Он скрылся в дверном проеме "барахолки", а я задумчиво глядела ему вслед. Пусть я не видела его четыре года, но до сих пор помнила малейшие интонации его голоса как своего собственного. По какой-то причине он решил не раскрываться передо мной. Значит, было нечто такое, что он знал или о чем догадывался, но решил не посвящать меня в свою тайну. Он довольно умело маскировался передо мной, однако это была всего лишь маскировка.
      - Ага, - донесся из глубины комнаты его голос.
      - Нашел что-нибудь?
      - Ну, покороче хвоста дворняжки, потоньше паутины, но ничего, сгодится. Подержи-ка фонарь, пока я попробую ее приладить... Вот черт, гнилая совсем... Да, не хотел бы я с ней совершать горное восхождение. Впрочем, она хоть как-то поможет спуститься, если мы не отыщем ту дверь. - Он вышел из комнаты, отряхивая с ладоней пыль. - А теперь надо ополоснуться и ждать. Уделим этому часок, ладно? И если я смогу улизнуть отсюда с первыми лучами рассвета... Возможно даже, что к утру вода в Нахр-эс-Сальк наконец спадет, и я избавлю себя от излишних хлопот и воспользуюсь бродом, пока меня никто не видит.
      - Где ты оставил машину?
      - Примерно в полмили от деревни. Там есть небольшой карь ер, я съехал с дороги, спрятал там машину подальше от глаз, и подумывал уже провести в ней остаток ночи, а к тебе прийти утром, но тогда появлялся риск, что так рано утром ее кто-нибудь заметит. А уж Насирулла успел бы донести эту новость раньше, чем ты унесла бы оттуда ноги. И если мне когда-нибудь захочется увидеть Хэрриет, то я не стану во всеуслышание заявлять об этом... Поэтому я оставил записку для Хамида, в которой попросил его приехать за тобой завтра в половине десятого, а сам тем временем отправлюсь в Бейрут и стану дожидаться тебя там. А теперь, милая Кристи, покажи мне, где у тебя ванная, после чего мы наконец сможем насладиться соловьиными трелями, пока я рассортирую свои отмычки.
      ГЛАВА 10
      О, тише ступайте, сказала она.
      С. Т. Кольридж. Кристабель
      Но они так ему и не понадобились.
      Когда мы снова вышли в сад, молодой полумесяц успел подняться по ночному небосводу, высвободившись из цепких лап росших на острове деревьев; при его слабом свете мы вновь пересекли мостик и подошли к беседке. Разрисованная дверь беззвучно отделилась от стены, и Чарльз подпер ее камнем. Луч фонаря рассекал чернеющую пустоту, когда мы осторожно перешагнули порог и начали спускаться по спиральной лестнице.
      Мимо проплывали настенные изображения, в перемежающемся луче света похожие на призраков. Купола и минареты, пикообразные кипарисы, газели, соколы, арабские скакуны, фруктовые деревья и поющие птицы... и у самого основания - дверь.
      Закрытая, разумеется. В подрагивающем свете фонаря она выглядела массивной и неприступной, однако, когда Чарльз поднес к ней руку и осторожно потянул, она, к моему удивлению, легко и бесшумно сдвинулась на хорошо смазанных петлях. Я заметила, что задвижки на ней не было, а там, где первоначально находился замок, сейчас была прибита расколовшаяся деревянная дощечка. Определенно, этот сломанный замок тоже был частичкой истории дворца... В более поздние времена дверь заново укрепили и снабдили мощным засовом, скобами и висячим замком, хотя все эти крепежные устройства, как, впрочем, и остальные крепежные детали дворцового имущества, успели основательно проржаветь. Замок оставался на месте и был заперт, однако засов с одного края выпал из прогнившего дверного косяка и сейчас его скоба висела лишь на одном шурупе.
      Становилось понятно, каким образом в сад проникли собаки. Нельзя было исключить, что они сами сорвали замок, причем не далее как сегодня ночью, поскольку в противном случае его бы уже успели починить. Действительно, все произошло совсем недавно, так как на полу лежали деревянные щепки и опилки, а когда Чарльз опустил фонарь, я заметила блеснувший шуруп. - Повезло, тихо произнес он.
      - Неплохо для гончих Габриэля, - выдохнула я.
      Он улыбнулся и кивком поманил меня за собой. Я двинулась за ним чуть ли не на цыпочках.
      Нас окружал черный мрак, и луч фонаря, падавший на ребристый сводчатый потолок подземелья, казался не более чем слабым и явно неуместным здесь проблеском света. Мы находились в самом конце своеобразного Т-образного перекрестка под сводом, образованным арками. Наша дверь пересекала конец одной из верхних перекладин этой громадной буквы Т. Располагающаяся слева в нескольких метрах от нас арка вела в черноту коридора, откуда доносилось слабое дуновение воздуха. Прямо напротив нас пересекала верхушку Т-образного перекрестья еще одна дверь. Как и главный вход дворца, она была сделана из бронзы, с тщательно выделанными панелями, и ее поверхность - несмотря на минувшие века и нанесенные повреждения - сохранила шелковистую красоту вручную отчеканенного металла. По обеим сторонам от нее располагались витые металлические скобы для факелов, а прямо под ними в стене были сделаны углубления на высоте человеческого роста, очевидно, для стражи. Сама арка была покрыта резными украшениями и хранила остатки полуоблупившейся краски.
      - Похоже, дверь в покои принца, - прошептала я. - Ты был прав, это нижний ход в гарем. Посмотри, она закрыта?
      Но Чарльз лишь покачал головой и сместил луч фонаря влево к двери - в сторону коридора.
      - Сначала позаботимся о пути к отступлению, - мягко проговорил он. Готов поспорить, это и есть выход к потерне. Проверим?
      Туннель оказался длинным, извилистым, не всегда строго горизонтальным и очень темным. Продвигались мы медленно. Насколько я могла заметить, стены здесь были сделаны из грубо отесанных камней, на сей раз без малейшего намека на украшения; в нескольких местах из них торчали ржавые скобы для факелов. Пол также был неровным, сложенным из крупных каменных плит, по краям обрамленных неотесанным булыжником. Все - основательно потертое, захламленное, с коварными выбоинами.
      В какое-то мгновение шорох, донесшийся из темноты, заставил меня судорожно вцепиться в руку Чарльза, однако крыса или что там было скрылась настолько поспешно, что я не успела ничего толком разглядеть. Коридор свернул налево, пошел чуть вверх, пока не сомкнулся с еще одним проходом, соединявшимся с ним под прямым углом.
      Мы остановились у развилки. Наш коридор представляя собой центральную стойку еще одной буквы Т, причем на сей раз пересекающий ее проход оказался больших размеров, нежели предыдущий. Чарльз выключил фонарь, и мы несколько секунд стояли молча, прислушиваясь. Воздух здесь был гораздо свежее, так что можно было без труда предположить, что этот коридор открыт для проникавшего в него слабого уличного ветерка. Затем откуда-то издалека, справа от нас послышалось слабое сопение и подвывание собак.
      Чарльз мгновенно направил в ту сторону луч фонаря, и мы увидели грубый пол туннеля, тянувшего вверх широкими и сильно истертыми ступенями.
      - Скорее всего он ведет к воротам, которые ты видела на майдане, а это, если я не ошибаюсь, означает... - Кузен сместил луч влево, и почти тотчас он упал на какой-то предмет, лежавший прямо посередине наклонного пути. Это оказались комья навоза, оставленного то ли лошадью, то ли мулом. - Я не ошибся, - сказал он. - Сюда.
      Через несколько минут мы стояли под сенью рощицы, росшей на краю ущелья Адониса.
      Дверь потерны была глубоко утоплена в скале и располагалась значительно ниже уровня плато, на котором стоял дворец. От его поверхности круто спускалось нечто вроде пандуса, прорубленного в камне и проходившего через рощу. Обнаженные и перекрученные корни платанов сплетались друг с другом и лежали прямо на верхнем косяке двери. С наружной стороны дверь держала подпорка, между корнями деревьев протискивались стебли травы и вьющихся растений, нависающих над краем дверного прохода. Любому, кто подходил со стороны плато, была видна лишь эта выступающая из рощи подпорка, сразу за которой начинался обрыв в ущелье Адониса. Пандус был достаточно широк, чтобы по нему могло пройти навьюченное животное, а дверь представляла собой крепко сколоченную панель, находящуюся в прекрасном состоянии и запертую на замок и засов.
      - Ну вот, видишь, - сказал кузен. - Достаточно широкая, чтобы пропустить мула или лошадь - запасный выход, - а дальше начинается длинный проход, который выводит прямо к майдану. Это, хвала Аллаху, спасает меня от необходимости карабкаться по стенам. И как мило с их стороны - даже оставили ключ в замке. Ну, пошли назад. Нет-нет, не надо греметь засовами. Пожалуй, не стоит ее запирать.
      Когда дверь за нами захлопнулась, он глянул на часы:
      - Третий час. Но они же не всю ночь там просидят?
      - Если сейчас кто и не спит, так это наша Хэрриет.
      - Да, - кивнул Чарльз. - Ну...
      Он устремил взгляд на землю и принялся щелкать выключателем фонарика. Когда свет вспыхнул вновь, я заметила выражение его лица - отвлеченное, почти унылое.
      Он посмотрел на меня:
      - Ну так как, будем возвращаться?
      - Возвращаться? К дверям принца? Боюсь, они тоже будут заперты. - В окружавшей нас древней, таинственной атмосфере этого места было, пожалуй, нечто такое, что позволяло буквально ощущать ее прикосновение; я почувствовала, что говорю почти с облегчением, и заметила, что кузен снова бросил на меня быстрый взгляд.
      - Возможно, хотя я и сомневаюсь, что они опечатали весь дворец изнутри. Кристи...
      - Да?
      - Тебе хочется идти дальше?
      - Дальше? Мы дошли до первой Т-образной развилки и свернули в этот коридор. Назад, ты хочешь сказать? Куда же дальше-то идти?
      - Я имею в виду к дверям в покои принца. Или ты предпочла бы вернуться в гарем?
      - А ты?
      - Не сейчас. Но если тебе хочется уйти и предоставить все мне...
      - Пожалуйста, окажи мне услугу. Я лично не боюсь Лесмана, даже если тебе он внушает опасения.
      Он хотел что-то сказать, но затем, похоже, передумал, усмехнулся и проговорил:
      - Что ж, тогда вперед, моя смелая девочка!
      Мы пошли вперед.
      Двери в покои принца оказались не заперты. Бесшумно распахнувшись, они раскрыли перед нами длинный сводчатый коридор - непроглядно темный, безмолвный и пустой. Чарльз задержался у порога. Луч фонаря бесследно исчезал в черном мраке. Мне показалось, что Чарльз на секунду заколебался, но затем снова зашагал вперед. Я двинулся следом.
      Как и каменный колодец в беседке, коридор этот был некогда богато разукрашен, и хотя сейчас его тщательно подметенный пол пребывал в относительной чистоте, общее состояние было весьма удручающим. Нарисованные на стенах ландшафты поблекли, облупились, и даже в свете фонаря было заметно, какие они грязные. Мраморный пол, покрытый серовато-коричневыми, изодранными половиками, почти полностью поглощал звук наших шагов. В неподвижном, мертвом воздухе сильно пахло пылью.
      По обеим сторонам коридора на некотором расстоянии друг от друга располагались дверные проемы, напомнившие мне долгие блуждания по дворцу. Большинство из них представляло собой черные дыры с распахнутыми настежь покореженными дверями, за которыми зияла пустота или виднелись кучи всякого хлама. Чарльз осветил первую из комнат, в которой, похоже, не было ничего, кроме глиняных горшков.
      - Никакого Али-Бабы, только сорок разбойников, - прокомментировал он.
      - А ты чего ждал?
      - Бог его знает... А вот и пещера Аладдина. Подожди-ка, давай посмотрим.
      Поначалу я не поняла, что привлекло его внимание. Мне показалось, что комната завалена всякой всячиной, вроде обнаруженной в гареме. Мебель, разные украшения, паутина - все тот же мрачный и заброшенный хлам времен. На шатком комоде лежала стопка книг, пожалуй запыленных чуть меньше, чем остальные предметы в комнате.
      Сначала по книгам скользнул луч фонаря, потом их коснулись изящные пальцы Чарльза. Он перевернул самый толстый том:
      - Так я и думал.
      - Что это?
      - Словарь Чембера.
      Книга раскрылась в его руках. Я заглянула в текст, освещаемый лучом фонаря:
      - И главное, как познавательно. Ты знал раньше, что такое "бросме"? Здесь написано, что это "налим". А ты-то что знаешь? Одни кроссворды?
      - Как скажешь. - Он захлопнул книгу, подняв облачко пыли, и взял другую.
      Она была меньших размеров, однако имела более внушительный вид и даже под толстым слоем серой пыли просматривался великолепный переплет из изящно тисненной кожи. Кузен бережно держал в руках этот фолиант, а когда сдул с него пыль, я заметила блеснувшую позолоту.
      - А это что?
      - Коран, причем в великолепном издании. Взгляни-ка.
      Бумага была толстая, явно дорогая, а арабский текст, красивый сам по себе, украшали витиеватые узоры, отделявшие его главы-суры. Никогда бы не подумала, что подобную книгу бросили в пыли.
      Чарльз молча положил том и скользнул лучом в глубь нагромождений мусора. Неожиданно его рука замерла на месте.
      - Смотри.
      Поначалу все, что я смогла различить среди всей этой рухляди, были лишь поломанная скрипка, нечто похожее на пару роликовых коньков и связку кожаных ремней, пряжек и кисточек, что в конечном счете оказалось парой конских уздечек. Сзади, наполовину скрытые этими деталями упряжи, выглядывали два запылившихся предмета, чем-то похожие на статуэтки. Фарфоровые собаки.
      Даже поняв, что передо мной, я секунд пять глазела на них, прежде чем решилась подойти.
      - Чарльз! Это не твои гончие Габриэля?
      - Абсолютно верно. - Он опустился на пыльный пол, встав на колени рядом с уздечками. - Подержи фонарь.
      Я наблюдала за тем, как осторожно он отложил уздечки в сторону и взял в руки одну из фарфоровых статуэток. С некоторым изумлением я заметила, как бережно, почти благоговейно он сжимал ее в своих ладонях, потом вынул из кармана носовой платок и принялся медленными, нежными движениями обтирать с нее пыль. Существо, которое вполне могло являться как собакой, так и львом, было высотой сантиметров пятнадцать и сделано из ярко-желтого фарфора, покрытого блестящей глазурью. Зверь сидел на задних лапах, удерживая вес тела на одной передней, тогда как другая грациозно покоилась на украшенном изящной резьбой мяче. Голова с глазами, устремленными вдаль, была чуть повернута к одному плечу, уши прижаты, пасть типично по-собачьи оскалена, изогнутый пушистый хвост прижат к спине.
      Вид собаки наводил на мысль о ее настороженности, эдакой игривой свирепости. Рядом на полу стояла ее пара - яркая расцветка также была покрыта слоем пыли, но под лапой вместо мяча сидел щенок с пушистым хвостом.
      - Боже ты мой, - мягко проговорил Чарльз, - кто бы мог подумать... Ну, как ты их находишь?
      - Не надо меня спрашивать, я не разбираюсь в подобных вещах. Это и в самом деле собаки?
      - Это то, что принято называть собаками Фо или буддийскими львами. Никто толком не знает, что это были за существа.
      - А кто такой Фо?
      - Сам Будда. Это единственные создания в буддийской мифологии, которым разрешалось убивать, но и то лишь во имя защиты своего божества - Будды. Их считают официальными охранниками его храма.
      Он повернул в руках поблескивающие статуэтки. Сморщенная, аффектированная, ухмыляющаяся мордочка чем-то напоминала пекинеса, забавляющегося с мячом.
      - Знаешь, - сказала я, - у меня такое впечатление, что я их помню. Как ты думаешь, почему их отнесли сюда? Я хочу сказать...
      - Да, - сказал Чарльз. Он опять поставил фигурки на пол, резко выпрямился и взял у меня фонарь. Мне показалось, что он не расслышал ни единого, сказанного мною слова. - Ну что ж, продолжим нашу программу?
      Не дожидаясь ответа и даже не удосужившись взглянуть на остальное содержимое комнаты, он быстро вышел в коридор.
      Здесь по-прежнему было тихо и темно, в воздухе стоял привычный запах пыли. Мимо нас проплывали поблекшие нарисованные пейзажи, перемежающиеся зияющими черной пустотой комнатами. Коридор чуть изгибался влево; на внешней стороне поворота показался еще один дверной проем, также в виде арки, но в остальном совершенно непохожий на все предыдущие. Он представлял собой отнюдь не вход в пустую пещеру и перед ним не болталась обычная здесь покосившаяся, трухлявая деревянная панель. Арку перегораживала дубовая дверь, совершенно целая и прочная, как стена, причем она была не просто прикрыта, но и заперта на новый бронзовый висячий замок.
      Луч света на секунду задержался на этой двери, затем переместился на соседнюю, на которой также поблескивал новый замок.
      - Прямо палаты с сокровищами, а? - сдавленно проговорила я.
      Кузен ничего не ответил.
      Луч медленно поднялся к зарешеченному вентиляционному отверстию, потом снова опустился и остановился на стоящих рядом с дверью предметах. Чарльз подошел ближе, я тоже шагнула вперед.
      Между обеими дверями, у стены, стояла дюжина или около того маленьких канистр, вроде тех, в которые наливают бензин, с каким-то рисунком на ярко-желтом фоне. Когда луч света остановился на них, я прочитала на ближайшей ко мне канистре написанное черными буквами:
      ПРЕКРАСНОЕ РАСТИТЕЛЬНОЕ МАСЛО.
      Идеальное для вторых блюд, майонезов и салатов.
      А ниже еще что-то. Я остановилась.
      Луч света быстро метнулся ко мне:
      - Что это?
      - На жестянки свети, - сказала я, щурясь от света, перебегающего с моего лица к батарее канистр. - Я только что поняла - никак не могу вспомнить, где я видела это раньше. А, вспомнила наконец! Все в порядке, Чарльз, этот рисунок - красная бегущая собака.
      - Да? И что же?
      - Пожалуй, ничего. Так, ерунда. Просто я раньше видела такой же.
      - Где?
      Я удивленно посмотрела на него. Голос его показался мне резким.
      - В воскресенье днем, в деревне, куда меня возил Хамид. Я же тебе рассказывала: подсолнечное поле с маленькой отметиной на стволе дерева красной собакой. Я еще подумала, что она похожа на салюки.
      - Это такая же?
      - Пожалуй, да.
      Мы наклонились ниже и под изображением бегущего пса разглядели мелкую черную надпись: "Марка "Охотничья собака". Высшего качества. Опасайтесь подделки".
      - Сальк, - пробормотал себе под нос кузен. Фонарь теперь светил прямо на банку. Вид у Чарльза был сосредоточенный.
      - Что?
      - Теперь ясно, что такое "Охотничья собака". Ты знала это? "Салюки" происходит от арабского слова "селюки" или "слуги", что значит "гончая". Я полагаю, что Нахр-эс-Сальк означает что-то вроде "Река Гончих Псов". Иными словами, продукт местного производства. Это такое же изображение, как то, что ты видела в поле?
      - Абсолютно. - Я выпрямилась. - Местный продукт, как я полагаю, подсолнечное масло, и то, что я видела, было, похоже, отметиной такого поля. Кажется, я где-то читала, что подобным образом крестьяне помечают свои посевы. Что ж, вполне разумно, если учесть, что большинство из них неграмотны. Бог мой, да здесь лет на десять хватит! Как по-твоему, зачем оно вообще им понадобилось?
      Чарльз поднял взгляд на одну из канистр, потрогал ее рукой.
      - Пустая, - сказал он и отвернулся. Я с любопытством посмотрела на него:
      - А что тебя так заинтересовало?
      - Не здесь, - ответил он, - и не сейчас. Давай покончим со всем этим. Кроме того, нам лучше не разговаривать.
      Тихо пройдя за изгиб коридора, мы увидели метрах в тридцати перед собой лестницу, широкие ступени вели вверх к лестничной площадке и еще одной изящной арке. Дверь была распахнута и прилегала к стене, но за ней виднелись спускавшиеся с арки тяжелые шторы. Сбоку из-под ткани пробивалась полоска света.
      Мы замерли на месте, прислушиваясь. В этом мертвом воздухе даже звук нашего дыхания казался мне необычно громким. Ничто не шелохнулось; из-за штор не доносилось ни малейшего шороха.
      Тщательно прикрывая фонарь ладонью, отчего со стороны могло показаться, что к портьерам приближается, чуть пританцовывая, розоватый жук-светляк, Чарльз поднялся по ступеням и стал потихоньку подкрадываться по лестничной площадке к дверному проему. У самой кромки тяжелой ткани он остановился; я замерла рядом с его локтем. Фонарь он уже погасил, так что теперь единственным источником света оставалась видневшаяся у края штор яркая полоска.
      Мы по-прежнему не различали ни звука. Но сейчас я совершенно явственно ощущала характерный едкий запах табака Хэрриет. Скорее всего это был диван принца. Значит, она где-то поблизости. "Читала, наверное, - подумала я, - да так и заснула над книгой". Звука дыхания я не различала - помещение было слишком большим, - а кроме того, она, возможно, опустила балдахин.
      Кузен неслышно протянул руку и на несколько дюймов отодвинул край портьеры, затем приник глазом к образовавшемуся проему. Я пригнулась, чтобы тоже посмотреть.
      Определенно, это были спальные покои принца, а мы стояли за занавесками, висевшими как раз за изголовьем кровати Хэрриет.
      В комнате почти не было света, и та узкая полоска показалась нам столь яркой лишь по контрасту с окружавшей нас доселе кромешной темнотой. На столике стояла лампа - фитиль ее был привернут почти до отказа, а потому она, можно сказать, почти не горела.
      Уже успев познакомиться с комнатой, я довольно неплохо различала окружающую обстановку. Все оставалось таким же, как и накануне ночью: красное лакированное кресло, немытые тарелки на столе, ипохондрический беспорядок на комоде, на полу миска с надписью "СОБАКА", которую сейчас наполовину скрывала склянка с молоком для кошки, а на кровати...
      На какое-то мгновение мне показалось, что я вижу фигуру, сидящую так же, как и вчера в своем хитроумном наряде из шалей и шелка, но затем поняла, что в комнате никого нет. В темном углу у изголовья кровати лежали сваленные в кучу одеяла, алел брошенный жакет и валялась мохнатая шаль.
      В следующую секунду меня словно окатило холодной волной безотчетного, болезненного страха - я увидела кошку, которая, лежа на кровати, подняла голову и устремила на меня свой взгляд. Чарльз увидел ее в то же мгновение, что и я, и как только я непроизвольно и резко отпрянула назад, отпустил штору, придвинулся ко мне и обнял.
      - Ну, ну, все в порядке, она сюда не пойдет.
      - Ты в этом уверен?
      - Ну конечно, дорогая, все нормально. Расслабься.
      Я вся дрожала, руки напряглись, макушка головы упиралась в скулу кузена.
      - Ну, передохни минутку, - прошептал он, - а потом пойдем.
      Он еще немного постоял рядом со мной, пока я не почувствовала, что дрожь постепенно проходит. Нас по-прежнему окружал спокойный, непроглядный мрак. По звуку дыхания Чарльза я поняла, что он повернул голову в сторону и всматривается, вслушивается в окружающее пространство. Затем он снова повернулся, и я почувствовала, как грудь его колыхнулась от вздоха, - ему явно хотелось что-то сказать, его щека резко, но как-то крадучись коснулась моей головы.
      - Кристи...
      - Что?
      Мимолетная пауза. Дыхание легким ветерком шевельнуло мне волосы:
      - Нет, ничего. Ну, как ты, все в норме?
      - Да.
      - Пошли?
      - Ты... тебе действительно не хочется подождать и увидеть ее? Не думаю, чтобы каким-то образом...
      - Нет, забудем об этом. Пошли назад.
      - Извини, Чарльз.
      - Что уж тут извиняться? - чуть поддразнивающим тоном проговорил он. Не падай духом, милая, она тебя не достанет. Будь взрослой девочкой. Чарльз посражается за тебя и отстоит перед этой мерзкой кошкой.
      Страх прошел, я засмеялась:
      - Большой и смелый Чарльз? А что, если нам повстречаются собаки? Впрочем, теперь я в полном порядке, спасибо тебе.
      - Правда? Что ж, эта ночка запомнится нам обоим. Ну, а теперь назад, в гарем, моя девочка.
      ***
      Разрисованная дверь оставалась по-прежнему широко распахнутой, а воздух в беседке показался удивительно свежим и приятным. Мы пересекли мостик, и я так же, как и в первый раз, перепрыгнула пролом. Но теперь Чарльз уже не сразу разомкнул свои объятия.
      - Кристи... - быстро и мягко заговорил он. - Я должен тебе что-то сказать.
      - Я чувствовала это, знала, что-то беспокоит тебя. Я слушаю тебя.
      - Ну, не совсем так... Я и сам толком ничего не знаю. Точнее будет выразиться так: у меня есть несколько довольно диких предположений, догадок что ли, вот и все. Мне точно известно, что Одна вещь мне здесь очень не нравится. Я просто ощущаю, как мерзко она пахнет... Однако - и тебе придется смириться с этим-я пока не могу выложить тебе все начистоту.
      - Но почему?
      - По одной простой причине: ты до утра остаешься во дворце, а я - нет. Послушай, Кристи... Ты встретишься с Лесманом и станешь вести себя с ним ровно, спокойно, словно не знаешь, взбредет ли когда-либо в голову Хэрриет мысль снова повидаться с тобой, и...
      - Ровно и спокойно с Джоном Лесманом? Значит, все это имеет к нему какое-то отношение?
      - Я уже сказал - это лишь догадки. Почти все - одни догадки. Но тебе-то предстоит остаться здесь.
      - И потому, чем меньше я знаю, тем лучше? - насмешливо спросила я. Старо, дорогой Чаз, очень старо! То есть мне что, черт побери, разыгрывать из себя невинную дурочку? Я и так все время этим занимаюсь. Не изводи меня! Если на то пошло, именно я во всем этом замешана, а отнюдь не ты! И давай, выкладывай все как есть! Что, Лесман и Хэрриет - любовники, так что ли?
      - Боже правый, если ты только об этом... Я, разумеется, продолжала настаивать, однако мне так и не удалось сдвинуть его с места. В конце концов он отпустил меня и собирался уже было снова перепрыгнуть через пролом, когда я сказала:
      - А зачем тебе возвращаться именно таким путем? Ведь можно же спуститься из окна по веревке. Он покачал головой:
      - Так проще. А ты прикрой ставни, чтобы не бросалось в глаза. Доску на всякий случай не закрепляй. Ну, я пошел. Ложись спать. Утром увидимся в отеле. - Он чуть замешкался. - Тебе не страшно?
      - Страшно? С чего это мне должно быть страшно?
      - Ну и хорошо, - проговорил кузен и с этими словами ушел.
      ГЛАВА 11
      Далеко опасность, далеко страх,
      Счастье сияло в их глазах.
      С. Т. Кольридж. Кристабель
      Я думала, что поспать как следует мне так и не удастся, однако почти сразу же отключилась. Проснулась я часов через пять или что-то около того. Разбудил меня принесенный завтрак. Утро выдалось чудесное. Солнечные лучи заливали территорию гарема, поверхность озера чуть рябила от легкого ветерка, кругом заливались птицы.
      И все же я помнила, что вернулась отнюдь не в мирную и романтичную атмосферу дворца, а к предчувствию чего-то непонятного, и потому легкая тень смутной неопределенности уже начала омрачать зарождающийся день. Даже когда я осознала, что это, скорее всего, лишь последствие намеков Чарльза по поводу Лесмана, которого мне предстояло снова увидеть сегодня утром (с перспективой провести остаток дня с Чарльзом), я все же почувствовала, что и сад гарема, и вообще все это место, раскинувшееся в жаркой долине, вызывают у меня нечто похожее на клаустрофобию. Поэтому я быстро встала, наспех проглотила чашку кофе и стала томиться в ожидании того момента, когда наконец покину дворец и вернусь к себе в отель, к цветастой и простой жизни Бейрута. И к Чарльзу.
      Мы договорились о том, что Хамид заедет за мной в половине десятого, однако сейчас было лишь начало девятого, а поэтому, покончив с принесенным Насируллой завтраком, я постояла еще несколько минут, окидывая прощальным взглядом сад и залитый солнцем золотистый купол беседки, после чего двинулась своим ставшим уже привычным маршрутом - к выходу из гарема.
      Первые мои недобрые предчувствия улетучились с приходом Насируллы. Раз он оказался здесь, значит, реку снова можно перейти вброд. Я решила тотчас же отправиться в деревню навстречу Хамиду. Я попыталась было знаками объяснить Насирулле, что хочу уйти пораньше, и хотя он по-прежнему лишь неулыбчиво глазел на меня без малейшего намека на понимание, похоже, все же что-то сказал Лесману, поскольку чуть позже я встретила его во втором дворике, в котором анемоны из садов Адониса успели за один жаркий день поникнуть и засохнуть.
      Мне показалось, что вид у него сегодня был какой-то помятый, и поймала себя на мысли, что, наверное, и сама выгляжу не лучше.
      - Раненько вы поднялись, - заметил он.
      - Наверное, мне не давала покоя мысль о броде. Похоже, с этим все в порядке и перебраться удастся?
      - Да, вполне. Ну как, хорошо выспались после всех этих тревог, волнений и шума?
      - После?.. А, собаки. Да, благодарю вас. Вы опять заперли этих бедолаг? Пожалуй, поначалу я действительно немного струхнула, но они оказались такими приветливыми; в общем, все превратилось в очередной романтичный эпизод, о котором будет приятно вспомнить. Но они ведь не со всеми ведут себя подобным образом?
      - Это уж точно. Наверное, в вас есть что-то особенное, - губы его раздвинулись, однако глаза не улыбались. - Не скажу, что они такие уж свирепые, но как охрана действительно хороши, поскольку при каждом постороннем звуке поднимают такой шум, что чертям тошно. Я запер их, и в этом, возможно, была моя ошибка.
      Я не спросила его, что он имеет в виду, но он как раз в этом месте сделал паузу и подобный вопрос напросился сам собой. По крайней мере, секундное молчание позволило мне позаботиться о соответствующем выражении лица.
      - Почему? - наконец спросила я.
      - Надо было, чтобы они свободно бегали по двору. Мы обнаружили, что боковые ворота открыты. Кто угодно мог забраться ночью.
      - Боковые ворота? Здесь есть и такие?
      - Да, с задней стороны дворца есть выход на плато. Наверное, Джасем, когда впускал вчера собак в гарем, забыл запереть их.
      - А вы боитесь посторонних? - как можно беззаботнее спросила я. - Или заметили следы чьего-то присутствия?
      - О нет, просто стремление доверять всем и каждому не входит в число моих привычек, особенно с тех пор, как я поселился в этой стране. Когда приезжает ваш шофер?
      - В девять, - соврала я, - но я подумала, что неплохо немного прогуляться. Встречу его у деревни. Вы были очень добры, уделили мне столько времени и внимания. Эти же слова я произносила и вчера, но сегодня вы заслужили их вдвойне.
      - Мне тоже было очень приятно. Я провожу вас.
      Сейчас он даже не пытался придать своему голосу ровное звучание. Вчерашнее спокойствие улетучилось, он был явно чем-то встревожен и раздражен.