«Это дело ведет следователь Юй», – внушал себе Чэнь, в то же время сознавая, что именно он назначен старшим следователем специальной оперативной группы. Чэнь не хотел наблюдать за всем, что делает Юй. И не обращал внимания на настойчивые звонки секретаря парткома.
      Чэнь видел, что перевод «Нового Мира» стал успешно продвигаться, особенно после прочтения книги по маркетингу, которую принесла Белое Облако. Однако мысли его все время возвращались к делу Инь. И хотя его голову не покидала мысль, что следует доставить перевод вовремя, он все же понимал, что работа в полиции стала нормой его жизни. Сейчас, когда расследование убийства шло полным ходом, он чувствовал именно так.
      Чэнь сообразил, что расследование дает хороший повод поехать в переулок, чтобы на месте осмотреть шикумэнь, это ему нужно было для перевода проекта.
      Когда он рассказал Юю, что намерен это сделать, Юй быстро поддержал эту идею, хотя это несколько удивило его. Чэню вовсе не обязательно ехать туда. Юй был абсолютно убежден в этом. Но для близких коллег, какими они были, неудачная идея все равно лучше, чем никакая.
      Во время разговора Юй также обсудил с Чэнем вероятность того, что убийца выжидал момент, пока Пэн уйдет, и прятался где-то в закутках шикумэня, чтобы потом ускользнуть незамеченным.
      – Я подумаю над этим, когда осмотрю дом, сказал Чэнь.
      «Изучение местности» поможет Чэню сохранить репутацию. Но сейчас более важным было усмирить Почтенного Ляна, который настаивал на том, что, пока Цай задержан, дело должно быть завершено, хотя этот азартный игрок по-прежнему все отрицает. Когда Юй упомянул об отсутствии улик и свидетелей, Почтенный Лян сам решил разобраться с этим. Не говоря ничего Юю, он нашел комнату Цая в переулке, так же как нашел дом, в котором он жил в районе Янпу, но к успеху это не привело. При таком стечении обстоятельств визит в переулок Чэня мог легко быть расценен как помощь в решении задачи Почтенного Ляна. Чэнь не хотел, чтобы старик страдал от мысли, что потерял лицо, поэтому оставил телефонное сообщение для Почтенного Ляна, взял несколько фотографий, чтобы попытаться с их помощью вообразить себе «Новый Мир» в окрестностях переулка.
      Когда Чэнь приехал в переулок Сокровищницы сада, он увидел Почтенного Ляна, ожидающего и приветствующего его напротив ворот, проявляя тем самым явное уважение к его персоне.
      – Добро пожаловать в наши окрестности, товарищ старший следователь Чэнь. Ваши наставления очень ценны для нашей работы.
      – Не нужно так говорить, товарищ Лян. Я же вам звонил по телефону и сообщил, что в отпуске, – сказал Чэнь. – Я просто хочу обследовать этот район для моего проекта.
      – Следователь Юй опросил некоторых родственников Инь, но я хочу сказать, что мы должны сконцентрироваться на…
      – Вы хорошо работаете, – прервал его Чэнь. – Следователь Юй много рассказывал мне о вас. Но я здесь не для того, чтобы обсуждать ход расследования. Я уверен, что вы очень заняты, поэтому не стоит меня сопровождать.
      – Но я по-прежнему здесь хозяин, товарищ Чэнь. Я с большим удовольствием сделаю все от меня зависящее. Если вам что-нибудь понадобится, пожалуйста, дайте мне знать.
      – Я сейчас занимаюсь исследованием старого архитектурного стиля. Следователь Юй сообщил мне, что это типичный шанхайский переулок, дом с типичным домом шикумэнь. Поэтому я и решил приехать сюда сегодня.
      – Лучшего гида вы здесь не найдете, товарищ Чэнь. А ту работу, что я планировал на сегодня, я уже выполнил, – сказал Почтенный Лян с нескрываемым чувством гордости. Участковый действительно был в курсе всего того, что происходит на его территории, а также знал историю здешней архитектуры.
      Чэнь предложил своему навязчивому «путеводителю» сигарету. Ему не очень хотелось сейчас оставаться с Почтенным Ляном. Юй предупреждал его о болтливости старика. Тем не менее он мог предоставить интересную информацию как для расследования, так и для перевода.
      – Пожалуйста, расскажите мне, товарищ Почтенный Лян.
      – Взгляните на этот переулок. Переулок, или по-китайски «лунтан», сам расскажет вам о ранней истории Шанхая, – начал Почтенный Лян, когда они остановились напротив входа в шикумэнь. Было видно, что участковый обладал даром красноречия и мог часами рассказывать и о домах, и о переулке. – После первой опиумной войны и Нанкинского договора англичане вынудили нашего императора открыть им проход на восток страны через Шанхай, часть земель которого была отдана под иностранные концессии. Небольшого числа живших на территории концессий китайцев было недостаточно для обслуживания иностранцев. Поэтому некоторые местные шанхайцы, напуганные беспорядками, происходившими за пределами концессий, получили разрешение на въезд на территорию концессий. Британские власти взяли на себя руководство по строительству зданий для китайцев, устроив тендер. Для удобства был выбран проект, где дома должны быть выдержаны в одном архитектурном стиле и расположены ряд за рядом, как строят казармы, с выходом к основному переулку. Французские власти вскоре начали подражать этому стилю.
      – Ну а что насчет шикумэня? – перебил Чэнь Почтенного Ляна, когда тот остановился, чтобы сделать смачную сигаретную затяжку. Это представление могло продолжаться гораздо дольше, чем Чэнь был готов воспринимать. К тому же он уже где-то слышал некоторые из этих подробностей.
      – Я все здесь обошел, товарищ Чэнь, – сказал Почтенный Лян, закуривая другую сигарету от докуренной первой. – Это действительно хороший стиль, и эти дома сохранили только для высших партийных кадров.
      Раньше не многие китайцы могли позволить себе въехать в концессию. Дом шикумэнь – это типичный шанхайский двухэтажный дом с маленьким двориком, в который можно попасть, пройдя через проем в стене. Первоначально дом был спроектирован для одной семьи, большой и обеспеченной. В нем было много комнат разного назначения. В крыле здания располагался холл, передняя комната, столовая, угловая комната, мансарда и также комната под лестницей. Из-за нехватки жилья некоторые комнаты сдавались внаем, потом в субаренду, иногда комнаты делились на несколько. И так продолжается до сегодняшнего дня. Вы, наверное, слышали о шанхайской комедии «Семьдесят две семьи в доме»? Она о таком переполненном доме.
      Наш переулок не совсем такой. В общем-то здесь не больше пятнадцати семей в одном шикумэне.
      – Да, я видел эту комедию. Очень веселая пьеска а сколько там разных типажей! Жизнь в доме шикумэнь, должно быть, очень интересная.
      – О, будьте уверены. Жизнь здесь очень колоритная. Здесь разыгрываются такие сценки между жителями! Вы становитесь его неотъемлемой частью, и вся округа становится твоей. Возьмите, к примеру, коридор. Он стал кухней много лет назад, а в ней угольные печи более чем для десятков семей. Там немного тесновато, но это не так уж плохо. Будешь здесь готовить, узнаешь от соседей, как готовят еду в других провинциях.
      – Мне нравится это, – улыбнулся Чэнь.
      – Или, скажем, дворик. Там вы можете заниматься чем угодно, летом спать на ротанговом раскладном стульчике или на бамбуковом матрасе. Там всегда прохладно, поэтому не надо беспокоиться о вентиляторе. Там бабушка Лю, или тетушка Чэнь, или маленькая Хоу сообщит вам все последние новости в переулке, и для этого не обязательно выходить во двор и нудно тереть свое белье о стиральную доску. И конечно же вы научитесь делиться новостями с вашими соседями.
      – Звучит очень трогательно, – сказал Чэнь. – Здесь люди приобретают опыт, что невозможно в современных домах.
      – Люди в переулке что только не делают, – продолжал Почтенный Лян с нарастающим энтузиазмом. – Одни мужчины занимаются гимнастикой, другие заваривают в чайнике чай и пьют его, кто-то поет отрывки из пекинской оперы, кто-то беседует о погоде или о политическом положении. Женщины моют, готовят и между делом разговаривают. У людей здесь нет гостиной, как во многих элитных квартирах. Поэтому вечером большинство из них выходят из дому проветриться, мужчины играют в шахматы или карты, рассказывают истории, женщины болтают, вяжут или штопают.
      Чэню были знакомы такие сцены с детства, хоть он и жил в другом переулке. Тем не менее, какой бы ни была новая информация, настало время подвести черту в разговоре с Почтенным Ляном.
      – А о таком вы слышали? – продолжал Лян. – Продавец сладкой ваты зазывает своих покупателей. По переулку бродят разные торговцы. Они предлагают множество товаров и оказывают разные услуги: кому обувь починить, кому станок, а кому-то надо сшить одеяло для зимы. Это так удобно…
      – Спасибо вам большое, товарищ Почтенный Лян. Как говорится в пословице: «Разговор о твоих заслугах займет больше десяти лет учебы», – искренне процитировал Чэнь. – Я с удовольствием с вами поболтаю, только вот закончу свой перевод.
      Почтенный Лян наконец-то понял, что Чэнь хочет остаться один, извинился, попрощался и пошел в домком.
      Чэнь посмотрел, как он спускается вниз по переулку, делая большие крюки, обходя развешанное на бамбуковых перекладинах выстиранное белье. Эти разноцветные лоскуты и полотнища очень напоминали картину импрессионистов. Очевидно, Почтенный Лян все еще чтил старое поверье, что, якобы пройдясь под женским нижним бельем, навлечешь на себя беду.
      Вернувшись в реальность, Чэнь с трудом открыл переднюю дверь дома шикумэнь. Она была деревянная, довольно массивная и черного цвета. Он увидел два медных колокольчика и внушительный деревянный засов внутри. Когда он открывал дверь, долгое время служившую людям, она скрипела.
      Во дворике было несколько человек. Они наверняка видели, как он разговаривал с Почтенным Ляном, но продолжали заниматься своими делами, не пытаясь заговорить с ним. Он пересек дворик и увидел ряд длинных, очень изящных узорчатых дверей с изображениями восьми бессмертных, переплывающих море . Двери могли бы составить прекрасную экспозицию в будущем музее народного творчества «Нового Мира», подумал Чэнь.
      Он вспомнил свое далекое детство и осознал, что никогда не видел коридоров шикумэня, которые использовались бы по своему назначению. Этот коридор не был исключением и тоже стал общей площадью с тех пор, как все комнаты вместе с «крыльями» стали открываться в коридор. Он почувствовал пикантный запах «вонючего доуфу», любимого блюда некоторых семей, издаваемый при жарке в воке. Многие шанхайцы любят его за исключительный вкус и своеобразную текстуру. Большинство ресторанов не предлагает это блюдо посетителям, потому что оно очень дешевое. А жаль. В воздухе ощущался и другой тонкий аромат, с ностальгическим запахом знаменитого куриного супа, приправленного большим количеством имбиря и зеленого лука.
      Чэня не удивило бы возможное превращение шикумэня в ресторан. Это был бы уникальный ресторан. В книге по китайской кулинарии он вычитал, что самое лучшее блюдо может быть приготовлено только дома умелой хозяйкой, которая проводит на кухне дни и, полная вдохновения, готовит яство, которое будет подано любимым людям.
      В таком ресторане-шикумэне будет создана приятная семейная атмосфера. Помещения-«крылья» будут использоваться как столовые, маленькие комнатки здесь и там – как отдельные кабинеты. Пребывание в таком доме, даже без упоминания о контрасте между прошлым и настоящим, будет здорово усиливать тему «Нового Мира».
      Во внутреннем дворике также можно проводить романтические вечера за бокалом вина или чашкой чая.
      В его памяти всплыл отрывок из древнего стиха:
 
На небе полная луна,
как будто на гвозде она.
И осень ясную во глубине двора
раскидистая ветвь скрывает.
Распутать прошлое нельзя, а жаль.
Отрезать проще ведь бывает.
И расставания печаль
на сердце тяжестию ляжет.
 
      Эти строки из стихотворения Яна были заключительными в рукописи. В одну из ночей, когда все остальные семьи в шикумэне спали, Инь, одинокая женщина с разбитым сердцем, могла выйти в этот самый дворик и читать их себе.
      Чэнь бросил окурок и, пройдя по коридору, вышел через заднюю дверь, при этом он задержался и несколько раз закрывал и открывал дверь. Кто-то ведь мог прятаться за дверью, которая открывалась в сторону лестницы, и мог быть просто не замечен людьми, которые спускаются по лестнице.
      Снаружи Креветочница была всегда на виду, но ее бамбуковый стульчик стоял в переулке, где-то в трех или четырех шагах от него. На улице было холодно. Женщине было непросто сидеть здесь каждое утро и работать, когда ее пальцы замерзали от заиндевевших креветок, за мизерную плату в два-три юаня за час. Он подсчитал, что ее месячный доход равен деньгам, которые ему заплатят за час его перевода.
      Чэнь вдруг вспомнил две знаменитые строчки Бай Цзюйи, писателя Танской династии. «Какие у меня заслуги – с моим месячным доходом в шесть тысяч цзиней риса?» В то время, когда множество людей не могли досыта наполнить брюхо, этот заработок был почти царским.
      Постоянно обсуждаемой темой среди китайской интеллигенции была тема нечестного распределения богатства в обществе. Но товарищ Дэн Сяопин, возможно, был прав, заявив, что некоторым китайцам можно разрешить первыми стать богатыми в их социалистическом обществе, и богатство, которое они накопили, «просочится» в массы.
      Как появлялись деньги у таких выскочек, как Гу, одному небу известно. Несмотря на то что в девяностых годах Китай все еще оставался социалистической страной, с вечным уклоном на тоталитаризм, для общества в целом пропасть между богатыми и бедными быстро и опасно увеличилась.
      Чэнь начал подниматься по лестнице. Было темно, он на ощупь наступал на каждую ступеньку. Для незнакомца было нелегко идти по этим ступенькам не спотыкаясь. Здесь нельзя было обойтись без света, даже в середине дня. Однако в таких зданиях, где живет столько семей, подсчитать плату за электричество было бы очень тяжело.
      Некоторые комнаты на каждом этаже, очевидно были разделены временными перегородками, подумал Чэнь. В двухэтажном здании жило шестнадцать семей, всего около сотни жильцов. Если бы Юю каждый жилец казался потенциальным подозреваемым, то ему надо было бы уходить с работы, как несправившемуся.
      Чэнь не мог не войти в комнату Инь, хотя он и не намеревался делать этого, ведь Юй уже провел тщательный осмотр.
      Ему стало грустно, когда он подумал об одинокой женщине, чью смерть он должен теперь расследовать более усердно. Мебель уже покрылась тонким слоем пыли, которая каким-то непонятным образом делала все предметы ему знакомыми. Лежала пачка старых журналов, в которых были закладки. Он полистал их и обнаружил, что на каждой помеченной странице были стихи Яна, которые позже появились в сборнике. Высоко на пожелтевшей от времени стене все еще висела картина, написанная в традиционном китайском стиле, на которой были изображены две канарейки. Больше ничего, что относилось бы к Инь, в комнате не было.
      Комнату, в которой жила Инь, в среде писателей называли «тинцзыцзянь» – «место, где слышишь слово». Были писатели, не вылезавшие из нищеты и не имевшие возможности снимать хорошие комнаты, не только в тридцатых, но и в девяностых годах. Комната тинцзыцзянь – это пространство в доме, которое только символически можно было назвать жильем. Оно располагалось между двух этажей и с трудом подходило для проживания.
      Его удивляло и само помещение, и возможность что-то делать в такой комнате, и то, что комнату идеализировали в художественных произведениях. В прошлом тинцзыцзянь не казались такими гламурными, но теперь вызывали ностальгию. «Мысли волшебным образом созревали в памяти». Это строчка из стихотворения какого-то русского поэта, но Чэнь не смог ее понять, когда прочитал в университетские годы. Он смог осмыслить ее лишь много лет спустя.
      Чэнь стал прохаживаться по тинцзыцзянь, хотя для этого было не так уж и много места. Он хотел собраться с мыслями.
      Для Инь было не просто творить здесь. Здесь вообще все было не просто, по той причине, что люди то и дело спускались и поднимались по лестнице, отовсюду исходил шум, а воздух был наполнен различными запахами. Вот и сейчас с кухни шел неприятный резкий запах от соленой рыбы, скворчащей на сковородке. Он поморщился.
      Чэнь подошел к окну и осторожно облокотился на подоконник, с которого облезла почти вся краска.
      Единственным преимуществом для писателя в этой комнате было окно, расположенное ниже второго, но выше первого этажа, почти на уровне глаз, из которого открывался вид на всю суматоху и толкотню переулка, такого близкого и одновременно далекого.
      Несмотря на холодную погоду, в переулке было несколько жителей. Они перекатывали в руке шарики , разговаривали и между делом ели, обмениваясь тонкими кусочками жареной свинины и свежеприготовленной рыбы. Чэнь не мог понять, был ли это поздний завтрак или ранний обед. Мимо них то и дело сновали продавцы, предлагая различный товар, развешанный на жердях, которые они несли на плечах. Прошел пожилой мужчина с уткой в руках. Чэнь увидел, как он остановился, чтобы напоить ее из лужи, а потом быстро засеменил, исчезнув, как облако. Возможно, перед глазами старика предстала картина приготовленной утки политой маслом и обсыпанной семенами кунжута Он крепко схватил за горло беспомощную птицу, при этом его лицо выражало полное удовлетворение. Может, это мистер Жэнь, экономный гурман? Старший следователь Чэнь только потом вспомнил, как мистер Жэнь говорил ему, что почти не готовит дома.
      Чэнь еще раз взглянул на крутой изгиб переулка, на угол, где сейчас на бамбуковом стульчике сидела Креветочница, с теми же пятнами на одежде, с тем же большим тазом возле ног, наполненным сверкающей рыбной чешуей. Наверное, она договорилась с еще одним продуктовым магазином.
      Когда он спускался по лестнице к черному входу, он обратил внимание на почти скрытое от глаз пространство под лестницей.
      В шикумэне любая неиспользуемая площадь была на вес золота. Поскольку не нашлось семейства, претендовавшего на место под лестницей, здесь устроили что-то вроде кладовки, куда сносили ненужные вещи, хотя, по мнению некоторых, они имели некоторую ценность: сломанный велосипед семейства Ли, трехногий ротанговый стул Чжанов, труба печи Хуанов. Чэня заинтересовало то что это место было закрыто чем-то вроде занавеса из какой-то тяжелой материи, возможно бывшим дорогим гобеленом, который за давностью лет и под воздействием дыма от угольных печей потускнел.
      Занавес мистически шевелился. Как только Чэнь сделал шаг в том направлении, из-за занавеса вынырнули два мальчугана. Они, наверное, играли там в прятки. Увидев Чэня, они убежали, смеясь и пронзительно визжа. Чэнь отодвинул полотно; место было завалено грязным, вышедшим из строя хламом.
      За ним сразу же протиснулся мужчина средних лет и взял стоящую у лестницы сумку с углем.
      – Извините, время обедать, – промямлил он, бросая в ковш куски угля.
      Взглянув на часы, Чэнь понял, что провел здесь почти три часа и не нашел для следствия ничего стоящего. Возможно, он получил общие представления для своего перевода, но никаких реальных идей для «Нового Мира» у него не возникло.
      Он ушел из шикумэня обходными путями, а затем вернулся к основному переулку, в котором пульсировала жизнь, как говорил ему Почтенный Лян. Чэнь увидел женщину среднего возраста, моющую горшок из красного дерева. Другая женщина быстрыми шагами шла из магазина с полной корзиной съестного. Еще одна женщина разделывала крупного карпа, разложив рыбину на ровном месте в переулке. Она соскабливала чешую и между делом сплетничала.
      Продвигаясь по переулку и вновь свернув за угол, он увидел седого мужчину, играющего в шашки го на доске, разложенной на табуретке. Черные фишки в одной руке, белые – в другой. Он с таким видом изучал комбинацию на доске, будто бы принимал участие в национальном турнире. Чэнь тоже любил играть в го, но никогда не пытался играть сам с собой.
      – Привет, – сказал он, оказавшись около табуретки. – Почему вы играете в одиночку?
      – Вы когда-нибудь читали «Искусство войны»? – спросил старик, не поднимая головы. – «Познай своего врага, как знаешь самого себя», и ты будешь выигрывать все время.
      – Да, читал. Вам нужно знать, почему ваш противник сделал такой ход. Вы должны попытаться понять вашего противника.
      – По-моему, как бы ни стояли черные фишки, лучшее, что я могу сделать, – это попытаться понять, когда противник их поставил. Но этого недостаточно. Надо знать приемы вашего соперника, чтобы вам не приходилось о них думать, как если бы вы прочитали его мысли и стали им.
      – Понятно. Спасибо вам, дядюшка. Это убедительно, – искренне сказал Чэнь. Ему показалось, что разговор был совсем не об игре. – Я применю ваши знания на практике, и не только в игре го, – добавил он.
      – Молодой человек, не воспринимайте меня всерьез. Когда играешь во что-либо, то хочешь только выиграть, – произнес старик. – Когда ты весь в игре, считается каждая фишка, имеет значение каждый ход. Ты счастлив, когда выигрываешь, и печален, когда проигрываешь, уходишь с деньгами или отдаешь последнее. Все это иллюзия. Только после игры приходит осознание, что это была всего лишь игра. Согласно буддийским писаниям, все в земном мире – иллюзия.
      – Точно. Вы изложили все верно.
      Чэнь решил вернуться домой. Он не мог позволить себе потратить на переулок целый день. Разговор о го стоил ему еще десять минут. На столе лежал незаконченный перевод, но он все еще думал о расследовании, по крайней мере, на пути домой, после разговора с игроком. Старик просветил его так, как будто помог Чжан Ляну две тысячи лет тому назад в эпоху династии Тан.
      Выходя из переулка, он обернулся, чтобы еще раз взглянуть на здание, где Инь провела последние годы своей жизни после смерти Яна. В голове промелькнули строки:
 
Где красота моя,
Одной из ласточек, томящихся в остроге?
Мечтала в прошлом я, мечтаю и теперь.
Возможно ли в мечту захлопнуть дверь?
Ведь это бесконечный круг и радости и горя.
Пусть кто-то там, бредущий по дороге,
При виде желтой башни, вспыхнувшей в ночи,
Вздохнет, меня припоминая, и помолчит.
 
      Эти строки Су Дунпо о куртизанке, которая заперлась в башне после смерти ее возлюбленного. И хотя тинцзыцзянь нельзя было сравнивать с романтической башней, но Инь также заперла себя.
      Чэнь решил заниматься расследованием по мере своих возможностей. Он попытался встать на позицию правительства, но все еще не мог понять, что можно было получить от убийства Инь. За последние годы партийные власти изменили свое отношение к диссидентам. Иностранные вложения неотъемлемая часть китайской экономической реформы, напрямую зависели от взглядов нового более совершенного правительства. Не было смысла убивать такую персону, как Инь. Потом, она не была человеком, борющимся за свободу и демократию под красными транспарантами на площади Тяньаньмэнь .
      Потом он попытался представить, что об Инь думали соседи. Инь была бедной, об этом знали все. Кто-то отчаянно нуждался в деньгах, например Цай, который мог выбрать себе другой объект, того же мистера Жэня, также одинокого и также выходящего из дому по утрам. Кроме того, в здешних местах никто не будет хранить у себя много наличных.
      Предположим, что кто-то украл сберкнижку Инь и пытался забрать деньги из банка, тогда это было бы слишком рискованно. Банки в городе открываются после девяти, а к этому времени Инь давно бы уже обнаружила пропажу и сообщила властям. Поэтому это не было похоже на спланированное ограбление.
      Казалось, не было причин подозревать ни жильцов, ни соседей в злом умысле.
      И все-таки чужак проник в дом с целью убить ее!
      Чэнь поймал себя на мысли, что трясет головой в знак отрицания. Теоретически вероятностей могло быть бесчисленное множество. Он мог бесконечно придумывать различные мотивы, но все они так и оставались в теории. Не было никаких фактов, за что можно было бы зацепиться.
      На углу улицы Шаньдунлу Чэнь увидел вывеску книжного магазина «Новый Китай». К его удивлению отдел, где всегда продавали книги, превратился в одну большую секцию безвкусных нарядов и изделий ручной работы, а другой отдел, завешанный рядами красных бумажных фонариков, продавал японскую лапшу. Чэнь не был здесь несколько месяцев, и магазин изменился до неузнаваемости. Было похоже на старого знакомого, сделавшего пластическую операцию: узнаваемо, но совсем другое.
      Он не решился войти, пытаясь сосредоточиться на деле. Чэнь мельком взглянул на прилавок с новыми журналами и газетами у входа. «Одна неделя в Шанхае», «Шанхайская культура», «Живописная набережная», «Жизнь за одну неделю». Все эти газеты пестрели большими цветными фотографиями звезд. Он не читал ни одной из этих ультрамодных газет, узнал лишь одну фотографию гонконгской актрисы на обложке.
      Как быстро все меняется в городе.
      Потом Чэнь постарался взглянуть на это дело с другой стороны. Если не учитывать мотива, что сделал бы пришлый убийца после совершения преступления?
      Безусловно, он попытался бы немедля исчезнуть.
      И в этой попытке скрыться есть вероятность быть увиденным кем-либо в доме. Но это совсем небольшой риск. В шикумэне у людей могут быть родственники или друзья, которые навещают их или гостят, и присутствие незнакомца может не вызвать мгновенной тревоги. Никто не решится остановить уходящего. По худшему сценарию, если тело Инь было немедленно обнаружено, то позже один из соседей мог дать для полиции ложное описание подозреваемого, правда, одного такого описания для расследования убийства недостаточно.
      Оставаться в комнате с убитой и ждать, что вот-вот постучат в дверь, еще больший риск. Чем дольше убийца оставался бы в комнате, тем больше людей могли спуститься сверху и подняться снизу проходя мимо закрытой двери тинцзыцзянь, и если Инь не появлялась, то подозреваемых стало бы больше.
      По предположению Юя, убийца мог находиться в укрытии, в тинцзыцзяне или где-нибудь еще и ждать удобного момента, чтобы уйти из здания.
      Чэнь не считал укрытие единственно возможным местом, где кто-то мог спрятаться прямо среди кусков разбитой мебели и другого хлама, скопившегося в разных углах и щелях здания. Например, он мог спрятаться за открытой задней дверью или за гобеленом под лестницей.