Гончие Габриэля

Быстрым, резким шагом он провел меня через маленький дворик и тем же жестом руки, который я подметила в первый день, дотронулся до лица, словно кожу саднило и она чесалась. На лбу его выступила испарина, глаза буквально пылали. Я заметила, что он старается не смотреть на меня, чуть отворачиваясь, то ли от застенчивости, то ли еще отчего. Можно было предположить, что его снова одолевает потребность покурить и потому у него такой странно-смущенный вид.
      - Погибают ваши сады Адониса.
      - Что ж, этого и стоило ожидать.
      - Да, конечно... Она знает, что я вернулась?
      - Нет.
      - Впрочем, я и не ожидала, что вы ей сообщите. Все нормально. Просто интересно, не сказала ли она чего нового про моего кузена.
      - Ни слова.
      Вот так, коротко жестко и по существу. Что ж, ему сейчас больше всего хотелось, чтобы я поскорее ушла, да и у меня в мыслях не было остаться, я страстно желала того же.
      Он вышел со мной за ворота, приблизился к правому краю плато и стал наблюдать за тем, как я шагаю по тропинке. Дойдя до брода, я обернулась и заметила: он продолжает стоять на том же месте и смотреть мне вслед, словно желая убедиться в том, что я действительно ушла.
      Я опять повернулась спиной к Дар-Ибрагиму и, осторожно ступая, пошла по выступающим из воды камням.
      Сейчас они не просто возвышались над поверхностью воды, но даже подсохли, хотя я и заметила, что огибавшая их вода все же несколько поднялась по сравнению с первым днем. Теперь цвет воды от железистых примесей стал совсем красным, даже кроваво-красным, словно в память о погибшем Адонисе. Поток уносил ветки, листья и пурпурные цветы, которые прибивались к берегу и превращались в новое пополнение уже скопившегося там мусора. У самой воды бродили две козы, лениво пощипывающие траву, однако пастушонка нигде не было видно. Перебравшись на другой берег речки и начав подъем по каменистому склону, я увидела Хамида - на сей раз определенно Хамида, - который спускался по тропе навстречу мне.
      Мы встретились в тени большого фигового дерева, под которым в куче пыли мирно спали еще три козы. Едва покончив со взаимными приветствиями, я задала ему вопрос, который лежал на поверхности моего сознания с того самого момента, когда Насирулла принес мне кофе:
      - Вы видели сегодня моего кузена?
      - Нет, - он улыбнулся. - Он очень похож на вас, правда? Я даже подумал, что вы брат с сестрой.
      - Он и на самом деле мой брат, только троюродный. Хотя нас часто принимают за близнецов. В семействе Мэнселов внешнее сходство всегда было заметно. А по пути из Бейрута вам не повстречалась белая спортивная машина? Или, может, вы видели ее где-нибудь припаркованной?
      - Сегодня утром? По дороге мне вообще никто не повстречался кроме одной машины - черной, с арабом за рулем, да еще "лендровера" с тремя маронитскими священниками, - он с интересом посмотрел на меня. - Я знаю машину вашего кузена, вчера ее видел. Вы хотите сказать, что ночью он тоже был во дворце?
      Я кивнула:
      - Значит, он проехал еще раньше. Что ж, это даже к лучшему... Хамид, пообещайте мне, что никому ничего не расскажете. Дело в том, что моя двоюродная бабка так и не узнала, что он был там. В воскресенье вечером она приняла меня - потом вам обо всем расскажу, - но при этом заявила, что Чарльза видеть не хочет и что ему незачем даже приезжать в Дар-Ибрагим. Вы же знаете, что вчера утром он приехал из Дамаска, намеревался встретиться здесь со мной, но река разлилась и мне пришлось провести во дворце еще одну ночь. Отчасти именно по этой причине кузен задумал проникнуть во дворец и лично посмотреть, что там и как.
      Я быстро пересказала ему основные вехи случившегося: встречу у храма и разработку плана вторжения.
      - Я помогла ему забраться внутрь, после чего мы немного побродили по дворцу. Бабку мы больше не видели, а кроме того, кузен посчитал себя не в праве подобным образом навязывать ей свое общество. Потом я легла спать, а он стал пробираться к заднему выходу из дворца. Мне очень хотелось, чтобы он уехал, пока никто не заметил машину.
      - Знаете, а я ведь видел ее, - проговорил Хамид, явно заинтригованный моим рассказом и одновременно желая как-то успокоить меня. - Это белый "порше", так? Пожалуй, вам не стоит беспокоиться. Я знаю тот карьер и если бы машина там действительно стояла, обязательно заметил бы ее, когда ехал сюда.
      Мы взбирались по склону и одновременно разговаривали. Теперь я разглядела то, что искала, - тенистую тропинку под деревьями метрах в десяти от нас, на которой стояли или лежали с полдюжины коз, жующих траву и с дерзкой надменностью поглядывающих в нашу сторону. Среди них я увидела и фавна - он сидел прямо на пыльной земле, скрестив ноги, с той же косматой шевелюрой, ухмылкой на губах, жевал какой-то листок и с беззаботной отрешенностью смотрел на коз.
      - Вот ты где! - воскликнула я.
      - Я всегда здесь, - сказано это было с такой удивительной простотой, что в это просто невозможно было не поверить.
      - Это я так, к слову. Все нормально, - сказала я Хамиду, который чуть удивленно наблюдал за нашим диалогом. - Я знаю этого подпаска.
      - А я его ни разу не видел, - он с сомнением разглядывал мальчишку. Если он заметил вашего кузена, мисс Мэнсел, то скоро вся деревня будет знать, что он провел ночь в Дар-Ибрагиме.
      - Не думаю. Мне не показалось, чтобы этот паренек любил распускать слухи... Как бы то ни было, если Насирулла действительно что-то пронюхал, то готова поспорить, Лесману было что сказать мне сегодня утром. Ахмед, обратилась я к фавну, - ты видел, как сегодня утром из Дар-Ибрагима выходил англичанин?
      - Да.
      - Когда это было?
      - На рассвете.
      - Часа в четыре, - пояснил Хамид.
      - Значит, после того как мы расстались, он еще немного задержался. Интересно, зачем? Впрочем... - я повернулась к мальчику:
      - Он шел к деревне по этой дороге?
      - Да, он шел к белой машине, которая стояла у дороги в карьере.
      Наши с Хамидом глаза встретились, и я засмеялась, а он пожал плечами и чуть скривил губы.
      - Ты слышал, как он отъезжал? - спросила я. Мальчик кивнул, махнув рукой в сторону Бейрута. Я удивилась тому облегчению, с которым восприняла это известие:
      - Он тебе ничего не сказал?
      - Нет, я был вон там, - кивок головы в сторону совершенно недоступного нагромождения камней метрах в трехстах от нас. - Он вышел из ворот позади дворца.
      В его голосе не слышалось и намека на любопытство, хотя он продолжал внимательно смотреть на меня.
      Я задумчиво всматривалась в его лицо:
      - Но ведь это было очень рано. Вокруг не было ни единой души?
      Снова кивок.
      - И его больше никто не видел?
      - Никто, только я.
      - Но ты, наверное, уже забыл про это, так ведь, Ахмед? И что там вообще стояла машина?
      Короткая вспышка белозубой улыбки, от которой чуть затрепетал листок во рту:
      - Все забыл.
      Я вынула из сумки несколько бумажек, и хотя мальчик продолжал в упор глядеть на меня, он даже не шевельнулся, чтобы сделать шаг навстречу. Я заколебалась: мне не хотелось оскорблять его чувство собственного достоинства. Потом положила деньги на лежавший рядом со мной валун и придавила их сверху камнем, чтобы не сдуло ветром.
      - Большое тебе спасибо, - сказала я. - И да благословит тебя Аллах.
      Не успела я сделать и двух шагов в сторону, как заметила резкий рывок коричневой фигурки, поднявшей за собой столб пыли, - деньги бесследно исчезли в кармане его грязного кафтана. Похоже, чувство собственного достоинства недолго сопротивлялось зову обычного здравого смысла.
      - А то козы съедят, - осторожно пояснил мальчуган и что-то добавил скороговоркой по-арабски.
      Хамид со смехом перевел мне его прощальную фразу, когда мы продолжили путь по тропинке:
      - Да благословит Аллах вас, ваших детей, детей ваших детей, детей детей ваших детей и весь дальнейший приплод вашего семейства...
      ***
      Странно было вновь видеть отель совершенно неизменившимся: мне казалось, что я, подобно Спящей Красавице из детской книжки, отсутствовала целую вечность. Даже за стойкой находился тот же самый портье, который улыбнулся, поднял руку и что-то проговорил, но я лишь бросила на ходу:
      - Пожалуйста, потом, - и устремилась к лифту.
      Все мои мысли были заняты лишь двумя вещами: поскорее сбросить с себя всю одежду и забраться в восхитительную горячую ванну. Поэтому я не только не обменялась ни с кем хотя бы парой слов, но даже ни разу не вспомнила о Чарльзе.
      Боже, как чудесно было снова оказаться в своем просторном, модернистски-безликом и донельзя удобном номере, скинуть на пол ванной эту чудовищную одежду и забраться под струи чистой воды. Пока я находилась там, дважды звонил телефон, потом кто-то постучал в дверь номера, однако я без особого насилия над собой проигнорировала и звонки, и стук, полностью отдавшись бесконечно долгим плесканиям в концентрированном растворе ароматических солей и масел. Под конец я нехотя выбралась наружу, вытерлась, тщательно отобрала и надела на себя самое легкое из всех своих платьев белое с желтым, восхитительное как ромашка, - после чего заказала кофе и наконец позвонила кузену.
      Наконец-то портье смог связаться со мной - после нескольких безуспешных попыток сделать это голос его звучал чуть обиженно и, возможно, в нем даже слышался намек на удовлетворение от того, что и он смог чуточку досадить мне.
      - Мистера Мэнсела в отеле нет, - сказал он. - Да, он действительно проживает в пятидесятом номере, но сейчас его там нет.
      Он хотел сказать мне об этом, пытался даже передать письмо мистера Мэнсела, но я не захотела даже выслушать его... После этого он дважды звонил, но я не отвечала. Письмо? Да, мистер Мэнсел сегодня утром оставил для меня письмо, которое следовало передать мне по возвращении... Да, разумеется, его уже относили мне в номер, но когда я не отвечала на звонки, он послал боя. Я не ответила и на его стук, поэтому мальчик попросту сунул письмо под дверь...
      Оно лежало в коридоре - белый прямоугольник на синем ковре - и казалось тревожным предвестником беды. Я схватила письмо и вынесла на свет.
      Сама не знаю, чего именно я ожидала. Даже после событий минувшей ночи вся эта история с бабкой Хэрриет казалась мне не чем иным, как весьма странной причудой судьбы, однако разочарование, охватившее меня из-за неудавшейся попытки сразу же повидаться с кузеном, выразилось в том, что я в порыве раздражения разорвала конверт и уставилась на письмо так, словно это была какая-то анонимная скабрезность или фальшивка.
      Я тут же узнала почерк Чарльза, причем вполне ровный, невозмутимый и потому почти повергший меня в состояние бешенства.
      Кузен писал следующее:
      "Дорогая кузина!
      Я страшно расстроен, поскольку теперь, когда тебе наконец удалось вырваться из своего гарема, мне больше всего на свете хотелось бы увидеть тебя и услышать, как все обстояло. Особенно интересно было бы узнать, позволил ли тебе Д. Л. повторно встретиться с X. Сразу после нашего расставания меня чуть не застигли врасплох. Не успел я сделать пару шагов от основания спиральной лестницы, как увидел X., идущую по подземелью в сопровождении какой-то девушки. Я поспешно отступил, но все же успел краем глаза взглянуть на нее. Что и говорить, вид у нее действительно был более чем странный, тем не менее весьма бодрый, она о чем-то без умолку тараторила. На какое-то мгновение мне захотелось выйти из своего укрытия и прямо там поговорить с ней, однако я подумал, что это лишь до смерти напугает обеих, а потому дождался, пока они не скрылись за дверью покоев принца, и пошел дальше. Все закончилось благополучно. Я сел в машину и приехал сюда, не повстречав по пути ни единой живой души. Мне не хотелось ни свет ни заря возвращаться в отель, поэтому я перекусил в кафе, позвонил в Алеппо в надежде застать отца Бена и узнал, что он уехал в Хомс и вернется домой только сегодня.
      А сейчас ты, скорее всего, обрушишь на мою голову проклятия, особенно после всех тех темных намеков, что я сделал прошлой ночью. Возможно, я был тогда не прав, тем более, что услышанные мною обрывки их разговора с Халидой кое-что прояснили. Расскажу обо всем при встрече. Однако пока остается одна нерешенная проблема, и единственный, кто может реально помочь мне разобраться с ней, - это отец Бена, но, насколько я понял, он намерен сегодня же опять отправиться в путь, на сей раз в Медину. Поэтому я еду в Дамаск в надежде застать его там. Извини, я понимаю, что ты порядком разозлишься на меня, но потерпи немного. Постараюсь вернуться как можно скорее, возможно, завтра, в крайнем случае - в четверг утром. Дождись меня, а пока можешь заранее поточить свои коготки. Но ничего, повторяю, ничего не предпринимай, разве что продли свое пребывание в отеле, а когда я вернусь, мы повеселимся на славу. Кстати, я надеюсь, что, если моя идея окажется верной, мне все же удастся повидаться с нашей бабулей X.
      Люблю и дарю тебе один поцелуй.
      Ч."
      Я дважды перечитала письмо, пришла к выводу, что коготки мои и так достаточно остры, и счастье Чарльза, что сейчас он находится на полпути к Дамаску; потом залпом проглотила кофе, уселась и пододвинула к себе телефон. Разумеется, Чарльз был вполне независимым человеком, а поэтому на протяжении всех этих лет поступал соответственно. Ему было двадцать два года, и он происходил из семьи, которая избрала своим девизом невмешательство в чужие дела. Он не нуждался ни в чьей помощи или совете, и ему не особенно нравилась бабка Хэрриет...
      Но как мило будет рассказать обо всем этом папочке. Ради смеха, разумеется. Я заказала разговор с Кристофером Мэнселом из семейства Мэнселов в Лондоне и стала ждать, попивая кофе и делая вид, что читаю какую-то первую, попавшую под руку книжонку. Время от времени я бросала взгляд на неменяющееся голубое небо, которое все так же висело над бетонными небоскребами этого меняющегося Востока.
      ***
      Папочкин ответ был лаконичен и содержателен:
      - Дождись Чарльза.
      - Но, папа...
      - И что ты намеревалась делать?
      - Я не знаю, да и не об этом речь. Просто я чертовски разозлилась; ведь он мог меня дождаться! Как это похоже на него - всегда был эгоистом.
      - Это уж точно, - согласился отец. - Но если ему надо было срочно повидать отца Бена, он не мог дожидаться тебя, ты согласна?
      - Но зачем он ему понадобился? При чем тут отец Бена?! Если ему понадобился какой-то полезный контакт, то мог бы связаться с одним из наших людей в Бейруте.
      Возникла небольшая пауза.
      - Убежден, что на то у него были веские причины, - проговорил отец. Кстати, ты не знаешь, он уже установил какие-нибудь связи?
      - Разве что сегодня утром выдал несколько поспешных телефонных звонков. Не исключаю, что он мог вчера встретиться с кем-то, хотя мне он ничего не говорил.
      - Понятно.
      - А мне не надо созвониться с нашими людьми?
      - Ну, если хочешь... Но в данный момент, пожалуй, будет Лучше, если нашими семейными делами займется Чарльз.
      - Разумеется, глава семейства, большая шишка.
      - Пожалуй, неплохой довод, - спокойно согласился отец.
      - Ну что ж, ладно. И все же никак не пойму, к чему вся эта спешка, тем более, что эти его вчерашние темные намеки так и не оправдались...
      - Ты передала мне все, о чем он написал в письме?
      - Да.
      - Что ж, в таком случае я посоветовал бы не особенно забивать себе голову подобными вещами. Похоже, мальчик прекрасно знает, что делает, а по одному пункту выразился вполне определенно.
      - В смысле?
      - В том смысле, дитя мое, что тебе не надо ничего предпринимать сгоряча только лишь потому, что ты имеешь на него зуб, - честно признался отец. Забудь о нем, отправляйся на прогулку, а вечерком позвони ему, спроси, каковы его планы? Но не вздумай в одиночку ехать во дворец... Кристи?
      - Да, слушаю.
      - Ты поняла, что я сказал?
      - Поняла. Да ну тебя, папа, все вы, мужчины, одинаковы, по-прежнему живете в каменном веке. Я вполне способна позаботиться о себе и тебе это прекрасно известно. В конце концов, что здесь такого? Почему бы мне не поехать туда, если хочется?
      - А тебе действительно хочется?
      - Ну... нет.
      - Так вот, постарайся вести себя не глупее, чем Господь сотворил тебя, - коротко произнес отец. - Как у тебя с деньгами?
      - Порядок, спасибо. Но, пап, ты действительно не считаешь...
      Вмешался мягкий монотонный голос телефонистки:
      - Ваше время кончается. Желаете продлить разговор?
      - Да, - сразу отреагировала я.
      - Нет, - откорректировал меня отец. - А сейчас, дитя мое, иди и в ожидании Чарльза займись чем-нибудь. Насколько я понял, ничего страшного пока не произошло. И все же я предпочел бы, чтобы ты держалась поближе к Чарльзу, вот и все. У него достаточно чувства здравого смысла.
      - А я считаю его избалованным чудовищем, которое всегда жило исключительно ради собственного удовольствия.
      - Пожалуй, именно это я и называю чувством здравого смысла.
      - А у меня его нет?
      - Ну что ты, дитя мое, у тебя, как и у твоей матери, его отродясь не было.
      - Что ж, и на том спасибо, - ядовито проговорила я, он в ответ рассмеялся и повесил трубку.
      Как ни абсурдно это покажется, но после разговора с отцом я почувствовала облегчение и заметно повеселела. Положив трубку, я решила заняться более серьезными делами - собственным лицом и волосами, параллельно с этим продумывая меню предстоящего ленча.
      ***
      Мне с самого начала хотелось в одиночку и не спеша побродить по Бейруту, а потому и вправДу полнейшим идиотизмом было бы сердиться на то, что у меня наконец появилась такая возможность. Кроме того, во второй половине дня мне действительно нечем было заняться. В общем, я отправилась на прогулку.
      Грязные и переполненные людьми, бейрутские базары выглядели не менее впечатляюще, чем универмаги Вулворта. Несмотря на то, что мое временное пребывание в Дар-Ибрагиме и вся полученная ранее информация о Бейруте настроили меня на ожидание чего-то романтичного и волнующего, я была вынуждена признать: ничего подобного не произошло, если не считать того, что я случайно ступила в кучу тухлой рыбы и напрочь испортила сандалию. Когда же я поинтересовалась, как называется "тот самый экзотический голубенький порошок", имея в виду гашиш или опий-сырец, мне посоветовали поискать "Омо" <Марка широко распространенного стирального порошка голубого цвета.>.
      Лучше всех оказался золотой сук. Мне ужасно приглянулись бусы из крупной бирюзы, и я чуть было не уподобилась Халиде - столь очаровательными и одновременно дешевыми мне показались тоненькие золотые браслеты, сотнями позвякивающие и поблескивающие на тянувшихся вдоль витрин перекладинах. Однако я все же устояла перед соблазном и наконец выбралась оттуда, перейдя на площадь Мучеников, где из всех достопримечательностей нашла лишь продававшиеся повсюду трубочки с мороженым и четки из голубой бирюзы с золоченой кисточкой - как раз для машины Чарльза. С некоторым запозданием я вспомнила про то, что чертовски сердита на него и что чем скорее дурной глаз настигнет его, тем лучше, и что вообще было бы прекрасно, если бы он навсегда скрылся с глаз моих.
      Смеркалось, близился вечер. Пожалуй, кузен уже добрался до Дамаска и, наверное, позвонил... Я быстро заскочила в одно из проезжавших мимо такси и вскоре оказалась в нескольких метрах от отеля.
      Первым, кого я увидела, был Хамид, который, грациозно облокотившись о стойку, разговаривал с портье. На сей раз это был уже другой клерк. Хамид широко улыбнулся мне через вестибюль, что-то сказал своему собеседнику, и не успела я еще подойти к ним, как портье заглянул в мою ячейку и покачал головой. Ни письма, ни записки не было.
      Видимо, выражение моего лица было достаточно красноречивым, потому что Хамид быстро спросил:
      - Вы ждете важных вестей?
      - Только от кузена. После вчерашней ночи я его так и не видела.
      - О... Его не было здесь, когда мы приехали сегодня утром?
      - Он уже уехал в Дамаск.
      - В Дамаск?
      Я кивнула:
      - Когда я приехала, меня ждало письмо. Ему пришлось рано уехать. Я надеялась, что он уже добрался и позвонил... Да?
      Это было адресовано уже портье, который только что ответил на вопрос какого-то грустного арабского джентльмена в красном тарбуше и теперь переключил свое внимание на меня.
      - Сожалею, мисс Мэнсел, но я случайно слышал ваши слова. Боюсь, здесь вкралась какая-то ошибка. Недавно был звонок из Дамаска. Насколько я понял, спрашивали мистера Мэнсела, но, возможно, что и мисс Мэнсел, - он развел руками. - Мне крайне неловко.
      - О... Впрочем, если действительно звонили мне, - резонно заметила я, меня ведь все равно не было. Я только что вошла. А когда звонили?
      - Недавно, примерно час назад. Я как раз заступил на смену.
      - Понятно. Ну что ж, большое спасибо. Возможно, это было именно то, что нужно. Впрочем, не переживайте, видимо, это не очень важно, если было бы очень, то перезвонили бы. Кстати, а номера своего звонивший не оставил?
      - Кажется нет, хотя я проверю.
      Он вынул из ячейки Чарльза карточку и протянул ее мне - там было записано, что звонили из Дамаска в 5.05. Ни номера, ни фамилии звонившего.
      Я вернула карточку:
      - Ну ладно, сегодня я из отеля больше уже не выйду, так что если снова позвонят, то разыщите меня, хорошо?
      - Ну конечно. Я немедленно скажу девушкам на коммутаторе, - он снял трубку и принялся что-то говорить по-арабски.
      - Если бы мы знали, где он остановится, - заметил Хамид, - то могли бы сами позвонить ему.
      - То-то и оно, что не знаем. Он собирался к другу, а до меня только сейчас дошло, что я напрочь забыла его фамилию - не помню, называл он ее при мне или нет. Вроде, что-то такое было. Даже домой к ним заходила, но адреса, конечно, не знаю, - я рассмеялась. - Впрочем, думаю, что без труда узнаю, если сделаю несколько звонков... У него в Бейруте есть кое-какие связи, а кроме того его зять или шурин является членом кабинета: министром внутренних дел, так, кажется.
      - Кстати, не забудьте про полицию, - весело вставил Хамид, - уж они-то быстро его вычислят. Если хотите, то я могу...
      - Нет-нет, не стоит беспокоиться. Не хотелось бы их тревожить. Кузен сам мне перезвонит.
      - Он вернется в Бейрут?
      - В среду или четверг, он пока сам точно не знает.
      - Мисс Мэнсел, - раздался голос портье, - вам повезло. Пока я разговаривал с девушками, снова позвонили. Спрашивают мистера Мэнсела, но когда звонивший узнал, что его нет, он спросил вас. Он сейчас на линии.
      - Значит, это не мой кузен? Ну хорошо, откуда я могу с ним поговорить?
      - Вон из той кабины, пожалуйста.
      Кабина представляла собой открытую стойку, которая оказывалась относительно звуконепроницаемой лишь тогда, когда вы втискивались в нее всем телом, а чаще являлась прекрасным проводником звука, не хуже Галереи шепота в соборе святого Павла. Стоявшие рядом с ней две англичанки живо обменивались впечатлениями от развалин Вавилона, в группе американцев болтали о еде, молодой француз вертел ручку своего транзистора, а в соседней кабинке грустный и хмурый арабский господин, похоже, никак не мог дозвониться до того, кто был ему нужен. Я зажала рукой ухо и попыталась прислушаться.
      Звонил Бен и после невнятного бормотания мы все же смогли представиться друг другу - тогда его голос зазвучал более решительно, хотя и чуть удивленно.
      - Чарльз? Здесь? Нет, пока не было. А во сколько он выехал?
      - Понятия не имею, но рано. Он не звонил?
      - Нет. Разумеется, я с радостью повидался бы с ним снова. А он не мог немного подождать, чтобы вы приехали вместе?
      - Это было бы чудесно, однако, насколько я могла понять, у него появилось какое-то срочное дело, о котором он собирался поговорить с вашим отцом, и ему хотелось застать его наверняка.
      - Поэтому я ему и звоню. Отец завтра возвращается из Хомса. Мы ждем его к обеду. Я обещал Чарльзу, что заранее предупрежу его.
      Я ничего не понимала:
      - Но он сказал, он точно сказал... О, значит он не так все понял.
      - О чем вы?
      - Ни о чем, извините. Я стою в вестибюле, а у меня прямо под боком такое творится... Просто получается, что Чарльз перепутал дни - он считал, что ваш отец приезжает сегодня. А так он, конечно, смог бы и меня дождаться, вместо того, чтобы нестись сломя голову! Знаете что, мне, конечно, очень неудобно, но не могли бы вы передать ему, как только он приедет, чтобы сразу же позвонил мне, хорошо?
      - Ну конечно, я передам. Вы волнуетесь?
      - Отнюдь, просто зла как черт. Он рассмеялся:
      - А знаете, у меня возникла идея. Я давно хотел познакомиться с вами, и мой отец тоже, так почему бы вам не приехать сюда и не присоединиться к Чарльзу - заодно и поприсутствуете на этой его важной встрече, а? Погостите денька два-три, я сам покажу вам Дамаск. Если же Чарльз так и не объявится, что ж, тем лучше. Ну так как?
      - Звучит соблазнительно.
      - Почему бы нет? От соблазнов нет никакого проку, если перед ними можно устоять. Приезжайте. У вас есть машина?
      - Э... нет. Я нанимала - с шофером... - я заколебалась. - Знаете, медленно добавила я, - мне и в самом деле хотелось бы, очень. Если вы уверены?..
      - Ну конечно уверен, - голос Бена звучал искренне, радушно. - Будет просто чудесно, если вы приедете. Так жалко, что в прошлый раз нам не удалось встретиться, да и отец, повторяю, будет очень рад. Значит, договорились? Ждем вас. Ну как, удалось повидать Царицу Ливанскую?
      - Кого? О, я совсем забыла, что вы ведь все знаете. Да, удалось, а вот Чарльзу не повезло. Сказать по правде, это его немного задело, а кроме того у него возникла парочка проблем и, как мне показалось, именно о них он и хотел поговорить с вашим отцом. А вообще он окутал все таким покровом тайны... Мы там кое-что выведали - я имею в виду Чарльза и себя, - но, думаю, об этом лучше не по телефону.
      - Вы меня заинтриговали. Но, надеюсь, никаких осложнений не возникло?
      - О нет, хотя, как мне показалось, кое-что ему там явно не понравилось. Он, правда, предпочитает не распространяться на эту тему, а сейчас вот взял и уехал, не сказав мне ни слова, потому-то я и злюсь на него.
      Он снова рассмеялся:
      - Я предупрежу его.
      - А-а, если бы его все это хоть как-то трогало!
      - Ну ничего, мы здесь сообща вытянем из него все. Мне и самому хотелось бы побольше узнать про Дар-Ибрагим! Ну, так завтра я вас жду? Адрес у вас есть?
      - Бог ты мой, нет, конечно. Что вы только обо мне подумаете! Подождите, у меня есть карандаш, только по буквам, пожалуйста... Как? Ага, спасибо... Да, и телефон на всякий случай. Так, записала. Слушайте, я сейчас повторю... Правильно? Прекрасно, мой шофер найдет вас. Очень мило с вашей стороны, нет, правда. Скажите, это важно, во сколько я приеду?
      - Ничуть. Будем ждать вас, и на сей раз покажем вам настоящий Дамаск.
      Линия, которая трещала, хрипела и, конечно же, прослушивалась на границе, замерла. Стоявшие у меня за спиной английские дамы переключились на обсуждение достоинств рыцарского замка Крак-де-Шевалье, американцы продолжали комментировать гастрономические подробности, а прильнувший к трубке грустный араб взирал на меня с унылой завистью. Я сочувственно глянула на него и вышла из кабины.
      Хамид все так же стоял неподалеку от портье. Тот поднял взгляд:
      - Не то?
      - Отчасти. Позвонили те самые люди, которых он хотел повидать в Дамаске. Говорят, что до них он еще не добрался. Как приедет - позвонит.
      - Я позову вас, - пообещал портье.
      - Спасибо, - я повернулась к Хамиду:
      - Вы завтра заняты?
      - Пока нет. Я вам нужен?
      - Отвезите меня, пожалуйста, в Дамаск. Хочу сама их повидать. Фамилия их Сифара, вот адрес. Вы сможете их отыскать?
      - Конечно.
      - Наверное, в тот же день вернуться мне не удастся, но я, разумеется, оплачу поездку в оба конца.
      - Вы и так уже заплатили мне за много дней вперед. Так что не беспокойтесь, я найду пассажиров на обратный путь. Это обычный маршрут, и мы совершаем его чуть ли не каждую неделю. Во сколько мне заехать за вами завтра утром?
      - В десять, пожалуйста.
      - А если кузен позвонит?
      - Пусть звонит. Мы и так едем в Дамаск.
      Но в тот вечер Чарльз так и не позвонил.
      ГЛАВА 12
      Настигнут будет он, того не зная.
      Омар Хайям. Рубай
      Не позвонил он и утром.
      Трижды я брала газету, на полях которой нацарапала номер телефона, трижды поднимала трубку. И столько же раз бросала ее. Если захочет позвонить, то позвонит, если нет, то мне и подавно не стоит беспокоиться. Времена, когда я повсюду плелась за Чарльзом как собачонка, миновали, определенно миновали.
      А кроме того я и так собиралась в Дамаск. Я оставила безмолвный телефон в покое и спустилась в вестибюль.
      Утро выдалось жаркое и безоблачное. Ровно в десять к подъезду отеля подплыла знакомая большая машина, и я проскользнула на сиденье рядом с водителем. Хамид, облаченный, как и всегда, в немыслимо белоснежную рубашку, одарил меня приветливой веселой улыбкой. Машина отъехала от тротуара и влилась в поток транспорта, заполнявший Баб-эль-Идрис, проехала по узеньким улочкам позади Большой мечети, после чего сделала долгий пологий поворот по Дамасскому шоссе и стала удаляться от побережья, проезжая через летние сады богатой ливанской публики и поднимаясь к предгорьям Ливана. Сразу за Бар-Ильясом она разветвлялась: на север, к Баальбеку, и на юго-восток, к перекрестку, левый рукав которого, в свою очередь, уводил к Вади-эль-Харир, проходя между горами Хермон и Джебель-эш-Шейх~ Мандур, где находилась граница с Сирией.
      Я уже пересекала эту границу, правда, в обратном направлении, когда ехала с группой из Дамаска в Бейрут, а потому была готова к долгому ожиданию, медленному переползанию от одного пограничного пункта к другому, четырем скучным остановкам и доводящей до бешенства подозрительности арабских таможенников, возведенной ими чуть ли не в ранг закона.
      С ливанской стороны мы оказались четвертыми, но примерно в двухстах метрах от нас, за полосой ничейной земли, виднелась тянувшаяся на север вереница машин, включая автобус, которые стояли в горячей пыли, дожидаясь допуска на сирийскую территорию.