— Прежде чем вернуться домой, нам еще предстоят дела, — вежливо ответила девушка и благодарно улыбнулась. При этом она ни словом не обмолвилась о том, что собирается заехать к констеблю, чтобы расспросить его об обстоятельствах, связанных со смертью ее отца.
Пока повозка не скрылась из виду, Розмари Уайльд даже не пыталась заговорить с Элли. Но потом сразу же спросила:
— Элли, что ты сказала Джессике?
— Ничего, тетя Розмари, — ответила девушка. — Мы с ней не разговаривали.
Розмари улыбнулась.
— Что? Ты не сказала ни слова, даже не поздоровалась, когда вы с ней лицом к лицу столкнулись на кладбище? — удивилась она.
— Нет. Я… я чуть было не расплакалась, — прошептала Элли, — и не хотела… ни с кем разговаривать… А почему вы спрашиваете?
Розмари трудно было безоговорочно поверить Элли. Во-первых, девушка выглядела смущенной и словно бы в чем-то виноватой, а во-вторых, Розмари знала, что Элли ревновала. К тому же ей совсем недавно исполнилось шестнадцать, и она сама не понимала, ребенок она еще или уже взрослая женщина.
За такое ее состояние — даже этого не подозревая — в ответе был Лукас.
Накануне вечером за ужином он очень много говорил о Джессике и Хокс-хилле, а также о той благородной работе, которую проделали там монахини. Это окончательно расстроило Элли — девушка испытывала муки первой любви, и Лукас был тем мужчиной, которому она отдала свое сердце.
Но не только одна Элли подозревала, что Лукас слишком уж печется о Джессике Хэйворд. Точно так же думала и его мать. Розмари вспомнила те времена, когда Джессика была совсем еще девочкой. Лукас и тогда не был к ней равнодушен, хотя это и не были чувства влюбленного. Скорее всего он относился к ней как к младшей сестре. Розмари тоже очень нравилась Джессика, у которой было доброе и отзывчивое сердце. Девушка завоевала расположение Розмари еще и своей нежностью и непосредственностью. Хотя Лукас и спорил с матерью и во многом с ней не соглашался, но Розмари нравилась также трогательная привязанность Джессики к отцу. Вполне понятными были и чувства, которые она испытывала к Лукасу. Ничего удивительного не было в том, что девушке, которой постоянно приходилось защищаться от нападок других людей, он казался неким благородным рыцарем в сверкающих латах.
Но случилось так, что в поле зрения Лукаса попала Белла Клиффорд, и молодой человек влюбился по уши. Джессике Белла не понравилась, не понравилась она и Розмари, опытный и мудрый взгляд которой сразу подметил, что Белла — девушка эгоистичная, жадная и жестокая, не считавшаяся ни с кем и любой ценой удовлетворявшая свои желания. Слуги Клиффордов явно ее боялись. Однако никто не смел ничего сказать Лукасу, даже его мать, которая все же надеялась, что со временем ее сын прозреет. Узнав Беллу получше, он сумеет понять, какая женщина скрывается под привлекательной внешностью. Да, это был всего лишь вопрос времени. Но не уйди тогда Лукас на войну, все могло бы сложиться совершенно иначе…
«Все, что ни делается, — к лучшему. Время все ставит на свои места», — думала Розмари, погрузившись в воспоминания.
— Тетя Розмари? — Внезапно прозвучавший вопрос вернул женщину к действительности.
— Да, Элли? — Она с улыбкой повернулась к сидевшей рядом воспитаннице.
— Вам не кажется, — сказала девушка, — что эта женщина из Хокс-хилла так поспешно уехала потому, что поняла, что ее присутствие здесь нежелательно? После всех тех неприятностей, которые она причинила…
— Какие неприятности она причинила? — довольно резко спросила миссис Уайльд.
— Но… Она пыталась скомпрометировать Лукаса! Она врала! — возмущенно воскликнула Элли после небольшого замешательства. — Из-за этого он потерял Беллу, а ведь Лукас любил ее столько лет…
— В самом деле? — холодно произнесла Розмари. — Я не так уж уверена, что он любил Беллу…
Потрясенная неожиданным замечанием, Элли воззрилась на таинственно улыбавшуюся даму.
— Тогда почему он обручился с ней, когда вернулся с войны? — взволнованно спросила девушка.
Она понимала, что в своих расспросах зашла слишком далеко, что ведет себя бестактно и неприлично, но ничего с собой поделать не могла. Но, будучи еще столь юной, она и представления не имела о том, что любовь редко играет главную роль в жизни мужчин. Для многих из них важнее бывают деньги. Другие превыше всего ценят успех и карьеру. Для Лукаса Уайльда главным была его честь. Белла ждала его целых четыре года, а он никогда не отказывался от данного слова. Лукас презирал всех, кто нарушал свое обещание или клятву.
Розмари Уайльд содрогнулась, представив, что могло произойти…
— Тетя Розмари, что с вами? — забеспокоилась ее воспитанница.
Женщина быстро взяла себя в руки.
— Ничего, моя дорогая, все в порядке, — успокоила она девушку. — Я только вспомнила слова Лукаса: «О прошлом надо забыть и принимать Джессику такой, какая она есть». Поэтому, когда будешь разговаривать с ней, будь вежлива и мила. Я могу положиться на тебя, Элли?
— Что бы Лукас ни говорил, я никогда не смогу забыть прошлое, — гневно заявила девушка.
Миссис Уайльд не ответила на этот страстный порыв чувств. Их экипажей как раз остановился перед зданием библиотеки на Уотерсайд-стрит, и она выглянула в окошко. То, что Розмари увидела, привело ее в оцепенение — в растерянности она так и замерла на месте. Из дверей библиотеки выходил прилично одетый джентльмен лет пятидесяти с книгой под мышкой. Он не обратил внимания на экипажей, спустился по ступенькам и, погруженный в раздумья, зашагал по Уотер-сайд-стрит.
Сердце Розмари едва не остановилось. Его не должно было быть здесь. Она никогда не приехала бы в Челфорд, если бы знала, что он еще в городе. Ведь они давно договорились, что в летние месяцы Челфорд принадлежал ей. Он должен был приехать на охотничий сезон. Так что же он делает здесь?
— Тетя Розмари, кто этот джентльмен? — не сдержав любопытства, спросила Элли.
— Это сэр Мэтью Пейдж, — пробормотала Роз-мари, и то, что она вслух произнесла его имя, окончательно привело ее в чувство. — Я не видела его много лет, — добавила она и оживленно предложила: — А теперь пойдем и посмотрим, удастся ли нам получить последний роман мистера Скотта.
Разговор с констеблем расстроил Джессику. Вернее, не просто расстроил. Она покинула полицейский участок сильно раздраженной, и не столько тем, что ей удалось узнать в результате этой странной беседы, сколько тем, как констебль отнесся к ней. Он явно не принимал ее всерьез.
Усевшись в повозку, она повернулась к Джозефу и в отчаянии произнесла:
— Скоро я приду к выводу, что мой отец сам застрелился. Если верить констеблю Клэю, то в Челфорде нет человека, способного на столь низкий, трусливый и предательский поступок, как убийство. Все здесь — просто святые. Видите ли, преступник, скорее всего, приехал из соседнего города или даже из Лондона, но вполне возможно, что это был один из закадычных друзей-картежников моего отца. Меня совершенно не удивит, если окажется, что убийца прилетел с Луны.
Джозеф с сочувствием посмотрел на девушку и натянул вожжи. Ромашка сделала шаг вперед, и повозка со скрипом двинулась в путь.
Они долго молчали. Наконец Джессика не выдержала.
— Оказывается, тело моего отца нашел Лукас. Ты можешь этому поверить?! — воскликнула она. — Лукас нашел тело и ничего не сказал мне! — Она была ужасно расстроена.
— Может быть, потому и не сказал? — задумчиво произнес старик.
Джессика пристально посмотрела на него.
— Что ты имеешь в виду? — хмурясь, спросила она.
— Тропинку в лесу, — ответил Джозеф. — По ней ведь можно проехать верхом? Как бы иначе Лукас так быстро попал домой?
Рассудительное объяснение, предложенное Джозефом, несколько уменьшило негодование Джессики.
— Все равно, — подумав, сказала она, — что-то здесь не так. Оказывается, никто в Челфорде не собирается ничего скрывать, по крайней мере, констебль Клэй пытается меня в этом убедить, но тут же сам советует не ворошить прошлое. Он явно что-то от меня скрывает. Они оба скрывают — он и Лукас, а я не могу понять — что!
— Может, это не имеет отношения к тебе или к твоему отцу?.. — вслух размышлял Джозеф.
Джессика презрительно фыркнула, посмотрела на старика и обиженно поджала губы, но ее раздражение продолжалось недолго.
У старого Джозефа был собственный взгляд на многие вещи, а она, Джессика, только начала свое расследование. К тому же ей удалось кое-что выпытать у констебля. Все складывалось не так плохо, как на первый взгляд могло бы показаться.
— Никто всерьез не подозревает меня в убийстве отца, — в конце концов сказала она. — На самом деле все боятся, что со мной может что-то случиться. Они искали меня по всему городу, все перевернули вверх дном. — Она опустила глаза и смущенно добавила: — Я не представляла… я не знала… что… люди могут быть так добры… — шепотом закончила она.
— Даже Лукас? — с лукавой улыбкой спросил Джозеф.
Джессика нахмурила брови.
— Прежде всего он, — язвительно заметила она. — Кто заставил меня поверить, что я подозреваюсь в убийстве собственного отца?
— А кто лучше тебя знает, что это не так? — подсказал Джозеф.
— Ну, конечно, я знаю. Я знаю, что… — Джессика вдруг запнулась.
— Что?.. — Старик старался подтолкнуть ее на откровенность.
О Боже, ведь она знала все со слов Голоса!..
— Что… это невозможно, — поспешно закончила Джессика.
Когда повозка повернула на дорогу в Хокс-хилл, она заметила, что по склону холма, на котором стоял дом Лукаса, спускаются два всадника. Они выехали из-за деревьев — мужчина и женщина, — и Джессика сразу узнала Лукаса, но его спутницу распознать не смогла. Они ехали медленно, а потом одновременно бросили поводья, и Лукас спешился. Когда он подошел, чтобы помочь даме, та соскользнула с седла, и Джессике издали показалось, что она оступилась. Лукас подхватил ее и вдруг обнял за талию.
А потом они поцеловались, и это был страстный долгий поцелуй.
Джессика отвернулась и посмотрела на Джозефа — старик тоже все видел. Она не собиралась ничего говорить, более того, была решительно настроена вообще не высказываться по этому поводу, но слова невольно сами сорвались с ее губ:
— Кто эта женщина, Джозеф? Ты ее знаешь? Но Джозеф промолчал. Он либо не знал, либо не захотел сказать.
Джессику разбудил едкий запах дыма. Она села постели, еще не совсем проснувшись, а потом вскочила на ноги и бросилась к окну. Внизу, на скотном дворе, их повозка полыхала, как смоляной факел. Позвав на помощь Джозефа и сестер, девушка накинула на плечи шаль и помчалась вниз по лестнице.
Джозеф уже был во дворе. Он схватил ее за руку, не позволив приблизиться к огню.
— Уже ничего нельзя сделать, девочка. Повозку уже не спасти, — как всегда рассудительно, проговорил старик. Он не бегал и не суетился, он просто стоял и смотрел, как пламя расправляется с их единственным средством транспорта.
— Как это случилось?! — взволнованно спросила Джессика.
— Это сделали нарочно, — ответил старик грустно.
— Нарочно? — растерянно повторила она. — Ты уверен?
Он присел на корточки и показал рукой куда-то вниз, под повозку.
— Кто-то подложил огонь под нашу повозку. И чувствуется запах смолы. — Он выпрямился и вытер пот со лба. — Это моя вина, надо было убрать повозку в сарай, но я не ожидал ничего подобного, оправдывался он.
Джессика окинула взглядом скотный двор. В курятнике кричали цыплята, в амбаре негромко ржала кобыла и мычали корова и теленок.
— Ромашка! — закричала девушка и бросилась к амбару, но Джозеф остановил ее.
— Этот амбар прочный, как городская тюрьма, — успокоил ее старик. — Они не могли причинить лошади никакого вреда.
Мгновение спустя к ним присоединились сестры, но, когда в своих комнатах возбужденно закричали ребята, сестра Бригитта срочно вернулась в дом.
— Могло быть и хуже, — с облегчением вздохнула сестра Долорес, убедившись, что пострадала только повозка. — Не дай Бог загореться амбару или дому.
И тем не менее при одной мысли о том, что кто-то нарочно причинил им вред, все пришли в ужас.
Пока сестры переговаривались, обсуждая случившееся приглушенными голосами, Джозеф осмотрел окрестности. Джессику била нервная дрожь, ее трясло, а руки и ноги стали холодными как лед, несмотря на жар, исходивший от все еще пылающей ярким пламенем повозки.
Это было предупреждение, и касалось оно не сестер и не осиротевших мальчиков, а ее — Джессики Хэйворд. Она ощущала это каждой клеточкой своего тела.
Когда Джозеф вернулся, он был мрачнее тучи.
— Кто-то свернул шею цыпленку, — сообщил старик, — и повесил его над главным входом в дом. Чертовы головорезы! — сорвался он, но тут же спохватился: — Ох, простите меня, сестры, я совсем не хотел ругаться! Но должен сказать, что это дело рук деревенских парней. Если я их поймаю, то сверну им шеи, как они нашему цыпленку…
Бедный Джозеф страшно расстроился.
— Надо сообщить об этом лорду Дандасу, — сказала Сестра Эльвира. — Он знает, что делать.
— А может, послать за констеблем? — неуверенно предложила Джессика в надежде, что страж порядка наконец отнесется к ней серьезно.
Сестра Эльвира повернулась к Джозефу.
— А ты как думаешь, Джозеф? — спросила она, советуясь с единственным мужчиной, который и был их опорой и защитой.
Поколебавшись, старик согласно кивнул.
— Почему 6ы и нет? — сказал он. — День-другой в городской тюрьме приведут этих хулиганов в чувство.
Они стояли во дворе, пока повозка не превратилась в обугленную кучу головешек. Джозеф не вернулся на ночь домой, а устроил себе ложе в амбаре, прихватив с собой короткоствольное ружье. Если эти негодяи вернутся, он сумеет дать им отпор.
Вернувшись в свою комнату, Джессика бросилась на кровать и уставилась в потолок. Она вспомнила предупреждение констебля, который советовал ей не, ворошить прошлое. Он сказал то же самое, что говорил ей Лукас Уайльд.
10
Утром Джессика столкнулась с открытым бунтом, который устроили маленькие чудовища, выбрав весьма неподходящий момент, чтобы еще больше вывести ее из себя. Голова у нее просто раскалывалась от боли, и вообще весь предстоящий день обещал быть ужасным. Она снова разговаривала с констеблем, который рано утром появился в Хокс-хилле, чтобы расследовать происшествие с повозкой. Джессика валилась с ног от усталости и нервного перенапряжения и была уже на пределе сил, когда мальчики решили взбунтоваться, отказываясь от еды.
— Будете есть то, что я вам приготовила, — заявила она в ответ на их отказ и громкие протесты, — а нет, так останетесь сидеть за столом до Судного дня.
Очень скоро она пожалела об этих словах, поняв, что совершила грубейшую педагогическую ошибку, но это только усилило ее головную боль.
«Никогда не произноси пустых угроз», — вспомнила она одно из главных педагогических правил, которым ее учила, повторяя тысячу раз, умудренная жизненным опытом сестра Эльвира.
Но было поздно. Мальчики, вперив взгляды в еду на тарелках, угрюмо молчали. Пип-заводила, тощий мальчуган восьми лет, медленно скрестил руки на груди. Это был знак, требовавший от остальных следовать его примеру. И вот уже шестеро маленьких бунтовщиков скрестили руки на груди, а на их физиономиях появилось мрачное выражение несогласия.
Джессика попыталась сменить тактику.
— Ну, мальчики, — заискивающе попросила она, — ужин стынет… Если не будете кушать, никогда не станете такими сильными… как Джозеф.
— Я не ем лягушек, — с презрением заявил Пип. — Они скользкие… и вообще мерзкие… Джессика готова была рвать на себе волосы.
— Это же не лягушки! — воскликнула она. — Сколько раз мне повторять. Это сосиски. Ты же любишь сосиски, не так ли, Пип? Вы все их любите. Сосиски, запеченные в тесте.
— А почему ты сказала — «лягушка в дырке»? — возразил Мартин, младший брат Пипа.
— Потому что так называется это блюдо — «лягушки в ямке», или сосиска, запеченная в тесте, — теряя последнюю надежду убедить детей поужинать, объясняла Джессика.
— По-моему, это совсем не похоже на сосиски, — поддержал Пипа его дружок.
— Дело в том, что я порезала их на кусочки. — Но когда ответа не последовало, Джессика почти сдалась. — Ну ладно, — миролюбиво сказала она, — забудем про лягушек… Я хотела сказать — про сосиски в тесте. Допивайте молоко и ешьте хлеб с маслом, а потом отправляйтесь играть с ребятами.
— Это плохое молоко — у него какой-то подозрительный вкус, — заметил Пип.
— Это молоко с фермы, — возразила Джессика. — Оно свежее и полезное, в нем много сливок, и только.
— Все равно оно мне не нравится, — буркнул Пип.
— И у масла тоже подозрительный вкус, — поддержал брата Мартин.
Подбоченившись, Джессика смотрела на своих противников с явным отвращением. Раньше они жили в хибарах, их ругали, били и морили голодом, а теперь у них хватало наглости отыскивать недостатки в полезной и питательной пище, которую она с любовью готовила для них! Неблагодарные негодники! Нет ничего удивительного в том, что их родители отказались от них без капли сожаления!
Ох, это была нечестная, кощунственная мысль, но сознание этого не улучшило настроения Джессики.
— Прекрасно, — с нажимом сказала она, — в таком случае вы будете сидеть здесь до тех пор, пока… пока я вас не отпущу. — А потом продолжила так, словно эта мысль только что пришла ей в голову: — Потому что вам, наверное, не хочется поиграть с другими мальчиками, помочь Джозефу строить новую повозку, а сестрам — прополоть морковь и свеклу…
— Нет, если нам придется съесть эту гадость, — нагло ответил Пип.
И подумать только, что именно этих мальчиков выбрали среди многих других и направили в Хокс-хилл, поскольку мать-настоятельница считала, что они подают самые большие надежды! Будь ее, Джессики, воля, она бы отправила их обратно в Лондон с первым же дилижансом.
Но нет, им все равно не справиться с ней! Чтобы показать ребятам, что она твердо держит слово, Джессика отвернулась и подошла к большой каменной раковине, засучила рукава и принялась мыть посуду. Уж она постарается, чтобы они просидели за столом до скончания века. Одно она знала точно: уступи она сейчас, ей больше никогда с ними не сладить.
«Бз-з-з-з… « — послышалось рядом.
Джессика резко взмахнула рукой, и из горшка, который она полоскала, выплеснулась вода ей на фартук. Девушка поставила горшок на место и медленно повернулась.
— Кто посмел? — спросила она пугающе тихим голосом. Маленькие чудовища знали, что она боится пчел и ос.
На нее уставились шесть пар невинных глаз.
Когда никто из мальчиков не ответил, она повернулась к раковине и спокойно принялась за работу.
«Бз-з-з-з… « — снова раздалось поблизости.
Они действительно маленькие чудовища, но, может быть, она заслужила их месть?
Дело в том, что Джессика сегодня переволновалась. Ночная история с повозкой и бессонница, потом приезд констебля… Но когда в Хокс-хилле появился Лукас, она потеряла остатки самообладания и готова была броситься на него с кулаками… О нет, поцелуй тут был ни при чем… Все началось со вчерашнего жаркого спора с констеблем Клэем, а его сегодняшнее посещение поместья только усугубило плохое настроение Джессики. После ночного поджога Джозеф съездил в город и оставил для Клзя записку, и тот, прочитав ее, сломя голову примчался в Хокс-хилл.
Грузный старый Клэй (он был старше сестры Долорес) своим весом, казалось, задавит лошадь, на которой приехал. Джессике стало жаль несчастное животное. Но, даже подтрунивая над Клэем, девушка на самом деле сильно расстроилась из-за того, что констебль совершенно не интересовался убийством ее отца, да и сожжение повозки его не волновало.
И у него тоже с самого утра было плохое настроение.
— Я думал, что всех вас зарезали прямо в постелях, — гремел он, слезая с лошади. — А вы вызвали меня из-за какой-то сожженной колымаги! Это безобразие! Детские забавы! У вас в голове шуточки, а у меня столько важных дел! Не знаю, право, за что хвататься в первую очередь, а приходится терять время на бессмысленные глупости!
Сестры и Джозеф сдержались, но Джессика и не подумала. Оставшись с констеблем наедине, она сказала все, что о нем думает, и еще многое такое, о чем следовало умолчать.
Вот почему девушку буквально все лишало душевного равновесия. Поэтому она не могла сладить не только с мальчишками, но и сама с собой.
«Бз-з-з-з», — опять послышалось сзади.
Эти мальчишки неисправимы! Нет, они просто маленькие шалуны, а после того, что им пришлось вытерпеть за их короткую жизнь, это неплохой признак.
— Сестра Марта! — завопил Мартин. — Здесь оса!
Она обернулась.
— Правда? — небрежно спросила она, словно оса, на самом деле ничуть ее не волновала. — А где? — Осы, конечно же, не было.
Джессика покачала головой. — Я могу понять шутку, но ложь — это грех, и вы не должны лгать.
— Но, сестра Марта… — начал Пип, однако в тот момент дверь скрипнула и открылась. Мальчики вскочили со своих мест.
В кухню вошел рассерженный Лукас.
— Я только что из Челфорда, — прогремел он. — Я разговаривал с констеблем Клэем и узнал, что ты обвиняешь меня…
— Лорд Дандас! — резко оборвала его Джессика. Лукас взглянул на мальчиков.
— Выметайтесь отсюда! — приказал он, открывая перед ними дверь.
Обрадовавшись, ребята медленно продвинулись к двери, но громкий голос Джессики заставил их замереть у стены.
— Сядьте на место! — решительным тоном скомандовала девушка, а когда мальчики подчинились, она повернулась к Лукасу. — Они никуда не пойдут, пока не съедят все, что лежит у них на тарелках, — сказала она. — Если вы хотите поговорить со мной, то можете подождать в маленькой гостиной.
— Я подожду здесь, — заупрямился Лукас.
Никто не пошевелился. Никто ничего не сказал. Шестеро угрюмых мальчиков опять уставились в свои тарелки. Джессика вернулась к раковине.
Молчание нарушил Лукас.
— Что за проблемы с ужином? — спросил он, стараясь разрядить обстановку. Отвечать вызвался Пип.
— Мы не едим лягушек, — сказал он, брезгливо смотря на еду.
— Это сосиски! — не выдержала Джессика. — Сосиски! Сколько раз повторять вам?! «Лягушка в ямке» — это только название сосисок, запеченных в тесте. И это не значит… ну ладно, ешьте поскорее, и без глупостей.
И снова никто не пошевелился. Помолчав немного, Лукас насмешливо скривил губы. Наконец, окинув взглядом мрачные лица мальчишек, лорд Дандас сказал Пипу:
— Дай-ка мне свою тарелку.
Пип немедленно выполнил просьбу Лукаса, и тот, подцепив вилкой большую порцию «лягушек в ямке», отправил еду в рот. Тщательно пережевывая, чмокая и чавкая, он с полным ртом произнес: — Кто сказал, что это сосиски!
— Сестра Марта, — хором ответили мальчики.
— Сестра Марта? — Брови Лукаса от удивления поползли вверх. Глядя на Джессику, он совершенно серьезно возразил: — Ну что ж, на этот раз сестра Марта ошиблась. На самом деле это лягушки.
От такой наглости Джессика остолбенела. Теперь уж мальчуганы точно не будут ужинать.
— Я знаю, — уверенным тоном продолжал Лукас, — потому что все время ем лягушек. Между нами говоря, они очень полезны.
Мальчишки затаили дыхание. Лукас проглотил порцию «лягушек» и принялся за вторую.
— Все солдаты и борцы-профессионалы ежедневно съедают огромные порции, и не только «лягушек». Питание — основа будущей силы и здоровья. Только так становятся солдатами, борцами и вообще сильными мужчинами. Капризные мальчишки никогда сильными не станут. И не станут они сильными еще и потому, что копаются в своих тарелках вместо того, чтобы развивать свои мышцы, как это делаем мы с Джозефом, работая за них. Так что принимайтесь за ужин, ребята, не то хилыми так и останетесь.
Мальчики неохотно взяли вилки и стали тыкать ими в сосиски, но никто ничего не ел. Джессика бросила на Лукаса торжествующий взгляд. В ответ он только усмехнулся.
— И еще, — добавил Лукас неожиданно, — кто первый закончит ужин, может покататься на моем жеребце. Естественно, после того, как я поговорю с мисс… э… сестрой Мартой.
— Покататься на жеребце! — Пип воткнул вилку в тесто, выковырял сосиску и сунул ее в рот. — А вообще-то не так уж и плохо, — попробовав, одобрил он стряпню Джессики и снова воткнул вилку в кусочек сосиски.
Остальным мальчишкам больше уговоров не потребовалось. В несколько минут они смели еду с тарелок и устремились к двери, но Джессика строго напомнила им об обязанностях. В два счета они убрали со стола, подмели пол и наконец с криком и визгом вылетели из кухни.
Джессика с отчаянием посмотрела на открытую дверь. До нее только сейчас дошло, что они с Лукасом остались одни. Если бы она подумала об этом раньше, то убежала бы вместе с мальчишками. Она быстро глянула на Лукава.
— Это подкуп, — недовольным тоном произнесла она. — Мы здесь не пользуемся такими методами.
— А какое это имеет значение? — удивился Лукас, подходя к девушке. — Я помог тебе сохранить лицо, Джесс. Ты должна меня отблагодарить за это.
Она бы так и сделала, если бы на него не сердилась. Тем временем он почти вплотную приблизился к ней, и она, все больше нервничая, попятилась, внимательно следя за тем, чтобы кухонный стол оставался между ними.
— В следующий раз они будут ждать награды… — прошептала она.
— Прекрати увиливать! — неожиданно крикнул он. — Ты же знаешь, почему я здесь.
— Если вы имеете в виду констебля Клэя… — Губы Джессики задрожали.
— Ты прекрасно знаешь, что речь вовсе не о констебле Клэе! — взорвался Лукас. — Ты обвиняешь меня в том, что я убил твоего отца. Не пытайся отрицать. Клэй все мне рассказал.
Неужели она зашла так далеко? Охваченная негодованием, она наговорила констеблю множество всяких глупостей.
— Он неправильно понял меня, — она попыталась оправдаться. — Я говорила только, что он не должен закрывать это дело, пока не найдет убийцу. Но он слишком хорошо знает и вас, и ваших друзей и всегда будет ратовать за вас. Даже сегодня прямо от нас он отправился к вам, — с горечью закончила она.
Лукас, оперев руки на стол, наклонился к ней.
— Ты ведь еще обвинила меня и в том, что я сжег вашу повозку и свернул шею тощему цыпленку… — прошипел он.
Джессика подняла руки к горлу и судорожно сглотнула.
— Я… я… — с трудом выдавила она, — я только хотела заставить его вести себя как подобает блюстителю закона. Он обязан подозревать всех, а не принимать за чистую монету все, что говорят его друзья…
Глаза Лукаса сузились, н их острый взгляд остановился на лице девушки.
— Джесс, что заставило тебя изменить мнение обо мне? — Его глаза гневно сверкнули. — Я видел вчера вашу повозку. Ты с Джозефом возвращалась из Челфорда. Ты тоже видела меня вчера на склоне холма. Дело в этом, да?
— Вы слышите? — вдруг тихо спросила она, не обращая внимания на слова Лукаса. Молодой человек выпрямился.
— Ты о чем? — не сразу понял он, «Бз-з-з-з… « — послышалось прямо над столом.
— Оса! — в панике закричала Джессика. — Вот она! Ох, Лукас, помогите мне!
Она замахала руками у себя перед носом, обежала стол и попала прямо в объятия Лукаса. Она так стремительно бросилась к нему, что Лукасу не удалось избежать столкновения, и они оба рухнули на пол.
Оса пожужжала у них над головами и вылетела в дверь, которая медленно открылась.
— Есть кто-нибудь в доме?! Здесь кто-нибудь есть?! — довольно громко, но вежливо спросили от двери.
Голос принадлежал женщине, которая вчера целовалась с Лукасом — Джессика сразу узнала ее.
Лукас помог Джессике подняться с пола и, посмотрев на вошедшую, недовольно воскликнул:
— Белла?! Какого черта ты тут делаешь?!
Джессика полагала, что при встрече с Беллой она испытает неловкость и смущение, но уж никак не стыд. Но вот встреча состоялась, причем внезапно, и Джессика почувствовала себя ужасно еще и из-за того, что ее увидели катающейся по полу в объятиях Лукаса. Это было хуже самого жуткого ночного кошмара. Однако чувство стыда, которое она сейчас испытывала, оказалось для нее совершенно новым — она стыдилась того, что ей стыдно.
Спустя несколько минут она уже сидела в кресле с высокой спинкой напротив Беллы в маленькой гостиной и наблюдала за тем, как острый взгляд Беллы отмечает любое пятнышко и недостаток в комнате, и каждый раз, когда глаза Беллы на чем-то останавливались, Джессика вздрагивала. Справа от нее сидел Лукас, а слева — сестры Эльвира и Долорес и, занятые разговором, не обращали на Джессику никакого внимания, она же смотрела на все глазами Беллы и… стыдилась. Она стыдилась своих натруженных ладоней, заштопанной рабочей одежды, стыдилась этой гостиной с потертым ковром и неказистой мебелью, которую им подарили соседи, стыдилась чашек и тарелок с отбитыми краями, уродливого печенья, которое помогали ей печь мальчишки. Все здесь было ветхим, поношенным и линялым, но прежде она этого не замечала и вообще не придавала этому никакого значения.
Она смотрела на Беллу и не могла не отметить, насколько та выглядела безупречно. Ни один волосок не выбивался из аккуратной прически, нежная кожа была чиста, без малейшего изъяна. Белое муслиновое платье и короткий голубой жакет отличались модным кроем, а духи, которыми пользовалась Белла, были очень дорогими. Джессика прекрасно понимала, что все это великолепие лишь внешняя оболочка, и тем не менее не могла избавиться от стыда, который испытывала из-за собственной убогости.
В гостиной Белла завладела вниманием всех. Она задала несколько небрежных и поверхностных вопросов, касающихся Хокс-хилла, но вскоре перевела разговор на себя. Она бросалась именами известных и славных людей, как мальчики бросаются объедками. Было видно, что Белла решила произвести на всех неизгладимое впечатление. Джессика все это понимала, но тем не менее ничего с собой поделать не могла — в присутствии Беллы она чувствовала себя униженной.
Джессика не могла удержаться и от того, чтобы время от времени не посматривать на Лукаса. Ей очень хотелось понять, какое впечатление производит на него Белла, тем более что Лукас не спускал с нее глаз, и Джессику мучил вопрос: по-прежнему ли он влюблен в нее? Заноза, видимо, уже глубоко проникла в ее сердце, и девушка быстро отвела глаза, когда Лукас повернул голову, чтобы взглянуть на нее.