Детективное агентство «Гарда» (№3) - Невеста колдуна

Оставалось только повернуться назад и идти, доверяясь своему чувству пространства.

Но это Маринино чувство оказанного ему доверия не оправдало. Время шло, а лес все не кончался. Из прочитанных в детстве приключенческих книг она знала, что человек, оказавшийся в незнакомом месте, по какой—то непонятной причине начинает ходить кругами. Было ясно, что с ней произошло то же самое.

Если бы все происходило в светлое время суток, еще можно было бы как—то выкрутиться — например, оставлять ножом зарубки на стволах или истошно вопить «ау!». Но сейчас от всего этого не было никакого проку. Ах, как жалела Марина, что в ее рюкзаке среди прочих необходимых вещей нет компаса! Как бы он ей сейчас пригодился. Но самым сильным чувством было не сожаление и не досада на себя, а страх. И страх этот рос с каждой минутой.

Нельзя сказать, чтобы Марина боялась темноты. В городе она ее совсем не боялась, если, конечно, не считать жутковатой темноты в подъездах и лифтах, вызывающей в памяти телерепортажи на криминальные темы. Но даже эти разновидности темноты по сравнению с темнотой ночного леса показались Марине приятными и почти уютными.

Природа, вызывающая такое восхищение днём, превратилась в угрюмую и враждебную. Время тянулось невыносимо медленно, и Марине чудилось, что эта ночь в бесконечном лесу будет длиться вечно.

Вдруг впереди ей почудился какой—то протяжный звук, напоминающий человеческий голос. Не очень задумываясь, что это может быть, она заторопилась в том направлении, откуда звук доносился.

Звук становился все громче, и постепенно становилось ясно, что это действительно голос — высокий женский голос, поющий песню с причудливым мотивом. Слов Марина разобрать не могла, но сейчас ее это не волновало.

А потом лес кончился, и она вышла на обрывистый берег озера.

Там, на толстом суку растущего у самого обрыва дерева, сидела девушка в светлом сарафане. Ее длинные волосы закрывали плечи до самых локтей. Прислонившись спиной к стволу дерева, девушка пела, покачивая ногами в такт музыке.

То ли от усталости, то ли от пережитого страха со слухом Марины произошло что—то непонятное — ей померещилось, что голос девушки вдруг стал доноситься со всех сторон сразу. Это было так неприятно, что у Марины закружилась голова.

Девушка перестала петь.

— Ты что здесь делаешь? — спросила она Марину.

— Я заблудилась, — ответила та слабым голосом — головокружение не проходило, перед глазами все плыло. — А ты что здесь делаешь, ночью, одна?

— Пою, разве ты не слышишь? — И девушка засмеялась так звонко, что Марина схватилась за уши.

— Где ты живешь? — спросила она, когда смех затих и звон в ушах прекратился.

— Здесь! — девушка обвела рукой лес и озеро. — А ты тут зачем ходишь? Я тебя в гости не звала!

Марина молчала, не зная, что ответить.

— Да ты не бойся! Я на тебя не сержусь! Я вижу — ты мне зла не желаешь. Ведь нет?

Марина замотала головой.

— Ну и хорошо! Тогда спи. А я тебе колыбельную спою.

И она снова запела свою песню без слов. Марина почувствовала, что у нее подгибаются колени. Она пыталась понять, что с ней, где она, как сюда попала, но не могла.

Вдруг девушка спрыгнула с дерева, оборвав песню, и, сердито топнув ногой, крикнула:

— А ну спать, быстро! Кому говорю!

В глазах у Марины потемнело, она сделала два неверных шага и без чувств упала на траву.

Глава 24

ВСЕ МОЖЕТ МАГИЯ

Открыв глаза, я села, испуганно озираясь вокруг. Прямо передо мной, за обрывом, расстилалось озеро, над которым быстро таяла ночная дымка — за домами поселка уже показался ослепительно яркий край солнца. Господи, как меня сюда занесло?

Пошарив по траве рукой, я схватила лямку рюкзака, вскочила на ноги и торопливо пошла вдоль берега — в ту сторону, где песчаный пляж полого спускался к краю воды.

Умывшись и прополоскав рот — жажда мучила меня ужасно, но я не была уверена в пригодности озерной воды для питья, — я, наконец, почувствовала себя готовой к тому, чтобы попытаться вспомнить события вчерашнего вечера.

Несмотря на то что второй охранник и второй шофер за небрежное выполнение своих обязанностей были отправлены Листовским обратно в Москву и на смену им приехали другие парни, и не два, а целых четыре, охрана дома лучше не стала — в этом мне удалось убедиться на собственном опыте.

Не претендуя на оригинальность предлога, я сообщила обитателям дачи, проводившим вечер на веранде, что умираю от желания спать, после чего удалилась в свою комнату. Через пять минут я благополучно выпрыгнула через окно в густеющие сумерки и устремилась по направлению к задней калитке.

Когда я шарила рукой под порожком сарая, кто-то тяжело и горячо задышал у меня над ухом. Помертвев, я повернула голову налево и обнаружила рядом с собой огромную остроухую овчарку. И, цепенея от страха, подумала, что сейчас мне предстоит превратиться в прекрасный нежирный фарш. Но овчарка добродушно лизнула меня в щеку и бесшумно исчезла.

Немного придя в себя, я достала ключ и, с трудом попав им в скважину, отперла замок на сарае, где меня дожидалась лестница.

Крапиву в этот раз мне удалось перепрыгнуть, но зато я умудрилась ободрать коленку. И все из-за того, что мне вовремя не пришло в голову утащить у Кирилла ключ от калитки.

Так. Все это я помнила хорошо.

Помнила и сидение в колючем, как сволочь, кусте шиповника, и появление Вадима, и то, как я шла за ним по лесу, и то, как упала…

Но дальше воспоминания начинали путаться. Скитания по темному лесу, доносящееся со всех сторон пение без слов… Смеющаяся девица, сидящая на ветке дуба…

Либо мне все это приснилось, либо я просто спятила.

Верить в то, что я спятила, не хотелось. Неужели это был сон? Очевидно, потому что других объяснений я придумать не могла. А Вадима я упустила, и это обидно…

Господи, как же я забыла! Я же обещала Себастьяну проводить Кирилла с отцом!

Вскочив на ноги, я помчалась прочь от озера. Рюкзак прыгал у меня за спиной. Вдруг они уже встали и хватились меня? Что я им буду объяснять? Что решила вспомнить детство золотое, вообразила себя индейцем на тропе войны и решила переночевать в лесу, чтобы укрепить в себе боевой дух?

Новая ужасная мысль поразила меня в самое сердце так, что оно тоскливо екнуло: если даже мое отсутствие осталось незамеченным, как я теперь попаду обратно на дачу? Не идти же с просьбой к Вадиму еще раз подсадить меня?

В конце концов я решила пройти через парадный вход. Спросят, где была, навру что-нибудь. Не поверят — их проблемы. А вообще — я им отчет в своих действиях давать не обязана! Я Себастьяну-то не всегда докладываю то, что знаю, а ведь он, как ни крути, мой начальник, причем начальник любимый!

Но спрашивать меня никто ни о чем не стал. Новый охранник у ворот, уже знавший меня в лицо благодаря вчерашнему инструктажу Листовского, без лишних слов хмуро отворил передо мной калитку. Домработница, хлопотавшая на веранде, взглянула изумленно и испуганно, но тоже не сказала ни слова, только кивнула в ответ на мое еле слышное приветствие.

А к моменту появления Кирилла с Листовским я уже успела спрятать рюкзак в комнату с часами, и по моему виду никак нельзя было догадаться, что я всю ночь шаталась по лесу, вместо того чтобы сладко спать в своей постели. Даже блямбу на колене я скрыла, переодевшись в легкие брюки.

Как я и предполагала, в проводах не было никакого смысла. Отец с сыном торопливо проглотили по чашке кофе с бутербродами, я с наслаждением выпила чаю, и мы пошли к джипу, выгнанному из гаража Варфоломеем. Ничего подозрительного я не увидела — никто не крутился поблизости, никаких странных предметов не валялось на дороге; вообще все было настолько обыкновенно, что у меня даже появилось легкое чувство разочарования.

Джип уехал, устроив на дороге небольшую пыльную бурю. Я облегченно вздохнула и пошла в дом.

Вернувшись в свою комнату, взяла с подушки мобильный телефон, задумчиво покрутила в руке и отключила. Положила его на подоконник, сбросила с себя брюки…

Куда я их уронила и как добралась до постели, уже не помню.

Когда я проснулась, дом заметно опустел — Юля, Борис и домработница куда-то подевалась, а охрана попряталась, как тараканы по щелям.

Проглотив оставленные мне оладьи с повидлом, я заварила себе чаю покрепче и, закурив воображаемую трубку, обратилась к воображаемому собеседнику в лице стеклянного графина с клюквенным морсом:

— Итак, Ватсон, — проскрипела я, — что вы можете сказать об этом деле?

Графин подавленно молчал.

— Да, дорогой друг, — согласилась с ним я. — Дело довольно сложное и запутанное. Но если правильно использовать свое серое вещество…

Тут я запнулась, вспомнив, что о сером веществе любил разглагольствовать Пуаро, а совсем не Шерлок Холмс. Впрочем, замешательство мое длилось недолго, и я продолжила свою речь:

— Поскольку наша вчерашняя затея с треском провалилась… м-да… причем в самом прямом смысле, нам, очевидно, следует поразмыслить о наших следующих шагах. Что вы можете предложить? Графин продолжал безмолвствовать.

— Что ж, — с чувством превосходства произнесла я. — Раз у вас нет никаких предложений, придется положиться на мою интуицию. А она подсказывает мне…

Но интуиция молчала, как графин.

На веранде воцарилась тишина, только негромко позвякивала ложечка, размешивающая сахар.

И вдруг я подпрыгнула так, что едва не облилась чаем. Мне вспомнился разговор старушек возле железнодорожной станции о муже Петровны, увидевшем в лесу умершую год назад девушку… Как же ее звали?

Анька, Анна Кузнецова!

— Я должна все проверить, — пробормотала я, вскакивая со стула и мгновенно позабыв про свой чай. — Конечно, может, это и бред, но все-таки…

Немного косметики — обозначить контуры лица. Мобильный телефон… Ну ладно, возьму с собой, но включать не стану. Надо позвонить Даниелю, узнать, что он выяснил… Но это потом. Неизменный рюкзак за спину — и в путь.

Выскочив за калитку, я нос к носу столкнулась со вчерашним потертого вида мужиком.

Я хотела проскочить мимо него, но он перегородил мне дорогу.

— А парень, который вчера с тобой был, он где? — спросил мужик, безо всякого намека на вежливость.

Всю мою торопливость как ветром сдуло. — А зачем он вам? — настороженно спросила я.

— Дело у меня к нему. Не позовешь его? Мне с ним потолковать очень надо.

— Его сейчас нет, и будет не скоро. Мужик приуныл, но ненадолго:

— Слушай, а у тебя бумажки не найдется? Я бы ему записочку черкнул.

Нахальство — второе счастье, подумала я, но полезла в рюкзак.

— И ручку поищи, — добавил мужик.

— А вы кто? — решив тоже быть понаглее, спросила я, протягивая ему блокнот и автоматический карандаш.

— Я-то? — ответил мужик, выводя на чистом листе одно слово за другим и старательно пряча написанное от меня. — Да так, друг одного его знакомого. Мы с ним виделись один только раз. Но он меня наверняка помнит… На вот, передай ему, хорошо? Только не забудь!

Я кивнула и взяла сложенный вчетверо листок. Мужик быстро зашагал по направлению к железнодорожной платформе.

Если он рассчитывал на мою порядочность, то очень напрасно — не на ту нарвался. Как только он пропал из вида, я развернула бумажку и прочитала:

«Естли хочиш знать кто хочит тебя убить приходи сегодня один на станцию в 12.30 ночи. Возми с собой тысчу доларов. Я к тебе подойду. Никому не болтай естли жить хочиш».

Прочитав этот образчик языка и стиля, я хотела кинуться вдогонку за мужиком, но вовремя одумалась: действовать нужно было по-другому…

Вернувшись в дом, я положила записку на стол в комнате Кирилла, так, чтобы она сразу привлекла его внимание, когда он вернется. И отправилась наконец по своим делам. Дорога моя лежала в город Краснозаводск.

Но когда деревянное дома сменили кирпичные пятиэтажки, увеличилось количество машин и людей, появились тротуары и газоны, моей решительности заметно поубавилось. Вот приду я в милицию и скажу, что хочу ознакомиться с делом Анны Кузнецовой, утонувшей год назад в озере. А на меня посмотрят как на пациентку сумасшедшего дома, по недоразумению выпущенную на волю, и удивленно ответят: «А вы, девушка, кто?.. Детективное агентство?.. А удостоверение у вас имеется?»

Удостоверение у меня имелось — красивое, переплетенное в натуральную зеленую кожу,

Себастьяну даже такую прозаичную вещь, как удостоверение, необходимо было превратить в произведение искусства. И фотография под переплетом была не такая, какая обычно бывает на документах — окрашенное в приятные серые тона скорбно-тупое окаменелое лицо с дефективной прической, — а цветной снимок весьма симпатичной особы, которая хоть и не улыбается, но по глазам видно, что вот-вот улыбнется. Однако только вот как раз такое необычное удостоверение наверняка и вызовет массу подозрений. А главное — одного удостоверения вряд ли будет достаточно. Потребуют какой-нибудь запрос или разрешение с пятью подписями, семью печатями и тремя визами или еще что-нибудь в этом же духе — понятия не имею, что именно. А если у меня этой нужной бумажки не окажется, в лучшем случае отправят восвояси, используя все нюансы богатства русской речи, в худшем же — могут задержать до выяснения.

Чтобы дать себе время собраться с мыслями, я купила мороженое, свернула в ближайший скверик и уселась на лавочку.

Мороженое освежало, но остроты мыслям не придавало. Вскоре от него остались лишь палочка, комок золотистой фольги и липкие следы на пальцах, а придумать я так ничего и не смогла. Кроме того, меня окончательно покинуло мужество, и оставалось только признать свое поражение до начала боя и вернуться не солоно хлебавши на дачу.

И тут, вытирая салфеткой руки, я натолкнулась взглядом на кольцо. Три иероглифа — имя древнекитайской царицы фей — нежно переливались на поверхности черного камня.

— Слушай, — вполголоса сказала я кольцу, — если ты действительно волшебное, сделай так, чтобы ко мне не приставали с расспросами и нашли мне все, что я попрошу. А если ты не поможешь, я тебя больше носить не стану, потому что от тебя нет никакого толка. И делай тогда что хочешь, только без меня.

Мне почудилось, что кольцо мигнуло в ответ.

Через полтора часа я сидела в помещении милицейского архива и, не веря своему счастью, смотрела на лежавший передо мной на ободранной крышке стола пухлый том дела Кузнецовой Анны Валентиновны, 1978 года рождения. Через подвальное окошко до меня доносились шаги и мужские голоса. Пахло бумажной пылью. Большую часть места в комнате занимали доходящие до самого потолка стеллажи — длинные ряды корешков папок, коробки с завязками, стопки бумаг.

Кольцо с блеском выполнило возложенную на него задачу. Любая дверь с легкостью отворялась передо мной, лица расцветали улыбками, лишних вопросов ни у кого не возникло, а удостоверение мне так и не понадобилось. «Интересно, — думалось мне, — а если я приду, скажем, в какой-нибудь банк и попрошу миллион долларов на мелкие расходы? Неужели дадут?» Однако, взглянув на кольцо, я поняла, что не дадут. Как там сказал Вадим: «Тогда это будет совсем другой дар». Обидно, но ничего не поделаешь.

Щелкнув выключателем настольной лампы, я открыла обложку папки и с головой погрузилась в чтение.

Трудности начались уже с протокола осмотра места происшествия — продираться сквозь тяжеловесные формулировки следователя, написанные к тому же не самым разборчивым почерком, было нелегко.

Тело Кузнецовой Анны Валентиновны было обнаружено 12 августа прошлого года жителем поселка Белые Ключи Матвеевым Николаем Алексеевичем. Имя и адрес нашедшего я записала в блокнот.

Тело плавало у берега. На самом берегу ничего подозрительного обнаружено не было. Никаких зацепок, читала я между строк протокола мысли следователя.

Результаты экспертизы и заключение эксперта привели меня в еще большее уныние, чем первый протокол. По сравнению с почерком, которым все это было написано, почерк следователя казался каллиграфическим, а обилие медицинских терминов, изысканно нанизанных один на другой, делали сей опус вообще малопригодным для чтения. Некоторые термины, написанные относительно разборчиво, я тоже выписала себе в блокнот. Одно было понятно — следов насилия на трупе не обнаружили. Обнаружили другое — беременность сроком приблизительно три месяца. Да… Детектива из этого дела явно не получалось, а вот слезливая мелодрама — запросто. Я разочарованно вздохнула. Но решила не сдаваться. Прочитала протоколы допроса родителей девушки — бедняги! — выписала и их адрес тоже. И родители, и друзья, и соседи, и сотрудники — она работала секретарем в московской строительной фирме — как один говорили, что последнее время она выглядела подавленной, но на расспросы не отвечала, ни с кем своими проблемами не делилась и что послужило причиной ее самоубийства, никто так и не понял. Что еще удивительнее — никто ничего не знал о личной жизни покойной. Все догадывались, что у нее есть молодой человек, но кто он, как его зовут, как он выглядит — об этом ни одна живая душа не имела ни малейшего представления. То ли Анна действительно была прирожденным конспиратором, то ли свидетели чего-то недоговаривали, что и неудивительно, учитывая любовь граждан к родной милиции. Но расскажут ли они что-нибудь мне, если я начну их расспрашивать? Боюсь, тут мне волшебное кольцо уже не поможет.

Напоследок я решила получше рассмотреть снимки в деле. Заниматься изучением этих фотографий мне не хотелось ужасно, но рядом не было никого, кто мог бы сделать это за меня.

Общий план берега, светлая точка у кромки воды. Тело целиком, несколько ракурсов. Отдельно лицо… Бр-р… Жуть какая… Существование души доказывается хотя бы тем, что, когда люди умирают, то, что от них остается, уже мало походит на человека — что-то вроде куклы, только гораздо страшней.

Стоп, стоп, а это что такое?

Крупным планом — ключицы умершей. Под ними, на тонкой цепочке — металлический православный крестик с тремя камешками.

Четвертого, справа, не хватает.

Глава 25

ОТ ЛЮБВИ ДО НЕНАВИСТИ

— Намажь мне спину, пожалуйста.

Борис положил книгу на одеяло страницами вниз, чтобы не захлопнулась случайно, и взял протянутый ему оранжевый флакончик с солнцезащитным кремом. Юля перевернулась на живот и расстегнула бретельки купального лифчика.

— Не нравится мне эта девка, — сказала она. — Всюду рыщет, вынюхивает, высматривает. Помнишь, как она вчера вечером зевала и говорила, что спать пойдет? Так вот — ее всю ночь в комнате не было, она вернулась только под утро, перед тем, как уехали Кирилл и Андрей Евгеньевич.

— С чего ты это взяла? — хмуро, словно через силу, откликнулся Борис, круговыми движениями втирая крем в Юлину слегка покрасневшую кожу.

— Заглянула к ней в комнату! Это ты ходишь, ничего вокруг не видишь, вот мне и приходится беречься за двоих!

— Может быть, я вижу мало, но не настолько мало, как тебе хотелось бы.

Юля приподнялась на локтях и посмотрела ему в лицо.

— Я что-то не понимаю, о чем ты говоришь. И почему в таком тоне? Ты меня случайно ни с кем не перепутал?

— Разве тебя можно с кем-то перепутать? — горько усмехнулся Борис. — А вот ты, очевидно, ошиблась дверью прошлой ночью, когда проверяла, у себя ли Марина. Возвращалась к себе, а зашла к Кириллу… Но всего удивительней, что ты так у него и осталась.

Повисла тяжелая пауза.

— Ах, вот оно что, — наконец сказала Юля. — А я-то все понять не могу, почему это ты с самого утра в мою сторону не глядишь.

Борис вытер о бедро жирные от крема пальцы.

— А ты бы меня спросила, хоть раз в жизни поинтересовалась, что со мной происходит.

— Я ждала, что ты сам мне все скажешь.

— Ну, вот я и сказал. И, знаешь, мне даже не очень интересно знать, что ты мне ответишь. Меня в последнее время уже очень мало что интересует.

Юля щелкнула пластиковыми замочками лифчика и села на одеяле, презрительно глядя на Бориса.

— Можно подумать, тебя хоть что-нибудь интересовало раньше! Я бьюсь как рыба об лед, а ты хоть когда-нибудь, хоть один-единственный раз попытался мне помочь!

— Спать с Кириллом? Извини, я не по этой части.

Раздался громкий хлопок — это Юля ударила Бориса по щеке.

— Если ты такой правильный, такой чистенький — иди и поговори сегодня с Кириллом! Да-да! Поговори! Только уж расскажи ему все! Ему должно понравиться то, что ты проделал за последние три месяца. Можешь сказать ему, что все это придумала я, ведь правда, верно? Только не забудь: придумывала-то я, а делал — ты. А о самом главном расскажи, порадуй его. И я посмотрю, что будет дальше…

Борис опустил голову, кусая губы. Юля засмеялась.

— Ты так смело обвиняешь меня, а чем ты лучше? Чем? И в чем ты можешь меня упрекнуть? Разве только в том, что я неаккуратно прячу концы в воду. Ну уж извини, дорогой! Так получилось! В другой раз буду осторожнее, чтобы не ранить твое чувствительное сердце.

— Я тебя ненавижу, — прошептал Борис — Убил бы, если б только мог.

— Да уж я заметила, что убить — у тебя кишка тонка, — насмешливо заметила Юля. — А знаешь, что самое смешное?

Она провела рукой по его щеке. Он отвернулся, вздрогнув. Тогда она подсела к нему поближе и обняла его. Он попытался вырваться, но как-то неуверенно, словно нехотя. Она засмеялась и поцеловала его сзади в шею, потом в мочку уха.

— Повернись ко мне, — тихонько сказала она.

Он повиновался с отчаянием на лице.

— От любви до ненависти один шаг, — она положила руки ему на плечи. — И обратно тоже. Ты ведь по-прежнему любишь меня.

Он закрыл глаза и молча кивнул.

Глава 26

ЧЕМ ДАЛЬШЕ В ЛЕС, ТЕМ БОЛЬШЕ ДРОВ

Мобильный телефон зазвонил в тот момент, когда я медленно спустилась по щербатым ступеням в жаркий августовский день, все еще не оправившись от потрясения, вызванного моим внезапным открытием. Я даже не сразу поняла, откуда доносится это треньканье, а когда сообразила, что из моего рюкзака, окончательно растерялась. В чем дело, я же его отключала, разве нет? Конечно, я девушка рассеянная, если не сказать — растяпа, но не до такой же степени, всему есть предел, даже моей практической бестолковости!

Но когда из-под расчески, кассеты с записью сорокового концерта Моцарта, банки крема и прочей ерунды, которую мне было уже недосуг разглядывать, я извлекла мобильный телефон и, приложив его к уху, услышала до боли знакомый насмешливый голос, мне все стало ясно:

— Неужели ты не понимаешь, что при желании я тебе и по сломанному телефону могу позвонить?

— Ну, я как-то упустила это из виду, — искренне призналась я. — Главное, ты мне по электрической плитке не звони или по мясорубке.

— Неужели ты обо мне так плохо думаешь? — засмеялся Себастьян. — Хотя идея хорошая… Даниель проверил твою гранату. Похоже, это то, что нас интересует. Теперь рассказывай: кто, что, откуда и так далее.

— Так вот зачем ты мне звонишь! Все по делу! А я так ждала, что когда-нибудь ты хоть на минуту забудешь о делах и захочешь сказать мне что-нибудь приятное. Личного, а не делового характера.

— Если говорить о личном, то ничего хорошего сообщить тебе не могу. Я на тебя обижен. Ты секретничаешь с Даниелем за моей спиной, я все узнаю в последнюю очередь…

— Это тоже все относится к работе, между прочим.

— Ну, — Себастьян слегка смутился, — мы же вместе работаем.

— Ага. В последнее время только работаем, — я не смогла удержаться от шпильки.

— И я бы не сказал, что плодотворно. Ты почему-то предпочитаешь действовать в одиночку. А потом нам с Даниелем опять придется извлекать тебя из какого-нибудь зловещего подвала.

— Ну, вспомнил! — усмехнулась я. — Тогда я была молода и неопытна!

В трубке фыркнули. Потом совершенно серьезным голосом сказали:

— Если ты думаешь, что я ничего не понимаю, то напрасно. Хватит тянуть время и заговаривать мне зубы. Или ты рассказываешь все о гранате, или…

— Или что? — кокетливо прокудахтала я.

Во время нашего разговора я не прекращала двигаться и в эту минуту очутилась на краю асфальтового пятачка, пышно именуемого площадью. На противоположной ее стороне мои голодные глаза узрели вывеску «Шашлычная», сизый дымок над мангалом и круглые белые столики под пропыленным тентом. Когда ветер подул в мою сторону, принеся с собой волну запаха мяса и лука, из недр моего организма раздался жалобный стон желудка.

— Или что? — повторила я скорее по инерции, чем из действительного интереса. Тарелочка шашлыка волновала меня сейчас куда больше, чем ответ Себастьяна, который, очевидно, не смог придумать ничего лучшего, чем мрачно произнести:

— Или мы с тобой поссоримся по-настоящему!

Вот испугал! Я сделала небольшую паузу, чтобы сформулировать эту свою мысль как можно изящней, но в ту же минуту все формулировки вылетели у меня из головы. Потому что слева от меня обнаружилась стоянка маршрутных такси, курсирующих между Краснозаводском и станцией метро «Выхино». Одна из таких маршруток как раз приехала из Москвы, и ее пассажиры один за другим выпрыгивали на раскаленный асфальт. Пятым из них оказался Вадим. Все с той же большой зеленой спортивной сумкой с оранжевой полосой. Хотелось бы мне знать, что в ней сейчас лежит.

— Знаешь, давай я тебе попозже перезвоню. Честное слово! — прикрыв рот рукой, прошептала я в трубку.

— С тобой все в порядке? — встревожился Себастьян.

— Да! — прошипела я. — Не звони мне пока! Я свяжусь с тобой вечером.

От остановки Вадим уверенным шагом направился к шашлычной. Это меня обрадовало. Люблю совмещать полезное с приятным.

Когда он уже уселся за столик с бутылкой нарзана и пластиковой тарелкой, на которой аппетитно благоухали кусочки шашлыка, я, сглотнув обильно выделявшуюся слюну, неторопливо вошла под навес и с хорошо разыгранным равнодушием огляделась в поисках свободного места.

Вадим, привстав, помахал рукой и позвал меня. На это я и рассчитывала. Оставалось только изобразить радостное изумление и подойти к нему.

Несмотря на все мои протесты — должно быть, не слишком уверенные, — он передвинул мне свою, еще не тронутую порцию и пошел за другой. А когда вернулся, сказал лукаво:

— Если бы я не знал, что это невозможно, я бы решил, что ты за мной следишь.

— Ну, — в тон ему ответила я, — во-первых, отчего же это так уж невозможно? А во-вторых, у меня есть все основания решить, что это ты следишь за мной.

Он усмехнулся и макнул кусок мяса в кетчуп.

— Я за тобой не следил.

— А за кем? — вдруг брякнула я.

Вадим перестал жевать и посмотрел на меня настороженно.

— С чего ты взяла, что я вообще за кем-то слежу? Я ездил к тете в Москву, как и собирался.

— Здоровье больше не беспокоит? — многозначительным тоном поинтересовалась я. По себе знаю, стоит таким тоном задать самый невинный вопрос, например «сколько времени?», любой человек, даже чистый, как слеза ребенка, начинает чувствовать за собой хотя бы парочку смертных грехов.

Но мои психологические этюды не принесли мне никакой практической пользы, если не считать того, что Вадим заерзал на стуле.

— Ты о чем? А, понял. Спасибо, нормально… А у тебя как дела? Кстати, о слежке — как успехи? Продолжаешь прыгать в крапиву?

— Нет, — небрежно ответила я, пытаясь не показать своего раздражения. — Я нашла себе занятие поинтереснее.

— То есть ты застукала своего красавчика с какой-нибудь девицей и набила ей морду?

С какой стати он мне хамит? И почему я это терплю? Вот выйду сейчас из шашлычной, перезвоню Себастьяну, расскажу всё что знаю, и посмотрим, что будет потом.

— Нет, — ядовито промурлыкала я. — Ни с кем я никого не застукивала. Вообще, любовные дела Кирилла не входят в сферу моих интересов. Если ты напряжешь память, то вспомнишь, что я тебе об этом уже говорила. Но если бы и входили, я, разумеется, не стала бы никого бить. Рукоприкладство не для меня. Это вчерашний день. Вот гранату подкинуть в окошко — это да, это по-нашему.

Приятно было видеть, как Вадим поперхнулся шашлыком.

— А что, у тебя есть граната? — сдавленным голосом спросил он, после того как я заботливо постучала его по спине.

— Ну, пока нет, но, если бы мне было нужно, я бы расстаралась. Кстати, — оживилась я, — а у тебя случайно ничего такого… не завалялось?

— К счастью, нет, — натянуто улыбнулся Вадим. — Я вообще за мирное решение всех проблем. — Однако в глазах его явно читались панически задаваемые самому себе вопросы: «Что-то узнала? Просто догадывается? Залезла в сундук? Случайное совпадение? А про гранату в окно — откуда знает?»

Неужели он убийца? Но почему мне так не хочется в это верить? Нет, рано выдавать его Себастьяну, я хочу выяснить все сама.

— А почему тебе так не нравится Кирилл?

— Что?.. — не сразу понял меня занятый своими тревогами Вадим. — А, этот… Ну, просто здоровая ненависть пролетария к представителю враждебного класса — буржуазии.

— Это ты-то пролетарий? — засмеялась я. — Небось медицинский окончил, пролетарий, и поступил по блату! Ты — гнилой интеллигент, и нечего примазываться к трудящемуся классу. И вообще, оставим в покое марксизм-ленинизм.

Я смолкла, увидев, что Вадим весь побелел.

— И медицинский окончил, — тихо сказал он. — И поступил по блату. Но не шел по головам, ничье место не занимал, к каждой юбке не клеился. Подлецом и предателем не был никогда.

— А подробнее? — осторожно спросила я.

— Ну уж нет! — Вадим встал так резко, что стол отъехал в сторону. — Доносить не привык. Все, что могу тебе сказать, — к чему он ни прикоснется, все превращается в труху. А ты девочка хорошая, поэтому держись от него подальше. Здоровее будешь.

Он взял свою сумку и быстро ушел. А я осталась за столиком, чувствуя себя полной идиоткой. Разузнать ничего не разузнала, только хуже все запутала. И, кажется, настроила его против себя.

Бедная моя голова! Загадок все больше, отгадок все меньше. Словно в темном лесу и густом тумане. Куда идти, что искать?

А чем, интересно, занимаются Даниель с Себастьяном? Ждут от меня каких-то сведений, а сами, между прочим, ничего мне не рассказывают? Небось и не делают ничего, посиживают себе в клубе, играют на рояле и на гитаре в свое удовольствие, а я тут мучайся.