню, ее пухлое личико, небольшие глазки с редкими ресницами, полную фигуру в выцветшем черном одеянии, но вскоре с явным пренебрежением отвернулась. Джессика, замечая все, думала о бесконечных днях непосильного труда сестер, об их самоотверженности и преданности детям, о том, что они умеют радоваться любому, даже самому скромному успеху, об их непоколебимой вере в мудрость и милосердие Господне, и жгучее чувство обиды вспыхнуло в сердце девушки. Белла хотела, чтобы она почувствовала себя маленькой и ничтожной и добилась своего. Возможно, все, что делала Джессика, и было ничтожным. Но она не потерпит оскорбления монахинь.
Неожиданно глаза Беллы остановились на ней, и Джессика буквально окаменела.
— Как я уже говорила, — продолжала Белла своим умело модулированным голосом, — мы все искренне желаем способствовать успеху Хокс-хилла, внося посильную лепту в развитие его начинаний. — Она сделала драматическую паузу. — И я пришла к мысли, что нужно устроить благотворительный бал.
— Благотворительный бал… — медленно повторила сестра Эльвира.
— О, это не будет стоить ни пенни, — поспешно заверила Белла испуганных монахинь. — Я уже говорила с мужем, и он тоже считает, что это великолепная идея. Конечно, бал состоится у нас, и мы разошлем приглашения. — Она рассмеялась. — Мы, разумеется, не будем настаивать, чтобы все обязательно пришли, однако у входа, когда гости будут показывать свои приглашения, им предложат внести определенную сумму на благотворительные цели. После бала все деньги будут переданы в Хокс-хилл.
— У нас постоянно не хватает денег, — озабоченно закивала сестра Долорес. — Думаю, это в самом деле прекрасная идея. Вы очень добры, что подумали об этом.
Сестра Эльвира спрятала руки в широкие рукава своей черной одежды и погрузилась в раздумья.
Лукас наклонился вперед, поставив локти на колени и крепко сжав кулаки.
— И когда вы собираетесь устроить этот бал? — спросил он, не сводя с лица Беллы изучающего взгляда.
— Как только все организуем, — поспешно ответила она. — Чем быстрее, тем лучше, разумеется. Руперт, как всегда, устраивает бал для своих арендаторов, ты же знаешь об этой давней традиции… Так вот наш бал должен состояться раньше.
— А почему не позже? — поинтересовался Лукас.
— А почему мы должны ждать? — возразила Белла.
Лукас быстро глянул на Джессику, а потом снова повернулся к Белле.
— Я не уверен, что Джессика успеет подготовиться к столь большому событию, — заметил он.
— Дорогой Лукас, я приеду сюда и помогу ей. — Белла улыбнулась Джессике. — Этот бал даст нам возможность ввести ее в общество Челфорда.
Джессика внимательно следила за разговором. Она давно поняла, что что-то затевается, но только не это! Ее первоначальное удивление щедрым предложением Беллы сменилось настоящим шоком. Они рассчитывают, что она будет на балу?! Но она никуда не поедет без сестер, а они, как известно, балов не посещают — даже благотворительных. Этот бал станет для нее сущим кошмаром. Если она когда-то и умела танцевать, то теперь все забыла. Она не знала, как вести себя в обществе, как поддерживать светскую беседу, как… Она понятия не имела, что ожидает девушку на балу, и это приводило ее в ужас. А кроме этого, ей нечего надеть.
Белла все это понимала и сладким голоском предложила свою помощь.
«Да, и поросята, оказывается, могут летать… « — с горечью подумала Джессика.
Лукас обратился к сестре Эльвире.
— Я бы не советовал сразу соглашаться, — предупредил он.
— Но почему? — спросила Белла с легкой улыбкой.
— По причине, о которой я уже говорил, — Джессика не готова к такому большому событию, — спокойно напомнил лорд Дандас. — Три года она провела в монастыре и не знает правил светского общества. Этот бал должен стать ее дебютом, первым выходом в свет. К такому событию всегда готовятся, и тебе, Белла, это хорошо известно. После бала следует ожидать, что Джессика займет подобающее место в обществе. — Он бросил быстрый взгляд на Джессику и резко сказал: — А она пока не готова, вот и все.
Стыд, который Белла, подмечавшая все видимые и скрытые недостатки, заставила Джессику испытать, нельзя было сравнить с горечью, охватившей девушку при этих словах Лукаса. Казалось, от острого взгляда лорда Дандаса ничего не может укрыться. И Джессика представила себе, как в своем поношенном платье, в неуклюжей повозке с Джозефом на передке она отправляется с визитом к элегантным дамам, а потом принимает их в невзрачной гостиной Хокс-хилла, и поняла, что Лукас прав. Более того, он облек в слова ее собственные мысли, полные тревог и сомнении. Теперь Джессика точно знала, какой она видится Лукасу, и едва удержалась, чтобы не броситься вон из гостиной, убежать подальше от него и этой безупречно одетой Беллы или… кинуться с кулаками на этого противного молодого человека.
Белла широко распахнула свои большие глаза и уставилась на него невинным взглядом.
— Послушай, Лукас, — запротестовала она, — я ведь хотела устроить так, как будет лучше для Джессики. На балу все увидят и поймут, что мы не в обиде друг на друга, не говоря уже о деньгах для Хокс-хилла.
Лукас недрогнувшим голосом произнес:
— Я больше не собираюсь обсуждать с тобой, что лучше для Джессики. Я сказал «нет», и разговор окончен.
В глазах Беллы сверкнуло негодование.
— В таком случае бал состоится без Джессики. Но запомни мои слова — это вызовет ненужные толки.
Как все ужасно! Они не только говорят о ней так, словно ее и нет в гостиной, но им даже в голову не приходит спросить, что она сама думает об этом. Теперь у нее осталось не больше желания посетить благотворительный бал, чем слетать на Луну.
Слова протеста дрожали у нее на губах, но она не могла произнести ни звука. При одной мысли о том, что и Белла, и Лукас считают ее деревенской дурочкой, в сердце Джессики вспыхнула настоящая ярость. Возможно, ее не обучали светским манерам ни в прежней жизни, ни в монастыре сестер Девы Марии, но она была не столь уж невежественной, чтобы не знать правил, определяющих хорошее поведение. В этом отношении жизнь в монастыре предъявляла столь строгие требования, что Лукас даже не мог себе этого представить.
И что-то еще происходило с ней. Она больше не ощущала себя сестрой Мартой. Она превратилась в Джессику Хэйворд из поместья Хокс-хилл. Она опять стала дочерью Вильяма Хэйворда. И теперь для нее наступило время действовать.
— Конечно же, я пойду на бал, — внезапно заявила она. — Это благотворительное мероприятие, а не бал в мою честь, поэтому никто не может ожидать, что я стану душой этого приема. А кроме того… — она вспомнила слова Джозефа о кораблях и безопасной гавани, — я же не собираюсь вечно прятаться в Хокс-хилле.
Сестра Эльвира наконец-то прервала свое молчание.
— Миссис Хэйг права, — сказала она. — Начнутся разговоры, если Джессики не будет на балу, особенно учитывая, что мероприятие это устраивается с единственной целью — собрать побольше денег на нужды приюта, — Она обернулась к Джессике и ободряюще улыбнулась ей. — И Джессика тоже права. Настало твое время, дорогая. Как мудро с твоей стороны, ты ведь поняла это раньше меня.
— Значит, мы обо всем договорились, — ласково улыбаясь, промолвила Белла, и в ее глазах зажглись искорки триумфа.
Вскоре после этого она удалилась, сопровождаемая шелестом юбок и облаком духов. Лукас вышел вместе с ней, но через несколько минут вернулся. Бросив на Джессику неодобрительный взгляд, он заявил что желает переговорить с сестрами с глазу на глаз Оскорбленная до глубины души, Джессика с гордо поднятой головой покинула гостиную.
Джессика смочила тряпку в ведре с водой, отжала ее и аккуратно намотала на длинную деревянную палку, чтобы протереть последний кусок каменного кухонного пола. Наверху творилось нечто невообразимое. Ребятам давно уже пора было спать, но они отказывались ложиться в постели. Они ненавидели Хокс-хилл и вообще все поместье. В молоке было слишком много сливок, масло было слишком жирным. Они, правда, любили животных, но ненавидели ухаживать за ними. И сестрам, и Джессике все было ясно — мальчики тосковали по видам, звукам и запахам единственного дома, который знали, — они скучали по Лондону.
Почему она понадеялась, что переселение в Хокс-хилл пройдет гладко, что все будет иначе, чем тогда, когда они с монахинями забирали детей из их родных лачуг, пригодных разве что для скота? Ведь малышей пугало все новое и непонятное, с чем им приходилось сталкиваться в жизни. И в этом не было ничего удивительного.
У нее самой было много общего с этими детьми — ведь ни одна женщина не испугалась бы приглашения на бал. Однако испугалась она или нет, не столь уж важно, главное — пути назад нет. Гордость не позволит Джессике отступить. О, если бы она тогда промолчала!
Но теперь все должно измениться. Лукасу объявили об этом сестры в беседе с глазу на глаз. Они уже попросил мать-настоятельницу прислать в Хокс-хилл молодых послушниц для помощи в хозяйстве, чтобы освободить Джессику хотя бы от части ее обязанностей, и протесты девушки не принимались во внимание. Дел, правда, было чрезвычайно много. Небольшой доход, который Джессика получала от своего скромного капитала, решили потратить на новые платья. Теперь она ездила в город исключительно в легкой двухместной коляске, которую лорд Дандас любезно предоставил в пользование монахиням. Сестры заручились поддержкой Анны Ренкин, жены викария, которую просили обучить Джессику танцам и вообще стать ее наставницей во всем, что касалось хороших манер, как они понимались в обществе Челфорда. Список неотложных дел все увеличивался и увеличивался, времени же становилось все меньше.
Джессика понимала, что не имеет права ошибиться. Она не позволит Лукасу смотреть на нее как смешную девчонку и объект сострадания. Она обязательно должна оказаться на высоте!
Взрыв смеха в комнате наверху заставил ее поднять голову. Она была уверена, что дети вскоре забудут про Лондон. Уже далеко не все оставалось здесь незнакомым и, как им казалось, враждебным. Они любили монахинь, а это кое-что да значило. Больше других ребята любили молоденькую сестру Бригитту и уже не за горами тот день, когда мальчики назовут Хокс-хилл своим домом.
Но где же в таком случае дом Джессики Хэйворд.
Она расправила тряпку и нацепила ее на конец длинной палки. Сделав реверанс перед шваброй, девушка стала считать шаги:
— Раз, два, три… Раз, два, три… — и пустилась вальсировать по кухне.
Она кланялась, кружилась, обворожительно улыбалась своему симпатичному партнеру и смущенно опускала длинные пушистые ресницы, когда он говорил ей комплименты. Она почувствовала, что у нее слегка закружилась голова, но это было чудесное ощущение…
Негромкие аплодисменты прервали ее фантазии. Испуганная наглым вторжением в мир воображения, она замерла на месте, а потом медленно повернулась двери. На пороге стоял Лукас, чьего внезапного появления всегда можно было ожидать.
— Что вам нужно? — довольно грубо спросила Джессика и, чтобы скрыть свое смущение, повернулась к нему спиной и понесла тряпку и ведро в дальний угол кухни.
Он внимательно наблюдал за ней.
— Разве сестра Эльвира ничего тебе не сказала? Я должен научить тебя вальсировать. Вальс — один из обязательных танцев на любом балу, — пояснил он.
Джессика оглянулась и сердито посмотрела на молодого человека.
— Сестра Эльвира ничего мне не говорила, — мрачно заявила она.
— Должно быть, она забыла, — понимающе кивнул Лукас. — Но ничего страшного…
Ей было мучительно стыдно за грязный передник и свой неряшливый вид, что особенно бросалось в глаза в сравнении с безукоризненной внешностью Лукаса Уайльда. Быстро сняв передник, она повесила его на кухонную дверь.
— Анна Ренкин любезно согласилась научить меня танцевальным па, — пробормотала Джессика, все еще стоя спиной к нему. — Так что вам не стоит беспокоиться.
Когда она наконец обернулась, Лукас уже стоял на расстоянии нескольких дюймов от нее. Этот человек умел двигаться бесшумно и быстро, как дикая пантера. Джессика замерла, прижавшись спиной к стене, — ведь она не сможет сдвинуться с места, не коснувшись его!
— О беспокойстве и речи быть не может, — улыбнулся он, — у тебя отлично получалось со шваброй. А теперь давай посмотрим, как получится с настоящим кавалером.
Его явная насмешка привели Джессику в ярость.
— Лукас, позвольте мне пройти, — холодно потребовала она.
Улыбка исчезла с его лица, и он сделал шаг в сторону. Она прошла к буфету и принялась доставать оттуда тарелки. Лукас глубоко вздохнул.
— Ты видела вчера меня и Беллу. Ведь дело в этом, да? — спросил он, глядя на ее спину.
Она повернулась, презрительно фыркнула и опять принялась за работу.
Но Лукас решил продолжить:
— Она, наверное, знала, что вы с Джозефом наблюдаете за нами, поэтому поцеловала меня. Не стоит ревновать, Джесс. Это была шутка, клянусь тебе.
То, что он так легко читает ее мысли, еще больше разгневало девушку. Она вскинула голову и вздернула подбородок.
— Вам не нужно объяснять мне свое поведение, — ледяным тоном отозвалась она.
— Господи, да ты только и ждешь, чтобы я тебе все объяснил! — воскликнул Лукас, но когда Джессика промолчала, он не вытерпел: — Я знаю, ты обиделась, когда я сказал, что ты не готова появиться на балу, который собирается устроить Белла. Но поверь, я думал о тебе, исключительно о тебе…
— Я благодарна вам за заботу, — мягко ответ Джессика, но, когда он шагнул к ней, она быстро отступила назад.
Лукас нахмурился и спросил:
— А теперь в чем дело?
— Вы приехали сюда не для того, чтобы учит меня танцевать вальс, — сказала девушка. — Сестра Эльвира не забыла бы сказать мне, что вы приедете. Так зачем вы здесь? — резко осведомилась она.
Он неуверенно улыбнулся и пожал плечами.
— Я здесь вовсе не для того, чтобы дурно поступить с тобой, Джесс, как ты, кажется, думаешь. Когда она не улыбнулась в ответ, он продолжил: — Мы так и не закончили разговор, который Белла грубо оборвала. Констебль сказал, что ты задала ему множество вопросов…
Джессика выпрямилась и пристально посмотрел на него.
— Кто-то убил моего отца, — тихо произнесла она. — Как я смогу выяснить, кто сделал это, если не буду задавать вопросов?
— Ты сказала констеблю Клэю, что прежде всего подозреваешь меня, — возмутился Лукас.
— Я подозреваю всех, — заявила Джессика, глядя ему прямо в лицо.
Глаза Лукаса сузились и превратились в щелочки. Тон его голоса стал резким:
— Я не убивал твоего отца.
— Возможно, да, но вы знаете, кто сделал это. — Слетевшие у нее с языка слова удивили ее саму, но ей также показалось, что они смутили Лукаса. Она не осознавала, какие мысли роятся у нее в голове, пока не открыла рот и не высказала их вслух. Эти мысли уже не в первый раз приходили ей в голову, но потом почему-то отступали на задний план.
Глаза Лукаса грозно сверкнули, и он заговорил сухо, с нажимом:
— Мы уже говорили об этом, Джесс, но ты так ничего и не поняла.
Теперь, когда она наконец привела в порядок свои мысли, слова нашлись сами собой:
— Все словно сговорились хранить молчание. Никто не собирается отвечать на вопросы о смерти моего отца: ни констебль, ни адвокат Ремпель, ни вы, ни ваши друзья. Вы даже не хотите, чтобы я их задавала. Только Перри дал мне прямой ответ, так как он ни к чему не причастен — в день убийства его здесь не было.
— Ты опять за свое, — устало произнес Лукас. — Все еще стремишься навлечь на себя неприятности, задавая бесконечные вопросы…
— А вы не стали бы задавать вопросы, если бы убили вашего отца?! — в сердцах воскликнула она.
— А тебе никогда не приходило в голову, что он заслужил такую смерть? — неожиданно зло спросил Лукас.
Что-то сжалось у нее в груди, и слезы хлынули из глаз.
Лукас тихо чертыхнулся.
— Прости, прости меня, — он не знал, как перед ней извиниться. — Я не должен был так говорить…
— Мой отец вовсе не был таким плохим, каким вы его представляете, — сказала она, глотая слезы обиды и унижения. — Может, он не был лучшим из людей, но я никогда не поверю, что он был отпетым негодяем…
— Ты потеряла память и ничего не знаешь, — напомнил ей Лукас.
— Неправда, кое-что мне рассказал констебль, — возразила Джессика.
Лукас насторожился. Неожиданно повернувшись, он шагнул к двери черного хода, но Джессика последовала за ним.
— Лукас, кто убил моего отца? Кто? — настойчиво спрашивала она, не отступая от него ни на шаг.
— Боже мой, неужели ты никогда не успокоишься? — Он схватил ее за плечи и грубо встряхнул. Одного рывка его сильных рук хватило, чтобы ее прическа распалась и все шпильки посыпались на пол. — Джесс, оставь прошлое в покое. Слишком многим хорошим людям это может навредить…
Джессика вскинула голову и посмотрела ему прямо в лицо.
— Лукас, кого вы защищаете? — прошептала она. От гнева и отчаяния глаза его стали почти черными.
— Джесс, — медленно заговорил он, — а что будет, если я признаюсь в этом убийстве? Ты отведешь меня к констеблю, чтобы меня повесили на городской площади? Ведь так поступают с убийцами?
К горлу подступил ком, и Джессике показалось что сейчас она задохнется. В своих мыслях она никогда не заходила так далеко. Девушка покачала головой. С Лукасом она никогда бы так не поступила.
— А если я убийца, — беспощадно продолжал он — ты не боишься, что я могу убить и тебя? Посмотри на мои руки, видишь, какие они сильные? Я запросто могу свернуть тебе шею. Ты должна держаться подальше от меня, а не доводить меня до крайности.
Голос его стал низким и хриплым, он гипнотизировал девушку. Она посмотрела на руки Лукаса, на крепкие длинные пальцы, а потом взглянула в глаза молодому мужчине. Когда его пальцы сомкнулись на ее горле, она вся содрогнулась.
— Ты даже не можешь позвать на помощь, верно, Джесс? — говорил он. — Слишком поздно. Одно небольшое усилие — и для тебя все будет кончено.
Большие пальцы погладили ее горло, а потом приподняли подбородок. Он наклонил голову так, что его лицо оказалось рядом с ее лицом. Слезы повисли у нее на ресницах и медленно покатились по побелевшим щекам…
— Джесс… — вдруг прошептал он, — Джесс… — И прижался губами к ее губам.
Она была очарована его нежностью, захвачена врасплох мягким прикосновением его губ. И у нее не возникло желания бороться с ним, наоборот, ей хотелось утешить его. Она больше не думала о том, что он может быть убийцей. Она хотела причинить ему боль и добилась своего. Но Бог свидетель, никогда в жизни она не чувствовала себя в большей безопасности, чем сейчас. Она вскрикнула, сдаваясь, и обвила руками его шею, отвечая на поцелуй.
Он прижал ее к себе, прильнув к ней всем телом так, чтобы она ощутила возбужденную плоть. И Джессика изогнулась, требуя ласки. Он коснулся ее груди, нежно прижимаясь к ней губами, пробуждая в девушке страсть, которую испытывал сам. Потом его язык проник в нежную сладость ее рта, двигаясь в возбуждающем ритме…
Неожиданно он отпустил ее, отступив на шаг, и Джессика едва не упала.
— Такой поцелуй многое означает для мужчины, — с недоброй улыбкой сказал он. — А то, что ты видела, когда я был с Беллой, не заслуживает внимания, тем более ревности, уверяю тебя, Джесс.
Он опять обнял ее, прижал к себе и поднял, словно пушинку.
— И не нужно меня благодарить за урок мужской анатомии. Считай, что это доставило мне особое удовольствие. — Все еще нехорошо усмехаясь, он отпустил ее и вышел из кухни.
После его ухода Джессика долго приходила в себя. Потом, резко отбросив швабру, она выбежала из кухни, поднялась в свою комнату и с громким стуком захлопнула дверь.
11
Услышав, что перед главным входом в Хокс-хилл остановился экипажей Лукаса, Джессика впала в панику. Какой же дурочкой она была, полагая, что ей удастся справиться с собой! Собственное тщеславие затянуло ее в эту трясину. Она хотела доказать Белле и Лукасу, что она им ровня, но оказалось, что это не так.
За последние две недели мать Лукаса и жена викария, прилагая массу усилий, делали все, чтобы научить ее тому, что необходимо знать девушке, впервые выезжавшей в свет. Но сейчас, в мгновение ока, все, чему она научилась, превратилось в беспорядочную кучу наставлений, советов и правил хорошего тона. Она опозорится, и все сразу увидят, что на самом деле она обыкновенная самозванка, а никакая не девушка из высшего общества. Посмеет ли она тогда посмотреть в глаза своим добрым наставницам? И почтенным сестрам? И Джозефу? И матери-настоятельнице? И…
— Это совершенно необходимо, — сказала сестра Бригитта, закалывая шпилькой последнюю прядь волос Джессики в изящную прическу. Потом она отступила на шаг, чтобы полюбоваться своим творением. — А теперь повернись, — приказала она.
Джессика отвела глаза от своего отражения в совершенно новом, единственном большом зеркале в Хокс-хилле и повернулась к сестрам. Никто не произнес ни слова, и девушка, обеспокоенная, затаила дыхание.
Рот сестры Долорес напоминал большую букву О. Потом монахиня перевела взгляд на сестру Эльвиру и нахмурила брови.
— А вам не кажется, что… — И она похлопала себя по плоской груди.
— Конечно, нет, — резко возразила сестра Эльвира. — Ты же не хочешь, чтобы наша Джессика выглядела как бедная родственница? Еще апостол Павел сказал: «В Риме поступайте как римляне».
— А я и не знала, что апостол Павел так сказал… — удивилась сестра Долорес. Сестра Эльвира рассмеялась.
— Ну, возможно, не совсем так, но что-то в этом роде. А теперь, Джессика, — обратилась она к девушке, — перестань наконец теребить платье.
Джессика отдернула руку от края своего корсажа, который пыталась подтянуть вверх, чтобы закрыть то, что ей казалось неприлично обнаженным.
— Ох, — простонала она, — вы слышали?
Все прислушались затаив дыхание.
— Ничего не слышу, — ответила наконец сестра Долорес. — Вот опять, — прошептала Джессика. — А где мальчики? Что они делают наверху? Мне хотелось бы это знать.
— Они уже давно спят, — попыталась успокоить ее сестра Эльвира. — Они спят как маленькие ангелочки. — Она вопросительно взглянула на сестру Бригитту.
Послушница кивнула.
— Кажется, все уже спали, когда я последний раз заходила к ним, — ответила она.
Однако это не убедило Джессику. Эти ужасные маленькие чудовища последние две недели не упускали ни одной возможности, чтобы не поиздеваться над ней. Они явно что-то задумали, и теперь она ждала подвоха.
Удар дверного молотка отвлек ее от мыслей о мальчиках, и она глубоко вздохнула, чтобы унять волнение.
Сестра Долорес благодарно улыбнулась.
— Это лорд Дандас, — сказала она. — Как великодушно с его стороны, что он предложил сопровождать Джессику на бал.
Они услышали в холле шаги Джозефа и почти сразу тихий разговор двух мужчин.
Джессика вздрогнула, почти подпрыгнула, когда сестра Эльвира положила ей руки на плечи. Маленькая монахиня пристально посмотрела на девушку.
— Джессика, — мягко произнесла она, — я хочу, чтобы ты забыла все те правила, которым тебя учили в последнее время. Больше не думай о них, я говорю тебе это совершенно искренне. Оставайся собой. Ты меня понимаешь?
Джессика не совсем поняла, но кивнула, чтобы не огорчать монахиню.
— И все же, — вмешалась сестра Долорес, — про главное не забудь…
— О нет, деньги для Хокс-хилла — самое главное и самое важное, — ответила Джессика, посмотрев сестре Долорес в глаза. — Не забуду, — пообещала она.
В комнате воцарилось молчание, но вскоре тишину нарушил веселый женских смех.
— Развлекайся! — приказала девушке сестра Долорес. — Прежде всего — это бал. Об этом тоже не забывай и развлекайся.
Джессика вышла из комнаты, сопровождаемая напутствиями и смехом, но по мере того, как она спускалась по ступенькам, ее веселье угасало. У подножия лестницы ее ждал Лукас. Он был великолепен — она никогда еще не видела его таким. Прекрасно сшитый темно-синий сюртук плотно облегал его широкие плечи. Светло-голубой жилет, украшенный геральдическими лилиями, показался Джессике верхом утонченности и элегантности. Лукас выглядел изящным и стройным.
Он все еще разговаривал с Джозефом и не заметил ее. Джозеф увидел Джессику первым и так и не смог закрыть рта после окончания фразы. Лукас обернулся, чтобы взглянуть туда, куда смотрел Джозеф, и от изумления тоже замолчал.
Глаза Лукаса обежали изгибы женского тела и задержались на впадинке между нежными холмиками грудей. А потом взгляд мужчины встретился со взглядом девушки. Джессике понадобилось время, чтобы осознать, что блеск в глазах Лукаса означал подлинный восторг. Она позволила себе вздохнуть с облегчением. Теперь непременно все будет хорошо.
Джессика изящно присела в реверансе, и он поклонился в ответ. В тот самый момент на лестнице появились монахини, возбужденно переговариваясь, и Джессика быстро проскользнула мимо Лукаса к Джозефу, который накинул ей на плечи темный бархатный плащ.
— Ох, Джозеф, — тихо сказала она, — у тебя не найдется мудрых слов, которые подбодрят меня перед Этим испытанием?
— Пожалуй, найдутся, — задумчиво произнес он.
— И что же ты скажешь мне? — прошептала она. Он шутливо погрозил ей пальцем.
— Помни, веди себя достойно и… будь настороже.
Он одарил ее своей беззубой доброй улыбкой, и у Джессики на сердце стало легко и покойно. Она кивнула, и все направились во двор. Лукас шел первым, направляясь к своему экипажу, за ним следовала Джессика, за которой семенили монахини, мать Лукаса, жена викария и Джозеф.
Уже наступили сумерки, и Джессике казалось, что она слышит пение соловья, устроившегося высоко в ветвях старого дуба. Беспокойство утихло. Этот вечер, которого она так давно ждала и к которому так тщательно готовилась, нужен был ей для того, чтобы…
Вдруг она явственно услышала скрип окна. О да, она знала, что ей не удастся уйти из дома незаметно. Эти маленькие чудовища только и ждут подходящего момента, чтобы насолить ей, да еще на глазах у всех.
— Сестра Марта! Сестра Марта! — послышалось сверху. Это был голос Пипа.
Изобразив на лице улыбку, Джессика повернулась и посмотрела наверх, на окно спальни Пипа, и поразилась, увидев в каждом окне мальчиков. Лица шалунов озаряли радостные улыбки.
— В честь сестры Марты — ура! — во всю мощь своих легких прокричал Пип, подавая знак друзьям.
— Ура! Ура! Ура! — раздалось из окон верхнего этажа.
— Я присоединяюсь к ним, — прошептал Лукас на ухо девушке.
— Спасибо, — краснея, ответила Джессика. — Они — настоящие ангелочки, — прошептала она, садясь в экипажей.
По дороге в Хэйг-хаус она почти успокоилась. Лукас был предельно вежлив и внимателен, он показывал ей интересные места, мимо которых они проезжали, и Джессика забыла про свои страхи. Лукас, улыбаясь, рассказал, как дулась Элли, которой пока не разрешалось танцевать на балу, — ее считали совсем девочкой, и она обиделась. В остальном все было хорошо.
Проехав через реку по старому мосту, они оказались на монастырской дороге и вскоре попали в вереницу экипажей, спешащих на бал в Хэйг-хаус.
— А вот и дом Руперта, — сказал Лукас, и Джессика высунулась в окошко экипажа, чтобы увидеть достопримечательное сооружение, о котором слышала, что оно едва ли не самое знаменитое и старинное в округе.
Дом возвышался на крутом холме, у подножия которого текла река, и в сумерках окна его светились, словно огни маяка.
При виде этого великолепного дома все опасения Джессики вновь ожили, и она нервно вздрогнула. Лукас наклонился к девушке и успокаивающе погладил ее по руке.
— Я уверен, — произнес он, — что ты станешь королевой бала.
Его улыбка была теплой и ободряющей. Шло время, танцы продолжались. Джессика пока не стала королевой бала, но к моменту первого перерыва испытывала легкое головокружение от сознания своего успеха. Партнеры, правда, не осаждали ее, но их было достаточно, чтобы она устала, и теперь с удовольствием переводила дух, наблюдая за бойким деревенским танцем, который вел хозяин дома.
Девушка сидела между матерью Лукаса и Анной Ренкин, своими наставницами и постоянными спутницами в течение последних двух недель, которые сопровождали девушку сегодня на ее первом в жизни балу. Они были добрыми и внимательными, Джессике они нравились, но в то же время женщины Эти были своего рода тиранами — особенно Анна. Но именно благодаря настойчивости Анны Джессика могла танцевать на сегодняшнем балу.
Анна наклонилась к девушке.
— Ты знаешь, Джесс, что эти розы названы в честь Беллы? — спросила она, указывая на огромную вазу, полную благоухающих цветов.
Джессика обвела взглядом бальную залу. Стены от пола до потолка были задрапированы белым атласом, создававшим контрастный фон для букетов ярко-малиновых роз. Всюду сновали ливрейные лакеи, одетые в ярко-малиновые сюртуки и белые атласные панталоны. На головах у них красовались пышные 6е-лые напудренные парики.
— Это новый сорт роз, который вывел сам Руперт, — продолжала Анна. — Он обожает заниматься Этим делом.
Джессика понимала, что Анна проверяет ее умение вести легкую светскую беседу, поэтому, улыбаясь, ответила:
— Как это мило…
Больше ничего она сказать не могла, хотя прекрасно сознавала, что от нее ждут соответствующего восторга и, разумеется, похвалы хозяйке. Однако все, что она думала о Белле, вряд ли понравилось бы ее покровительницам, и Джессика промолчала. Говорить можно было только о Руперте.
— Но, — судорожно ища вдохновения, продолжила она, — меня это не удивляет. Белла, должно быть, очень счастлива, что имеет такого преданного и любящего мужа.
Обе компаньонки Джессики улыбнулись, довольные ее ответом, и вернулись к прерванному разговору о беременности старшей дочери Анны. Джессика не возражала — она знала, что светские разговоры нужны для знакомства и поддержания беседы с посторонними, друзья же, как всегда, вольны сплетничать, или говорить о собственных делах, или даже не обращать внимания друг на друга. Это не должно никого беспокоить и тем более обижать.