– Я не совсем понимаю. Продолжайте.
– Когда мы издаем произведение умершего автора, то иногда привлекаем специального редактора. Такой редактор собирает разные авторские публикации, использует их, комментирует часть текста и, если необходимо, пишет вступление. Специальным редактором стихов Яна была Инь, она проделала огромную работу, выискивая стихи в старых журналах, в его записных книжках. Без преувеличения скажу, что без ее нелегкого труда сборник не был бы выпущен. За такую работу мы обычно платим около пятидесяти процентов.
– Пятьдесят процентов от авторского гонорара?
– Да. Но когда автора больше нет и он не может потребовать гонорар, то редактору. В то время платили пятнадцать юаней за десять строк, как я помню, несмотря на тираж. Что-то не устраивало в нашем договоре Инь, она требовала, чтобы прибавили еще двадцать процентов гонорара. Мы согласились, потому как все же это было меньше, чем мы бы заплатили Яну. Внезапное появление внучатого племянника привело нас в замешательство. Ранее не было таких родственников, как он, требующих что-то, особенно после такого длительного времени после публикации. Инь настаивала на том, что все, что она заработала, только ее. Она отказалась давать деньги Бао. Я сказал, что поговорю с моим начальником. Не такие это большие деньги. Мы не хотели скандала, поэтому заплатили Бао оставшиеся тридцать процентов.
– Другими словами, вы заплатили по нормальной ставке – сто процентов за книгу.
– Верно.
– Бао принял предложение?
– Да, но с большим недовольством.
– Он возмущался?
– Он абсолютно не знает об издательском бизнесе, и он не доверял Инь. Очевидно, думал, что это нечестно. Поэтому она хотела, чтобы мы объяснились с ним, я так думаю. Она очень сообразительная женщина. Он ничего не мог поделать.
– Думаете, он возненавидел ее?
– Мне сложно сказать. Никто не был доволен. И прежде чем отдать ему деньги, она попросила нас написать договор, который он должен был подписать для того, чтобы больше ее не беспокоить. Кончилось все тем, что она не заплатила ему ни копейки.
– Он снова приходил к вам?
– Нет. Он не из Шанхая. Он понимал, что больше денег не получит, пока не выйдет второе издание книги. Если это когда-нибудь случится.
– Правда?
– Ну, мы выпустили большой тираж, который был полностью распродан. Мы думали над выпуском второго издания. Потом был издан ее роман. Затем ее взяли в правительстве «на карандаш», и мы решили не печатать второе издание.
– Я запутался, товарищ Цзя, – сказал Юй. – Сборник стихов – не ее книга?
– Но ее имя, как имя главного редактора, стоит на обложке. Что подумают люди, читающие стихи, если бы там не было ее имени?
– У вас есть еще какая-нибудь информация о нем, я имею в виду о юноше, Бао?
– Нет, никакой, – сказал Цзя, вставая. – Ах да, он жил у нее несколько дней, как я припоминаю. У него больше не было родственников в городе. Она мне так сказала. Но после встречи с нами он должен был сразу вернуться в Цзянси.
– Понятно. Большое спасибо, товарищ Цзя. Ваша информация может быть невероятно полезной для нашей работы.
Вот он, недостающий кусочек пазла, который нашелся в последнюю минуту, подумал следователь Юй, выходя из издательства. День был солнечным, но погода все еще прохладная. Недалеко от него, в мусорном контейнере, ковырялся какой-то оборванец средних лет и придурковатой наружности. При этом он напевал какую-то бредятину:
Когда красное – это черное,
Старые времена вернутся.
Ой, ой, ой, ой,
Пора пожрать.
Биг Мак, Биг Мак!
За спиной следователя Юя, из кафе, вытекала колонна ультрасовременных девиц-моделей. «Учение председателя Мао учит лед таять в середине зимы». Этакий контраст в какофонии.
Юй понял, что теперь необходимо было разыскать молодого человека, Бао. Он позвонил из уличного таксофона, находящегося в конце улицы Шаосинлу, старшему следователю Чэню.
– Я снова связался с шанхайским городским архивом, – сказал Чэнь. – Они отошлют мне по факсу список родственников с информацией о Хун и ее сыне Бао и несколько фотографий. Я перешлю все вам. Это может понадобиться.
Для Юя было сложно в течение нескольких дней разыскать этих людей. Он начал с того, что связался с руководством средней школы, в которой училась Хун. По словам директора, в прошлом году была встреча выпускников. Хун не пришла, но у одного ее одноклассника есть ее адрес. Получив адрес, Юй связался с полицией провинции Цзянси.
Ответ пришел поздно вечером. Хун была все еще в деревне, где провела уже более двадцати лет. Выйдя замуж за бедного крестьянина, она тоже стала крестьянкой. Теория председателя Мао о перевоспитании молодежи все еще работала. Хун не хотела возвращаться в Шанхай не из-за того, что, как и прежде, она верила в Мао, а из-за ее скоропалительного превращения. Бедная крестьянка, представительница мелкой буржуазии, была бы посмешищем в современном Шанхае.
Бао там не было. Он год назад снова покинул деревню и уехал в Шанхай. В девяностых миллионы крестьян не могли оставаться в разваливающихся деревнях. Они смотрели телевизор и видели, как живет в прибрежных городах современный свободный средний класс. Несмотря на попытки правительства стереть грань между городом и деревней, возникло тревожное расслоение между богатыми и бедными, городскими и сельскими, прибрежными и островными тружениками. Вот какими были различия, которые вызвали экономические реформы Дэна, начавшиеся десять лет назад.
Как и многие другие, Бао ушел из дома в поисках своей судьбы. Первые несколько месяцев он почти не писал матери. Правда, однажды прислал ей пятьдесят юаней. Потом письма стали приходить все реже и реже, а потом он и вовсе перестал писать. По словам жителей деревни, Бао не очень сладко жилось в городе. Последнюю весточку от Бао Хун получила полгода назад. Он с кем-то из Цзянси снимал комнату. Потом Бао уехал, не оставив никаких координат.
Было сложно отыскать юношу в городе, где миллионы людей приезжают из всех провинций. Бурное строительство требует постоянной подпитки в виде мобильной рабочей силы из провинции. Обычно провинциалы не заботятся о регистрации и останавливаются только там, где находят дешевое жилье.
Юй прошелся по старым адресам, где Бао жил полгода назад, там остался только один из его бывших соседей по койке. И он не знал, где сейчас находится Бао. Они не поладили.
Были высланы запросы во все домкомы, особенно в те места, где провинциалы сосредотачиваются.
В других условиях три или пять дней были бы приемлемым сроком, прежде чем стали бы приходить ответы, но Юй думал, что не может позволить себе ждать.
21
У Чэня еще осталось несколько дней до окончания отпуска, но он поехал в офис отдать перевод проекта «Новый Мир». На перевод ушло времени гораздо меньше, нежели он предполагал. Он предвидел, что нужно будет сделать небольшие поправки, когда американский партнер Гу вернет его работу с замечаниями и исправлениями. Но, по словам Гу, реакция из-за океана была одобрительной. Чэнь и сам был удовлетворен переводом, который был всесторонним и потому убедительным аргументом будущего успеха проекта.
За окном было шумно. Он выглянул. Недалеко отсюда был виден еще один жилой комплекс, похожий на спичечный коробок, вероятно построенный в стиле постмодернизма. Чэнь с безразличным видом уставился на него. Все здания на этом участке земли были одинаковыми, и ему трудно было отличить один дом от другого.
В будущем «Новый Мир» может стать хорошим дополнением городу, свежей струей в коммерчески спроектированном городском пейзаже.
Самым убедительным аргументом, на который Чэнь клюнул, было не изучение истории архитектуры города, как претенциозно было представлено в бизнес-проекте, а понимание того, что набирающий сейчас силу средний класс стремится утвердить свою культуру. Китай – это больше не общество утопического равенства, каким он был под руководством председателя Мао.
Среди кучи документов, разбросанных на столе, Чэнь отыскал последние списки жилищной комиссии. Просматривая их, он обратил внимание на квартиры, которые были возвращены городу.
Выделение квартир было чрезвычайно сложным вопросом. Из-за острой нехватки жилплощади некоторым претендентам на новое жилье приходилось обменивать свои старые квартиры. Как правило, это были одинокие пары, считавшие, что комнаты с улучшенной планировкой лучше, чем старые квартиры. Они, все без исключения, были по площади меньше или в худшем состоянии, чем только что выделенное жилье. Но они будут перераспределены по очереди жилищной комиссией города. Стоящие первыми в списке, такие как Юй, вряд ли могут быть заинтересованы в подобных второсортных комнатах, без ванных, без отдельных кухонь.
Чэнь хотел посмотреть, была ли в списке жилплощадь на территории, отведенной под строительство по проекту «Новый Мир». К своей радости, он нашел ее в шикумэне. Бывший владелец разделил комнату на две части, хотя в маленькой оставшейся задней части могла поместиться только односпальная кровать.
Был еще один плюс. В комнатах домов шикумэнь, построенных в тридцатых годах, никогда не было туалета, и ночной горшок был просто необходим. Прежние жильцы установили здесь что-то вроде биотуалета. Конечно, он был менее удобным, нежели настоящий туалет, но тем не менее избавлял его владельца от проблемы вставать рано утром для того, чтобы вылить содержимое горшка и затем его вымыть.
Чэнь позвонил в жилищную комиссию города. Председатель комиссии подтвердил доступность таких комнат.
– Мы придержим одну для вас, товарищ старший следователь.
Такая старомодная комната могла показаться Юю далеко не равноценной заменой новой квартиры в новом районе Тяньлин, в которой ему отказали. Но эта комната была на той улице, где планировался строиться «Новый Мир». Ее стоимость необычайно возрастет, когда начнется строительство. Чэнь был уверен, что он сможет сказать Гу как потенциальному покупателю, свое слово в пользу Юя. Судя по нововведениям в полиции, компенсация жильцам будет зависеть непосредственно от стоимости жилья, и, более того, владельцы могут требовать новую квартиру тех же размеров и на той же территории, где будет проведено строительство.
Чэнь и сам задумался о покупке в этом месте комнаты. Возможно, он сможет купить комнату матери. По крайней мере, это будет лучше, чем мансарда, где она уже живет более тридцати лет. Он мог себе позволить такую покупку на деньги, полученные за перевод проекта.
В этот момент ему пришла в голову мысль, что он все расскажет Юю, не упоминая конечно же о «Новом Мире». Только чуть-чуть намекнет.
Он закурил и стал представлять, что уже заходит в новые апартаменты к Юю, потом играет в го в незатейливом дворике, выпивает чашку чая «Красный дракон».
Возможно, там, на заднем плане, еще будут соседи, как составная часть традиционного сценария. Такая картина приятно контрастировала бы с тем зданием, где живет он и где люди встречаются случайно на лестнице или в узких коридорах. Люди просто подразделяются на жильцов из комнаты 12, комнаты 35, комнаты 26.
Ему стало интересно от мысли, что бизнес-проект «Новый Мир» мог бы повлиять и на него тоже. Вполне возможно.
Без стука, как призрак, к нему в кабинет влетел секретарь парткома Ли.
– Здравствуйте! Вы уже вернулись к работе, Чэнь?
– Я только пришел, чтобы взглянуть на накопившиеся документы. Может быть, что-то срочное или какие-то интересующие меня письма.
– Министр правительства Шанхая по информации и печати снова с нами связывался. Мы решили в эту пятницу провести конференцию. Пора завершить дело Инь. Мы не можем ждать целую вечность, как вы понимаете. Таково его решение, – добавил Ли.
Последняя реплика могла быть произнесена для сохранения своей репутации. Чэнь был против завершения следствия, хотя понимал, что такое решение может быть принято, если поступила команда сверху.
Чэнь понимал, что не в его власти спорить. Юй проинформировал Ли о новых обстоятельствах дела, насчет Бао, но Ли проигнорировал это. Не было свидетелей и прямых улик, чтобы подтвердить причастность Бао к убийству.
– Мы послали запрос, скоро получим какую-то информацию о Бао, секретарь Ли, – сказал Чэнь, делая ничтожную попытку выиграть время.
– Если вы сможете найти Бао и доказать его виновность до пятницы, это будет хорошо. Мы переговорили с представителями органов общественной безопасности, они придерживаются того же мнения. Но они хотят, чтобы мы сообщили им если что-нибудь обнаружим, – любезно сказал Ли прежде чем уйти. – В этом заинтересованы власти.
Когда в коридоре стихли звуки шагов уходящего секретаря парткома, Чэнь взял телефон и, набирая номер, уже знал, что найдет оправдание. Чэнь припомнил, что в конфуцианской классике был длинный абзац, касающийся «целесообразности». Сейчас это было важно.
– Здравствуйте, Гу.
– Привет, Чэнь. Я как раз думал о том, чтобы позвонить вам. Мой партнер уже показал перевод проекта американскому инвестору и банкиру.
– Но с текстом еще не все закончено.
– Это слишком выгодная сделка, нельзя упускать момент. Мистер Холт решил идти дальше. Мы же сможем сделать некоторые поправки потом. Вы оказали мне великую услугу.
– Вы снова льстите мне. Но я должен просить вас об одной услуге.
– Все, что угодно, Чэнь.
– Если вы не заняты сейчас, давайте встретимся и пообедаем в ресторане «Синья»? Там и поговорим.
– «Синья», здорово.
Они сидели в кабинете ресторана на центральной улице Шанхая. Как и другие большие рестораны в городе, «Синья» был блестяще приведен в порядок. Его фасад сверкал в лучах солнечного света, а тыльная часть здания соединялась с новым американским отелем «Амада».
– Вы сделали прекрасный выбор, – сказал Гу. – «Синья» всегда был любимым местом моего дедушки.
Родители Чэня в детстве также часто брали его сюда с собой, чаще, чем в другие рестораны.
– Говядина в устричном соусе. Подогретое молоко. Жареная рыба с чесноком в бамбуковой корзине. Эти блюда мы заказывали почти каждый раз, – сказал Гу. – Мой дедушка был педантом в отношении этих блюд.
Гу выбрал именно то, что всегда заказывал его дедушка. Чэнь заказал кусочки ростков зимнего бамбука, пожаренных вместе с сушеными зимними грибами, блюдо, которое также было одним из любимых его родителей.
– Извините, но у нас нет бамбуковых ростков.
– Как это может быть?
– Бамбук не растет в Гуанчжоу. «Синья» всегда славился своей гуандунской кухней. Все наши овощи отсюда. Нам поставляют их сюда воздушными перевозками.
– Это смешно, – сказал Чэнь, покачав головой, когда официант выходил из их кабинета. – А что, нельзя купить ростки в местном магазине?
– Вот что значит государственный ресторан, – сказал Гу. – Это не частный бизнес. Выгодно или невыгодно, люди платят здесь ту же цену. Им плевать. Скоро вы придете поужинать в ресторан «Нового Мира». Он конечно же будет в частных руках, и вы сможете заказать все, что вам взбредет в голову.
– На самом деле я не такой уж привередливый гурман, – возразил Чэнь. – Я хотел встретиться с вами здесь, чтобы обсудить кое-что.
Это было действительно так. Старший следователь Чэнь не хотел долго разговаривать по телефону из служебного кабинета, где такие люди, как секретарь Ли, вваливались без стука и для которых слова «личный» в обиходе не существовало.
– Да, пожалуйста, продолжайте.
– Следователь Юй, мой давний коллега, ищет молодого парня по имени Бао, – начал Чэнь, вытаскивая фотографию из портфеля. – Это его фотография, была сделана около года назад в провинции Цзянси. Бао, как и другие провинциалы, не стал получать регистрацию по месту жительства в городе. Юй потратил много времени на его поиски. Я не думаю, что Бао связан с мафиозными группировками, которые могут знать о приезжих больше, чем мы. Полиция не в состоянии держать их под непосредственным контролем.
– Я поспрашиваю, – сказал Гу. – Только я знаю про этих провинциалов одно: если они из Цзянси, они определенно будут жить вместе, но на новой территории, как, допустим, в деревне Вэньчжоу, где полиция еще не успела установить контроль, а триада уже наладила свои связи.
– Именно так. Для моего коллеги дело довольно важное. Если вы что-нибудь сможете выяснить до этой пятницы, я буду очень вам признателен.
– Сделаю все, что в моих силах, товарищ следователь.
– Я – ваш должник, Гу, – сказал Чэнь. – Дайте мне знать, как только что-то появится. Эта информация очень ценна для меня.
– А для чего нужны друзья? Чтобы помогать друг другу.
Появившийся заказ избавил их от лишних слов, но Чэнь уже решил то, что было необходимо.
Обед не впечатлил.
Свинина гулао была какой-то кисло-сладкой, как будто ее приготовили наспех в домашних условиях. Говядина в устричном соусе также не была такой восхитительной, какой он запомнил с детства. Кипяченое молоко и вовсе вызывало смех.
Расплачивался снова Гу. Официант взял его золотую кредитную карточку – безусловный знак богатства, игнорируя наличные в руке Чэня.
В тот же день Чэнь приехал в больницу с небольшой корзинкой фруктов. Из вывешенных списков он узнал, что его мать переместили. Он пришел в недоумение и ринулся вверх по лестнице в указанную палату, где и обнаружил свою мать. Ее поместили в более комфортабельную, частично оплачиваемую, с современным оборудованием комнату. Мать обрадовалась его приходу. Она сидела откинувшись на спинку регулируемой кровати и выглядела гораздо лучше, чем несколько недель назад.
– Мне правда хорошо, – сказала она. – Они берут у меня один анализ за другим. Тебе не нужно приходить ко мне каждый день. И больше не приноси мне ничего, у меня уже и так много гостинцев.
Так оно и было. Ночной столик, уставленный продуктами, напоминал витрину дорогого магазина: копченый лосось, ростбиф и даже бутылка русской водки.
Он догадывался, кто принес всю эту провизию.
– Нет, это не только от Лу Иностранца, – сказала мать, тряся головой, как бы осуждая что-то невидимое в воздухе. – Кое-что от мистера Гу. Я никогда его прежде не видела, он меня не навещал. Догадываюсь, что он один твоих новых приятелей. Он настаивал, чтобы я обращалась к нему как и к Лу. Он вызвал главврача больницы в мою палату и при мне сунул ему в руки красный пухлый конверт
.
– Он не исправим, этот мистер Гу.
Чэнь этому не удивился. Белое Облако продолжала информировать своего начальника обо всем что касалось его персоны.
– Доктора и сестры теперь очень приветливы со мной. Они переселили меня сюда. Эта палата гораздо лучше той, говорят, она для высоких персон, – сказала мать.
– Это все мистер Гу. Я делаю для него перевод.
– Правда?
Она была в приподнятом настроении, и в ее голосе послышалось удивление, когда она произнесла:
– Возможно, я слишком стара, чтобы понимать все, что творится сейчас в мире, но с каких это пор у тебя дома появилась секретарша?
– Она не секретарша, – поспешил уточнить Чэнь. Он предвидел этот вопрос. По мнению матери, он не должен был идти по стопам отца. Теперь же то обстоятельство, что у него маленькая помощница, только подтвердило ее опасения. – Она лишь временный помощник для перевода проекта, – парировал Чэнь.
– Она молодая и умная, – сказала его мать, – и еще она готовит очень хороший домашний куриный суп.
– Да, она очень способная.
Он засомневался, что суп Белое Облако приготовила дома. Наверняка купила его в ресторане на деньги Гу. Но он не решился огорчить свою мать.
– А еще она студентка университета. Ей нравится твоя работа, так она мне сказала.
Он понял, что его мать уже все обдумала. Это нисколько его не удивило.
– Да, она студентка Фуданьского университета, – кивнул Чэнь. Он не решился рассказать матери об их первом знакомстве, когда она работала «девушкой К» в приватных комнатах клуба «Династия».
Ему повезло, что мать больше не стала развивать эту тему, поскольку была еще очень слаба. Он же подумал, что ему хорошо живется и одному. Если она мечтает изменить его личную жизнь, находясь в таком болезненном состоянии, почему бы ей не позволить это.
Он не был сторонником конфуцианства, несмотря на влияние отца. Как и многие другие люди его поколения, Чэнь верил, что конфуцианская идеология больше служит мотивацией поступков, нежели решает проблемы. Но все же старший следователь считал, что его главный долг – быть почтительным сыном. Это то, что должен делать мужчина, – обеспечивать родителей в старости и по возможности делать их счастливыми.
Он содрогнулся при мысли, что есть люди, которые отказываются платить за лечение родителей в больнице. И о тех, кто не может это сделать вообще. И это, конечно, не их вина. Чэнь мог оплачивать, занимая свою должность.
Когда-нибудь он сможет сделать свою мать счастливой, женившись, а сейчас его главный приоритет – это хорошо выполнять обязанности старшего следователя полиции. Согласно конфуцианской этической системе, ответственность перед страной важнее, чем перед семьей.
А что касается Белого Облака, то он сказал матери, что она была временной помощницей. Он не знал, пересекутся ли снова их пути. Конечно, предвидеть, что предпримет мистер Гу, невозможно В голову Чэню пришли две строки:
Я ухожу, слегка рукой махая,
И оставляю облако взамен.
Он подумал, что забыл эти стихи, написанные Сюй Чжимо, и удивился, почему именно сейчас они всплыли в его памяти. Не из-за ее ли имени? Или из-за чего-то еще?
22
Юя разбудил телефон.
Это говорил Чэнь:
– Адрес Бао – дом 361, улица Цзюньгунлу. Второй этаж. Это в районе Янпу.
Юй спросил:
– Откуда у вас эта информация?
– Связи, – расплывчато ответил Чэнь.
По голосу начальника было слышно, что он не очень-то и хотел вдаваться в подробности. Юй это понял.
– Я на верном пути, – продолжил Чэнь. – Ни слова Почтенному Ляну или кому-то еще. Встретимся там.
Это был сюрприз для Юя. До сих пор Чэнь оставался в тени.
Когда Юй доехал до Цзюньгунлу, старший следователь уже ожидал его, дымя сигаретой.
До 1949 года это был район трущоб. Его реконструировали в начале пятидесятых, когда строились дома для отдельных рабочих, чтобы показать превосходство социалистической системы. Потом все
застопорилось, когда город, раз за разом, начали сокрушать политические встряски.
Эта территория тогда считалась особой, потому что постройки явно отличались своей нестандартностью от других частей города. Территория получила название «забытый уголок».
В последние годы этот «уголок» превратился в одну
из улиц, где сосредоточились провинциалы, так как здесь была низкая арендная плата, и где
они получали нелегально средства от субаренды. Обычно в одной комнатке ютились пять или шесть человек, когда они впервые приезжали в город. Когда их финансовое положение стабилизировалось, они съезжали из этих мест.
– По имеющейся у меня информации, Бао проживает здесь один в маленькой комнате, – сказал Чэнь. – Он живет здесь несколько месяцев. У него нет
постоянной работы, он существует на средства, полученные от работы по сокращенному графику в компании по благоустройству территории.
– Если у него есть своя комната, то дела его совсем
не плохи, – прокомментировал Юй.
Дом Бао, номер 361 по улице Цзюньгунлу, был одним из первых двухэтажных домов, построенных для
рабочих в пятидесятых годах. Он отличался и от утонченного стиля шикумэнь, и от современных новых домов. Дом состоял скорее из частей, нежели из квартир. В каждой части проживало несколько семей. У каждой семьи было по комнате и общая кухня. Комната Бао первоначально была с балконом, через который можно было пройти на кухню. Внизу располагался маленький ресторанчик, похожий на перестроенную комнату.
Чэнь и Юй поднялись по лестнице. На их стук в дверь вышел высокий худощавый молодой человек лет шестнадцати-семнадцати. Бао выглядел как недоразвитый зеленый росток фасоли. Его маленькие глазки при виде Юя в форменной одежде расширились от страха. Комната Бао была настолько пустой, что Юй вряд ли видел что-нибудь подобное. В ней почти не было мебели. Он увидел фанеру, положенную на две бамбуковые табуретки, вместо кровати, а чуть подальше в беспорядке лежала куча картонных коробок. Там же был сломанный стул и нечто похожее на студенческую парту.
– Давайте расколем этот орешек здесь, – прошептал Чэнь.
Это не было похоже на Чэня, который всегда считал обязательным выполнить надлежащую процедуру от начала до конца. Но Юй знал, что их поджимало время. Если они отведут Бао в управление, то к допросу присоединятся и секретарь парткома Ли и остальные и тем самым могут затормозить процесс.
Сегодня четверг. Они должны знать всю правду от Бао прежде, чем состоится конференция, намеченная на пятницу.
– Тебе лучше все рассказать, – сказал Чэнь Бао. – Если скажешь, что ты сделал утром седьмого февраля, следователь Юй сможет отчасти помочь тебе в этом деле.
– Вы все знаете, молодой человек, – сказал Юй, – и если вы будете сотрудничать с нами, то мы постараемся смягчить наказание.
Следователь Юй не был уверен, что может давать такие гарантии, но он поддерживал Чэня.
Им некуда было сесть, кроме как на сломанный стул. Бао сидел на корточках у стены, скрючившись, как поникший росток боба.
– Я не знаю, о чем вы, господа, – сказал он, не глядя ни на того, ни на другого.
– Допросите его, – сказал Чэнь, – а я обыщу комнату.
Юй отметил, что Чэнь этим утром снова отошел от своего стандартного поведения. У них даже не было ордера на обыск.
– Хорошо, – сказал Юй, взяв игру на себя. – Бао, где вы были утром седьмого февраля? Мы знаем, что вы делали, так что нет смысла отпираться.
Возможно, Бао был слишком юн. Он не знал, что полиции необходимо иметь ордер на обыск, прежде чем они могут обыскивать комнату. Но он тем не менее уклонился от вопросов Юя и автоматически твердил, что не причастен к какому-либо преступлению.
Чэнь ворошил коробки. В коробке из-под обуви он нашел пачку бумаг, скрепленных резинкой.
– Это рукопись, которую ты взял в то утро у Инь, – произнес Чэнь таким спокойным голосом, как если бы был уверен в этой находке.
Это была рукопись романа, который Ян перевел на английский язык.
Юй скрыл свое удивление:
– Игра окончена. Лучше признаться сейчас.
Теперь Бао был похож на сваренный и съежившийся зеленый росток боба.
– Сейчас у меня появилась улика, ты взял это из комнаты Инь, – сказал Чэнь. – Не стоит отрицать. Твой последний шанс – сейчас сотрудничать с нами.
– Пораскинь мозгами, – добавил Юй.
– Я и не думал этого делать, – начал обеспокоенный Бао. – Я не хотел этого делать, правда.
– Держи, – сказал Чэнь, вытаскивая из кармана маленький диктофон.
– Да, мы можем записать его здесь, – кивнул Юй.
– Это ваше дело, следователь Юй. Допрашивайте его, а я спущусь в ту маленькую закусочную и за чашкой лапши взгляну на рукопись.
– Бросьте, шеф. Вы тоже должны задать ему вопросы. Останьтесь.
– Я еще не завтракал. Я быстро перекушу и вернусь.
Тем временем Бао начал давать показания. Он сидел на корточках, обхватив голову руками, как в том фильме о крестьянах восточного региона, который когда-то видел Юй. Сейчас Юй, положив диктофон на пол, сидел на картонной кровати и смотрел сверху вниз на говорящего Бао.
Все началось с первой поездки Бао в Шанхай три с половиной года назад, по случаю смерти его бабушки. Умирающая Цзе хотела увидеть своего внука в первый и уже в последний раз. Это была одна из бесчисленных трагических историй, связанных с культурной революцией. Хун, которая тогда была подростком, пыталась примкнуть к хунвейбинам, но ее не приняли из-за темного прошлого ее семьи. Хун чувствовала, что у нее нет выбора, что надо доказать свою революционную преданность, разорвав все связи с семьей. Она осудила своих родителей, так же как и Ян, потому что ее дядя был правым, хотя она никогда его не видела. Хун была в рядах первой группы хунвейбинов, выходцев из провинции Цзянси, она приняла участие в движении «образованной молодежи», идущей в сельскую местность. Она сделала шаг вперед, выйдя замуж за местного крестьянина, решительно порвав со своим прошлым.
В конце культурной революции Хун, должно быть, пожалела о своих «революционных решениях», но мало что могла сделать. Ее отец умер, а мать до сих пор не может простить ее. После первых двух лет замужества ей практически не о чем было говорить с мужем. Все свои надежды она возлагала на сына Бао. Она заставляла его читать книги и рассказывала ему разные истории. Большинство рассказов было про волшебный город, в котором она выросла. И также немного про Яна. Прошло время, и Ян больше не казался ей ни черным, ни контрреволюционером, теперь он был модным интеллектуалом.
Когда до нее дошла просьба умирающей матери, Хун понадобилось несколько недель, чтобы собрать деньги на билет Бао. Мать так и не простила ее. В поезде Бао ехал один, но к тому времени, как он приехал в Шанхай, бабушка уже умерла. Ее комната отошла государству. А все нажитое, оставшееся после нее, было разделено среди соседей. Один из них сказал, что Цзе сама отдала ему всю мебель, а другой забрал остальные вещи. Они стоили немногого, но парень испытал сильное разочарование. Хун послала сына в Шанхай, надеясь, что он получит наследство.
Цзе умирала в одиночестве. Теперь, когда она уже мертва, откуда ни возьмись приезжает ее внук и требует то, что ему положено. Никто не хотел заниматься объявившимся родственником. А Бао даже негде было остановиться в городе. Однако в домкоме он узнал, что среди тех, кто хоронил Цзе, была Инь Лиге. Она забрала у Цзе старый фотоальбом и еще несколько старых писем, которые никому не были нужны.
Кто-то из членов домкома посоветовал Бао обратиться к Инь за помощью. Хун как-то упоминала имя Инь. Она слышала, что какие-то ранние переводы Яна были переизданы. Возможно, это были его стихи. За это ему должны были заплатить, или, по крайней мере, у Инь должна была быть на этот счет какая-то информация.
