Гонки на выживание (Солдаты удачи - 2)

      Он повернулся к сидящим сзади Макарычеву и Голубкову.
      -- Самолет в воздухе. Его отслеживают локаторы на центральном узле воздушного движения. Связи с экипажем по-прежнему нет. Работает только автоответчик. Других сведений пока не имеют.
      -- Что же там происходит у них? -- волнуясь, повторил Голубков.
      Через короткое время Нифонтов повторил запрос по борту.
      -- Связь с экипажем восстановлена. Кружат в зоне ожидания Андреаполя -сильная гроза... Помехи...
      Прошло еще полчаса. Сорок минут. Час. И вдруг во внутреннем кармане широкого пиджака полковника Макарычева часто-часто запиликала рация спецсвязи. Он схватил ее и высунул за окно машины почти двухметровую гибкую антенну.
      -- Да-да, на приеме, на приеме! Что-что? Повторите! Когда?
      Теперь Нифонтов и Голубков, затаив дыхание, смотрели на него.
      -- Немедленно соединяйте! -- закричал Виктор Петрович. -- Немедленно! Гусев, ты? Все живы? Докладывай скорей! Коротко, основное... Так... Так... Понял... Сколько холодных? Трое? Понятно... Продолжай!
      -- Это они? -- схватил его за руку Голубков. -- Витя, спроси его скорей, Хохлов и Пастухов живы?
      Макарычев дослушал сообщение и передал вопрос Голубкова.
      --Да... Да... Ясно, ясно. -- И, повернувшись к Константину Дмитриевичу, радостно закивал.
      -- Пусть передаст им, -- крикнул Голубков, -- чтобы срочно возвращались для встречи со своими! Без минуты промедления!
      Виктор Петрович передал и это. И, поблагодарив своих подчиненных, обессилено откинулся на спинку сиденья, перевел дух.
      --Двадцать минут назад сели в Андреаполе. Схвачена группа угонщиков и их сообщник из экипажа. Террористы хлопнули двух своих... Еще один из них убит непонятно как... я не разобрал... Мой майор дожал ситуацию и вытряс из них показания. Есть все -- имена, цель задания, связные пароли...
      -- Вы можете с ним опять связаться? -- спросил Нифонтов.
      -- Без проблем.
      -- Тогда вот что, передайте мне рацию, я дам своим ребятам инструкции, как им действовать дальше.
      * * *
      ...К приземлившемуся "Руслану", завывая моторами, с разных сторон подкатило несколько машин. Впереди пристроился "уазик" сопровождения и, указывая путь летчикам, мигая ярким оранжевым маячком, медленно поехал, уводя самолет на самую дальнюю стоянку. Все было мокрым вокруг, в залитых дождем плитах бетона расплывчато отражались огни. Во всех концах ночного неба вспыхивали молнии и отдаленно грохотал гром. Гроза отходила...
      Наконец "Руслан", бортовой номер 48-220, замер, и приглушенный шум турбин со свистом сошел на нет. Человек двадцать военных с автоматами оцепили самолет.
      -- Уф!.. Нескучный был полет, -- сказал командир и стащил с головы наушники. -- Век не забудем!
      -- Ну, -- сказал Пастух, -- нам пора. Давай, Лешка! Может, еще и свидимся когда...
      -- Свидеться-то свидимся, -- сказал майор Гусев. -- Главное -- не перестрелять друг друга. Сейчас сюда прикатит мое начальство. Сдам этих гадов под личную роспись -- и привет! Счастливо вам!
      -- И тебе!
      Они обменялись рукопожатиями.
      Открылся дверной люк, и Хохлов с Пастуховым спрыгнули на мокрый черный бетон. Постояли немного, жадно вдыхая насыщенный озоном и самолетными запахами холодный влажный воздух. Разгоняясь, с грохочущим воем по полосе мчался на взлет тяжелый Ил-76. Они проводили его взглядом. Поднявшись, он то скрывался во тьме, мигая красными вспышками, то, при всполохах молний, на мгновение выделялся среди светящихся облаков темным силуэтом.
      К ним подбежал майор в летной форме.
      -- Пастухов и Хохлов?
      -- Мы! -- повернулся Пастух.
      -- Майор Снегирев, -- козырнул майор, -- личный пилот генерала Нифонтова. Имею приказ взять вас на борт и доставить в известное вам место. -- Ясно, -- сказал Сергей. -- Пошли. Через десять минут они уже опять были в воздухе и сидели на тех самых местах, где вчера на закате в этом же вертолете летели над Москвой Артист и Муха.
      В винтокрылой машине их было пятеро -- двое пилотов-вертолетчиков, бортмеханик и они, крепко спящие, несмотря на тряску и оглушающий частый стук двигателей над головой.
      * * *
      В Красноводске сели ранним утром, на военном аэродроме в прикаспийской степи.
      -- С прибытием! -- приветствовал их летчик-провожатый, когда они, выкатив на летное поле, уже хлопотали у своего "лендровера", и зашагал к приземистым сооружениям авиабазы.
      Вскоре он вернулся.
      -- Лидеры ралли оторвались от основной группы на сто семьдесят километров, -- сообщил он. -- Все вместе участники съедутся в Красноводск через сутки. День отдыха. Намечены разные мероприятия, торжественная встреча. Наутро в пять ноль-ноль -- старт следующего этапа. Готовьтесь, тренируйтесь, обживайтесь. Будут вопросы, пожелания -- ко мне...
      -- Разрешите обратиться, товарищ подполковник, -- сказал Муха.
      -- В дальнейшем -- не по уставу, -- холодно ответил тот. -- Слушаю...
      -- Нам же должны аттестовать машину... Как внеконкурсным участникам. И аккредитовать.
      -- Все уже сделано.
      -- То есть как, когда? -- ушам своим не поверил Муха.
      -- Вы были заявлены заблаговременно. Еще есть вопросы? -- Сухо кивнув, он повернулся и пошел к самолету.
      -- Вот бука, -- пожал плечами Артист. -- Если б встретил раньше, непременно подумал бы: с таким в разведку -- ни за что!
      -- И, тем не менее, мы с ним, -- усмехнулся Олег. -- И как раз в разведке.
      -- С другой стороны, кого попало дядя Костя не послал бы, согласен? -спросил Артист.
      -- Значит, знает его, раз послал, -- подтвердил Муха. -- А наше дело солдатское. Нравится, не нравится -- спи моя красавица.
      -- Кто он все-таки? Одно понятно -- летчик. В штате управления. Придан нам на подмогу. Сам сел за штурвал, значит, о рейсе, которым мы прилетели, никто не должен был знать, -- рассуждал Артист. -- Потому и сменили экипаж.
      -- Ладно, -- сказал Муха. -- Чего мы голову ломаем? Доставил нас на место -- и спасибо.
      Снаряжение для гигантского марафонского ралли, которое они нашли в "лендровере", поразило их. Видно, готовились всерьез и не наспех. Продумано было все, решительно все, до мелочей. Они обнаружили четыре запаски с новой резиной, запчасти для двигателя и ходовой. Не забыты противопыльные защитные щитки, сменные фильтры, термостаты, отличная аптечка, канистры с маслом и бензином, полный набор техжидкостей для охлаждения, второй аккумулятор, лопаты, лебедки, тросы, два мощных домкрата, сигнальные дымовые шашки, не говоря о защитных шлемах, рации спутниковой связи, высококалорийных пищевых концентратах... Имелись и сменная обувь, одежда и объемистая сумка-холодильник.
      -- Да-а, -- восхищенно покачал головой Муха. -- Вот это подготовка! Плюнь мне в глаза, Артист, тут без эксперта-раллиста не обошлось. Ничего не упустил. И машина, заметь, уже не новая, то есть обкатана, все притерто, каждая шестеренка. Просто блеск!
      В металлическом чемодане оказалось и шикарное снаряжение радиорепортера -- высококлассные легкие магнитофоны и диктофоны, блокноты, записные книжки, несколько блоков батареек-аккумуляторов и чистых аудиокассет.
      -- Твори, выдумывай, пробуй! -- воскликнул Артист, ознакомившись со своим хозяйством. -- Это ж сколько надо взять интервью!
      Все документы оказались в бардачке: паспорта, визы, валюта, кредитные карточки "Виза" и "Америкэн экспресс", международные журналистские удостоверения, заполненные таможенные декларации.
      Артист подошел к подполковнику.
      -- А оружие?
      -- Есть и оно.
      -- Вот так бы все! -- невольно воскликнул Муха. -- Так бы нам всегда строить, так бы хлеб растить, так бы воевать...
      -- Значит, можем, когда хотим, -- заметил Артист.
      -- А то! -- усмехнулся Муха. -- Одно непонятно, почему мы так редко хотим?
      -- Ну это уже не ко мне вопрос, -- развел руками Артист. -- Скорее, к сексопатологу.
      -- Ладно, загорай! -- хлопнул его по плечу Олег. -- Загорай, дыши весенней степью, решай этот неразрешимый сексуальный российский вопрос, а я маленько покатаюсь. Объезжу коня, обомну седло...
      Белый "лендровер", унизанный рядами фар на мощных защитных дугах перед радиатором, сорвался с места и начал описывать замысловатые круги по бетону и по пожухшей траве аэродрома. Мощная, верткая, послушная машина привела Олега в полный восторг. Он разгонялся, резко останавливался, круто поворачивал на заднем ходу, проверял на устойчивость, на чувствительность акселератора и тормозов.
      Разгоряченный, вспотевший, он подкатил к Артисту и, распахнув дверь, выпрыгнул на бетон.
      --Да, Сема! Твой "БМВ", конечно, игрушка, но это... -- И, не найдя подходящих превосходных степеней, взмахом руки пригласил занять место за рулем. -- Почувствуйте разницу!
      -- Не откажусь!
      Семен уселся за баранку, включил передачу, но тут в карманах у обоих мелким-мелким ознобом задрожали их "зажигалки". Они одновременно вытащили их и щелкнули крышками, выпустив штырьки антенн.
      -- Ну, как ваш вездеход? -- пиликнули "зажигалки" голосом провожатого. -- Подходит?
      -- Так точно! -- ответил Муха.
      -- Ждите меня. Отправимся в степь, а потом к морю. Неплохо бы искупаться.
      Они ехали целиной, зеленой степью, уже во многих местах выжженной палящим туркменским солнцем.
      Лето было в разгаре, и наступающий день обещал быть невыносимо знойным. Но пока еще было не так жарко, и они с жадностью рассматривали эту новую непривычную землю и серо-голубую плоскую гладь моря за невысокими холмами.
      Артист медленно, наслаждаясь удобством и комфортом, вел "лендровер" к берегу моря.
      Прибой шумел в своем извечном неспешном ритме. Артист подкатил к песчаной береговой линии, выключил мотор и глубоко вздохнул в наступившей тишине, окинув глазом сразу все -- и дымный горизонт, и выступающие далеко в море длинные песчаные косы, и невысокие покатые горы за спиной, и поросшую полынью и ковылем серо-зеленую степь...
      -- Хорошо-то как! -- невольно воскликнул он. Муха кивнул, глотая воздух, горько пахнущий морем и полынью. А молодой подполковник -- летчик, попутчик или кто он там? -- ничего не ответил, не отозвался. Словно не замечая их, пошел, по серому песку к воде, к шумящей линии прибоя, на ходу сбрасывая рубашку.
      Они знали толк в мужской красоте. Оба когда-то, зелеными мальчишками, сто потов пролили, отдав дань культуризму, который к тому времени уже называли по-новому --бодибилдингом. И потому невольно засмотрелись на фигуру своего спутника. Он сбросил майку и стоял вдали в черных плавках, будто изваянный из красно-коричневого камня. Ничего лишнего не было в этом идеально соразмерном мужском теле. Широкие мускулистые плечи, треугольная спина, узкая талия, литые бедра...
      Он стоял и молча смотрел на море -- непонятный человек с неведомой судьбой, живое воплощение силы, безупречной точности, строгой меры. И в то же время что-то суровое и трагичное явственно исходило от него.
      Артист и Муха быстро разделись и, обгоняя друг друга, побежали к волнам, туда, где стоял он. Вот он ближе, еще ближе... И вдруг они разом остановились, глядя в его спину широко раскрытыми глазами. Все тело подполковника было в шрамах, в глубоких рытвинах и рубцах. На нем в полном смысле слова не было ни одного живого, не израненного, не изрезанного места. И им, солдатам, не в кино и не по телеку повидавшим войну, сразу стало понятно, что такие бесчисленные раны от шеи до пят -- не просто следы аварий, осколков или пуль, а навечные знаки изуверских истязаний, которые вынес этот человек.
      Он оглянулся -- и они увидели, что такими же страшными узорами испещрены его руки, плечи, грудь и живот. Непонятно было, как вообще сумел он вытерпеть все это и выжить...
      Он все понял по их взглядам, но ничего не сказал, легко разбежался, вспенив набегающую волну, и свободно поплыл все дальше и дальше от берега.
      Они молчали. В одно мгновение все, что они испытали сами, вдруг изменило и цену и масштаб. В этом плывущем навстречу волнам человеке вдруг открылось что-то важное, близкое. То, что они сами больше всего прочего ценили и уважали в людях. И когда Артист, нырнув, подплыл к нему и взглянул в его глаза, оба поняли друг друга без слов -- словно этой горько-соленой водой унесло и смыло то, что поначалу встало между ними.
      -- Хороша водичка! -- крикнул подполковник, махнув рукой. -- Поплыли к берегу!
      Они вылезли на песок и легли рядом втроем, наслаждаясь горячими прикосновениями солнечных лучей.
      -- Это в Афгане, -- видно, чтобы сразу и навсегда снять все вопросы, сказал, не глядя на них, подполковник. -- Разукрасили маленько.
      -- Так сколько же вам лет? -- вскинулся Муха.
      -- Сейчас тридцать два. А тогда было двадцать три... Летал на "вертушках", на штурмовиках... Подбили моего "грача" -истребителя-бомбардировщика... Попал к ним. Ну и отдали мою шкуру на выделку людям Хекматиара. Вошли во вкус, постарались... И вот что, мужики, есть предложение. Перейдем на "ты". Зовут меня Михаил. Я получил приказ сопровождать вас по всему маршруту. Как ваш автомеханик. Местечко найдется?
      -- Что ж, -- сказал Артист и вдруг почувствовал несказанное облегчение, -- придется потесниться...
      * * *
      Весь оставшийся день Семен и Олег провели над маршрутными картами и в тренировках.
      Погоняв степью, солончаками, песчаными косами, распаренные и возбужденные, они выскочили из машины около ворот аэродрома.
      --Ладно, -- сказал Муха, критически оглядев Артиста и "лендровер", -сойдет и так. -- Зато вид теперь у нас и у нашей коляски вполне подходящий.
      -- Эх, Олежка! -- вздохнул Артист, усевшись прямо на горячую землю у колеса "лендровера". -- Мы тут кайф с тобой ловим, загораем на пляже да уху лопаем, а как там они?
      -- "Как, как"! Они у меня у самого из головы не выходят, -- признался Муха. -- Это ты у нас телепат. Телепнул бы!
      Но Артист только безнадежно покачал головой: что-то не телепалось.
      * * *
      Личный вертолет генерала Нифонтова с Боцманом и Пастухом приземлился на рассвете на Быковском аэродроме. Их скрытно вывезли на машине на пустынное шоссе и оставили одних. Дальше надо было добираться своим ходом.
      Пейджер Боцмана, видимо, пострадал в рукопашной на борту "Руслана" и болтался теперь на поясе безжизненной черной коробочкой. А тот, что был во внутреннем кармане куртки у Пастуха, вдруг запиликал, и Сергей поспешно вытащил его и нажал кнопочку.
      На экране появился уже знакомый им текст:
      "05.50. Вновь подтверждаем место встречи в любое время до 22.00. В случае неявки после указанного времени известные вам лица будут отправлены в Могилев".
      Пастух молча показал Боцману сообщение на экранчике пейджера.
      -- Должны успеть, -- сказал Боцман. -- Слава Аллаху, тут недалеко. Да и времени вагон.
      Над шоссе висел густой туман, и они пропали в нем, не спеша шагая к платформе Удельная. В любом случае появиться им следовало из московской электрички.
      Народу на платформе было немного. Туман застилал деревья и заборы дачных участков. В ветвях громко скандалили вороны. Было сыро и холодно. Они сели в электричку, понеслись к Москве и вышли в Томилине, чтобы отправиться обратно к месту встречи.
      -- Ау, командир! -- уже по привычке чуть слышно, сквозь зубы проговорил Боцман. -- Где мы были-то с тобой? Ведь спросят.
      Пастуха и самого мучил этот вопрос.
      -- А ты посмотри на себя, -- вдруг нашелся он. -- Морда опухла, пейджер разбит, курточка -- будто слоны топтали...
      -- Ну и ты, положим, не с банкета, -- сказал Дмитрий. -- Ну что? Шлялись по городу, добрались до Выхина, чтобы ехать в Быково...
      -- Ну, дальше, дальше... -- поторопил Пастух. -- Нам же надо за всю ночь отчитаться...
      --Ладно, -- сказал Боцман, -- сунулись в кассу -- а русских денег нет. Пошли в менялку -- там блатные...
      -- Нет, -- покачал головой Сергей. -- Надо что-то другое. Значит, приехали мы в Выхино, сели в электричку -- тут патруль. Мы же в форме, хоть и без знаков различия. Будьте любезны -- пройдемте с нами. Мы решили, что эти люди -- от вас, перехватили, не доезжая Быкова, ну и поперлись, как телки...
      -- Ну дальше, дальше... -- мстительно усмехнулся Боцман.
      -- Ну а дальше -- элементарно, Ватсон. Стволы в зубы, и в "джип" с черными стеклами. Глаза завязали, а нам-то что? Вроде все согласно купленным билетам. Встретили, взяли и повезли... В семь вечера -- мы и не колебнулись. Завезли куда-то -- то ли цех, то ли склад...
      -- Плохо, -- сказал Боцман. -- Это тебе не американское кино.
      -- Ну а котельная тебя устроит? В подвале хрущобы?
      -- Ладно, теплее, -- согласился Хохлов.
      -- Стали допрашивать, валенки-галоши, мухи-котлеты... Где остальные и где, мол, встреча? Хвать за пейджеры наши -- а там все чисто, информация сброшена. О'кей, говорят, будете сидеть хоть до морковкина заговенья, пока пейджеры не запиликают. Вот тогда, мол, и узнаем, где у вас встреча и когда. Пейджеры сняли и на пол положили. Тут-то мы и смекнули, что эти птички кто угодно, только не те, кто нам "Моторолы" эти выдал...
      -- Ну а кто? -- спросил Боцман.
      -- А нам по фигу, -- сказал Пастух. -- Другие -- и точка. Сидели-сидели, ждали-ждали, пейджер ни гугу...
      -- А в двадцать три пятьдесят пейджеры запиликали, -- сказал Боцман.
      -- Ну а дальше -- извини уж, -- мочиловка, американское кино. Немного карате, немного джиу-джитсу, немного русского мата... Не могли же мы им дать прочитать сообщение! Уложили б мы с тобой четверых?
      -- Пятерых бы уложили! А за казенные пейджеры -- шестерых!
      -- Ну и все. Выскочили, район незнакомый, темень. Плутали-плутали, решили уйти подальше и ждать до утра. На метро опоздали, на электричку в Быково, естественно, тоже... Денег на мотор не было -- все отняли. Угонять транспорт не рискнули...
      -- Слушай! А бабки-то куда девать? -- спохватился Боцман.
      Из шести пачек, полученных той ночью, они успели вскрыть только одну, пять остались в нетронутой банковской упаковке.
      -- "Куда, куда"...
      Пастух, недолго думая, прыгнул с платформы на пути, нырнул под железобетонные конструкции перрона, рассовал пачки в трещины бетона.
      -- Порядок! Будет фарт -- вернемся. Подошла электричка. Они вскочили в заплеванный тамбур и минут через десять уже бродили по станции Быково. Несколько приехавших вместе с ними пассажиров быстро рассосались, и Боцман с Пастухом остались одни на влажном черном перроне. Послонялись по платформе и отправились изучать расписание. Двое коротко стриженных высоких парней в кожаных куртках подошли к ним одновременно с двух сторон. Покосились на разбитую губу Боцмана... Один из них спросил коротко:
      -- Где другие?
      -- Двое залетели в ментовку. А остальные... -- Пастух выразительно пожал плечами.
      -- Ясно, -- кивнул спросивший. -- Идемте с нами.
      На шоссе стояла "Газель". Им приказали залезть в кузов под тент и лечь на пол лицом вниз.
      Через полчаса они были в том же гараже, где прошли процедуру допроса.
      Все повторилось, как с Доком и Трубачом, но они не знали этого. Особенно долго, дотошно допрашивали Пастуха. Все показания совпали. Потом их оставили одних.
      * * *
      Наступивший день принес генеральному конструктору АО "Апогей" профессору Стенину новые известия.
      Но он был потрясен ими уже куда меньше, чем если это было бы накануне.
      Войдя утром в вестибюль главного административного корпуса "Апогея", где уже был вывешен большой портрет бывшего генерального в траурной рамке, Роберт Николаевич услышал, что вчера вечером случилось еще одно несчастье -непонятным образом сорвался с лесов в монтажном корпусе и разбился насмерть Мефодьев, один из старых заслуженных инженеров-сборщиков, большой приятель покойного Черемисина.
      Чувствуя себя постаревшим на много лет, раздавленным и все же, несмотря ни на что, готовым к сопротивлению, он вошел в кабинет. Повинуясь уже не столько рассудку, сколько интуиции, по телефону спецсвязи соединился с Байконуром. Самолет "Руслан", который вчера поздно вечером вылетел из Чкаловской с двигателем на борту, на аэродром в Казахстане не прибыл...
      За годы работы Стенин научился держать в голове одновременно десятки дел, проблем и лиц. Он был мастером согласования, великим специалистом утрясать, распутывать, расшивать узкие места. Сейчас он не должен был ошибиться ни в чем.
      Роберт Николаевич вызвал машину и приказал ехать в монтажно-сборочный цех.
      В том зале, где два месяца назад они принимали Клокова с его свитой и группу генералов во главе с Курцевским, людей теперь почти не было. Несколько двигателей "РД-018" на разных стадиях сборки стояли в боксах на массивных стапелях, окруженные ажурными лесами и стремянками.
      Теперь их было уже меньше, чем тогда. Один отработал на ракете при первом запуске, второй был отправлен вчера на "Руслане", третий монтировали в восьмиметровый нижний блок-модуль, который позже должны были пристыковать к нижней части корпуса ракеты.
      Здесь же рядом, на соседнем стапеле, у точно такого же восьмиметрового белого цилиндра, человек десять возились с макетом, предназначенным для показа на авиакосмическом салоне в Сингапуре. Уже теперь макет было трудно отличить от оригинала. Чтобы понять, где что, нужен был глаз специалиста.
      -- Несчастье-то какое! -- окружили Стенина инженеры-монтажники. -- Вы подумайте! Горе на горе, беда на беду...
      -- Покажите, где он упал, -- попросил Стенин. Они подвели его к этому месту. Оно было огорожено шнуром, и вход туда запрещался. Скоро должна была приехать, чтобы продолжить работу, следственная бригада.
      Стенин огляделся. Никого чужих не было вокруг.
      -- Так когда это случилось?
      -- Мы не знаем точно, Роберт Николаевич. Работала другая смена. Говорят, уже вечером, часов в шесть. Голова у него закружилась, что ли... Никого не было рядом. Услышали только крик и удар.
      Стенин взглянул на верхний ярус лесов. Около пяти метров. Понятно... Он мог бы задать еще несколько вопросов, но в том не было нужды.
      -- Ну как у вас дела? -- спросил он старшего инженера смены. -- Когда завершите?
      -- Макетный образец готов. Осталось только зашплинтовать крепеж, проверить все, затянуть, подкрасить кое-где -- и можно отправлять.
      -- А этот? -- он махнул рукой в ту сторону, где высился блок с настоящим двигателем.
      -- Да и тут почти все готово.
      -- Ну и отлично. Завтра закончите?
      -- Пожалуй, завтра к вечеру все сделаем.
      -- Хорошо... Оба блока -- с макетом и двигателем подготовьте к транспортировке. Все как обычно. Сначала -- белые шелковые чехлы, затем грубые, из брезента. И тот и другой -- в монтажные фермы. Дальнейшие распоряжения получите потом.
      Он вышел из цеха, снял белую шапочку и халат, стянул с ботинок белые бахилы. Он все еще не знал, как поступить... Никогда Роберт Николаевич, кажется, не понимал так хорошо, что чувствуют саперы. Он снова вернулся в свой кабинет. Как и минувшей ночью, почти все его дела и разговоры были связаны с предстоящей скорбной церемонией.
      Но в то же время Роберт Николаевич думал и о другом...
      * * *
      Прошло много часов, пока, наконец, в подземный гараж, где держали Боцмана и Пастуха, привели Трубача и Дока. Со стороны их встреча вряд ли кому-нибудь показалась бы теплой.
      -- Ну вы даете! -- вместо приветствия воскликнул Док. -- Был же приказ -- где встречаемся и когда. Где вас носило? Нам тут из-за вас чуть башки не открутили!
      -- Отвали, Док, -- мрачно огрызнулся Боцман. -- Нам тоже досталось.
      -- А те что? -- спросил Трубач. -- Так и сгинули у ментов? Ну, бригадка! Связался я с вами... Дудел бы себе да дудел... Куда их черти унесли?
      -- А мы почем знаем? -- Боцман потер распухшую щеку. -- Тут хоть жрать дают чего-нибудь?
      -- Кормят... -- сказал Иван. -- И похоже, на убой. -- И он очень выразительно взглянул на новоприбывших.
      Поговорить хотелось ужасно, но они сидели, злые и отчужденные, перекидываясь незначащими короткими фразами.
      Время шло... И, судя по всему, уже наступил вечер. Наконец что-то скрипнуло в углу и отворилась потайная дверь. Вошли двое мужчин в масках.
      -- Все! -- сказал тот, чей голос они уже знали. -- Двадцать два двадцать. Срок прошел. Пусть теперь ваши друзья пеняют на себя.
      -- Ну а мы? -- спросил Док. -- Что с нами будет, если тех нет?
      -- Этот вопрос в настоящее время обсуждается нашим руководством. Могу сказать лишь одно -- мнения на ваш счет разделились... Есть предложение заменить вас другими людьми. Которые не попадают в милицию, не разбредаются невесть куда и вообще выполняют приказы точно и в срок. Так что пока ничего нового. Ждите.
      * * *
      Белый "лендровер" швыряло из стороны в сторону, подбрасывало на ухабах и кочках...
      Из под широких скатов летели песок и камни, бурые облака горячей пыли вздымались позади машины и растягивались за ней сплошным непроницаемым шлейфом на сотни метров.
      Мухин уверенно вел внедорожник по свежей рыхлой колее, проложенной колесами идущих впереди экипажей. Семен сидел рядом справа, крепко держась за толстый резиновый поручень над передней дверью и неотрывно смотрел вперед. Раскрытая карта лежала на его коленях, но как штурману ему делать пока было нечего -- маршрут подсказывала и диктовала сама колея. На заднем сиденье, ухватившись за наваренные трубчатые фермы дополнительных стоек жесткости, полулежал Михаил.
      За окнами быстро менялся пейзаж -- поросшие кустиками чахлого саксаула участки выжженной пустыни, будто залитые грязно-белым льдом солончаки, серо-зеленые полынные степи, суровые плоскогорья, каменистые холмы...
      Наезженные дороги кончились давно -- они неслись там, где до них прошли только вырвавшиеся далеко вперед лидеры гонок. Теперь на трассе осталось лишь семьдесят семь экипажей официальных участников, шестнадцать "техничек" разных команд и еще несколько машин представителей Оргкомитета, судейского персонала и журналистов. Одни участники отставали, другие вырывались вперед, третьи догоняли, борясь за места на трассе, за командные и личные очки. От головной машины лидеров до последней "технички" железный караван растянулся почти на сотню километров -- дороги становились трудней.
      Их белый "лендровер" двигался где-то в середине, ближе к основной компактной группе, проходя за час то восемьдесят, а то и сто двадцать километров. Пока все шло отлично -- один из лучших в мире вездеходов вполне оправдывал свою прославленную репутацию.
      Улетающая под колеса колея извивалась, обходя неодолимые препятствия и скрываясь за горизонтом. А перед глазами Артиста, Мухи и Михаила еще мелькали, как кинокадры, картины минувших сумасшедших суток, проведенных в Красноводске.
      * * *
      Уже с раннего утра в пятницу на улицы города высыпало множество людей в ярких праздничных нарядах и национальных туркменских костюмах. Всюду развевались флаги Туркменистана и стран, команды которых были участниками грандиозных соревнований.
      Каких только флажков не было в руках улыбающихся жителей! Флажки французские, финские, японские, южнокорейские, немецкие, российские, голландские, испанские, американские... Кроме того, многие жители держали еще и большие цветные фотопортреты великого туркмен-баши, отца нации и государства -- президента Сапармурада Ниязова. Сотни и сотни одинаковых его лиц с мудрой строгой улыбкой всеведущего вождя взирали на подданных. Улицы были вымыты, деревья аккуратно подстрижены, всюду чувствовался железный и четкий казенный порядок. Но люди улыбались, оживленно переговаривались, ожидая, когда появится наконец лидер гонки. Всюду было полно нарядно одетых смуглых детей.
      -- И на хрена им столько его портретов? -- пожимал плечами Олег. -Совершенно не понимаю... Одного, что ль, мало? Ну двух...
      -- О! -- усмехнулся Михаил, -- Что значит человек вырос в другую эпоху! Он не знает бессмертную формулу социализма: числом портретов вождя измеряется любовь и преданность ему.
      -- Да уж! -- оскалился Артист. -- Социализм с человеческим лицом... Но -- одним!
      Репродукторы на столбах оглашали улицы и проспекты национальной музыкой, дикторы на гортанно-мелодичном языке радостно воспевали что-то, причем, кажется, чаще других слов повторялось имя президента.
      -- Хорошо! -- ностальгически воскликнул Артист. -- Все ясно, все понятно -- где верх, где низ. Как сказал гений, "сыры не засижены, лампы сияют, цены снижены...".
      На них уже некоторое время весьма внимательно поглядывал подтянутый молодой человек в расшитой тюбетейке. Услышав о сырах и ценах, он тут же мягкой, вкрадчивой походкой приблизился к ним.
      -- Что вы сказали, уважаемый? -- поинтересовался он. -- Сыры, да? Цены, да? Сыр вон там продается. Цены очень хорошие.
      Артист собрался было завязать дискуссию, но тут заметил, что повсюду вокруг полным-полно таких же молодцов в одинаковых рубашках и тюбетейках и что у многих из них в руках хорошо знакомые черные рации, -- и передумал.
      В эту минуту с разных сторон грянули духовые и национальные оркестры, и в утренней дали проспекта появился летящий во весь опор красный измятый, исцарапанный "ситроен-ксантия", сверху донизу разрисованный и оклеенный рекламными надписями, товарными знаками и эмблемами знаменитых фирм автопокрышек, машинных масел, спортивной обуви и туристского инвентаря.
      Как алый вихрь, пронеслась машина под аплодисменты толпы к линии финиша. Судьи с электронными датчиками и секундомерами зафиксировали время, а один из них махнул клетчатым флажком: лидеры марафона, гонщики-французы, вновь пришли первыми к концу очередного этапа. Машину окружили сотни людей в шелковых халатах и европейских костюмах, на пыльный, дышащий жаром "ситроен" сыпались свежие цветы, вовсю работали фото- и видеооператоры, гремела музыка...
      Через полминуты примчалась вторая машина -- зеленый "джип-мерседес", за ним -- ярко-желтый, замызганный до крыши "форд-бронко". Гонщиков обнимали, фотографировали, наперебой пожимали руки.
      -- Ну вы как знаете, -- сказал Артист, -- а мне недосуг. Пора приниматься за дело, за свои прямые обязанности.
      И, нацепив на голову здоровенные профессиональные наушники, повесив на шею фотокамеру "Поляроид" и диктофон, рассовав по карманам несколько кассет, Семен с азартным видом кинулся с микрофоном наперевес в самую гущу толпы, туда, где под палящим солнцем теребили усталых гонщиков настырные журналисты. Нахально расталкивая коллег, он начал остервенело пробиваться к победителям.