Семья Доннели (№4) - Ангел в моей постели

Он взял ее руку и нежно поцеловал ладонь.

– Учитывая твою молодость во время совершения преступления, а также условия твоей жизни с полковником Фаради и все, что ты сделала потом, мы добьемся помилования. Я в этом уверен.

Луч надежды словно луч солнца согрел ее сердце. Дэвид погладил ее по щеке.

– Ты первый заставил меня поверить в несбыточное, Дэвид.

– Если твой отец здесь, мы найдем другой способ поймать его.

– Если?

– Я неуверен, что из того ружья стрелял полковник Фаради. Как и в том, что он еще жив.

– А есть ли вероятность того, что его нет в живых?

– Рокуэлл сомневается, что он жив.

– Это ничего не значит. Сэр Генри не уедет отсюда, Дэвид. Если мой отец жив, он последует только за мной, если я уеду.

– Я нахожусь здесь уже не как агент королевской службы, Мэг. А как твой муж.

– Кинли об этом знает?

Дэвид погладил ее по волосам.

– Узнает, как только я поговорю с Рейвенспуром.

Незнакомую ему прежде нежность и ранимость она видела в его глазах, и сердце ее смягчилось. Она поцеловала его в уголок рта.

– Потому что ты надеешься сделать своего шурина своим союзником. А может быть, еще и семью?

– Не важно, если кто-то еще будет на моей стороне.

Но она знала, что это неправда. Если его семья не примет ее, это не разлучит их, но ранит Дэвида сильнее, чем их неприятие сделанного им выбора, из-за которого он оказался в этом месте.

– Твои родные, как только узнают тебя, сразу полюбят, – сказала Виктория. – А если полюбят тебя, то полюбят и нас с Натаниелом.

Он сел и, посадив ее себе на колени, покачивал в своих объятиях.

– Так ты говоришь, никто не может устоять передо мной? Его наглая улыбка возмутила ее.

– Я бы не хотела, чтобы такая мысль пришла тебе в голову.

Он пощекотал ей подбородок и поцеловал ее.

– Боюсь, она уже там, любовь моя.

Глава 20

Над тяжелой дубовой дверью раскачивалась на ветру вывеска с изображением пышногрудой русалки. Дэвид едва успел войти в общий зал гостиницы, как услышал раскат грома и мелкий дождичек превратился в ливень. Вокруг столов толпились мужчины, пили эль, разговаривали. Высокие двустворчатые окна выходили на главную дорогу, идущую от Нью-Хейвена.

Белая деревянная гостиница, находившаяся неподалеку от «Пещеры контрабандистов», носила соответствующее название – «Пышногрудая русалка» – и была такой же, как и много лет назад. Принадлежала она добросердечным супругам, с которыми Дэвид познакомился в первую же неделю своего пребывания в этой части Англии. Мистер Смит занимался хозяйственными делами, а его жена управляла гостиницей. «Сюда, милорд. – Миссис Смит высоко подняла фонарь, провожая Дэвида по скрипучим узким ступеням на второй этаж. – Вас ожидают».

Уолтер Кинли посмотрел поверх очков в золотой оправе на открывшуюся дверь. В гостиную, служившую Кинли временным загородным штабом, вошел Дэвид. В комнате горел камин и было тепло. Второй мужчина, стоявший у огня, устремил на Дэвида ледяной взгляд.

Рейвенспур посмотрел на черное кашемировое пальто Дэвида и опустил глаза, когда тот отдал пальто, шляпу и перчатки слуге.

– Рейвенспур. – Легким кивком Дэвид поздоровался с шурином. Рейвенспур был одного роста с Дэвидом, и они могли смотреть друг другу в глаза.

– Кажется, вы не нуждаетесь в представлении, – сказал Кинли. – Рейвенспур настоял на нашем разговоре, иначе вас не позвали бы. Как вы отсюда уйдете, зависит от вас.

Дэвид усмехнулся:

– Хотите сказать, что намерены схватить меня и расстрелять?

– Если вы не предпочитаете петлю на шее, – заметил Рейвенспур.

– Садитесь, если хотите, Донелли, – предложил Кинли.

– Зачем понадобилась эта встреча? – спросил Дэвид, давая лорду возможность еще раз оценить ситуацию, и отошел к окну, хотя ничего не мог увидеть в черной как уголь ночной темноте. Заглянув в соседнюю комнату, он увидел там слугу, убиравшего со стола остатки обеда, но никто не прятался за дверью.

Получив известие от Рейвенспура, Дэвид ехал под проливным дождем, чтобы добраться сюда до наступления ночи. Он оставил Мэг и Натаниела в Роуз-Брайере. В церкви оставалась группа рабочих, которые разбирали обгоревшие стены. Глядя на шурина, одетого в темный сюртук, бордовый жилет и безупречно отутюженные брюки, выглядевшего истинным лордом и помощником министра, Дэвид почувствовал, что все его надежды рухнули. Но если существовал человек, который мог бы заявить, что он безгрешен, то его шурин возглавил бы список упорных бунтарей как человек, который в прошлом чаще восставал, чем покорялся.

– Вы выпьете, полагаю? – спросил Кинли, принимая от слуги бокал на тонкой ножке.

– Предпочитаю иметь ясную голову, если не возражаете, сэр.

– Я знаю, вы добиваетесь помилования для мисс Фаради, – произнес Кинли.

Дэвид смотрел прямо в лицо мужу своей сестры и чувствовал, как сжимаются челюсти. Он просил Рейвенспура поддержать ходатайство о помиловании Мэг. Доверил ему ее жизнь. Но вместо этого дал повод Лондону отстранить его от этого дела.

– Очевидно, прочитав мое письмо, Рейвенспур, вы были так потрясены, что примчались в этот далекий уголок Англии, в то время как вы все могли бы передать через Кинли. Я когда-нибудь говорил вам, что вы мерзавец?

– Честно? Последний раз, когда я вас видел, вы были в облачении священника и черт знает что устроили в Ирландии.

– Вы забываетесь, Донелли, – оборвал Дэвида Кинли. – Лорд Рейвенспур выше вас по должности.

– А вы оба забываете, что без меня не было бы никакого дела против нее.

– Мы располагаем вашими показаниями, сделанными в Калькутте, – заявил Кинли. – Вы забываете, что уже помогли приговорить ее в ее отсутствие, Донелли. Я должен называть вас Чедвиком или сэром Дэвидом? Кто вы?

С полным безразличием Дэвид сложил пальцы домиком и уперся в них подбородком.

– Кем я только не был, пока работал на вас. – Он скрестил ноги. – Кем вы хотите видеть меня сегодня? Странствующим рыцарем? Наемным убийцей? Грабителем? Мужем? Я ими был. А теперь, черт побери, вы можете добавить к этому списку «отцом».

Кинли поставил кларет на столик возле стула, этот жест удивил Дэвида, в нем крылось какое-то чувство.

– Я понимаю вашу дилемму.

– Нет, Кинли. – Дэвид оттолкнул стул. – Не понимаете.

– Я вам не нравлюсь, не так ли? – Кинли задел тон Дэвида. – Вы подвергаете сомнению мои решения. Считаете, что я слишком спешу. Что я слишком высокого мнения о себе. Не считаюсь с чувствами тех, кто работает на меня. Я очень уважаю вас, поэтому и просил, чтобы вы снова работали со мной.

– А я думал, потому, что вы охотились за моей женой.

Глаза Кинли блеснули, но он не попался на эту удочку.

– Я выполнял все обещания, данные вам, – сказал он. – Могу посоветовать отобрать все...

– Документы на Роуз-Брайер составлены на мое имя. Он куплен на мои деньги. А что касается моего титула, мне безразлично, как вы поступите с ним или с чем-то еще, обещанным мне. Я сделал все, что вы от меня требовали.

Кинли встал.

– Мне ясно, что во всем замешаны ваши чувства, а этого не должно быть. Едва ли надо напоминать вам, что я могу лишить вас положения и заставить вернуться в Лондон до окончания этого дела.

– Вы угрожаете мне арестом за то, что я защищаю свою семью?

– Он только предупреждает вас о том, что случится, если вы сделаете хотя бы один шаг за эту дверь, отказываясь довести дело до конца, – заговорил Рейвенспур. – Если вы хотя бы на минуту подумали о бегстве с дочерью Фаради, то позвольте напомнить, что во власти лорда Уэра обвинить вас в измене, и тогда ваш сын потеряет и мать, и отца.

Дэвид жестом остановил его. Он держался из последних сил, Рейвенспур знал его достаточно хорошо и видел, что он на грани срыва.

– Чего вы от меня хотите? Я не отдам ее в руки трибунала, не допущу, чтобы она провела всю оставшуюся жизнь в тюрьме или была повешена.

– Сядьте, – произнес Рейвенспур и сухо добавил: – Пожалуйста. Вам еще кое-что следует знать.

– Не возражаете, если я постою, ваша милость?

– Как будто наши возражения для вас что-то значат. – Кинли отвлек внимание Дэвида от Рейвенспура, и это напомнило ему его первую встречу с Кинли.

Это воспоминание преследовало его.

Он вырос в бедности, но так же, как и его братья, получил прекрасное образование в Эдинбурге. Однако в отличие от остальных членов семьи никогда не имел желания стать ни инженером, ни архитектором. Он хотел познать мир, охваченный той же романтической страстью к путешествиям, которую часто замечал в своей младшей сестре Брайенне. Шестнадцать лет назад, когда он служил в дипломатическом корпусе, его направили в британское консульство на Дальнем Востоке, где Кинли и завербовал его. Шли годы, он повидал мир, путешествуя под разными именами, и стал непревзойденным агентом Кинли. С каждым выполненным заданием он все глубже и глубже погружался в темные тайны своей профессии и все дальше отделялся от людей, которые любили его. В этот вечер он пришел сюда в поисках места, с которого мог бы начать длинное путешествие домой. Но не для того, чтобы начать все сначала.

– В этом деле есть многое, о чем вам не говорили, – произнес Кинли.

– Найдите Фаради другим способом. Я больше не стану подвергать опасности жизнь моей жены.

Рейвенспур сел в кресло, стоявшее между Дэвидом и дверью.

– Одиннадцать лет назад, когда вы с Кинли проводили операцию по этому делу в Калькутте, в вашей группе были еще семь человек. – Он подался вперед. – За последние полтора года ни одного из участников этой операции не осталось в живых. Последний из них, майор Рокуэлл, близкий друг Кинли, семь месяцев назад погиб на охоте. Пуля, сразившая его, была выпущена из ружья Энфилда. Мы полагаем, что выстрел, сделанный из церкви, предназначался вам.

Дэвид тоже так думал. Но это было слабым утешением.

– В живых остались только вы и Кинли, – сказал Рейвенспур.

– Кому-то удалось узнать имена людей, участвовавших в деле?

– Кинли подозревает, что более двух лет кто-то подделывал и подменял материалы дела. Папки с важными документами исчезли. Как и списки наших агентов, связанных с другими делами. – Рейвенспур, сложив руки, откинулся в кресле. – Спустя неделю после побега Фаради из Маршал-си из Темзы было извлечено тело мужчины. На левой руке жертвы обнаружили опознавательный браслет Фаради. Мы считаем, что Фаради мертв. После того как Кинли стало известно о серьге, лорд Уэр нанял антрополога, и мы эксгумировали тело, найденное в Темзе. Хотели узнать, соответствует ли рост этого человека шести футам роста Фаради. Соответствовал. Но у трупа отсутствовали все зубы. Мы точно знаем, что у Фаради были целы все зубы. Нам неизвестно, кем был этот человек. Вероятно, бродяга, оказавшийся не в нужном месте и не в нужное время. А Кинли еще раньше привлек вас к этому делу.

Рейвенспур продолжал размышлять вслух:

– Поскольку серьга не могла находиться у полковника Фаради, очевидно, все эти годы она хранилась у кого-то еще, кто имел доступ в тюрьму и, раздобыв ключ к браслету, надел его на другого человека. Мы полагаем, что этот кто-то несколько месяцев назад обратился к Неллису Манро. Это человек, которого мы ищем. Наш «крот».

Теперь Дэвид понял, почему Йен так заинтересовался этим делом. Он охотился за шпионом, убившим его отца. Дэвид пришел в неописуемую ярость и посмотрел на Кинли:

– И никто, черт побери, не мог сказать мне об этом?

Кинли презрительно усмехнулся:

– Несколько дней назад ваша жена посетила Манро. Вашей задачей было оберегать ее жизнь, ожидая, когда Фаради свяжется с ней. При этом мы, разумеется, оставляли вам свободу действий.

Ощущение опасности насторожило Дэвида.

– Мэг не предательница, Кинли. Она не заодно со своим отцом.

– Золотой медальон находится у вашей жены? – спросил Кинли.

Дэвиду хотелось солгать, однако он сказал:

– Вы должны это знать.

– Вы спрашивали у нее, кто дал ей этот медальон и почему?

– Медальон дал ей отец. А на второй вопрос вы можете ответить мне сами.

– Во время прошлых допросов членов настоящего «Союза девяти» мы узнали, что он имеет какое-то отношение к похищенным сокровищам. Ваша жена не пыталась скрыться. Если Фаради жив, не исключено, что он встречался с ней в эти последние месяцы. – Кинли поднял бровь. – Не так уж трудно спрятать кого-то в этих пещерах под холмом. Люди становятся изменниками и за меньшее вознаграждение, чем богатство, которого хватит на покупку маленькой страны в каком-нибудь далеком уголке земного шара.

Дэвид пристально посмотрел на Кинли:

– Вы с Памелой посещали старого викария, который когда-то жил в церкви неподалеку от Роуз-Брайера?

Кинли вздрогнул.

– Нет, черт возьми.

Дэвид не стал вступать в спор о привидениях Дойла и ничего не сказал о следах, по которым шел после бури, а также о своих подозрениях относительно Памелы.

– Несколько месяцев назад кто-то, по описанию похожий на вас, приезжал к священнику и расспрашивал его о пещерах под холмом.

– Вы расстроены, Дэвид. – Рейвенспур перешел с профессионального на дружеский тон.

– Расстроен? Мою жену мучают кошмары. Она уже достаточно страдала. Я не допущу, чтобы она попала вам на крючок. Ее надо исключить из этого дела.

– Это дело – она сама. – Рейвенспур выбросил вперед руку. – Она – главный объект расследования. Это важнее ваших чувств. Или вины перед ней за то зло, которое, вы полагаете, ей причинили. Если вы не способны выполнять свою задачу профессионально, я уберу и вас из этого дела.

– И мы снова вернемся к вопросу, как вы уйдете отсюда. Точнее...

– Не оставите ли вы нас, Кинли? – Рейвенспур провел рукой по волосам. – Я бы хотел поговорить с моим деверем наедине.

Кинли поставил бокал на стол.

– А разумно ли это, ваша милость?

– Я справлялся с разбойниками в пустыне, а уж со своим родственником тем более справлюсь.

Дэвид с трудом сдерживал ярость. За окном дождь наполнил пустой цветочный ящик. Дэвид ничего не мог рассмотреть в кромешной тьме, на стекле отражалась лишь комната.

– Не объясните ли мне, что означал этот допрос? – спросил Рейвенспур, когда Кинли вышел.

Дэвид не считал себя обязанным давать Рейвенспуру какие-то объяснения. Подняв глаза, он увидел на стекле отражение шурина. Больше не существовало ни остроумных шуток, которыми они обычно обменивались, ни намека на дружбу, возникшую между ним и аристократическим мужем его сестры. Только ощущение неизбежности.

– Что с ней будет? – спросил он.

– Может быть, вы бы простили ей все преступления. Но она входила в «Союз девяти» и была осуждена заочно вместе с остальными. Мэг Фаради никогда не получит помилования.

Дэвид предчувствовал, чем все кончится, едва переступив порог этой комнаты.

– Не пытайтесь задержать меня, Рейвенспур.

– Я ни словом не обмолвился Кинли о вашей просьбе, – произнес Рейвенспур. – Не заблуждайтесь на этот счет.

Дэвид взглянул на раздвижные двери, затем на шурина. Ему не надо было оглядываться, он и без того понял, что Кинли слышал их разговор.

– Неллис Манро перехватывает мою переписку. Не сомневаюсь, ему известно все, что происходит. Памела собирала сведения о Манро. Вероятно, она знала и рассказала Кинли. – Дэвид предпочел больше ничего не говорить. Если департамент не доверял ему, с какой стати он должен доверять им, включая и мужа сестры.

– К вашему сведению, я не знал, где вы, пока два месяца назад Уэр не передал мне материалы по этому делу, – заявил Рейвенспур. – Я понятия не имел, чем вы занимались до приезда в Ирландию, или о том, что вы были в Калькутте и связаны с этим делом.

– Как поживают родные? – спросил Дэвид. Рейвенспур задумался.

– Может быть, вам интересно узнать, что Райан и Рейчел сейчас в Ирландии. Мы сожалели, что вас не было на их свадьбе. Она ждет их первого ребенка.

Легкая улыбка пробежала по губам Дэвида. Он всегда знал, что сердце младшего брата принадлежит девушке, которую он любил с детства. Хотя сам он прекрасно разбирался в людях, еще никто так хорошо не понимал его.

– Райан был прав, когда говорил обо мне, – сказал Дэвид, вспомнив, в чем когда-то обвинил его брат. – Я слишком долго бегал.

– Подумайте о сыне. Вас никто не осудит, если вы заберете его и вернетесь домой.

Дэвид рассмеялся и, сунув руки в карманы, выдержал пристальный взгляд Рейвенспура.

– Домой?

– Позвольте мне забрать у вас это дело. Невооруженным глазом видно, что вы уже не способны вернуться к прежней жизни. А что еще у вас есть?

Дэвид прошел мимо него, захватив по пути пальто.

– Пять месяцев назад я жил верой и думал, что у меня есть все, что мне нужно. А «что еще» – это жить на том холме, заботясь о девушке и старике, которые ей даже не родные. Она не уехала отсюда, потому что не хотела их бросить. Я обещал ей, что она будет свободна. – Захватив шляпу и перчатки, он повернулся к Рейвенспуру. – Поймите, я уже дома.

Дэвид услышал, как к дому подъехала карета. Не выпуская изо рта черуту, он посмотрел в окно на ряды кирпичных труб и соломенных крыш, протянувшихся вдоль мощеной дороги до самого берега. Острый луч лунного света прорезал облака и осветил комнату, с моря доносился гул затихающего шторма.

Волосы Дэвида все еще были влажными, ему казалось, что от него пахнет лошадиным потом. Он думал о неудачах, преследовавших его всю ночь, о тяжести, лежавшей на сердце, и о последствиях того, что высказал ему Кинли. Он затушил сигару в пепельнице и вышел в холл. Здесь он прислонился к стене и стал ждать.

Входная дверь распахнулась. Памела, не подозревая, что в доме гость, вошла не одна. В тусклом свете холла первым увидел Дэвида сопровождавший ее мужчина.

– Чедвик, – сказал Неллис. – Что вы тут делаете?

– Мистер Манро, – поздоровался Дэвид.

– Все в порядке. – Памела положила руку на плечо Манро. – Он имеет привычку таким образом навещать меня. Увидимся завтра.

– Вы уверены? – спросил он.

Дэвид прошел мимо них и распахнул дверь, предлагая ему уйти.

– Она совершенно уверена.

Неллис остановился перед Дэвидом, поправляя жилет.

– Я получил большое удовольствие от визита Виктории. Надеюсь, она не очень расстроилась.

– Я избавлю вас от неприятных последствий борьбы со мной, Неллис. Роуз-Брайер принадлежит мне, как и земля, и все, кто живет на холме. Я – не старик и намерен бороться за свою собственность.

– Остается лишь пожелать вам успеха в вашей борьбе, Чедвик.

– Позвольте вам объяснить. – Дэвид наклонился к нему и, понизив голос, сказал: – Моя жена под моей защитой. Если вы снова будете ей угрожать, я вас скормлю рыбам в этой реке.

– Лорд Чедвик! – Памела встала между ними. – Уходите, мистер Манро. Мне не нужно скандалов.

– Графиня! – Неллис приподнял шляпу и, прищурившись, посмотрел на Дэвида.

Памела захлопнула за ним дверь и, подбоченившись, повернулась к Дэвиду:

– Ты отдаешь себе отчет в своих действиях?

– Держи руки так, чтобы я их видел. – Он повернул ее спиной к себе. – Ты была гнусной шпионкой, служила и нашим, и вашим, – сказал он, ударив ее ногой по лодыжкам, чтобы раздвинуть их.

Дэвид вытащил нож, привязанный у нее к бедру.

– Чтобы ты не всадила его мне в спину. – Он швырнул нож на стол и повернул ее лицом к себе.

– Можешь продолжать. – Ее губы растянулись в насмешливую улыбку.

– Я не спрашиваю у тебя разрешения. Мне нужны ответы. И я их получу, если даже придется тебя придушить!

– Угрожаешь убить Неллиса и меня в одну ночь? – Она рассмеялась. – Ты все еще способен на это?

– В твою работу входит обязанность спать с Манро?

– Мистер Манро – влиятельный человек в этих краях. Ты поступал хуже, будучи на моем месте.

– Ты понятия не имеешь, как я могу поступить, Памела.

– Мэм. – На лестнице, вытирая руки о белый передник, стояла служанка Агата. – Вы не желали бы чего-нибудь поесть перед тем, как удалитесь в свои покои?

– Чем ты занимаешься, Памела?

– Я – шлюха. – Она махнула рукой и вздернула подбородок. – Разве мой муж еще не рассказал тебе об этом?

Дэвид взглянул на Агату:

– Приготовь ей что-нибудь поесть.

– Ты не мой защитник. И не Йен, хотя ему хочется так думать. И только потому, что ты мне нравишься, советую тебе немедленно убраться из этого города.

Дэвид схватил ее за плечо:

– Расскажи о золотом медальоне.

В глазах ее промелькнул страх и тотчас же исчез.

– Не имею представления, о чем ты говоришь.

– Памела! – Его пальцы впились ей в плечо. – Если ты связана с полковником Фаради, то рискуешь головой.

– Почему? Потому что ты потерпел неудачу?

– Если ты знаешь, где он...

– Не знаю. – Она выскользнула из его рук и прислонилась к двери. – Я выросла в трущобах Ист-Холборна, в семье, где было восемь сильных, здоровых братьев. Всю жизнь управляла мужчинами. Если тебе и надо бояться, то только самого себя. – Она распахнула дверь. – А теперь уходи!

Дэвид, поколебавшись, шагнул в темноту. Он сел па Люцифера, взглянул на городской дом и развернул копя. Ярость, бушевавшая в нем после встречи с Кинли, не утихала.

Час спустя в накинутом непромокаемом плаще Дэвид медленно въехал на церковный двор. К его удивлению, в церкви мелькал свет фонарей. До рассвета оставалось еще около часа. Навстречу ему вышел Блейкли с горевшими от возбуждения глазами.

Он сообщил Дэвиду, что подземный ход найден.

– Мистер Рокуэлл обнаружил его. Вошел и сразу же вышел. Сказал, что только дурак пойдет дальше. Мы ждем, когда рассветет. – Блейкли кашлянул. – Рад сообщить, что у вас больше не будет неприятностей с пропавшей почтой или украденными телеграммами, – с нескрываемой гордостью продолжал Блейкли. – В этой конторе все поголовно боятся меня гораздо больше, чем Неллиса Манро. – В тусклом свете блеснул его золотой зуб.

Дэвид пристально посмотрел на него:

– Признайся, ты кого-нибудь покалечил или убил?

– Пальцем ни до кого не дотронулся.

Зная, что лучше не вникать слишком глубоко в методы Блейкли вести дела, Дэвид потер ладонью висок и прогнал одолевавшие его тяжелые мысли.

Блейкли переступил с ноги на ногу.

– Вам что-нибудь еще нужно?

– Пришли ко мне Рокуэлла. Я буду около дома.

– Я не видел его после того, как он вышел из подземного хода.

– Где моя жена? – спросил Дэвид.

– У старика, он заболел. Они с мальчуганом провели ночь в коттедже. Мы послали с ней двух человек. Почему бы вам не поехать домой?

Домой.

Это слово уже не было для него чужим, когда полчаса спустя он стоял посередине комнаты Мэг и чувствовал прежнюю тяжесть на сердце. Он не снимал пальто, воротник натирал ему шею, его мужское присутствие было лишним среди аромата лаванды и кружев, заполнявших комнату. Дотронувшись до ее подушки, Дэвид ощутил, как глубоко она проникла в его сердце. Он не чувствовал себя пленником ее мечтаний и чувств, словно освободился для новой жизни.

Он выдвинул ящичек ее ночного столика, где, как он знал, она хранила медальон, и вынул его. Бледный рассвет помог рассмотреть выгравированные лилии. Дэвид опустился в кресло у камина и закрыл глаза, наслаждаясь царившей вокруг тишиной.

Кинли знал о попытке Дэвида добиться помилования Мэг. Дэвид не сомневался, что эти сведения он получил либо от Неллиса, либо от кого-то, кто поддерживал с Неллисом связь. Неллис не только платил телеграфисту за содержание писем Дэвида, которые тот посылал последние несколько недель, но каким-то образом получил также послание Рейвенспуру.

Однако Дэвид знал от человека, которого послал наблюдать за Неллисом, еще до посещения его Мэг, что встречи с Кинли у того не было.

Памела была единственной ниточкой, связывавшей все эти события.

Виктория поставила чашку с дымящимся бульоном перед сэром Генри и сдержала улыбку, когда он застонал:

– Не надо больше, Виктория.

Она взбила ему подушки.

– Хочешь уморить меня голодом? – спросил он.

– Считайте, что вам повезло, я не сделала вам укол полной дозы морфия. – Она похлопала его по колючей щеке. – Будь я мстительной и злопамятной, вы бы не спорили.

Накануне вечером Эсма вызвала ее из большого дома, опасаясь, что сэр Генри заболел. Но, проведя с ним в коттедже вечер и утро, Виктория поняла, что здесь что-то совсем другое.

– Чедвик не дал мне ответа относительно завещания, – сказал он.

– Вам не следовало все сразу взваливать на него, сэр Генри. Это слишком большая ответственность.

Старик бросил на нее пронзительный взгляд.

– Обещайте, что больше не будете обсуждать эту тему.

– Гм... Больше не буду.

Если уж сэр Генри поставил перед собой цель, он обязательно добьется своего. Виктория не сказала старику, что Дэвид накануне уехал на встречу со своим родственником и еще не вернулся.

– Я перевезу вас в большой дом, сэр Генри.

– Я только буду там путаться под ногами. – Он задумался, глядя на кусок хлеба. – А теперь оставь меня. Если тебе надо морить меня голодом, я пообедаю один.

Виктория дала ему в руку ложку.

– К сожалению, – она встала и расправила юбки, – вы говорите неправду, сэр Генри. Эсма сказала, что вчера вы съели кусок клубничного пирога, а потом вам стало плохо. Неужели вы думаете, что я приехала бы в такой дождь лишь для того, чтобы составить вам компанию? – Виктория раздвинула занавески.

На дороге появилась лохматая лошадь, тащившая тяжело груженную телегу. Виктория раздвинула занавески на еще одном окне и увидела, как телега, громыхая, въехала во двор. Выглянувшее из-за вершин деревьев солнце осветило возницу в широкополой шляпе. В городе был базарный день. Кто-то привез уголь, который Виктория заказала на прошлой неделе. Из конюшни вышел Натаниел, чтобы помочь мистеру Шелби разгрузить телегу, и Виктория отвернулась от окна.

– Завтра я снова приду, – сказала она, укутывая одеялом йоги сэра Генри. – Я могу или опять накормить вас бульоном, или, если вы решите, что чувствуете себя достаточно хорошо, мы сыграем в карты. Но если вы желаете поговорить с лордом Чедвиком, вам придется приехать в большой дом.

Старик заворчал, и Виктория поцеловала его в щеку. Закрыв за собой дверь спальни, Виктория прошла на кухню. Эсма, с закатанными до локтей рукавами, склонилась над стиральной доской. Виктория сняла с плиты кофейник.

– Я хочу перевезти сэра Генри в большой дом, поближе ко мне, Эсма. – Она налила кофе в чашку.

– Он не будет вам обузой, мэм. – Эсма бросила в ведро с водой одну из рубашек сэра Генри.

Виктория снова поставила кофейник на слабый огонь. Услышав во дворе смех, Виктория подошла к окну.

Бетани и Натаниел болтали с возницей. Бетани несла корзинку с яйцами. На ней была накидка. Солнечные лучи золотили ее волосы. Она весело улыбалась вознице, который показывал фокус Натаниелу. Возница ловким движением вытащил из-за уха Натаниела конфету и отдал ему.

– Кто это приехал на телеге? – спросила она Эсму.

Эсма посмотрела в окно:

– Он вместе с мистером Гибсоном привозит из города товары. А мальчика непременно потчует сладостями.

Это казалось странным для человека, у которого, судя по его виду, не было и двух шиллингов за душой. Когда Натаниел и Бетани вернулись в конюшню, Виктория вспомнила, что собиралась отнести вознице кофе. Набросив накидку, она вернулась на кухню за кофе и, прикрыв чашку ладонью, пересекла двор. Мистер Шелби и человек, которого Рокуэлл прислал охранять их, разгружали ведра с углем.

Возница сидел на корточках у заднего колеса телеги и большим ножом счищал грязь со спиц. Она не видела его лица. Его руки были замотаны тяжелой шерстяной тряпкой, но пальцы ничто не спасало от холода или дождя.

– Возьмите горячего кофе, согреетесь, – сказала Виктория.

Сначала она подумала, что он не слышит ее. Но через мгновение он медленно поднялся, повернул голову, и Виктория увидела его глаза.

– Привет, дочка.

Сердце Виктории громко застучало. Она выронила бы чашку, если бы он осторожно не взял ее. Отец постарел лет на двадцать с тех пор, как она в последний раз видела его. Черты лица обострились, борода поседела, только взгляд светло-карих глаз оставался острым. Никого не удивляло его присутствие, значит, он появлялся здесь уже не в первый раз. Впрочем, его никто не знал, к тому же отец был мастером изменять внешность. В данный момент он принял вид возницы.

– Улыбнись, Мэгги. – Он понюхал пар, поднимавшийся от чашки. – За нами наблюдают. Если ты меня выдашь, сын Донелли никогда не станет взрослым. Я не работаю в одиночку.

В его словах была угроза. Если что-то случится с отцом, кто-нибудь рано или поздно выполнит эту угрозу.

Ее отец по-прежнему не выпускал из рук ножа; хотя рукав скрывал его лезвие, требовалось лишь небольшое усилие, чтобы вонзить его в человека.

– Если ты тронешь хотя бы волосок на голове моего сына, клянусь, я убью тебя своими руками.

– Вот это характер. – Ее отец пил кофе, глядя на нее поверх чашки. На костяшках его пальцев были заметны следы недавней драки. – Хороший мальчик – мой внук, несмотря на ублюдка отца. Ты знаешь, Мэгги, зачем я здесь.

Вдруг из конюшни, где они с Бетани искали яйца, выбежал Натаниел и побежал к ней. У нее перехватило дыхание.

– Пожалуйста, не обижай его.

– Мама! – Из его волос торчала солома. Глаза сияли. Он протянул ей два яйца. – Бетани сказала, если я заверну их в одеяла, из них вылупятся цыплята.

Виктория встала между отцом и сыном.

– Бетани просто дразнила тебя.