Джим Дал глубоко вздохнул и вошел в конференц-зал для обсуждения своих премиальных за год. В том, 1986, году он был готов настаивать на большем, чем то, что предложит Милкен. Он никогда не знал точного размера премиального фонда отдела высокодоходных облигаций, но понимал, что тот весьма значителен. Другим служащим, например, Аккерману, удавалось лестью выманить у Милкена большие суммы. В том году Дал был, бесспорно, ведущим сейлсменом, с честью вышедшим даже из самых трудных ситуации, включая совершенную им продажу стомиллионного займа Доски Чарльзу Китингу.
      Милкен сразу же приступил к делу. «В этом году мы собираемся заплатить тебе 10 миллионов долларов», – сказал он 33-летнему Далу. Это было больше, чем Дал когда-либо мечтал заработать, но он твердо решил стоять на своем. «Думаю, что на самом деле я заслуживаю большего», – настойчиво сказал он, перечислив свои достижения. Милкен сочувственно слушал, но незамедлительно возразил. «На самом деле, Джим, я не могу заплатить тебе больше, – мягко сказал он, – потому что тогда ты получишь больше меня. Но это будет несправедливо, не так ли?»
      «Думаю, да», – ответил Дал. Он был удивлен малостью суммы, но решил, что Милкен вкладывает большую, чем он предполагал, долю прибылей отдела обратно в фирму. Теперь Дал владел почти 1% акций Drexel и восхищался кажущимся бескорыстием Милкена.
      В Нью-Йорке Фред Джозеф пытался решить проблему зарплаты Милкена. Когда той весной Роберт Линтон ушел в отставку, Джозеф был повышен с должности начальника отдела корпоративных финансов до главного управляющего. В некотором отношении Джозеф не хотел этого повышения. «Инститьюшэнл инвестор» совсем недавно назвал его лучшим менеджером отдела корпоративных финансов на Уолл-стрит, и он был доволен собой, чувствуя, что и он чего-то стоит в то время, когда его отдел извлекает выгоду из феномена Милкена. Кроме того, ему нравилось иметь свободное время, чтобы проводить его вместе с женой на их ферме на северо-западе штата Нью-Джерси.
      Милкен не скрывал своего неодобрительного отношения к назначению Джозефа. Он сказал об этом самому Джозефу, утверждая, что тот слишком важен для него в отделе корпоративных финансов. Однако Милкен, который мог сам назначить выбранного им человека на руководящий пост, не предложил никакой альтернативы. Вначале он заикнулся было о собственном номинальном боссе Эдвине Канторе, но даже он был вынужден признать, что Кантор – это не та фигура, чтобы олицетворять собой фирму. Представительный Джозеф был почти неизбежным выбором.
      Достижения Drexel превзошли даже самые амбициозные планы Джозефа. В 1986 году отдел высокодоходных облигаций Милкена получил в соответствии с системой вознаграждения Drexel право на приблизительно 700 млн. долларов премиальных. Примерно половина относилась к комиссионным за привлечение клиентуры, назначенным Милкену за поставку клиентов другим отделам фирмы. Для сравнения, премиальный фонд отдела корпоративных финансов составлял около 140 млн. долларов, что отражало несоразмерность денежного вознаграждения и особую роль отдела в Беверли-Хиллз.
      Как только Джозеф одобрил общий премиальный фонд в 700 млн. долларов, Милкену оставалось разделить его по своему усмотрению. Милкен неохотно выделил своим коллегам в Беверли-Хиллз около 150 млн., включая те 10 млн., что он пообещал Далу. Но Милкен приберег для себя не 10 млн., как он дал понять Далу. И он вовсе не превратил остальное в капитал фирмы, как тот предполагал. Дал в то время никак не мог знать, что Милкен преподнес себе в дар 550 млн… Это было больше, чем прибыль в 522,5 млн., которую Drexel – вся. фирма – заработала сама.
      Милкен, однако, считал, что 550 млн. ему недостаточно. Он был зол на Джозефа за размер премиального фонда.
      Джозеф и Милкен отвечали за назначение комиссионных за привлечение клиентуры, составлявших столь важную часть системы вознаграждения в Drexel. Каждый год Джозеф и Милкен связывались по телефону для их обсуждения и решали, кто заслуживает комиссионные за привлечение в фирму тех или иных клиентов. Обычно было от 150 до 200 таких дел, причем спорные случаи составляли менее 20%.
      В предыдущем году по одному из таких дел было принято решение, которое Милкена не устроило. Милкен настаивал, что он имеет право на эту часть комиссионных. Он признавал, что другой отдел заслуживает какую-то часть вознаграждения за привлечение клиента, но утверждал, что решающую роль в этом деле сыграл его личный контакт. Джозеф не согласился и отказался добавить эту сумму к премиальному фонду отдела высокодоходных облигаций.
      Когда обсуждение комиссионных за 1986 год подходило к концу, Милкен опять поднял этот вопрос. Джозеф поражался горячности, с которой Милкен отстаивал данный пункт. Тот упорно не желал сдаваться и пытался решить дело в свою пользу. Он без конца звонил Джозефу, и они спорили часами, вспоминая обстоятельства, при которых клиент обратился в фирму, с точностью до минут. Джозеф не представлял, как Милкену удается находить столько времени на эти дебаты. Ни Джозеф, ни Милкен не отступали. Милкену не заплатили, но он не сдался и продолжал утверждать, что Джозеф его обманул. Все эти словесные баталии разгорелись из-за 15 000 долларов.
      Джозеф отнесся к инциденту как к причуде в характере Милкена. Последнего всегда отличала одержимость в работе, которая, по-видимому, распространилась на его заработки.
      Как бы то ни было, Джозефа занимали более важные дела. Он отразил нападки конгресса на атаку Unocal, и законодательная инициатива о сдерживании применения бросовых облигаций больше не представляла собой реальной угрозы. Пресса тоже открыла для себя Drexel, и началась своего рода цепная реакция статей о фирме (главным образом хвалебных), причем не только в финансовых газетах и журналах, но и в изданиях общей направленности. Большинству репортеров нравились сотрудники Drexel: приветливый Джозеф, его консультанты и пресс-агенты. Они способствовали появлению в печати потрясающей истории конфликта и успеха, столкновения старой и новой гвардий.
      Практичный Джозеф искал расположения прессы и раз в полгода устраивал роскошный официальный завтрак. Милкен же пошел по другому пути. Он отклонял все просьбы об интервью, презрительно относился к репортерам, отказывался звонить им по их просьбе, не желая тратить время даже на стандартное «без комментариев», и всячески избегал саморекламы. Он на удивление рьяно пекся о своей незаметности. Тот факт, что он жил на Западном побережье, был ему на руку. Милкен не посетил ни одного официального завтрака, устроенного фирмой для прессы в Нью-Йорке, что лишь усиливало его таинственность.
      Вскоре новые крупные конкуренты стали пытаться превзойти успех Drexel, развивая собственные отделы бросовых облигаций и все смелее пускаясь во враждебные поглощения и выкупы с использованием финансового рычага. Степенная Goldman, Sachs вела переговоры о выкупе на заемные средства фирмы Масу более чем за 4 млрд. долларов. Morgan Stanley с Гличером во главе отдела М&А ошеломила истэблишмент совместной с Drexel организацией завоевания фирмы Revlon Рональдом Перельманом (придав финансируемому Drexel враждебному рейду респектабельность, которой прежде никогда не было). Агрессивные действия предпринимали Merrill Lynch, Shearson Lehman и особенно First Boston с ее звездой в области слияний Брюсом Вассерстайном.
      Милкен, полный решимости не уступать своей доли рынка, действовал еще более агрессивно. Drexel угрожала расстроить финансируемые Goldman, Sachs выкупы на заемные средства Warnaco и National Gypsum более высокими ценами тендерных предложений от клиентов Drexel, поддерживаемых денежной машиной Милкена. Когда Drexel вырвала сделку с Wickes Companies из рук Salomon Brothers, разгневанный Джон Гутфройнд, председатель совета директоров Salomon Brothers, послал одного из своих заместителей к Милкену в Беверли-Хиллз. «Если вы это не прекратите, мы вас раздавим», – предупредил банкир из Salomon.
      В случае со Staley Continental, гигантом по переработке зерновых со Среднего Запада, Drexel пыталась принудить компанию к выкупу на заемные средства. В конце 1986 года Drexel начала приобретать акции Staley, и один из управляющих Drexel позвонил финансовому директору Staley Роберту Хофману, чтобы обозначить заинтересованность Drexel в «установлении инвестиционно-банковских отношений со Staley». Через два дня представитель Drexel позвонил снова и сказал, что «наши ребята» в Беверли-Хиллз приобрели «большой пакет» акций Staley. Затем Хофману позвонил Дал, который безапелляционно заявил, что Drexel «хочет быть инвестиционным банкиром Staley». Он сказал, что Drexel владеет 1,5 млн. акций Staley. Хофман спросил, почему Drexel не предъявила КЦББ сведения по форме 13-D. Вместо ответа Дал назвал собеседника и его коллег «плохими бизнесменами» и сделал предложение об осуществлении руководимого Drexel выкупа на заемные средства. «Мы можем сделать Staley частной компанией за 48 часов», – самодовольно резюмировал он.
      Хофман был ошеломлен и ответил категорическим отказом. Позднее Дал позвонил еще раз и стал настаивать на встрече в нью-йоркском офисе Drexel для обсуждения деталей выкупа. Хофман снова воспротивился, и на этот раз Дал рассердился, сказав, что им следует «сесть и поговорить», а не то «будет больно».
      Создавалось впечатление, что Staley может разделить участь Pacific Lumber, но вмешался Джозеф, который бросился успокаивать близких к истерике управляющих Staley, уверяя их, что Drexel не предпримет никаких враждебных действий против Staley. Ему пришлось аналогичным образом умиротворять еще одну жертву жесткой тактики отдела высокодоходных облигаций – Winn-Dixie, обширную сеть гастрономических магазинов на Юге. Его беспокоило, что такая тактика выходит из-под контроля. В то же время Джозеф знал, что при существующем уровне конкуренции Drexel рано или поздно утратит доминирующее положение на рынке бросовых облигаций.
      Стремясь создать гигант, способный предоставлять весь спектр финансовых услуг, наподобие Goldman или Morgan Stanley, Джозеф попытался постепенно сформировать в фирме другие отделы. Руководимый его братом Стивеном Джозефом отдел закладных ценных бумаг процветал и был близок к тому, чтобы войти в пятерку лучших отделов такого рода на Уолл-стрит. В муниципальном финансировании Drexel из прежней безвестности продвинулась почти до первой десятки. Она была восьмой по объему торговли государственными ценными бумагами. Ее отдел исследований обыкновенных акций имел превосходную репутацию. Тем не менее ни один из этих отделов не мог соперничать с Милкеном как с главным источником финансовых поступлений и средством развития. Чем совершеннее они становились, тем быстрее Милкен двигался впереди них.
      Это явилось причиной растущей напряженности между теми, кто был известен внутри фирмы как фракция Восточного побережья, руководимая Джозефом, Уэйнротом и главой отдела корпоративных финансов Гербертом Бэчелором, и ведомой Милкеном фракцией Западного побережья, в которую также входили Энгел, Кей и Блэк в Нью-Йорке. Лагерь Милкена критиковал деятельность отдела корпоративных финансов, утверждая, что тот не привлекает новых клиентов и лишь, что называется, выезжает на спине группы Западного побережья. «Западники» дошли до того, что настаивали на увольнении Бэчелора. Джозеф не стал рассматривать это предложение. Но он знал, что ему нужна, по крайней мере, еще одна, а лучше несколько «звезд» в Нью-Йорке, чтобы с их помощью компенсировать растущее превосходство лагеря Милкена. Деннис Ливайн на эту роль не подходил.
      Дэвид Кей по-прежнему хвалил Ливайна, но другие в Drexel и за пределами фирмы считали его обузой. Когда в 1985 году Pantry Pride начала поглощение Revlon, Ливайн был назначен старшим инвестиционным банкиром, участвующим в сделке от Нью-Йорка. Однако Милкен, который управлял финансированием, настоял на участии и других сотрудников Drexel, включая Аккермана и Энгела. На их встречах с Перельманом в конференц-зале Ливайн обычно не присутствовал: он расхаживал по офису и разговаривал по телефону, иногда в течение целого дня. В тех редких случаях, когда он появлялся в конференц-зале, он пересказывал слухи. Аккерман невзлюбил его больше других и говорил всем в Беверли-Хиллз, что тот – пустозвон. Гличер, некогда предложивший Ливайну работу, теперь выбросил эту затею из головы. В Нью-Йорке Ливайн похвалялся перед коллегами, что Revlon – «его» сделка.
      По этой причине Джозеф стал подыскивать новых людей. Еще четыре года назад Drexel не могла и мечтать о найме инвестиционных банкиров высшего класса. Теперь эта идея казалась не такой уж нереальной. И у Джозефа появилась мысль: он обратится и к Мартину Сигелу, и к Брюсу Вассерстайну, ярчайшим «звездам» в области М&А, и пригласит их возглавить такую сильную команду, какой на Уолл-стрит прежде не было, – своего рода энергетический центр в Нью-Йорке, способный быть реальным противовесом Милкену в Беверли-Хиллз.
      На этот раз, когда Джозеф позвонил Сигелу в Kidder, Peabody, он нашел внимательного слушателя.
      Джозеф впервые позвонил Сигелу в июне 1985 года, и он договорились о встрече. В разговоре Джозеф сделал упор на возраставшую финансовую мощь Drexel, несравненно большую, чем у Kidder, Peabody, и потенциал расширения клиентуры Drexel за счет голубых фишек», элитных клиентов Kidder. По мере развития событий, продолжал Джозеф, на Уолл-стрит вскоре будет доминировать горстка фирм, обладающих огромным капиталом. Становилось все более очевидным, что Kidder, Peabody среди них не будет.