Детективное агентство «Гарда» (№3) - Невеста колдуна

— А почему бы и нет? — Даниель подмигнул Себастьяну.

— Этого только не хватало! Надеюсь, Надя об этом не узнает. Потому что иначе неизбежно начнется третья мировая война…

— Не волнуйся, все под контролем. Так что с делом Листовского? Продолжаем работать?

Себастьян поморщился:

— Не нравится мне все это…

— Мы уже выяснили, что ты не симпатизируешь Кириллу. Чем еще ты недоволен?

— Ты считаешь, этого недостаточно? Как я могу обеспечивать безопасность человека, которому мне больше всего хочется вмазать по физиономии?

— Что я слышу? Ты ли это? Себастьян, такие слова из твоих уст — невозможно поверить! А всё женщины! Женщины… Кстати, как ты думаешь, поверили наши женщины в то, что ты им сегодня наплел?

Себастьян пожал плечами:

— Не вполне, наверное. Я бы на их месте ни за что не поверил. Но выдвигать другую версию нашего отсутствия уже поздно.

— Да уж, задний ход теперь не дашь. Честно говоря, я не понимаю, для чего светлейшему архангелу Михаилу так понадобилась вся эта срочность и секретность и почему о новой Лестнице в Петербурге никто, кроме нас, не должен знать? И зачем она вообще нужна, есть же прекрасная Лестница под Москвой!

— Очевидно, архистратиг небесных сил что—то задумал. Но почему из всего ангельского войска ему понадобились двое ссыльных, по горло увязших в земных делах? — Себастьян задумчиво провел по губам указательным пальцем.

Даниель посмотрел на него в зеркало заднего вида.

— Кстати, я давно хочу тебя спросить: с чего ты взял, что наше пребывание среди людей похоже на ссылку? Никто ведь так толком и не объяснил, зачем тебя сюда отправили. Наказывать тебя было явно не за что. Ты, конечно, не безупречен, но если за это ссылать, то на небесах ни одной живой души не останется… И вот еще что непонятно — почему мне с такой легкостью позволили увязаться за тобой? Я над этим много думал… Может, это и не ссылка вовсе, а своего рода… командировка? Ответственное задание, которое не могли доверить никому, кроме нас с тобой?

Но Себастьян, погруженный в свои мысли, кажется, даже не слышал, что ему говорит Даниель, потому что без особой связи с его словами проговорил:

— Знаешь, Даниель, я чувствую, что очень скоро нам стоит ждать больших неприятностей. Что—то произойдет…

— Ты имеешь в виду — там? — Даниель поднял указательный палец вверх. Себастьян покачал головой:

— Нет. Здесь. Михаила тревожат сейчас земные проблемы, а не небесные. И, боюсь, нынешнее дело, которое, раз мы взялись за него, так уж и быть постараемся довести до конца, покажется нам легкой прогулкой по сравнению с тем, что нас ждет.

Глава 10

ВРАНЬЕ КАК ВИД ИСКУССТВА

Надо было срочно уносить ноги. Во дворе, с самого краю, стояла, тускло поблескивая под слоем московской пыли, черная «Победа», а это значило, что, по крайней мере, один из двух ангелов находился сейчас в клубе, и мы с Кириллом рисковали быть обнаруженными в любой момент.

К сожалению, ощущение под ногами горящей земли сильно замедлило мой мыслительный процесс, и пока я собрала расползающиеся, как медуза на солнце, мысли в кулак, Кирилл успел не только заглушить мотор, но и открыть дверь, так что мне пришлось поспешно схватить его за ремень брюк.

— Э—э… Я думаю, нам лучше туда не ходить, — не внушающим никакого доверия тоном проблеяла я.

— А что такое? Ты здесь уже была?

— Нет! То есть да, один раз. Но мне этого раза на всю жизнь хватит! — Сама бы я себе ни за что не поверила. Вранье экспромтом удается мне плохо. К тому же врать нужно было ускоренным темпом — на горизонте каждую минуту мог появиться кто—нибудь знакомый, не говоря уж о самих ангелах, а оперативное вранье без предварительной подготовки — это особый род искусства, к которому у меня, к сожалению, нет никакого таланта. Но выхода не было.

— Да? — Кирилл заинтересовался, но дверь не захлопнул. — И что произошло?

Я зажмурилась от отвращения к себе и выпалила:

— У меня было отравление! — и зачем—то добавила: — Алкогольное.

Кирилл, изумившись, машинально хлопнул дверью:

— Что же ты такое пила?

— Не помню! — ляпнула я, но потом, сообразив, что порчу репутацию не клубу «Ступени», а себе самой, поправилась: — Какой—то коктейль…

Слегка утешало то, что мои россказни не были чистой выдумкой — когда я только устроилась работать в «Ступени», мне действительно однажды стало плохо после коктейля. Правда, это произошло оттого, что один милый дяденька — великий певец и великий мерзавец — подсыпал мне в бокал какой—то дряни, но в настоящий момент это было не так уж и важно.

Для пущего эффекта я трагически сообщила:

— Меня рвало весь день. Я целую неделю после этого питалась одной овсяной кашей.

— Бедняжка! — Кирилл сочувственно покачал головой и, к моему ужасу, вновь открыл дверь машины. — Ладно, бог с ними, с коктейлями. Будем пить минеральную воду. А градусы доберем попозже, в каком—нибудь другом заведении.

— Нет! — взвизгнула я. — Ни за что! Ты бы видел тамошних официантов!

— Да ладно! — Кирилл поставил левую ногу на мостовую. — Что нам, под венец идти с этими официантами?

— Они хамят!

— Но не беседовать же нам с ними!

— И у них у всех чернота под ногтями! — взвыла я, мысленно прося у ребят прощения.

Кирилл убрал ногу в машину.

— Слушай, неужели здесь так все плохо? Почему же мои друзья хвалили это место?

В этот самый момент белая дверь с бронзовой ручкой в форме львиной головы распахнулась, и я вжала голову в плечи… Но открывшаяся дверь выпустила на улицу рано облысевшего преуспевающего клерка с серым от жары и усталости лицом. Впрочем, не думаю, что мой собственный цвет кожи отличался в эту минуту свежестью. Придя в себя, я обнаружила, что скрестила руки на груди.

— Музыка—то там хоть хорошая? — продолжал допытываться Кирилл, не замечая, к счастью, моих мучений.

— Отвратительная! — в тоске выпалила я. — Гаже просто не придумаешь!

— Да это тебе, наверное, из—за плохого самочувствия так показалось, — продолжал изводить меня Кирилл, так что я едва не брякнула, что ему самая дорога в адвокатуру, но вовремя сдержалась.

Очевидно, мои глаза выражали такое страдание, что это подействовало на Кирилла лучше всех моих неубедительных аргументов.

— Ладно, — он захлопнул наконец дверцу машины и завел мотор. — Найдем что—нибудь другое.

Едва я успела облегченно вздохнуть и немного расслабиться, как белая дверь клуба снова открылась, и на пороге появился Даниель. При виде нас его лицо просияло.

— О! На ловца и зверь… — начал он, но я взвизгнула:

— Гони!

«БМВ» развернулся вокруг собственной оси и ринулся в арку, своды которой отразили растерянный возглас Даниеля:

— Эй! Вы куда?

Сумасшедшая гонка закончилась плачевно: мы наглухо застряли в огромной пробке. Пришлось поднимать матерчатую крышу — солнце, не обращая ни малейшего внимания на вечернее время, припекало вовсю, а густая бензиновая гарь разъедала легкие.

Кирилл протянул мне пузатую бутылочку зеленого стекла с противно теплой минеральной водой и ворчливо произнес:

— Так бы сразу и сказала, что в этом клубе тусуются твои начальники. Нет, надо было четверть часа пудрить мне мозги. Раньше ты не была такая.

— А какая я была? — слабым голосом откликнулась я, медленно приходя в себя после вызванного Кирилловыми маневрами головокружения.

— Брякала все, как есть на самом деле, не задумываясь о последствиях.

«Дура была. Да и сейчас не поумнела», — подумала я, но вслух ничего не сказала, тем более что Кирилл продолжал:

— Кстати, а шеф твой, не тот, который вышел, а другой, брюнетик смазливый, таак на тебя глазами сверкал, когда мы обнимались. У вас с ним ничего нет? А?

Я чуть не поперхнулась минералкой и свирепо уставилась на хлебного королевича. Но от лекции о правилах хорошего тона воздержалась. Вместо этого сказала холодно:

— Ты лучше расскажи мне о том, как тонул. А то мы этот пункт нашего списка забыли обсудить.

Кирилл мгновенно поскучнел.

— Да что об этом рассказывать. Обыкновенная судорога в ноге, ничего интересного…

И вообще, мисс Холмс, хватит говорить о делах! Пусть твои шефы этим занимаются, вместо того, чтобы меня по клубам вылавливать.

— Нужен ты им очень! — внезапно обиделась я за ангелов.

— Им—то нет, конечно. А отцу нужен. Сын родной, как— никак.

— Ну и зачем же ты тогда сбежал?

— Не хочу, чтобы меня караулили. Слушай, а откуда они узнали, что мы будем в «Ступенях»? Я же никому об этом не говорил!

И он с подозрением уставился на меня. Я разозлилась:

— Ты что, думаешь, что это я им телепатировала? Или на мне какие—нибудь передатчики нацеплены? Да? А тебе не приходило в голову, что они в клубе оказались случайно?

— Я бы так и подумал, но ты, подруга, такую околесицу несла, что уж и не знаю… — с сомнением сказал Кирилл.

— Раз так, — оскорбилась я, — тогда мне здесь делать нечего! До свидания!

Но выйти из машины мне не удалось — Кирилл сгреб меня в охапку.

— Ты обещала быть моим телохранителем!

— Если хочешь сохранить свое тело целым и невредимым, — жестко сказала я, — тебе лучше сидеть дома, а не шляться по городу, особенно по многолюдным местам.

— Разве безлюдные места не опаснее многолюдных?

— В безлюдных проще понять, откуда ждать нападения. А в многолюдных — толчея, внимание рассеивается. И помощи все равно не дождешься, даже если вокруг полно народа…

Тут меня снова вдавило в кресло — мы выехали из пробки и снова помчались как ненормальные.

— Ну, хорошо, уговорила, — сказал Кирилл. — Я—то хотел отвезти тебя в боулинг — клуб, но раз ты считаешь, что мне грозит опасность, это мероприятие я отменяю. А то еще не дай бог, кто—нибудь зашибет меня шаром… Или кеглей — тоже удовольствия никакого.

— И куда же мы теперь едем? — подозрительно осведомилась я.

— Как куда? Разумеется, ко мне домой! Час от часу не легче.

— Главное, чтобы у подъезда нас не ждала засада, — прочитал мои мысли Кирилл.

— Слушай, может, все—таки лучше позвоним Себастьяну и Даниелю? — жалобно предложила я.

— Это кто?.. А, твои командиры, да? Ну и имена, не детективное агентство, а какой—то очаг безродного космополитизма. Нет, звонить мы им не станем. Они посадят меня под замок, а я могу согласиться на это только при условии, если мое одиночество скрасит какая—нибудь красотка вроде тебя, рыжая.

Дом, в котором жил Кирилл, был построен совсем недавно и, несмотря на неброский внешний вид, явно относился к категории элитных. Чего стоил один вестибюль при входе — ковры на кафельном полу, зеркала и деревянные панели на стенах, кондиционированная прохлада, дорогостоящая искусственная зелень в будке консьержки в стиле арт—деко. Я вспомнила свой родной подъезд, выкрашенный масляной краской цвета «детской неожиданности», ободранные почтовые ящики, носящие следы неоднократного взлома, лифт с автографами местных обитателей, разлитый повсюду тонкий аммиачный аромат… И затосковала, вместо того чтобы радоваться отсутствию подозрительных личностей и предметов возле дома и в подземном гараже, где Кирилл оставил свое роскошное средство передвижения.

Со слов консьержки мы узнали, что за время отсутствия Кирилла к нему заходил отец — поднимался в квартиру и, уходя, просил передать сыну, чтобы тот позвонил ему. А еще был какой—то мужчина — симпатичный такой, блондин, незнакомый. Узнал, что Кирилла нет, и начал расспрашивать — кто, мол, к нему ходит, да зачем, да как тут соседи друг к другу относятся, да кто живет. Консьержка, конечно, ничего ему не сказала, не зато ей деньги платят, да и знает она этих симпатичных — все расспрашивают, да расспрашивают, а потом подложат ночью в подвал мешки с этим, как его… гематогеном, что ли, — и поминай всех, как звали, и никакая охрана тут не поможет, а милиционеры, бездельники, только деньги с не прописанных грести хотят, а когда дело делать надо — их не найдешь…

Прерывая тарахтение консьержки, Кирилл рассыпался в благодарностях. Обмазав ее в сиропе с ног до головы, он бархатным голосом выразил надежду на то, что о его возвращении домой никто не узнает, и ловким движением сунул что—то в окошко. Мне показалось, что это была небольшая зеленоватая бумажка.

— Будем надеяться, — сказал Кирилл, — что пожертвования моих доброжелателей были не такими щедрыми, как мое.

— Ты про что?

— Ты меня удивляешь, подруга. Для детектива ты что—то чересчур наивна. Уверен, что и отец, и любопытный дяденька захотели улучшить материальное положение нашей дорогой Раисы Степановны в обмен на пустяковую услугу.

— Она должна позвонить им, когда ты придешь? — догадалась я.

— Вот именно. Но я надеюсь, что она этого не сделает. Во—первых, я для нее, в отличие от них, постоянный источник дохода. Во—вторых, надеюсь, что я оказался щедрее. А в—третьих… Хотя неважно…

И все—таки? — полюбопытствовала я.

— Обаяние — это страшная сила! — ответил Кирилл, сверкнув глазами.

— Неужели? — насмешливо протянула я.

— Сейчас тебе представится возможность убедиться в этом на собственном опыте. — Кирилл нежно приобнял меня за плечи. В ту же секунду я поняла, что влипла.

— Может, тебе стоит все—таки послушаться отца? — осторожно сказала я, пока Кирилл открывал ключом дверь своей квартиры. — И потом, не слишком ли хлопотливо — прятаться не только от убийц, но и от тех, кто собирается тебя спасти?

Кирилл распахнул дверь и сделал приглашающий жест.

Я поняла, что ответа не будет, и молча вошла и квартиру.

Однако ответ я все—таки получила.

— Пожалуй, ты права. — Кирилл провел меня в просторную комнату, служившую одновременно столовой и кухней. — Но у меня осталось еще одно маленькое дельце, в которое мне не хочется никого посвящать. Разберусь с ним — и явлюсь с повинной.

— И когда же это случится?

— Да завтра, ближе к полудню.

Кирилл усадил меня на длинный угловой диван и, присев рядом, сжал мои руки в своих:

— Я могу на тебя рассчитывать? Ты ведь меня не выдашь?

— За кого ты меня принимаешь?! — возмутилась я. — Ты что, думаешь, что я…

Тут—то он меня и поцеловал. Настолько неожиданно, что я не смогла бы сопротивляться, даже если бы и хотела. А через несколько секунд уже рылся в холодильнике, сопровождая этот увлекательный процесс понятными только ему одному комментариями. А я ошеломленно хлопала ресницами и недоумевала, как это я могла так оплошать: ведь не секрет, что в большинстве случаев любая женщина может предсказать предстоящий поцелуй как минимум за пять минут до его наступления, и только редкостную разиню это приятное событие может застать врасплох.

Пока Кирилл доставал из холодильника и выкладывал на стол разнообразную снедь, я рассеянно смотрела на пол — кафель, плавно переходящий в паркет на незримой границе между территорией, предназначенной для приготовления пищи, и территорией, предназначенной для ее поглощения, — и сочиняла предлог, который позволил бы мне без лишнего промедления покинуть это гостеприимное жилище.

Разглядывая постеры на стенах, иллюстрирующие пристрастия хозяина квартиры, — скачущие во весь опор лошади, брызги пота и кровавой слюны, летящие из—под бьющей в челюсть боксерской перчатки, свирепо оскалившийся самурай с взлетевшим над головой мечом, капли воды на спине обнаженной девушки, заходящей в воду, — я размышляла. Конечно, Кирилл мне нравился ужасно, я бы даже сказала — до неприличия. Но, во—первых, но совсем не значило, что я в него влюблена; детские чувства в пионерлагере не в счет, тогда я влюблялась каждую неделю, каждый раз совершенно безнадежно, поскольку объекты пылкой страсти всегда оказывались либо абсолютно недосягаемы, либо чарующе глупы — взять того же Кирилла, например. А во—вторых, к своему большому изумлению, я вдруг обнаружила, что скучаю по Себастьяну и готова отдать все на свете зато, чтобы он оказался сейчас рядом со мной.

Из задумчивости меня вывел голос Кирилла:

— Рыжая, а ты что сидишь, как неродная? Ждешь, когда я все подам тебе на блюдечке с голубой каемочкой? Очень напрасно, потому что мы не можем ждать милостей от природы. Вот тебе ножик, вот тебе доска. Действуй!

Проклиная все на свете, я принялась ожесточенно нарезать тоненькими лепестками сырокопченую колбасу, пока Кирилл делал то же самое с сыром. Мысль о том, что сыр как более мягкий продукт Кирилл мог бы уступить мне, посетила меня слишком поздно — когда ломтики уже были затейливо выложены на прозрачную синюю тарелку.

— Слушай, а ты правду сказал отцу про крестик? — вдруг спросила я.

Нож дернулся в руке Кирилла и впился ему в палец. Вскрикнув и чертыхнувшись, он бросился к мойке, оставляя за собой дорожку из кровавых капель.

— Что за дурацкая манера — задавать вопросы под руку! — сердито воскликнул он. — Я чуть палец себе не отхватил и все вокруг загадил. Ты посмотри — ветчина вся в крови!

Придя в ужас от вида стекающей с его пальца ярко—красной воды, я забормотала какие—то извинения и оправдания, но Кирилл только махнул здоровой рукой:

— Да что с тебя взять! Иди лучше в коридор, там, в шкафу, в верхнем ящике найди пластырь. И перекись водорода, если она там есть, конечно.

Когда кровь была остановлена, палец благополучно заклеен, а кровь с пола, стола и ветчины моими стараниями удалена, Кирилл сказал:

— Думай обо мне что хочешь, но все эти стрессы меня довели. Мне нужно выпить.

— Пожалуй, — задумчиво ответила я, — мне гоже.

Несмотря на обильную закуску, захмелели мы довольно быстро. Давнее пионерское лето на берегу Черного моря ожило перед нашими глазами, и нас закачало на волнах воспоминаний. От полноты чувств пихая друг друга локтями, и нетерпеливо перебивая, мы говорили без умолку: о цветочной клумбе, ограбленной Кириллом в честь моего дня рождения, о щенках во дворе столовой, которых мы ходили кормить после обеда, о подаренном мне игрушечном пистолете, о моем позорном опоздании на торжественную линейку, о драке Кирилла с парнем из первого отряда, пригласившим меня танцевать на дискотеке, о зеленых персиках, которые хрустели, как огурцы… Стало смеркаться, заметно потемнело, и Кирилл зажег два изящных торшера по углам комнаты, отчего атмосфера в ней приобрела дополнительную интимность. Впрочем, меня это уже не слишком волновало, тем более что в мою не слишком трезвую голову внезапно вернулась, ускользнувшая, было, мысль.

— Слушай! — оживленно воскликнула я. — Ты же так ничего и не сказал мне про крестик?

— Какой еще крестик? — слегка запинаясь, удивился Кирилл — выпил он гораздо больше меня, и это было заметно.

— Ну, тот, который якобы был зажат у тебя в кулаке! Когда тебя из озера выловили!

Кирилл на минуту задумался, туповато уставившись на меня.

— И что я должен тебе рассказать? — наконец произнес он.

— Действительно ли он был у тебя в кулаке, и если да, то, как он туда попал? — чрезвычайно гордясь собой, вопросила я.

— Нет! — признался Кирилл, водя головой из стороны в сторону. — Он был не в кулаке. Он был у меня в плавках! И как он туда попал, я понятия не имею!

— Я тебя серьезно спрашиваю! — обиделась я.

— А я тебе серьезно отвечаю — не приставай ты ко мне со всякими глупостями! И вообще, не женское это дело — вести следствие.

— Чтоо?! — оскорбилась я. — Да ты, оказывается, этот… как его… Обскурант!

— Это тебя в университете научили так ругаться? Правильно, я всегда говорил — нечего женщинам делать в университете!

— Знаешь, как про таких, как ты, говорят в Америке? Мужская шовинистическая свинья!

— Вот только феминизма здесь не надо! Я этого не люблю!

Речь в защиту феминизма, готовая вырваться наружу, была задержана рукой Кирилла, попросту зажавшей мне рот.

— Спокойно! — внушительно произнес он. Грубая мужская сила всегда торжествует. Поэтому случаю предлагаю тебе проследовать гной. Я открою тебе одну важную тайну.

Заинтригованная, я последовала за ним, начисто забыв о необходимости продемонстрировать свои ораторские способности.

Нетвердыми шагами мы прошли через не слишком большой, но очень темный холл — освещение Кирилл включать не стал, очевидно, для соблюдения конспиративности — и попали в чуть менее темную комнату — через не зашторенные окна с улицы проникали лучи уличных фонарей.

Я бросила беглый взгляд на зеркальные двери шкафа — купе, мигающий разноцветными огоньками дисплей музыкального центра, громоздкую кровать у дальней стены и едва собралась поинтересоваться, где же обещанная тайна, когда Кирилл обнял меня, и все его секреты стали для меня яснее ясного. Еще более понятной стала необходимость немедленно отрезвить зарвавшегося друга детства парочкой крепких оплеух.

Но намеренью моему не суждено было осуществиться — не успела я даже шевельнуть рукой, как стены дома содрогнулись от мощного взрыва.

Глава 11

ПЛЕМЯННИК

На смену жаркому дню пришел душный вечер.

Немолодой мужчина провел платком по лбу, вытирая испарину, и, вздохнув, тяжело поднялся со скамейки. Привлеченная негромким свистом, из кустов вынырнула карамельно—рыжая такса и вопросительно взглянула на хозяина. Тот посмотрел на часы и сказал:

— Да теперь уж, наверное, не придут.

Такса недовольно фыркнула и подбежала к нему.

Он наклонился, чтобы пристегнуть карабин поводка к металлическому кольцу на новеньком красном ошейнике — подарок любимому животному по случаю пятилетнего юбилея, — как вдруг такса негромко тявкнула и, смешно семеня коротенькими кривыми лапками, помчалась куда—то в сторону.

Мужчина выпрямился и, щурясь поверх старомодной роговой оправы очков, проследил за ней взглядом.

Такса прыгала вокруг крохотного аккуратного фокстерьера и его хозяйки — маленькой худенькой блондинки с коротким каре. Женщина наклонилась к таксе, чтобы погладить ее, а та норовила лизнуть ее в лицо. Фокстерьер изо всех сил вилял коротеньким хвостом, а потом вместе с таксой подбежал к мужчине и, здороваясь, ткнулся носом ему в коленки.

— Добрый вечер, Вениамин Сергеевич, — сказала женщина, подойдя. Вблизи она казалась старше — мелкие морщинки и усталое выражение лица свидетельствовали о том, что ей не тридцать пять, как пытались убедить всех фигура и походка, а лет на десять больше. Впрочем, лицо тоже не раскрывало всей правды, потому что женщине было наверняка за пятьдесят. Ее собеседник знал об этом, но знал он и то, что возраст женщины не имеет ничего общего с датой рождения, проставленной в паспорте.

— Добрый, — он слегка наклонился к ней, — гораздо добрей, чем я думал. Я решил, что мы с вами разминулись, и увидеться сегодня не удастся. К счастью, я ошибся.

Она улыбнулась одними губами, следя за собаками, наперегонки носящимися друг за другом, — уши таксы трепыхались от быстрого бега, словно она собиралась с их помощью излететь.

— У вас печальные глаза. — Вениамин Сергеевич заглянул ей в лицо. — Проблемы? Опять что—нибудь с племянником?

Она кивнула и вдруг, судорожно всхлипнув, закрыла лицо руками. В растерянности, сам не понимая, что делает, он обнял ее за вздрагивающие от рыданий плечи.

— Виктория Дмитриевна, голубушка… Вика… Что случилось?

— Это ужасно, Вениамин Сергеевич, ужасно, я не могу выносить этого!.. — глухо простонала она сквозь прижатые к лицу ладони. — Он ночевал у меня сегодня — мечется, стонет, кричит во сне… Говорит, что не спит без кошмаров, что видит их, как только закроет глаза. То он спокойный, тихий — словно ничего и не было. А то — дергается, говорит с трудом, будто бредит наяву.

Перестав плакать так же внезапно, как и начала, она опустила руки и сказала, медленно вытирая остатки слез:

— Он принес мне деньги.

— Но это же хорошо! — С преувеличенным энтузиазмом воскликнул Вениамин Сергеевич, торопливо выпуская ее из объятий.

— Он принес мне тысячу долларов. Представляете?! Тысячу долларов! Когда я стала спрашивать, откуда у него такие деньги, сказал, чтобы я не волновалась, что эти деньги он заработал… Я спросила: где, как? Он молчит. Говорит: верь мне и ничего не спрашивай. Я боюсь… Боюсь за него… Он мог связаться с какими—нибудь бандитами…

Вениамин Сергеевич помолчал, придумывая, ЧТО сказать, и в утешение проговорил:

— А может, он просто продал что—нибудь из вещей деда?

Виктория покачала головой:

— Он живет на даче. Там нет ничего ценного. А из квартиры без разрешения его матери и муха не вылетит. Да он туда и не ходит — не может простить ей, что после гибели Славы она так быстро выскочила замуж, да еще за этого Оконникова.

— Подождите расстраиваться, — мягко произнес Вениамин Сергеевич. — Я уверен — все разъяснится и все окажется совсем не так страшно, как вы думаете. Перестаньте терзать себя… — он хотел добавить «и меня», но вовремя спохватился. — Молодой, талантливый парень, все у него будет хорошо, все образуется, вот увидите…

— Ему надо к врачу, — словно не слыша его слов, продолжала Виктория. — А он не идет, твердит, что вылечится сам. Пьет какие—то настои и отвары по отцовским рецептам. Наш со Славой отец в последние годы жизни увлекся народной медициной.

— Да, я помню, вы говорили мне, — кивнул Вениамин Сергеевич.

Повисла пауза — долгая пауза, во время которой было лишь слышно, как порыкивают и подтявкивают играющие собаки.

— Он рассказывал мне много ужасных вещей. — Виктория смотрела куда—то мимо собеседника, и во взгляде ее отсутствовало всякое выражение. — Но то, что я услышала вчера вечером… Я пытаюсь не думать об этом, пытаюсь как—то объяснить себе, но не могу…

Она еще немного помолчала, Вениамин Сергеевич напряженно ждал продолжения.

— Он сказал, что недавно виделся с девушкой, которая ему очень нравилась… Кажется, они даже встречались какое—то время — еще до армии.

— Что же в этом такого ужасного? — недоумевая, спросил Вениамин Сергеевич.

Виктория повернулась, посмотрела ему в глаза и медленно произнесла:

— Дело в том, что эта девушка погибла год назад. Утонула, купаясь в озере.

Глава 12

ДЫМ КОРОМЫСЛОМ

Промокшие до нитки, чумазые как черти и злые как собаки сидели мы с Кириллом на банкетке в холле. Вокруг, не обращая на нас ни малейшего внимания, ходили люди в форме и в штатском, негромко переговариваясь между собой. Единственный голос, звучавший громче других, был прокуренный баритон капитана Захарова. Во мне крепло подозрение, что доблестный капитан и его подчиненные — единственные милиционеры в городе, занимающиеся уголовными делами, а все остальные их коллеги существуют лишь в качестве массовки, огромной живой декорации, служащей только фоном всему происходящему.

Когда стих грохот взрыва, мы с Кириллом поднялись с пола, убедились, что оба целы и невредимы, и явно под воздействием шока помчались в гостиную, откуда доносился резкий запах и потрескивание, вместо того чтобы во весь дух припустить в противоположную сторону.

Как раз в тот момент, когда мы, пробравшись сквозь висевшее в холле вонючее облако, вошли, надрывно кашляя, в гостиную, сработала противопожарная система, и с потолка на наши головы обрушился холодный дождь. Надо сказать, что мы поначалу не обратили на него никакого внимания.

Стоя под струйками воды, мы долго молча разглядывали развороченный диван — кусками его обивки и синтетического наполнителя была забросана вся комната, разбитые стекла окон, разлетевшийся в щепки стол, разбрызганное вино, покореженный холодильник, налипшие на стены кружочки колбасы. Пол был густо усыпан хрустящими под ногами обломками. Это душераздирающее зрелище настолько поглотило нас, что мы сперва даже не услышали настойчивых звонков и стука в дверь.

А когда все—таки услышали и открыли, квартира в один миг наполнилась милицией и медиками в белых халатах. Любопытные соседи попытались тоже проникнуть внутрь, но были отловлены и изгнаны. Вскоре появились и пожарные, обнаружив, что работы для них нет, на всякий случай предложили полить все из брандспойта, чем на минуту вывели Кирилла из оцепенения. Равнодушно выслушав его бурные протесты, пожарные с сожалением пожали плечами и удалились. Вслед за ними исчезли и медики, предварительно пощупав наш с Кириллом пульс и велев нам на прощание немедленно переодеться и лечь.

Потом приехал капитан Захаров с какими—то мрачными мужиками в штатском. Увидев меня, он сказал только: «Так!» — и, пошептавшись со своими спутниками, отправился звонить по телефону. Один из мрачных мужиков записал наши анкетные данные, задал несколько вопросов о случившемся, на которые мы толком ответить не смогли, и смешался с толпой.

После этого о нас, очевидно, все забыли. И мы, растерянные, ничего не соображающие и очень несчастные, сидели как сычи на ветке, безуспешно пытаясь сообразить, что нам делать дальше.

— Ну что, любители экстремальных видов спорта, доигрались?

Я подняла голову и увидела Даниеля, с укором глядящего на меня.

— Даниель! — вскакивая с места, радостно воскликнула я. — А где Себастьян?

— Там. — Даниель махнул рукой в сторону гостиной. — Разговаривает с Захаровым. А ты готовься, — обратился он к Кириллу. — Сейчас твой папочка приедет, и тут будет маленький конец света в одной отдельно взятой квартире.

— Тут и без него уже конец света, — хмуро заметил Кирилл.

— Да уж, — согласился, оглядываясь вокруг, Даниель. — Сам я, конечно, конца света не видел, но думаю, что похоже.

Рядом с нами возник Себастьян — угрюмый и озабоченный. Я собралась было броситься ему на шею, но он посмотрел на меня таким холодным взглядом, что мне мгновенно расхотелось это делать.

— Ты сейчас поедешь с нами. — Голос Себастьяна был ничуть не теплее его взгляда.

Нелегко заставить себя отвечать, когда с тобой разговаривают в таком тоне, но я набралась мужества и неуверенно поинтересовалась:

— А как же Кирилл?

— Можешь не волноваться. — Себастьян смотрел на меня изучающе — примерно так смотрят на кучу мусора. — За Кириллом сейчас приедет отец.

— И, надеюсь, вставит ему хорошую клизму! — встрял Даниель.

— Боюсь, что клизма ему не поможет, — с недоброй усмешкой откликнулся Себастьян. — Тут проблема с мозгами, а не с кишечником.