Трилогия - Полюби дважды

— Во-первых, он ни о чем не узнает, а во-вторых, если и узнает, то ничего плохого не подумает. Я скажу ему всю правду.

Перри грустно улыбнулся.

— О да, разумеется, ты скажешь правду, а он тебе поверит. А я? Как быть со мной? — взволнованно спросил он. — Как я мог позволить тебе участвовать в этом деле? Прошу тебя, не возражай. Мы с тобой взломщики. Самые обыкновенные взломщики. А тебе известно, как власти поступают со взломщиками, когда их поймают? Их отправляют в колонии. Вот. — Перри разволновался не на шутку.

— Мы будем осторожны, и нас не поймают, — уверенно заявила Джессика.

— А если поймают? — возразил Перри.

— Ну, тогда… тогда… — Джессика пыталась найти оправдание на ходу. — В общем, скажем, что мы знакомые Родни Стоуна. Мы беспокоимся о нем, потому что никто из его друзей не может толком сказать, куда он подевался.

— Поэтому мы и залезли в его квартиру, чтобы найти адрес его родственников… — подхватил Перри.

Джессика одобрительно кивнула. Это было почти правдой. Дело в том, что Родни Стоун действительно бесследно исчез. Тайное расследование Перри, которое он проводил по просьбе Джессики, навело юношу на след лондонских приятелей мистера Стоуна, но они считали, что он уехал в Брайтон, однако его брайтонские друзья полагали, что он как ни в чем не бывало живет себе в Лондоне. Но если он исчез, то лишь по той простой причине, что решил скрываться от кредиторов до тех пор, пока его родственница не уладит всех его дел. Правда, родственницы Стоуна никто в глаза не видел и адреса ее не знал, посему сообщить о нем Перри не мог.

Джессике хотелось верить, что все у них получится и в квартире мистера Стоуна они найдут ответ на главный вопрос: куда исчез Родни Стоун?

Когда экипажей свернул на улицу, где проживал Стоун, Перри дал знак кучеру остановиться. Уплатив за поездку, молодой человек взял Джессику под руку и повел ее к ближайшей подворотне.

— Почему ты отпустил экипажей? — разволновалась Джессика.

— Здесь полно театров, — ответил Перри, — и когда закончатся представления, сюда примчатся экипажи едва ли не из всего Лондона. К тому времени мы тоже завершим свое дело и сразу же уедем. — Он вдруг запнулся и с сомнением покачал головой. — Наверное, я сошел с ума. Зачем я только согласился взять тебя с собой. Это напоминает мне времена нашего детства. Ты всегда умела подбить меня на дурные поступки.

— Правда? — Глаза Джессики весело блеснули.

— Правда, правда, можешь посмеяться надо мной, — он улыбнулся, смягчив неожиданную резкость ответа. — А потом за все доставалось мне одному. — Вдруг вспомнив о главном, он спросил: — Ты взяла трут[6], чтобы зажечь свечу?

Она похлопала по сумочке и успокаивающе произнесла:

— Взяла, не беспокойся, хотя я с ним плохо управляюсь.

— Я тоже, — признался Перри.

— А отмычку ты взял? — в свою очередь спросила она.

— Угу… — буркнул Перри.

— А ломик? — напомнила Джессика. Перри указал на оттопыренный карман своего плаща.

— Тут он, — уверенно заявил он.

— Ну что ж. Тогда можно начинать, — скомандовала Джессика.

… Комнаты, которые Родни Стоун снимал в большом доходном доме, располагались на первом этаже. Еще утром Перри выяснил, как к ним подойти но хозяйка дома — сущая мегера — не захотела открыть ему дверь. Теперь молодой человек уверенно вел Джессику прямо под окна жилища мистера Стоуна, предупредив, что нужно вести себя как можно тише, поскольку квартира бдительной хозяйки находилась точно над комнатами Родни Стоуна.

Пока Перри взламывал окно, чтобы проникнуть в комнату, Джессика следила за улицей. Это было не так уж и сложно, самое трудное ждало их внутри дома. Сначала они довольно долго возились с трутом чтобы зажечь свечу, но после бесплодных усилий принялись за дверь, ведущую в прихожую, из-под которой сочился свет. Дверь была закрыта на ключ, Перри в конце концов удалось ее открыть с помощью длинной заколки для волос, которую дала ему Джессика. В прихожей горел фонарь. Джессика сняла его гвоздя и вернулась в комнаты мистера Стоуна. Через мгновение все свечи в комнатах уже горели, а фонарь вернулся на место в прихожей.

— Кажется, я начинаю уважать взломщиков, — сказал Перри, вздохнув. — Не понимаю, как им это удается.

— Тише, — прошептала Джессика.

Она стояла у окна, проверяя, плотно ли задернуты шторы. Потом, указав на стул и дверь, знаком приказала Перри закрыть ее и приниматься за дело. Подсунув ножку стула под дверную ручку, Перри блокировал дверь.

— Это задержит полицейских на целых две секунды, — буркнул он себе под нос, направляясь в комнату справа.

— Тссс! — зашипела Джессика.

Стоя спиной к окну, она разглядывала комнату. Несмотря на убогость обстановки, в комнате царил идеальный порядок. Мебели было совсем немного у камина стояла кресло, обтянутое набивной тканью, рядом — небольшой обеденный стол с двумя стульями, буфет и письменный стол. Нигде не было видно ни кухонной утвари, ни каких бы то ни было кухонных приборов, и Джессика сделала вывод, что мистер Стоун, видимо, питался в городе или заказывал на дом готовые блюда. У нее сложилось впечатление, что мистер Стоун покинул свое жилище несколько недель назад. В затхлом воздухе пахло сыростью, на мебели густым слоем лежала пыль.

Когда Перри принялся открывать и просматривать ящики письменного стола, Джессика взяла одну из свечей и прошла в спальню. Тени трепетали и плясали на стенах и потолке. Поспешно задернув штору, она повернулась и принялась разглядывать крошечную комнатенку. В неглубокой нише стояла кровать, напротив — стул и большой гардероб красного дерева, в помещении был еще красивой работы умывальник, над которым на полочке, словно на женском туалетном столике, в беспорядке стояли стеклянные бутылочки, флаконы и баночки.

Подойдя к гардеробу, Джессика открыла все дверцы. На полках стопками лежало белье, на плечиках висели разноцветные сюртуки, белые батистовые рубашки, жилетки, панталоны… Сердце вдруг стало учащенно биться, но она не поняла почему. Захлопнув дверцы шкафа, она вытащила один из нижних ящиков, большую часть которого занимали аккуратно сложенные чистые шейные платки, чуть-чуть пахнувшие крахмалом. В ящике была также стопка батистовых носовых платочков с вышитыми на них инициалами Родни Стоуна.

Она протянула руку, чтобы ощупать платки, когда по коже вдруг пробежали мурашки, в горле у нее пересохло, в ушах возник непонятный шум. Сделав усилие над собой, она решила пойти до конца и быстро сжала в руке один из платочков с монограммой. В памяти внезапно возник вчерашний кошмарный сон. Она увидела храм и гостей, которые побывали на свадьбе. Теперь все увлеченно играли в тени креста. Они как раз поймали Родни Стоуна и куда-то повели его.

— Нет! Нет! — испуганно крича, она повернулась и бросилась прочь из спальни.

В комнате рядом никого не было. Дверь в прихожую, открытая настежь, манила ее.

— Перри? — дрожащим голосом позвала Джессика. — Перри?

Задув свечу, Джессика бросила ее на стол и направилась к двери. Перри, ссутулившись, неподвижно сидел на полу у стены. Она сделала шаг-другой, чьи-то сильные руки обхватили ее, большая ладонь зажала ей рот, оборвав пронзительный крик. Волна животного ужаса придавала Джессике сил, и она боролась с неизвестным противником со свирепостью дикой кошки. Однако напавший на нее был явно сильнее и вскоре заставил ее прекратить сопротивление.

Затем, не ослабляя хватки, он громко крикнул:

— Я поймал второго мерзавца. Он здесь. Иди сюда, Джек.

Перри застонал, медленно приходя в себя. Он поднял руку и дотронулся до затылка. Мутным взглядом он озирался вокруг, еще не поняв, что случилось. Входная дверь открылась, и на пороге возник краснолицый крепкий мужчина. В руке он держал тяжелую дубинку.

Сощурив глаза, Перри посмотрел на Джессику и сказал:

— Полицейские с Боу-стрит. Я тебя предупреждал, Джесс.

Констебли отвезли их для допроса в участок на Боу-стрит и заперли каждого в отдельной камере. Мировой судья[7] обещал скоро приехать. Никто не поверил рассказу ни Джессики, ни Перри, никто не поверил и в то, что они принадлежат высшему обществу. Полицейские устроили им засаду, получив сигнал от хозяйки, которая заподозрила неладное, когда утром Перри крутился возле дома. Их приняли за самых обычных квартирных воров, застигнутых на месте преступления, и никто их протесты не принимал во внимание.

Все изменилось, когда наконец прибыл в участок мировой судья. Он узнал Перри, старого школьного приятеля одного из своих сыновей, и страшно удивился. Перри сразу же воспользовался Этим знакомством, сочинив рассказ и о «дружбе» с Родни Стоуном, тоже якобы его старым школьным приятелем, исчезновением которого он был крайне обеспокоен. Судья не только отпустил их немедленно, но и пообещал расследовать исчезновение Родни Стоуна.

Один из полицейских срочно побежал нанять для них экипажей. По дороге домой Перри наконец заговорил:

— Не переживай, Джесс. Нас, конечно, не было дома целых три часа, но Лукас об этом не узнает. Вы увидитесь только за завтраком, хотя даже к завтраку он может не успеть вернуться. После состязаний любители спорта обычно пируют до утра. Держу пари, они сейчас завалились спать пьяные, как сапожники. Мне бы хотелось быть с ними.

Но Джессика думала не о Лукасе, а о Родни Стоуне и том ужасном предчувствии, которое охватило ее, когда она коснулась его носового платка. Единственным положительным результатом их небезопасного предприятия было обещание мирового судьи заняться поисками мистера Стоуна.

— Ты нашел что-нибудь в столе Стоуна? — спросила она.

— Ничего, абсолютно ничего. Это-то как раз и интересно, — задумчиво протянул Перри. — Он вычистил все ящики. Похоже, он уехал в спешке.

Джессика отрицательно покачала головой. Она помнила, какой порядок царил в обеих комнатах, как аккуратно была сложена одежда в большом гардеробе.

— Если бы он торопился, — сказала она, — одежда валялась бы повсюду, а не лежали на своих местах.

— Гм… — пробурчал Перри. — Что бы это начало?

— Понятия не имею, — сказала Джессика.

У дома Перри помог Джессике выйти из экипажа проводил ее к черному ходу для слуг, комнаты которых располагались в цокольном этаже особняка, прощался и уехал.

Она тихо, как мышка, проскользнула в дом, поднялась по лестнице, открыла дверь и заглянула в коридор, чтобы убедиться, что там никого нет, а потом на цыпочках подошла к двери своей комнаты.

Закрыв за собой дверь, Джессика облегченно вздохнула, чувствуя, как силы покидают ее. На нее навалилась страшная усталость. Как хорошо оказаться в своей спальне! Она еще успела подумать, что Лукас никогда ничего не узнает, как тут же застыла месте, словно каменный истукан. В комнате горели свечи, хотя она была уверена, что погасила их, отправляясь на встречу с Перри. Она хотела, чтобы все думали, что она спит, и не беспокоили ее.

Встревоженный взгляд обежал комнату и остановился на открытой двери гардеробной. На пороге стоял Лукас. Он был полностью одет, только плаща на нем не было.

На его лице застыло угрожающе спокойное выражение.

19

Она долго, как завороженная, смотрела на него, но, придя в себя, приняла молниеносное решение. Нападение — лучшая защита! Расправив плечи и изобразив неимоверную усталость (что, впрочем, далось ей без труда), она сбросила плащ и швырнула его на спинку стула.

— Ты сказал, что вернешься не раньше утра, — произнесла она равнодушно.

— А мне сказали, — ответил он учтивым, но в то же время зловещим тоном, — что ты отказалась побывать на музыкальном вечере, потому что у тебя разболелась голова и ты решила остаться дома.

— Так ты был на музыкальном вечере? — удивилась Джессика.

Он неприятно улыбнулся.

— Разве Элли ничего тебе не сказала? Я попросил ее передать тебе, что как только закончатся состязания, я заеду к леди Боуз, В конце концов — мы молодожены. Мои друзья сочли бы странным, если бы я не отказался от некоторых своих холостяцких привычек ради молодой жены.

Она не почувствовала сарказма в его словах — она думала об Элли. Ей вспомнилась улыбка, появившаяся на лице девушки, когда та оглянулась, бросив последний взгляд на окна дома, прежде чем села в экипажей. Видимо, Элли догадалась, что Джессика что-то задумала, и надеялась, что Лукас разоблачит жену. Так оно и получилось.

— Нет, она ничего мне не сказала, — ответила Джессика, направляясь к двери в гардеробную.

— Ох, она, наверное, не хотела тебя беспокоить, раз ты себя плохо почувствовала, — сказал Лукас, наблюдая за действиями жены.

— Как это похоже на Элли, — проговорила она сладким голоском, — проявлять заботу о моем здоровье…

— Конечно, — согласился он. — А ты знаешь, что Перри тоже нездоровится?

— Перри? — Голос Джессики дрогнул.

Лукас кивнул, не сводя с нее внимательного взгляда.

— Он не смог поехать на состязания, потому что у него было… Что там у него было?.. Ах да, простуда… Так он, по-моему, сказал Адриану. Какое совпадение, ты не считаешь? Вы оба в один вечер пожаловались на недомогание.

Лукас произносил свою речь настолько дружелюбным тоном, что заставил Джессику разволноваться не на шутку. Ее нервы, и без того напряженные до предела, казалось, вот-вот не выдержат, и она впадет в истерику. Страшным усилием воли она заставила себе сохранять внешнее спокойствие. Облизнув пересохшие губы, она сказала:

— Всякие случаются совпадения, ты сам знаешь…

Внезапно он взорвался и закричал так, что она вздрогнула и попятилась назад.

— Не лги мне! — заорал Лукас. — Ты была с Перри сегодня ночью. Я больше не потерплю лжи и уверток. Я давно заместил, как он смотрит на тебя, повсюду ищет тебя глазами. Я хочу знать правду, Джессика, и ты расскажешь мне все прямо сейчас. Зачем ты встречалась с Перри?

Она медленно повернулась к мужу. В огромных серых глазах больше не было испуга. В них горел огонь ярости.

— Посмотри на меня, — процедила она сквозь стиснутые зубы. — Надеюсь, ты не имеешь в виду того, о чем я сейчас подумала?!

— Об этом расскажешь мне ты. — В голосе Лукаса слышалась злоба.

Он произнес это так, словно бросил ей вызов, и она не замедлила принять его. Все ее тревоги и чувство вины, которое она испытывала по отношению к нему, вытеснило другое, более сильное чувство — возмущение. Она с трудом разжала стиснутые зубы, глаза по-прежнему метали молнии ярости.

— Неужели ты настолько развращен, что поверил, будто мы с Перри способны на такое?

Он долго и пристально смотрел на нее, а потом вдруг отвел глаза. Сделав несколько шагов по комнате, он остановился напротив нее.

— Черт побери, что я, по-твоему, должен думать? — В возмущении он взъерошил рукой волосы. — Где бы я ни оказался, даже в собственном доме, я то и дело натыкаюсь на этого молокососа.

— Во-первых, Перри — мой друг, — ледяным тоном парировала она. — А во-вторых, насколько мне известно, он — твой близкий кузен. Адриан ведь тоже бывает здесь, но я ни разу не слышала, чтобы его присутствие волновало тебя. Ты никогда на него не жаловался.

— Я не жалуюсь. — Досада и отчаяние слышались в его голосе. — Просто я…

— Что? — требовательно спросила Джессика, оборвав его на полуслове.

Он резко выпрямился.

— Ты не должна поощрять его. Перри молод и впечатлителен…

Она в изумлении уставилась на Лукаса.

— Я не должна поощрять Перри? — повторила она слова мужа. — На что я, по-твоему, его поощряю! Я никогда не поощряла ни одного мужчины, — ледяным тоном заявила она.

Лукас, явно волнуясь, не смотрел ей в глаза, когда произносил очередную фразу:

— Кроме твоей странной дружбы с Перри, есть еще кое-что, о чем мы должны серьезно поговорить. — Он сделал небольшую паузу, прежде чем продолжить: — Наши с тобой отношения нельзя считать нормальными, Джессика. Поэтому Перри и стал для нас проблемой.

— Перри стал для нас проблемой? — удивилась Джессика. — Я так не считаю.

— Ты знаешь, что я имею в виду. — Стараясь успокоиться, Лукас вновь принялся вышагивать из угла в угол. — Я не могу понять, где мое место. Ты не подпускаешь меня к себе.

— Ты бываешь в моей комнате до поздней ночи, — напомнила ему Джессика. — Ежедневно.

— Да, я читаю, в то время как ты штопаешь и шьешь одежду для мальчишек из приюта, черт бы их побрал, — не вытерпев, пожаловался Лукас.

— И мы разговариваем, — сказала Джессика. — Я считала, что так и должно быть. Мы ведь решили лучше узнать друг друга.

Лукас вдруг рассердился.

— Я имел в виду совсем… — Он замолчал и пожал плечами. — Но сейчас это не важно. Меня интересует, где вы с Перри были сегодня ночью и чем вы занимались.

Он все еще был зол на нее, но Джессика больше не ощущала угрозы с его стороны. Очевидно, он все же пришел к выводу, что между ней и Перри ничего не было. Сама того не желая, она смягчилась. Ей очень хотелось выговориться после всего, что ей сегодня пришлось пережить. Сейчас, когда гнев угас, Лукас казался ей таким понимающим, сильным, надежным, а ей нужна была опора. Один его вид дарил ей приятные ощущения.

Она тихонько всхлипнула.

— Это была, наверное, самая ужасная ночь в моей жизни, — прошептала она и добавила: — По крайней мере в той жизни, которую я помню. О Лукас, последние три часа мы с Перри просидели взаперти в камерах на Боу-стрит. — Она устало опустилась на край кровати и сквозь слезы посмотрела на него. — Мы ужасно боялись, что нас сошлют в колонии и никто никогда не узнает, что с нами случилось.

Лукас ошарашенно уставился на Джессику.

— На Боу-стрит! Три часа! Ты и Перри! — вскричал он в полнейшем недоумении.

Они кивнула и опять всхлипнула.

Он долго озадаченно молчал, а потом вдруг разразился громким хохотом и, только увидев в ее глазах безмолвный упрек, принял серьезный вид. Присев на корточки перед ней, он взял ее руки в свои ладони и сочувственно прошептал:

— Бедненькая ты моя! Какой ужас тебе пришлось пережить. Я прикажу моим адвокатам возбудить дело против этих негодяев за незаконный арест. Если кто-нибудь из них обидел или оскорбил тебя, то жестоко поплатится за это.

Его слова, словно бальзам, лились на ее исстрадавшуюся душу. Она еще раз всхлипнула и призналась:

— Все было не столь уж страшно. Мировой судья узнал Перри, и нас сразу отпустили. Лукас нахмурил брови.

— Значит, у них был повод арестовать вас, — после минутного раздумья проговорил он.

Она несколько раз сглотнула, чтобы избавиться от комка в горле, который появлялся и душил ее каждый раз, когда она сильно волновалась.

— Они решили, что мы взломщики, — наконец выдавила она.

— Взломщики? — не понял Лукас. — Вы с Перри — взломщики? Почему они так решили?

— Потому, что они поймали нас, когда мы тайком проникли в дом Родни Стоуна, — почти шепотом призналась Джессика.

Он отпустил ее руки и встал. Растерянно глядя на жену, Лукас решил прояснить все до конца.

— А что вы там делали? — спросил он.

— Мы решили разыскать мистера Стоуна, а в его доме надеялись найти бумаги или хотя бы что-нибудь, что подсказало бы нам, где его найти, — смущенно проговорила Джессика.

— Зачем вам это было нужно? — недоумевал Лукас. — Вы действительно залезли в чужую квартиру, как настоящие ночные воры?

Она горячо и торопливо принялась все ему объяснять.

— Тебе известно, что никто не знает, где сейчас находится мистер Стоун? В последний раз друзья видели его, когда он отправлялся в Челфорд на бал в доме Беллы. После бала он не вернулся в город. Тебе не кажется, что это довольно странно?

— Нет. Стоун сказал мне, что из Челфорда и едет в Брайтон, — заявил Лукас.

— В том-то все и дело. Друзья Стоуна в Брайтоне тоже его не видели, — сказала Джессика. — Лукас, я боюсь, что с ним что-то случилось.

— Чушь какая! — улыбнулся Лукас. — Я разговаривал с его родственницей, которая мне сказала, что мистер Стоун опять залез в долги, но на этот раз она решила проучить его — пусть, мол, поволнуется немного, прежде чем она поможет ему расплатиться с кредиторами. Теперь скорее всего он где-то скрывается от них.

— Ты встречался с его родственницей? — осведомилась Джессика, недоверчиво посматривая на мужа. — Когда?

— Тогда, — ответил Лукас, — когда ты приходила в себя после злосчастного падения с обрыва. Но какое это, в конце концов, имеет значение?

— Как это — какое? — возмутилась Джессика. — Мы с Перри вообще усомнились в ее существовании. Как ты нашел ее?

— Домовладелица Стоуна дала мне ее адрес, — ответил Лукас удивленно. — А что здесь особенного?

— Она сказала Перри… — начала Джессика, но вдруг осеклась.

— Что? — требовательно спросил Лукас.

— Ох, ничего особенного. Это не важно, — отмахнулась Джессика. — Видимо, она не поверила Перри, потому сама и вызвала полицейских.

— Может, ты все же соизволишь объяснить мне, в чем дело, черт побери? — снова разволновался Лукас.

Она встала на ноги, так как он, возвышаясь над нею, глядел сверху вниз, и она чувствовала себя подавленной и беспомощной в этом невыгодном для нее положении.

— Это означает, — скороговоркой произнесла она, заставляя себя поскорее высказать свои предположения, чтобы не передумать, — что я до сих пор сомневаюсь в чистоплотности мыслей и поступков мистера Стоуна, в чем ты, похоже, полностью убежден. Нет-нет, не перебивай! Послушай меня внимательно, Лукас Уайльд! Разве ты не видишь, что все грубо шито белыми нитками? Все сходится, и его поступки имеют объяснение. Стоун залез в долги, а кто-то заплатил или обещал заплатить ему большие деньги за то, что он похитит меня. А теперь Родни Стоун бесследно исчез.

— Боже милостивый! Ты опять за свое! — Лукас развернулся на каблуках и направился к камину.

Но Джессика решила не отставать и последовала за ним.

— Он не живет в своей квартире уже несколько недель, — заявила она. — Но вся его одежда лежит на месте. Лишь в ящиках письменного стола не осталось ни клочка бумаги. — Джессика говорила, а в уме у нее начинала складываться четкая картина случившегося. — Знаешь, о чем я думаю, Лукас? Я думаю, что кто-то опустошил его стол, кто-то, не желавший, чтобы мы обнаружили письмо или записку, которая могла бы навести нас на след Стоуна или послужила обвинением в преступлении.

Лукас повернулся к ней и довольно грубо заметил:

— Я мог бы согласиться с тобой, если бы ты привела хоть один довод, свидетельствующий о том, что тебя собирались похитить.

— Неужели ты ничего не понимаешь? Разве это не очевидно? — взволнованно проговорила она. — Меня хотели похитить потому, что я интересовалась обстоятельствами убийства отца. Видимо, я мешаю убийце своими расспросами, возможно, я подошла слишком близко к разгадке тайны, и он хотел напугать меня или даже…

— Только не говори мне опять про убийство твоего отца! — оборвал ее выводы Лукас.

— Но это единственное разумное объяснение всего, что произошло, — спокойно возразила Джессика.

Он наклонился к ней так низко, что коснулся лбом ее лба.

— Значит, ты все еще пытаешься разузнать, кто его убил? — грозно спросил он. — Все дело в том, не так ли?

— Да, — резко ответила она.

Воцарилось напряженное молчание, затем пугающе мягким тоном Лукас спросил:

— Я все еще под подозрением, Джесс? Ответь мне: да или нет?

— Если бы я считала тебя убийцей или хотя бы подозревала в этом злодеянии, меня бы здесь не было, Лукас, можешь не сомневаться, — уверенно заявила она.

— Тогда кого ты подозреваешь? — спросил он, все так же грозно глядя на нее.

Она вдруг перешла на шепот, и какое-то странное, жуткое чувство охватило ее. Он стоял, застыв как изваяние. Лишь горевшие негодованием глаза выдавали, что он все-таки живой человек. Они с такой силой воззрились на нее, что Джессика не выдержала и отступила на шаг.

— Я никого не подозреваю и подозреваю всех, — повторила она свои давние обвинения. — Но кто бы ни сделал этого, у него должен был быть повод и возможность совершить преступление.

— Я вспомнил, — хрипло произнес он, — ты однажды сказала это обо мне.

— Не ты один был в ту ночь в «Черном лебеде», — напомнила ему она.

— Ты права, там было по меньшей мере человек двадцать, — сказал он, согласно кивая. — И все они видели, как я дрался с твоим отцом. Ты подозреваешь их всех?

— Нет, я думаю не о них, — ответила Джессика.

— Тогда о ком же? — напряженно вглядываясь в ее лицо, осведомился Лукас.

— Об Адриане, Руперте… не знаю. В ту ночь ты ужинал с ними. И они уехали незадолго до того, как мой отец появился в «Черном лебеде». Это мог сделать один из них… или кто угодно…

Она мысленно представила себе, как все происходило. Вот они увидели, как отец зашел в таверну, и один из друзей Лукаса отправился на тропу, ведущую в Хокс-хилл, и устроил там засаду, подстерегая Вильяма Хэйворда.

— Это полнейший абсурд, — возмутился Лукас. — Ты понимаешь, о кои говоришь? Адриан и Руперт — мои друзья. Мы вместе учились и вместе воевали. Я знаю их с детства. И заявляю тебе — никто из них не убивал твоего отца.

После этих слов ее обвинение и в самом деле показалось Джессике абсурдным. Тем более что и Адриан, и Руперт нравились ей, и она представить себе не могла, что они способны на столь гнусное преступление.

Люди всегда были так глупы, — внезапно вспомнились ей картины, которые Голос рисовал в ее воображении. Они смотрели на него — и считали его именно тем, кем он хотел казаться. Никто никогда не подозревал его в убийстве. Он был слишком умен для них.

— Джессика, — голос Лукаса вернул ее к действительности, — Адриан и Руперт — люди чести. Они никогда бы не выстрелили в спину твоему отцу, даже если бы у них была причина убить его.

Она встрепенулась, пристально посмотрела на него и кивнула.

— Возможно, это так. Но у меня давно создалось впечатление, что ты знаешь гораздо больше, чем рассказал мне. Что ты скрываешь от меня, Лукас? — спросила она.

— О Господи! О чем ты?! Что я могу скрывать от тебя? — взмолился он, словно просил ее о пощаде. Она была не менее настойчива, чем он.

— Я не знаю, но собираюсь выяснить это. Кого ты защищаешь, Лукас?

Этот вопрос застал его врасплох.

— Ты когда-нибудь слушаешь меня? — Он был зол, стиснутые зубы заскрежетали, руки сжались в кулаки. — Единственный человек, которого я защищаю, — это ты! — вскричал он. — У тебя была веская причина разделаться с ним. Да и возможностей больше, чем у кого бы то ни было. Разве не это ты пытаешься выяснить?

— Какая причина могла быть у меня? — презрительно усмехнулась она. — Все знают, что я любила отца. Возможно, он был неуживчив, но он был предан мне, а я — ему. Так говорят все. Я бы никогда сделала ничего, что причинило бы ему боль. Ты должен назвать очень убедительную причину, чтобы я поверила, что могла бы из-за нее убить собственного отца. Но такой причины не существует, Лукас, и ты это знаешь!

— Твой обожаемый отец, — сквозь стиснув зубы прошипел лорд Дандас, — собирался продать тебя в бордель. И не просто продать. Он собирался устроить своеобразный аукцион, организовать торги, наподобие лошадиных, в которых часто сам участвовал, и выставить на них тебя, называя наивысшую цену. О, твой отец очень хотел разбогатеть.

В ее широко распахнутых серых глазах застыл ужас.

— Нет, — прошептала она, — я не верю тебе.

— Ты совсем не знала своего отца, Джесс, — с сочувствием промолвил Лукас. — Ты считала, что он собирается взять тебя в Лондон для того, чтобы ты помогала ему там вести дела его игорного дома. Ты просила меня о помощи, и я обещал помочь тебе. Но все вдруг осложнилось. Ты и понятия не имела, что он собирается продать тебя. Уже были назначены торги…

На мгновение в ее сознании промелькнули воспоминания, но они были слишком болезненными, чтобы к ним обратиться, и она подавила их, не решившись оформить сомнения в слова.

— Лжец! — пронзительно вскричала Джессика и рванулась к двери, прочь от мужа, подальше от его дома.

Он успел схватить ее за плечо и остановить, и она, развернувшись, с размаху влепила ему пощечину. Она ударила бы его еще и еще, но он заключил ее в объятия и прижал к себе, не давая Джессике пошевелиться.

— Джесс, Джесс, — в великом смятении шептал он. — Успокойся, ради Бога, умоляю тебя. Ты делаешь себе больно!

Его утешения и просьбы привели лишь к новой вспышке ярости и новым неистовым попыткам вырваться из его объятий. Он непроизвольно оттолкнул ее, когда она вцепилась зубами ему в плечо, но тут же снова схватил и потащил к кровати. Бросив ее на постель, он навалился на нее сверху. Только тогда она наконец перестала отбиваться, но ненависть, кипевшая в ее сердце, ничуть не остыла.

Перемежая слова стонами и всхлипами, она с трудом проговорила:

— Ты нарочно сказал мне это, чтобы причинить боль. Ты добился своего, но я тебе не верю. Это все неправда. Я знаю, что это неправда. Отец любил меня. Он меня любил. Он собирался взять меня в Лондон, потому что не хотел расставаться со мной. Он, должно быть, любил меня. Да, должно быть, любил…

Лицо Лукаса стало белым как полотно, а глаза — почти черными.

— Я не должен был говорить тебе об этом, Джесс. Я этого не хотел. Может, я ошибаюсь. Это было так давно, и я не могу вспомнить все подробности. Джесс, Джесс, — взмолился он, видя ее страдания, — не переживай так сильно, дорогая моя, пожалуйста! Сейчас это уже не имеет значения. Столько лет прошло… это уже не может иметь значения.

Она понимала, что он старается утешить ее, каждое его слово вонзалось в ее сердце раскаленной иглой. Видимо, все, что он говорил, было правдой, иначе не пытался бы он взять свои слова обратно. К тому же на его лице отразилось множество чувств: и тревога, и растерянность, и угрызения совести. Сейчас он явно сожалел, что, не сдержавшись, сказал слишком много.

Значит, это правда. Отец продал бы ее тому, предложил бы за нее самую высокую цену. А раз так то ей вряд ли стоит столь сильно переживать. Точно так же поступали родители со многими сиротами до того, как они попадали в монастырский приют. Им повезло, их вызволили добрые монахини Девы Марии.