Во всяком случае, это был конец. Конец для обоих. Раненое тело не могло больше быть ареной для их поединка.

Я еще продолжала сидеть, сгорбившись в свете прожекторов, но уже начинала сознавать то, что происходило вокруг. Неожиданно ко мне вернулся слух. Репортеры о чем-то спрашивали меня. Люди Рассела с трудом удерживали их. Обнаружив себя в окружении камер и микрофонов, я наклонилась к телу Джоула, чтобы укрыть его от них.

Потом появился Тед. Он нагнулся, схватил меня за руку и резко поднял.

– Здесь не место для тебя, Нора.

Оглядевшись, я увидела, как тело Джоула накрыли одеялом.

– Уберите с дороги камеру, или я разобью ее! – кричал Тед.

– С вашей дочерью все в порядке, миссис Бенсон, – сказал Рассел. – Она просто испугана.

Я услышала жалобные всхлипы, и поняла, что это Кэрри.

Рана на шее Кэрри, хотя и страшная на вид, оказалась совсем незначительной. Тед сам обработал и перевязал ее. На время он стал чуть ли не сентиментальным отцом. Во всяком случае, позволил детям говорить и не требовал тишины. Когда Кэрри попросила, чтобы привели Барона, Тед пережил и это, хотя обычно его раздражал собачий лай.

Правда, Барон уже почти и не лаял. После первых восторгов встречи он улегся у ног Кэрри, не обращая внимания на крики репортеров и прочие звуки, доносившиеся с улицы.

Потом дети утомились и побрели спать. Я сидела, глядя в огонь. И только Тед не мог угомониться. Вероятно, он чувствовал себя неуверенно без своей работы. В конце концов он пристроился у телефона.

Тед позвонил Марте, и она рассказала ему, о чем сообщали газеты и телевидение. Стоило ли звонить в Нью-Йорк, чтобы услышать об этом? Словно песок, кровь и туман, клубившийся в лучах прожекторов, были слишком грубыми, сырыми фактами, которые становились полноценными только после обработки средствами массовой информации.

– Я переночую здесь, – объявил он наконец. – Позвони, пожалуйста, утром в лабораторию. Вернусь, когда заберут тело. Его доставят в Бэй-Шо для вскрытия.

Меня удивило, что Джоул стал теперь просто телом. Предстояли еще и похороны… Слезы стали наворачиваться на глаза, но я удержала их, решив, что для этого еще будет время, когда я останусь одна.

– Дети вели себя превосходно, – продолжал Тед. – Сейчас они пошли спать. Никаких неприятностей.

Последняя фраза вызвала у меня недоумение. Что еще за неприятности? Только когда он повесил трубку и повернулся, я догадалась, что он имел в виду меня.

Тед сунул руки в карманы.

– Никогда бы не подумал, что Джоул окажется агрессивным, – заявил он.

– Но это был не Джоул, – начала я и умолкла.

Тед, конечно, уже слышал об одержимости духом Тонио – дети только о ней и говорили. И теперь он хотел сказать мне, что ничему не верит. Более того, он, кажется, специально предостерегал меня от упоминания таких вещей.

Пока я обдумывала его слова, позвонил доктор Райхман. Едва он прилетел в Лиму, ему позвонили из полиции, и он срочно вернулся, чтобы убедить Джоула сдаться. Но к тому времени, когда самолет доктора приземлился, Джоул был уже мертв. Доктор Райхман взял такси и поехал домой. Я представила себе, как он сидит один в своей мрачной гостиной.

– Мне так жаль Эрику, – сказала я.

Наступило молчание. Быть может, он вспоминал Сан-Франциско и ту квартиру, где начинался их роман.

– Ja, – произнес он наконец и тяжело вздохнул.

Потом к нему вернулся инстинкт врача, и он принялся успокаивать меня.

Доктор Райхман спросил о смерти Джоула, но когда я упомянула о роли доктора Сингха, он перебил меня:

– Дорогая, мы здесь имеем дело с креативными способностями. Вы должны принять во внимание и свое собственное воображение.

– Но ведь он описал доктора Сингха, которого никогда не видел.

Однако доктор Райхман продолжал, словно не слышал моей реплики:

– Такие вторичные личности всегда вызывают ощущение беспокойства. И тут можно воочию наблюдать, как в примитивных обществах зарождаются различные верования.

Он продолжал рассуждать о вине, вытеснении, кристаллизации.

– Но Джоул был в Марокко, когда произошли первые убийства.

– Он услышал о них позже.

Я начала понимать, что пытался внушить мне Тед. Продолжая упорствовать, я попросту присоединяюсь к рядам тех помешанных дам, которые обращаются к эктоплазме и записывают на дощечках сообщения, полученные из иного мира.

Остаток нашего разговора уже перестал меня интересовать. Повесив трубку, я прошла к камину. Когда зазвенел дверной звонок, я позволила Теду открыть.

– Инспектор Рассел хочет с тобой поговорить, – сообщил Тед, многозначительно глядя на меня.

К тому времени я уже окончательно решилась. Мне совсем не хотелось, чтобы меня записали в помешанные.

В течение нескольких месяцев я оставалась довольна своим решением. Тайна была раскрыта, убийца обезврежен; дав свидетельские показания в суде, мы снова стали частными лицами.

Барон спал с детьми на их постелях, лаял на воображаемых мух и совершал регулярные прогулки, если, конечно, не шел снег. Уолтер шнырял туда-сюда через кошачью дверь и больше не голодал.

Тед и Марта уехали в Англию, получив очередную стипендию. Конечно, меня не оставляли воспоминания о происшедшем. Но я заставила себя продолжать прерванную работу над книгой. Вероника, конечно, не вернулась. Скорее всего, она устроилась на работу в какой-то офис. И, увидев где-нибудь в метро эту симпатичную модно одетую девушку, вы никогда не догадаетесь о ее мистических страхах. Во всяком случае, она бы очень не хотела, чтобы ей о них напоминали.

Я снова вспомнила о Веронике после странного случая, который произошел, когда мы закрывали «Морской ветерок» в конце летнего сезона.

Накануне я трудилась допоздна, подметала, чистила, распихивала вещи по шкафам. Ночью меня мучили те лихорадочные сны, которые приходят от переутомления, поэтому я пробудилась чуть свет. Начиналось чудесное ясное утро, и вместо того, чтобы еще раз попытаться уснуть, я встала, надела рубашку, синие джинсы и приготовила себе кофе. Мне захотелось увидеть рассвет, и я как была, босиком и с чашкой в руке, вышла из дома и пошла по холодному, словно змеиная кожа, песку.

Барон услышал мои шаги и решил составить мне компанию. Мы стали спускаться по деревянным ступеням. Потом он убежал охотиться за кроликами и выяснять, нет ли поблизости других собак. Я села на последнюю ступеньку и стала смотреть, как над океаном, словно огромный воздушный шар, поднимается красное солнце.

Уже почти допив свой кофе, я заметила одинокую фигуру на берегу. Какой-то молодой человек шел по пляжу в мою сторону. Сначала я приняла его за позднего гуляку, но он шел довольно твердой походкой, время от времени нагибаясь и подбирая ракушки или камни. Я решила, что он просто прогуливается, наслаждаясь одиночеством.

Чем меньше людей, тем легче быть любезным и учтивым. Поравнявшись с нашей лестницей, он увидел меня и приветливо поднял руку. Как раз в этот момент на гребне дюны появился Барон. Он заметил пришельца и с лаем бросился вниз по склону. Я не сомневалась, что у него самые дружелюбные намерения. Но Барон – довольно крупная собака, и, поставив чашку, я поспешила успокоить незнакомца.

Однако оказалось, что в моем вмешательстве нет нужды. Молодой человек обрадовался Барону и, когда я подошла, уже начал с ним играть.

– Вы извините, – сказала я. – Он на самом деле добрый.

– Я вижу, – кивнул он. – Что это за порода?

– Пули, овчарка из Венгрии.

Передо мной стоял элегантный молодой человек, лет двадцати двух или двадцати трех с красивым смуглым лицом. Он был одет во фланелевые брюки и шерстяной свитер. Запястье украшал золотой браслет в виде цепи. Именно браслет я и узнала.

– Мы уже встречались, – заявила я.

– Я тоже так думаю, – приветливо улыбнулся он, стараясь мне понравиться.

– У Дона Педро, прошлым летом. Я сестра Джоула Делани.

На его лице вдруг появилось испуганное выражение. Улыбка исчезла.

– Я часто думаю, что стало с миссис Перес, – неосторожно добавила я.

– Не знаю. Мы никогда прежде не встречались. Вы ошиблись. – От прежней приветливости не осталось и следа.

Он резко повернулся и быстро зашагал в ту сторону, откуда пришел. Вероятно, направился к какому-нибудь бунгало в Пойнт-о-Вуде или Черри-Гроув. Барон хотел было увязаться следом, но я свистнула и позвала его назад.

Поднимаясь по ступеням, я поняла, что уже сталкивалась с чем-то подобным прежде. Потом я вспомнила лицо Вероники, когда она встретила миссис Перес в доме Джоула. Та же внезапная холодная отчужденность. И страх.

Больше мы не приезжали на Файя-Айленд.

Я продала дом до начала следующего сезона. После той апрельской ночи, выходя из дома, я каждый раз видела то место, где умер Джоул. Время так и не стерло эту картину, свет прожекторов, крики репортеров, шум вертолетов. Мне показалось, что это всегда рядом, словно часть некоего иного мира, который в любой момент может вернуться опять.

Наша последняя связь с островом – «Файя-Айленд-Ньюс». Каждую неделю эту газету опускают в наш почтовый ящик. Я читаю ее, чтобы быть в курсе пляжных вечеринок, борьбы с загрязнением побережья, рейдов саффолкской полиции. В последнее время много внимания уделялось галлюциногенам.

Так я узнала о странном хиппи, которого нашли однажды утром на пляже. Этот парень не мог ничего рассказать о себе. Судя по всему, у него был частично парализован речевой аппарат. Сначала полицейские решили, что он говорит по-испански. Но он оказался обычным янки из Мичигана. За день до того его видели с компанией подростков, куривших марихуану на причале Оушн-Бич. Его отвезли в больницу в Бэй-Шо, но вскоре он неожиданно исчез.

И я решила написать эту книгу, чтобы рассказать все, что с нами произошло, начиная с того первого вечера, когда Джоул опоздал к обеду и я поехала за ним; как он выглядел и говорил, и как у него потом появились провалы в памяти.

На тот случай, если такое происходит с кем-то еще.

Я надеюсь, что ошибаюсь.

Но мне кажется, Тонио вернулся.

Примечания