– С его стороны было очень наивно говорить мне, что он пишет рассказ. К счастью, я и не имел представления, кто такой этот доктор Живаго, может быть, Ян лично его знал. «Живаго» созвучно с китайским именем. Перевод с китайского языка не вышел в свет… дайте мне подумать, до середины восьмидесятых. Вы же знаете, это было запрещено, так как считалось, что в том романе содержится критика Октябрьской революции. В те годы книга, получившая Нобелевскую премию, была объявлена контрреволюционной.
      – Да, да. Я знал одного человека, которого отправили в тюрьму из-за того, что он переписал книгу «Доктор Живаго». Вам повезло, что вы остались в тени, – сказал Чзнь. – Вы когда-нибудь говорили с Яном о ней?
      – Нет. Вскоре началась культурная революция. Всех нас, как сломанных глиняных буддийских божков, скинули в реку. Что нас могло волновать?! Меня бросили в тюрьму за так называемое «преступление», которое сводилось к тому, что я слушал радиостанцию «Голос Америки». Когда я вышел из тюрьмы, Яна уже не было в кадровой школе. Потом он умер.
      – Есть у вас какие-либо сведения о том, что он продолжал писать во время культурной революции?
      – Нет, но сомневаюсь. Сложно представить, что в те годы кто-то мог писать на английском языке.
      – Понятно, но Яну было разрешено держать у себя английские книги. Это послабление было сделано благодаря одному особенному слову – «пуканье», я думаю, оно было в стихах председателя Мао.
      – Ах да, я слышал об этом.
      – Как вы думаете, кто-нибудь еще мог знать об этой рукописи?
      – Думаю, нет. Для него это было бы самоубийством, – сказал Чжуан. – Исключение – Инь, конечно.
      Когда разговор с Чжуаном закончился, Чэнь что-то записал на салфетке, а также принял решение относительно обеда. Не было смысла искать другой ресторан. Он мог использовать время для себя, чтобы еще подумать. Большую часть времени Белое Облако танцевала далеко от стола, и это было хорошо.
      Аббревиатура в рукописи перевода стихов стала более понятна. Если этот роман написан Яном, как предположил Чжуан, то буква «Г» может относиться и к главам. Ян мог использовать в своем романе стихи, вставляя их в разные места текста, так же как в романе «Доктор Живаго». И предположения Пэйцинь о плагиате тоже уместны. Часть романа Яна казалась написанной очень хорошо.
      Но где была эта рукопись? Чэнь вообще не был уверен, что эта рукопись существовала.
      Чэнь часто записывал свои мысли в записную книжку, на кусочке бумаги или даже на салфетке, как в этот вечер. Позже, по той или иной причине, ему не удалось развить эти идеи, и то, что он записал, так и оставалось фрагментами.
      Итак, Ян также мог записывать некоторые мысли бессонными ночами, в дни «Движения за строительство социализма», когда он вместе с Чжуаном был заточен в изолятор. Но эти записи могли и не войти в роман. Чэнь добавил еще пару слов на салфетку и осмотрелся, прежде чем положить ее в карман.
      Белое Облако, казалось, всецело наслаждалась атмосферой в баре, чувствуя себя как рыба в воде. Хоть эта новая культура ностальгии не особо привлекала Чэня, он находил достаточно приятным проводить вечер в таком модном месте, в компании столь прекрасной девушки. Здесь она пользовалась популярностью. Она танцевала с молодым человеком один танец за другим. На ее лице проступил яркий румянец.
      Чэнь воздержался от приглашения Белого Облака на танец. С улыбкой наблюдая за танцующими, он обнаружил нечто похожее на ревность. Обычно молодая девушка предпочитает партнера ее же возраста, а тут «временный начальник» для нее означает лишь бизнес, и все.
      В его голове промелькнули строчки Ян Цзидао поэта XI века:
 
Был я счастлив, с тобой выпивая,
До пурпурной нетрезвости щек.
Танцевал среди ивовых веток
С ниспадающей с неба луною.
Буду петь я, пока не устану.
И чтоб воздуха выпить глоток,
Обмахнусь, только веер раскрою,
Словно персик раскроет цветок.
 
      Это стихотворение он услышал от молодой девушки, такой же, как Белое Облако. Потом он вспомнил еще одну строчку американского поэта, уже перефразированную в его голове: «Я не думаю, что она споет для меня».
      Официантка принесла меню, как только Белое Облако вернулась к столику. Чэнь плохо ориентировался в западной кухне, но некрупный стейк был блюдом, которое он еще не заказывал в китайском ресторане. Белое Облако заказала печеных моллюсков в качестве закуски и французскую жареную утку как основное блюдо. Он попытался намекнуть ей, чтобы она выбрала более дорогие блюда, например икру и шампанское. Как это делали посетители за другими столиками. Он чувствовал себя обязанным ей.
      К его удивлению, она выбрала бутылку «Династия», недорогое виноградное вино из Тяньцзиня.
      – «Династия» – вполне хорошее. Не стоит брать импортное выдержанное виски или шампанское, – сказала она, откладывая в сторону винную карту.
      Стейк оказался нежным. Официантка утверждала что это истинно американская говядина. Чэнь не знал, есть ли в этом какая-нибудь разница, кроме цены. Моллюски были изящно уложены и отливали золотистым цветом в свете свечей. Съедобное мясо моллюска, предварительно извлеченное из раковин, было смешано с сыром и специями и вновь уложено в раковины. Содержимое было удобно брать вилкой.
      – Как восхитительно! – воскликнула Белое Облако. Она свободной рукой взяла вилку и предложила ему попробовать, протягивая ее через стол.
      Чэнь по-прежнему не собирался долго оставаться в баре. Его сотовый снова зазвонил. На этот раз это был Юй, сообщающий о новом повороте в следствии. Чэнь, извиняясь, улыбнулся Белому Облаку.
      – Я только что получил новый отчет от доктора Ся. Ни один из следов в комнате Инь не принадлежит Ваню. Поэтому его слова стали более подозрительны. В конце концов, мы можем допустить, что обшаривание ящиков – всего лишь выдумка.
      – Да, это важно.
      – Я снова попытался обсудить это с секретарем Ли, но он сказал, что, совершая преступление в приступе ярости, Вань мог все и не запомнить. Позднее, когда все начали говорить об опустошенных ящиках, Вань тоже стал о них говорить.
      – Нет, секретарь Ли не может не обратить на это внимания.
      – Конечно не может, – сказал разочарованным голосом следователь Юй. – Но, когда я настоял на этой версии, Ли потерял контроль и закричал: «Это дело высокого политического значения. Кто-то уже сознался, но вы все же хотите продолжить расследование. Зачем, товарищ Юй?»
      Секретарь Ли кроме политики больше ничего и не понимает. Обычно сам Чэнь ведет все разговоры с Ли насчет «политически значимых дел», и он знает, как это может расстраивать Юя.
      – Если политические рассуждения более значимы, чем что-либо, какой смысл быть полицейским? – спросил Юй. – Вы где, товарищ старший следователь? Мне кажется, где-то играет музыка.
      – У меня дело, связанное с переводом проекта.
      И это правда, но только в некотором смысле, подумал Чэнь. Он чувствовал себя придавленным, но не из-за вопроса Юя.
      – Не волнуйтесь. Продолжайте работу, следователь Юй, – сказал Чэнь.
      Белое Облако незаметно плеснула еще вина в его бокал.
      – А потом, после разговора с секретарем парткома Ли, догадайтесь, кого я встретил прямо напротив отдела? Ли Дуна.
      – Ах, Ли Дун из специальной опергруппы, он ведь ушел из полиции, чтобы управлять частным фруктовым магазином. Как он поживает?
      – Ли Дун расширил свой бизнес, и теперь у него сеть магазинов, которые снабжают фруктами шанхайский аэропорт и шанхайский вокзал. Он воспользовался связями, которые приобрел в полиции. Теперь говорит совсем по-другому: «Сейчас месячный доход от одного аэропорта намного больше, чем зарплата в отделе за год. А вы все еще там работаете. Товарищ следователь, для чего?»
      – Вот мелкий жулик. Не успел немного подзаработать, а уж заговорил как богатей. Как такое может быть? И это всего через год, как он ушел из полиции, – возмутился Чэнь.
      Чэнь знал, что Юй не стремится ответить на этот вопрос. Тогда для чего же так усердно работал следователь Юй? Главным ответом было то, что люди работали ради коммунизма. Время от времени в партийной прессе так и говорили, но все знали, что это обязательная формулировка.
      Старший следователь Чэнь тоже работал довольно много, но он, по крайней мере, мог сказать, что работает, оправдывая свою должность и для извлечения из должности благ: квартиры, машины от отдела, различных премий, включая этот хорошо оплачиваемый проект от мистера Гу. Это тоже все, без сомнения, из-за его должности.
      Исходя из социального учения Дарвина, то, что случилось, не было удивительным. В каждом социуме у власти сильнейший, будь то главный руководитель при капитализме или партийный руководитель при коммунизме. На самом деле он впервые прочел этот аргумент в романе Лондона «Мартин Иден», в романе, переведенном Яном.
      – Стейк остывает, – прошептала Белое Облако. Она отрезала небольшой кусочек своим ножом и попыталась положить мясо Чэню.
      Он остановил ее, махнув рукой.
      Чэнь, конечно, мог сказать Юю, что сейчас работает и помогает ему маленькая секретарша.
      – Где вы находитесь, Юй?
      – Дома.
      – Я вам перезвоню через пять минут.
      Счет за пользование мобильным телефоном в этом месяце вызвал у Чэня сомнения.
      В полиции должны были оплатить все разговоры, но Чэнь не хотел, чтобы у бухгалтера снова поднялись брови от удивления. Он также не хотел больше говорить о делах в присутствии Белого Облака.
      Он обратил внимание, что антикварный телефон был в рабочем состоянии.
      В баре он был платный. Большинство посетителей, люди продвинутые, пользовались здесь мобильными телефонами, не считая нужным пользоваться платной услугой.
      Чэнь снял трубку старинного аппарата и набрал номер Юя.
      – Я немного подумал о деле, – продолжил Чэнь. Качество звука в аппарате нельзя было назвать идеальным, но речь собеседника можно было разобрать. – В шикумэне с таким количеством старой рухляди и сваленной там мебели было вполне возможно кому-то спрятаться, пока не появится шанс ускользнуть, особенно если Креветочница временно отсутствовала. Но у меня возник вопрос: почему убийца не пожелал спрятаться, если он не был жильцом?
      – Это хороший вопрос, – ответил Юй.
      – Вероятно, потому, что не особенно боялся быть увиденным и узнанным. Поэтому я позвонил в архив Шанхая и попросил их проверить всех родственников Инь, особенно на предмет предполагаемого племянника. Но информация, которой они владеют, та же, что и у вас.
      – Она могла относиться к какому-нибудь мальчику как к племяннику, хотя он таковым и не являлся.
      – Да, возможно. Но могла ли она позволить остаться у себя совершенно незнакомому человеку на неделю? – спросил Чэнь. – И вот еще что: после того как я прочитал две главы романа, я согласен с Пэйцинь: Инь могла просто хорошо скопировать чью-то работу.
      – Пэйцинь много читает. Я верю, что она может отличить высокий уровень Яна от других работ – сказал Юй. – Только я совсем не понимаю, какое отношение это может иметь к нашему расследованию.
      – У меня ощущение, что в этом что-то есть. Сегодня вечером мне неожиданно позвонил близкий коллега Яна. По его словам, Ян незадолго до своей кончины писал роман. Может быть, здесь какая-то связь, – медленно произнес Чэнь, чувствуя, что, пока он говорит, мысль ускользает от него.
      Чэнь заметил, что Белое Облако закончила очередной танец и вернулась к столику. Музыка стихла.
      – Ян написал роман?
      – Мы точно не знаем. Он мог его не закончить, – сказал Чэнь. – Мы до сих пор не нашли рукопись, хотя бы пару страниц. У нас только одна рукопись стихов, переведенных на английский язык.
      – Это правда.
      – И наконец, я не могу выяснить, почему органы общественной безопасности ограничивают доступ к информации, связанной с паспортом Инь. В чем причина, из-за ее книг или путешествия в США? Если нет, то в чем еще причина? Почему они держат нас на расстоянии?
      – Мы можем продолжить работать над всеми возможными версиями, но разве у нас есть время, товарищ Чэнь? Секретарь парткома на следующей неделе проводит пресс-конференцию. Как мы можем быть уверены в том, что найдем правильные ответы всего-то за пару дней?
      – Я остановлю его. Хотя расследование ведете вы, тем не менее это общее дело всей нашей спецгруппы, – сказал Чэнь. – Думаю, будет сложно задержать его надолго, если мы придем ни с чем, кроме несуразного утверждения Ваня. Для Ли Вань был бы идеальным, но Вань не может быть обвиняемым.
      – Да, мы обязаны продвинуться вперед. Однажды настоящий преступник будет задержан, и тогда нам не придется беспокоиться о Ване или о секретаре Ли.
      Чэнь положил трубку старинного телефона и вернулся к столику.
      – Извини, Белое Облако, – сказал он. – Мы совершенно не можем спокойно провести этот приятный вечер.
      – У такого важного человека, как вы, не может быть спокойных вечеров, но это мило. Я ценю, что вы выбрались со мной сегодня.
      – Не беспокойся. Несмотря на отвлекающие обстоятельства, я прекрасно провожу вечер в компании с тобой, – сказал он, поворачиваясь к приближающейся официантке. – Еще один двойной виски для дамы.
      Было поздно. Посетители уже расходились, но кто-то только лишь приходил. Появилась парочка новых официанток, возможно поздняя смена.
      Здесь ночь все еще продолжалась.
      В мифических тридцатых годах Шанхай называли неспящим городом, местом красного неона и белого вина, опьяняющих денег и светящегося золота.
      Когда Чэнь предложил Белому Облаку проводить ее до дома на такси, она внимательно посмотрела на него, прежде чем ответить низким, хриплым голосом. Возможно, она перебрала вина.
      – Это далеко отсюда. Такси дорого обойдется. Не можем ли мы вернуться к вам? Мне все равно нужно быть у вас утром. Я могу лечь на диване.
      – Не переживай насчет денег, Белое Облако, – торопливо ответил Чэнь. – Управление полиции все мне возместит.
      Не надо было обсуждать, где ей оставаться этой ночью. В этом новом жилом комплексе домком не мог достать их, но люди-то все видят. Истории путешествовали вверх и вниз, если не по лестнице, то на лифте. Старший следователь Чэнь не мог позволить таким историям крутиться вокруг себя.
      И он не считал себя Лю Сяхуэем, легендарной конфуцианской фигурой, который контролировал свои действия, когда обнаженная девушка сидела у него на коленях. Чэнь сомневался, что может подражать Лю с молодой и симпатичной маленькой помощницей, спящей на диване в его комнате.
      Поездка была долгой. Она говорила мало. Чэнь терялся в догадках, не разочаровалась ли Белое Облако, предложив остаться у него, и как она оценила его реакцию на ее предложение.
      В конце концов она прильнула к нему на заднем сиденье, будто слегка пьяная, потом снова выпрямилась. Она остановила такси на углу улицы.
      – Дальше дорога ремонтируется. Я могу сама дойти до дома. Это в двух-трех минутах отсюда.
      – Давай я провожу тебя. Уже поздно, – сказал Чэнь, прежде чем повернуться к водителю такси. – Подождите меня здесь.
      В этот поздний час на углу улицы околачивались двое юнцов, куривших сигареты, светящиеся между их пальцами, словно светлячки. Когда они проходили мимо, один из них пронзительно свистнул, разрезая звуком холодную ночь. Они шли по длинной темной аллее. По плану здесь должен быть проход между двумя зданиями, но люди незаконно построили самодельные одноэтажные будки по обеим сторонам. Городское правительство закрывало на это глаза, потому что людям негде было жить. Поэтому промежуток превратился в узкий проход, недостаточный даже для двух человек, идущих рядом. Он молча шел за ней, осторожно обходя кучи угольных брикетов и груды зимней капусты, продаваемой на улице. Поражал столь зримый контраст между тем, что он видел сейчас, и баром «Золотое время, убегающее в прошлое».
      Его не удивляло, что Белое Облако училась в Фуданьском университете и в то же время много работала в клубе «Династия». Она была вынуждена жить всеми возможными способами, в отличие от жизни ее родителей.
      Легко было сказать, что не бедность является причиной того, что люди выбрали именно такую жизнь. Все же молодой девушке было не просто следовать принципам партии – простая жизнь и тяжелая работа. «На самом деле мало кто из членов партии, насколько я знаю, придерживается сейчас этих принципов», – подумал Чэнь.
      Он довел ее до обветшалого одноэтажного домика и пошел к такси. Спустя минуту он оглянулся и увидел, что она все еще стоит перед дверью. Хибара выглядела очень низкой, ее крыша возвышалась в нескольких сантиметрах от ее головы. В темноте ночи он едва различил небольшой горшок с цветами в виде украшения на черепичной крыше, чему был несколько удивлен.
      По мере того как такси отдалялось от трущоб, его охватило странное чувство, будто бы город внезапно раздвоился. Первый – город, состоящий из домов-шикумэней, с узкими переулками и захламленными улочками, из которого он уезжал и в котором люди все еще еле сводили концы с концами. Второй – будто бы состоящий из модных мест, подобных барам на дороге Хэнынаньлу, мощным жилым комплексам в районе Хунцяо, вроде будущего «Нового Мира».
      Когда Гу впервые поведал ему о грандиозном бизнес-проекте, Чэнь был почти уверен, что «Новый Мир» – это миф, но он ошибся. Миф не выживет, если не пустит корни в настоящие реалии.
      Конечно же часть этого мифа, страдание людей, замалчивалась. Это было известно старшему следователю Чэню по учебникам средней школы. В то время вся пышность и роскошь рассматривались как декадентство, зло, возникшее на плечах пролетариата. Упор делался на то, что было позади гламура и что оправдало коммунистическую революцию.
      В некотором смысле это было правдой. То, что изменилось, было большой силой. Теперь все это стало фасадом, бросалось в глаза: роскошество, великолепие, делался акцент на то, что время коммунистической революции повернуло вспять, хотя партийные власти никогда не признают этого.
      Чэнь почувствовал смущение. История, описанная в учебниках, теперь стала разноцветными шарами в руках жонглера.
      Если в учебниках нельзя было найти правду, тогда где можно было ее найти? Что он мог сделать, он просто полицейский. Чэнь не впервой задавал себе этот вопрос. Прошло много времени, прежде чем он сдался.
      Даже будучи полицейским, старший следователь Чэнь сомневался в правильности своих действий.

18