Военный совет беспокоило отсутствие должной подготовленности продолжавшего прибывать пополнения. Но дело было не только в этом. Фронт пополнялся новыми соединениями, что требовало проведения соответствующих мероприятий по налаживанию оперативных связей с вышестоящими инстанциями и соседями. Многие соединения, целые армии, как было упомянуто, меняли свою дислокацию.
      Мы все понимали, что многое будет зависеть от качества взаимодействия, "понимания своего маневра" и боевой выучки войск.
      Используя относительное затишье, Военный совет фронта еще 18 ноября издал специальный приказ, по которому 40 дней - с 20 ноября по 30 декабря 1944 года - определялись в качестве учебных. Приказ разъяснял порядок вывода дивизий во 2-й эшелон, оборудование учебных полей и объем занятой по 8 часов в сутки.
      С 8 по 10 декабря была проведена фронтовая военная игра на топографических картах - отрабатывались взаимодействие армий, использование артиллерии и авиации. Аналогичные игры были проведены с 18 по 20 декабря в армиях, 30-31 декабря - в корпусах. В ходе всех этих игр их участники выходили на местность, где задачи ставились уже применительно к конкретным военно-полевым условиям.
      Однако на войне как на войне! Далеко от расположения войск нашего фронта 3-я американская армия генерала Д. Паттона, наступавшая в Арденнах, встретила сильное сопротивление оборонявшихся там немецко-фашистских войск. Попытки командования армии развить успех окончились безрезультатно. Больше того, перегруппировав свои силы, подтянув на арденнский участок резервы, немецко-фашистские войска перешли в контрнаступление и начали теснить американские войска.
      В Москву, как позднее нам стало известно, срочно прибыл заместитель командующего англо-американскими вооруженными силами в Европе генерала Д. Эйзенхауэра английский главный маршал авиации А. Теддер с просьбой активизировать действия советских войск на советско-германском фронте, приковать к себе внимание противника и облегчить тем самым положение, устранить угрозу окружения и катастрофы, нависшую над войсками Д. Паттона.
      С соответствующей просьбой к И. В. Сталину обратился и премьер-министр Великобритании У. Черчилль.
      Ставка Верховного Главнокомандования, верная своему союзническому долгу, дала приказ перенести срок начала наступления на вислинский оборонительный рубеж с 20 на 12 января, сократив тем самым до предела и без того сжатое время на подготовку к операции. Теперь по новым срокам наступление начинали: 12 января - 1-й Украинский фронт, 14 января - главные силы нашего фронта, 15 января в сражение вступали правым крылом войска 4-го Украинского фронта.
      Изменение сроков наступления коренным образом меняло всю систему и все сроки подготовки. Сложность особо ощутимая состояла в том, что многие резервные части находились на значительном отдалении от фронта, комплектовались, проходили учебную подготовку. Теперь их следовало срочно подвести в районы расположения, подвести абсолютно скрытно. Необходимо было в сокращенные сроки закончить подтягивание тылов, перебросить сотни, тысячи и десятки тысяч тонн различного имущества и продовольствия, значительно ускорить развертывание сети госпиталей.
      Сокращение сроков подготовки завязало целый узел проблем, осложненных необходимостью выведения частей на плацдарм непосредственно перед самым началом наступления. Следовало в более сжатые сроки ознакомить командиров частей и подразделений с боевыми участками, направлениями ведения огня, с противостоящим противником, провести работы по привязке артиллерии, согласованию ее действий с пехотой и танками.
      Длительное пребывание тыловых подразделений в сравнительном удалении от фронта приучило многих тыловых начальников к тому виду поведения, что условно можно назвать маскировочной беспечностью. Теперь, торопясь выполнить приказ о сокращении сроков сосредоточения, они вынуждены были двигать имущество к линии фронта день и ночь сплошным потоком, и скрыть это движение от разведки противника было далеко не просто.
      Личный состав штабов фронта, армий, родов войск, политуправления, политорганов всех степеней был буквально поголовно мобилизован на обеспечение скрытности передвижения и сосредоточения войск, грузов, снаряжения, на контроль за своевременностью - по установленному графику - прибытия, размещения и развертывания в новых районах войск и всей плотной сети тыловых учреждений и частей.
      Для этой цели устанавливались контрольные посты на дорогах, во главе с офицерами, наделенными широкими полномочиями, наблюдение за поведением частей с воздуха, активное воздушное прикрытие магистралей самолетами истребительной авиация, препятствующими авиации противника вести воздушную разведку.
      Многое в этом смысле удалось. В частности, двигавшееся к фронту войска преодолевали маршруты только в ночное время, обходя по возможности населенные пункты. Активными действиями специальных подразделений связи удалось выявить в полностью подавить деятельность разведчиков-радистов, оставленных при отступлении или заброшенных противником на освобожденную нами территорию.
      Вполне естественно, что работа всего политаппарата войск фронта теперь развертывалась в соответствии с определившейся боевой задачей. Речь шла о создании единодушной устремленности личного состава к прорыву мощной обороны противника в полосах осуществления ударов.
      По плану, утвержденному Ставкой, войска нашего фронта наносили два мощных удара на познанском и ченстоховском направлениях с магнушевского (на Кутно Познань) и пулавского (на Лодзь) плацдармов. В операции задействовались пять общевойсковых и две танковые армии, два танковых и два кавалерийских корпуса. По количеству войск преимущественное сосредоточение было произведено на магнушевском плацдарме. Вспомогательный удар, севернее Варшавы, наносили войска 47-й армии. 1-я армия Войска Польского получила задачу начать наступление на четвертый день операции и во взаимодействии с войсками 47, 61 и 2-й гвардейской танковой армий овладеть Варшавой.
      За несколько часов до начала наступления в ночь на 14 января Военный совет фронта в полном составе выехал на магнушовский плацдарм. Было темно и безветренно. Над рекой стелился густой туман. В ночной тишине далеко разносились передаваемые МГУ и О ГУ мелодия и слова песни о Катюше, ждущей с нетерпением своего возлюбленного. У переправы нам пришлось несколько задержаться - под ставший уже привычным музыкальный аккомпанемент на этот раз переправлялись бригады 1-й гвардейской танковой армия генерала М. Е. Катукова.
      Таким образом, вывод войск на плацдарм был все же завершен в установленные сжатые сроки. Переправа шла, можно сказать, с образцовой организованностью. Танки переходили через наведенный мост и словно растворялись в сырой январской темени.
      Уместно будет здесь напомнить, что погода в районе расположения войск нашего фронта в том году стояла на редкость капризная. Умеренные холода, едва успев образовать непрочный ледяной покров на Висле, неожиданно сменялись длительными оттепелями. Слабый лед на реке, к тому же сильно потревоженный разрывами артиллерийских снарядов и мин, даже в середине января не везде мог удержать человека, а тем более был совершенно непроходим для самой легкой техники. Это в значительной степени осложняло действия войск, наступавших в дальнейшем на Варшаву.
      По прибытии на плацдарм командующий фронтом поставил на обсуждение вопрос, который, видно было по всему, занимал его уже не первый день и теперь требовал ясного и однозначного ответа: знает противник о дне в часе нашего наступления или нет?
      Понятно, что от правильного ответа в значительной мере зависел успех наступления. Возможно, вспомнив предрассветные минуты на командном пункте в селе Свобода под Курском, когда решался вопрос об упреждающем ударе артиллерии по боевым порядкам изготовившихся для наступления частей противника, маршал Г. К. Жуков тяжело прошелся по тесноватому помещению затемненного наблюдательного пункта в произнес, как всегда определенно и прочно расставляя по местам слова:
      - Если узнали, то, естественно, отведут сейчас свои войска от передовой во вторую линию окопов, подождут, пока мы выпустим в белый свет весь боезапас, подготовленный для проведения артиллерийской подготовки, а потом возвратятся в свои оставленные окопы и встретят наши войска, сохранив полностью свою живую силу... Ну и далее все, что следует ожидать при таком развитии событий!
      - В конце концов, положение поддается проверке! - произнес В. И. Казаков негромко, но так, что все его услышали. - Разведка боем!
      - Или, лучше сказать, - произнес Жуков, словно поддерживая идею Казакова, но, как тут же выяснилось, выдвигая свою собственную, - наступление малыми силами после короткой артиллерийской подготовки. Вот тут-то все и выяснится. А когда выяснится - все силы в бой и на прорыв!
      Довольный и споим решением, и тем, что оно сразу и безоговорочно было поддержано всеми с тем единодушием, с каким поддерживаются предложения бесспорные и надежные, Г. К. Жуков произнес:
      - Ну что же, времени еще достаточно. Начнем, пожалуй!
      Должен сказать, что предусмотрительность командующего обернулась результатом непредусмотренным - противник действительно не знал о сроке начала нашего наступления, наступление малыми силами воспринял как начало генерального наступления и предпринял отвод войск с переднего края в глубину обороны. Тогда вступили в дело главные силы, и их наступление, поддержанное огнем артиллерии и ударами авиации с воздуха, сразу обрело необратимый характер. Лавина советских войск неудержимо покатилась на запад!
      Начальный этап этой операции и ее развитие с предельной документальной подробностью описан в книге воспоминаний Г. К. Жукова, воспоминаниях многих других военачальников - участников развернувшихся тогда событий. Поэтому я считаю достаточным только напомнить основные этапы развития наступления, увязав их с той общеполитической обстановкой, которая складывалась в самой Польше под влиянием победных действий наших войск.
      Первые же дни осуществления Варшавско-Познанской, как она поначалу именовалась, операции привели к освобождению обширных территорий государства польского, что выдвинуло на повестку дня целый комплекс новых, опять же достаточно сложных задач.
      Кадры кинохроники, сохранившие нам эпизоды встречи населением войск Красной Армии, входивших в освобожденные польские города, свидетельствуют об искренности чувств основной и подавляющей части населения к воинам-освободителям.
      Однако теперь уже всем было понятно, что в ликующих толпах освобожденного народа маскировались и враждебно настроенные элементы, готовые в любую минуту пустить в ход и клевету, и оружие.
      Как бы много сил ни отнимало развивавшееся наступление, Военному совету постоянно приходилось решать многочисленные вопросы, выдвигавшиеся на повестку дня самой жизнью в освобожденных районах страны. К числу таких вопросов следует в первую очередь отнести помощь Временному правительству Польши в создании собственных национальных вооруженных сил.
      Если польская молодежь, познавшая на своей собственной судьбе все тяготы фашистской оккупации, достаточно однозначно откликнулась на призыв правительства прийти под знамена Войска Польского для защиты родины, и многие молодые люди добровольно вступали в ряды армии, то в формировании офицерского корпуса сразу возникли трудности, не преодолимые для молодого Временного правительства: кто сумеет обучить методам ведения современного боя молодых людей, ни разу не державших в руках оружия? Кто преподаст хотя бы основные навыки обращения с современной военной техникой? Следовало также учитывать и то, что большинство молодых людей не сумели за годы оккупации получить даже подобия систематического образования.
      По просьбе главнокомандующего Войском Польским, изложенной им в обращении к советскому Верховному Главнокомандованию, была польским вооруженным силам оказана действенная помощь, к первую очередь командирскими кадрами и, естественно, оружием, а также всеми прочими видами снабжения.
      Помощь эта оказывалась Советским правительством в централизованном порядке. Наш фронт, в составе которого сражалась 1-я армия Войска Польского, насчитывавшая до 68 тысяч солдат и офицеров, также принимал все меры к тому, чтобы повысить боеспособность польских национальных вооруженных сил. Следует отметить, что призыв Временного польского правительства к молодежи дал самые ощутимые результаты. К началу 1945 года вооруженные силы демократической Польши насчитывали в своих рядах уже около 286 тысяч человек.
      К сожалению, я не могу привести точных данных, сколько именно из войск нашего фронта было передано командирских инструкторских кадров Войску Польскому, однако по данным, опубликованным в советской печати в 1975 году, в польские соединения из Советских Вооруженных Сил к концу войны было передано в общей сложности 20 тысяч генералов и офицеров, более 13 тысяч младших командиров и рядовых - специалистов родов войск{39}.
      * * *
      Между тем операция фронта развивалась с опережением установленных директивой Ставки сроков. В ходе четырехдневного наступления войска фронта наголову разбили главные силы противостоявших ему войск 9-й немецко-фашистской армии и продвинулись в глубину на 100-130 километров. Выдающуюся роль в обеспечении высокого темпа наступления наших войск сыграли и на этот раз крылатые воины 16-й воздушной армии. Только один показатель: используя погожие дни 16 и 17 января, летчики соединений армии совершили 5979 боевых самолето-вылетов, разрушали железнодорожные узлы и речные переправы, громили скопления войск противника, пресекая все намерения его перестроить расположение оборонявшихся войск и подтянуть резервы на угрожаемые направления. При этом действия вражеской авиации были полностью подавлены.
      Уже 17 января Ставка уточнила нашему фронту оперативную задачу - было приказано не позднее 2-4 февраля овладеть рубежом Быдгощ, Познань. К исходу этого дня оборона противника в результате объединенных действий двух фронтов 1-го Белорусского и 1-го Украинского - при активном содействии войск 2-го Белорусского фронта была прорвана на ширину до 500 километров. Передовые части за короткий срок преодолели расстояние 100-160 километров.
      Военный совет фронта принял решение о безостановочном преследовании дезорганизованного противника. Мы понимали, что вновь организовать оборону он сможет лишь в глубине. Танковым армиям была поставлена задача увеличить темпы наступления, чтобы сорвать попытки гитлеровцев зацепиться за один из заранее подготовленных рубежей. Ускорить наступление должны были л общевойсковые армии. Однако на пути движения наших войск неожиданно сильное сопротивление оказала гитлеровцы, блокированные в крепости Быдгощ, и 60-тысячный гарнизон города-крепости Познань.
      2-я гвардейская танковая армия генерала С. И. Богданова нанесла по Быдгощу удар с юга - неудача. Пришлось обходить и атаковать с запада. 23 января город был взят.
      Попытки овладеть Познанью с ходу тоже не имели успеха. Это создавало угрозу тому, что успешно наступавшие войска 1-й гвардейской танковой армии генерала М. Е. Катукова застрянут здесь, потеряют темп продвижения и противник (использует задержку для создания сильного промежуточного рубежа обороны в пойме реки Варта.
      Оценив всю сложность ситуации, Г. К. Жуков передал М. Е. Катукову: "Познань возьмут Чуйков и Колпакчи (командующий 69-й армией. - К. Г.). -Вы с армией быстро двигайтесь вперед!"
      Все так и получилось. Обойдя Познань с юга, танковые соединения с ходу преодолели рубеж у реки Варта и устремились к Одеру.
      Выйдя на рубеж Быдгощ, Познань, войска фронта на неделю раньше срока выполнили задачу, что дало возможность с учетом успешных действий вырвавшихся вперед танковых армий наметить войскам фронта выход к 30 января на рубеж Берлинхен, Ландсберг, Гродзиск, подтянуть тылы, 1-2 февраля возобновить наступление, с ходу форсировать Одер.
      На всем театре военных действий нашего фронта боевые действия теперь переносились на территорию самой Германия, а достигнув Одера, наши войска выходили напрямую к столице фашистского рейха. От Одера до Берлина оставалось всего 80 километров, по темпам движения на территории Польши - не более чем двухдневный переход.
      Ощутимая близость Берлина придавала всему строю наших мыслей самое наступательное направление. Данные разведки свидетельствовали, что перед нашим фронтом, хотя противником и развернута целая система оборонительных линий и укреплений, сил на них сосредочено не очень много.
      Исходя из этого, командование фронта внесло 26 января в Ставку предложение о развертывании наступления на Берлин. Ставка предложение одобрила, и Военный совет фронта дал войскам ориентировку, которой предусматривалось "в ближайшие 6 дней активными действиями закрепить достигнутый успех, подтянуть все отставшее, пополнить запасы до 2-х заправок горючего, до 2-х боекомплектов боеприпасов и стремительным броском 15-16 февраля взять Берлин"{40}.
      31 января на Одер северо-западнее Кюстрина вышли 2-я гвардейская танковая и 5-я ударная армии. Южнее на Одер пробивалась 8-я гвардейская, 69-я, 1-я гвардейская танковая и 33-я армии. Правда, половиной своих дивизий 8-я гвардейская армия вела бои по уничтожению познанской группировки противника. Поскольку этот город-крепость оказался у нас в глубоком тылу, внимание он привлекал к себе немалое, и по этой причине командующий армией генерал В. И. Чуйков почти неотлучно находился там.
      33-я армия хотя и вышла на берег Одера, но, вследствие того что от Фюрстенберга русло Одера круто поворачивает на восток, оказалась развернутой фронтом на юг и фактически выполняла роль прикрытия нашего левого фланга. Остальные армии - 61, 47 и 1-я армия Войска Польского, 3-я ударная и 2-й гвардейский кавкорпус - прикрывали более чем двести километров нашего правого фланга, крайне уязвимого по сложившейся на 1 февраля расстановке сил в этом районе.
      Судя по ожесточенности контратак, которые противник провел против наших войск, удерживавших кюстринский плацдарм, силы его на берлинском направлении очень быстро нарастали за счет отборных дивизий, стянутых сюда со всех участков Западного фронта, где наши союзники еще только планировали начало активных наступательных действий.
      В силу указанных обстоятельств ориентировкой предусматривались и действия войск по ликвидации угрозы вражеского удара по растянутому нашему правому флангу. Однако, как показало развитие событий, нами в этот период недооценивалась возможность, а главное, сила готовившегося противником удара с севера.
      Дело в том, что в Восточной Померании противник довольно быстро сосредоточил 16 пехотных, 4 танковые, 2 моторизованные дивизии, 5 бригад и 8 отдельных групп и 5 гарнизонов-крепостей, объединенные в группу армий "Висла" под командованием Гиммлера. В резерве группы находились 4 пехотные и 2 моторизованные дивизии{41}. Эта группировка энергично пополнялась войсками и техникой.
      Глубокое вклинение наших войск в расположение главной теперь группировки противника таило в себе серьезную опасность быть атакованными и с севера, и (с меньшей, правда, степенью вероятности) с юга. Учитывая двухнедельное беспрерывное пребывание в тяжелых наступательных боях, усталость войск, частичное, но довольно уже ощутимое истощение материальных ресурсов, растянутость тылов (это же истинный бич любого стремительного наступления!), такой удар мог привести к самым нежелательным последствиям. И то, что противник способен собрать на том или ином направлении значительные силы, мы уже убеждалась не раз. При резко сократившейся протяженности линии фронта, развитой сети транспортных коммуникаций в глубине обороны оборонительные возможности войск врага, несмотря на понесенные ими потери, были еще очень ощутимы.
      Учитывая реальную угрозу удара со стороны померанской группировки противника, нависавшей над нашим правым флангом, но еще не оставляя замысла удара на Берлин, Военный совет фронта 31 января направил Верховному Главнокомандующему донесение следующего содержания:
      "1. В связи с резким отставанием левого крыла 2-го Белорусского фронта от правого фланга 1-го Белорусского фронта ширина фронта к исходу 31 января достигла 500 километров.
      Если левый фланг К. К. Рокоссовского будет продолжать стоять на месте, противник, безусловно, предпримет активные действия против растянувшегося правого фланга 1-го Белорусского фронта.
      Прошу приказать К. К. Рокоссовскому немедленно наступать 70-й армией в западном направлении, хотя бы на уступе за правым флангом 1-го Белорусского фронта.
      2. И. С. Конева прошу обязать быстрее выйти на р. Одер.
      Жуков. Телегин"{42}.
      Столь категорическая форма просьбы (если учесть адрес донесения!) объяснялась тем, что 2-й Белорусский фронт встретил ожесточенное сопротивление померанской группировки противника и в силу ряда очень весомых причин значительно отстал, прекратил продвижение на запад.
      Само собой разумеется, что удар на Берлин, осуществленный уставшими войсками, при растянутости тылов, возраставших трудностях в обеспечении передовой боеприпасами и горючим, трудностях, определявшихся не только расстоянием до отставших баз снабжения, по и внезапно наступившей оттепелью, а за ней распутицей и гололедом, неизбежно потребовал бы в сложившихся условиях привлечения сил армий, прикрывающих правый фланг. Укрыть в полной мере от наблюдения противника передислокацию сил по представлялось бы возможным, поскольку в это время раскисли не только дороги, такая же участь постигла и почти все наши грунтовые аэродромы, что в сочетании с ненастной погодой практически парализовало действия нашей авиации. Авиация же противника, базировавшаяся теперь на стационарных аэродромах, в частности берлинские аэродромы с твердыми взлетно-посадочными полосами, вновь на некоторое время перехватила господство в воздухе и вела почти непрерывное наблюдение за всеми нашими действиями.
      Вполне естественно, как только противнику удалось бы установить ослабленное прикрытие нашего растянувшегося фланга, так сразу следовало ожидать нанесения им массированного удара в направлении района Познани, что могло оставить наши наступавшие на Берлин армия без организованного снабжения, со всеми вытекающими из этого последствиями.
      Помню один из нечастых в те горячие дни наших обстоятельных разговоров с Г. К. Жуковым. Разговор этот произошел в самом начале февраля, когда фронт довольно стойко стабилизировался, все попытки противника ликвидировать захваченные нашими войсками плацдармы были отбиты и назрела необходимость решения вопроса о дальнейших действиях.
      Г. К. Жукова я застал в его рабочем кабинете. Теперь наши рабочие помещения наконец можно было именно так и именовать, поскольку располагался Военный совет и весь штаб фронта в капитально оборудованных зданиях и располагался, прямо скажем, с удобствами.
      Георгий Константинович сидел за столом, склонившись над картой Европы непривычно мелкого масштаба. На эту карту чьей-то рукой были аккуратно нанесены вся линия советско-германского фронта и положение союзных войск.
      Уловив мой несколько удивленный взгляд, Жуков расправил лист карты ладонями своих крепких рук и, чуть заметно усмехнувшись, произнес:
      - Иногда обзор с большой высоты открывает многое из того, чего не увидишь, разглядывая то же самое в упор.
      Пригласив занять место рядом, Г. К. Жуков придвинул карту ближе, в мою сторону, провел тупым концом карандаша по линии правого фланга нашего фронта фланга, полностью повернутого на север и, как мне было известно, ощутимо растянутого.
      - О чем свидетельствует вот эта вмятина от Штаргардта до Дойч-Кроне? О чем предупреждает?
      - Ну... - несколько озадаченный и необычностью масштаба карты, и вопросом, в котором таился какой-то вывод, хотя и угадываемый, но не до конца понятный мне. - По первому впечатлению - о намерении противника использовать растянутость нашего ослабленного фланга... - начал я.
      - Вот именно! - подтвердил Георгий Константинович и, переводя мысль на язык графики, синим карандашом решительно прочертил на карте жирную линию, отсекающую выступ, образованный вклинением наших войск, вышедших к Одеру. Вот что практически повисло над всеми нашими намерениями! Мы считаем количество войск противника в Берлине, куда готовы ломиться без оглядки по сторонам, а главные силы противника вот здесь зависают над нашим правым флангом и только ждут, когда мы приведем в действие свой план штурма Берлина. Тогда они нам и врежут по горбу!
      Меня, признаюсь, удивил не несколько возбужденный тон и не выбор выражений - говорил Г. К. Жуков, как правило, на редкость точно выбирая слова, а подчас в отличие от К. К. Рокоссовского довольно крепкие выражения. Удивила та самокритичная откровенность, с которой он, в сущности, признавался в том, что ориентировка войск на намеченный захват Берлина была по меньшей мере не лучшим образом продумана.
      - И ты знаешь, - доверительно раскрываясь (что бывало, прямо скажем, нечасто), Жуков как-то легко и незаметно переходил на "ты", - меня поначалу даже удивило некоторое несоответствие в расстановке сил у противника. Мы ведь не скрываем того, что намерены в ближайшее время войти в Берлин. Почему же там, как свидетельствуют данные разведки, не в пример меньше сил по сравнению с теми, что нависли над нашим правым флангом? Почему Рокоссовский при всем своем умении, оперативной хватке и решительности действий топчется на месте? Почему?
      Жуков, заметно увлекаясь, развернул передо мной ход своих размышлений на этот счет.
      Всех слов в точности передать, наверное, не удастся. А по памяти его рассуждения выглядели примерно так:
      - Решил я без всяких поддавков сыграть за противника! Что должен он по логике сделать, если мы сен-час развернем наступление на Берлин? Очевидно, подготовить на каждом километре пути наступающих войск сильные оборонительные укрепления. А когда наступающие войска втянутся, израсходуют на промежуточных рубежах значительную часть своих сил и средств - ударить с севера в их, то есть в наш, тыл, отрезать наступающую группировку от баз снабжения и раздавить ее одновременным ударом с фронта и тыла, может быть, даже попытаться окружить на самом пороге своего разгрома, затянуть окончание войны, добиться переговоров с нашими союзниками, искать пути к выходу из войны с наименьшими потерями. Вот что затеял противник, по моим соображениям!
      Я слушал Жукова и невольно вспоминал, как два года назад генерал В. В. Крюков со своей конно-механизированной группой в наступлении под Курском зимой 1943 года устремился в глубину обороны противника и как потом войска целой армии выручали нерасчетливо увлекшегося командира корпуса, как генерал П. И. Батов почти год спустя ухитрился повторить подобный маневр под Паричами в Белоруссии. Его тоже выручили, хотя и ценой потери Паричей, но фронт восстановили.
      Теперь нечто подобное вполне могло повториться в масштабе фронта буквально у стен столицы практически поверженного фашистского рейха!
      К сожалению, я гораздо лучше запомнил слова Жукова и почти не помню слов, которыми я пользовался для оценки положения, так как я его понимал. По смыслу же заметил, что кроме очевидных в его освещении чисто оперативных обстоятельств есть еще проблемы снабжения войск, продолжающих вести активные действия, транспорта, который работает на износ, расстояний, которые в наступлении такого рода, такого темпа набирают все большую весомость (дело дошло до того, что 8-я гвардейская армия при захвате плацдарма овладела большим количеством трофейного оружия и боеприпасов и вынуждена была применить все это для закрепления успеха). Напомнил, что мы от Вислы до Одера преодолели расстояние в 500 километров за считанные дни, и теперь многие базы снабжения и мастерские, даже фронтовые госпитали вынуждены передислоцироваться сразу на сотни километров, отбирая у тылов транспорт, столь необходимый для обеспечения боевой деятельности войск на передовой.
      Именно растянутость коммуникаций и тылов при всем их стремлении следовать поплотнее за войсками привела сейчас к тому, что войска часто не могут использовать мощь артиллерии, которая сидит буквально на голодном пайке боеприпасов, в то время как в тылах фронта из промышленного тыла страны завезена и складирована почти полная расчетная в них потребность.
      И еще я вспомнил разговор, состоявшийся всего за несколько часов до этого, - разговор с генералом С. И. Руденко, который приехал ко мне, вошел в кабинет, как всегда, подтянутый и, как никогда, усталый и раздраженный, раздосадованный до предела отсутствием возможности поднять авиацию и облегчить положение войск, сражавшихся на плацдармах.
      Теперь, после разговора с Г. К. Жуковым, мне как-то особенно отчетливо представились и события последних дней, происхождение и характер сложностей, которые явно испытывал наш сосед К. К. Рокоссовский при выполнении, казалось, совершенно ясной задачи - выравнивании возглавляемого им фронта в одну линию с нашим.
      Все последующие события красноречиво подтвердили своевременность принятого решения, подчеркну - решения единственно правильного, поскольку любое другое, не принимавшее в расчет возможностей вражеского удара с севера, привело бы к последствиям самым нежелательным, не исключая и трагических.
      Намерения противника достаточно отчетливо проявились 17 февраля, когда из района южнее Штаргардта его войска нанесли по нашей обороне удар настолько сильный, что наши дивизии должны были отойти на 12 километров!
      Как видно, все оказалось гораздо сложнее, чем это представляется защитникам взгляда о необходимости и возможности штурма Берлина в феврале!
      Ликвидация восточнопомеранской группировки противника - это одна из ярких страниц истории заключительного этапа Великой Отечественной войны.
      О серьезности намерений противника можно судить также и по тому, что к концу февраля им было сосредоточено в Восточной Померании до сорока дивизий. Напомню читателю, что против войск Центрального фронта в битве на Курской дуге действовала ударная группировка в составе 8 пехотных, 6 танковых и одной моторизованной дивизий, то есть всего из 15.
      2-й Белорусский фронт, который начал наступление 10 февраля, за десять дней ценой тяжелых потерь смог продвинуться всего на 50-70 километров.