Одет он был в легкие брюки и голубую рубашку - и то и другое отнюдь не из дорогих вещей, однако на его запястье поблескивали великолепные золотые часы, которые он купил не иначе как в Бейруте. Я поймала себя на мысли о том, что говорил Чарльз насчет пристрастия бабки к молодым мужчинам и в каком-то уголке сознания тут же всплыла фраза насчет "чрезмерного внимания" к ним.
      Однако я тут же постаралась освободиться от размышлений на эту тему, как не относящихся к делу. Если бабуле удалось раздобыть себе молодца, чтобы он содержал в порядке этот дворец-развалюху, а заодно ублажал ее приятными беседами, что ж, тем лучше. Особенно если правда то, что у нее действительно осталось не так уж много денег. В то же время я подумала, соответствует ли это утверждение истине и не рассматривает ли мистер Лесман мое вторжение как некую угрозу своим уединенным встречам с "леди Хэрриет". В подобном случае мой миловидный кузен Чарльз неизбежно окажется еще более нежелательным гостем, чем я... В общем, я решила до встречи с бабкой вообще не заикаться о его существовании.
      - Кроме того, - проговорил Лесман, - Джасем в любом случае не мог бы повидаться с вашей бабкой, поскольку днем она обычно любит поспать. Как и ее духовная прародительница, она принадлежит к числу "сов". Так что, если вы немного подождете, я схожу к ней и спрошу насчет вас. Халида обычно будит ее в шесть часов.
      - Ну конечно же подожду, - сказала я. - Хамид, вы не возражаете?
      - Отнюдь, - ответил Хамид, не трогаясь с места. Возникла небольшая пауза. Лесман перевел взгляд с Хамида на меня, потом посмотрел на часы:
      - Ну вот и отлично. Теперь недолго осталось ждать, а там посмотрим. Снова пауза. Он откашлялся. - Но только должен предупредить вас... Разумеется, я сделаю все, что смогу, однако ничего не гарантирую. Она стара, страдает провалами в памяти, а иногда э... Можно сказать, что она довольно сложная женщина. Причем некоторые дни оказываются для нее особенно трудными.
      - И сегодня как раз такой день?
      Он скорчил грустную мину:
      - Да уж, не лучший.
      - Что ж, если она действительно неважно себя чувствует, чтобы принять меня, так тому и быть. Только передайте ей, что, как только она придет в форму и у нее возникнет подобное желание, я сразу же приеду. В Бейруте я намереваюсь пробыть до середины недели, но могу и задержаться. Вскоре я собиралась позвонить родным и сообщить о своих планах, так что было бы хорошо, если бы я смогла рассказать им что-нибудь и про нее. Не исключено, что сегодня вечером папа сам позвонит мне.
      - Сегодня вечером? Вы что, не поняли? Когда я сказал, что она "сова", я это и имел в виду. Обычно она просыпается часов в шесть, но потом примерно до десяти занимается собственными делами, причем в полном одиночестве. Поэтому, если она и соглашается кого-то принять, то происходит это не раньше десяти, а то и одиннадцати.
      - Бог ты мой, да она что, все это серьезно? Вы хотите сказать, что если я захочу повидать ее, то мне придется провести здесь всю ночь?
      - Ну, во всяком случае пробыть здесь допоздна. Вы не можете?
      - Я-то могу, но разве можно до утра держать шофера? Вы меня пристроите? Комната у вас найдется? - При этом я имела в виду такую комнату, в которой можно поспать, и потому сам по себе вопрос был не настолько нелеп, как это могло показаться.
      Однако Лесман, казалось, задумался над ним всерьез. Возникла короткая пауза, после которой он довольно приветливо кивнул:
      - Да, думаю, что найдется.
      Я посмотрела на Хамида:
      - Вы не возражаете? Но сначала подождем, что скажет моя бабка. Если мне придется задержаться, чтобы увидеться с ней позже, то вы уедете без меня, хорошо? Приедете в отель и скажете, что я осталась на ночь, а завтра... завтра вы свободны?
      - Для вас - да.
      - Вы очень любезны, - искренне произнесла я, - спасибо вам большое. В таком случае не могли бы вы приехать за мной завтра поутру? Подождите меня в деревне, незачем вам снова переходить через реку.
      - Я обязательно подойду прямо к воротам, - сказал Хамид. - На этот счет не беспокойтесь. Но мне не особенно по душе идея уехать и оставить вас здесь.
      - Со мной будет все в порядке. Просто надо повидаться с бабкой.
      - Ну да, я понимаю. Извините. Я знаю, что это вообще не мое дело, но она же может хоть на несколько минут принять вас именно сейчас, а потом бы мы вместе вернулись в отель.
      Сидевший рядом со мной Лесман неожиданно выпрямился. В его голосе зазвучали усталость и раздражение, которые показались мне вполне искренними:
      - Послушайте, мне и в самом деле жаль, что все так вышло. И не забавы ради выдумываю я все эти трудности. Понимаете, мне самому не по себе оттого, что я оказался в подобном положении, когда приходится отфутболивать вас, хотя сам я вроде бы не должен иметь ко всему этому никакого отношения...
      - Ни о чем подобном я даже не подумала, и потом, вам же приказали, не так ли? Я хочу сказать, что это ее дом, и если она попросила вас остаться, то пусть так оно и будет и незачем с этим спорить. Даже если вы и не являетесь ее официальным доктором, то можете называться управляющим или как-то еще.
      - Мальволио будет точнее. Желтые чулки с подвязками крест-накрест и все такое, - в его голосе проскользнули неприятные нотки, которые, впрочем, исчезли так же стремительно, как и возникли. Вслед за этим он продемонстрировал одну из своих обезоруживающих улыбок. - Вы и сами видите, что положение в любом случае явно ненормальное. Вроде бы пора и привыкнуть... А с другой стороны, это вообще чертовски странная страна, где постепенно привыкаешь почти ко всему. Но я допускаю, что это место может показаться довольно зловещим для любого, кто вроде вас впервые здесь оказывается. Со мной было то же самое, когда я только переступил порог этого дома. Сама она живет там, где раньше располагались покои эмира - во дворике принца, мы так его называем, - а в ее спальне некогда размещался Государственный диван. Сейчас там почти постоянно царит полумрак. Говорят, леди Стэнхоуп из тщеславия поступала так же. Не знаю, что именно движет вашей бабкой - разумеется, не это, возможно, просто воображение, - однако я запомнил, что, когда меня ночью впервые привели сюда, я поначалу подумал, что оказался в сумасшедшем доме. А потом она принялась... - он замолчал и стал внимательно рассматривать носок своей туфли. - Вы хорошо помните свою бабку?
      - Да куда там. Помню только, что она высокая, темноволосая, с пронзительным взглядом черных глаз, одета во что-то черное, накинутое на плечи наподобие шали. У нее действительно была такая шаль, которую она закалывала булавкой с бриллиантом. Помню, мама говорила, что бриллианты у нее преотвратные. Меня это тогда рассмешило, сама не знаю почему.
      - Бриллианты? Боюсь, их давно уже нет. Я, во всяком случае, ничего подобного не видел.
      Мне показалось, что Лесман даже расстроился, говоря об этом.
      - На самом деле она не такая уж высокая, хотя, думаю, ребенку могла показаться именно такой. Что до ее нарядов, то и они сейчас стали частью легенды.
      - О, я знаю, что она любит одеваться мужчиной на восточный манер. Почему бы нет? - Я расцепила ладони, сжимавшие колено, и вытянула ногу в облегающей брючине. - В конце концов, я тоже одеваюсь по-мужски, хотя и в европейском стиле.
      - Ну, меня-то вы не одурачили, - проговорил Лесман, и впервые за все это время его глаза блеснули по-настоящему живо и без малейшей тени озабоченности во взгляде. Он поднялся. - Ладно, пойду посмотрю, как там дела. Разумеется, я попытаюсь уговорить ее принять вас сейчас же. Возможно, так оно и получится, и она встретит вас с распростертыми объятиями. Если же нет, то мы подготовим вам все для ночлега. Договорились?
      - Договорились.
      - Ну что ж, отлично. Если что, сразу доложу о ее отказе.
      Он небрежно улыбнулся и ушел.
      Я подошла к бассейну и присела рядом с Хамидом на край бортика.
      - Вы все слышали?
      - Почти все, - ответил он. - Да, веселенькое дельце получается. Хотите закурить?
      - Спасибо, потом. Я вообще мало курю.
      - Зато он подымить любит.
      - В смысле?
      - В смысле гашиша.
      Я выкатила глаза:
      - Почему? Что, правда? Откуда вы знаете?
      Парень пожал плечами:
      - Разве вы не обратили внимание на его глаза? Да и другие признаки, это заметно. И перед тем, как мы вошли, он тоже курил.
      - Так вот почему у него был такой сонливый, отрешенный взгляд, словно не от мира сего. Он сказал, что спал, и дал понять, что это просто послеполуденный отдых. А я-то подумала, что большую часть ночи ему приходится проводить у постели моей бабки. Курил! Неудивительно, что ему так не понравилось, когда его оторвали от этого занятия.
      - Не думаю, чтобы вы вызвали у него чувство досады. От подобного курения человек расслабляется, ощущает легкость, часто сам толком не понимает, что делает, и вообще с трудом соображает. Я и сам иногда покуриваю - в Ливане так многие делают.
      - Вы тоже?! Он улыбнулся:
      - Не волнуйтесь, только когда я не за рулем. И совсем немного. Я знаю меру - это может быть очень опасно. На разных людей гашиш действует по-разному; некоторые вовремя останавливаются, а некоторые опаздывают. Вы помните, Лесман сказал, что пишет книгу? Так вот, если он останется здесь и будет продолжать курить марджун, то никогда ее не допишет. Годами будет надеяться, что вот завтра сядет и начнет и что она станет лучшей из книг, которые когда-либо были написаны... но так никогда и не возьмется за перо. Вот так и действует марджун - он вызывает у вас разные видения, но лишает воли запечатлеть их. И кончит он так же, как тот старик, - кашляя на солнце и мечтая, мечтая... Так все же, что вы станете делать, если он придет и скажет, что старая дама вообще вас не примет?
      - Даже и не знаю.
      - А я бы вот что сделал. Если он заявит, что она отказывается вас принять, то я бы сказал ему, что хочу услышать об этом от самой старухи. Если же он и на это не согласится, то скажу, что послушаюсь только распоряжения настоящего доктора, после чего стану настаивать на ее скорейшем осмотре специалистом из Бейрута. О, разумеется, вам удастся проделать все это гораздо изящнее. Спросите, не порекомендует ли он вам какого-нибудь конкретного доктора и во сколько ему можно было бы завтра приехать? Потом скажете мне, и я обоих вас доставлю.
      Хамид говорил ровным, почти бесстрастным голосом, однако я внимательно посмотрела на него.
      - Вам что-то не понравилось?
      - Ничего особенного, - он снова пожал плечами. - Похоже на то, что здесь всем заправляет этот парень, и потом, мы ведь располагаем лишь его словами насчет того, что у вашей бабки почти не осталось денег. Между тем она была, повторяю - была очень богатой женщиной.
      - Но нашей семье абсолютно без разницы... - начала было я и тут же осеклась.
      Совершенно незачем было объяснять Хамиду, что никто в семье не собирался претендовать на деньги Хэрриет, более того, все хотели, чтобы она распоряжалась ими исключительно по собственному усмотрению. Однако здесь речь шла не только о деньгах.
      - Если бабуля и вправду пребывает в полном здравии, то она вполне в состоянии сама о себе позаботиться, и совершенно естественно, что ее вряд ли обрадует вмешательство с моей стороны. Я хочу лишь убедиться в том, что она жива и здорова и способна сама распоряжаться своими "преотвратными" бриллиантами как ей заблагорассудится. Возможно, Лесман прав, и она уже и в самом деле именно так поступила.
      - Вполне возможно, - кивнул Хамид, и я толком не поняла, был ли его суховатый тон свидетельством того, что он задумался о подчеркнуто экономной манере, в которой здесь велось хозяйство, или же мысли его занимали золотые часы Лесмана. - Я ничего не предлагаю, но на душе у меня почему-то нелегко.
      - У меня тоже. И если он действительно курит марихуану, то есть гашиш... - я глубоко вздохнула. - Что ж, решено, буду настаивать на своем, что бы он ни сказал. Мне ужасно неловко, что заставила вас вытерпеть все это, причем так покорно.
      - Вы платите мне за машину и за время. Неважно, как я провожу его, а кроме того, сидя здесь и покуривая, я экономлю бензин.
      Я рассмеялась:
      - Что ж, не лишено смысла. Вы правы, я должна ее повидать. Если понадобится, то я все подниму здесь вверх дном, но своего добьюсь.
      - В этом нет необходимости.
      Я прямо подскочила на месте, потому что совсем не слышала, как вернулся Лесман. Следом за ним шел Джасем. Молодой человек быстро шагал по тенистой стороне галереи, и вид у него был такой, словно он спешил. Или, подумалось мне, только что имел весьма напряженный разговор с хозяйкой. От сонливости его не осталось и следа, напротив, он казался даже оживленным.
      - Ну как, примет она меня?
      - Да, примет, но, боюсь, произойдет это лишь поздно вечером. - Он сделал извиняющийся жест. - Я испробовал все, что мог, чтобы уговорить ее, но я ведь предупреждал вас, что сегодня у нее неудачный день, так что особенно и надежды не было. Недавно у нее был приступ бронхиальной астмы ничего страшного, только потом она, бывает, страдает от бессонницы. Она и слышать не хочет о том, чтобы пригласить доктора со стороны, а поскольку у нас еще с прошлой осени сохранился старый рецепт - она тогда лечилась от того же недуга, - я не стал настаивать. В некотором смысле она страдает не столько от самой болезни, сколько от принимаемых лекарств. Они действуют на нее угнетающе. Сказать по правде, сообщение о вашем приезде заметно ее взбодрило.
      - Великолепно. Обещаю не утомлять ее.
      - Вы договорились с шофером? Я сейчас распоряжусь насчет комнаты для вас, а потом вернусь к хозяйке.
      - Все в порядке. Хамид утром заедет за мной.
      - Прекрасно, - произнес он таким тоном, словно это действительно его обрадовало. - Что ж, пойдемте со мной, а Джасем пока проводит шофера до ворот.
      Прощаясь с Хамидом, я перехватила на себе взгляд Джасема, и мне показалось, что он смотрит с какой-то жадной тоской, словно хочет и меня заодно выставить за порог. Однако он тут же зашаркал в тень, и Хамид, на прощание махнув мне рукой, пошел следом за ним.
      Лесман повел меня в противоположном направлении, в глубь здания.
      - Значит, ее не пришлось особо уговаривать? - спросила я.
      - Отнюдь, - признал он, - как только она поняла, кто вы такая. Надо сказать, вас она действительно почти не помнит, но теперь горит желанием повидаться.
      - В общем-то я это допускала. Острое, жгучее любопытство, так я полагаю?
      Он поднял на меня явно удивленный взгляд:
      - Э... да, пожалуй, можно и так сказать. А вы против?
      - Да нет, отчего же? Важен не мотив, а результат. Ведь она же согласилась принять меня, так что все нормально. В этом и заключалась главная цель моего приезда в Дар-Ибрагим. Или вы думаете иначе?
      - Я... нет, конечно, - смущенным тоном проговорил он.
      - Да в чем дело? Ради Бога, скажите, вас это как-то шокирует?
      - Нет, но... вы очень необычная девушка, правда.
      - Потому что настаиваю на собственном мнении и не считаю, что родственники обязательно должны сюсюкать друг с другом, вне зависимости от того, нравится им это или нет? В этом нет ничего необычного, просто большинство людей не хотят этого признавать. - Я рассмеялась. - Да, я хочу поступать по-своему, однако признаю и за другими право на такое же поведение. Пожалуй, в этом заключается единственный принцип, которому я следую.
      - А как быть, если другие люди желают поступать иначе?
      - О, если уж я действительно что-то задумаю, то - полный вперед и чихать мне на вражеские торпеды. Впрочем, я всегда открыта для спора. Кстати, где вы собираетесь меня разместить?
      - В гареме.
      - Что ж, значит, окажусь на полагающемся мне месте, не так ли? Под замком?
      - Почти. По крайней мере, на окнах есть решетки. - Он улыбнулся, причем улыбка получилась неожиданно милой. - Просто это лучшее место во всем дворце, уверяю вас... Мы, возможно, в чем-то неприветливые хозяева, но раз уж допустили гостя в дом, то все должно быть как полагается. Первоклассные удобства, компенсирующие дефицит гостеприимства. Вам известно, что леди Хестер Стэнхоуп подразделяла своих гостей на разряды в зависимости от их статуса. Насколько я слышал, третьеразрядные посетители довольно скверно проводили ночь.
      - Это на нее похоже. Очень мило с вашей стороны причислить меня к высшей категории даже после всех тех хлопот, которые я вам причинила.
      - Бог ты мой, да разве это хлопоты? На самом деле я искренне рад тому, что вы остались. Ваша бабка не единственный человек здесь, который любит компанию... Она просто камень сняла у меня с души, поскольку мне никак не улыбалась перспектива ссориться с вами. Убежден, что ваш визит как ничто иное пойдет ей на пользу. По правде сказать, я не перестаю думать, как было бы здорово, если бы ей удалось неожиданно очаровать вас и уговорить задержаться здесь на несколько недель - тогда уже вам пришлось бы сидеть рядом с ней и в три часа ночи вслух читать Коран, тогда как я смог бы нормально поспать.
      - А вам приходится и этим заниматься?
      - Я знал, на что шел. Так как, предложить ей подобный вариант? Как долго вы сможете у нас погостить?
      - Я скажу вам об этом утром.
      Он засмеялся и толкнул рукой чуть покосившуюся деревянную дверцу, располагавшуюся под поросшей травой аркой.
      - Вот сюда, - проговорил он, увлекая меня за собой.
      ГЛАВА 4
      И так же сад подле воды цветет...
      Омар Хайям. Рубай
      - О! - воскликнула я и остановилась как вкопанная. Лесман притворил за собой дверь и встал рядом со мной:
      - Нравится?
      - Нравится?! - У меня даже дыхание перехватило. - А что здесь раньше было?
      - Всего лишь сад гарема. Боюсь, сейчас он в крайне запущенном состоянии.
      Так оно, конечно, и было, но именно в этом заключалась его главная прелесть. После бесчисленной череды иссушенных солнцем камней и пыльных развалин, на протяжении всей второй половины дня томивших мой взор, буйство зелени и цветов в сочетании с блеском прохладной воды казалось настоящим великолепием.
      В общих своих чертах территория напоминала знакомый уже рисунок внутреннего дворика. Выложенный каменной плиткой пол украшали цветы и кусты, а в центре располагался бассейн, окруженный тенистыми крытыми галереями, в которых находились всевозможные комнаты и кабинеты. Только масштабы здесь были уже иные, по-настоящему громадные.
      Помещения собственно гарема и сад, по-видимому, простирались во всю ширину дворца, едва ли не целиком покрывая плоскую поверхность плато. По трем сторонам обширного пространства высились ряды колонн, украшенных сверху арками, которые отбрасывали узорчатую тень на вход в помещение, отведенное под апартаменты женщин. С четвертой, северной стороны, колоннада граничила с наружной стеной, изящные арки которой выходили на Нахр-эс-Сальк, располагавшуюся за ней деревушку и видневшиеся вдали снега Верхнего Ливана. Окна комнат располагались на довольно большой высоте и все же каждое из них было защищено решеткой, прутья которой стояли настолько плотно друг к другу, что между ними едва можно было просунуть руку.
      Внутри вереницы колонн искусные руки мастеров когда-то давным-давно разбили сад и неведомым образом ухитрились подвести к нему воду из высокогорного источника, чтобы напоить цветы и деревья и наполнить бассейн, на сей раз не просто служивший декоративным украшением, а представлявший собой обширный водоем, почти целое озеро, в центре которого располагался небольшой островок, поросший деревьями. В самой середине рощицы я заметила поблескивающие золотые плитки - это была крыша миниатюрного строения наподобие экзотического летнего домика или карниза; беседка в персидском стиле с куполом-луковкой, декоративными колоннами, зарешеченными арками и истертыми, побитыми ступенями.
      Когда-то между территорией дворца и островом был проложен мостик изящное, милое творение, однако сейчас примерно на середине его зияла брешь шириной около двух метров. Само озерцо укрывал плотный слой листьев водяных лилий, а по краям выстроились цветущие ирисы, взметнувшие над землей густые ряды соцветий. Вдоль бортика водоема по всей его длине тянулась широкая прогулочная дорожка, меж мраморными плитами которой то там, то здесь пробились наружу кустики вереска и листья папоротника. С крытых деревянными пластинами сводчатых галерей свисали и чуть покачивались между колоннами ветви жасмина, красноватого олеандра и стебли пурпурных роз, переплетавшихся в гирлянды наподобие паутины, а каждый карниз был густо усеян белым птичьим пометом и стаями голубей, беспрерывно, словно заведенные, повторяющих: "Юсуф, Юсуф".
      Особенно очаровательным мне показался контраст между строгой сдержанностью продолговатого озерка, грациозными арками, элегантной беседкой и пробивавшимся повсюду буйством дикой растительности - словно строгая персидская картина внезапно лишилась рассудка.
      - И ни один сорняк не кажется лишним, - заметила я. - Это потрясающе! Надо ж, я всегда так жалела этих бедных женщин. Итак, решено, мистер Лесман, я завтра же въезжаю сюда и проживу здесь долго-долго. А кстати, в самом деле, как долго мне будет позволено погостить у вас?
      - Осмотрите сначала свою комнату, а потом можно будет принимать решение, - проговорил он, указывая мне направление дальнейшего движения.
      Моя комната располагалась на полпути вдоль южной кромки сада. Это было квадратное помещение с высокими потолками, полом, выложенным в шахматном порядке мраморными плитами, узорчатой мозаикой на стенах, на которых также размещались панели с начертанными позолоченной вязью по синему фону арабскими изречениями из Корана. В отличие от виденных мною ранее помещений, эта комната была чистой и светлой - ее окно выходило прямо на ущелье Адониса. Оконное пространство было забрано решеткой, правда не столь массивной, как те, что высились над плато. Причина была очевидна: наружная стена гарема вырастала прямо из скалы, под которой текла река.
      - Спальня рядом, - сказал Лесман, - а за ней ванная. Говоря "ванная", я, естественно, подразумеваю целый комплекс - хаммам, то есть парные, комнаты для отдыха, массажа и прочее. - Он усмехнулся. - Правда, парные без пара.
      - И вообще без горячей воды?
      - Вы шутите? Зато к вашим услугам водопровод, подпитывающийся из ледника. - Улыбка соскользнула с его лица, и он с некоторым сомнением посмотрел на меня. - Знаете, вы совершаете геройский поступок, соглашаясь остаться здесь. Мы ко всему этому не приучены.
      - А мне все это очень даже нравится, - искренне призналась я.
      - Пожалуй, этот уголок строения даже в его нынешнем виде чем-то похож на образчик настоящей восточной экзотики; вы не находите? Мне бы очень хотелось, чтобы вы сохранили свои иллюзии. Боюсь, правда, что спальня пока не готова. Я сейчас позову Халиду, чтобы она навела в ней порядок и принесла вам полотенца. Может, что-то еще нужно?
      - Только зубную щетку, поскольку, как я полагаю, в хаммаме она не предусмотрена. Не беспокойтесь, это я так пошутила. Я прекрасно проведу здесь одну ночь, если ужин будет включать в себя яблоко. Надеюсь, режим моей бабули Хэрриет включает в себя ужин?
      Он рассмеялся:
      - Помилуйте! Скажу больше, вам будет приятно узнать, что Халида потчует меня отнюдь не только диетой вашей бабки! К сожалению, сейчас я буду вынужден вас оставить. - Он взглянул на часы. - Уверен, вам хотелось бы чего-нибудь выпить. Сейчас же распоряжусь. Скоро стемнеет, и потом здесь нелегко будет все осмотреть, а так ходите где хотите, разумеется, за исключением покоев принца. Если собьетесь с пути, то или Халида, или я подскажем вам, как выбраться.
      - Спасибо, я пока побуду здесь. Сад прекрасен.
      - Ну что ж, тогда через полчаса я присоединюсь к вам и мы поужинаем.
      Когда он ушел, я села на диванные подушки и принялась глядеть на ущелье, где последние лучи солнца уже позолотили вершины деревьев. Ниже тени сгущались, переходя от густого пурпура к почти полной черноте. "Действительно, скоро совсем стемнеет", - подумала я. Неожиданно до меня дошло, как сильно я устала, и пожелала про себя, чтобы когда Халида принесет обещанный напиток, он не оказался традиционным арабским араком.
      Это оказался не арак и принесла его не Халида, а коренастый молодой араб, скорее всего - ее брат Насирулла. Как и Джасем, он был во всем белом и вошел с подносом в руках, на котором стояли зажженная лампа, два стакана и бутылка золотистого вина из долины Бекаа. Это было чудесное вино, легкое и сухое, лучшее, пожалуй, из всего, что производят в Ливане, и в данный момент полностью соответствовало моему настроению. Мое отношение к Джону Лесману начинало меняться в лучшую сторону.
      Когда я заговорила с Насируллой, он искоса посмотрел на меня, покачал головой и что-то пробормотал по-арабски; затем поставил лампу в нишу у двери, сделал характерный для арабов жест приветствия и удалился.
      ***
      С появлением лампы окружавшая меня темнота, как обычно и бывает в этих местах, стала быстро сгущаться. Несколько минут спустя после ухода Насируллы, синее небо за окнами стало почти черным и к семи часам превратилось в непроглядный мрак.
      Съежившись, я сидела у окна, попивала золотистое вино и думала о том, что мне принесет эта ночь.
      Вокруг царила тишина. Вечернее небо походило на черный бархат, расшитый крупными звездами, который не пропускал внутрь ни малейшего звука, даже слабого журчания протекавшей внизу реки. Голуби в саду тоже затихли, и ни единое дуновение ветерка не шевелило верхушки деревьев. Через открытую дверь до меня доносились запахи жасмина, роз и каких-то терпких цветов, но сквозь все эти экзотические ароматы, подобно напоминающему о себе фону, пробивался сладкий и чуть затхлый запах бассейна.
      Примерно без четверти восемь пришел Лесман, а с ним Насирулла, который нес поднос с ужином. В большом термосе находился обжигающе горячий суп, а на тарелке лежала традиционная шаварма - баранина, сдобренная уксусом, лимоном, луком, семенами кардамона и поджаренная на длинном вертеле. К ним были добавлены чашка с салатом, блюдце с желтоватым маслом и козьим сыром, груда пресных лепешек, несколько яблок и еще одна бутылка вина. Все это Насирулла поставил на низенький столик, что-то сказал Лесману и вышел.
      - Если вы называете все это скромным существованием, то я с вами дружу, - заметила я. Лесман рассмеялся:
      - Я же говорил вам, что Халида подкармливает меня. Кстати, Насирулла сказал, что ваша постель вот-вот будет готова.
      - Я причиняю вам так много беспокойства. Я имею в виду всю эту еду и прочее. А где вы сами обычно едите?
      - Довольно часто именно здесь, - ответил он и добавил извиняющимся тоном:
      - Вы и сами узнаете, а потому лучше сразу сказать. Дело в том, что это, в сущности, мои апартаменты. Нет, послушайте, пожалуйста... Сегодня я и так собирался провести ночь в другом месте, так что не надо думать о каких-то неудобствах и тому подобном.
      - Думать о каких-то неудобствах?.. Мистер Лесман, я не знаю, что и сказать! Выкинуть вас из вашей же комнаты!
      Однако он прервал поток моих протестующих высказываний, протянув мне суп, налитый в большую пиалу с ручками по бокам, хлеб и наполнив мой бокал. Могло показаться, что он словно заглаживает свою вину, так как поначалу не хотел пускать меня во дворец; либо же, коль скоро леди Хэрриет все-таки согласилась принять меня, проявлял традиционное арабское гостеприимство, но в таком случае ни он сам, ни вся остальная прислуга не смогли бы создать мне еще больших удобств. Любая связь между моим нынешним оживленным хозяином и тем издерганным, то ли накурившимся, то ли заспанным молодым человеком, который предстал передо мной днем, казалась сейчас невозможной. Было заметно, что он изо всех сил старается развлечь меня.
      Оказалось, что он довольно неплохо знаком с историей этих мест и потому с увлечением рассказывал о "дворе Дар-Ибрагима". При этом я обратила внимание на то, что саму Хэрриет он почти не упоминал, причем у меня сложилось ощущение, что за подобной сдержанностью таится большое уважение к ней и даже неподдельная симпатия. Над чем бы он ни посмеивался и как бы мне ни нравились его шутки, они никоим образом не касались хозяйки дворца, и от этого я стала испытывать к нему еще большую симпатию. Его явно интересовало все, что я могла рассказать о своей семье. Единственное, что я обошла полным молчанием, был факт нахождения в Сирии Чарльза и его намерение навестить нашу бабку. Я планировала воспользоваться удобным случаем, чтобы самой сказать Хэрриет о его желании повидать ее, а потому стремилась избежать возможных осложнений, сопряженных с передачей информации через вторые руки. Впрочем, если Чарльз окажется прав, то никаких трудностей с этим вообще не будет. Раз уж бабка с такой готовностью согласилась принять меня, которую вообще почти не помнила, то ее разлюбезный любимчик Чарльз, можно сказать, вообще уже переступил порог Дар-Ибрагима.
      В девять часов Халида принесла кофе, а заодно сообщила, что Насирулла ушел в деревню. Комната для меня была готова. Внешне девушка не особенно походила на брата, будучи моложе и изящнее его. Это была смуглолицая арабка, причем с кожей скорее каштанового, нежели оливкового оттенка, с огромными темными глазами, стройной шеей и красивыми руками. На ней было платье из зеленого с бронзовым отливом шелка, ткань смотрелась богато и изысканно. Глаза подведены черной тушью, причем в такой манере, которую неплохо было бы перенять и Лондону. Под тонким шелком, если только я не ошибалась, просматривались очертания французского, именно французского бюстгальтера. Как и у большинства других арабских женщин, на ее запястье позвякивали золотые браслеты, на одном из которых был выбит номер ее банковского счета. Это была отнюдь не просто арабская служанка, предпочитавшая, насколько я могла судить, не подставлять свою милую внешность ветрам пустыни. Она сказала Лесману (кстати, по-английски) про комнату, а затем скользнула по мне взглядом - и послание было тотчас же мною получено, ясное и понятное каждой женщине от эскимоски до арабки: "Пусть сейчас он сидит с тобой знала бы ты только, на что похожа в этих своих брюках, - но советую не вставать у меня поперек дороги, а то пожалеешь".
      Затем, скромно потупив взгляд, она повернулась к Лесману и на своем приятном, с мягким акцентом английском добавила: