Руперт, задумавшись, не сразу ответил. Потом, пригубив стакан и глотнув виски, решился:

— Прежде всего тебе следует знать, что Джессика доставляла мне массу хлопот, а в последнее время сильно беспокоила меня. Ее присутствие в Хокс-хилле угрожало моей безопасности. Дело в том, что она может читать мои мысли, — неожиданно заявил Хэйг и поспешно добавил: — Я хочу сказать — она способна делать это в буквальном смысле. У меня нет времени объяснять это более доходчиво, углубляться в подробности. Она сама все тебе расскажет после того, как… в общем, она все объяснит тебе попозже…

Перри почти подпрыгнул на диване и изумленно уставился на Джессику.

— Черт побери, Джесс, — ошеломленно прошептал он, — так, значит, ты все-таки немножко ведьма? И я не ошибся, называя тебя так в детстве?

— Ох, нет, это не совсем так, — испуганно проговорила она, не смея поднять глаз на Перри. — Просто я обладаю довольно острым чутьем, ну, своеобразной интуицией, что ли. Я, наверное, более чувствительна, чем другие люди, но за всю свою жизнь смогла проникнуть в сознание только одного человека. Однако я не знала, кто он.

Она быстро глянула на Лукаса, но его лицо не выражало ничего — ни понимания, ни антипатии, оно казалось застывшей каменной маской.

В памяти ее вдруг возникла картина: Лукас со свирепым видом отчитывает ее за то, что она продолжает играть в свои колдовские игры, и объясняет, что, если она немедленно не прекратит это занятие, все ее друзья с презрением отвернутся от нее. Нормальные люди не хотят общаться с ведьмами. Вот что Лукас сказал ей тогда. После этого разговора ей было слишком стыдно делиться странными мыслями с кем бы то ни было, давая таким образом понять, что она все-таки отличается от других детей.

— Кажется, — вмешался Адриан, — я припоминаю, что слышал о чем-то таком, правда, это было очень давно. Лукас, ты не…

— Да, это так, ты совершенно прав, — перебил кузена Лукас. — Я все прекрасно помню, но я считал, что Джессика придумывает… У девочек ведь такое богатое воображение…

— Но я ничего не выдумывала, — прошептала Джессика и смущенно опустила глаза.

— Однако это выглядело именно так, — чуть сердясь — то ли на нее, то ли на себя, — продолжал Лукас. — Судя по тому, что ты сейчас рассказываешь, к тебе вернулась память… Джессика, неужели ты вспомнила все, что произошло до того, как ты сбежала из Хокс-хилла?

— Когда я сегодня убегала от… то есть… в старом монастыре… — Она запнулась и умолкла.

Все смотрели на нее, ожидая дальнейшего повествования, и она сказала:

— Я поскользнулась на большой каменной плите и упала. Падая, я ударилась головой о камень и, кажется, потеряла сознание, но очень быстро пришла в себя. И тогда со мной произошло что-то странное. Голова страшно разболелась, закружилась, и вдруг я вспомнила прошлое. Я, конечно, не уверена, что вспомнила все, но, наверное, многое…

— Понятно, — ответил Лукас равнодушным тоном и обратился к Хэйгу: — Мы говорили о Родни Стоуне, Руперт, но так и не закончили нашего разговора.

Вот и все. Он ничем не показал своей радости от чудесного возвращения памяти, словно это было ему совершенно безразлично. Джессика почувствовала себя надоедливым ребенком, которого отшлепали за то, что он всем мешает, и таким образом заставили сидеть смирно и не вмешиваться в разговор взрослых. Теплая рука Перри коснулась ее ладони, и Джессике сразу стало лучше. Она подняла на молодого человека благодарный взгляд н увидела его ободряющую улыбку.

Тем временем Руперт объяснялся с Лукасом.

— Если бы Джессика не обладала этим проклятым даром ясновидения, — заявил он, — она была бы в полной безопасности. Я восхищаюсь ею. Она мне нравится. Она всегда мне нравилась. Я говорю это совершенно искренне.

— Расскажи мам о Родни Стоуне, — повторил Лукас голосом, лишенным всякого выражения и оттого прозвучавшим строго и требовательно.

— Я познакомился с ним в Лондоне, — ответил Руперт. — Он любил жить на широкую ногу, но денег у него не было, зато долгов — хоть отбавляй. Он иногда выполнял для меня мелкие поручения, и вот однажды, когда я понял, что мне надо избавиться Джессики, я нанял его — он должен был похитить ее. Я не мог действовать сам, опасаясь, что она прочтет мои мысли и догадается, кто я такой. Поэтому Родни Стоун должен был увезти ее из поместья в своем экипаже… Но все получилось не так, как мы задумали. Джессика… Я не знаю… Она что-то почувствовала… догадалась…

— Стоун должен был похитить ее, — повторил Лукас бесцветным голосом и вдруг, словно в нем проснулся глубокий интерес, спросил оживленно: — И что потом?

Руперт промолчал. Он сидел за письменным столом, с огромным вниманием изучая хрустальный стаканчик, который он продолжал вертеть в руках.

— Боже мой! — неожиданно вскричал Лукас. — Я не могу в это поверить!

В библиотеке стало тихо, долгую паузу нарушил Адриан.

— А зачем ее надо было похищать? — спросил он, адресуя вопрос к Руперту. — Почему ты не убил ее в доме или где-нибудь в парке? Столько было шума в тот вечер, столько людей вокруг, что вряд ли кто-нибудь заподозрил бы тебя?

— Именно потому, — ответил Руперт, — что вокруг было слишком много людей, я не мог рисковать. Кроме того, я не мог надолго покидать гостей. В. конце концов, бал происходил в моем доме… Но теперь какое это имеет значение?

Он посмотрел на Джессику, и она поняла, почему он глядит на нее. Он позволял ей читать свои мысли, он открыл для нее свое сознание, и она отчетливо представила себе, как все было задумано.

— Экипажей было два, — заявила она и, повернувшись к Лукасу, сказала: — Ты расспрашивал не того кучера, Лукас. Стоун должен был оглушить меня, ударить чем-то твердым по голове, когда я сяду в первый экипажей.. Он собирался отвезти меня в склеп святой Марты и запереть в нем, чтобы позже Руперт мог разделаться со мной. Первый экипажей должен был немедленно уехать, а Стоун пешком вернуться в Хэйг-хаус и присутствовать на балу. В толпе людей никто бы не заметил его непродолжительного отсутствия. После бала он вместе со всеми покинул бы Хэйг-хаус и уехал в экипаже, который привез его в поместье. Кучер, которого ты расспрашивал, Лукас, действительно ни о чем не знал и подтвердил бы слова Стоуна. Что, впрочем, он и сделал. — Джессика замолчала, посмотрела на свои руки — исцарапанные, с поломанными ногтями, — и, покраснев, заговорила снова: — Скажу вам вот что. Родни Стоун не знал, что, выполняя поручение Руперта, он станет соучастником убийства. Он считал, что я нужна Руперту для… для…

— Ты собирался убить ее и закопать тело в склепе, — Лукас выговаривал слова с таким трудом, словно они душили его, застревая у него в горле. — Джессика исчезла бы опять, и я бы никогда не узнал, что с ней случилось…

Лукас замолчал, но никто не решился нарушить тишину, пока он сам не заговорил снова:

— Где ты взял экипажей, в котором Стоун собирался увезти Джессику?

Руперт поднес ко рту стаканчик с бренди и одним глотком осушил его до дна. Он ответил не сразу.

— Эту часть плана готовил Стоун, — после некоторых раздумий произнес он. — Кучером был мелкий воришка, которому заранее заплатили, чтобы он держал язык за зубами. Он не знал меня, а я его.

— Ты хочешь сказать, — догадался Лукас, — что, если бы я вышел на его след, он бы привел меня к Стоуну?

Руперт кивнул и улыбнулся. Он действительно считал себя очень хитроумным и ловким человеком.

— Если бы Джессика не почувствовала… — сказал Лукас и отвернулся. — А я не поверил ей.

Адриан подошел к дивану, на котором сидели Перри и Джессика, и попросил:

— Расскажи нам, Джессика, что такое ты почувствовала, когда Стоун пытался посадить тебя в экипаж?

Она закрыла глаза, вспоминая события той роковой ночи.

— Я посмотрела на экипаж, и волна злобы и ярости нахлынула на меня. Она исходила от этого двухколесного экипажа. Это было предупреждение, — сказала она. — Такое же ощущение появилось у меня, когда мы с Перри осматривали комнаты Родни Стоуна. То же самое я почувствовала сегодня в склепе святой Марты.

— Ты можешь описать точнее, что с тобой происходило? — спокойно попросил Лукас.

Он не глядел на нее, но она чувствовала, как он усилием воли сдерживает проявление любых своих эмоций. Опустив глаза, она опять уставилась на свои поцарапанные руки и поломанные ногти.

— Мне очень трудно объяснить, что со мной творится в такие минуты, — ответила она. — Во мне рождается неприятное ощущение чего-то злобного, нехорошего, что вот-вот хлынет на меня. Оно приходит извне. В сознании возникают образы, я слышу слова, обрывки фраз. — Подняв голову, Джессика посмотрела на Руперта. — Ты был в доме Стоуна и совсем недавно побывал в склепе…

Он кивком головы подтвердил правильность ее слов.

— Я хотел проверить, — сказал он, — не оставил ли чего-нибудь, что могло бы послужить уликой против меня. Я не должен был этого делать, это было крайне неосторожно с моей стороны, но я не ожидал, что кто-то станет интересоваться, куда исчез Родни Стоун.

Джессика поежилась и обхватила плечи руками, чтобы унять озноб.

Лукас, не сводя испытующего взгляда с Руперта, уточнил:

— Полагаю, ты заранее решил избавиться от Родни Стоуна?

Руперт пожал плечами.

— Неужели я мог оставить его в живых? — удивился он. — Он мог бы стать опасен, мог шантажировать меня. Кроме того, Стоун — просто ничтожество, презренное и жалкое. От его смерти общество только выиграло.

Лицо Лукаса оставалось неподвижным, на нем не отражались никакие эмоции. Голосом ровным он возразил:

— Его родственница не согласилась бы с тобой — она любила племянника, оплачивала его долги и пеклась о нем. Однако мне бы хотелось узнать другое: если ты утверждаешь, что Джессика способна читать твои мысли, то каким образом тебе удалось сохранить в тайне то, что ты убил Стоуна?

— Ох, все дело в том, — начал Руперт, — что ее чувства в то время были сильно притуплены, я же был более бдителен. Она не может читать мои мысли по своему желанию.

— Ее чувства были притуплены? — переспросил Лукас.

— Я подмешивал в ее лекарство настойку опия, — пояснил Руперт. — Только так я мог чувствовать себя в безопасности, пока она находилась в моем доме. После того как я избавился от Стоуна, мне приходилось избегать малейшего риска. Я очень устал, можешь мне поверить.

Лукас сжал кулаки. Он вспомнил, как Джессика, выпивая эликсир сестры Долорес, становилась вялой и сонливой. Значит, во время болезни Руперт потчевал ее настойкой опия, чтобы обезопасить себя. Поэтому она чувствовала себя плохо, выглядела уставшей, ее тошнило, и, только покинув Хэйг-хаус, она начала поправляться.

Все опять надолго замолчали, обдумывая слова Руперта.

— Значит, ты сам дал Стоуну приглашение на бал Беллы? — уточнил Лукас, хотя уже давно обо всем догадался.

— Я собственной рукой вписал в карточку его имя, — ответил Руперт, — и это было едва ли не самой глупой ошибкой в моей жизни. Но, как я уже говорил, мне и в голову не пришло, что кто-либо станет разыскивать Стоуна.

— А когда ты понял, что Стоуном интересуются, то собственноручно уничтожил приглашение, — продолжал Лукас.

Руперт только кивнул и наклонил голову.

— Ты также распускал слухи о том, будто Стоун встречался в Челфорде с какой-то женщиной? — спросил Лукас.

— Да, — подтвердил Руперт, который давно ничего не скрывал.

— Ты решил отвести от себя подозрение? — Лукас задал очередной вопрос.

— Да, — кивнул Руперт и улыбнулся.

— Ты хотел, чтобы подозрение пало на Джессику, — уверенно сказал Лукас.

— Разумеется, — ответил Руперт. — Я считал, что, если она обвинит меня в чем-либо, кривотолки помогут мне сохранить лицо — поверят мне, а не ей. И я был на верном пути. Если бы вы не успели задержать меня, я сбросил бы Джессику с обрыва, и вы никогда не заподозрили бы меня в убийстве.

Лукас посмотрел на Джессику и спокойно произнес:

— Ты ошибаешься, Руперт. Я бы поверил Джессике.

Скажи это Лукас в другое время и в другом месте, его слова глубоко взволновали бы Джессику. Сегодня они обожгли ее, словно удар плетью.

Лукас еще мгновение смотрел на жену, а потом перевел взгляд на Руперта Хэйга.

— Мне следовало послушать ее. Она подозревала Стоуна в покушении на нее и хотела узнать, куда он подевался. Она не поверила в его якобы благородные намерения, — сказал Лукас.

Перри, до сих пор сидевший смирно, не выдержал и, кипя от гнева, вскричал:

— Ведь именно Джесс, а не кто другой, постоянно расспрашивала о нем, и если бы не она, мы все давно забыли бы о Стоуне!

Лукас повернулся к жене и поинтересовался:

— Как ты узнала о склепе, Джессика?

Ну вот, опять он сказал «Джессика», хотя всегда называл ее «Джесс». Это могло означать только одно — он сильно в ней разочаровался.

— Этот склеп я однажды увидела во сне, — ответила она медленно, с расстановкой. — Поначалу я думала, что это обычный сон, но вскоре поняла, что это видение передалось мне от… от моего Голоса.

— Я был для нее этим Голосом, — пояснил Руперт. — Голосом, а не человеком. Но вы должны понять положение, в котором оказался я. Она должна была разоблачить меня — это было делом времени.

Адриан вдруг махнул рукой, и этот неожиданный и резкий жест привлек к нему внимание всех присутствующих в библиотеке.

— Что? — удивленно спросил Лукас. — Что ты хочешь сказать?

— Обращаю ваше внимание на то, — заявил Адриан, — что все это предпринималось якобы для того, чтобы сохранить в тайне убийство Вильяма Хэйворда. По крайней мере именно в этом хочет убедить нас Руперт. Однако я вовсе так не думаю. Здесь кроется нечто большее. У нас был договор, и мы условились, что если кого-то из нас обвинят в преступлении, остальные встанут на его защиту. Мы должны были обеспечить алиби друг другу. Джессику высмеяли бы в суде, если бы она обвинила Руперта в убийстве лишь на том основании, что может читать его мысли. Поэтому я утверждаю: здесь кроется нечто большее, о чем мы пока не знаем.

— Ты говоришь так потому, — вознегодовал Руперт, — что она читает не твои мысли. Ты вообще представляешь, как утомительно следить за своими собственными мыслями, переживаниями и любыми эмоциями? Мне, как правило, удавалось не впускать ее в свое сознание, однако постоянно сохранять бдительность невозможно. И в тот первый раз, когда я запаниковал, испугался… — Он внезапно умолк.

— И когда же был этот первый раз? — полюбопытствовал Лукас.

Руперт смотрел куда-то вдаль невидящим взором. Он лишь покачал головой и равнодушно сказал:

— Это не имеет значения.

— Это случилось в ту ночь, когда он убил моего отца, — дрогнувшим от волнения голосом заявила Джессика. — Я видела его, хотя и не очень отчетливо. Но сознание его было для меня открыто, и я впервые ощутила его ярость и ненависть. Тогда он понял, что я проникла в его мысли, и погнался за мной. Он убил бы меня, если бы поймал.

— Я был в панике, — стал оправдываться Руперт. — Она была там, в хокс-хиллском лесу, на тропинке, по которой из «Черного лебедя» возвращался домой Вильям Хэйворд. И она видела, что я убил ее отца. Она читала мои мысли, словно раскрытую книгу. Я хотел схватить ее, но она ускользнула от меня.

Она ускользнула. Разве эти слова могли передать весь ужас, который Джессика пережила тогда и потом? Он охотился за ней, как хищник за раненым зверьком, мучения которого он собирался прекратить. И это было ужасно — такое странное его настроение.

Она ощущала его сострадание, его раскаяние и страх. И в то же время сердце ее разрывалось от боли, потому что она была уверена, что за ней гонится Лукас.

Она действительно ускользнула от него, найдя укрытие на одной из речных барж, которую как раз грузили продуктами для продажи в Лондоне. Она спряталась в бункере с картофелем. Незадолго до рассвета баржа отчалила от берега, а поздним вечером следующего дня вошла в лондонский порт. Покинув баржу, она бродила по незнакомым улицам огромного города, не зная, куда податься. Отца ее убили по ее вине. Теперь Лукас убьет и ее. Ничего не замечая, не чувствуя ничего, кроме своего горя, она вдруг оказалась на мостовой, по которой несся экипажей.

— Значит, — сказал Адриан, — Руперт столько трудился, чтобы замести следы, и ему не повезло. Бедняга! — Адриан изобразил сочувствие.

— Нет, — возразила Джессика, — он готовил очередное убийство.

Руперт тихо рассмеялся. Поднявшись со своего стула за письменным столом, он подошел к столику с графинами и плеснул на дно своего стакана еще немного бренди. Возвращаясь на место, он сказал:

— Мне, наверное, не стоит рассчитывать на снисхождение.

— Чье убийство?! — встрепенулся Лукас, и в голосе его послышались властные нотки.

— Беллы, конечно, — ответил ему Руперт, не дожидаясь, пока за него все расскажет Джессика. — Но, судя по вашим лицам, вы уже об этом догадались. Неужели ты видишь насквозь все мои маленькие хитрости и уловки? — В голосе Руперта прозвучала насмешка. — Как же я ошибся! Подумать только! Кого я выбрал хозяйкой дома моих предков! Будь жива моя мать, она бы такое не допустила. Белла пустая, глупая и вульгарная женщина. У нее нет ни сердца, ни вкуса. У нее также нет мозгов. С ней невозможно разговаривать. Единственное, что интересует ее в жизни, — это она сама. Хотя, надо сказать, мы все были высокого мнения о ней, когда добивались ее благосклонности. Но тогда мы были молоды и глупы. — Он со стуком поставил стакан на стол. — Она ни в грош не ставит ни этот дом, ни его великое прошлое. И не собирается ценить и уважать старые традиции. Она презирает, моих арендаторов и их жен, потому что у них натруженные мозолистые руки. Я уверен, что они относятся к ней не лучше, чем она к ним.

Он умолк, думая о чем-то своем, потом покачал головой и продолжил:

— Я знаю, что вы оба — и ты, Лукас, и ты, Адриан, — благодарны судьбе за то, что Белла выбрала меня. Уверяю вас, что не прошло и месяца, как я понял, какую страшную ошибку совершил. Каким же я был дураком. — Но я терпеливо ждал целых три года, прежде чем что-то предпринять. Убив однажды, я решил, что смогу сделать это снова.

Руперт посмотрел на Джессику и заявил:

— Но ты тогда уже могла читать мои мысли и выведала все мои секреты…

— Это не так, Руперт, — ответила она. — Твой мысли являлись мне в виде размытых картин и ощущений. — Она посмотрела на Лукаса и пояснила: — Голос я слышала и прежде. Он рассказывал мне об убийстве отца, рисовал передо мной картины местности, где это случилось. Но только недавно я поняла, что это было на самом деле. В Хокс-хилл я вернулась с одним-единственным желанием — остановить убийцу, не позволить ему убить еще раз.

— Представьте себе, что она спасла Беллу! — со смехом воскликнул Руперт. — Вот настоящая ирония судьбы! Ты с детства ненавидела ее. Да и она никогда не сказала о тебе доброго слова. В этом ее беда, Белла не разбирается в людях.

Лукас скривил губы.

— Итак, ты решил убить Джессику, чтобы избавиться от опасного свидетеля? — спросил он.

— У меня не было выбора, — с сожалением заметил Руперт.

— И как ты собирался это сделать? — полюбопытствовал Лукас.

— Я заранее не думал об этом, — сообщил Руперт. — Я знал, что мне нельзя долго вынашивать планы. Джессика могла обо всем узнать. Решение должно быть принято и осуществлено немедленно, как только возникнут благоприятные обстоятельства. — Он замолчал, но вскоре заговорил вновь — Сегодня, когда она неожиданно возникла передо мной из тумана, а рядом не было никого, я подумал, что удача улыбнулась мне. — Он одним глотком опорожнил стаканчик виски и, словно извиняясь, пояснил: — Я хотел, чтобы все кончилось быстро и безболезненно. Я не хотел, чтобы Джессика страдала. Но она оказалась очень умна, к тому же проявила необычайную отвагу и силу духа.

— А Белла? Что с ней? — спросил Лукас — Что ты собирался сделать со своей женой?

Руперт посмотрел на свои руки, сжал кулаки и ответил:

— Я обещал ей путешествие на континент. Она всегда хотела побывать в Париже. Уж я бы что-нибудь придумал, Лукас. Несчастный случай… что-нибудь в этом роде… Пока я не решил… — Он поднял глаза на бывшего друга. — Я не жестокий человек, Лукас. Ты же знаешь. Она бы не страдала.

Тишина, наступившая после его последних слов, показалась всем странно гнетущей, зловещей. Руперт вдруг оживился и сказал, обращаясь к Лукасу:

— Время идет, Лукас. Я рассказал вам все. Полагаю, у нас с тобой и Адрианом есть дела, которые не терпят отлагательства и которые мы должны обсудить втроем.

Лукас кивнул и прошелся по библиотеке. Не ответив Руперту, он повернулся к Перри.

— Присмотри, чтобы Джессика благополучно добралась домой, — приказал он кузену, но вдруг изменил решение: — Нет. Лучше отвези ее в Хокс-хилл. Передай ее на попечение монахиням. Они позаботятся о ней. И, Перри, не оставляй ее одну. Я не желаю, чтобы кто-либо докучал ей и изводил вопросами. Ты все понял?

— Понял, не беспокойся, — тихо ответил Перри. — Пойдем, Джессика, — обратился он к девушке.

Джессика почувствовала, как сердце сжалось в груди. У нес вдруг разболелась голова.

— Я не хочу ехать в Хокс-хилл, — запротестовала она. — Я хочу поехать в Лодж.

— Таи нет никого, кто бы позаботился о тебе, — ответил Лукас, качая головой. — Я навещу тебя позже. Перри! Пора…

Она все еще пыталась возражать, но Перри положил руку ей на плечо и мягко сказал:

— Пойдем, Джесс. — Он поддержал ее под локоть, помогая подняться с дивана. — Если ты в состоянии ехать верхом, давай прокатимся на лошадях. Погода сейчас прекрасная. Дождь кончился, туман рассеялся. Ты можешь взять мою лошадь, а я возьму коня Адриана.

Лицо Перри было сосредоточенным и хмурым, и Джессика ощутила тревогу, но, когда он увидел, что она внимательно наблюдает за ним, он улыбнулся и легонько, успокаивающе похлопал ее по плечу.

У дверей она обернулась и посмотрела на мужчин, которые еще недавно были близкими друзьями. У нее возникло жуткое, неестественное ощущение, будто она видит каменные статуи. Ни один из них не пошевелился. Ей показалось, что они даже не дышат. Ни один не взглянул на нее.

Она сбросила с плеч теплый шерстяной плед, которым укутал ее Лукас, и положила его на кресло у входа.

Перри предложил ей руку, и они вместе вышли из библиотеки.