Детективное агентство «Гарда» (№3) - Невеста колдуна

— Он запомнил номер? — спросил Даниель.

— Нет, конечно. Он запомнил, что грузовик был весь перепачкан засохшей грязью. Так что вряд ли он смог бы разглядеть номер, даже если б захотел.

— У него есть враги? — Даниель слегка наклонился вперед.

— Не думаю. — Листовский покачал головой. — Не думаю, что у него есть враги, но, даже если и есть, не думаю, что это они.

— Кто же тогда?

— Мои враги.

— Но для чего вашим врагам убивать вашего сына? Извините за грубость, но ваши враги должны пытаться убить вас.

Листовский усмехнулся:

— Зачем пилить дерево, которое и без того настолько сгнило, что скоро упадет само?

— Что вы хотите этим сказать? — Листовский опустил глаза на кончики своих ботинок и негромко произнес:

— Я очень болен. Неизлечимо. Смертельно… Врачи дают мне максимум полгода. Конечно, мы сделали все возможное, чтобы информация о состоянии моего здоровья не вышла за пределы круга лиц, которым я доверяю, моих близких. Но я не строю иллюзий. Тот, кому выгодно знать о моей болезни, давно обо всем осведомлен. И, как видите, не сидит, сложа руки…

Кирилл — единственный человек, жизнью которого я дорожу. И мой единственный наследник. К сожалению, мне не удается заставить его быть осторожным. Он не верит в то, что ему грозит настоящая опасность. Говорит, что не желает всю жизнь прятаться у меня под крылом, что я хочу сделать из него слюнтяя и труса. Он не понимает… если с ним что—нибудь случится, я… Не хочу говорить об этом. Надеюсь, вы сами все понимаете. Убив моего сына, те, кому нужны мои деньги, убивают сразу двоих — меня и его.

— Двух зайцев одним выстрелом, — пробормотала я.

Глава 7

РАЗГОВОР В ДВА ГОЛОСА

— Все пропало! Все пропало! — кричал мужской голос сквозь помехи в телефонной трубке. Грохот и несвязные возгласы, отчетливо слышные даже сквозь треск в динамике, говорили о том, что звонят из уличного таксофона.

— Прекрати орать! У меня от тебя в ухе звенит. Что случилось? — холодно ответил женский голос.

— Ничего! Вообще ничего! Ничего не вышло!

— Ну, это было и так ясно по твоим диким воплям. Перестань психовать. Рассказывай.

— Нечего рассказывать! Этот кретин не сумел его сбить!

— Действительно кретин… Ну ладно, ничего не поделаешь. Что еще?

— Я пока больше ничего не знаю. Ни его, ни Папы нигде нет, а по сотовому я звонить боюсь. Может, они уже в милиции?

— Только не надо паниковать раньше времени. Даже если и в милиции — это не страшно. Хлеб ментов — дураки и уголовники. А мы с тобой ни к тем, ни к другим не относимся. Плохо то, что они теперь будут настороже. Но про нас с тобой никто на свете не подумает. Что с грузовиком?

— Этот придурок не хочет его топить. Говорит зачем, если на нем никаких следов от удара нет.

— Правильно. Пусть только вымоет его как следует.

— А деньги?

— Дашь ему половину. С заданием он не справился.

— Так, может, совсем не давать?

— Ты хочешь, чтобы он обозлился и выдал нас? Причем не милиции, а сразу Папе, за хорошее вознаграждение? Дашь ему половину и объяснишь, почему так мало, и скажешь, что для него еще будет работа. Пока он будет надеяться, что получит от нас еще что—нибудь, он будет молчать.

— А потом?

— Суп с котом. Потом видно будет.

— А что мне теперь делать?

— Ничего. Подождем несколько часов. Надо осмотреться, все выяснить, оценить обстановку. Когда будет все ясно, сделаем еще одну попытку. Вариантов много. Я пока не знаю только, какой из них выбрать.

Глава 8

ГЕРОЙ И СЕРДЦЕЕД

Внезапно дверь в кабинет Себастьяна с грохотом распахнулась, и на пороге возник прямоугольный. Листовский вскочил с дивана:

— Что?

— Он сбежал! — уныло сообщил потомок Собакевича.

Из—за его плеча показалось ехидное лицо Нади.

— Спортсмен! — сообщила она и почему—то таинственно подмигнула мне. — Вылез из окна туалета и свалил!

Тут же начался переполох — хлебный король не нашел ничего лучшего, как насесть с руганью на своего помощника, прямоугольный вяло оправдывался, ангелы принялись укрощать орущего клиента, которого в эту минуту сложно было заподозрить в том, что он стоит одной ногой в могиле… Воспользовавшись неразберихой, я выскользнула из кабинета. И немедленно была поймана за руку Надей.

— Тебе записка! — заговорщически сообщила она.

Развернув сложенный вчетверо листок из Надиного линованного блокнота, я прочла:

«Не обращай внимания на отца, у него легкий бзик на почве безопасности. Сидеть взаперти и трястись за свою жизнь я не собираюсь. Но если ты согласна стать моим телохранителем, приходи к памятнику Блока к шести вечера. Кирилл. P.S. Рыжая, тебе кто—нибудь говорил, что ты ужасно, ужасно красивая? »

Надя, не обремененная избытком хороших манер, ознакомилась с содержимым записки, заглядывая мне через плечо, и радостно захихикала:

— Вот и замечательно! Совместишь приятное с полезным! — и в ответ на мой недоуменный взгляд пояснила: — Любовное свидание и рабочие обязанности! И заодно проучишь Себастьяна! А то эти двое совсем обнаглели. Сначала говорят про какое—то недоразумение, потом про нервный срыв у Даниеля. Врут и темнят беспрерывно и еще надеются, что им все сойдет с рук. Раз они такие таинственные, пусть получают! У них свои дела, у нас тоже. И учти, если ты не пойдешь на свидание к этому красавчику, я с тобой больше не разговариваю!

Произнося эту пламенную речь, Надя так размахивала руками, что мне, во избежание травм и увечий, пришлось отодвинуться от нее подальше. Тем временем громогласная беседа в кабинете сменила направление. Я прислушалась.

Листовский настаивал на необходимости всем вместе незамедлительно броситься на поиски его блудного сына. Себастьян возражал, пытаясь как можно деликатнее объяснить хлебному королю, что ставить на уши весь город из—за одного бестолкового шалопая — напрасная трата сил и времени. После очередной порции препирательств, совещающиеся стороны пришли к решению, более или менее устроившему всех. Листовский отправляет своих людей на поиски Кирилла, а сам со своим помощником садится писать список тех, кому по какой—либо причине доставил бы большую радость и облегчение вид присыпанной свежей землей могилы и новенький обелиск с выбитыми на нем именами семейства Листовских. Себастьян с Даниелем тем временем начнут свое расследование. Когда список будет готов, а Кирилл найден, придет время для новой встречи и нового разговора.

Слушая, я в задумчивости кусала нижнюю губу. Природное легкомыслие боролось во мне с чувством долга. С одной стороны, мне не хотелось выдавать Кирилла и к тому же лишать себя романтического вечера. С другой, Листовский как — никак — клиент детективного агентства, в котором я худо—бедно работаю и, что ни говори, регулярно получаю довольно неплохую зарплату, так что, скрывая свои сведения, я подкладываю большую свинью и клиенту, и начальству. Но, если хорошенько подумать, начальство само недавно подложило мне не просто свинью, а целого кабана — и даже не поморщилось, следовательно, отвечая ветчиной на ветчину, я могу не страдать от угрызений совести. А с клиентом мы поступим по—джентльменски — уговорим Кирилла выйти из подполья. Вот и славно!

— Слушай, если ты и дальше будешь тут стоять как истукан, тебя припрягут как лошадь в посевную! — Заинтригованная такими сельскохозяйственными познаниями, я уставилась на шипящую Надю, которой для сходства с коброй не хватало только ядовитых зубов. — И не видать тебе никакого свидания! Дуй отсюда! Быстро!

И я дунула. Растворилась в воздухе, как истинная фея, так что, когда серьезные дяденьки вышли из кабинета, мой уже и след простыл.

Домой я, разумеется, не поехала, зная способности любимого начальства возникать, словно из—под земли и звонить не только по телефону, но и по любым пригодным и непригодным для этого электроприборам — больше всего на свете я боялась однажды утром открыть холодильник и услышать из морозилки голос Себастьяна. Перспектива скитаться по раскаленным добела пыльным московским тротуарам, вдыхая бензиновую гарь и обливаясь липким потом, меня тоже не привлекала. Поэтому я выбрала разумный, хотя и не слишком дешевый вариант — купила себе билет в кино. На последний ряд, чтобы, если фильм окажется не слишком интересным, а ослабленный работой в детективном агентстве организм потребует отдыха, можно было бы спокойно вздремнуть. Мягкие кресла, кондиционированный воздух и пакетик сногсшибательно воняющей воздушной кукурузы — что еще нужно для счастья скромной прогульщице и тунеядке, совершенно потерявшей стыд и совесть, а также изрядное количество моральных принципов и нужных вещей, причем уже давно?

Действуя в соответствии с вышеописанным планом, я купила билет, выстояв небольшую очередь в фойе кинотеатра, обзавелась внушительных размеров стаканом с кукурузой и, заняв свое место в последнем ряду, приготовилась наслаждаться покоем и одиночеством. И вот тут—то зловредная судьба и приготовила мне довольно мерзкий сюрприз.

За несколько минут до начала сеанса справа от меня послышались голоса и смех — если, конечно, можно назвать этим словом оглушительное ржание и повизгивание. Предчувствуя недоброе, я повернулась, интересуясь источниками этих звуков.

Через несколько кресел от меня на последний ряд уселась компания из трех юношей в надвинутых на самые брови трикотажных шапках. За стенами кинотеатра от жары плавился асфальт, и целесообразность такого утепления головы, представлялась по меньшей мере сомнительной. Впрочем, на месте этих в высшей степени привлекательных молодых людей я бы натянула шапки до самого подбородка — смотреть более пяти минут на эти миловидные физиономии, обильно усыпанные яркими и крупными прыщами, без непоправимого ущерба ни психики было невозможно.

Один из компании, черную футболку которого украшала забористая английская матерщина, — сидевший ко мне ближе остальных — немедленно задрал ноги в джинсах— мешках на спинку впередистоящего кресла, демонстрируя окружающим свои пыльные ботинки на толстенной тракторной подошве. И, самодовольно оглядевшись по сторонам, встретился со мной глазами.

Очевидно, теплые чувства к этому великолепному представителю фауны (или флоры?) читались в моем взгляде слишком отчетливо, потому что, прежде чем я успела отвернуться и предусмотрительно окаменеть лицом, прелестное дитя гнусно гоготнуло, оскалив в глумливой усмешке прокуренные зубы, вытянуло левую руку в моем направлении и продемонстрировало мне вытянутый вверх средний палец. К счастью, в это время засветился экран, и внимание дружелюбного юноши и его приятелей переключилось на него.

Однако покой мой долго не продлился. Сидеть беззвучно и неподвижно мои соседи явно не умели. В скором времени счастливый смех и остроумные комментарии («Во, телка улетная, приколись, Серый!») понеслись над залом, перекрывая раздающийся из динамиков хваленый стереозвук «Dolby Surround».

Кукуруза стала мне поперек горла, и совсем не оттого, что ее нечем было запить. Смотреть фильм мешали идиотские вопли. Расслабиться же и подавно не получалось — мое кресло вместе со всем последним рядом ходило ходуном, поскольку бабуины — соседи периодически развлекались чем—то средним между салочками и дружеской потасовкой. Во мне боролись два противоположных желания. Первое, более сильное — успокоить приматов, отдубасив их рюкзаком, — пришлось сразу отбросить как несбыточное. Второе — плюнуть на деньги и сбежать из кинотеатра — также было отклонено по причине банальной жадности. Как оказалось, жадность — плохой советчик.

Финальные титры фильма вызвали у меня глубокий вздох счастья и облегчения. Закинув за плечо рюкзак, я энергично ринулась к одной из спасительных зелененьких табличек с надписью «Выход», предусмотрительно повернув влево, чтобы не пересечься с порядком утомившими меня за два с половиной часа человекообразными ошибками природы.

Однако не прошла я и двадцати метров по раскаленному тротуару, как сзади послышался топот, переходящий в шарканье, и гнусавый голос подленько пропел:

— Деушк, а деушк!

Увы, не было сомнений, что обращаются ко мне. И не нужно было оборачиваться, чтобы узнать, кто обращается.

Обычно в таких случаях хорошо работает симуляция глухонемоты, сочетаемая с предельным ускорением шага. Стараясь не обращать внимания на холод в желудке и крупные капли пота на спине, я сделала попытку оторваться от моих преследователей.

Не тут—то было. Шарканье ускорилось, и в мою руку повыше локтя больно вцепились чьи—то пальцы. Затем меня сильно дернули назад, разворачивая вокруг собственной оси.

— Ну, че, метелка, — криво усмехнулся мой приятель с заморской ненормативной лексикой на груди, — знакомиться будем или как?

— Или как… — пискнула я.

— Да ладно те, че ломаешься? Настоящих мужиков никогда не видела? — вступил самый прыщавый из всей компании. — Ниче, мы тебе щас все расскажем, все покажем…

Новый взрыв хохота. Нет, я ошиблась, это не обезьяны, это гиены… Тем хуже для меня.

И без того не слишком четкие контуры окружающего пейзажа окончательно расплылись перед моими полными бессильного ужаса глазами. Я сделала несколько отчаянных попыток освободиться, но успеха не достигла, только еще больше развеселила гиен. Со смехом и прибаутками, от которых хотелось покрепче заткнуть уши, меня потащили за собой в неизвестном направлении. Прохожие брезгливо отворачивались, а доблестная милиция, по своему обыкновению, присутствовала где—то совсем в другом месте. Позвать на помощь, стучало у меня в голове, позвать на помощь! Но сдавленное страхом горло не пропускало ни звука. В отчаянии я смотрела на свое волшебное кольцо, надеясь, что оно сделает что—нибудь, чтобы спасти меня. Но кольцо только тревожно моргало. Как верно подметили классики отечественной литературы, оставалось только одно — пропадать…

— Эй вы, недоразвитые! Оставьте девушку в покое!

Не веря своим ушам, я обернулась.

Бородатый мужчина в черной рубашке, заправленной в бежевые джинсы, и мягких мокасинах на плоской подошве неторопливо двигался в нашу сторону, снимая с плеча большую спортивную сумку — зеленую с оранжевой полосой. Разумеется, все эти детали багажа и гардероба я рассмотрела позже, когда пришла в себя, а в тот момент мое сердце так прыгало, а в глазах так мелькало, что я не узнала бы и свое собственное отражение в зеркале. Это не помешало мне испытать к незнакомцу целую гамму самых нежных чувств. «Вот оно — мое спасение!» — радостно пропел голос внутри меня. Правда, в ту же секунду его перебил какой—то другой голос, сварливо скрипнув: «Ну, наконец—то!» Я испуганно цыкнула на обоих, и они наткнулись. Мало мне приключений, не хватало еще внутренних голосов, беседующих друг с другом. С тем, что я фея, хотя и довольно непутевая, я еще готова смириться. Но перспектива поселиться в комнате с белым потолком, правом на надежду и стенами, обитыми войлоком, и которые так легко и приятно биться головой, совсем не грела мне душу.

— Те че, придурок, жить надоело? — осклабился любитель английской речи. — Вали отсюда, пока цел.

К счастью, это были последние слова, которые я от него услышала. В следующую секунду он, охнув, перегнулся пополам и упал на колени — железный кулак моего заступника коротко и резко ударил его под дых, а ребро ладони так же коротко и резко обрушилось на тощий загривок.

— Повторить? — любезно поинтересовался незнакомец, поворачиваясь к остальным гиенам. Но гиены уже удирали с места сражения, оставив нам в качестве трофея своего жалобно скулящего приятеля. Впрочем, через полминуты он вскочил на ноги и торопливо заковылял вслед за остальными. Нельзя сказать, чтобы расставание с ним кого—нибудь расстроило.

— Спасибо вам! — почти беззвучно выдохнула я, не двигаясь с места. Предательски ослабевшие колени подгибались так, что борьба с земным тяготением становилась задачей почти непосильной.

— Вас проводить? — спросил мой спаситель, поднимая с асфальта спортивную сумку. Я благодарно кивнула. — Держитесь. — Он протянул мне согнутую в локте руку, и я буквально вцепилась в нее. — Куда направляемся?

— Туда, — я показала на ступени подземного перехода, — к памятнику Блока, знаете, где это?

— Смутно, — сознался спаситель. — Но вы ведь мне покажете, верно?

Когда мы вышли из подземного перехода, мой спутник нарушил молчание:

— Что этим павианам от вас было нужно? Я мрачно пожала плечами:

— Понятия не имею. Наверное, любовь с первого взгляда.

Незнакомец засмеялся, щуря темно—серые глаза, и откинул назад упавшие на лицо волосы. И я увидела на левой стороне его лба глубокий багровый шрам, один конец которого упирался во внешний край брови, а второй терялся среди волос.

— Бандитская пуля, — пояснил незнакомец, поймав мой взгляд.

— Тоже спасали девушку? — улыбнулась я. От пережитого мной недавнего ужаса не осталось и следа.

— И не одну. Целый гарем. Как товарищ Сухов.

Мы дружно рассмеялись. А я подумала, что именно такими, как мой спаситель, наверное, и бывают настоящие герои — ничего особенного: ни высокого роста, ни широких плеч, ни вздувшихся мускулов. Но когда ты находишься рядом с ними, чувствуешь себя спокойно и уверенно, и тебе любые горы по плечо, а море — по колено. Но, как выяснилось, такому редкому экземпляру, как я, даже самые положительные ощущения не могут пойти на пользу. От уверенности до наглости оказался всего один шаг, и я его сделала:

— А как насчет любимой жены? Герой недоуменно нахмурился:

— Не понял.

— Ну, выбрали вы среди девушек этого гарема себе любимую жену? — нахальство мое не знало границ.

Получилось нехорошо. У героя дернулась щека, и потускнели глаза.

— Нет, — сухо ответил он.

Нарушить повисшую после этой реплики тяжелую, как железобетонная плита, тишину я больше не решилась, так что остаток пути до памятника мы проделали в молчании. Я мучительно искала способ загладить свою бестактность, но жара и недавнее неприятное приключение совершенно лишили меня контроля над собственными неглубокими мозговыми извилинами, по которым взад— вперед блуждали исключительно жалобные вводные слова, скорбные междометия и ненормативная лексика с берегов туманного Альбиона, прочитанная на футболке моего мучителя и прочно застрявшая в памяти.

Когда мы очутились возле гранитного постамента с надписью «Александр Блок», украшенного наскальной живописью работы местных неандертальцев, мрачное лицо победителя гиен тронуло бледное подобие улыбки:

— Ну вот, теперь я знаю, где находится памятник Блоку и как он выглядит. Видите, как полезно заступаться за девушек. Счастливо!

Махнул на прощание рукой и быстро пошел прочь, не дожидаясь моего ответа. А я подумала, что он, конечно, герой, но очень странный. С обычными мужчинами как—то попроще.

Кстати, об обычных мужчинах. Время десять минут седьмого. Где, интересно, Кирилл? Уж не случилось ли с ним чего—нибудь?

Не успела я хорошенько обдумать эту мысль и как следует встревожиться, как увидела что—то красное, со страшной скоростью летящее по Спиридоновке со стороны Садового кольца. В мгновение ока красное нечто поравнялось с местом, где я топталась, нервно поглядывая на часы, остановилось, лихо взвизгнув тормозами, и оказалось красным спортивным кабриолетом «БМВ». За рулем его сидел Кирилл.

— Прости— прости— прости— прости! — Он выскочил из машины, как чертик из табакерки. — Ноя ничего не могу с собой поделать — я всегда опаздываю, даже на свидание к самой красивой женщине!

И без того оглушенная его эффектным появлением и громогласными восклицаниями, я была пылко расцелована и окончательно очумела от такого наскока. Не дав мне опомниться, галантный кавалер запихнул меня в машину, не переставая говорить:

— Одна радость: ни одна, даже самая красивая, женщина не ушла, не дождавшись меня.

Милый взъерошенный парнишка вырос в самонадеянного нахала, с грустью констатировала я про себя. Впрочем, удивляться нечему, если верить марксистско—ленинским источникам, уверяющим нас, что каждый человек — продукт своей среды.

— Хорошо, наверное, быть сыном миллионера? — сдавленным голосом спросила я в тот самый момент, когда машина сорвалась с места. Первые минуты старта доставили мне ни с чем не сравнимые ощущения, когда кажется, что голова твоя под действием инерции вот—вот оторвется от такого любимого и привычного тела.

— Ага, я просто в экстазе, — сверкнув полным комплектом ослепительно белых зубов, ответил Кирилл. — Мужики так и норовят развести тебя на бабки, зато дамы как одна видят цель своей жизни в том, чтобы сделать тебя счастливым — в браке.

— Ты и обо мне так думаешь? — уточнила я.

— Ты не дама!

— А кто же я в таком случае?!

— Ты — рыжая, и я тебя обожаю! Поцеловал бы прямо сейчас, но для этого надо сбросить скорость.

— Не надо!

— Сбрасывать скорость? — захохотал Кирилл.

Не нравится мне эта бойкость. Конечно, легкий флирт приятен и ни к чему не обязывает, но любовь моего детства флиртует как—то слишком агрессивно, а я пока что не созрела для… От воспоминания о самых красивых глазах в мире я почувствовала шоколадную горечь на языке и чувствительный укол совести. Судя по всему, совесть в моем организме располагается где—то в районе желудка. Если это, конечно, совесть, а не гастрит.

— Ну, как тебе понравились отцовские байки о попытках моего устранения? — К моему великому облегчению, Кирилл оставил в стороне тему любви и счастья. — Впечатляет? Ты небось решила, что мой родитель совсем свихнулся?

— Ну отчего же, — осторожно ответила я.

— Да ладно тебе, не притворяйся. Звучат его рассказы действительно дико. Он вам полный набор ужасов выложил?

— Наверное. — Я сосредоточилась. — Подозрительная аллергия, упавшая ни с того ни с сего балка, несчастный случай на озере и грузовик. Это все?

Кирилл кивнул:

— Весь список, ничего не упущено. Аллергия, конечно, была самая обыкновенная. А если я и траванулся этой самой земляникой, то причину тут в экологии надо искать, а не в Уголовном кодексе. Балка наверняка тоже случайно упала. Видела бы ты эту усадьбу, там все прогнило насквозь… Но, признаюсь тебе как профессионалу, после грузовичка я и сам малость оробел.

— Расскажи—ка мне все еще раз, — потребовала я.

Кирилл бросил на меня насмешливый взгляд:

— Слушаюсь, сэр! Правда, рассказывать особенно нечего. Выползаю я поутру из дома, дыша, пардон, перегаром вчерашнего шампанского… Кстати, ты любишь шампанское?

— Рассказывай! — рыкнула я.

— Понятно. Значит, не любишь… Жарища страшная, настроение у меня никакое. И вдруг сзади каак загрохочет! Ну, я и отпрыгнул — чисто автоматически. Если бы стал оглядываться и соображать, в чем дело, лежал бы сейчас весь переломанный в лакированном гробу, красиво убранный цветами, а душа моя на небесах скорбела бы и рыдала потому поводу, что мне так и не дали отметить мой долгожданный день рождения. Я тебя, кстати, приглашаю.

— Спасибо, — рассеянно ответила я, чем явно разочаровала Кирилла, ожидавшего, очевидно, куда более бурной реакции. — А что за грузовик?

— Слушай, я его и разглядеть — то толком не смог — только по грохоту понял, что тачка здоровенная. Ни водителя, ни номера я не запомнил. Да и вообще, если правду говорить, я немножко растерялся от такого недружественного отношения ко мне, любимому.

— А куда ты собирался? — спросила я просто для очистки совести, в глубине души понимая, что сыщик из меня тот еще, но никому, даже самой себе, признаваться в этом не спешила.

— Собирался я, радость моя, в ближайший магазин за минеральной водой, чтобы поправить здоровье, пошатнувшееся после вчерашней вечеринки.

— У тебя что, праздник каждый день? — ехидно осведомилась я.

— Ага, что—то вроде того. У меня, понимаешь ли, заслуженный тяжким трудом отпуск, и я провожу его так, чтобы не было мучительно больно и обидно за бесцельно прожитые минуты.

— Это что же за тяжкий труд такой? — сладко пропела я. — Нелегкие будни хлебопекарной промышленности?

И тут же едва не расплющила нос о ветровое стекло, потому что «БМВ» резко вильнул в сторону обочины и затормозил. А Кирилл, раскрасневшийся от злости, повернулся ко мне:

— Ты, как я понял, всерьез считаешь, что я ни на что в этой жизни не способен, кроме как сидеть на отцовской шее? Да?

— Я ничего такого… — залопотала я.

— Ну, так вот, на будущее. Я работаю юристом в крупной компании. Отцу тоже помогаю, причем бесплатно. И он меня, кстати сказать, очень ценит! А если ты еще будешь мне хамить, паршивка ты этакая… — Кирилл надвинулся на меня, — …я надеру тебе уши!

Он звонко чмокнул меня в щеку и расхохотался:

— Что, испугалась, а?

— Да нет, — пробормотала я. — А куда мы, кстати… Ч— черт побери! — Машина тронулась с места, если можно так сказать о резком взлете. — Куда мы едем?

— Да уже недалеко, — ответил Кирилл. — Если бы не эти дурацкие светофоры, давно бы уже были на месте.

Надо признаться, первый раз в жизни я ощутила признательность светофорам и легендарным московским пробкам. Когда б не они, рядом с Кириллом давно бы уже валялась моя остывающая тушка — манеру его вождения я переносила с большим трудом.

— Я сам там ни разу не был, мне друзья рассказали, — продолжал Кирилл. — Говорят, классный клуб. Живая музыка, хозяева сами музыканты.

Кто—то тихонько поскреб острым коготком у меня внутри. Должно быть, это была догадка.

— А как этот клуб называется, если не секрет? — вкрадчиво поинтересовалась я, оглядывая знакомые окрестности.

В ту же секунду машина резко нырнула в арку и остановилась. Я потерла ушибленную о стекло макушку и, тяжело вздохнув, подумала, что в ближайшее время мне явно суждено либо остаться калекой, либо сойти с ума.

Почему, объясните мне, из всех бесчисленных клубов и ресторанов Москвы Кирилл выбрал именно тот, где мы непременно должны встретиться с Себастьяном и Даниелем? Почему ему сегодня приспичило отправиться не куда—нибудь, а именно в «Ступени»?

Глава 9

СЕБАСТЬЯН НЕДОВОЛЕН

Черная «Победа» повернула направо и влилась в грохочущий плотный поток автомобилей, летящих по Садовому кольцу. Даниель барабанил пальцами по рулю в такт звукам радио, Себастьян перебирал четки, сдвинув к переносице брови — свои прекрасные темные брови, написала бы Марина, как всякая влюбленная женщина, страдающая недостатком сдержанности и здравого смысла.

— Слушай, прекрати, а? — наконец нарушил молчание Даниель. — И так жарища страшная, да еще от тебя тепловые волны, как от радиатора. Ну что тебя не устраивает?

— Я не хочу заниматься этим делом, — сквозь зубы процедил Себастьян.

— Это я уже понял. А причины какие—нибудь есть?

— Не хочу! Сегодня же свяжусь с Листовским и расторгну договор.

— Ага. А парня убьют.

— Во—первых, все в руках божьих. Его могут убить, даже если мы возьмемся за это дело, и будем прилагать все усилия, чтобы защитить его. Страшно даже представить, сколько врагов и конкурентов у Листовского, и в какой лабиринт догадок, подозрений и мотивов мы попадем, когда возьмемся за дело по—настоящему. А во—вторых, с чего ты взял, что его действительно собираются убить? Его отец тяжело болен, и стоит ли удивляться, если все эти опасности не более чем…

— Подожди— подожди! — Даниель поднял правую руку. — Это все понятно. История с аллергией критики не выдерживает, как и случай на озере. Но упавшая балка вполне может быть не простым несчастным случаем. А уж сегодняшнее происшествие с грузовиком и подавно. Попытаться спасти человеческую жизнь никогда не вредно. У нас нет причин отказываться.

— Мы детективное, а не охранное агентство!

— Одно с другим связано, и то, что наш договор включает только пункты о сборе информации, ничего не значит. Мы, конечно, не обязаны заботиться о его безопасности, но народная мудрость гласит: кто предупрежден — вооружен… А ты, между прочим, пытаешься запудрить мозги лучшему другу.

Себастьян тяжело вздохнул и с мученическим видом закатил глаза вверх.

— А хочешь, я сам скажу, почему тебе так не нравится это дело?

— Сделай такую милость!

— Потому что ты ревнуешь Марину к Кириллу.

— Кто, я? Ревную? — Себастьян расхохотался. — К этому сопляку? Да с чего ты взял?

— С того, что ты с ног до головы обклеен объявлениями об этом.

Насмешливо улыбаясь, Себастьян осмотрел себя сверху донизу, подвигал руками, полюбовался подметками ботинок, привстав, заглянул за плечи и изучил свое изображение в зеркале заднего вида. Наблюдая за этими телодвижениями, Даниель только молча усмехался.

— Ничего! — наконец вслух поделился результатами своих исследований Себастьян. — Абсолютно ничего! Тебя кто—то обманул.

— Если и есть кто—то, кто может меня обмануть, то это не ты. Хватит прикидываться! Женщинам нравятся смазливые мужчины, тебе ли этого не знать. А тут друг детства, давно не виделись… Это еще не повод, чтобы злиться. По—моему, он славный парень.

— Славный?! — улыбки на лице Себастьяна как не бывало. — Да по нему за семь верст видно, что это самовлюбленный, бессердечный болван! Такие коллекционируют женщин, как насекомых — усыпляют эфиром и накалывают на булавки!

— Можешь не продолжать свою мысль — я понял. Только не забывай, что у женщин, в отличие от насекомых, есть голова на плечах, предназначенная не только для украшения, всяких там причесок, макияжа, шляпок, сережек и прочей ерунды. У нее внутри есть такая полезная штука, мозги называется. И если они ими не пользуются, предпочитая всякие другие органы… Не смотри ты на меня так! Я про глаза, уши и сердце! А ты что подумал? Тем, про что ты подумал, обычно мужчины пользуются вместо мозгов… Ну, так вот, если женщины такие дуры, то они и виноваты, а никак не те, кто этой глупостью пользуются. Тем более что бабники, о которых мы с тобой ведем сейчас речь, совершенно бескорыстны и дают женщинам очень многое. Просто женщины требуют от них гораздо больше того, что они в состоянии им дать…

— Да ты просто какой—то апологет донжуанства! — Себастьян смотрел на Даниеля почти с ужасом. — Тебя послушать, можно подумать, что ты и сам такой.