— Чего же вы боитесь, леди? — спросил он.
— Клетки, — ответила она. — Сидеть за ее прутьями, пока не привыкнешь и не состаришься, когда великие деяния уже не смогут быть сделаны.
— И вы советуете мне отказаться от дороги, потому что она опасна.
— Так может один воин советовать другому, — сказала она. — Но я не прошу вас бежать от опасностей, а ехать на битву, где ваш меч заслужит и славу и победу. Я не хочу видеть, как бесполезно пропадает высокая доблесть.
— Я тоже, — согласился он. — Поэтому я и не говорю вам: леди, оставайтесь! У вас нет дела на юге.
— Нет его и у тех, кто войдет с тобой… Они идут потому что не хотят расставаться с тобой — потому что они любят тебя.
Она повернулась и исчезла в ночи.
Когда стало светать, но солнце еще поднялось из-за хребтов на востоке, Арагорн был готов к отъезду. Все его товарищи уже сидели в седлах, и Арагорн хотел подняться в седло, когда леди Эовин пришла прощаться с ними. Она была одета, как всадник и вооружена мечом. В руке у нее была чаша; поднеся ее к губам, она отпила от нее немного и пожелала им хорошей скорости; затем она передала чашу Арагорну, он отпил из нее и сказал:
— Прощайте, леди Рохана! Я пью за счастье вашего дома и за ваше счастье и счастье вашего народа. Передайте вашему брату — за тенью мы встретимся снова…
Гимли и Леголасу, стоящим поблизости, показалось, что она всхлипнула. Но она сказала:
— Арагорн, ты пойдешь?
— Да, — ответил он.
— Ты не позволишь мне ехать с тобой, как я просила?
— Нет, леди. Я не могу это сделать без разрешения короля и вашего брата, а они не вернутся до завтра. У меня же на счету каждый час, даже каждая минута. Прощайте!
Она упала на колени, говоря:
— Прошу тебя!
— Нет, леди, — сказал он и, взяв ее за руку, поднял. Поцеловав ее руку, он прыгнул в седло и поехал, не оглядываясь; и лишь те, кто хорошо знал его и ехали поблизости, видели, какую боль он испытывает.
Эовин стояла неподвижно, как вырезанная из камня фигура, руки ее были сжаты, она следила за ними, пока они не скрылись в тени Двиморберга, горы призраков, в которой были ворота смерти. Когда они исчезли из вида, она повернулась, спотыкаясь, как слепая, и пошла к себе. Никто из ее людей не видел этого расставания, они были испуганы и прятались, пока чужеземцы не ушли.
И некоторые говорили:
— Это эльфы. Пусть идут в темные места и никогда не возвращаются. Время и так злое.
Свет был серым, когда они ехали, потому что солнце не выбралось из-за черных хребтов горы призраков перед ними. Ужас охватил их, когда они проехали между рядами древних камней и оказались вблизи Димхолта. Здесь в тени черных деревьев, которую даже Леголас не мог долго выдерживать, они нашли ровное место, долину, уходившую в гору, и справа от их дороги стоял одинокий могучий камень, подобный пальцу судьбы.
— У меня застыла кровь, — сказал Гимли, но остальные молчали, и его голос упал на толстый слой пихтовых игл у них под ногами и затих. Лошади не хотели идти мимо грозного камня, пока всадники не спешились и не повели их. Так они подошли к концу долины, и здесь была крутая каменная стена, а в ней, как пасть ночи, зияла темная дверь. Над ней на широкой арке были врезаны знаки и фигуры, но они были слишком неясны, чтобы прочесть их, и страх поднимался от них, как густой туман.
Отряд остановился, и не было сердца, что не дрогнуло бы, разве что сердце эльфа Леголаса, который не боялся призраков людей.
— Это злая дверь, — сказал Хальбарад, — и моя смерть лежит за ней. Тем не менее я осмелюсь пройти в нее, но вот ни одна из лошадей не посмеет.
— Но мы должны войти в нее, поэтому и лошади должны тоже, — сказал Арагорн. — Потому что если мы пройдем эту тьму, много лиг ляжет за нею, и каждый потраченный час приближает триумф Саурона. Следуйте за мной!
Арагорн пошел вперед, и сила его воли была такова, что все дунаданцы и их лошади последовали за ним. Любовь лошадей к следопытам была такова, что они шли за своими всадниками, преодолевая ужас перед дверью. Но Арод, Роханский конь, отказывался идти, он стоял, мокрый, и дрожал в страхе, так что жаль было на него смотреть. Тогда Леголас положил ему на глаза руку и что-то негромко проговорил; наконец Арод позволил повести себя, и Леголас прошел в дверь. И снаружи остался только гном Гимли.
Колени его дрожали, он был зол на себя.
— Неслыханно! — сказал он. — Эльф идет под землю, а гном не осмеливается!
С этими словами он ринулся вперед. Но ему показалось, что ноги его налились, глаза охватила тьма, он ослеп, Гимли сын Глоина, который бесстрашно спускался в самые глубины земли.
Арагорн захватил в Дунхарроу факелы, и теперь он шел впереди, высоко неся один из них. Элладан с другим факелом шел в тылу, и Гимли, спотыкаясь, догонял их. Он ничего не видел, кроме тусклого пламени факелов. Когда отряд останавливался, вокруг слышался бесконечный шепот голосов и гул слов на языке, которого Гимли никогда раньше не слыхал.
Никто не нападал на отряд, не мешал ему пройти, и однако страх гнома все рос, и главным образом потому, что он знал, что не смог бы повернуть назад: все пути были заполнены невидимым войском, следовавшим за ними.
Так тянулось время, пока Гимли не увидел зрелище, которое впоследствии не был склонен вспоминать. Дорога была широкой, насколько он мог судить, но теперь отряд неожиданно оказался в большой пещере, и стен ни с одной стороны не было. Ужас Гимли был так велик, что он с трудом мог идти. Слева во мгле что-то сверкнуло. Арагорн остановился и пошел взглянуть, что это такое.
— Неужели он совсем не чувствует страха? — пробормотал гном. — В другой любой пещере Гимли, сын Глоина, первым побежал бы при блеске золота. Но не здесь! Пусть оно лежит!
Тем не менее он подошел ближе и увидел склонившегося Арагорна, в то время как Элладан держал оба факела. Перед Арагорном лежал скелет могучего человека. Он был одет в кольчугу, и все его вооружение лежало здесь же: воздух в пещере был сух, а кольчуга война позолочена. Пояс у него был из золота и граната, шлем на черепе богато украшен золотом. Воин упал лицом вниз перед стеной пещеры, как теперь можно было видеть; перед ним находилась крепко закрытая каменная дверь; кости пальцев скелета все еще цеплялись за щель. Рядом с ним лежал зазубренный меч, как будто он в отчаянии бил им по скалам.
Арагорн не тронул его, но, молча осмотрев, встал и вздохнул.
— Долгие годы лежит он у двери, которую не сумел открыть, — пробормотал он. — Куда ведет эта дверь? И почему он пошел сюда? Никто не знает этого!
Но это не мое дело! — воскликнул он, оборачиваясь назад и обращаясь к шепчущей тьме. — Храните свои тайны проклятых годов! Нам нужно спешить. Пропустите нас и идите за нами. Я призываю вас к камню Эреча!
Ответа не было, наступило полная тишина, еще более ужасная, чем шепот; потом донесся порыв холодного воздуха, факелы замигали и погасли, и их не смогли зажечь вновь. О том, что последовало дальше, Гимли почти ничего не мог сказать. Все шли вперед, а он тащился сзади, преследуемый растущим ужасом, который, казалось, вот-вот охватит его. И за ним доносился рокот, как топот многих ног. Он спотыкался и полз, как зверь, пока не понял, что больше не выдержит: либо этому наступит конец, либо он побежит назад в безумии навстречу ужасу. Неожиданно он услышал журчание воды, и звук показался ему резким и чистым, как от падения камня в темный сон. Становилось светлее, и, смотрите! Отряд прошел через другую дверь, широкую, с высокой аркой. Перед ними, круто спускаясь вниз, открылась дорога между крутыми утесами, острые края которых видны были на фоне неба высоко вверху. Так глубоко и узко было это ущелье, что небо казалось темным и на нем сверкали маленькие звезды. Но как узнал потом Гимли, оставалось еще два часа до захода солнца того дня, когда они выступили из Дунхарроу.
Отряд снова поехал верхом, и Гимли вернулся к Леголасу. Они ехали цепочкой. Наступил вечер, сгустился голубой сумрак; страх продолжал преследовать их. Леголас обернулся, чтобы сказать что-то Гимли, и гном увидел яркий блеск в глазах эльфа. За ними последним ехал Элладан.
— Мертвые идут за нами, — сказал Леголас. — Я вижу фигуры людей и лошадей, бледные знамена, как клочья тумана, и копья, как прутья кустов в туманную ночь. Мертвые идут за нами.
— Да, мертвые окружают нас. Они вызваны, — сказал Элладан.
Отряд неожиданно, как из щели в стене, вышел из ущелья: перед ними лежала высокогорная равнина, с холодным звуком множества водопадов, посреди нее бежал ручей.
— Где мы в Средиземье? — спросил Гимли, и Элладан ответил:
— Мы у истоков Мортонда, длинной холодной реки, которая впадает в море, омывающее стены Дол Амрота. Люди называют эти холмы черный корень.
Долина Мортонда с юга глубоко вдавалась в горы. Ее крутые склоны поросли травой, но в этот час все было серым, потому что солнце зашло и далеко внизу мигали огоньки в домах людей. Долина была богата и густо населена.
Не оборачиваясь, Арагорн громко, так что все услышали, воскликнул:
— Друзья забудьте усталость! Вперед! Мы должны прибыть к камню Эреча до конца этого дня, а путь еще долог.
И они, не оглядываясь, поехали, пока не добрались до моста через ручей, за которым спускалась вниз дорога.
Огни в домах гасли, двери закрывались при их приближении, люди разбегались с криками ужаса, как преследуемая дичь. И в ночи слышались крики:
— Король мертвых! Король мертвых идет на нас!
Далеко внизу звонили колокола, и все бежали от лица Арагорна. Но серый отряд скакал безостановочно, пока лошади не начали спотыкаться от усталости. И в полночной тьме, черной, как в горной пещере, они прискакали к холму Эреч.
Издавна ужас смерти лежал на этом холме и на окружающих полях. На вершине холма стоял черный камень, круглый, как шар, и высотой в рост человека, хотя половина его была погружена в землю. Он казался неземным, как будто упал с неба, во что и верили некоторые; но те, кто еще помнил сказания запада, говорили, что камень принесен из руин Нуменора и установлен здесь Исилдуром. Никто из жителей долины не осмеливался приблизится к нему; говорили, что это место встреч теневых людей, что во времена ужаса они толпами собираются вокруг камня и шепчутся.
К этому камню подъехал отряд и остановился в ночи. Элрогир дал Арагорну серебряный рог, и тот подул в него; стоявшим поблизости показалось, что они слышат ответный рог, как это из далекой пещеры. Больше ничего не было слышно, и однако они были уверены, что огромное войско собралось вокруг холма, на котором они стояли; холодный ветер, как дыхание призраков, доносился с гор. Арагорн спешился и, стоя у камня, громко воскликнул:
— Нарушители клятвы, зачем вы пришли?
И далекий голос в ночи ответил:
— Выполнить клятву и получить мир.
Тогда Арагорн сказал:
— Час настал. Я отправляюсь к Шелагиру, что на Андуине, и вы пойдете за мной. И когда вся эта земля будет очищена от слуг Саурона, я сочту, что клятва выполнена, и вы получите мир и удалитесь навсегда. Ибо я Элессар, потомок Исилдура Гондорского.
Он попросил Хальбарада развязать жезл, и смотрите! В связке находилось черное знамя. Если на нем и были какие-то изображения, то в темноте их нельзя было разобрать. Наступила тишина. Отряд разместился у камня, но спали они мало, потому что ужас мертвых заполнил все вокруг.
Когда наступил рассвет, холодный и бледный, Арагорн немедленно встал и повел отряд дальше в путешествие, быстрое и утомительное, лишь воля Арагорна вела их вперед. Никто из смертных не выдержал бы такого путешествия, кроме дунаданцев с севера, а с ними гном Гимли и эльф Леголас.
Они прошли Тарланг и прибыли в Ламедон, а теневое войско шло за ними, распространяя страх, и они пришли в Каламбелу на Кирише, и солнце, красное, как кровь, зашло за Пиплат Гелин на западе. Поселок и броды Кириш они нашли покинутыми, потому что большинство мужчин ушло на войну, а оставшиеся бежали при слухах о приближении короля мертвых. Следующий день наступил, но рассвета не было, и серый отряд двинулся во Тьму бури Мордора и скрылся от взора смертных; но мертвые следовали за ним.
3. СБОР РОХАНА
Все дороги вели теперь на восток, навстречу войне и наступлению тени. И в тот момент, когда Пиппин стоял у больших ворот города и следил за приближением принца Дол Амрота с его отрядом, король Рохана спускался с гор.
День подходил к концу. В последних лучах солнца всадники отбрасывали длинные и острые тени, бежавшие перед ними. Тьма уже вползла под бормочущие лиственницы, покрывавшие крутые горные склоны. Король к концу дня ехал медленно. Вскоре тропа обогнула крутую обнаженную скалу и углубилась в полумрак мягко вздыхающих деревьев. Они двигались вниз длинной извивающейся цепочкой. Когда они спускались на дно глубокого ущелья, то обнаружили, что уже наступил вечер. Солнце зашло. Сумерки легли на водопады.
Весь день перед ними бежал вниз горный ручей, пробивая себе путь среди поросших соснами скал; теперь, вырвавшись из каменных ворот, он устремился в широкую долину. Всадники последовали за ним, и вот перед ними лежит Харроудейл, долина Харроу, и громко звучит вечером ручей. Здесь белая Сноуборн — Рожденная Снегами, — объединилась с другими ручьями, течет, пенясь у камней, вниз к Эдорасу, к зеленым холмам и долинам. Справа у начала большой долины могучий Старкхорн — Непреклонный Рог, — вздымал свою вершину, укутанную облаками; но его неровная вершина, одетая вечными снегами, сияла над миром, с голубыми тенями на востоке, окрашенная красным светом заката.
Мерри с удивлением смотрел на незнакомую страну, о которой он слышал много раз. Это был мир, лишенный неба, в котором глаз сквозь туманный воздух видел лишь склоны, большие каменные стены за другими стенами и хмурые вершины, окутанные туманом. Он сидел слушая шум воды, шепот темных деревьев, треск камня и тишину, покрывающую все звуки. Он любил горы, вернее любил мысль о них, проходящую через все рассказы: но теперь он угнетен огромностью Средиземья. Он хотел бы закрыться от этой безбрежности, огромности в какой-нибудь маленькой комнате у очага.
Он очень устал, потому что хотя они двигались и не быстро, но почти безостановочно. Три дня час за часом прыгал он вверх и вниз по тропам, по длинным спускам, через множество ручьев, иногда рек, где тропа становилась шире, он ехал рядом с королем, не замечая как улыбаются всадники, видя их рядом: хоббита на маленьком сером пони. Он разговаривал с Теоденом, рассказывая ему о своем доме и о жизни народа Удела или в свою очередь слушал рассказы о Марке и о ее могучих воинах в старину. Но большую часть времени, особенно в последний день, он просто ехал за королем, ничего не говоря и стараясь понять неторопливую звучную речь Рохана, которую использовали люди вокруг него. В этом языке было много знакомых ему слов, но произносились они немного по другому, чем в Уделе. Однако он не мог связать эти слова. Временами какой-либо из всадников начинал петь, и Мерри чувствовал, как прыгает его сердце, хотя и не понимал, о чем говорится в песне.
Он чувствовал себя одиноким, особенно сейчас, в конец дня. Он гадал, где в этой чужой земле может находится Пиппин и что стало с Арагорном, Леголасом и Гимли. Потом неожиданно холодом коснулись его мысли о Фродо и Сэме.
— Я забыл о них! — почти вслух сказал он с раскаянием. — Они важнее всех нас. И я пришел сюда, чтобы помогать им. Но сейчас они в сотнях миль отсюда, если только еще живы.
Он вздрогнул.
— Наконец Харроудейл! — сказал Эомер. — И наше путешествие почти окончено.
Они остановились. Тропа выходя из узкого ущелья, круто спускалась. В мерцании внизу, как сквозь высокое окно, видна была большая долина. Виден был одинокий мигающий огонек около реки.
— Это путешествие, может, и окончено, — сказал Теоден, — но нам предстоит еще долгий путь. Прошлой ночью было полнолуние, и утром я должен скакать в Эдорас на сбор Марки.
— Но если вы примете мой совет, — тихо сказал Эомер, — вы затем вернетесь сюда и дождетесь конца войны.
Теоден улыбнулся.
— Нет, сын мой, ибо так я буду называть вас, не говорите в мои старые уши слова Змеиного Языка! — он выпрямился и оглянулся на длинную линию всадников, исчезающую сзади в сумерках. — Долгие годы, кажется, минули с тех пор, как я не был на западе; но никогда больше я не буду опираться на посох. Если война будет проиграна, зачем мне скрываться в холмах? А если она будет выиграна, то какая печаль, даже если я и паду, истратив свои последние силы? Но оставим это сейчас. Сегодня мы проведем ночь в крепости Дунхарроу. Нам остался один мирный вечер. Идем!
В сгущающихся сумерках они спустились в долину. Здесь Сноуборн текла вблизи западного склона долины, и вскоре тропа их привела к броду, где мелкая вода громко журчала на камнях. Брод охранялся. Когда король приблизился, много людей вышло из тени скал; увидев короля, они воскликнули радостными голосами:
— Король Теоден! Король Теоден! Вернулся король Марки!
Один из них протрубил в рог. Эхо отозвалось в долине. Ответили другие рога, и на той стороне реки вспыхнули огни.
Неожиданно сверху послышался громкий звук труб, к нему присоединились голоса, крики, удары в камень.
Так король Марки победоносно возвращался с запада в Дунхарроу у подножья белых гор. Здесь он нашел собравшимися свои остальные войска, потому что когда стало известно о его прибытии, капитаны выехали ему навстречу к броду с новостями от Гэндальфа. Во главе их был Дунхар, глава жителей Дунхарроу.
— На рассвете три дня назад, повелитель мой, — сказал он, — Обгоняющий Тень прилетел, как ветер, с запада в Эдорас, и Гэндальф принес известие о вашей победе, от которого порадовались наши сердца. Но он принес ваш приказ спешно собирать всадников. А затем появилась крылатая тень.
— Крылатая тень? — переспросил Теоден. — Мы тоже видели ее, но это было глубокой ночью перед тем, как уехал Гэндальф.
— Может быть, повелитель, — сказал Дунхар. — Но та же самая, а может, другая, похожая, летающая тьма в форме чудовищной птицы пролетела утром над Эдорасом, и все люди были охвачены ужасом. Она снизилась над Медусельдом и, когда летела низко, чуть не задела конька крыши, послышался крик, чуть не остановивший наши сердца. Тогда-то Гэндальф и посоветовал нам не собираться в поле, а встретить вас в долине у гор. И он просил нас без крайней необходимости не зажигать огня и не разводить костров. Так мы и сделали. Гэндальф говорил очень властно. Мы поверили, что таково ваше желание. В Харроудейл эти злые существа не появлялись.
— Хорошо, — сказал Теоден. — Я поеду в холл и до отдыха встречусь с маршалами и капитанами. Пусть они придут ко мне как можно скорее.
Дорога теперь вела на восток прямо через долину, которая в этом месте была больше полумили в ширину. Луга заросшие красной травой, серой в наступающей ночи, лежали вокруг, но впереди, в дальней стороне долины, Мерри увидел стену — последний отрог Отарихорна, пробитый в далеком прошлом рекой.
Повсюду виднелись большие толпы людей. Некоторые толпились у самой дороги, приветствуя короля и всадников радостными криками; за ними уходя во тьму, видны были ровные ряды палаток и навесов, линии лошадей, груды вооружения, копья торчали, как стволы недавно посаженных деревьев. И все собравшиеся оставались в темноте, и хотя с гор дул холодный ветер, не горела ни одна лампа, ни один костер. Плотно закутанные часовые ходили взад и вперед.
Мерри подумал, сколько же здесь всадников. В темноте он не мог определить их количества, но ему показалось, что собралась большая армия во много тысяч человек. Пока он оглядывался по сторонам, королевский отряд приблизился к утесу в восточном конце долины; здесь трава начала подниматься, и Мерри в удивлении посмотрел вверх. Он находился на дороге, подобной которой никогда не видел. Она была сделана руками людей тех древних времен, от которых не сохранилось и песен. Она шла вверх, извиваясь, как змея, прокладывая себе путь по крутому склону утеса. По ней можно было подняться на лошади и проехать медленно на телеге. Но если дорогу защищали сверху, враг не мог подняться по ней, разве что лишь с воздуха. На каждом повороте дороги были установлены большие камни в форме людей, огромных, с голыми руками и ногами, сидевших скрестив ноги и поддерживающих руками толстые животы. Некоторые фигуры за прошедшие годы утратили все черты лица, за исключением глаз, по-прежнему смотревших на проходящих, всадники их не замечали. Они называли их пукель-людьми и едва бросали на них взгляд. Но Мерри смотрел с удивлением и жалостью.
Спустя некоторое время он оглянулся и увидел, что поднялся уже на несколько сотен футов над долиной, но далеко внизу по-прежнему смутно виднелась длинная цепочка всадников, пересекавших брод и направляющихся в приготовленный для них лагерь. Только король и его охрана поднималась на холм.
Наконец отряд короля приблизился к обрыву, и тропа углубилась между стенами из скал: после короткого прохода открылось плоскогорье. Люди называли его Фиринфельд — зеленый горный луг высоко над Сноуборн. К югу возвышался Старкхорн, в северной стороне — белоснежные вершины Иренсаги, туда смотрели всадники: за ними поднимала свои крутые склоны гора призраков. Разделяя высокогорье надвое, шла двойная линия бесформенных стоящих камней. Те, кто осмеливался двинуться по этой дороге, скоро оказывались у Димхолга под Двиннорбергом, перед запретной дверью.
Такова была темная Дунхарроу, творение давно забытых людей. Имя их было утрачено и ни в одной песне, ни в одной легенде не сохранили они это место — как тайное укрытие или же как могилу своих королей. Здесь работали они в темные годы, задолго до основания Гондора. Теперь они исчезли, и остались лишь старые пукель-люди, сидящие на поворотах дороги.
Мерри смотрел на эти камни: они были обветренны и черные; некоторые наклонились, а другие упали, камни были разбитые и треснувшие: они напоминали ряды древних голодных зубов. Он дивился, размышляя, что это такое, и надеялся, что король не поедет туда, куда они ведут. Потом он увидел по обе стороны дороги группы палаток и навесов, но они не были размещены под деревьями, и скорее тяготели к стене утеса. Больше всего их было справа, где Фиринфельд был шире; слева был меньший лагерь, в середине которого стоял высокий павильон. Отсюда им навстречу скакал всадник. Королевский отряд свернул с дороги.
Когда всадник приблизился, Мерри увидел, что это женщина с длинными вьющимися волосами, блестевшими в темноте; женщина была одета как воин и вооружена мечом.
— Привет, повелитель Марки! — воскликнула она. — Мое сердце радуется вашему возвращению.
— Приветствую тебя, Эовин, — ответил Теоден, — все ли в порядке?
— Все хорошо, — сказала она, но Мерри показалось, что голос выдает ее; он бы решил даже, что она плакала, если бы это было возможно при таком строгом лице. — Все хорошо. Утомительная дорога ждала людей и трудно было увести их из домов. Слышались недовольные голоса, потому что уже давно война не отрывала людей от полей; но злых дел не было. Теперь все в порядке, как вы видите. Ваши помещения готовы: я знала и час вашего прибытия.
— Значит, Арагорн был здесь, — спросил Эомер. — Он еще здесь?
— Нет, он ушел, — ответила Эовин, отворачиваясь и глядя на темные горы на востоке и юге.
— Куда он пошел? — спросил Эомер.
— Не знаю, — ответила она. — Он прибыл вечером и уехал вчера утром, до того, как взошло солнце. Он уехал.
— Ты опечалена, дочь, — сказал Теоден. — Что случилось? Скажи мне, он говорил об этой дороге, — король указал на линию камней, уходящих к Двинобергу. — О тропах смерти?
— Да, повелитель, — сказала Эовин. — И он ушел в тень, откуда нет возврата. Я не могла переубедить его. Он ушел.
— Тогда наши пути расходятся, — сказал Эомер. — Он погиб. Мы должны ехать без него, и наша надежда ослабла.
Медленно проехали они через небольшие заросли вереска, не разговаривая больше, пока не подъехали к королевскому павильону. Здесь Мерри увидел, что все готово и что не забыли и про него. Рядом с королевским помещением была натянута маленькая палатка; здесь он сидел один, пока люди проходили взад и вперед, направляясь к королю и совещаясь с ним. Наступила ночь, вершины гор на западе увенчались звездами, но восток был черен и мрачен. Марширующие камни терялись из виду, но за ними, чернее ночи, возвышалась огромная тень Двиморберга.
— Тропы смерти, — пробормотал он про себя. — Тропы смерти? Что все это значит? И все они покинули меня. Все ушли навстречу судьбе: Гэндальф и Пиппин на войну на востоке; Сэм и Фродо в Мордор; Бродяжник с Леголасом и Гимли на тропы смерти, но я думаю, скоро придет и наша очередь. Интересно, о чем они говорят, и что собирается делать король? Ибо я пойду туда, куда он.
Лишь теперь он вспомнил, что очень проголодался, и отправился посмотреть испытывает ли в лагере кто-нибудь тоже самое. Но в этот момент прозвучала труба, и его пригласили к королевскому столу.
Внутри павильона небольшое пространство было отделено занавесами и устлано шкурами: здесь стоял небольшой стол, за ним сидели Теоден, Эомер, Эовин и Дунхар, вождь Харроудейл. Мерри остановился у королевского стула и ждал; старый король, очнувшись от глубокой задумчивости, повернулся к нему и улыбнулся.
— Мастер Мериадок, — сказал он. — Вы не должны стоять, пока я в своей земле, вы должны сидеть рядом со мной и веселить мое сердце рассказами.
Слева от короля для хоббита было оставлено место, но никто не вспоминал о рассказах. Большую часть времени они ели и пили в молчании, пока наконец, набравшись храбрости, Мерри не задал мучивший его вопрос.
— Дважды, повелитель, слышал я о тропах смерти, — сказал он. — Скажите, что это такое? И где Бродяжник, я имею в виду Арагорна, куда он ушел?
Король вздохнул, но никто ничего не ответил. Наконец заговорил Эомер.
— Мы не знаем, и наши сердца тяжелы, — сказал он. — Что же касается троп смерти, то вы сами шли по их началу. Нет, я не буду говорить слова дурных предзнаменований! Дорога, на которой мы попрощались, ведет к двери, там в Димхолте. Но никто не знает, что лежит за дверью.
— Ни один человек не знает, — сказал Теоден, — но старые легенды, которые теперь редко вспоминают, кое-что рассказывают… Если легенды, дошедшие до нас от первых сыновей Эорла, говорят правду, то за дверью под Двиморбергом тайный путь под горами ведет к какому-то забытому холму. Но никто не осмеливается использовать его, с тех пор, как Балдор, сын Браго, прошел в дверь и не вернулся. На пиру, который давал Браго, освящая завершение постройки Медусельда, Балдор, выпив полный рог, произнес необдуманные слова похвальбы и никогда больше не вернулся к высокому старику, наследником которого он был.
Говорят, мертвецы в белых горах охраняют путь и не позволяют живым проходить по нему: иногда они выходят из двери, как тени и спускаются по каменной дороге. И тогда люди в Харроудейл плотнее закрывают двери и окна и сидят в страхе. Но мертвые выходят лишь изредка во времена больших испытаний и наступающей смерти.
— Но в Харроудейл говорят, — тихо сказала Эовин, — что совсем недавно в безлунную ночь прошло большое войско теней. Откуда оно пришло, никто не знает, но оно поднялось по каменной дороге и исчезло в горе, как будто спешило к месту встречи.
— Тогда зачем Арагорн пошел этим путем? — спросил Мерри. — Вы знаете что-нибудь, объясняющее это?
— Никто в мире живых не знает его цели, если только он не говорит сам о ней, как другу, — сказал Эомер.
— Он показался мне сильно изменившимся с тех пор, как я его впервые видела в королевском доме, — сказала Эовин. — Он стал угрюмым и старым, мне он показался обреченным, которого ожидает смерть.
— Может он был правым, — сказал Теоден задумчиво, — и мое сердце говорит мне, что я никогда не увижу его больше. Но он благородный человек высоких достоинств. Утешься этим, дочь, потому что мне кажется, что ты горюешь из-за нашего гостя. Говорят, что в те времена, когда Эорлинги пришли с севера и прошли вдоль Сноуборн в поисках мест защиты, Браго и сын его Балдор поднялись по лестнице на холм и пришли к двери. На пороге сидел старик, такой древний, что о возрасте его нельзя было догадаться. Он был высок и некогда могуч, но теперь напоминал обветренный камень. И они приняли его сначала за камень, потому что он не двигался и не говорил ни слова, пока они не прошли мимо него к входу. Тогда послышался его голос, шедший как бы из-под земли; к их удивлению, он говорил на западном языке.
— Путь закрыт, — сказал он.
Они остановились и посмотрели на него и увидели, что он жив, но он не смотрел на них.
— Путь закрыт, — повторил его голос. — Он сделан теми, кто мертв, и мертвые хранят его, пока не наступит время. Путь закрыт.
— А когда же наступит время? — спросил Балдор. Но ответа не было, потому что старик умер и упал лицом вниз. И больше ничего о древних жителях этих мест наш народ не узнал. Но может, давно предсказанное время наступило и Арагорн сможет пройти.
— Но как же сможет человек проверить, наступило ли время? Только осмелившись вступить в дверь? — сказал Эомер. — Я не пошел бы этим путем, даже если бы все войско Мордора стояло передо мной, и я был бы один и не имел бы другого убежища. Как жаль, что такая судьба выпала могучему человеку, необходимому для нас! Разве мало зла на земле, чтобы искать его под землей? Война близится.
Он замолчал, и в этот момент снаружи послышался шум, кто-то выкрикивал имя Теодена.
Вскоре капитан королевской гвардии отодвинул полог.
— Вестник Гондора, повелитель, — сказал он. — Желает немедленно предстать перед вами.
— Пусть войдет! — сказал Теоден.
Вошел высокий человек, и Мерри с трудом сдержал крик: ему показалось, что воскрес Боромир. Потом он увидел, что это не так: человек был ему незнаком, хотя был так похож на Боромира, что можно было подумать, что они родственники. Как и Боромир, был он высок, сероглаз и горд. Поверх кольчуги на нем был темно-зеленый плащ, на шлеме впереди сияла маленькая серебряная звезда. В руке он держал стрелу с черным оперением и стальным наконечником, окрашенным в красный цвет.
Он опустился на одно колено и протянул стрелу Теодену.
— Привет повелителю рохиррим, другу Гондора! — сказал он. — Я Хиргон, вестник Денетора, и принес вам знак войны. Гондор в большой опасности. Часто рохиррим помогали нам, но на этот раз повелитель Денетор просит все ваши силы и всю быстроту — иначе Гондор погибнет.