Существуют три разновидности "видения" Креста: Распятие, Роза-Крест и Золоченый Крест, несущий на себе серебряную розу. Распятие есть величайшее сокровище видения. Это видение Божественной и человеческой любви. Черный Крест с распускающейся на нем розой есть сокровище вдохновения. Это небесная и человеческая любовь, говорящиев душе. Золоченый Крест с серебряной розой - это сокровище интуиции. Это любовь, преобразующаядушу.
      Но Таинство Креста едино и неделимо. Кто не поклоняется Распятию, тот не может вдохновиться им настолько, чтобы принятьего (что было бы вдохновением) и тем более неспособен отождествитьсебя с ним (что было бы интуицией). То есть речь здесь идет об одном-единственном Кресте - едином и неделимом Таинстве христианства. А посему неминуемо совершит ошибку тот, кто вместо видения в Распятии пути, истиныи жизнирешил бы, скажем, основать некое общество или "братство воскресения", избрав его символом Золоченый Крест с серебряной розой и заменив им универсальный символ христианства -Распятие. Он ошибется, говорю я, поскольку ни Золоченый Крест, ни Роза-Крест никак не могут заменить собою Распятия, - они лишь включены в него и в нем подразумеваются. Только Крест Распятия становится источником вдохновения (Розой-Крестом) и превращается в солнечный свет (Золоченый Крест), несущий на себе восприимчивую душу (серебряную розу). Воскресение - это всего лишь распятие, достигшее стадии плодоношения. Это реализованноераспятие.
      Поэтому не следует - да и невозможно! - отделять друг от друга смертный потРаспятия, вдохновенные слезыпринятия Креста (Роза-Крест), и кровь, преобразованную через отождествление с Крестом (Золоченый Крест с серебряной розой). Таинство пота, слез и крови единои неделимо.
      То же можно сказать и о христианстве. Оно единои неделимо. И не следует - да и невозможно! - отделять от так называемого "экзотерического" христианства его гнозис и мистицизм, или так называемое "эзотерическое" христианство. Эзотерическое христианство полностью входит в христианство экзотерическое; оно не существует (да и не может существовать) отдельно от него. Христианский герметизм есть лишь особое призвание в пределах вселенского христианского сообщества, - призвание к исследованию глубин. И подобно тому, как во вселенской Церкви существует призвание к священничеству, монашеству, религиозному рыцарству и т. д., точно так же существует и призвание к герметизму - столь же могучее и неодолимое. Это призвание к жизни в осознании единствакульта (или христианской священной магии), откровения (или христианского священного гнозиса) и спасения (христианского священного мистицизма). Точно так же и единство всей подлинной духовной жизни человечества во все времена было, есть и будет Христоцентрическим. Герметизм - это призвание жить вечной и бесконечной истиной, звучащей в прологе к Евангелию от Иоанна:
      "В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог... Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков... Был свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир" (Ин. 1: 1-4, 9).
      Итак: единствосвета во всем прошлом, настоящем и во всем будущем; единствосвета на Востоке, Западе, Севере и Юге; единствосвета в магии, гнозисе и мистицизме; и, наконец, единствосвета в культе, откровении и спасении - таково призвание герметизма, столь же, повторяю, могучее и неодолимое, как призвание священника, монаха или рыцаря духовного ордена.
      Могу добавить, что именно вам, тому, кто с неодолимой силой призван к герметизму, я адресую эти письма, и именно вас я называю "дорогим неизвестным другом". Признаю, что есть у меня и "Известные Друзья", но их большей частью можно встретить лишь в духовном мире. Тем более я обращаюсь к ним в этих письмах... и сколько раз при написании их я ощущал братские объятия этих Друзей, в том числе Папюса, Гюайта, Пеладапа, Элифаса Леви и Луи-Клода де Сен-Мартена!
      Друзья, Друзья здесь и там! Это Таинство едино и неделимо - оно отмечено печатью пота, слез и крови! Вы, Друзья, которые там, теперь вы знаете, что существует только однаистина, одинсвет, одинХристос, однохристианское сообщество - и что нет ни экзотеризма и эзотеризма самих по себе, ни отдельных экзотерических и эзотерических сообществ. Да будет это ведомо и тем из Друзей, которые здесь!
      Слезы суть элемент, присущий вдохновению. И тот, кто растроган перед Распятием до слез - тайных или явных, - уже вдохновляется им и находит в нем внутреннюю опору. И вот он созерцает в этом Распятии Розу-Крест. И тот, кто вперяет в Распятие свой взор в наивысший момент смертной муки, от которой кровь стынет в жилах - черпая из него новое тепло взамен того, что его покинуло, - живетинтуицией. И вот уже он созерцает Золоченый Крест, несущий серебряную розу.
      Вдохновение - это принцип, действующий в слезах. Подобно плачу, вдохновение приходит в виде "потока между двумя сосудами". Во вдохновении, каким бы ни был его подлинный источник, действует поток, зарождающийся между высшей Сущностью, или образом, и низшей сущностью, или подобием. Здесь возникает поток, порождаемый одновременным взаимодействием"высшего ока" (или "уха") и "низшего ока" (или "низшего уха"). Это означает, что высшее и низшее разумение, пребывая в контакте, вибрируют в унисон, каждое на свой голос и на своем языке, и вместе они образуют действенное, "конкретное" вдохновение.
      "Специфика" виденияотличается от специфики вдохновения тем, что в видении речь идет не об одновременном взаимодействии обоих "глаз" (или "ушей") - высшего и низшего, - но о пассивном отпечатке, который воспринимает свыше одна лишь низшая сущность. Поскольку здесь нет взаимодействия двух "разумений", может случиться так, что низшая сущность (личность) испытает видение, не понимая его. И тогда видение долгое время остается непонятым.
      Что до интуиции, то она также является следствием одного-единственного активного принципа. Здесь низшая сущность сливается в акте отождествления высшей Сущностью, т. е. восходит к ней и стирает себя (в высшей Сущности) настолько, что становится лишь пассивным и немым присутствием. И тогда активной остается только высшая Сущность.
 
      Приведенные выше три схематических изображения символизируют в то же время и арканы слез, пота и крови. В интуиции, где низшая сущность испытывает своеобразную смерть, преобразующуюся в высшей Сущности в жизнь, вершится таинство крови, символизируемое Золоченым Крестом с серебряной розой. В видении, где низшей сущности надлежит выдержать тяжкое бремя откровения свыше, речь идет о таинстве пота, символом которого служит Крест Распятия - тот самый, который Распятый должен был Сам внести на Голгофу и под тяжестью которого Он трижды падал. И во вдохновении, где незапятнанный образ и падшее подобие соединяются, чтобы дать рождение новому слову, речь идет о таинстве слез, символизируемом Розой-Крестом.
      Четырнадцатый Аркан Таро посвящен именно таинству слез и вдохновения. Он представляет собой духовное упражнение, посвященное вдохновению.
      Вдохновение, как следует из всего сказанного выше и очевидно из всякого достоверного опыта, не представляет собой нечто, что просто происходит, как в случае с видением. Оно не является также и результатом всей совокупности усилий к самообузданию, усилий самопожертвования, смирения и аскезы, как это происходит в интуиции. Оно представляет собой со-действие, согласованное действие высшей Сущности и низшей сущности. Такое содействие и есть поток, изливаемый одновременно из обоих сосудов.
      Следовательно, практический арканвдохновения заключается в знании того, как быть одновременно активным и пассивным: активным во всем, что касается вопрошания, или требования; пассивным во всем, что касается ответа, или решения. Неверно было бы попросту сформулировать в душе вопрос и затем занять пассивную - пусть даже спокойную и молчаливую - позицию ожидания ответа в виде вдохновения. Конечно, так можно вслушиваться и ждать очень долго, однако, как правило, ничего не происходит. Столь же неверно было бы прилагать огромные усилия дискурсивного мышления или "обожествлять" собственное воображение, чтобы вызвать вдохновение принудительно, как бы "в уплату за сделанную работу".
      Нет, ни пассивность ожидания, ни активность мысли и воображения не могут привести к состоянию души, свойственному вдохновению: главное здесь одновременнаяактивность и пассивность. Попытаемся это объяснить.
      Рационализм восемнадцатого века выдвинул формулу: "Что ясно, то истинно!" К ней добавляется следствие - "Что не ясно, то не истинно". Так вот, мы осознанно либо инстинктивно унаследовали обе эти формулы из того века, в котором идеалом было мышление "modo geometrico" ("геометрическим методом" ). Мы, разумеется, уже не считаем, что все, что ясно, истинно; но вместе с тем мы утверждаем, что все, что истинно, должно быть ясно. Для нас необходимо, чтобы истина непременно означала ясность. Руководствуясь этим принципом, мы стараемся быть точными, т. е. очерчивать интересующий нас предмет. Но, поступая таким образом, мы создаем в этих очерченных границах интеллектуальное замкнутое пространство. То, что внутри него, действительно ясно, но оно отделено от великого потока истины (из которого мы обладаем лишь одной каплей). Эта капля ясна, но это лишь капля, выхваченная из потока, т. е. из обширного контекста истины.
      Уяснив все это, мы могли бы и мысли направить по иному пути. Мы можем попытаться мыслить в потоке, т. е. не думать более в одиночку, а думать вместес безымянным "хором" мыслителей вверху, внизу, дня вчерашнего и дня завтрашнего. И тогда на смену "Я мыслю" приходит "мыслится".
      Такое "мышление вместе" будет одновременно и активным, и пассивным. Оно активно, поскольку вы тоже мыслите, и пассивно, поскольку "нечто" мыслит вместе с вами. Есть два сосуда, из которых проистекает мышление, - ваш и другой. Это и есть состояние души, необходимое для вдохновения. Аркан вдохновения, Четырнадцатый Аркан Таро, - это аркан двухисточников и двуходновременных потоков мысли, которые встречаются, сливаются и образуют подлинное вдохновение.
      Выше я представил процесс "мышления вместе" или вдохновения в целом как некую особую методику. Мне пришлось прибегнуть к этому ради ясности. Но ясность и истинность - не одно и то же. Поэтому я должен исправить то, в чем погрешил против истины во имя ясности, - а именно, сказать следующее.
      Собственно говоря, в сокровенной духовной сфере вдохновения не может быть никакой методики- равно как и в сферах видения и интуиции. В этих сферах все, по существу, представляет собой вопрос морали. Ибо для того, чтобы "мыслить вместе", прежде всего требуется еще нечто - смирение. В процессе мышления для того, чтобы "мыслить вместе", я должен склониться перед разумом, превосходящим мой собственный, и сделать это не в общей отвлеченной форме, а вполне конкретно - уступая "исключительные авторские права" неизвестному сомыслителю. Выражение "мыслить вместе" означает "мыслить коленопреклоненным", смиряя себя перед другим, умаляя себя ради его роста. Это мысль-молитва или молитва-мысль.
      Ни упражнения Раджа-Йоги по концентрации, ни дыхательные (и другие) упражнения Хатха-йоги не принесут нам вдохновения. Только смирение, проистекающее из бедности, послушания и целомудрия - трех универсальных и неизменных обетов - может сделать нас доступными "вдохновению".
      Ничего не поделаешь... духовный мир по своей сути морален. И вдохновение есть плод смирения в усилии и усилия со смирением. А посему в "молитве и трудах" таится ключ как к двери вдохновения, так и ко многим иным дверям.
      Сказанное мною о смирении как о предварительном условии вдохновения нуждается, в свою очередь, в более подробном рассмотрении, если не в поправках. Ибо смирение может иногда оказаться не только ненужным для вдохновения, по даже помехой на его пути. Так, именно смирение нередко парализует стремление к познанию истины и к совершенствованию добродетелей и способностей человека. Никогда не получит вдохновения тот скромник, который скажет о себе: "Я не занимаюсь Божественными предметами и духовным миром, так как для этого нужно быть святым или мудрецом, а я ни тот, ни другой". Всецелая поглощенность одним лишь спасением души может, разумеется, помочь ее продвижению по пути чистоты и непорочности, но в то же время может и оставить душу в полном неведении относительно мира, истории и проблем духовной жизни человечества. Многие подлинные святые мало что знали о мире и его истории по причине смирения, ограждавшего их от всего, что не было совершенно необходимо для спасения души.
      Алкание и жажда истины - в том числе истины о Боге, мироздании и человечестве - закладывают основу вдохновения, подчиняющегося закону молитвы и трудов. Герметист также, не будучи смиренным, не получит вдохновения. Но вдохновение станет для него еще менее доступным, если он в своем стремлении к истине не овладеет искусством забвения себя. Каким бы он ни был - скромным или самонадеянным, невинным или грешным - он всегда должен быть движим алканием и жаждой истины о Боге, мире и человечестве.
      Человек должен знать, как спросить, и осмелиться задать вопрос, отбросив смирение и самонадеянность. Дета знают, как спросить, и дерзают спрашивать. Самонадеянны ли они? Нет, поскольку каждый их вопрос - это одновременно и признание собственного неведения. Стало быть, они смиренны? Да, в той мере, в какой они знают и ощущают свое неведение, и нет, поскольку ими движет столь самозабвенная жажда узнать и понять, что не остается места ни смирению, ни самонадеянности. В этом герметист подобен ребенку. Он желает знать "кто", "что", "как" и "почему" обо всем, что касается жизни и смерти, добра и зла, творения и эволюции, истории и души человеческой... Ученые-натуралисты, поседевшие в многолетних научных трудах, отказались от этих вопросов. "Все это детские вопросы", - говорят они и ограничиваются лишь одним техническим вопросом "как". Вопросы вроде "почему" и "что", не говоря уже о "кто", суть для них вопросы до-научные, предоставленные ими теологии и беллетристике...
      И все же мы, герметисты, сохраняем и рассматриваем полный спектр вопросов из нашего детства - "что", "как", "почему" и "кто". Отстаем ли мы? Далеко опережаем других? Как бы то ни было, в нас по-прежнему живет детский голод и жажда познания и постижения; он-то и заставляет нас задавать вопросы, которых взрослые люди нынешней цивилизации более не задают.
      И в самом деле, разве не научила нас история цивилизации, что подобные вопросы непостижимы, что заявлению ignoramus ("мы не знаем") дня нынешнего предшествовали героические усилия бесчисленных поколений тех, кто жил поисками ответа на эти вопросы, и только после всех бесплодных попыток пришлось смириться с ignoramus? Какой же тогда шанс и какая надежда остается нам, которым выпало жить в нынешнюю эпоху?
      Наш шанс и наша надежда... - вдохновение. И все потому, что мы задаем вопросы по-детски, ибо надеемся - даже уверены - в том, что Отец наш небесный даст ответ, что Он не подаст нам вместо хлеба камень или змею вместо рыбы. Вдохновение -эти два сосуда в руках крылатого Ангела, из которых истекает живая вода - вот наша надежда и наш шанс на оправдание и достойное место герметизма в грядущие века!
      Дорогой неизвестный друг, скажите себе, что не знаете ничего, и в то же время скажите себе, что способны узнать все. И, вооружившись здравым детским смирением и непосредственностью, окунитесь в чистую и животворную стихию вдохновенного "мышления вместе"! Да сопутствует вам в этой отважной попытке крылатый Ангел с двумя изливающими вдохновение сосудами в руках!
      Аркан вдохновения имеет жизненно важное практическое значение не только для герметизма, но и для всей духовной истории человечества в целом. Ибо подобно тому, как в биографии отдельной личности бывают решающие вдохновенные моменты, так и в биографии всего рода людского - в истории - бывают решающие моменты, когда в духовную жизнь человечества вторгаются эпохальные по значению вдохновенные идеи. Такими вдохновениями являются великие религии. В древней Индии вдохновение, снизошедшее на puшu, стало источником Вед. В древней Персии вдохновение, полученное великим Зороастром (что значит - "золотая звезда"), стало источником Зенд-Авесты. Вдохновение Моисея и пророков стало источником Ветхого Завета в Библии. Сама жизнь, смерть и воскрешение Христа привели к вдохновению, ставшему источником написания Евангелий, автор каждого из которых выступает в двух ипостасях: человека и вдохновляющего его Херувима. И, наконец, ислам не имеет иного источника, кроме вдохновения, снизошедшего на Мохаммеда от Архангела Гавриила и давшего миру Коран.
      Что касается буддизма, который представляет собой не что иное, как религию гуманизма в чистом виде, то он также почитает источником своего происхождения духовный переворот в душе Гаутамы Будды под древом Бодхи, когда внезапно и достоверно, т. е. посредством вдохновения, ему открылись четыре священные истины буддизма.
      Таким образом, все великие религии являются вдохновениями человечества. И вся история религии есть история вдохновения. Недоразумения, связанные с вдохновением, и незнание его практическогоаркана также отдается печальными и трагическими отголосками в истории человечества. Некоторые убеждены, что вдохновение обретается в результате усилий, другие - что оно достигается лишь в полной пассивности души. Так в истории религии встречаются все формы квиетизмаи пелагианства. Все те, кому неведомо, что аркан вдохновения есть аркан одновременной пассивности и активности, непременно закончат либо пелагианством, либо квиетизмом.
      Индивидуальный психологический опыт в сфере поисков вдохновения - в том числе опыт неудач и разочарований - сыграл огромную роль в катастрофических переворотах, имевших место в истории христианства. Так, в шестнадцатом веке некий монах-августинец страстно жаждал вдохновения. С этой целью он вел жизнь аскета, соблюдая суровый пост, умерщвляя плоть и проводя ночные часы в молитвенных бдениях. Он верил, что все эти усилия обеспечат ему вдохновение; но... этого не произошло. И тогда, впав в глубокое разочарование, он выдвинул доктрину тщетности трудов и всяких усилий. Для спасения достаточно одной лишь веры. Так была заложена основа лютеранства.
      В том же веке неожиданную трансформацию сознания испытал некий доктор права, пришедший на ее основании к выводу, что вдохновение есть дело Бога и только Бога, без какого-либо участия человеческих усилий и свободы воли. Бог, один лишь Бог навечно избрал к спасению немногих из всей массы тех, кому предначертана вечная погибель. Такова основа кальвинизма.
      Знай Мартин Лютер и Жан Кальвин о том, что вдохновение есть активность ипассивность - или одновременное усилие и благодать - тогда один не стал бы видеть в человеке только грешника, а другой не считал бы Бога вселенским тараном.
      Понадобился Сан Хуан де ла Крус, чтобы показать возможность обойти мрак и бесплодие чувств и разума, не отступая и не впадая в отчаяние, как и возможность совершить глубокие преобразования - в духе практики бедности и нравственного радикализма Евангелий, - не покушаясь при этом на единство Церкви. Поистине Сан Хуан де ла Крус искупилгрех Мартина Лютера.
      Еще один святой, Игнатий Лойола, понадобился для того, чтобы показать, что человек может избрать Бога и дело Божие в полной свободе любви, вместо того чтобы быть избранным Богом. И подобно тому, как Иаков боролся до появления зари, говоря: "Не отпущу Тебя, пока не благословишь меня" (Быт. 32: 26), так и всякая свободная воля человека, избранного или обыкновенного, может добровольновступить на путь дела Божия и получит Господне благословение. Св. Игнатий Лойола искупилгрех Жана Кальвина, живя в добровольном подчинении Богу любви и в любви к Нему отказавшись от покорности отверженного существа перед силой Всемогущего.
      Что до христианского герметизма, то ему открыт аркан вдохновения, и это никогда не приведет его ни к тем, кто верит, будто вдохновение создаетсяусилием; ни к тем, кто верит, будто его можно заслужить чистой и простой пассивностью души. В науке герметизма нашел свое отражение и должное место "единства противоположностей", как и опытное знание того, что вдохновение представляет собой единство активности и пассивности души.
      Читая Луи-Клода де Сен-Мартена, вы нигде не встретите ни пелагианства, ни квиетизма, но повсюду увидите двойную веру - в Бога и в человека, в благодать и в человеческоеусилие. Молитва и труды- такова по сути практическая идея, которая красной нитью проходит сквозь все сочинения Сен-Мартена. А зрелый Элифас Леви? А Жозефен Пеладан? А зрелый Папюс? Все они исповедовали двойную веру - в Бога и в человека, в благодать и в человеческое усилие. Это дает нам право утверждать, что им всем был известен аркан вдохновения - аркан, символически отображенный четырнадцатой картой Таро.
      Я упомянул лишь нескольких герметистов, о которых вы, дорогой неизвестный друг, я полагаю, знаете. А есть немало других, кого можно назвать хранителями древней традиции аркана вдохновения. Но что скажет вам, к примеру, имя Шмакова? Или имя Рудниковой? Эти имена, словно осенние листья, канули в забвение под снежным саваном, укрывшим дореволюционную Россию.
      Как бы то ни было, на свете есть сообщество герметистов, известных и неизвестных, хотя большинство его членов не имеют имени. И лишь малую часть этого братства составляют те, кто знают друг друга и встречались лицом к лицу в мире физических чувств при свете дня. Другую, еще меньшую его часть, составляют те, кто знают друг друга и встречались лицом к лицу в видении. Но именно вдохновениеобъединяет всех членов братства герметистов, независимо от того, близко они друг к другу или далеко, знают друг друга или нет, живы они или ушли.
      Вдохновение, по правде говоря, и есть главная составляющая братства герметистов. Вдохновение служит связующим звеноммежду его членами, и в нем всеего члены встречаются друг с другом. Братство вдохновения -вот что такое в сущности братство герметистов.
      Общее вдохновение составляет основу общего для всех герметистов ментального и символического языка - языка аналогий, единства противоположностей, синтеза, моральной логики, измерения глубины вдобавок к измерениям ясности и широты познания, и превыше всего - страстной веры в то, что все доступно познанию и может быть явлено в откровении, что таинство есть бесконечная познаваемость и "Богооткровение"...
      Это общее вдохновение, этот общий для всех нас язык и есть то духовное Слово, которое направляет нас и движет нами - внешне и внутренне - во всех наших устремлениях и надеждах. Папюс 1890 года не "знал", каким будет Папюс в 1917 году, но уже направлял свои усилия к тому, чем - как он знал, чувствовал и понимал - он станетв 1917 году. Причина в том, что в 1890 году он знал, чего не "знает". Причина в том, что в нем жило и работало вдохновение, лежащее в основе христианского герметизма. И благодаря этому вдохновению он порвал с необуддийским течением Теософского общества и предпочел интеллектуальное христианство Сент-Ива д'Альвейдра интеллектуальному буддизму Теософского общества. Благодаря тому же вдохновению он предпочел подлинное христианство Филиппа Лионского христианскому интеллектуализму свой юности. Да, Папюс 1917 года в своих трудах и молитве представлял собой продукт вдохновения, которое направляло и двигало вначале юным студентом-медиком, затем энтузиастом оккультных наук, затем смелым магом, и, наконец, приверженцем идеи великого интеллектуального синтеза. Здесь перед нами яркий пример постепенной реализации вдохновения, действующего с дней юности.
      "В начале было Слово" - это законне только мира, но и реализации вдохновения в жизни каждого человека. И все братство герметистов живет, повинуясь этому закону, закону вдохновения.
      Этому закону повинуются все. Братство герметистов отличается от остального человечества лишь тем, что его неодолимо влечет к постижениюэтого закона и познаниютого, что происходит как с ними самими, так и с остальным человечеством.
      Удел герметиста отличается от удела обычного человека только тем, что первый алчет и жаждет всестороннего знания того, что попросту воздействует на последнего. Такой удел не дает никаких привилегий; напротив, он налагает на герметистов дополнительную ответственность - вернее, духовный долг постижениявсей совокупности чудес и катастроф, из которых состоит жизнь и этот мир. Этот долг наделяет их в глазах мира самоуверенностью или ребячеством, но благодаря аркану вдохновения - аркану крылатой сущности, переливающей живую воду из одного сосуда в другой, - они таковы, каковы есть.
 

Письмо XV. Дьявол