17

Джессика сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы, когда мимо дверей ее спальни прошел Лукас. Она слышала, как он разговаривал со своим камердинером, о чем-то спрашивал его, а слуга отвечал ему. Сама того не сознавая, она затаила дыхание, а когда где-то в глубине коридора закрылась дверь, с облегчением вздохнула.

«Эта ночь не будет обычной брачной ночью», — подумала она. Когда последние гости наконец покинули Дандас-хаус, они с Лукасом тоже попрощались. В присутствии матери Лукаса и Элли они обменялись лишь парой фраз, и Лукас пошел проверить, заперт ли на ночь дом. Джессика была рада такому повороту событий. У нее не было желания беседовать с мужем. Она чувствовала страшную усталость, но в то же время ощущала напряженность, готовую выплеснуться наружу. Она могла бы надерзить мужу, дай он ей к этому малейший повод. Так бывает, когда человек усилием воли сдерживает свои эмоции, делая вид, что доволен жизнью.

Она как раз открывала флакон с духами, когда из гостиной донесся шум. Рука у нее дрогнула, и Джессика, вернув на место флакон, невольно прислушалась. Далеко в коридоре хлопали двери, слышались невнятные разговоры, затем воцарилась тишина.

Ни одной женщины я не желал так сильно, как тебя.

Она подавила жалобный стон, подошла к кровати, сняла халат и швырнула его на спинку стула. Постель показалась ей ледяной. От простыней и одеяла чуть-чуть пахло лимоном. Откинувшись на подушки, она сложила руки на груди и воззрилась на украшенный лепниной потолок.

Она вполне могла бы задуть свечи, но почему-то не сделала этого. Лукаса она не ждала. Мужчина, который унижает жену в день бракосочетания, вряд ли может надеяться, что она с радостью примет его в своей постели. Кроме того, он обещал, что именно от нее зависит, когда их брак свершится. Взгляд, которым она одарила его при расставании, красноречивее любых слов говорил о том, что она не желает видеть его на брачном ложе.

Когда Джессика жила в монастыре, злые и мстительные мысли не приходили ей на ум.

Она снова подавила тихий стон, готовый вырваться у нее из груди.

«Я требую лишь справедливости», — сказала она себе, вспоминая события минувшего вечера. Элли нарочно облила соком ее подвенечное платье, а Лукас, поощряя девушку, большую часть времени провел с ней, вместо того чтобы уделить хоть немного внимания собственной молодой жене. Ему давно пора набраться ума и не пренебрегать женой.

Лежа в холодной постели, Джессика чувствовала себя покинутой. Но, в конце концов, кого она пытается одурачить? Ведь Элли всего лишь небольшая часть происходящего. Весь вечер слова Перри не выходили у нее из головы.

Мужчина любит только одну женщину, но желать может многих.

Что ж, теперь она точно знала, кто она такая. Женщина, которая может доставлять удовольствие, не более того.

Эта мысль занимала Джессику настолько, что она не услышала, как отворилась дверь в спальню. Лукаса она заметила только тогда, когда он подошел к кровати. На нем был темно-бордовый халат, стянутый в талии поясом, в одной руке он держал бутылку вина, в другой — два бокала. На лице сияла улыбка.

Эта улыбка и была его большой ошибкой. Джессика сразу почувствовала, как в ней восстает стихшая было ярость. Когда Лукас прошел к камину и, ставя бокалы и вино на маленький столик красного дерева, повернулся к ней спиной, Джессика встала с кровати, поспешно накинула на себя шелковый халат и потуже затянула пояс.

— Я полагала, что это — моя комната, — ледяным тоном произнесла она.

— Разумеется, это — твоя комната, — ответил Лукас, наливая вино в бокалы.

— Не помню, чтобы я тебя приглашала, — заметила она.

Он поднес к губам бокал с вином и сделал маленький глоток.

— Муж имеет право навещать жену в ее комнате в любое время, — мягко произнес он. — Ты выпьешь немножко? — Он протянул ей бокал.

Прежде чем она вспомнила, как сильно обижена на него, она взяла бокал, но тут же поставила его на столик.

— У нас с тобой есть договор, Лукас, и я хочу, чтобы ты его выполнял, — потребовала она. В глазах Лукаса заплясали смешинки.

— Почему ты решила, что я не собираюсь его выполнять? — Он отпил из бокала и бросил на Джессику лукавый взгляд. — Ты подумала, что я хочу напоить тебя, чтобы добиться исполнения моих порочных желаний? Джесс? А Джесс?.. — Он корил ее, улыбаясь. — Вообще-то, я принес вино не для тебя. Бутылка и бокалы должны ввести в заблуждение слуг. Они должны считать наш брак самым что ни на есть настоящим. Иначе пойдут разговоры… Поверь, это очень неприятно.

Слушая его, Джессика понемногу приходила в себя, гнев стих.

Лукас посмотрел ей в глаза и тихо сказал:

— Я очень сожалею о том, что Элли испортила твое платье.

Джессика неуверенно улыбнулась.

— В самом деле? Ты сожалеешь? — удивилась она.

Он кивнул.

— Она сделала это нарочно, Лукас, — заявила Джессика, поглядывая на мужа.

Лукас явно нервничал. Он беспокойно задвигался, переступая с ноги на ногу.

— Я знаю, — заверил он Джессику. — Но, прошу, пойми се. Она относится ко мне… ну, в общем… почти как к отцу. Джесс, поставь себя на ее место. Она еще совсем ребенок. Одинокий, несчастный ребенок, потерявший родителей, а затем и брата. Их смерть стала для нее ужасным потрясением. Я стараюсь заменить ей семью, но она все еще не оправилась от утраты. Она ревнует тебя ко мне, опасаясь, что ты отнимешь меня у нее. Но это нормально, этому не надо удивляться. Со временем она все поймет. Дай ей шанс, Джесс.

Джессика вдруг почувствовала себя виноватой в том, что обиделась ма несчастного ребенка, причем зря. Но это ничего не меняло. Она сокрушенно покачала головой.

— Мне жаль ее, Лукас, искренне жаль. Но ты поощряешь ее дикие выходки, позволяешь вести себя, как ей вздумается…

Он похлопал жену по руке, беззаботно улыбаясь.

— Ничего страшного не случилось, Джесс. Это всего лишь платье. У тебя их полно, — заявил он.

Она отдернула руку.

— Я говорила не про платье, а про Элли и то, что для нее полезно, а что вредно. Что же касается платья, то это было мое подвенечное платье, а не первое попавшееся. — Она с удовольствием отметила, что на лице Лукаса появилось беспокойство. — Мой подвенечный наряд, Лукас, — с нажимом повторила она.

— Я заменю его другим, — пообещал он.

— Для твоего сведения, Лукас, — холодно заметила она, — подвенечное платье невозможно заменить другим.

— Что ты хочешь Этим сказать, Джесс? — сердито осведомился он.

Разочарованная, она отвернулась, но в голову неожиданно пришла новая мысль, и Джессика, опять встав к мужу лицом, довольно резко спросила:

— Что ты имел в виду, когда говорил Элли, что я сделаю тебя нищим?

— Что?.. — Лукас от неожиданности заморгал, а потом уставился на Джессику, не понимая, что происходит.

— Не пытайся отрицать, — сказала она ледяным тоном. — Ты сказал ей, что с моими аппетитами я скоро сделаю тебя нищим. Так ведь? Разговор касался моих туалетов.

— Но это была шутка. Я говорил об этом с матушкой, увидев счета за платья, которые ты заказала. Элли, наверное, не поняла, — Лукас пытался оправдаться.

Действительно ли Элли не поняла шутки? Джессика хотела верить, что это возможно.

— Я ничего не знаю о девочках-подростках, — проговорила она, — но…

— Но?.. — Лукас смотрел на Джессику широко открытыми глазами, ожидая ее дальнейших объяснений.

— Но я подумала о мальчиках, которые воспитываются в монастырском приюте. — В голосе Джессики зазвучали нотки уверенности. — Они нуждаются в любви, это верно, но им нужна и сильная рука.

— Джесс, — с упреком отозвался Лукас, — здесь не сиротский приют. Элли — член нашей семьи. Я обещал ее брату, что позабочусь о ней, если с ним что-нибудь случится.

— Да, я слышала о каком-то договоре с друзьями, — кивнула Джессика. — Но он в равной степени касался всех, кто пережил сражение при Ватерлоо. Об Элли должны также заботиться Адриан и Руперт. Перри сказал мне об этом.

— Мы были близкими друзьями, — ответил Лукас, — и обещали друг другу заботиться о семьях павших. Но только Филиппу не повезло. Ты предлагаешь, чтобы я сейчас отказался от опеки над Элли в пользу Адриана или Руперта?

— Нет, мне бы такое и в голову не пришло. Это было бы жестоко, — возразила Джессика.

— Я рад, что ты так думаешь… — Лукас замолчал, но спустя мгновение неожиданно предложил: — А может, ты попытаешься подружиться с Элли. Я уверен, что тогда все уладится само собой.

Джессика попробовала представить себе, как она пытается завоевать дружбу и доверие Элли, но у нее не получилось — даже в воображении. Она знала, что до тех пор, пока Элли будет слепо влюблена в Лукаса, девушка будет считать его жену своим заклятым врагом. Лукас не понимал, в чем заключается истинная причина их конфликта. Он полагал, что Элли видит в нем отца, которого потеряла, и относился к ней как к ребенку. История повторялась. Точно так же Джессика когда-то смотрела на Беллу, на месте которой сейчас сама оказалась.

При этой мысли она внезапно вздрогнула. По спине побежали мурашки, ее стало знобить. Она ни за что не хотела, чтобы Элли невзлюбила ее так, как в свое время Джессика возненавидела Беллу Клиффорд. Должен же быть какой-то способ, чтобы завоевать расположение девочки! Но как! «Сестра Эльвира! « — мелькнуло в голове у Джессики. Ведь у нее есть к кому обратиться! Именно так она и сделает. Она напишет сестре Эльвире и попросит ее совета.

Вздохнув, Джессика сказала:

— Я попытаюсь, но ты особенно не надейся.

— Ни о чем другом просить тебя не стану, просто попытайся, сделай усилие, — сказал Лукас, и улыбка на его лице могла бы смягчить и каменное сердце, тем более ее.

Внезапно на Джессику навалилась ужасная усталость — слишком много переживаний за несколько часов. Они лишили ее последних сил. Ей пришлось нелегко и с Перри, и с Элли, и с сомнениями насчет выходки Родни Стоуна и существования Голоса, а теперь еще и с ролью жены Лукаса. Джессике захотелось побыть одной, и она решительно сказала:

— А сейчас, Лукас, если ты не возражаешь, я бы хотела лечь спать.

Он хитро ухмыльнулся, и в глазах его блеснули озорные огоньки.

— Это намек, Джесс? Ты предлагаешь лечь в постель?

От такой наглости она опешила.

— Я хотела сказать… — начала она, но, увидев в его глазах пристальное внимание, холодно заявила: — Возможно, я чего-то не понимаю, Лукас, но я, кажется, высказалась предельно ясно: я хочу лечь спать.

Повернувшись к нему спиной, она направилась к кровати, легла и укрылась одеялом.

Одним глотком осушив бокал, он поставил его на столик и последовал за Джессикой. Она напряглась и отодвинулась, когда он наклонился над ней.

— Джесс, — тихо сказал он, — слова не имеют значения. Важно, что у тебя на уме.

Она недоверчиво посмотрела на него. Он громко рассмеялся и продолжил:

— Хочешь, я докажу тебе? Вот, например, что приходит тебе на ум, когда ты думаешь о кухонном столе? Точнее, о кухонном столе в Хокс-хилле?

Лукас играл с ней, он явно над ней насмехался. Неужели так ведут себя молодые супруги в брачную…

— О кухонном столе? — переспросила она. — Ну, в общем… я думаю о…

Она вдруг вспомнила стол в Хокс-хилле, и жаркая волна возбуждения прокатилась по ее телу. Дыхание участилось, когда она вспомнила о том, как он едва не овладел ею на широком кухонном столе в Хокс-хилле. Ей показалось, что она чувствует тяжесть его тела и свое бессилие… Нет-нет, это не бессилие, это желание, непреодолимое желание отдаться мужчине, принадлежать ему. Тогда он впервые пробудил в ней это желание. Теперь же оно вновь проснулось глубоко в ее теле.

Лукас смотрел на нее и понимал, что она поняла ход его мыслей. Глаза у него потемнели, черты лица обострились, улыбка угасла на губах. Он глядел на нее серьезно и строго, и она видела, как пульсирует жилка у него на шее. Она ничего не могла поделать с собой — ее тело отзывалось на призыв мужчины.

Он протянул руку и медленно дотронулся до ее бедра. Джессика вздрогнула, отстранилась и вскочила с кровати. Она не могла найти нужных слов, которые бы помогли снять вдруг возникшее между ними напряжение.

— Резке овощей! — выпалила она.

Лукас недоуменно моргнул.

— Что? — спросил он, удивленно смотря на Джессику.

— Когда я думаю о кухонном столе, я вспоминаю о резке овощей, — пояснила она, опуская глаза.

Губы Лукаса дрогнули.

— Кто тебя научил лгать, Джесс? Только не говори мне, что монахини. Стыдись, Джесс.

Она стала пятиться, но вовсе не потому, что испугалась его, а потому, что рядом с ним она теряла самообладание. Он излучал силу и мужественность, а жар его тела передавался ей. К тому же он хотел, чтобы она почувствовала этот жар. О его желаниях говорил взгляд Лукаса.

Она решила немедленно положить этому конец, поэтому сердито спросила:

— Что тебе нужно, Лукас?

Он наклонился к ней.

— Я хочу поцеловать тебя и пожелать спокойной ночи, — хрипло произнес он. — Неужели жена откажет мужу в поцелуе в их первую брачную ночь?

Огонек свечи мерцал, зажигая светлые блики на коже женщины, согревая ее и обостряя чувства. Она слышала прерывистое дыхание Лукаса и не в силах была отвести взгляда от его серьезного лица. Глаза мужчины, ставшие черными, как ночь, гипнотизировали ее, лишали воли к сопротивлению. Когда он снова наклонился к ней, она тихонько застонала.

— Это всего лишь поцелуй, Джесс, — прошептали его губы, ласково и нежно касаясь ее уст.

Этот поцелуй не был ни требовательным, ни страстным, но она почувствовала, как все ее тело напрягается, а ноги подкашиваются под ней. Она положила ладонь ему на грудь, чтобы оттолкнуть его, и под пальцами почувствовала мощные удары его сердца. От этого ощущения кровь быстрее заструилась по венам, отзываясь во всем теле резкими толчками.

Раздвигая языком ее теплые губы, он проник в сладкую глубину ее рта. Сильные мужские пальцы дернули за ленту, удерживавшую массу волос, и золотистый водопад окутал ее плечи. Разум восставал, противясь происходящему, но плоть ее жаждала близости. Разве можно устоять перед желаниями собственного тела?

Не прерывая поцелуя, Лукас просунул ее руку в разрез своего халата и прижал к своей обнаженной груди. Пальцы женщины коснулись мягких волос и ощутили легкое подрагивание мышц. Лукас всем своим весом навалился на нее, прижимая Джессику к стене. Его упругие бедра нажали на ее мягкий живот, и бурный прилив желания поглотил последние островки страха.

Отстранившись, Лукас посмотрел на нее. Серые глаза Джессики затуманило желание. Он уже не сомневался, что она желает его так же сильно, как и он ее.

Встряхнув головой, он попытался вернуть себе самообладание. Оказавшись в ее спальне, полный желания овладеть ею, он не мог нарушить данного ей слова. В то же время он не мог припомнить, когда его тело столь настойчиво требовало разрядки. Но он должен остановиться, ему следует подумать. Сделав глубокий вдох, он вернул себе способность здраво рассуждать.

После разговора с Адрианом он решил, что не поставит себя в положение супруга, который незнаком с желаниями и ожиданиями своей жены. И все же ему глубоко претила мысль о тои, что Джессика сама станет устанавливать правила их взаимоотношений. Но как случилось, что она без слова протеста позволила ему целовать себя и потирать набухшую плоть о ее мягкое и столь податливое тело?