Следовательно, если Креветочница покидала свое место или когда все соседи побежали наверх, в этой сутолоке убийца мог исчезнуть.
Но укрытие и ожидание – это уже большой риск. Если бы его там обнаружили, он немедленно оказался бы в списке подозреваемых и был бы схвачен или по крайней мере допрошен.
Зачем убийце идти на такой риск? И зачем убивать Инь? Для чего?
На эти вопросы у него не нашлось ответов.
Днем Чэнь вернулся к своей работе над переводом. Он сказал Белому Облаку, что весь день был в шанхайской библиотеке. Поверила ли она ему или нет, но она не звала его и не стучалась к нему в дверь.
Он подумал, что сделал все возможное, на что был способен, в этом криминальном расследовании. У сыщиков могут уходить дни или недели на расследование дела, причем зачастую безрезультатно. А он не мог себе позволить, несмотря на его решимость принимать участие в деле, тратить столько времени.
Ближе к вечеру ему позвонил Лу Иностранец. Как всегда, Лу начал благодарить Чэня за деньги которые тот дал ему при создании ресторана «Подмосковье», и потом Лу еще раз пригласил его на обед.
– Сейчас у меня несколько официанток, одетых в белые, туго зашнурованные корсеты с подвязками, прямо как на картинках старого Шанхая. Полный аншлаг. Посетителей море. В основном это молодежь. Они говорят, что здесь атмосфера сяоцзи.
– Сяоцзи – мелкая буржуазия?
– О да, новый модный термин. Сяоцзи – мелкая буржуазия, ультрамодные, высокообразованные, здравомыслящие потребители. Ресторан пользуется особенным успехом у клерков, нанятых иностранцами в совместные предприятия. Если ты не сяоцзи, ты ничто.
– Да, язык конечно же меняется, – сказал Чэнь, – и он также меняет нас.
– Кстати, – сказал Лу в конце разговора, – вчера я звонил твоей матери. У нее проблемы с желудком. Несерьезные. Поверь, нет повода для беспокойства.
– Спасибо. Я позвоню ей. Мы созванивались два дня назад, она мне ни на что не жаловалась.
– Ты знаешь, она мне много о чем рассказала: о твоей женщине, о твоей работе и о тебе тоже.
– Я знаю, друг. Спасибо тебе большое.
Кладя трубку телефона, Чэнь подумал, что если он надумает в один из вечеров взять с собой на обед Белое Облако, то это будет не ресторан «Подмосковье», как бы ни настаивал Лу.
Его приятель и его мать были слишком обеспокоены тем, что они оба называли «самой необходимой вещью» в его личной жизни, или, как говорил Конфуций, главным проявлением сыновьего долга. «Самая худшая вещь – это не обеспечить семью наследником». Лу каким-то непостижимым образом стал преданным и восторгающимся советчиком по любому вопросу жизни Чэня. Любая девушка, которая была замечена в компании Чэня, кем бы она ни была, давала повод фантазии Лу разыграться.
В какой-то момент Чэнь почти позавидовал Лу Иностранцу, успешному бизнесмену и хорошему семьянину. Хоть он и был с причудами, но оставался консерватором и соблюдал традиции в отношении друзей.
Чэнь похрустел пальцами и вернулся к своему столу, к работе. Только одна она не разочаровывала его. На самом деле работа позволяла ему спрятаться от проблем.
Ему в голову пришла новая идея. Даже если нельзя понять мотив убийства, то можно предполагать, что убийца прятался и выжидал, как утверждал следователь Юй. Сразу возникла гипотеза, что убийца мог испугаться не потому, что его могли увидеть, а потому, что его могли УЗНАТЬ соседи из шикумэня. Эта версия открывала множество новых предположений. Убийцей может быть человек, который когда-то жил в доме или бывал в нем, а может, даже хорошо знал Инь. Когда было обнаружено тело Инь, его могли запросто узнать, потому что его личность знакома. Поэтому, осознавая весь риск, ему пришлось спрятаться. Однако вскоре всплеск эмоций Чэня начал угасать. Он понял, что это всего лишь очередная версия как и все остальные, возникающие в его голове.
16
Потом в расследовании произошел неожиданный поворот. Вань Цяньшэнь явился в полицию, чтобы сообщить кое-что важное об убийстве Инь Лиге.
Это случилось 14 февраля, через неделю после того, как Ланьлань нашла Инь убитой в ее комнате, и два дня спустя после того, как Почтенный Лян заключил Цая под арест. По словам Ваня, он убил Инь не ради денег, а из-за долго копившейся классовой вражды против нее.
Почтенный Лян сначала удивился, но потом с готовностью воспользовался неожиданным поворотом событий, который в конечном счете подтверждал его версию жильца-убийцы. Вань находился в начале списка подозреваемых. Юй также должен был бы радоваться успеху, но он не радовался. Присутствуя вместе с Почтенным Ляном на допросе Ваня в районном полицейском отделе, Юй чувствовал замешательство.
– Инь Лиге заслуживает этого, – сказал Вань, едва сдерживая негодование. – Она оклеветала партию и нашу социалистическую страну. Конечно, ее смерть несколько запоздалая.
– Обойдемся без ваших политических лекций, – распорядился Почтенный Лян.
– Расскажите нам, как вы это сделали? – спросил Юй, вытаскивая из пачки сигарету, но не прикуривая ее. – В деталях.
– За ночь до этого я плохо спал. Это было шестого февраля. Седьмого я встал позже обычного, но все еще хотел идти на набережную. Когда спустился по лестнице, Инь поднималась. Я случайно задел ее на ступеньках. Лестница очень узкая. Она резко выкрикнула: «Ты все еще член рабочей организации «Идеи Мао Цзэдуна»?» Это было слишком. Какого черта она оскорбила рабочий класс в моем лице? И в этот момент я повернулся, проследовал за ней в комнату и задушил подушкой, прежде чем она могла закричать или оказать сопротивление.
– Что вы сделали потом?
– Я понял, что убил ее в момент слепой ярости. Я не хотел этого делать. Поэтому я вытащил ящики из стола и разбросал повсюду их содержимое, чтобы запутать следы.
– Тогда в первый раз, когда я с вами разговаривал, – сказал Юй, – вы мне сказали, что занимались гимнастикой на набережной. Почему такое неожиданное признание?
– А что будет со мной, если я скажу вам правду? Я знаю, это было не преднамеренно. Если бы она не спровоцировала меня в то утро, я бы не потерял контроль. Почему я должен страдать от этого? – вздохнул пожилой Вань. – Теперь же, когда Цай арестован, ситуация изменилась. Я обязан принять серьезное решение. Возможно, Цай и преступник, но он не должен быть наказан за то, преступник, чего не делал.
– То есть вы больше не волнуетесь о том, что с вами произойдет?
– Я сделал то, что сделал, и, как мужчина, я беру на себя ответственность.
– Так, а что вы сделали после того, как убили Инь?
– Я вернулся к себе в комнату. Я никого не встретил на лестнице, но рисковал, возвращаясь в свою в комнату. Потом я услышал, что кто-то поднимается, потом стали звать на помощь. Я выждал пару часов и не уходил до девяти утра, когда обычно возвращаюсь с набережной.
По всем их теоретическим предположениям и практической работе, такое внезапное признание показалось Юю противоестественным, но утверждения Ваня, казалось, имели смысл. Некоторые детали сходились.
– Один вопрос: вы говорите, что вытащили ящики и содержимое разбросали повсюду, так?
– Да, все верно.
– А вы помните, что лежало в ящиках?
– Нет, не помню. Все произошло мгновенно, как в кино, у меня не было времени думать.
– Вы наверняка хоть что-то помните, – проговорил Юй медленно и терпеливо, – если не каждую деталь.
– Ну, там было немного наличных, как сейчас припоминаю, где-то пять-десять юаней.
– Вы взяли деньги?
– Нет, конечно нет. Что вы обо мне думаете?
– Что ж, мы выясним. Мы еще поговорим с вами.
Юй подал знак, чтобы Ваня отвели в камеру
– У Ваня есть мотив, – обратился Юй к Почтенному Ляну, когда они остались наедине. – Но что подтолкнуло его к признанию? Цая же еще не осудили. Он был единственным арестованным. Какие отношения между Цаем и Ванем?
– Да ладно вам, следователь Юй. Они не родственники, не друзья. Вань мог сделать что угодно, но не прикрывать Цая. Вань и Цай незадолго до этого поругались.
– Да? По какому поводу?
– Линди и Сю Чжэнь мало зарабатывают, а в семье у них шесть человек, включая сына с его подружкой. Если бы Цай не помогал им деньгами… на самом деле это и есть одна из причин, по которой Сю Чжэнь вышла за него замуж. Семья с трудом зарабатывала на жизнь. Вань вынуждал Цая больше помогать его семье, тогда Цай в резкой форме сказал, что это не его дело.
– Что ж, соседские разборки меня не удивляют.
– Здесь что-то другое, товарищ Юй.
– Что?
– Мы с вами допрашивали его насчет алиби и спрашивали, кто может подтвердить его слова. Но он никого не назвал.
– Это правда.
– Так Вань и есть убийца. Это очевидно. Нет необходимости продолжать расследование.
– Но у нас есть пара обстоятельств, которые мы должны понять, прежде чем закрывать дело.
– Например?
– Вань, судя по его рассказу, трогал многие вещи в комнате Инь. Поэтому на них должны были остаться отпечатки пальцев. Первичное заключение об отпечатках еще не поступило, так как их очень много, они повсюду, но я не думаю, что это следы Ваня. Мы должны перепроверить результаты исследования отпечатков. – Да, мы сделаем это.
– Также Вань упомянул о наличных, пятидесяти юанях в ящике, но мы нашли только несколько монет. Это подозрительно.
– Что ж, Вань мог что-то забыть. – В тот момент у нас была только информация от Ваня. Если это правда, – я имею в виду, что он ушел из дома тем утром около шести, – некоторые соседи могли его видеть, хотя тогда не придали этому значения.
– Мы и это можем проверить, не думаю, что вам нужно беспокоиться. В дополнение к его словам мы нашли веские улики, – сказал Почтенный Лян хвастливым тоном. – На его чердаке я обнаружил билет на поезд в Шэньчжэнь, отправляющийся на следующей неделе.
– Вы обыскивали его комнату?
– Да, как только он сделал признание. Вот билет. Я нашел его в записной книжке, лежавшей в ящике его стола. Я не ожидал найти орудие убийства, но билет говорит о многом.
– Так. – Юй намеревался спросить, был ли у Почтенного Ляна ордер на обыск, взятый в полиции, но вопрос мог прозвучать бестактно. В годы классовой борьбы Почтенный Лян имел право обыскивать любой дом на принадлежащей ему территории без всякого ордера. – Дайте мне взглянуть на билет.
– Значит, Вань планировал уехать в Шэньчжэнь, – сказал Почтенный Лян, когда к нему вернулся билет. – Я все перепроверил в домкоме. У Ваня там нет ни родственников, ни друзей. Он – рабочий-пенсионер, и у него нет своего дела. Ответ очевиден. Оттуда он попытался бы ускользнуть в Гонконг. Многие так делают. Вань знал, что если он не сбежит, то не использует единственный шанс прежде чем мы его поймаем.
Звучало логично, за исключением того, что билет был куплен на спальное место. Эту деталь Почтенный Лян просмотрел, подумал Юй, изучая листок бумаги. Почему Вань должен платить лишние деньги за мягкое спальное место, если он собирался поехать в Шэньчжэнь по причине, высказанной Почтенным Ляном.
– Что он сказал вам насчет билета?
– Ничего не сказал.
– Могу я взять билет?
– Конечно. – Почтенный Лян поглядел на него с удивлением. – Когда вы поразмыслите над этим, то увидите, что есть еще кое-что подозрительное относительно его. Я, как местный полицейский, должен был заметить это раньше. Где-то полгода назад Вань начал уходить рано по утрам, якобы на занятия гимнастикой, на набережную. Инь также по утрам ходила на гимнастику. Но здесь есть одна существенная разница. Она занималась не только в парке, но и в переулке тоже, особенно в дождливую погоду. А Вань никогда там не занимался. Он не поклонник гимнастики. Нет, я думаю, он все выдумал.
– Ну, Вань не полностью посвящает себя гимнастике, – продолжал Почтенный Лян. – По его словам, он недавно начал ею заниматься, потому что госпредприятие, где он работал, не может больше покрывать его пенсионную медицинскую страховку.
Этот живучий старикашка все еще напичкан идеями и мыслями Мао Цзэдуна и ворчит целыми днями. Поэтому он и совершил убийство. Гимнастика ли еще что-либо еще – это все отговорки. Он преследовал ее всюду, чтобы знать все про ее жизнь. А потом совершил преступление.
– Он ходил за ней месяцами, чтобы убить тем ранним утром?
– А что, этого не может быть? – сказал Почтенный Лян, становясь раздражительным из-за вопросов Юя.
– Позвольте мне, Почтенный Лян, сначала позвонить доктору Ся, спросить насчет отпечатков.
– Как скажете, товарищ следователь.
Позднее, сидя в одиночестве в отделении полиции, Юй отметил для себя, что это кажется невероятным.
Вся жизнь Ваня, или большая часть жизни, была продуктом совершенно другого общества. В шестидесятых и семидесятых годах китайские рабочие прославлялись до небес как мастера общества, созидатели истории. Такие люди, как Вань, откровенно совершали преступления под знаменем революции Мао, веря в то, что они приносят себя в жертву великой социалистической системе, которая многое обещала им, включая пособия, щедрую пенсию, полную медицинскую страховку и политическое признание, обещала, что они и на пенсии останутся мастерами и будут греться в теплых лучах солнца коммунистического Китая. Теперь эти уволенные рабочие обходятся без обещанной помощи, живут в нищете. Являясь «ведущим классом», они не получили ничего. В тяжелые времена они еле сводили концы с концами. Что еще хуже, разваливающиеся госпредприятия смогли сдержать только часть своих обещаний.
А для Ваня, который однажды стал членом популярной рабочей организации «Идеи Мао Цзэдуна» все происходящее должно было быть просто невыносимым.
Юй дозвонился до доктора Ся и попросил его перепроверить отпечатки, концентрируясь только на Ване.
Потом он позвонил на шанхайский железнодорожный вокзал. Он помнил о билетах в спальные вагоны. Информация, которую он получил, подтвердила его подозрения. Билеты в Шэньчжэнь быстро раскупались, особенно места в спальном вагоне. Новые предприниматели толпами устремлялись в специальную экономическую зону, чтобы поймать удачу. Обычно билеты начинают продавать за четырнадцать дней до отъезда. Билет Ваня датировался 18 февраля, что означало, что Вань, возможно, не мог сохранить его после 7 февраля, так как он заплатил спекулянту более крупную сумму.
Юй хотел обсудить это с Почтенным Ляном, но тот не вернулся в домком на обед.
Немного погодя позвонил секретарь парткома Ли. Он был очень доволен последним развитием событий, считая дело Инь бытовым убийством, без всякой политической подоплеки.
– Отличная работа, товарищ Юй, – еще раз повторил Ли по телефону.
– Такой конец слишком драматичный, слишком неожиданный, товарищ секретарь.
– Я не нахожу в этом ничего неожиданного, – сказал Ли, – Вы нажали на Ваня, и он сломался. «Когда под кастрюлей огня достаточно, свиная голова всегда сварится». Нет сомнений, что Вань убил Инь.
– Да, но мы давили на Цая, а не на Ваня.
– Вань пошел нам навстречу, – медленно сказал Ли, – потому что он не может допустить, чтобы невиновный человек был бы наказан вместо него.
– Есть некоторые нестыковки в утверждениях Ваня, товарищ секретарь. Мы не можем зависеть от так называемого признания, – возразил Юй. – По крайней мере, мне сначала нужно получить ответы на некоторые вопросы.
– Мы больше не можем позволить себе так долго ждать, товарищ следователь. На следующей неделе состоится пресс-конференция, в понедельник или
в среду, не позже. Пришло время покончить со всеми безосновательными выдумками по поводу смерти Инь.
17
Чэнь закончил перевод проекта «Новый Мир» в черновике. Он удивлялся своей скорости, хотя работа была еще далека от завершения: ему потребуется еще много времени на корректировку и исправление перевода, прежде чем представить его Гу.
Сегодня должен быть удачный день для расследования. Чэнь не ожидал, что Вань явится с повинной, что выглядело внушительным и приемлемым выходом из положения.
Юй все еще был полон опасений, потому что Чэнь даже не попытался поделиться своими полусформировавшимися идеями. В конце концов, многие вещи, которые в ходе следствия фиксировались а затем публиковались, по-видимому, были непонятны остальным и могли быть известны только одному автору.
В конце восьмидесятых, когда Чэнь, известный в литературных кругах публикуемый поэт, внезапно начал переводить детективы, никто не знал, почему он делает это. Все началось с жареной пекинской утки, по крайней мере отчасти, по его мнению. Это утка стоила больше, чем было у него в кармане, в конце чудесного обеда с подругой, которая настолько любила поэзию, что выхватила у него счет своими изящными ручками. Это был для него унизительный урок. Но двумя годами позже, когда еще одна его подруга опубликовала о нем интервью в газете «Вэньхуэй дейли», она заявила, что он делает переводы, чтобы «расширить горизонт своего профессионального опыта».
Поэтому эти мистические аббревиатуры на страницах рукописи Яна в виде «кр» могли быть «курицей», как предполагал Чэнь. Разное написание текста Инь, замеченное Пэйцинь, могло быть еще одной тайной для пытливого ума. Чэнь не писал романы, но он догадывался, что романист не может сохранять длительное время такую же силу фантазии, как и в коротком стихе. Не было объяснений, как он мог написать примитивное стихотворение после очень приличного.
Короче, все эти гипотезы, включающие его собственную теорию, по которой убийца в страхе прятался, опасаясь быть узнанным, оставались только гипотезами. Они ничего не стоили и были, в конце концов несуразными. Если, по признанию Вань, преступление совершил именно такой убийца, то в его мотиве не было ни малейшего смысла для кого бы то ни было еще, кроме него самого. Чэнь подвел черту, когда понял, что есть вещи, которые человек может делать, и такие, которые не может.
Чэнь решил, что в этот вечер надо сделать перерыв и провести время в компании с Белым Облаком. Возможно, удастся выяснить немного больше о Гу и о проекте «Новый Мир».
Чэнь решил заказать ужин в каком-нибудь караоке-клубе, потому что знал, что Белое Облако прекрасно поет, в чем он искренне ей признался. Но только не в «Династии». Он надеялся, что Белое Облако не отвергнет его предложения.
Она согласилась и предложила пойти в первоклассный бар «Золотое время, убегающее в прошлое».
– Это на улице Хэньшаньлу. Там прекрасная энергетика.
– Здорово, – сказал он.
Возможно, ей не хотелось, чтобы он вспоминал о ее статусе «девушки К». Ему понравилось название бара, которое предполагало атмосферу ностальгии, подобную «Новому Миру».
Они доехали до бара на такси. Это был элегантный, великолепный особняк викторианского стиля. Чэнь полагал, что этот бар в тридцатых годах был чьими-то личными апартаментами. В таких больших европейских домах жили некоторые звезды.
Они выбрали столик напротив высокого французского окна с видом на ухоженный садик, на который можно было любоваться даже в сумерки. По словам Белого Облака, бар был известен своей классической элегантностью. Она попыталась припомнить имя первого владельца дома.
– Была одна знаменитая куртизанка, которая потом стала любовницей трижды богатого магната. Он купил этот дом для нее.
Внутри царил полумрак. Свет от зажженных свечей едва освещал темное пространство. Спустя минуту или две Чэнь смог различить черный старинный телефон, граммофон, пишущую машинку ундервуд и старый рояль с клавишами из слоновой кости. Темный дуб стен, старинные картины, гвоздики в хрустальных вазах на камине создавали торжественно-романтическую атмосферу.
– Наверное, надо было прийти сюда рано утром, в теплую погоду, когда света больше, – сказал Чэнь. – Можно было бы рассмотреть все детали. Иллюзия была бы более живой и убедительной.
Интерьер выглядел столь своеобразно, будто жизнь города с тридцатых годов продолжалась не останавливаясь. Казалось, что годы правления коммуниста Мао были вытерты при помощи розовой салфетки руками молодой официантки, одетой в национальное красное платье с разрезом до бедер, через который каждый мог наслаждаться блеском ее белых ног.
Это напоминало сцены старого кино, отличие было только в том, что посетителями здесь, в это вечернее время, были китайцы. Потом пришли иностранцы. Это была пара средних лет. Они осмотрелись и направились к столику в углу. На женщине была хлопчатобумажная куртка в китайском стиле украшенная вышитыми пуговицами. Здесь они были единственной западной парой. Никто не о6ращал на них никакого внимания. Изучив при свече двуязычное меню, Чэнь заказал себе кофе, а Белому Облаку черный чай. Обедать было еще рановато. У нее оказалась пачка попкорна. Неподалеку было еще несколько прекрасных китайских ресторанов, но он не торопился принять решение, будут ли они обедать здесь. Чэнь не обедал в западных ресторанах, в отличие от Белого Облака а потому не был уверен в правильности выбора места.
К его удивлению, чай подали в высоком тонком стакане с пакетиком «Липтон». Попкорн был очень сладким и жестким, как резина. Кофе был хорошим, но недостаточно горячим. Чэнь ничего не имел против чайных пакетиков, но для Китая это выглядело неестественно. Потом он стал высмеивать свой закостенелый склад ума. Ведь он находился в современном западном баре, а не в традиционной китайской чайной, где всегда ощущаешь вкус нежных чайных листочков. Он сделал очередной глоток остывающего кофе.
– Американцы едят попкорн в процессе хорошего времяпрепровождения, – сказала Белое Облако, заполняя рот очередной порцией кукурузы.
– Я слышал, что они едят его, когда смотрят кино, – сказал Чэнь.
Его удивило, что, несмотря на низкое качество подаваемой здесь еды, посетители тем не менее были довольны. Казалось, что созданная здесь атмосфера компенсировала все с лихвой. В первое время у него было чувство, что проект «Новый Мир» в Шанхае заработает. Будут ли здесь посетители среднего класса, как замыслил Гу? Китайцы хотели найти новые способы наслаждаться жизнью – «позитивные дни», – фраза, которую он вычитал во введении к маркетингу.
Он не мог понять, кто должен был устанавливать в этой новой жизни иные ценности. Ведь это целиком и полностью должно зависеть от вкуса самого человека. Например, страсть к «крошечным ногам в форме лотоса» – мода, которая в Китае длится уже на протяжении тысячи лет. Некоторые мужчины сравнивали деформированные ноги женщины, туго обмотанные белой тканью, с бутонами лотоса, расцветающими глубокой ночью. Если людям что-то нравится, они найдут тот или иной способ насладиться этим. Чэнь что-то написал на салфетке, может быть, будущие строчки для стихотворения.
– О чем вы думаете? – спросила его спутница.
– Я просто делаю некоторые пометки. Если я не запишу свои мысли, завтра могу совершенно все забыть.
– Расскажите мне о вашей работе, товарищ старший следователь.
Белое Облако взяла чайный пакетик за веревочку и опустила его на дно стакана.
– Следователь Юй ведет неординарное дело, которое недавно поручили моей группе. Я в отпуске, но мы ежедневно обсуждаем развитие событий.
– Я не имею в виду эту неделю.
– Что же тогда?
– Как такой человек, как вы, может быть полицейским? Прекрасный ученик, хороший переводчик, первоклассный поэт, и, оказывается, вы еще выполняете непростую работу в полиции.
– Ты льстишь мне, Белое Облако. Я обычный полицейский. Ведь не всегда удается заниматься тем, чем ты хочешь, правда?
Чэнь совсем не хотел намекать на ее работу в клубе и пожалел о том, что так сказал. Ему столько раз задавали этот вопрос, что он отвечал на него уже автоматически.
Девушка тут же замолчала.
Он попытался перевести разговор в другое русло, думая, что это ему удастся сделать.
Возможно, то же самое и с мистером Гу. Наверное, он вовсе не ожидал, что станет миллионером, – добавил Чэнь.
К сожалению, она кое-что знала о Гу. Это был совместный бизнес. Как работодатель, Гу по отношению к ней был не таким уж плохим. Он не пользовался девушками, которые работали с ним. Он не был скуп, по крайней мере с ней. А что касается его связей с третьим миром, то в этом нет ничего удивительного, заявила она. Бизнесмену нужна защита.
– Гу приходится воскурять фимиам, это и есть сжигать свои деньги третьим богам, в этом его достоинство. Сейчас у него связи повсюду, и в белом бизнесе и в черном. – Она лукаво улыбнулась. – Связи с влиятельными людьми, такими как вы…
Ему было неприятно, что она отнесла его к «влиятельным», и он прервал ее:
– Не относи меня к ним. Встречала ли ты действительно влиятельных людей?
– Дважды, это были люди из правительства города. Один даже из Пекина. Я узнала его по фотографиям в газетах. Вы хотите знать их имена? Я могу выяснить.
– Не волнуйся, Белое Облако. Послышались звуки мелодии. Он огляделся но караоке-установки не нашел. Только потом он сообразил, что караоке в тридцатых годах не было
– Прости, сегодня не будет караоке.
– Ну и пусть, я не очень люблю караоке, товарищ Чэнь.
Этого он не ожидал. Возможно, она почувствовала, что он не хочет здесь разговаривать о работе.
Снова подошла официантка. Белое Облако заказала себе бокал белого вина, а он – двойной виски со льдом.
Зазвучала другая мелодия. Это была песня того старого времени, в исполнении знаменитой американской звезды, поющей на современной эстраде. Ему показалось, что Белое Облако наслаждалась пением. Она была в восхищении, ее голова покачивалась в ритм музыки.
Иногда она легонько задевала его ноги под столом. Сбросив туфли, она босыми ногами отбивала ритм, вводивший ее в транс. Возможно, сидя так близко друг к другу за столом, Чэнь не чувствовал между ними разницы в возрасте. И все другие различия тоже, хотя она практически принадлежала к другому поколению.
Для него и для кого-то другого, кто в шестидесятых годах сидел за школьной партой, бар или кафе ассоциировались с буржуазным разложением, которое тогда осуждалось во всех учебниках. В виде исключения, потому что он изучал английский язык, он мог посетить кафе, заказывая в первую очередь чашку хорошего кофе. Иногда, если позволяло время, за чашкой кофе он подолгу читал книги.
Белое Облако по этим учебникам не училась. Может быть, такое место, как «Золотое время, убегающее в прошлое», символизировало предел культурного вкуса людей, которые пили чай с заваркой в чашках, ощущая себя частью элиты нынешнего общества. Искренне ли она наслаждалась вкусом чая «Липтон» или нет, не имело никакого значения.
Зазвучала танцевальная мелодия. От своего столика отделилась пожилая пара. Они медленно двигались к площадке вблизи рояля. На большом деревянном подиуме могло поместиться не более десяти-пятнадцати человек. Чэнь уловил ожидание во взгляде Белого Облака. Танец мог быть предлогом, который он разгадал, но обнимать кого-то в танце – это было невозможно.
«Вот возьму и проведу этот вечер весело с молодой и симпатичной девушкой – маленькой помощницей, поглаживая ее руку через стол, как Мистер Биг Бакс. Почему бы и нет? Представлю, что я – не старший следователь Чэнь, ежеминутно «политически правильный» член партии. А человек, у которого все прекрасно, который занимает влиятельный пост и которому платят приличные деньги за деловой проект».
Однако судьба не позволила провести этот вечер в баре «Золотое время, убегающее в прошлое». У него зазвонил сотовый телефон. Звонил Чжуан, преподаватель, которого расспрашивала Белое Облако. Ранее Чэнь отправил ему пару сообщений, и только теперь Чжуан перезвонил ему. – Я рад вашему звонку, – сказал Чэнь. – У меня всего один вопрос к вам. В разговоре с Белым Облаком о Яне вы упомянули роман «Доктор Живаго». Как вы думаете, Ян читал это произведение или же написал нечто похожее на него, а может, писал стихи как в «Докторе Живаго»?
– Разве я такое говорил?
– Говорили. Слова были именно такие: «Все еще читает и пишет, что-то похожее на «Доктора Живаго». Не нужно переживать, товарищ Чжуан. Дело не имеет к вам никакого отношения, но ваша информация может очень помочь нам в работе.
Чжуан замялся.
К их столику приближался молодой человек. Подойдя, он протянул Белому Облаку руку, приглашая на танец. Она вопросительно улыбнулась Чэню. Чэнь одобряюще кивнул и в тот же момент услышал как Чжуан продолжил подавленным голосом:
– Теперь Инь и Ян оба мертвы, я думаю, мои слова никому не навредят.
– Да. Никому. Пожалуйста, продолжайте.
Последовала очередная недолгая пауза.
Чэнь сделал глоток вина. Недалеко от него, перед роялем, грациозно двигались Белое Облако и молодой человек. Идеальная пара, оба молодые, энергичные, ритмично двигающиеся.
Чжуан заговорил:
– Я встретил Яна в начале шестидесятых, во время так называемого «Движения за строительство социализма», понимаете, незадолго до культурной революции. Школьные власти назначили Яна и меня в одну и ту же учебную группу. Мы были оба одиночки, и оба были внесены в список, как специальные объекты для промывания мозгов. Однажды ночью нас временно поместили в отдельную комнату для так называемого «интенсивного обучения». Ян говорил, что ему плохо спится, но в одну из ночей я заметил, что он что-то пишет под одеялом в своей записной книжке. На английском языке. Я спросил его, что он пишет. Он ответил, что это рассказ об интеллектуале, что-то вроде доктора Живаго.
– Вы смотрели, что он писал?
– Я не понимаю по-английски. И я вовсе не хотел видеть ни единого слова.
– Почему, товарищ Чжуан? – Ян сказал, что это история одного интеллектуала, который сам овладевал знаниями. Вот и все. Если бы школьные власти узнали об этом, то я мог бы сказать, что это его дневник. По крайней мере, я тогда так думал. Это же не преступление – хранить дневник. Но, если бы я его читал, это было расценено как чтение книги, и я превратился бы в контрреволюционера, скрывающего информацию от властей.
– Да, понимаю, вы не хотели навлечь ни на него, ни на себя неприятности. А вам Ян говорил еще что-нибудь об этом?
