When Red is Black
       Пер . с англ . А. И. Захаровой

 

      Я хочу поблагодарить за помощь в написании книги моих друзей. Среди них Чарльз Тернер, или просто У Ян; Стейси Рон, которая помогла мне сократить длинноты; Кэрол Вонт, которая, органично восприняв суть книги, стала ее талисманом – «огненным драконом». Это конечно же Лаура Хруска, мой американский редактор, и Лиана Леви, мой французский редактор, – их поддержка поистине неоценима.

      Следователь Юй Гуанмин из управления полиции Шанхая одиноко стоял, преодолевая порывы ветра. Ветер постепенно усиливался и при резком порыве едва не сбивал его с ног. Шли месяцы, встреча за встречей, череда переговоров. Он так и не получил обещанного жилья в новом районе Тяньлин. Это была новая квартира, которая официально предназначалась ему. А ведь сообщение, что ему выделена квартира, было встречено шквалом аплодисментов.
      В переполненном Шанхае, где живут тринадцать миллионов жителей, ощущалась острая нехватка жилья. Предоставление квартиры было значительным событием. Управление полиции Шанхая много лет решало, кто из их сотрудников получит комнату или квартиру по ежегодному правительственному распределению. Выбор пал на Юя. Учитывая заслуги Юя на протяжении десяти лет, он наконец-то был награжден двухкомнатной квартирой или, по крайней мере, ключами от нее. Однако, не успев спланировать переезд, он узнал, что квартиру не дают.
      Юй стоял в небольшом внутреннем дворике, сплошь покрытом пыльными нечистотами и объедками. Здесь, в старом здании в стиле шикумэнь , жили простые люди – изгои. Дом вмещал не менее двенадцати семей, в том числе и его семью. Старый дворик и дом были похожи на груду мусора и металлолома. Это сравнение только сейчас пришло ему в голову. Он закурил.
      Объяснение или, точнее сказать, повод для лишения жилья посеяли в нем сомнения в правильности отношений между руководителями компаний. Кредитор другой руководящей компании стал владельцем нового жилья в районе Тяньлин, которое было построено Корпорацией строительства «Золотой Дракон». Юй был единственным, кому дали квартиру, и этот поворот судьбы стал абсурдом, подобным тому, как если бы жареная пекинская утка улетела обратно в небо.
      Несколькими днями ранее, когда до него дошли плохие известия, секретарь парткома управления полиции Шанхая Ли долго беседовал с Юем, прежде чем закончить разговор на присущей только ему позитивной ноте:
      – Экономические реформы влекут большие перемены. Трудно себе представить, что будет через два или три года. В нашей системе жилищного строительства также произойдут значительные изменения. Китайский народ не захочет зависеть от выделяемой правительством жилищной квоты. Например, недавно мой зять купил новую квартиру в районе Лувань. Ты все еще на первом месте в списке очередников, и управление возьмет твое дело на специальное рассмотрение. Даже в том случае, если ты в будущем сам захочешь приобрести квартиру, мы можем возместить твои затраты на покупку жилья.
      Таким было его утешение!
      За сорок лет, в течение которых правительство осуществляло программу жилищного строительства в городе, полиция предоставила своим сотрудникам возможность покупать собственное жилье, но, как было сказано ранее, полиция может поменять свое решение три раза на дню, да и никто не в состоянии спрогнозировать, как пойдут реформы в Китае. Для зятя секретаря парткома, владельца нескольких дорогих ресторанов и баров, не было проблемы в приобретении квартиры по цене четыре тысячи долларов за один квадратный метр. Для следователя Юя, полицейского низшего уровня, с месячной зарплатой в четыреста юаней, такие условия были всего лишь мечтой.
      – Но меня уже наградили квартирой, – упрямо возразил Юй. – Это официальное решение управления.
      – Я понимаю, это несправедливо по отношению к вам, товарищ следователь. Поверьте мне, мы старались сделать все возможное. Мы понимаем, что вы, как офицер полиции, прекрасно справляетесь с работой. Мы сделали все, что в наших силах, прошу прощения.
      Убеждения Ли не меняли ситуацию: следователь Юй лишился квартиры.
      Для него это было равносильно потере лица. Когда друзья и родственники узнали о новой квартире, все поздравляли его, и некоторые даже предлагали устроить праздничную вечеринку. А теперь что?
      Но более всего его волновала реакция жены Пэйцинь. В течение пятнадцати лет супружеской жизни они жили душа в душу, «разговаривая, разговаривая и разговаривая», как поется в одной популярной песенке. Во времена культурной революции, когда они были студентами, их отправили в провинцию Юньнань, а затем, как одну из миллионов простых семей, вернули в Шанхай. Они были неразлучны, но недавно жена показалась ему растерянной. Ему не сложно было это понять. Все эти годы он был основным кормильцем в семье. Сейчас же Пэйцинь, работавшая бухгалтером в ресторане, получала больше, чем он как следователь. Для него это было невыносимо. Разница в зарплате за последние годы значительно увеличилась, потому что жена получала еще и премии. И это без учета достающихся даром деликатесов, которые она приносила из ресторана.
      Когда стало известно, что им дают квартиру, им моментально снесло крышу, так сказать, в обоих смыслах. Жена с восторгом рассказывала всем о квартире, которую дали мужу «за отличную работу». Когда же стала известна плохая новость, Пэйцинь перестала радоваться.
      Обо всем этом и размышлял следователь Юй, забыв про сигарету, дымившуюся между пальцев. Это дурной знак, что с рядовым полицейским в современном обществе совсем не считаются.
      Его отец, которого звали Старым Охотником, тоже был полицейским. В свое время он меньше всего думал о том, чтобы испытывать гордость, будучи орудием диктатуры пролетариата, и стремился к равноправию в обществе в материальном отношении. Сейчас наступили девяностые годы, и мир изменился: единственной ценностью стали деньги. Товарищ Дэн Сяопин сказал: «Некоторым должно быть разрешено разбогатеть первыми». Кто-то, безусловно, внял его словам. А в социалистической стране разбогатеть означало прославиться. Ну а про тех, кто не стал богатым, как бы много он ни работал, газета «Жэньминь жибао» умалчивала.
      Следователь Юй, которому было уже сорок лет, не имел ничего, кроме одной комнаты, в которой он жил вместе с Пэйцинь и их сыном Циньцинем с тех пор, как в восьмидесятых годах они с женой вернулись в Шанхай. Комната находилась во флигеле дома, который подарили Старому Охотнику в пятидесятых годах. Там раньше располагалась столовая.
      В общем-то Пэйцинь ни на что не жаловалась, но после квартирного фиаско, которое претерпел муж, она не стала молчать. Как-то она спросила его о преданности в работе полицейского. Вопрос был задан не напрямую. Во время «политики реформ и открытости» люди сами могли выбирать, чем заниматься, хотя это и было рискованно. Как полицейскому, Юю была обеспечена «железная плошка риса», он на протяжении многих лет работал в полиции, веря в коммунистическую утопию председателя Мао. Железная – неразбиваемая – плошка риса была синонимом для обозначения работы с гарантированным доходом, медицинским пособием и талонами на питание. Но сейчас «железная плошка риса» больше не была желаемой. Жэн Син, бывший коллега Пэйцинь, уволился и стал владельцем частного ресторана. Он, так же как Пэйцинь, стал работать в пять, а то и в шесть раз больше, чем если бы трудился в государственном ресторане. Юй припомнил, что жена говорила с ним насчет выбора Жэн Сина, ожидая, что он ответит.
      – Это был кризис, – угрюмо заключил следователь Юй. Он вдавил сигаретный бычок в бетонную трубу во внутреннем дворике и вернулся в комнату.
      Пэйцинь мыла ноги в зеленом пластиковом тазике. Не замечая мужа, она отставила бамбуковую табуретку. На полу остались капли воды: ведь тазик был слишком мал и ее ноги едва умещались в нем.
      Когда-то в Юньнани, а это было совсем как в другой жизни, Пэйцинь сидела рядом с ним, барахтая ногами в чистом и спокойном ручейке, который протекал позади их бамбуковой хижины. В то время их единственной мечтой было вернуться назад в Шанхай, где все раскроется перед ними, словно радуга, вышедшая из облаков, словно вспышка света на крыльях голубой сойки. Так вот креветка в воде поймает тебя за палец и сама же от ужаса погибнет. Они вернулись в город в восьмидесятых годах, но лишь в свою двадцатиметровую комнату, к реалиям жизни. Не многие из их надежд стали реальностью, разве что рождение сына Циньциня, который сейчас так сильно вырос. Для них радуга за дальним ручейком навсегда исчезла.
      В новой квартире в Тяньлине должна была быть маленькая ванная, где Юй планировал установить душ. Качая головой, следователь Юй вновь поймал себя на мысли, что потерянного уже не воротишь. На столе, позади жены, он заметил пакет с кусками парной свинины, вероятно из ресторана Жэна. Бизнес шел в гору.
      Мог ли Юй вот так же в свободное время работать на стороне?
      Раздался телефонный звонок. Должно быть, из полиции, подумал Юй и оказался прав.
      Было уже поздно, и секретарь парткома Ли не мог разыскать старшего следователя Чэнь Цао, начальника группы по особым делам. Было срочное дело, убийство, поэтому-то он и позвонил Юю.
      – Инь Лиге, – повторил имя жертвы секретарь парткома, положив трубку.
      Ли ничего не объяснил, сказав только, что раскрытие преступления – дело государственной важности.
      – Должно быть, это известная персона, – предположил Юй, – поэтому дело передали нашей группе, которая специализируется на преступлениях, в основе которых политические интриги.
      Однако это имя ни о чем ему не говорило. Фамилия Инь не так часто встречается среди китайцев, и, если бы убитая была известной, он должен был слышать о ней.
      – Инь Лиге! – вдруг произнесла Пэйцинь, до сих пор не проронившая ни слова.
      – Точно, ты что-нибудь знаешь о ней?
      – Она – автор книги «Смерть китайского профессора». Профессор Ян Бин, – добавила она, вытирая ноги полотенцем. – Что с ней стряслось?
      – Она была найдена убитой у себя дома.
      – Правительство подключилось к делу? – цинично спросила Пэйцинь.
      Муж никак не ожидал такой реакции.
      – В управлении хотят, чтобы мы раскрыли убийство в кратчайшие сроки, если это возможно. Так сказал секретарь Ли.
      – Для вашего Ли все имеет государственную важность.
      Жена, наверное, имела в виду некоторые расследования, которыми руководил Ли, и, возможно, еще и то, что их лишили квартиры.
      Пэйцинь думала, что государственная управляющая компания, трижды в долгах, как ее представил Ли, была лишь отговоркой забрать у них квартиру.
      А ведь это действительно был лишь предлог, чтобы отобрать квартиру. Ведь у Юя не было политического влияния в управлении.
      Юй и сам понимал это, но не хотел обсуждать.
      – О чем же книга Инь?
      – В основе книги лежит ее частная жизнь. Она повествует о старом профессоре, который влюбился в нее во время культурной революции. Книга привлекла внимание общественности и вызвала на какое-то время споры. – Пэйцинь встала, держа в руках тазик с водой. – Вскоре после публикации книгу запретили.
      – Давай я помогу тебе, – сказал Юй.
      Он взял тазик, вышел во внутренний дворик и вылил содержимое в яму. Жена вышла за ним в тапочках.
      – Существует масса книг о культурной революции. Что же заставило ее написать нечто особенное?
      – Говорят, что некоторые описания в книге слишком реалистичны, много кровавых сцен, издевательств над партийной верхушкой. Роман вызвал огромный резонанс и за границей, поэтому строгие критики назвали ее автора диссиденткой.
      – Диссиденткой? Понятно. Но книга же о культурной революции, о прошлом. Если писательница не была вовлечена в сегодняшнее свободно-демократическое движение, я не понимаю, почему правительству пришлось от нее избавиться.
      – Но ты же не читал книгу.
      Возможно, Пэйцинь не очень-то и хотелось говорить об этом, подумал он после того, как она грубо ему ответила. Или, может быть, она просто не хотела говорить с ним о книжках. Между ними было одно различие: она читала книги, а он, как водится, нет.
      – Я прочту ее, – сказал Юй.
      – А что насчет старшего следователя Чэня?
      – Я не знаю. Ли не может разыскать его.
      – Так ты будешь сам вести следствие?
      – Думаю, да.
      – Я не смогу ничего узнать о Яне, а насчет Инь попробую, – предложила она. – В том смысле, если ты хочешь больше узнать о книге. Думаю, я еще раз прочту ее.
      Он удивился, что жена предложила свою помощь. Как правило, он не обсуждал дома своих дел, да и она нисколько не интересовалась ими.
      Этим вечером, после нескольких дней молчания, она вызвалась помочь ему. Что ж, это уже прогресс.

      Старший следователь Чэнь Цао из управления полиции Шанхая ничего не знал про историю с квартирой следователя Юя, которую выделил секретарь парткома Ли. Но сейчас он вспомнил фильм «Крестный отец». Он сидел в дорогом баре напротив Гу, главного директора шанхайского проекта «Новый Мир». Проект выдвигало правительство и торговые компании. Потягивая красное французское вино из бокала, который ослепительно сверкал при свете хрустальной люстры, Чэнь с иронией размышлял над ситуацией. Их столик стоял возле окна, из которого открывался восхитительный вид на набережную Вайтань, тянувшуюся от управления таможни к южному порту. Вода в реке переливалась, постоянно подсвечиваемая неоновыми огнями. За соседним столиком сидели европеец с китаянкой, они разговаривали на непонятном ему языке. Гу делал предложение, от которого было невозможно отказаться.
      Но на этом совпадения с фильмом закончились, и едва старший следователь напомнил себе об этом, как Гу подлил вино в его бокал. Чэню предложили баснословную сумму за то, что он возьмется переварить текст проекта. По словам Гу, это будет услугой, о которой он просит Чэня, и ничего более.
      – Чэнь, вам надо перевести для меня этот деловой проект. Не ради меня, а для Шанхая. Мой американский партнер, мистер Джон Холт, сказал, что заплатит по американским расценкам. Пятьдесят центов в американской валюте за одно китайское слово.
      – Довольно много, – сказал Чэнь. В свободное время он перевел несколько детективов и знал расценки. Обычно издательство платит переводчику разовый гонорар в десять юаней за слово, десять китайских юаней равняются одному американскому центу.
      – «Новый Мир» – это наш новейший проект. Это будет и огромный центр развлечений и шопинга, и жилой комплекс, который должен быть построен в центре города, со всем его архитектурным великолепием тридцатых годов, – заявил Гу. – Все здания будут декорированы в стиле шикумэнь: серые кирпичные стены, черные двери, дверные проемы из камня коричневого цвета, маленькие дворики, разнообразные флигели и деревянные винтовые лестницы. Здания будут расположены вдоль дорог, которые пересекаются, так же как и в первоначальном дизайне иностранных концессий. Короче, вы сможете вернуться прямо в середину тех старых добрых времен.
      – Я в замешательстве, мистер Гу. Современные здания в центре Шанхая вместе с устаревшими, старинными постройками, почему?
      – Давайте я вам расскажу кое-что. В прошлом году я был в Италии, в Риме, где случайно натолкнулся на ряд широко известных брендовых магазинов, расположенных на крошечных близко расположенных одна к другой улицах, как и у нас. Улицы вымощены булыжником и недостаточно широки для грузовиков. Тем не менее все приличные магазинчики расположены в этих старых зданиях XVI- XVII веков. Покрытые мхом, увитые плющом, но живые, со стильными мужчинами и женщинами, которые внутри зданий делают покупки, а снаружи пьют кофе, под звуки современной и постмодернистской музыки, витающей в воздухе. Я был просто сражен наповал, точно так же, как если бы на меня произвел впечатление жезл Мастера Цзэна, который наносил удар и проливал свет. Я побывал во многих местах. Шопинг здесь, ужин там не имели для меня большого значения. Но Рим меня действительно поразил. Я приобрел уникальный опыт, будто бы я, окунаясь в старые воспоминания, накладывал их на роскошь.
      – Звучит потрясающе, мистер Гу. Только Шанхай далеко не Рим.
      – У нас, в Шанхае, есть дома в стиле шикумэнь. Есть даже целый комплекс, декорированный в этом стиле. На самом же деле в стиле шикумэнь выполнено много домов. И там тоже предполагаются улицы. Некоторые дома будут полностью реставрированы и передекорированы. Если появится необходимость, то старые дома будут снесены и уже новые дома будут построены именно в таком стиле. Новые материалы, но в том же старом стиле. Внешний облик останется, но внутри будут кондиционеры, отопление и всевозможные современные удобства, все, что только можно придумать.
      – Шикумэнь – это главный архитектурный стиль жилых построек в Шанхае в эпоху иностранных концессий, – сказал Чэнь.
      – В этом стиле также будут декорированы магазины, бары, рестораны и ночные клубы. Здания для привлечения иностранцев – экзотические, необычные, в колониальном и постколониальном стиле, все, чего у них нет на родине. И это также привлечет внимание жителей Шанхая. Я провел исследование на рынке. Вы знаете, что люди сегодня тоскуют по родине. Как город будет называться? «Париж на Востоке»? «Восточная жемчужина»? Книги о золотых днях Шанхая раскупаются, как пирожки. Почему? Да потому, что средний класс стремительно развивается. Сейчас, когда у них появились деньги, они стали почитать свои традиции и историю, тем самым заявляя о себе.
      – Грандиозный проект! – улыбнулся Чэнь. – Он утвержден правительством?
      Чэнь знал, что Гу прозорливый бизнесмен. Не было необходимости заботиться о стратегии проекта «Новый Мир». Однако цена, которую ему предложили за перевод, была несоразмерна с заданием. Это было подобно луне, падающей с небес. Предложение показалось Чэню заманчивым, но и подозрительным – как выяснить, нет ли за этим чего-то криминального?
      – Городское правительство конечно же выступило за принятие проекта. Когда «Новый Мир» вступит в действие, это не только преобразит город, но и принесет большие доходы. – Гу закурил и добавил: – Что ж, раскрою вам один секрет. Я обратился с просьбой использовать землю для сохранения культурного наследия. После всего этого архитектура в стиле шикумэнь станет неотъемлемой частью истории Шанхая. В эту идею могут быть также вовлечены один или два небольших музея. Есть еще задумка – открыть музей старинных монет. Я уже связался кое с кем. Предполагается, что большинство зданий в стиле шикумэнь будут использованы в коммерческих целях. Это на самом деле лидирующие, роскошные дома.
      – Прямо как в Риме?
      – Точно. В моем предложении правительству я не вдавался в детали и не думал о цене земли, которая возрастет. С другой стороны, вы можете сказать, что это действительно для сохранения культурного облика Шанхая.
      – И вправду, – согласился Чэнь, – так много перспектив, что, исследуя одно, можешь узнать и другое, и можно выбрать то, что тебе нужно.
      – Городское правительство утвердило проект. Следующим шагом будет получение ссуды у инвестиционного банка за границей. Огромные деньги. Большая авантюра, я осознаю, что иду на риск. Вхождение Китая во Всемирную торговую организацию выведет его на новый уровень. Никто не может повернуть время вспять. Несколько венчурных американских компаний заинтересованы в «Новом Мире», но никто из них не знает ничего о культуре Шанхая. Поэтому я хочу представить им подробный бизнес-план, пятьдесят страниц английского текста. Все зависит от перевода. Только вам одному по силам справиться с заданием, мистер Чэнь.
      – Благодарю, мистер Гу. Это и вправду большой комплимент для меня.
      Чэнь изучал английский язык в институте, но в силу разных обстоятельств был назначен на работу в управление полиции Шанхая. Многие годы он только в свободное время занимался переводами, и ему очень польстило, что Гу отметил именно его.
      – Но в Шанхае так много квалифицированных переводчиков, – возразил Чэнь. – Например, профессора из Фуданьского университета или из института «Западный Китай». Думаю, мне не нужно представлять их вам.
      – Нет, они не смогут выполнить эту работу. Не один я так думаю. На самом деле я обратился к профессору из Фуданьского университета, который вышел на пенсию, и отослал его примитивный перевод моему американскому партнеру. Это был плохой перевод. «Слишком старомодно и буквально» – таким был вывод американца.
      – Да, но я учился у этих старомодных профессоров.
      – Если бы вы в свое время не пошли в полицию, то, будучи выпускником государственного университета, стали бы сейчас известным профессором. Конечно, все сложилось отлично для вас. Растущий кадровый работник, признанный поэт, прославленный переводчик, да вы просто предмет зависти для профессоров. И вы совершенно другой. Как представитель власти, вы на короткой ноге с американскими гостями. Кэтрин, ваша подруга из Америки, я запомнил ее имя, говорит, что у вас потрясающий английский.
      – Американское преувеличение. Вы не можете делать выводы исходя из ее слов, – засмеялся Чэнь. – Кроме того, я выступал лишь как представитель шанхайского отделения Союза писателей Китая. Я нечасто так делаю.
      – Ну, это уже другая причина, побудившая меня обратиться к вам за помощью. Этот деловой план имеет прямое отношение к истории и культуре Шанхая. Китайский текст написан довольно-таки поэтическим языком. А вы поэт. Ведь я не преувеличиваю, так? Честно говоря, я не могу придумать лучшего кандидата для этой работы.
      – Спасибо, – сказал Чэнь, глядя на отражение Гу в бокале. Гу, должно быть, предложил эту работу, имея серьезные намерения, а может, потому, что Чэнь удивил его своей работой в управлении.
      – Я знаю, что прошу немало. Возьмите неделю отпуска. Это срочная работа. Мы заплатим в полтора раза больше. Я предлагаю за срочность семьдесят пять центов за слово и сообщу это моему американскому партнеру, думаю, это не проблема.
      Это маленькая удача, быстренько подсчитал Чэнь. При условии в семьдесят пять центов за слово это получится около тысячи китайских юаней за страницу. За пятьдесят страниц – тридцать тысяч американских долларов, что равняется тремстам тысячам юаней, сумме, которую он смог бы заработать в должности старшего следователя за тридцать лет, включая все премии, которые он мог бы получить.
      Став в тридцать лет старшим следователем, Чэнь считал это полным успехом: перспективный кадровый работник с великолепным будущим, с машиной, правда взятой в кредит, новой квартирой на его собственное имя и изредка напечатанной фотографией в местной газете. Несмотря на то что он мог обходиться «железной плошкой риса», его месячный доход в пятьсот юаней иногда с трудом покрывал его потребности. Однако, несмотря на то что дополнительные деньги за секретный иностранный план и уникальный по технике перевод его привлекали, он не знал, как наилучшим образом использовать предоставившуюся возможность.
      Будучи перспективным кадровым сотрудником, он понимал, что к этому делу нужен нестандартный подход. Вступая в деловые отношения с Гу, он счел необходимым предложить платить время от времени, даже если бизнесмен будет всячески настаивать на выдаче банковского чека.
      Позже он изрядно потратился на лечение матери, чей главный работодатель был директором фабрики, а поскольку лекарства подскочили в цене, тот оказался в ужасном положении, так что не мог добавить денег к ее пенсии, чтобы она покупала таблетки. Она говорила с директором сотни раз, но все безрезультатно. Фабрика была на грани банкротства. Поэтому Чэнь решил оплатить все лекарства. Если деньги за перевод проекта «Новый Мир» будут регулярно поступать, они будут подобны «дождю в сухую погоду».
      – Вы должны мне помочь, – откровенно умолял Гу. – Я не могу показывать американскому банкиру такую нечитаемую работу. Перевод должен быть первоклассным.
      – Ничего не могу гарантировать. Перевод пятидесяти страниц требует времени. Я сомневаюсь, что могу справиться со всем этим за одну-две недели, даже если я возьму в управлении отпуск.
      – Ах да, я забыл. Для такого большого проекта вам наверняка понадобится помощь. Как насчет Белого Облака? Девушка, с которой вы танцевали в клубе «Династия», помните ее? Она студентка. Интересная, одаренная и понимающая. Она станет вашей маленькой помощницей.
      «Маленькая помощница» – сяоми – термин, который вообще-то означает «маленькая искусница». Нувориш-бизнесмен, Мистер Биг Бакс, так же как и Гу, был не прочь иметь в их компании молодую, красивую маленькую помощницу и придавал этому большое значение, как необходимый знак достойного социального статуса, если не чего-нибудь иного. Чэнь встретился с Белым Облаком, «девушкой К», в одном из кабинетов в караоке-клубе Гу «Династия», выполняя прошлое расследование.
      – Как я могу позволить взять себе помощницу, Гу?
      – Это в интересах «Нового Мира», которому вы помогаете. Я позабочусь об этом.
      «Аромат, исходящий от ее красных рукавов, сопровождающий твое глубокое дыхание в ночи…» Эта поэтическая строка времен династии Тан крутилась у него в голове, но Чэнь вернул себя в реальность. Свободная маленькая помощница. Как бутылка водки «Маотай» вдобавок к лунному прянику, который падает с небес.
      Таким образом, прозорливый бизнесмен Гу не мог так очевидно блефовать, и старший следователь Чэнь подумал, что ему не о чем беспокоиться. Если что-то позднее и всплывет, он потом решит, что с этим делать.
      «Есть вещи, которые человек может делать, а есть, которые не может». Это изречение Конфуция, которое любил цитировать его отец.
      – Позвольте мне поговорить с секретарем парткома Ли, – сказал Чэнь. – Я перезвоню вам завтра.
      – Он вам не откажет, я знаю. Вы – восходящая звезда, с многообещающим будущим. Вот часть аванса. – Гу вытащил из портфеля пухлый конверт. – Здесь десять тысяч юаней. Остальные доставлю вам завтра.
      Чэнь взял конверт, приняв решение не беспокоиться. Были другие вещи, которые волновали его. Он купит пачку красных таблеток для матери. Это последнее, что он мог сделать для нее как сын. Возможно, он также сможет нанять почасовую няню. Она жила одна в старой мансарде, и ее здоровье было слабым. Он опустошил бокал со словами: «Выпивая с тобой, мы говорим о сути наших сердец; моя лошадь привязана к иве у высокой стены».
      – На что намек? Просветите меня, мой старший следователь-поэт.
      – Это всего лишь цитата из Ван Вэя, – сказал Чэнь без дальнейшего объяснения. В четверостишии звучит обещание, которое дал храбрый рыцарь времен династии Тан. Он же просто заключил с Гу деловое соглашение, в котором не было ничего героического. – Я постараюсь.

      Автобус, набитый до отказа людьми, застрял в утренней пробке. Следователь Юй, в отличие от своего начальника, старшего следователя Чэня, не имел служебной машины. Это утро удалось, подумал Юй, заняв сидячее место в переполненном автобусе. И сейчас, расстегнув верхнюю пуговицу на форме, он мог поразмышлять о новом деле, связанном с убийством.
      Секретарь парткома Ли позвонил ранним утром и сообщил о том, что старший следователь Чэнь взял отпуск и что Юй теперь за главного по делу об убийстве Инь. Позвонил Чэнь и сказал, что он дома занимается переводом одного делового проекта и не может выйти на работу, поэтому Юй должен сам расследовать убийство.
      Информация об Инь Лиге была подготовлена. Юю дали толстую папку архивных материалов, собранных в управлении, и материалы из еще одного источника. Следователь Юй не удивился оперативности. Писательница-диссидентка Инь должна была на длительное время стать объектом негласного наблюдения полиции.
      В папке лежала ее фотография. Это была стройная, как бамбуковая палка, довольно высокая женщина лет пятидесяти. Ее высокий лоб и овальное лицо испещряли очень глубокие морщины, а сквозь очки в серебряной оправе пристально глядели печальные глаза. Она была одета в темно-синюю маоистскую куртку и такого же цвета штаны, фотография чем-то напоминала старую открытку.
      Инь закончила шанхайский институт в 1964 году. За энтузиазм, проявленный в студенческих политических кружках, ее приняли в партию и по окончании института взяли на работу преподавателем в государственный институт. Вместо уроков она вела со студентами беседы на политические темы. Это засчитывалось ей как испытательный срок: она должна была быстро подняться до уровня партийного функционера, проводя работу с представителями интеллигенции, которой всегда нужно быть идейно подкованной.
      Грянула культурная революция, и Инь вместе со своими студентами присоединилась к организации хунвейбинов – «красных защитников», действовавших в духе председателя Мао, провозгласившего: «Уничтожим все старое и гнилое». Она, критикуя контрреволюционных «монстров» и ревизионистов, возглавила революционный комитет института.
      Обладая властью, Инь была убеждена в необходимости «непрерывной революции под руководством диктатуры пролетариата». К концу шестидесятых председатель Мао понял, что бунтующие хунвейбины выступают против его власти. Хунвейбины, по недомыслию, навлекли на себя неприятности. Инь также подверглась критике и была снята с поста главы ревкома института и сослана в партийную школу в деревне. Это было новое учреждение, созданное председателем Мао, решение было принято им ранним майским утром. После знаменательного 7 мая по всей стране появились партийные школы, названные «школами 7 мая». Одной из целей Мао было взять под контроль политически ненадежные элементы, то есть тех, кто стоял на его пути.
      Студенты-партийцы делились на две группы. В первую входили бывшие члены партии. С их левосторонними взглядами их надо было где-то содержать. Вторая группа состояла из интеллигенции, а именно из профессоров, писателей, артистов, которые были включены в разряд политических элементов. Партийных студентов заставили перевоспитываться непосильным трудом индивидуально, а также используя групповую политическую учебу. Инь, как преподаватель института, к тому же и партийный работник, за короткое время приспособилась к работе в двух должностях. В «школе 7 мая» она возглавила коллектив и именно здесь встретилась с Яном.