Семья Доннели (№4) - Ангел в моей постели

– Он останется и составит компанию сэру Генри. Лорд Рейвенспур поднялся и склонился к руке Бетани.

– Приятно было познакомиться, мисс Манро. Когда Натаниел и Бетани поднялись наверх, Виктория удивленно спросила:

– Пять кошек?

– И все они спят с нами.

Тут она улыбнулась. Даже если это была неправда, это было смелое заявление, и, несмотря на то что она чувствовала в нем несгибаемую волю герцога, в его ясных серых глазах, если приглядеться, можно было заметить обаяние, даже доброту. Она больше не сомневалась, каким он был в лоне своей семьи. Или в том, что с ним ее семья будет в безопасности.

– Миледи...

– Виктория, – сказала она. – Меня зовут Виктория, ваша милость. Мало кто знает меня под другим именем. Раз уж мы родственники, я бы хотела, чтобы вы звали меня Викторией.

– Я так и не привык называть Чедвика Донелли.

– Я люблю его, ваша милость, – сказала Виктория, прежде чем он успел отвернуться и она бы лишилась возможности сказать то, чего больше никогда не решилась бы сказать ему еще раз. – Я хочу, чтобы его семья это знала и не осуждала меня. Чтобы приняла нашего сына.

– Виктория, – лорд Рейвенспур надел пальто, и она проводила его до дверей, – Дэвид никогда не простил бы меня, если бы я сделал то, о чем вы меня просите. – Он натянул перчатки. – Могу я рассчитывать на то, что вы подниметесь наверх и соберете вещи? Если я хочу успеть на телеграф, то должен сейчас же уйти.

– Но я не могу...

– Вы отправляетесь в Лондон, леди Чедвик.

Она осталась стоять на пороге, когда он сбежал по ступеням и под дождем вышел со двора. Возле его лошади, привязанной к забору, стоял человек. Лорд Рейвенспур о чем-то поговорил с ним и сел в седло. Ее удивило, почему он не приехал в карете. Вглядываясь в темноту, Виктория посмотрела в сторону церкви. Зловещее сияние окрасило небо. Свет сотни фонарей пробивался сквозь насыщенный влагой ночной воздух.

Там находился Дэвид. Надежность Стиллингза беспокоила ее, но Томми, будучи умен, когда дело доходило до вопроса о его благополучии, наверняка понимает, от чего в будущем зависят хлеб с маслом для этого города. А как же Неллис?

Виктория терялась в догадках.

Она закрыла дверь. Ей не хотелось встречаться с Кинли. Но она могла по крайней мере позаботиться, чтобы он спокойно дождался возвращения Дэвида, и вошла в библиотеку.

Сначала она не заметила Кинли, стоявшего у окна. Заложив руки за спину, он смотрел на темную долину.

Отдаленная вспышка молнии осветила сад у подножия холма.

– Как монолог из греческой трагедии, – сказал он прежде, чем она заговорила. – Как трогательно.

Виктория перевела взгляд с окна на Кинли, полускрытого тенью. Он повернулся и поверх золотых очков посмотрел на нее.

«Как трогательно».

Эту фразу произнес ее отец этим утром. И как только их взгляды встретились, на нее повеяло ледяным холодом и смертью. Первой мыслью было бежать.

Виктория бросилась к двери, но он опередил ее. Дверь захлопнулась. На плечо легла его рука. Он повернул ее лицом к себе, схватил за горло и пригвоздил к двери.

– Эти слова выдали меня, Мэгги? – спросил он.

Глава 23

– Отпусти меня! – Виктория уперлась ладонями в его подбитые ватой плечи, и он сжал в кулак руку. Не ту, которой сжимал ее шею и душил.

– Не заставляй меня ударить тебя, девочка. Я никогда тебя не бил, но могу это сделать.

– Ударить меня? – Она боролась с удушьем, пытаясь сдержать бешеное биение сердца, чтобы оно не мешало ей дышать. – Ты убил мою мать.

Он рассмеялся:

– Твоя мать умерла, когда рожала ребенка от другого мужчины. Ты жалела и любила ее, а она тебя бросила.

Все поплыло у нее перед глазами.

– Как тебе это удалось?

– Как я сумел превратиться в Кинли? – Он выплюнул тампоны, округлявшие его щеки. – Этот мерзавец следил за мной целых девять лет. Такой умный. Человек закона и украшение разведывательной службы. Я знал каждую его мысль, каждое выражение. Знал его семью. Имена его детей. Он посещал меня. Мы играли в карты, разговаривали за бокалом вина. Он так ловко расспрашивал меня, что я рассказал ему о сокровищах. Видишь ли, это у него все эти годы хранилась моя серьга. А потом он сделал ошибку, сказав, что ты скорее всего жива. Моя умная, умная девочка. Я так и думал. Ведь ты – дочь своего отца.

Она вскрикнула и зажала уши.

– Замолчи!

– Остается только Донелли, – сказал он. – Мое единственное незаконченное дело. Ведь этот проклятый медальон у него. Я бы не тронул Натаниела. Разве я тебе этого не говорил?

Глаза Виктории широко раскрылись от ужаса. Натаниел.

Они с Бетани были наверху и ни о чем не подозревали.

– Мой напарник, наверное, уже нашел твоего сына.

Она почувствовала, что слабеет, и старалась взять себя в руки. Она должна что-то придумать. Виктория опустила руку в карман и нащупала лежавший там ключ. Видя, что она теряет силы, отец ослабил хватку.

– Ну вот, так-то оно лучше.

Неожиданно Виктория поняла, что у нее есть преимущество перед ним. Она знала, что он опасен, а ему даже в голову не приходило, что она тоже представляет для него угрозу.

Виктория разрыдалась. Он любил разыгрывать драматические сцены, но не поверил бы, что она настолько переменилась. Он лишь немного ослабил хватку, но этого было достаточно.

Она выпрямилась и с силой оттолкнула его от себя. Он покачнулся и ударился об угол стола. Виктория распахнула дверь, захлопнула ее и заперла как раз в тот момент, когда он застучал в дверь кулаками.

– Ты не уйдешь, бросив своего сына! – Он ударил ногой по двери.

Она побежала по коридору, по пути гася настенные светильники. Но забыла о черном ходе, которым пользовались слуги. В холле распахнулась дверь. Виктория вбежала в столовую. Окна были задернуты. Тяжело дыша, она остановилась и прислушалась, не гонятся ли за ней.

Ни звука. В комнате было темно и холодно. Она проскользнула за раздвижные двери, ведущие вниз, в кухню, и прислонилась к стене, чтобы отдышаться. Постояла несколько минут, прислушиваясь, не добрался ли отец до этого коридора. В доме было мало слуг, и она не встретила никого ни в кухне, ни в коридоре, ни на лестнице, ведущей на второй этаж.

На черной лестнице Виктория погасила лампы и настенные светильники. Касаясь рукой стены, обогнула угол и проскользнула в еще одно помещение для слуг. Ей хотелось добраться до комнаты Натаниела, но инстинкт подсказывал ей, что именно этого и ожидает отец. Ощупью она пробралась по коридору в фехтовальный зал. Приоткрыла дверь, заглянула внутрь и при вспышке молнии увидела, что зал пуст.

– Мэ-эгги! – Откуда-то снизу донесся до нее протяжный крик отца. Хлопнула дверь. – Мне не нравится, когда ты прячешься от меня.

Она не знала, кто еще мог находиться в доме. Она услышала приглушенный голос отца, который с кем-то тихо разговаривал. Она перебежала зал и сняла рапиру Дэвида, висевшую высоко на стене.

Она снова пересекла зал и, прижавшись спиной к стене, заглянула за угол. Весь дом был погружен во мрак. Крепко сжимая в руке рапиру, Виктория вышла из зала.

Дичь превратилась в охотника. Она знала, что в данный момент отцу больше хочется убить Дэвида, чем ее, и это давало ей некоторое преимущество, поскольку он будет выглядывать в окно, дожидаясь возвращения Дэвида из церкви. Но пока она не хотела выдавать места, где пряталась. Необходимо узнать, кто еще находится в доме.

«Господь смилуется над Натаниелом и Бетани!»

Она скользнула в коридор и перешла в другое крыло дома. Направилась к своим апартаментам и принялась искать еще какое-нибудь более подходящее оружие. Зажечь лампу она не решилась.

Открыв чемоданчик с медикаментами, стоявший возле кровати, Виктория достала шприц и набрала в него морфий. Вполне достаточную дозу, чтобы обезвредить взрослого мужчину такого телосложения, как ее отец. Может быть, даже убить.

Она взяла рапиру и вышла за дверь. В коридоре прижалась к стене, всеми силами стараясь справиться с охватившей ее паникой. Темнота отделяла ее комнату от комнаты сына. Гроза заглушала все звуки.

Виктория повернула ручку, и дверь широко распахнулась.

Ни звука.

– Натаниел! – позвала она, затем повторила громче: – Натан!

Виктория вошла в комнату. Сына там не было. Она бросилась через гардеробную в классную комнату. Но и там его не нашла. Рыдание вырвалось из ее груди.

– Натаниел!

Раскаты грома следовали один за другим. Но никакая буря не могла сравниться с той, что бушевала у нее в груди. Гнев, как раскаленная лава, вырывался из ее легких вместе с дыханием.

Она не боялась за свою жизнь. Если по вине отца хотя бы один волосок упадет с головы Натаниела, она отыщет его, виновника ее ночных кошмаров, похитителя ее души. И зарежет. Подавляя рыдание, Виктория резко повернулась и натолкнулась на чье-то тело.

Вопль вырвался из ее груди, и она взмахнула рапирой. Но рука, схватившая ее запястье, не помешала ей воспользоваться шприцем, и она вонзила его в чье-то плечо прежде, чем поняла, что это не ее отец.

– О Боже! – воскликнула она, услышав голос Дэвида.

– Мэг... – Он выдернул шприц из плеча. Мэг бросилась его обнимать, и он, покачнувшись, отступил назад в коридор, не выпуская ее руки.

– Ты здесь. Ты жив. О Боже, о Боже, о Боже, я вколола в тебя все, – прошептала она, отбросив в сторону шприц.

В конце коридора раздались шаги. Пуля ударила в дверную ручку, Дэвид обернулся. Вскрикнув, Виктория втолкнула его обратно в комнату, захлопнула дверь и, вынув из кармана ключ, заперла. Затем обнажила плечо Дэвида. Его одежда была мокрой и грязной.

– Будь ты проклят! – Дэвид наклонился, уперся руками в колени, прислонился к стене и сполз на пол.

Кровь сочилась из раны.

– Ты ранен. О Господи, Дэвид. Он стрелял в тебя.

– Скажи, что ты не вколола мне яд.

– Морфий. – Она осторожно прикоснулась к его лицу и поцеловала его. – Ты отключишься, Дэвид. Не знаю, как тебе помочь.

Она вздрогнула, услышав, что кто-то двигается в соседней комнате. Хлопнула дверь. Если отец сейчас найдет Дэвида, он убьет его, если сама она уже не убила его морфием.

– Это Кинли, – сказала она в отчаянии, пытаясь поставить Дэвида на ноги. – Точнее, мой отец. Настоящий Кинли мертв.

Он погладил ее по щеке.

– Йен нашел меня. Памела... работает... вместе с Кинли. А что с тобой?

– Натаниел... – Она зарыдала.

– Натаниел и Бетани в безопасности. Внизу. С ними Стиллингз. Подземный ход, – прошептал он. – Подземный ход из церкви ведет к твоему подвалу. Твой отец приезжал сюда долгое время... еще до того, как мы переехали. Дойл боялся этого проклятого дома. Мне бы следовало знать... Кинли. – Он продолжал сползать на пол.

– Ты много лет не видел ни Кинли, ни моего отца. Даже лорд Рейвенспур не знал. – Она все еще пыталась поднять его. – Я должна увести тебя отсюда.

– Мои люди здесь, – с трудом произнес он. – Найди их.

Она опустилась перед ним на колени.

– Я не оставлю тебя, – произнесла она сквозь слезы. – А теперь тише. Не шуми.

– Скажи, что любишь меня.

– Я тебя люблю.

– Ты убежишь со мной. Мы снова поженимся.

– И. будем жить долго и счастливо. – Она зажала рану и остановила кровь. – Я знаю конец фразы.

Этой фразой заканчивались волшебные сказки. Но у них такого конца никогда не будет. Он закрыл глаза.

В страхе она проверила его пульс, он еще бился перед тем, как она услышала щелчок взводимого курка.

– Как трогательно, – раздался из темноты голос, тени расступились, и появился ее отец.

Сердце чуть не вырвалось из ее груди от охватившего ее ужаса. Фаради прицелился в голову Дэвида.

– Медальон у него?

– Возьми его, Фаради, – раздался у нее за спиной хриплый голос Дэвида. Медальон с металлическим стуком упал на пол. – Иди ищи свое золото. Только оставь мою семью в покое.

Рапира лежала у ее колен. Виктория схватила медальон и подняла рапиру.

– Я не позволю тебе убить его, отец.

Снаружи зазвучали голоса. В доме были люди.

– Пойдем со мной, Мэгги.

– Нет... Мэг. Не... уходи.

Отец обошел ее, но она преградила ему дорогу.

– Может ли он дать тебе твою свободу? – сказал Фаради, блестя очками. – Никто не понимает тебя лучше, чем я. Разве ты не скучаешь по приключениям? Теперь все, ради чего мы трудились, в наших руках. Мы будем свободны.

Вытирая слезы, Виктория не сводила с отца глаз, даже когда Дэвид упал, потеряв сознание. И не повернулась к нему спиной, когда, опустившись на одно колено, проверила пульс Дэвида. Он никогда не поймет, почему она снова убежала.

Простит ли он ее?

Возможно, на этот раз это было для нее делом чести. Когда-нибудь это должно кончиться.

– Я не позволю тебе убить его.

– Попроси так, как подобает просить дочери, Мэгги.

– Пожалуйста, не убивай его, отец.

Он опустил револьвер.

– Как пожелаешь. А теперь отдай мне медальон или дай руку, и мы пойдем своей дорогой.

Глава 24

Виктория спотыкалась, отец тащил ее в тень деревьев. Она задыхалась и, когда он вытащил кляп у нее изо рта, жадно глотнула воздух. Сверкнула молния, и Виктория увидела, что дорога перед ней, ведущая в долину, пуста.

– Нет необходимости связывать мне руки, отец. Виктория поморщилась, он сорвал кусок тряпки, связывавшей ее запястья.

– Я делаю это для собственного спокойствия, Мэгги.

Он расправил ее накидку и натянул капюшон на ее волосы, чтобы уберечь от проливного дождя. – Ты не доказала, что я могу доверять тебе.

– Зачем же ты увел меня?

Позади в темноте она слышала шум. Крики раздавались все громче. Они прошли через двор, но она не могла ничего разглядеть. Затем они бежали под дождем вниз по холму, спотыкаясь и увязая в грязи.

На дне оврага их ждала Памела. Она держала под уздцы пару лошадей. В одной из них Виктория узнала Люцифера.

– Что она тут делает? – сердито спросила Памела.

Полковник Фаради взял поводья Люцифера.

– Она едет с нами.

– Но не со мной, Фаради. У нас только две лошади.

– Значит, она поедет со мной. Памела вынула револьвер.

– Она не поедет с нами!

– Черт побери, что ты делаешь, Памела? – Отец сорвал с головы насквозь промокший седой парик. – Для этого у нас нет времени.

– Брось оружие, Памела. – За ее спиной стоял Йен с поднятым револьвером. Перекрывая шум дождя, он крикнул: – Клянусь, я выстрелю.

Памела не шевельнулась. Йен перевел взгляд на Викторию:

– Сожалею, что не добрался сюда немного раньше.

– О, пожалуйста, – усмехнулась Памела. Револьвер по-прежнему был нацелен Виктории в грудь. – Не лезь не в свое дело! Я убью ее, если не опустишь револьвер.

– Моя жена – предательница! – Рука Йена, державшая револьвер, дрогнула. Виктория увидела повязку у него на лбу. – Вчера ночью в подземном ходе я нашел ружье. Оно принадлежало моему отцу. Это она стреляла в вас. Неужели, черт побери, ты думала, что я не стану искать тебя, Памела? – крикнул Йен. – Куда ты денешься?

Не опуская револьвера, Памела обратилась к Фаради:

– Я не для того выполняла ваши приказания все эти годы, чтобы вы обманули меня, Фаради. – Памела взвела курок. – Она предала вас. И не поедет с нами.

Виктория шевельнулась, ее отец успел оттолкнуть ее в сторону, и пуля пролетела мимо. Виктория упала на оба колена. В тоже мгновение Люцифер встал на дыбы, его копыта замелькали в воздухе, и она увернулась от сокрушительных ударов его передних копыт. Высокая фигура отца возникла перед конем, не давая ему затоптать ее. Каким-то образом, даже прикрывая ее, Фаради не выпустил из рук поводья. Не сразу попав в стремя, он сел на коня.

– Садись! – крикнул он, протягивая Виктории руку.

Она взглянула на отца и при вспышке молнии увидела, как на его груди расплывается темное пятно.

– Не уезжайте, миледи. – Йен вырвал из руки Памелы револьвер. – Все кончено. Вы не должны этого делать.

– Мэгги, – услышала она голос отца. – Если останешься, ты никогда не будешь свободной. Я знаю, где сокровища.

– Ублюдок! – крикнула Памела Йену. – Убей его!

В отдалении Виктория видела свет фонарей, мелькавших на склоне холма. Она взглянула на Йена. Его револьвер лежал в нескольких футах от Памелы. Это было все, что он смог сделать, чтобы сдерживать свою жену.

– Когда Дэвид проснется, скажите ему... мне очень жаль.

Памела расхохоталась:

– Так кто же настоящий предатель?

Виктория схватила руку отца, и он помог ей сесть позади него. Он пришпорил коня, и она ухватилась за отца так, словно от этого зависела ее жизнь. Его тело защищало ее от дождя и ветра, и она прижалась головой к его спине.

Сознание медленно возвращалось к Виктории. Она лежала на холодной земле под намокшими одеялами в полуразрушенном амбаре. Возле нее горел костер. Место было ей незнакомо, и когда вместе с притупившимися чувствами к пей вернулась память и она попыталась сесть, то обнаружила, что ее руки по-прежнему связаны. Все тело болело. Повернув голову, она увидела отца. Он сидел, опершись локтями о колени, и смотрел на нее.

– Ты проспала несколько часов. – Он налил кофе в помятую оловянную кружку. – Есть хочешь?

Опустившись перед ней на корточки, он поставил оловянную кружку с кофе, и Виктории показалось, что руки плохо слушаются его. Грим с лица он смыл и выглядел моложе своих сорока девяти лет. Волосы у него были темно-каштановые, как у Виктории, на висках седина.

– Я не хочу причинять тебе боль, – сказал он, прижимая к губам платок, покрытый красными пятнами. – Я скучал по тебе и предпочел бы, чтобы ты поговорила со мной, а не я с тобой. Я люблю тебя слушать. Я развяжу тебе руки, только дай слово, что не убежишь.

Она пошевелила пальцами и посмотрела в темноту за стенами амбара. Густые заросли деревьев с облетевшими листьями окружали заброшенную ферму, где они провели ночь. Два дня они продвигались по грязным сельским дорогам. Виктория не собиралась убегать от него, но уступать тоже не собиралась. Он, казалось, понимал это и смирился.

– О чем ты сейчас думаешь, Мэгги? – Он взял ее за подбородок и повернул лицом к себе. – Когда-то ты любила со мной поговорить. Я помню тебя совсем маленькой.

Увидев, как Фаради бледен, Виктория поняла, что ему недолго осталось.

– Почему ты принял пулю вместо меня?

– Потому что у тебя медальон.

Сейчас у нее не было медальона, а он ничего ей не сделал.

– Ты лгун, отец.

Он прищурился, в глазах его появилась угроза, но тут же исчезла.

– Пожалуй, следует заткнуть тебе рот. – Он с трудом поднялся. На нем была другая одежда, не та, что накануне. Он хорошо подготовился к побегу. Но не избежал пули, которую Памела всадила ему в грудь.

– У меня нет для тебя одежды. – Он положил какую-то еду на оловянную тарелку. – Я ждал Памелу. Не тебя. Не думаю, что тебе впору ее платье.

– Ты как будто жалеешь, что ей это не удалось. Но ведь теперь тебе достанется больше сокровищ.

– Памела была близкой помощницей Кинли в последние месяцы. Мне будет ее не хватать.

– Почему ты убил Неллиса? – шепотом спросила Виктория.

– Он вычислил, кто ты, и, не зная, кто я на самом деле, собирался шантажировать Донелли. А Донелли быстро во всем разобрался. Увы, Неллис вышел из игры раньше, чем я рассчитывал.

Фаради поставил рядом с ней оловянную кастрюлю, пахнувшую подгорелыми бобами.

– Донелли единственный по-настоящему понимал меня, он был самым достойным противником. Спасибо тебе за то, что вместо меня разрушила его планы. И тогда, и теперь.

Опустив глаза, Виктория сквозь слезы смотрела на огонь. Она вколола Дэвиду огромную дозу морфия и теперь гнала от себя ужасную мысль, что, возможно, убила его.

– Протяни руки, Мэгги. – Она потрясла головой, чтобы стряхнуть слезы, и подчинилась ему. Он перерезал жгуты на ее запястьях. – Ты можешь поверить, что я никогда не желал тебе зла?

– Не могу.

Он засмеялся и тут же закашлялся. На губах появилась розовая слюна. Пресловутый неистребимый полковник Джеффри Фаради все-таки был смертным. Ею овладело необъяснимое чувство потери.

– Может быть, тебе пора примириться с Богом, отец?

Он криво усмехнулся:

– Мы с Богом никогда не стремились познакомиться друг с другом. А твоя мать была ханжой.

– Ты позволишь мне взглянуть на твою рану? – спросила Виктория.

– В Брайтоне. Там у меня есть домик. Неподалеку от того места, где похоронена твоя мать. В часовне, в красивом месте на берегу моря. Она любила море, – сказал он, задумчиво глядя на палец, на котором когда-то носил обручальное кольцо. – Тебе бы тоже понравилось.

После стольких лет неведения и ожидания она наконец узнает, где покоится ее мать.

Больше всего на свете ей хотелось покончить со своим прошлым. А для этого она должна узнать о своей матери все, что только возможно.

– Почему ты похоронил ее там, где она хотела? Ведь жизнь у вас не сложилась.

Он не ответил. Виктория поняла, что никогда не узнает, почему он так поступил.

Возможно, он хранил память о ее матери после того, как она умерла, потому что не смог удержать ее при жизни так же, как не мог удержать и Викторию. Но Виктория никогда не забудет, что отец спас ей жизнь, подставив себя поддуло револьвера Памелы.

Когда он привез ее в домик в Брайтоне, то едва вошел внутрь, до того был слаб. Домик прятался среди деревьев, вековые колючие ветви плюща цеплялись за его стены, и невольно вспоминались сказки братьев Гримм.

Прошло несколько дней, а Дэвид не появлялся. По ночам Виктория иногда слышала, как вдали в тумане воет сирена. Она смотрела на звездное небо, поглощенная своими мыслями. Дэвид не ищет ее, потому что уверен, что она не хочет, чтобы он ее нашел. Может, он прав? Может, она действительно этого не хочет?

К концу второй недели отец стал совсем плох. Она кормила его, умывала, поддерживала в нем жизнь дольше, чем он того заслуживал.

Спустя десять дней на рассвете она услышала, что отец бредит. У него был жар. Виктория дала ему попить. Смочила губы холодной водой.

И молча смотрела, как он умирает.

Виктория завернула его в одеяла. Поднялась, умылась, выскребла грязь из-под обломанных ногтей. Вымылась в ванне и опустилась на пол. Сжимая в руке медальон, она долго сидела, прислонившись спиной к ванне. Единственная лампа отбрасывала тени на забрызганные водой стены. Виктория притянула к груди колени и, уткнувшись лицом в юбку, зарыдала.

Она не знала, почему плачет. Она уже не была той испуганной, рассерженной девочкой девятнадцати лет, которая пыталась убежать от своей жизни. Вся сила, которая была в Мэг, превратила ее в Викторию. Сэр Генри и Дэвид вернули ей то, что она когда-то позволила отцу отнять у нее. Ее честь, достоинство, ее сердце. Это не совсем избавило ее от страха, но придало ей смелости.

Когда она снова подняла голову, солнце уже всходило и комната была полна света. Виктория подошла к окну.

Она провела в этом домике почти две недели и ни разу не видела, как из-за деревьев появляются первые лучи солнца. И сейчас, затаив дыхание, она смотрела, как они позолотили шпиль на колокольне церкви, находившейся вдали.

Дорога к церкви привела ее на открытое поле, откуда был виден весь город. Виктория шла по мокрой траве, не обращая внимания на промокшие туфли и ледяной декабрьский холод, пробиравший ее до мозга костей. Она распахнула огромные деревянные двери и ступила в тишину храма.

Утренний солнечный свет, проникая сквозь витражи, окрашивал скамьи в яркие цвета. Ступив в полосу света, Виктория с благоговением смотрела на окружающую ее красоту, на расписной деревянный, богато украшенный резьбой потолок, на гигантский восьмигранный светильник, и ей казалось, что она попала в рай. Итальянско-католическая церковь была щедро украшена мрамором и скульптурами. Виктория посмотрела себе под ноги. Витражи образовывали на полу разноцветные картины, а когда солнце поднималось на определенную высоту, картины превращались в изображения цветов. Таких же, как на ее медальоне.

Виктория достала медальон, на верхней крышке была изображена белая лилия. Шагнув назад, она стала рассматривать цветные знаки на каменном полу и на стенах. Затем обошла всю церковь, не пропуская ни единого имени, написанного на камнях, в поисках имени своей матери.

Тут она обнаружила, что пришла не в ту церковь, и ей стало смешно. Только этого не хватало после всего, что с ней произошло.

Виктория не знала, сколько времени просидела со сложенными на коленях руками.

– У вас несколько растерянный вид, мисс, – обратился к ней молодой викарий.

– Здесь не похоронена некая Маргарет Виктория Фаради?

– Нет, мисс, – сказал он, протянув ей листок бумаги. – В часовне на берегу моря похоронена леди Маргарет Виктория Салливэн, – продолжал он. – Когда выйдете из храма, увидите невдалеке купол.

Дрожащими руками Виктория развернула листок бумаги, где было написано имя матери.

– Откуда это у вас? – удивилась Виктория.

– Молодой человек, который сидит позади вас, просил передать вам этот листок.

Виктория встала и обернулась.

В последнем ряду скамей сидел Дэвид. Его рука висела на белой перевязи, он тоже встал, и сердце ее дрогнуло, пронзенное любовью. Темные волосы падали ему на лоб и белый воротник. Он не двинулся с места, предоставляя ей сделать выбор.

Виктория подошла к нему:

– Как Натаниел?

– С тобой все хорошо? – спросил он.

Заговорили они одновременно.

Викторию душили рыдания.

– По-моему, да, – прошептала она, подумав, что никогда еще у нее не было на душе так спокойно. Хотя самочувствие ее оставляло желать лучшего после всего, что ей пришлось пережить.

Дэвид привлек ее к себе, обнял одной рукой и прижался губами к ее виску. Он был небрит. Рубашка до половины расстегнута.

Виктория провела рукой по его волосам и заплакала. Но это не были слезы печали.

– Как ты узнал, где меня искать? – спросила она, касаясь губами его заросшего темной бородой подбородка.

– Я остановился в гостинице, откуда виден собор, и видел, как ты шла через поле.

– Мой отец умер.

– Мне очень жаль, что я не был в это время рядом с тобой. – Он страстно целовал ее, Виктория отвечала на поцелуи. – Мне так не хватало тебя. – Он прижался к ее щеке. —

Я так долго искал тебя. И уже отчаялся. Думал, что никогда не найду.

В его голосе было столько нежности, столько страсти. Какое-то движение в глубине собора привлекло ее внимание – это уходил молодой викарий, и его шаги затихали в гулкой тишине. Они остались одни.

Виктория вспомнила, что, когда вошла, кроме викария, никого здесь не видела. Она сжала в руке драгоценный листок, который дал ей викарий, и встретила взгляд сияющих синих глаз Дэвида. Она не допустит, чтобы он взял на себя ответственность за то, что было необходимо сделать, и вдруг почувствовала себя беззащитной и слабой, неспособной бороться и обрадовалась, что все кончилось.

– Меня арестуют? – спросила Виктория.

– Пойдем, – прошептал Дэвид. – Сейчас я тебе кое-что покажу.

Глава 25

Карета остановилась возле уединенного кладбища. Виктория смотрела в окошко на белые пенистые волны. Дэвид нашел ее мать. Сжимая в руке медальон, она взглянула на маленькую в романском стиле часовню на невысоком холме над морем, а рядом с дремлющими садами мраморный мавзолей, маленькую копию собора, в котором только что была. Две дорические колонны поддерживали куполообразную крышу. Виктория повернулась и увидела, что Дэвид наблюдает за ней.

Виктории столько лет приходилось скрываться, что эта минута казалась ей сном. Она опустила глаза, посмотрела на обручальное кольцо на руке Дэвида, потом на свое.

– Если ты не сможешь этого сделать, мы сейчас же уедем. – Он поднес ее руки к губам. – Я отвезу тебя в гостиницу. Ты примешь ванну и поспишь. А это мы сделаем завтра или вообще никогда, как пожелаешь.

Она немного опасалась, но страха не испытывала. То что ожидало ее завтра, не пугало так, как то, что должно было произойти через десять минут. Сама мысль об этом внушала ужас.

– Подожди. – Он дотронулся до ее щеки, она выдержала его взгляд. – Обещай мне, что бы ни случилось, что бы ни произошло завтра... – резкий порыв ветра качнул карету, и Виктория сжала руки Дэвида, – вы с Натаниелом больше не будете связаны с этим делом. Ты скажешь сэру Генри, что я люблю его. У Бетани нежное сердце, и ей необходимо знать, что она кому-то дорога. Люди не будут добры к ним обоим.

– А ты? – Он с нежностью смотрел на нее. – Чего ты просишь для себя?

– Чтобы будущее моего сына не омрачала моя тень.

– Помнишь, ты обещала верить мне? Это касается и будущего нашего сына.

Дэвид открыл дверцу. Грум опустил ступеньку и отступил в сторону. Дэвид вышел из кареты и ждал Викторию. Ветер развевал ее накидку, когда Дэвид, поддерживая под локоть, повел ее к ступеням между колоннами.

– Я не знал, что второе имя твоей матери Виктория.

– Так ее назвали в честь ее матери. До замужества она была Салливэн.

Виктория посмотрела вверх, где над изъеденной временем и непогодой дверью находилось круглое окно, его стекла образовали белую лилию. Виктория остановилась.

Над лилией была выгравирована латинская надпись.

Такая же, как на ее медальоне.

– «Не свершатся чудеса для того, кто не верит в них», – процитировал Дэвид, стоявший позади нее. – Закон жизни.

– Ты знаешь латынь?

Он открыл дверь и отступил, пропуская ее вперед.

– Часть моего духовного обучения, – сказал он. Виктория вошла. Глаза не сразу привыкли к полутьме, царившей внутри мавзолея. Колеблющиеся огоньки свечей в настенных светильниках слабо освещали зал. Она осмотрелась и только сейчас заметила, что Дэвид не вошел вместе с ней. Она хотела спросить его, но он приложил палец к ее губам.