* * *
      В шестнадцать двадцать семь один из сотрудников генерала Нифонтова соединился с ним по телефону.
      -- Александр Николаевич! Как вы приказали, мы записываем все подряд. Судя по всему, он почувствовал, что теряет контроль над событиями. Занервничал, но держится. У нас много любопытного, но две минуты назад они остались вдвоем в помещении "Z".
      -- Я не понял, с кем остались? -- спросил Нифонтов.
      -- С Лапичевым. На наш взгляд, идет крайне интересный разговор. Вероятно, вам надо его услышать в прямом режиме.
      --Хорошо, -- сказал Нифонтов. -- Переключите на мой кабинет.
      И в ту же секунду руководители штаба услышали несколько искаженные, но вполне отчетливые и узнаваемые голоса вице-премьера и его правой руки.
      "Клоков. ...Что-то непонятное. Время давно вышло. Ни звука. Как полагаешь, в чем загвоздка?
      Лапичев. Войдем в их положение. Будь мы на их месте, мы бы тоже не очень спешили, пока не убедились бы, что берем именно то, за что платим деньги. Так ведь? Скорее всего, сейчас нашего пациента обследуют доктора. К тому же там не могли не удивиться, когда вместо двух обещанных больных в приемном покое увидели только одного.
      Клоков. Ну да, все так... Я сам говорю себе это сто раз на дню. Но, согласись, есть от чего сходить с ума! В Андреаполь никого не допускают. Никого. Я же не могу показать какую-то нашу заинтересованность... Тут что-то не так. Чувствую -- не так. И Курцевский сам не свой. Он явно тоже ничего толком не знает и, похоже, готов ко всему. Но что там могло случиться, если они как-то вычислили, что те шестеро работают не только на них и целиком заменили состав? Не понимаю, что там в Киеве? Почему не летят эти спецы от Антонова?
      Лапичев. Вчера я приказал Морозову связаться с Тюниным из Росавианадзора, чтобы тот как-нибудь не от себя, а через два-три промежуточных звена позвонил им на фирму и осторожно выспросил, в чем там дело, почему задержка. Ничего толком узнать не удалось.
      Клоков. Хохлы ленивые! Ждут, чтобы их немного расшевелили... Простимулировали, так сказать. Распорядись: пусть позвонят опять и втемяшат им, что берут на себя все расходы плюс оплату услуг и за срочность. Все -налом, понимаешь? В валюте. Тогда, наверное, зачешутся.
      Лапичев. Понял, Герман Григорьевич.
      Клоков. Понял, понял... Не чувствуешь разве, что-то рвется, расползается в руках? Только не могу понять, что и почему. Я просил тебя узнать -- Нифонтов в Москве?
      Лапичев. Видимо, в Москве. Но его не видно, и не слышно, как всегда.
      Клоков. Два дня назад, ночью, первый номер имел с кем-то почти часовой телефонный разговор. Через наших в ФАПСИ ничего установить не удалось.
      Лапичев. Симптом неприятный. Но это только симптом...
      Клоков. Ну ладно... Вернемся к нашей... авторучке. Или, как ты выражаешься, к "больному". Полагаешь, их доктора сейчас возятся с пациентом? Вполне вероятно. Но они ведь знают -- пока не поступит следующая часть проплаты за авторучку, до того времени не будет и чернил. Инструкция -только после полного расчета. Таков договор. Ясно? Ясно. Этим-то что тянуть, спрашивается? Не я их торопил, они меня.
      Лапичев. Чернила уже едут.
      Клоков. Хоть бы там все было спокойно. Чернила -- это ведь главный вопрос.
      Лапичев. Там все хорошо. Беспокоиться не о чем. Со дня на день выйдут за пределы...
      Клоков. Ах, Стенин, Стенин... Меня он волнует! Разумеется, у него против нас -- ничего. Но в любом случае мы с ним прокололись. Он где -- в ФСБ?
      Лапичев. Видимо, в Лефортове.
      Клоков. Что значит "видимо"? Я вас держу не для того, чтобы упражняться в сослагательном наклонении! Нажмите на все кнопки! Стенин, что бы он там ни успел уже напеть, должен скорее встретиться с... любимым начальником.
      Лапичев. Я понял. Но гарантий дать не могу.
      Клоков. Тогда вот что: через надежных людей выйдите на Гурфинкеля.
      Лапичев. Не понял, какого Гурфинкеля?
      Клоков. Борис, ты устал, теряешь форму! Гурфинкеля, из "Комсомольца"! Отдай ему Курцевского со Стениным.
      Лапичев. То есть как? Весь сюжет?
      Клоков. О сюжете вскользь, туман и намеки. Основная вонь -- Курцевский и Сидорчук. Всю компанию генералов -- в бочку с говном! Наш сюжет под занавес, а Роберта на закуску. Торговля секретами распивочно и на вынос. Генеральный конструктор замешан в контрабанде! Их с Владленом надо размазать всухую. Чтобы неделю только об этом и галдели.
      Лапичев. Пробный шар?
      Клоков. Скажем так -- осторожный зондаж с железной дискредитацией. Гурфинкель дело знает. Должен все расписать сочно, пусть превзойдет самого себя. Заплатишь ему не скупясь. Переведи на его лондонский счет или в Цюрих. Но шум должен быть такой, чтобы затмил все, понимаешь?
      Лапичев. А потом что с Гурфинкелем?
      Клоков. Пусть пока бегает... Такие гурфинкели на дороге не валяются. Возможно, еще разок-другой пригодится. А там можно и... Сам понимаешь, сейчас решают часы. Статья должна выйти послезавтра. Большая. С выноской на первую полосу, основной блок -- на второй или третьей. Не меньше половины полосы. А теперь ступай. Мне надо немного отдохнуть..."
      Нифонтов отключил связь.
      -- Ну как вам диалог, коллеги?
      -- Чрезвычайно занимательный, -- сказал Касьянов. -- В сущности, имеется все, чтобы пригласить для дачи объяснений. Но не станем спешить. Пусть появятся "золотые улики". Как там с Курцевским со товарищи?
      -- С ними все проще, -- усмехнулся Макарычев. -- Есть не только "золотые улики", но и... "платиновые показания". Практически все соучастники были в таком страхе, что наше... вмешательство в их судьбы восприняли почти как перст Божий, как избавление.
      -- Вы знаете, в чем их главный просчет? -- сказал Голубков. -- Они так запугали всех своих соратников и исполнителей, внушили им всем такой ужас и уверенность в неизбежности расправы, что вместо преданности породили в них только ненависть и острую тягу к жизни. Совершенно не умеют работать с кадрами.
      И, несмотря на полную серьезность этого заявления, все рассмеялись.
      -- Ну ничего, -- отсмеявшись, сказал Нифонтов. -- Раз еще можем смеяться, значит, можем и сражаться. Что там у нас с нашими парнями? Я имею в виду группу Пастухова и ребят на ралли.
      -- Шифровки с гонок мы получаем дважды в сутки, -- ответил Голубков. -Все целы-невредимы, едут... Но, судя по всему, мы поставили им непосильную задачу. Боюсь, надо рассчитывать только на слепое везение. А от Пастухова по-прежнему ничего, никаких известий.
      -- Пока экипаж самолета не вырвется домой, вряд ли что-нибудь прояснится, -- сказал Макарычев.
      -- Понятно, -- кивнул Касьянов. -- Руководителем нашей делегации на открытии салона утвержден Клоков. Ну как, Александр Николаевич, выпустим его в Сингапур?
      -- Давайте сделаем так, -- сказал Нифонтов. -- Препятствовать не будем. Но перед выездом во Внуково-2, где-нибудь минут за сорок до вылета, он должен узнать о том, что двигатель в "Апогее" был подменен на макет.
      -- Ну нет, Александр Николаевич, -- возразил Голубков. -- Не знаю, как вы, а я хотел бы видеть своими глазами, что отразится на его лице при этом известии. Давайте лучше обрадуем его прямо у трапа самолета. Он вылетает с Лапичевым?
      -- Разумеется, разумеется... Но у того запланирован завтра утром короткий визит в Париж.
      -- С какой целью? -- спросил Нифонтов.
      -- Формально деловая встреча согласно протоколу с руководством фирмы "Аэрбас", подготовка будущего подписания соглашения о намерениях в сфере обмена и сотрудничества. Вылет в шесть утра, в половине девятого посадка в Орли, затем сама встреча и в семнадцать по московскому ~ возвращение в Шереметьево. Прямо оттуда во Внуково -- и новый вылет в девятнадцать в Сингапур, с патроном и всей его свитой.
      -- Напряженный денек, -- сказал Касьянов. -- Просто голова кругом.
      -- У него вряд ли закружится, -- заметил Макарычев. -- Но турне интересное. Впрочем, вместо Лапичева для такой работы мог быть отправлен кто угодно. Но Герман Григорьевич решил отправить именно его. Вопрос: почему?
      -- Скорее всего, -- сказал Голубков, -- он имеет приказ выполнить весьма деликатное поручение, которое никак не отмечено в его рабочем графике этого дня. Видимо, нечто такое, что невозможно узнать, установить и проверить отсюда, из Москвы -- ни по компьютерной связи, ни тем более по телефону. И дело, надо полагать, спешное.
      -- Свяжитесь с нашими людьми в Париже, -- сказал Нифонтов Касьянову. -Пусть глаз с него не спускают. Ни на секунду. Я думаю, мы все догадываемся, какое у него поручение.
      * * *
      После двух с лишним суток пути, оставив позади три тяжелейших этапа через пустыни и горные перевалы Ирана, около одиннадцати часов утра по местному времени вереница машин пересекла границу Рашиджистана. Пейзаж мало изменился -- та же суровая, угрюмая красота, та же бахрома гор у горизонта, тот же зной и та же неизвестность впереди.
      На земле одного из самых мрачных государств на планете им предстояло пробыть кому пять, кому семь часов.
      Артист, Муха и Михаил знали: для них начинаются самые трудные часы. Они почти физически ощущали возникшее вокруг них напряжение. Артист был мрачен.
      -- Смотрят, смотрят, чувствую, смотрят...
      -- Это все я, -- сокрушался Муха. -- Язык бы себе вырвал! Кой черт дернул меня вспомнить про эти гонки на выживание!
      -- Ладно, -- утешал Михаил. -- Кончай убиваться. Может, у них и не связалось.
      -- Ну да! -- вздыхал Олег. -- Вы бы видели глаза этого Шурика. Он же не дурак, только корчит из себя простака.
      -- Значит, кто против нас? -- подытожил Артист. -- Этот Штукин в связке с американцами. Ну это мы уже и так знаем -- видно, прознали в Лэнгли об этом транзите, ну и решили перехватить.
      -- Просто так прознать они не могли, -- сказал Михаил. -- Наверняка получили точную наколку. Вопрос: от кого? Разумеется, от тех, кто в этот замысел с Рашид-Шахом посвящен. Видно, ребята не прочь маленько облапошить друг друга. Так, кто еще против нас?
      --Добрынин, -- сказал Муха. -- И еще этот... который англичанин.
      -- А вот с ним, -- сказал Артист, -- все по-прежнему непонятно. В том, что он англичанин, а не тот водитель, лично меня никто не убедил и вряд ли убедит. Тем более непонятно, что он за птица и откуда.
      -- Ну а наш командор? -- не отрываясь от дороги и пылящего впереди "джипа-мерседеса" Добрынина, спросил Муха. -- Вы хоть поняли, какова его роль?
      -- Вон он, -- сказал Артист. -- До него триста метров -- догони да спроси!
      -- Он-то хоть нас не узнал? -- спросил Муха. -- Как считаешь, Семен?
      -- Лучше меня могут ответить факты, -- ответил Артист. -- Вы обратили внимание -- с сегодняшнего утра и Штукин с американцами, и товарищ Добрынин, и англичанин все время держатся где-то около нас. По-моему, Слейтон узнал меня. Узнал, но не подал виду.
      -- Видно, надо было тебе сильней постараться, чтоб надежней память отшибло, -- сказал Муха.
      -- Трудно было, лежа под машиной, -- с искренним сожалением вздохнул Артист.
      -- Скорее всего, не только Штукин и штатники, но и Добрынин уже не сомневается, где топливо, и все они только ждут, чтобы пойти в атаку, -заметил Михаил. -- Не знаю, кем они там считают нас, возможно, даже просто конкурентами. Но пока они мешают друг другу начать решительный штурм.
      -- Всем хочется и всем колется, поскольку каждый понимает, что могут вступить и остальные, -- усмехнулся Семен. -- В серьезной каше они могут потерять все.
      -- Так или сяк -- все заварится уже очень скоро, -- сказал Михаил. -Тянуть им не резон. И только один из них наверняка знает, где и когда выйдут на назначенную с ним встречу люди Рашид-Шаха.
      -- По всем приметам, это сам командор, -- предположил Артист. -- Он, так сказать, главный экспедитор. Надо полагать, именно у него должны быть и товарные накладные, ну и, -- усмехнулся он, -- сертификат качества...
      Они мчались вперед, и напряжение нарастало. У них было всего три маленьких автомата и три пистолета, всего на пять -- десять минут горячего "разговора", а может, и того меньше.
      Второй час они неслись по широкому мертвому плоскогорью Северного Рашиджистана. Машины участников, развив огромную скорость, в сопровождении вертолетов умчались далеко вперед. Их белый "лендровер", отставая, был все ближе и ближе к хвосту колонны, растянувшейся почти на пятьдесят километров. Машину подбрасывало, кидало из стороны в сторону, но Муха только крепче сжимал черный руль.
      Минувшей ночью, незадолго до рассвета, Артист и Муха извлекли из записных книжек, закрепленных скотчем, те заветные пленки-передатчики, которые дал им Голубков, и ночью приклеили их -- одну к черному зеркалу заднего вида роскошного "джипа-мерседеса" Добрынина, вторую -- к черной эмблеме "Техасе" на крыше машины Штукина. У Михаила в снаряжении был специальный приемник-усилитель для получения сигналов от этих устройств, благодаря которому они могли теперь найти их на расстоянии до десяти километров. С восходом солнца эти чудесные игрушки должны были ожить.
      Сидя сзади, Михаил отслеживал отклонения стрелок на двух приборах. Приемник в правой руке принимал сигнал от машины Добрынина, в левой -- от машины Шурика.
      -- Тревога! -- вдруг сказал Михаил. -- Добрынин резко увеличил скорость и сошел с трассы! Уходит на юг!
      -- Ну вот, -- сказал Артист. -- Он, видно, пришел к выводу, что при таком кортеже топливо уже не отбить. Теперь для него главное -- передать документы. Ему нужно выйти в заданную точку для встречи с покупателем.
      И, словно услышав эти слова, по колее, проложенной колесами добрынинского "мерседеса", обгоняя их и вздымая облака светло-серой пыли, помчался серебристый "рейнджровер".
      -- Глядите, -- крикнул Муха, -- вон как погнал! Это он, англичанин! Рванул за Добрыниным!
      -- Ничего не понимаю! -- воскликнул Михаил. -- Кто он все-таки такой и что ему надо?
      -- Слу-ушай... -- осенило Семена. -- Я все понял! Помнишь, ты же говорил, тут и ребята из Интеллидженс сервис. Как мы раньше-то не поняли. Муха, гони за ним! Все, все ясно! Он шпион, ребята! Был внедрен к кому-то под бок из нашего высшего руководства. Видимо, к тому, что принимал нас на даче. Косил под простого водилу... Ну, точно, точно!
      "Рейнджровер" уходил вперед все быстрей.
      -- Ну дает! -- завопил Муха. -- Видали, как подскакивает!
      Их швыряло по запыленному салону, ударяло о двери, о стойки. Никто не мог бы ответить, сколько выдержит даже эта машина такие нагрузки.
      -- Слушай, он уходит! -- крикнул Артист.
      -- А я что могу? -- подпрыгивая на сиденье, заорал Муха. -- У него мотор вдвое сильней! И подвеска!
      -- Выжимай, Олег, выжимай! -- крикнул сзади Михаил. -- Если документы уйдут -- тогда все!
      Мотор ревел, мелкие камни непрестанной дробью колотили в днище, машина подлетала на кочках и буграх, в эти мгновения они чувствовали себя как на безумных качелях.
      -- Мужики! -- закричал Артист. -- Глядите влево!
      Под острым углом, стремительно сближаясь, наперерез шел знакомый "форд-бронко" зеленовато-защитного цвета.
      -- Ну, держись, Муха! -- вытаращив глаза, будто опьянев от скорости и близкой опасности, захохотал Артист.
      "Форд" был уже рядом. Он норовил остановить их, подрезав и перегородив путь. Из его окна выглядывали два автомата, но стрелять не решались, видно боясь повредить емкости с топливом.
      -- А-а-а! -- заорал Муха. -- Чем не Крылатское! -- И, крутанув руль влево, с ходу вмазал крылом прямо в дверь "форда". Удар был по касательной, но хлесткий. Всех троих сильно тряхнуло, а Муха, не дав опомниться преследователям, еще дважды шарахнул в правое крыло и колесо "форда".
      -- Их там тоже трое! -- крикнул Артист. -- Ничего, разберемся!
      Первый удар, нанесенный Мухой, сильно вдавил дверь "форда" и нарушил механизм опускания стекла. Его заклинило, и один из сидящих в салоне что есть силы заколотил в окно стальным выдвижным прикладом, но оно не поддавалось.
      -- Молодцы, янки, -- загоготал Артист, -- отлично делают!
      Но вот наконец стекло треснуло и разбилось. В открывшемся проеме они увидели бешеное от злобы лицо Ричарда Слейтона с распухшей лиловой скулой. Он был совсем рядом, в трех-четырех метрах, и пытался застрелить Муху одним прицельным выстрелом, но машины подскакивали, рука Слейтона тряслась, ствол подбрасывало вверх и вниз. Он понимал, что не попадет, но дал очередь. Ствол повело -- ни одна пуля не задела "лендровер".
      Муха что есть силы нажал на тормоз, великолепные диски в считанные секунды остановили тяжелую машину. "Форд" Слейтона проскочил и оказался впереди.
      -- Полюби нас -- приходи в спецназ! -- крикнул Артист и, высунувшись из окна, прострочил задние колеса "форда". Машину мотануло, развернуло, едва не опрокинуло.
      В этот момент страшный удар сзади отбросил "лендровер" метров на пять вперед. Только высокие подголовники спасли их шейные позвонки. Артист бросил взгляд назад. Он не ошибся -- это был Шурик Штукин, большой друг мистера Слейтона, спортивного комиссара. Он, видно, плохо рассчитал удар -- перед ним вздулась подушка безопасности, но все же стукнулся капитально. Голова Шурика беспомощно откинулась на подголовник.
      Ричард Слейтон и два его приятеля выпрыгнули из "форда", отбежали, залегли за камни и пошли тарахтеть из своих легких кольтов, стараясь не угодить в бензобак и салон. "Лендровер" скособочился и просел на спущенных шинах. Весь верх ветрового стекла и белая крыша были изрешечены пулями.
      Артист, Муха и Михаил, упав на пол машины, выжидали, пока те растратят побольше своих тридцатизарядных обойм. Ни шевельнуться, ни выскочить из машины не было возможности. Не было и никаких чувств, никаких мыслей... Только ожидание.
      Но вот стрельба прекратилась. "Лендровер" стоял с открытыми дверями, сплошь пронизанными круглыми дырками.
      -- Увы! -- прошептал Артист. -- Мы убиты! Вечная память.
      -- Пусть молотят, -- негромко сказал сзади Михаил. -- Боеприпас не бесконечен. Основной у них в "форде".
      Артист и Муха смотрели на врагов через сквозные отверстия, оставленные пулями. Это было рискованно -- могли снова хлестнуть свинцом, но те не стреляли и не выглядывали из-за камней -- кажется, с патронами у них действительно возникла напряженка. Но вот кто-то из людей Слейтона двинулся из-за камня в направлении своей машины. Артист тотчас отсек его продвижение пыльными фонтанчиками очереди. Ползущий вжался в землю и замер.
      -- Что ж, -- прошипел Артист, -- колеса можно и сменить.
      "Форд" стоял к ним вполоборота, слишком соблазнительно. чтобы упустить такую возможность. И Семен всадил несколько пуль в его кузов немного ниже лючка бензобака. Бахнул взрыв. Машину охватило огнем. Из огромного костра, окутанного черным дымом, вскоре раздался оглушительный треск, во все стороны полетели огненные вспышки -- взрывались патроны. Ни машины, ни боеприпасов, ни запасов воды, а может быть, и рации у врагов больше не было.
      -- Молодчина, Семен! -- закричал Михаил. Наступила пауза. Это была такая обычная на войне игра в гляделки со смертью. В ней выигрывал лишь тот, кто был более терпелив.
      Но вот Слейтон, видно, решился и отдал приказ одному из своих сообщников. Тот приподнял голову из-за камня. Высоченный громила, не иначе рейнджер. Артист видел его не раз в пути и на стоянках и мог оценить его силу. Надо думать, и подготовлен он был неплохо, вполне вероятно, не хуже, чем они сами.
      -- Видишь? -- шепнул Муха.
      -- Угу, -- стертым от волнения голосом отозвался Артист. -- Мое лучшее интервью.
      Человек, выглянувший из-за камня, собрался наконец с духом и с автоматом наперевес, низко пригнувшись, побежал к ним ломаными зигзагами, кидаясь из стороны в сторону, чтоб обмануть пулю. Это был смелый парень. Они видели, как он приближается, но еще трудно было понять, с какой стороны он окажется, справа или слева.
      Он был все ближе... Можно не сомневаться -- этот наверняка не поскупится на контрольный выстрел. Вплотную подпускать его было нельзя. Оставались какие-то секунды.
      Семен понял -- подойдет с правой двери, с его стороны. Значит, есть преимущество -- Семен видел каждое движение противника, в то время как тот видеть его не мог. И он открыл огонь с опережением на десятые доли секунды. Вышло так, что этот громила сам в прыжке пересек траекторию полета пуль...
      Артист не прикончил его, только "стреножил". В падении парень выронил свой кольт, да ему было уже и не до оружия -- он корчился и хватался за ноги, пытаясь руками остановить кровь.
      И снова по "лендроверу" заколотили пули. Они оставляли новые дырки в дверях, навылет прошивали салон над их головами. Но ни одна не попала в двигатель, ни одна не легла ниже руля -- всего важней им было заполучить эти канистры. И те и другие понимали, что даже если и выйдут победителями в стычке, выбраться из этой передряги смогут лишь на машине Штукина, если та осталась на ходу.
      -- Отвлеки их, Муха, -- приказал Михаил. -- Они тут могут держать нас еще час, а Добрынин уйдет. Делать нечего, попробую...
      Муха нажал кнопку и полностью опустил спинку своего сиденья, переведя его в спальное положение, отполз по ней назад, схватил пустую черную канистру, из которой они перелили топливо, и, раскачав, изображая, как она тяжела, швырнул на несколько метров от "лендровера" -- мол, нате вам, подавитесь. За ней полетела и вторая.
      Те прекратили огонь. Видимо, совещались, не зная, как поступить -- то ли действительно им выбросили то, за чем шла охота, то ли тут крылась какая-то военная хитрость.
      В эти секунды Михаил передвинулся к задней двери "лендровера", рванул ручку замка. Но дверь заклинило. Он ударил что есть силы обеими ногами, и дверь приоткрылась. Он ударил еще, и она поднялась вверх.
      Михаил ящерицей выполз наружу -- благо при ударе светло-кофейный "паджеро" отскочил назад. Еще через мгновение Михаил вскочил в машину Штукина и выпихнул ее хозяина на горячую землю. Штукин вытащил из-за пояса пистолет, но Михаил легко перехватил его руку, вырвал оружие и, оставив Шурика сидеть на земле, завел мотор.
      Машина была в полной исправности. Мощные дуги защитили двигатель при ударе. Но от гирлянды фар осталось только стеклянное крошево.
      Михаил врубил заднюю передачу и, завывая мотором, отогнал машину метров на триста, за невысокий холм. Вслед ему полетели пули, но ни одна не достала.
      Слейтон и его напарник уже стреляли экономно, короткими очередями -видно, патроны подходили к концу. Михаил развернулся и понесся по большой дуге, объезжая поле боя, чтобы выйти в тыл противнику.
      -- Ага-а-а! -- закричал Артист, угадав маневр Михаила. -- Получайте, голубчики! Вот вам и второй фронт!
      Михаил пронесся за спинами американцев и, стараясь не зацепить своих, дал очередь над их головами. Поняв, что без патронов и в окружении продолжать бой бессмысленно, Слейтон швырнул пистолет и раскаленный автомат на песок, помахал рукой, поднялся в полный рост, положив руки на затылок. Вслед за ним поднялся и второй.
      Неподалеку догорал их "форд", и черный дым от него поднимался высоко в ярко-голубое небо.
      Видя, что бой окончен, Артист и Муха, держа на прицеле своих врагов, вылезли из продырявленного "лендровера" и медленно пошли к Слейтону и его напарнику, не спуская с них глаз. До них было метров тридцать, не больше.
      Они прошли больше половины этого короткого пути и уже видели Михаила, который несся издали, чтобы оказаться рядом с ними в решающую минуту, когда сзади раздался выстрел, Олегу показалось, будто кто-то с маху ударил его железной палкой в правое плечо.
      -- Уй, блин! -- с каким-то удивлением воскликнул он, чувствуя, что ноги не держат, и упал на землю.
      Артист обернулся на выстрел, и в то же мгновение напарник Слейтона, здоровенный, накачанный рейнджер, в несколько гигантских прыжков настиг его и, оттолкнувшись, попытался провести удар, целясь ногой в грудь. Но в последний миг невероятная быстрота реакции спасла Семена от верной смерти. Он уклонился от мелькнувшей тени, припал к земле, нога врага мелькнула в воздухе, и Семен, оказавшись позади нападавшего, ударил его в подколенное сухожилие. Он знал, какая это боль -- здоровенный парень упал на спину и подняться уже не мог. Вторым ударом -- ребром ладони -- Артист сломал ему правую ключицу.
      На выручку напарнику кинулся Слейтон, но Михаил, понимая, что ситуация вдруг резко изменилась, сильно толкнул его бампером "паджеро". Слейтон отлетел и упал лицом вниз.
      Увидев маленького Муху неподвижно распростертым на земле. Артист взвыл и, словно забыв все правила самозащиты, рискуя нарваться на пулю, кинулся на того, "стреноженного" им, выбил из его руки пистолет и безжалостным ударом в солнечное сплетение надолго отключил от связи с действительностью.
      Михаил стоял на коленях, склонившись над Мухой. Ранение было сквозным. Пуля пробуравила плечевую мышцу и, кажется, задела артерию. Из пулевого отверстия резкими толчками выбрасывало кровь.
      -- Пережми! -- закричал Артист и сломя голову бросился к своей машине за аптечкой. Оба понимали, что значит поврежденная артерия, тем более здесь, посреди каменистой пустыни.
      Артист вернулся с аптечкой и рацией экстренной связи. И пока Михаил накладывал жгут и бинтовал рану, включил сигнал вызова санитарно-спасательного вертолета.
      Муха очнулся, ресницы его задрожали, он открыл глаза.
      -- Вот гадство! -- пробормотал он. -- На самом интересном месте.
      Он был бледен и слаб, но кровотечение удалось остановить.
      Рация ожила.
      -- Где вы? -- спросил пилот по-английски.
      -- Вероятно, милях в двадцати от вас, южнее трассы, -- ответил Артист. -- Вы видите дым?
      -- Это у вас? У вас авария?
      -- Да. Летите к нам!
      -- Сколько раненых?
      Артист окинул взглядом поле сражения.
      -- Пятеро.
      -- У вас что, столкновение?
      -- Столкновение, столкновение, -- ответил Артист. -- Давайте скорее!
      -- О'кей, через три минуты буду у вас.
      -- Три минуты! -- ответил Артист. -- Как раз чтобы снять небольшой клип.
      -- Работай! -- кивнул Михаил и поудобнее усадил Муху. -- Ну как, гонщик, выживешь?
      Артист крутился с видеокамерой по пустыне, снимая поле сражения, сопровождая его комментариями на русском и английском. Он снял Слейтона, который уже оклемался и сидел на песке, тряся головой, но вряд ли уже был боеспособной единицей, обоих его напарников, горящий "форд", дырявый, как дуршлаг, "лендровер", ошарашенного Штукина, Михаила, оттащившего Муху в тень, оружие, разбросанное на песке...
      Вдали показался вертолет с красным крестом на белом корпусе. Это была довольно вместительная машина фирмы "Белл" на посадочных лыжах. Он снизился, сделал круг, как будто не решаясь приземлиться, Ни летчик, ни медики, видимо, никак не могли понять, что же здесь произошло -- обычно на маршрутах ралли им приходилось видеть совсем другие картины. Но вот вертолет завис и сел, подняв тучу песка и пыли. Двигатель грохотал, но Артист расслышал то, что крикнул ему Михаил:
      -- У нас только две минуты, понял? Семену не надо было долго объяснять.
      -- Знаком с этой машинкой? -- перекрывая грохот, крикнул он, кивнув на белый вертолет.
      -- Все швейные машинки чем-то похожи, -- ответил тот.
      Врачей было двое, и с ними еще двое дюжих парамедиков, все четверо в голубых тропических комбинезонах, надетых прямо на голое тело. Не зная, за кого сначала приниматься, они торопливо разбрелись по полю, склонились над Слейтоном и другими парнями из его команды. Увидев, что Муха уже перевязан и что рядом с ним человек, четвертый направился к Штукину, но, поняв, что с тем ничего страшного не случилось, повернулся и пошел к двум коллегам, занявшимся раненным в ноги.
      В кабине вертолета был только летчик.
      Михаил подхватил Мухина, помог ему подняться, довел до вертолета и уложил на носилки. В это время Артист тащил в вертолет обе канистры, видеокамеру и три автомата, вновь превратившиеся в невинные плоские черные коробочки. Перед ним, держась за голову и пошатываясь, двигался Штукин, которого Артист сквозь зубы поливал таким матом, какого Шурик, надо думать, не слышал ни от своих тренеров, ни от бывших соратников по ЦК ВЛКСМ.
      -- Ну все! -- сказал Артист. -- Последний небольшой штрих.
      Они с Михаилом подошли к пилоту. Он смотрел на них с сочувственной улыбкой.
      -- Я не хочу, -- сказал Михаил по-английски, -- чтобы у ваших парней прибавилось работы. Вы садитесь за руль вон того "паджеро", я--на ваше место.
      -- Не понял, сэр, -- поднял брови пилот.
      -- Не спорьте с ним, -- сказал Артист. -- Смотрите, что там творится -это все сделал он один!
      -- Кто вы? -- в ужасе пролепетал пилот. И Артист, сделав жуткое лицо, приблизился к нему почти вплотную и отчетливо пророкотал по-английски:
      -- "Я -- часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо..."
      Видимо, в его лице летчик увидел нечто такое, что заставило его без дальнейших колебаний освободить свое место.
      Двигатель вертолета загрохотал сильней и, провожаемая изумленными взглядами врачей и парамедиков, белая машина с красным крестом взмыла в голубое небо.
      Михаил набрал высоту около ста метров и направил вертолет в ту сторону, куда умчался на своем "мерседесе" Добрынин. Артист сидел рядом. Он пытался уловить сигнал от пленочного передатчика на зеркале добрынинской машины. Но его все не было.
      -- Заберись повыше! -- крикнул он Михаилу. Но долго набирать высоту не пришлось. Стрелка дрогнула.
      -- Что-то есть! -- крикнул Семен. -- Есть, есть, точно! Возьми на пять градусов западнее. Вот так! Ну, теперь не уйдет! -- повторял он злорадно. -Теперь не уйдет!
      * * *
      Ориентируясь по компасу, время от времени устраивая короткие привалы, стараясь держаться ближе к горам, где легче можно было найти какое-нибудь укрытие от вертолетов, которые время от времени появлялись в небе, группа Сергея Пастухова, то поднимаясь, то сходя вниз по склонам холмов, прошла пустынными местами Северного Рашиджистана еще около шести часов.